Текст книги "Мир истории: Россия в XVII столетии"

Автор книги: Виктор Буганов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

Первые новшества

Годы «стрелецкого розыска» наполнены многими другими событиями в жизни России. И дело не ограничилось борьбой со старозаветными бородами. В конце-то концов эта реформа коснулась прежде всего верхов русского общества, многие же простые крестьяне и горожане держались, откупались от брадобрития по иноземному подобию. Эти и другие меры царя вносили изменения в жизнь русских людей, подталкивали их к более живым и цивилизованным ее формам. То же можно сказать и об ассамблеях, обучении юношей-недорослей, а подчас и более зрелых по возрасту людей политесу, умению обходиться в обществе; введении вместо старорусского долгополого и широкорукавного платья коротких и удобных кафтанов европейского покроя, причем суконных, а не роскошных, как раньше, – парчовых, бархатных, шелковых. Последнее новшество не было таким уж и новым: еще при царе Федоре, брате Петра, при дворе вошли в моду польские и венгерские кунтуши. Теперь новое платье окончательно утвердилось, стало, так сказать, общегосударственной нормой – указ 4 января 1700 года повелевал всем дворянам российским, посадским людям, боярским холопам в Москве и других городах носить венгерские кафтаны. И бритье бороды, и новое платье постепенно внедряются в русское общество.

Еще более важное значение имели другие нововведения, принятые в 1699–1700 годах. Начало кораблестроения и мореплавания, артиллерийское дело и строительство крепостей остро поставило вопрос о необходимости инженеров, техников, мастеров, знающих математику, умеющих читать карты, пользоваться мудреными инструментами. Для армейских полков требовались госпитали и, тем самым, медицинский персонал, знание медицинской науки. И о многом другом, срочном, не терпящем отлагательства, приходилось думать, ломать голову. Конечно, нанимали за большие деньги специалистов-иностранцев. Но Петр, увидевший за границей академии и университеты, обсерватории и школы, многое другое, прекрасно понимал, что нужно в России заводить те же учреждения и заведения.

Уже в Англии Петр поручил Я. Брюсу изучить английские школы, представить отчет о них. По приезде в Россию он предпринимает практические шаги. Приглашенный им из Англии профессор Эбердинского университета Генри Ферварсон с двумя товарищами в 1701 году начал преподавать математику в Навигацкой (Навигационной) школе, расположенной в Сухаревой башне, над Сретенскими воротами Земляного города. За нею появились и другие математические школы.

В 1699 году в Москве завели новую типографию, в которой планировали печатать, причем не церковнославянским, а гражданским шрифтом, книги светского, научного содержания – по артиллерии, механике, истории, астрономии. Правда, первые книги, изданные на русском языке в 1699–1701 годах, вышли в Амстердаме. Потом их начали печатать в Москве.

Сухарева башня. Гравюра Д. Аркадьева. XIX век.

Библиотека.

Цирюльник стрижет бороду раскольнику. Лубок.

Изготовление бумаги.

Следующий важный шаг – введение нового летосчисления. 19 декабря 1699 года указ Петра возвестил, что отныне в России, как и в других странах Европы, летосчисление будет вестись не от «сотворения мира», а от рождения Иисуса Христа. На следующий день новый указ повелел начинать новый год не с 1 сентября, как делалось до сих пор, а с 1 января. Согласно распоряжению царя, 1 января 1700 года в церквах состоялись торжественные молебны по случаю Нового года.

С этого же времени всем подданным разрешили ездить за границу для обучения. Раньше подобные поездки запрещались. Теперь царь изо всех сил старался, чтобы русские юноши отправлялись в Западную Европу за знаниями, понуждал их к тому.

Орден Андрея Первозванного.

Указ 10 марта 1 699 года учредил, по примеру Европы, орден – Св. апостола Андрея Первозванного. Удивляя соотечественников, Петр с этого же времени, в отличие от своих предшественников на русском престоле, собственноручно подписывает международного характера акты – грамоты, ратификации. Царь сам, при закрытых дверях, ведет переговоры с иностранными представителями в Москве.

В январе 1699 года Петр обнародует указ о городской реформе. Создаются органы городского самоуправления – Ратуша в Москве и земские избы в других городах.

Еще при царе Алексее Михайловиче его любимец А. Л. Ордин-Нащокин, канцлер, выдающийся дипломат, пытался, правда, неудачно из-за интриг вельмож, провести подобную реформу во Пскове, где одно время воеводствовал.

Теперь же, три десятилетия спустя, Петр и его помощники решительно ввели новые порядки, необычные для русского посадского сословия. Петровский указ снова, как и во времена Тишайшего и Ордина-Нащокина, говорил о цели реформы – оградить купцов от приказной волокиты и разорения. Правда, власти, давая городам самоуправление и освобождая их от контроля воевод, потребовали от посадских людей внесения двойных налогов. Это была цена реформы. Но те отказались ее платить, не согласились на условие, предложенное указом. Правительство пошло на уступка – налоги оставило прежними, реформу распространило на все города.

На Ратушу и земские избы возложили сбор таможенных пошлин и кабацких доходов. Это отныме должны были делать не воеводы, а выборные люди из купцов. Правительство, проводя эту реформу, надеялось на оживление ремесла, промышленности и торговли.

Дума и приказы

Тогда же начались другие административные преобразования. Помимо городской реформы, которая ввела новые учреждения, Петр и его приближенные занялись и старыми.

Высшим законодательным и судебным органом при Петре оставалась Боярская дума. Она состояла из высших думных чинов – бояр, кравчих, окольничих, думных дворян, стряпчих с ключом, думных дьяков. В начале 1690-х годов их было 182 человека, а в конце века – 112. Старые бояре и прочие умирали, новые же назначения почти не производились. Боярская дума, таким образом, вымирала естественным путем. На 1 января 1702 года в ней осталось 86 человек, за десятилетие Дума уменьшилась более чем вдвое.

Но на заседаниях Думы присутствовали далеко не все, обычно человек 30–40: одних посылали с поручениями по стране, других попросту не приглашали. Самое же главное то, что она занималась вопросами второстепенными (например, о записи крестьян в купцы, взимании пошлин при заключении сделок и тому подобное). Важные дела рассматривал и решал царь. Оповещали о них его именные указы. Да и в самой Боярской думе появились новшества, дотоле небывалые: князь Ф. Ю. Ромодановский, не являвшийся формально ее членом (имел чин стольника), по воле Петра председательствовал на заседаниях Думы.

Продолжали работать приказы. На 1 сентября 1699 года их насчитывалось более четырех десятков. Как и раньше, проводилось объединение приказов: по близости, однородности порученных им дел, по традиции. В объединение во главе с Посольским приказом входили, например, приказы Великороссийский, Малороссийский, княжества Смоленского, Новгородский, Галицкий, Владимирский, Устюжский. Существовала группа приказов по дворцовому управлению – Большой дворец, упоминавшийся выше, Дворцовый судный (судебные дела), Каменных дел (строительство), Конюшенный (лошади и конюшни, кареты и сани; одним словом – придворная транспортная служба). Иноземский, Рейтарский и Стрелецкий приказы в конце XVII века подчинялись одному лицу – князю Ф. С. Урусову, потом боярину А. С. Шеину. Ф, А. Головин ведал, помимо группы приказов во главе с Посольским, еще группой из Оружейной, Золотых дел, Серебряных дел (тоже дворцовые приказы, ведавшие изготовлением оружия, золотых и серебряных изделий «на царский обиход»), затем – Ямским приказом (почтовая служба), наконец, Военным морским приказом (учрежден 11 декабря 1698 года для управления флотскими специалистами, приехавшими из-за рубежа).

Закрыли Земский приказ, ведавший полицейскими функциями в Москве. Их передали Стрелецкому приказу, который после раскассирования московских стрелецких полков утратил эту часть своей компетенции; другие дела – противопожарные меры – за ним остались и дополнились теперь общими полицейскими функциями. В связи с этим он стал называться иначе: Приказ земских дел.

Палаты Золотых и Серебряных дел, а также особый Ствольный приказ слились с Оружейной палатой (указ 19 января 1700 года). В феврале того же года объединили Иноземский и Рейтарский приказы; возглавил новое ведомство в звании «обер-комиссара» князь Я, Ф. Долгорукий, посему называли его в переписке «Приказом комиссарии», позднее – Приказом Военных дел. Тогда же закрыли Каменный приказ, вместо него возникло ведомство «генерал-провианта» окольничего С. И. Языкова (сбор со всего государства хлебных запасов, их распределение в войсках). 19 мая Пушкарский приказ передали в ведение «генерала артиллерии» царевича имеретинского Александра Арчиловича (во время пребывания за границей Великого посольства он хорошо изучил в Гааге артиллерийское дело), и с начала 1701 года его ведомство стали называть Приказом артиллерии, но иногда по-прежнему именовали и Пушкарским приказом.

24 августа 1700 года создали новый приказ – Рудокопный – для организации работ по сыску руд, «золотых и серебряных и иных».

Как-то сами собой исчезли приказы Великороссийский (назначал воевод в великороссийские города), Владимирский, Костромская четверть.

Все эти административные изменения – прямой результат инициативы Петра. С одной стороны, он делал то же, что и его предшественники, пытался как-то централизовать, обобщить, упростить управление. С другой – царь вводил новые учреждения, по военному прежде всего управлению, и это понятно – начиналась Северная война за выход к Балтике. Общее количество приказов сократилось с 44 до 34.

Церковь

Не обошел Петр своим вниманием и церковь. Как и его предшественники, начиная с Ивана III в конце XV века и Ивана Грозного в середине следующего столетия, как его отец, он стремится ослабить ее влияние, пресечь претензии на верховенство по отношению к светской власти, подорвать ее экономические позиции, очень и очень крепкие. Царь и раньше высказывал свое отрицательное отношение к богатым и брюхатым бездельникам, каковыми считал монахов российских. При жизни матери он еще сдерживался. Но и тогда в ряде случаев не очень-то считался с иерархами.

Богоматерь Владимирская. Москва. Конец XVII века.

Новодевичий монастырь. Рисунок XIX века.

После взятия Азова Петр устремил свой зоркий глаз на церковь: потребовал от нее отчеты о доходах, заставил строить на свои средства корабли, запретил возводить в монастырях новые корпуса, а тем из иерархов, кто имел поместья, платить жалованье.

В 1700 году умер патриарх Адриан. Нового патриарха, которого ждали верующие, так и не назначили. Вместо него Петр ввел новую должность – местоблюстителя патриаршего престола, который имел только функции духовного пастыря. А имущество церкви поступило в Монастырский приказ во главе с И. А. Мусиным-Пушкиным, лицом светским. Доходы от него шли в царскую казну (более 1 миллиона рублей за 1701–1710 годы). По сути дела, Петр провел частичную секуляризацию, продолжил попытки своих предшественников и предвосхитил полную секуляризацию, объявленную Екатериной]] в 1764 году.

Разумеется, перемены в администрации не устраняли чересполосицу функций, громоздкость, однако Петр и его правительство сделали новый шаг вперед, продолжили и развили то, что делалось до них, и заложили основу для более решительной перестройки системы государственного управления, центрального и местного, которую они провели позднее, в ходе Северной войны.

Финансы

В области финансовой самой существенной мерой оказалась та же городская реформа. Именно в Ратушу теперь стекались основные налоговые поступления, а не в старый Приказ Большой казны: в 1701 году приход первой составил 1,268 миллиона, второго – 717,7 тысячи рублей. Той же цели повышения доходов казны способствовали две другие меры: введение сбора с гербовой бумаги (по мартовскому указу 1699 года) и упорядочение взимания печатных пошлин, собиравшихся за удостоверение всех актов новой специальной «орловою воротною печатью» (печать с изображением орла; дьяк носил ее на шнурке, на вороте). Появились «прибыльщики» – особые чиновники, в обязанность которых входило выдумывание новых налогов для пополнения казны. Уже в годы Северной войны, следуя примеру обер-прибыльщика А. Курбатова, они старались вовсю, поощряемые Петром и ненавидимые его подданными.

Указ 11 марта 1700 года провозгласил монетную реформу. Стали чеканить наряду с серебряными мелкие медные монеты разной стоимости: полкопейки («денежка»), ¹/₄ копейки («полушка»), ¹/₈ копейки («полуполушка»), До этого в обращении не хватало мелкой разменной монеты, и люди рассекали серебоя-ную копейку на две, три части, а в некоторых местах самостийно появлялись заменители – кожаные и прочие «денежки».

Памятуя о неудаче медной реформы 1654–1663 годов, когда рынок наводнили огромным количеством медных денег, стоимость которых постепенно упала в 10–15 раз в сравнении с серебряными, теперь отчеканили только нужное количество мелких медных монет хорошего качества. Нововведение в народе приняли спокойно. Очевидно, посещение лондонского Монетного двора, беседы со специалистами пошли впрок и Петру, и его помощникам в этом деле.

В последние годы столетия страна вступила в полосу реформ, хотя еще не очень решительных и последовательных; они набирали силу, темпы и вскоре дали свои плоды. Но это уже начало следующего столетия, в которое Россия вступала «под гром пушек и стук топора» (А. С. Пушкин).

Культура и быт

Новые идеи и стремления

XVII столетие можно назвать началом нового периода в истории русской культуры. Для него характерны начало секуляризации, то есть обмирщения культуры, общественного и индивидуального сознания, осознания всем обществом и отдельной личностью своей важной роли в судьбах страны. Как и во многом другом, большую роль в этом сыграли события Смутного времени, мощные и частые народные движения, войны и продвижение в бескрайние просторы Сибири, Дальнего Востока. Эти эпохальные события, исключительно важные для судеб государства и народа, втянули в свой водоворот огромные массы людей и показали их мощь, вдохнули в них новые представления о «силе земли», «земского начала». Недаром о Кузьме Минине, рядовом провинциальном горожанине, ставшем одним из освободителей Отечества в годы Смуты, в России с гордостью говорили, что он выбран «Советом всея земли» («выборный человек всею землею»).

Заметно расширился кругозор русского человека, его миропонимание стало глубже и объемней. В историческое творчество, непосредственное историческое действие было втянуто много людей: и знатных, и бедных, рядовых. На авансцену истории выступают не только цари и думные чины, но и рядовые дворяне и посадские люди, крестьяне и казаки, многие из них становятся известными по всей России и в окрестных странах; к примеру – тот же Кузьма Минин или патриарх Никон, происходивший из нижегородских крестьян, его земляк протопоп Аввакум и другие расколо-учители. А народные предводители – Иван Болотников и Илья Горчаков («царевич Петр»), Иван Балаш и Степан Разин, выборные руководители восставших стрельцов (1682 и 1698 годы), многие другие по всей стране – воодушевляли тысячи и тысячи обездоленных и угнетенных, всю российскую чернь.

Сам воздух, казалось, толкал к новому, к переосмыслению человеком его роли в жизни страны. Но началось с малого – с первых ростков нового в культуре и быту. Это были лишь самые первые шаги, и их значение преувеличивать не приходится. Но их появление – симптомы эпохи, отличающейся от «досмутного» времени.

Обучение грамоте. Круг чтения

Во времена Ивана Грозного, его отца и сына грамотных можно было сыскать преимущественно среди лиц духовного или приказного сословия; в XVII веке их уже немало среди дворян и посадских людей. Даже среди крестьян, прежде всего черносошных, отчасти крепостных и других, среди холопов имелись грамотеи – старосты и целовальники, приказчики и писцы.

Но, конечно, подавляющая масса крестьян – люди неграмотные.

В целом процент грамотных по стране, хотя и медленно, увеличивался. Еще в первой половине столетия многие городские воеводы из-за неграмотности или малой грамотности шагу не могли ступить без дьяков и подьячих, своих подчиненных по воеводской избе – центру уездного управления. То же самое можно сказать и о многих дворянах, которых посылали из Москвы описывать и межевать земли, «сыскивать» беглых, чьи-либо упущения, преступления и т. д. Д. Е. Остафьева, соликамского воеводу, в конце 30-х годов, запросили из Москвы по поводу одного судебного дела: почему на этом важном документе нет его собственноручной подписи? И воевода продиктовал грамотному дьяку ответ, из которого становится ясно: дело не столько в болезни, о которой тот не преминул упомянуть, сколько в другом – хозяин города и уезда толком грамоте не умеет: «А в кое, государь, время я, холоп твой, и не болен, и я по нуже к твоему государеву сметному списку и к окладной росписи прикладываю руку, да и то по люцкому ученью: которое слово велят после которово написать, потому что я, холоп твой, умою грамоте мало; а и прочесть, государь, чюжово и своего письма не умею».

Во второй половине столетия на воеводствах сидели люди, как правило, грамотные; это прежде всего представители думных и московских чинов. Среди уездных дворян грамотных было немного.

Немало грамотных имелось в посадах. Занятия ремеслом и торговлей, разъезды по делам требовали знания письма и счета. Сохранилось от этого времени, особенно от второй половины века, много судебных, тяжебных дел. Они имеют подписи самих тяжущихся или тех, кто подписывался вместо них. Приговоры мирских сходов столичной Мещанской слободы последней четверти века показали заметный рост грамотности слобожан: с 36 процентов собственноручных подписей в 1677 году до 36–52 в 90-е годы. Мирские «заручные» челобитные посажан Соли Камской 80-90-х годов имеют от 40 до 49 процентов собственноручных подписей.

Портативная чернильница и футляр для пера.

Конечно, участники мирских, слободских сходов или авторы челобитных – отнюдь не все посадское население города или слободы, а его полномочные представители, обычно из более зажиточных слоев. У них было больше возможности научиться письму и счету, особенно для всяких деловых нужд. Но это не означает, что все грамотные – из них. Довольно часто как раз малый достаток стимулировал стремление к знанию, грамоте. Об этом говорят, например, слова, сказанные в середине века (1654 год) посадскими людьми поморского города Яренска:

«У нас которые люди лутчие и прожиточные, и те грамоте не умеют. А которые люди и грамоте умеют, и те люди молотчие и к такому государеву делу (к службе в таможенных и кабацких головах. – В. Б.) не пригодятца».

К. Свечник и С. Попов, посадские люди из Вологды, почти полтора десятка лет спустя просили разрешить им заниматься в родном городе «площадным письмом» – составлением всякого рода документов, купчих и прочих, чтобы прокормиться. Для многих обедневших посажан такой способ добыть хлеб насущный – дело обычное: «А кормятся на Вологде в писчей избушке полощадным письмом посацкие оскуделые люди».

Эта картина характерна для многих городов. Например, в Устюге Великом таким путем добывали средства существования 53 площадных подьячих из местных посадских людей. Десятки и сотни таких же грамотеев трудились на площадях других городов.

Грамоте посадские и крестьяне учились у «мастеров» из священников и дьяконов, дьячков и подьячих, прочих грамотных людей. Известно на примере той же Соли Камской, что в ряде семей, особенно состоятельных – Хлепятиных, Холкиных, Сапожниковых и других – все мужчины «грамоте умели».

Нередко обучение грамоте строилось на началах обычного ремесленного ученичества, по «ученической записи», соединялось с обучением торговле, какому-либо ремеслу. К примеру, К. Буркова, мальчика из посажан Устюга Великого, матушка отдала (конец столетия) для обучения грамоте и кружевному делу Д. Шульгину – тяглецу столичной Семеновской слободы.

Обучались мужчины. Грамотных женщин было очень немного; они – из царского дома и высшего сословия, как цареана Софья, сестра и соперница Петра в борьбе за власть, и некоторые другие.

Учили прежде всего элементарной азбуке по азбуковникам, печатным и рукописным. В 1634 году опубликовали букварь В. Бурцева и с тех пор, в течение всего столетия, несколько раз переиздавали. На книжном складе московского Печатного двора в середине века лежало около 3 тысяч экземпляров бурцевского букваря, Стоил он одну копейку, или две деньги, весьма дешево по тогдашним ценам. Тогда же издали грамматику Мелетия Смотрицкого, украинского ученого; по ней потом учился Михаил Ломоносов. В конце столетия напечатали букварь Кариона Истомина, монаха Чудова монастыря, что в Московском Кремле, а также практическое руководство для счета – таблицу умножения – с мудреным заглавием: «Считание удобное, которым всякий человек, купующий или продающий, зело удобно изыскати может число всякие вещи».

Буква «ч» из букваря

За вторую половину столетия Печатный двор напечатал 300 тысяч букварей, 150 тысяч учебных псалтырей и часословов. Бывало, за несколько дней раскупались тысячные тиражи таких пособий.

Многие люди учились по рукописным азбукам, прописям и арифметикам; последние имели подчас весьма экзотические названия: «Книга сия, глаголемая по-эллински, или по-гречески, арифметика, а по-немецки альгоризма, а по-русски цифирная счетная мудрость». (Альгоризм – название, идущее от имени Ал-Хорезми, великого ученого средневековой Средней Азии, родом из Хорезма.)

Очень ценился в ходе обучения метод наглядности, Карион Истомин в своем букваре поместил рисунки к буквам.

Писали своеобразно – так, как говорили; слова и предложения друг от друга, как правило, не отделяли; знаки препинания не ставили; если же ставили, то не всегда поймешь, к чему. По письменному тексту можно заключить, кто его писал: северянин или южанин. Новгородец (поморец) вместо неударяемого «а» ставил «о» («ботоги», «мослобойня», «рострига» и др.); орловец или тамбовец, наоборот, вместо неударяемого «о» писал «а» («пагода», «мароз», «барана», «порах» и т. д.). Подобная разноголосица в документах, а их в XVII столетии составляли в огромном количестве, была обычной, повседневной.

Некоторые учителя, наряду с азбукой и счетной мудростью, обучали своих подопечных церковному пению, иногда даже по нотам.

Значительно расширился круг чтения. От XVII столетия сохранилось очень много книг, печатных и особенно рукописных. Среди них, наряду с церковными, все больше светских: летописей и хронографов, повестей и сказаний, всякого рода сборников литургического, исторического, литературного, географического, астрономического, медицинского и иного содержания. Многие имели различные руководства по измерению земель, изготовлению краски, устройству всяких сооружений; торговые книги и др.

Описи имущества купцов и ремесленников, черносошных и дворцовых крестьян упоминают книги, «божественные и всякие». У людей богатых, вельмож их было, естественно, больше. У царя Михаила Федоровича книг, преимущественно духовного содержания, было немного; среди них сочинения Аристотеля, повествование «О Троицком осадном сидении» (осаде Троице-Сергиева монастыря польско-литовскими интервентами в начале XVII века) и другие светские книги. У его сыновей Алексея и Ивана появились светские книги на греческом, латинском и польском языках, греческие и латинские лексиконы, книги по военному делу, театральные пьесы. Очень интересовался чтением внук первого Романова Федор: у него в библиотеке, довольно большой по тем временам, тоже были книги на русском и иностранных языках по истории, географии, медицине, о церемониале приема иностранных послов и другие.

Библиотека патриарха Никона включала около 400 книг духовного и светского содержания, в том числе – по истории и философии, медицине и естествознанию, литературе и филологии. Немалые библиотеки принадлежали боярам Ордыну-Нащокину, Матвееву, Голицыну и др.

Среди тысяч экземпляров книг, изданных московским Печатным двором, более половины составляли светские. Увеличилось число переводных сочинений: в XVI веке известно всего 26 названий; в XVII веке – 153, из которых к числу религиозно-нравственных относится менее четырех десятков. Остальные, более трех четвертей, светского содержания.

Продавались в Москве и книги украинской печати. В начале 70-х годов Иннокентий Гизель, архимандрит Киево-Печерского монастыря, прислал в русскую столицу около двух тысяч экземпляров книг нескольких десятков названий. Лазарь Баранович, черниговский архиепископ, в середине этого же десятилетия сделал то же самое.

Вообще тяга в Москву украинской и белорусской интеллигенции, усилившаяся после Брестской церковной унии (1596 год) и особенно воссоединения Левобережной Украины и Киева с Россией (1654 год), приводит к появлению в Москве многих ее представителей. Селятся они в слободе, получившей название Мещанской (от украинского «мiсто» – город). В середине века, в связи с подготовлявшейся церковной реформой, Петр Могила, киевский митрополит, присылает в Москву ученых старцев Арсения Сатановского, Епифания Славинецкого и Дамаскина Птицкого. Знатоки греческого и латинского языков, они включаются в работу по проверке и переводу богослужебных книг.

Несколькими годами позднее в Москву приезжает, тоже по приглашению, Симеон Емельянович Петровский-Ситнианович, выдающийся ученый и поэт из Белоруссии. В России он стал широко известен под псевдонимом Симеон Полоцкий. Его обласкали при дворе, и он, помимо обучения царских чад, сочиняет вирши по случаю и без оного, пишет всякие ученые рассуждения.

Многие украинцы и белорусы служат в России учителями, переводчиками книг с разных языков, справщиками (редакторами) на Печатном дворе. Их роль в просвещении русских людей трудно переоценить.

Приезжали в Россию многие иноземцы, сведущие в разных областях научных, технических знаний. На окраине Москвы они жили в особой Немецкой слободе. Столичные жители прозвали слободу Кукуем (Кокуем) то ли потому, что обитатели ее кукуют по-кукушечьи, непонятно; то ли потому, что на кокуи, то есть игрища (вечера с танцами), собираются. Смотрели на них с жадным лобопытством (многое было необычно для русского человека: те же танцы, курение, свободная манера общения мужчин и женщин) и страхом (латыны как-никак, от греха недалеко!). Среди приезжих было немало людей знающих и добросовестных. Но большей частью – всякие проходимцы, искатели наживы и приключений, плохо знающие свое ремесло, а то и вовсе неграмотные.

От иноземцев русские перенимали знания и навыки в области архитектуры и живописи, обработки золота и серебра, военного и металлургического производства, в иных ремеслах и художествах. Обучались языкам – греческому, латинскому, польскому и прочим. Так появлялись русские переводчики в Посольском приказе и в дипломатических миссиях, отправляемых за границу. Знание языков пригодилось и русским купцам, их агентам в торговых операциях.