Текст книги "Мир истории: Россия в XVII столетии"

Автор книги: Виктор Буганов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

Падение Никона, преследование раскольников

Проповеди и действия ревнителей постепенно приобрели социальный оттенок, особенно после церковного собора 1666–1667 годов, К этому времени произошли важные и драматические события, столкновение Никона с царем Алексеем Михайловичем. За этим спором и его развязкой скрывалось иное, более серьезное противостояние церковной и светской власти.

Русская церковь в XVII веке продолжала удерживать привилегии, которых давно лишились светские феодалы – князья и бояре: право производить суд над жителями своих владений, иметь своих служилых людей – бояр, дворян и др., свои учреждения – приказы. Никон в полной мере использовал власть не только в духовных, но и в светских, мирских делах.

Когда царь уезжал на театр военных действий (шла война с Речью Посполитой), он решал все дела, и начало записи приговоров Боярской думы достаточно ясно говорит о степени его влияния: «Святейший патриарх указал, а бояре приговорили».

Это заменяло обычную формулу: «Царь указал, а бояре приговорили».

Соборное уложение 1649 года запретило патриарху и прочим высшим иерархам приобретать новые земли. Но Никону, как говорится, и указ не в указ: по его просьбе царь приписал многие земли и крестьян к трем новым монастырям. Основал их патриарх, ставший владельцем всех трех обителей, хотя полагалось, чтобы они были собственностью патриаршей кафедры.

Вместе с царем Никон титуловался «великим государем». Непомерные гордость и властолюбие столкнули его не только с вельможами, светскими и духовными, которыми он помыкал, но и с царем. Еще когда его избирали в патриархи и Алексей Михайлович стоял перед ним на коленях, Никон, давая согласие, поучал царя, чтобы он не забывал его, патриарха, «послушати во всем, яко начальника и пастыря и отца краснейшего». Он всю жизнь был убежден, что духовная власть, священство выше светской власти, царства: «Яко же месяц емлет себе свет от солнца, такожде и царь поемлет посвящение, помазание и венчание от архиереа».

Но светская власть русского государя шла по пути усиления централизации, бюрократизации, и ее носитель не мог долго сносить патриаршие претензии, выходки второго «великого государя», к тому же претендовавшего на политическое первенство. Недовольство царя нарастало. Он перестал посещать службы, которые вел патриарх, приглашать его на приемы во дворце.

Обидчивый и гневливый Никон не выдержал – не) одном из богослужений в Успенском соборе отказался от патриаршества и покинул столицу. Уехал в один из построенных им монастырей – Воскресенский Новоиерусалимский под Искрой, к западу от Москвы. Никон ждал, что царь будет умолять его вернуться в Кремль. Но тот и не думал это делать. Обрадованный таким поворотом событий, отдал приказание подыскать нового кандидата в патриархи, более сговорчивого. Вокруг засуетились. Но не тут-то было. Никон к тому времени стал фигурой весьма известной, и не только в России, но и далеко за ее пределами, его считали одним из вселенских патриархов, а не только московским и всея Руси. К тому же Никон, сгоряча сказавший однажды, что готов благословить того, кто придет ему на смену, теперь, после происшедшего, не спешил давать согласие на уход, со сладким бременем власти ему расставаться не хотелось. И так продолжалось ни много ни мало восемь лет!

Архангел Михаил. Архангел Гавриил. Иконы из деисусного чина. Мастерские Троице-Сергиева монастыря. Первая половина XVII века.

Церковный собор (1660 года) лишил Никона патриаршего сана. Но тот и в ус не дует. Епифаний Славинецкий, один из ученых богословов, с мнением которого считались, сомневается в обоснованности соборного решения. А власти, сам царь боятся его реализовать: что-де скажут восточные патриархи?

Стали их звать в Москву для суда над Никоном, но те не торопились: большинство их сочувствовало взглядам русского владыки. Только в 1666 году явились два патриарха, а два других прислали своих представителей. Начался суд, на который под охраной стрельцов привезли и Никона. Сам Алексей Михайлович говорил о его тяжкой вине: «Самовольно и без нашего царского величества повеления церковь оставил и патриаршества отрекся».

Патриархи поддержали русского царя, сказались, вероятно, старые традиции византийской церкви, подчинявшейся императорской власти, зависимость патриархов, живших под гнетом турецких султанов, от московской «милостыни», присущая им осторожность в отношениях с мирскими владыками. Их вывод звучал недвусмысленно: «Чтоб впредь он (Никон. – В. Б.) патриархом не именовался и не писался, а именовался бы и писался простым монахом Никоном и жил бы в монастыре тихо и немятежно».

Свергнутого патриарха сослали в Ферапонтов монастырь, потом перевели в Кирилло-Белозерскую обитель, где он и скончался в 1681 году.

В этом же году окончил свой земной путь и Аввакум, его фанатичный противник. Церковный собор 1666–1667 годов проклял всех противников реформы, начатой Никоном и продолженной никонианами, в том числе и царем Алексеем. Тот же собор приговорил отдать сторонников Аввакума в руки «градских властей», то есть мирских начальников, и судить их по Уложению. А согласно его нормам того, «кто возложит хулу на господа бога», полагалось сжечь на костре. Неумолимый закон привел в огонь и Аввакума, и других подвижников древнего благочестия, и многих их сторонников и последователей, которых с того памятного собора стали именовать расколоучителями, раскольниками.

Собор 1666–1667 годов и положил начало расколу в русской православной церкви. Старообрядцы, противники церковной реформы, тянули к старине, выступали против любых нововведний в церковно-обрядовой, литургической сфере. Они были консервативны, звали к прошлому. Но в глазах обиженных, угнетенных, среди которых были распространены подобные взгляды, решающее значение имело противостояние расколоучителей властям, не только церковным, но и мирским, гражданским, их выступление против государства.

Поддерживали раскол и представители знатных, богатых фамилий. Самые известные из них: боярыня Ф. П. Морозова, прославленная В. И. Суриковым, ее сестра княгиня Е. П. Урусова (обе умерли от голода и пыток в Боровской земляной тюрьме), князья Хованский и Мышецкий, представители других фамилий – Стрешнев, Соковнин, Потемкин и т. д.

Соловецкое восстание

Радикальные позиции раскольников из низов выявились в ходе восстаний второй половины столетия. Немногое время спустя после собора, положившего начало расколу, восстали монахи далекого северного монастыря на Соловках. Началось восстание как чисто религиозное движение. Местные монахи отказались принять новонапечатанные «никонианские» книги. Объясняли свою позицию откровенно и простодушно: «Как и прежние игумены исстари служили, повыкли и мы божественные литоргии служить по старым служебникам. А по новым служебникам для своей старости учитца не сможем же, да и некогда. Которое и учено было, и того мало видим».

В Соловецкой обители, богатой и обширной, помимо монахов, проживало много бельцов – работников, не получивших монашеского послуха. И монахи и бельцы на угрозы властей – заменить их настоятелей и т. д. – ответили посланцам царя решительно и непреклонно:

«Готовы мы единодушно все пострадать, а новые веры и учения и книг отнюдь все не приемлем».

В конце 1667 года правительство приняло строгие меры, распорядилось конфисковать все вотчины, имущество монастыря, закрыть пути снабжения всякими припасами:

«Того Соловецкого монастыря вотчинные села и деревни и соляные и всякие промыслы, и на Москве и в городех дворы со всякими заводы и запасы, и соль отписать на нас, великого государя.

Всяких запасов и соли, и всяких покупок с Москвы и из городов в тот монастырь не пропускать».

Со следующего года подошедшие сюда царские полки приступили к осаде монастыря. Но изолировать его не удалось: окрестные жители тайком снабжали монахов и трудников всем необходимым. Да и в самой обители, этой мощной крепости, хранилось большое количество всяких запасов. Осада продолжалась долгие восемь лет.

Под влиянием мирских людей, бельцов и разинцев, прибежавших в эти края после поражения, движение из чисто религиозного превратилось в антиправительственное, политическое. На шестой год восстания его участники настояли на том, чтобы собор монастырских старцев вынес решение: «Чтоб за великого государя богомолье отставить».

Столь же решительный тон отличает и другое его постановление: «Крест целовать, чтоб стоять и биться против государевых людей до смерти».

В ходе восстания черные старцы, основная масса монахов, выступали против монастырской верхушки – соборных старцев, требовали равных прав в управлении всеми делами обители. Они находили поддержку у служилых и черных людей – среди мирских низов.

Черные старцы и их сторонники посылали в Москву челобитные о старой вере, жалобы на архимандрита Варфоломея, которым были недовольны, требовали его сменить. В столице созвали специальный собор, который рассматривал эти челобитные и жалобы. Постановил послать на Соловки для сыска Сергия, архимандрита Ярославского Спасского монастыря. Тот прибыл осенью в сопровождении московских стрельцов. Но встретили его с открытой враждебностью, и архимандрит несолоно хлебавши поспешил покинуть негостеприимный кров.

Поморские жители открыто сочувствовали «отцам и страдальцам соловецкими», помогали им – присылали людей и съестное.

Лишь с помощью монаха-перебежчика, который показал осаждавшим потайной ход, стрельцам удалось ворваться в обитель и сломить сопротивление восставших. Случилось это 27 января 1676 года. В осаде в это время сидело до полутысячи человек, и они ожесточенно сопротивлялись. Почти все погибли в схватке, в живых осталось не более шестидесяти человек.

После подавления Соловецкого восстания усилились гонения на раскольников: последовали ссылки, сожжения на кострах видных его вождей во главе с Аввакумом.

Наряду с активной борьбой против феодальнокрепостнического режима, расколоучители и рядовые раскольники, особенно после поражений разинского и соловецкого движений, все больше становились на реакционный в своей основе путь пассивного непротивления злу, христианского послушания, ухода из мира и жизни. Они устраивали массовые запощевания (голодную смерть) и самосожжения (гари).

Проповеди и призывы расколоучителей делали свое дело; тому же способствовало разочарование бедных и угнетенных после кровавых погромов 70-х годов. «Гари» следовали одна за другой; за двадцать лет, с 1675 по 1695 год, их было около сорока; в огне погибли до двадцати тысяч старообрядцев.

Ферапонтов монастырь. Въездные ворота.

Соловецкий монастырь. Надвратная церковь. Благовещенская 1596–1601 годы.

Западные и восточные области

Сибирская эпопея

Русские люди еще в XVII веке говорили о Сибири как о стране «человецев незнаемых», хотя начало контактов с ее обитателями относится к временам незапамятным. Несколько тысячелетий назад, когда народы не только восточной, но и западной части нашей страны находились на стадии первобытно-общинного строя, их связывал так называемый «нефритовый путь»: прибайкальские изделия из нефрита доходили до поселений Восточной Европы.

Позднее восточные славяне Поднепровья непосредственно испытали вторжение восточных степняков-кочевников: киммерийцев и скифов, сарматов и аланов, гуннов и авар, хазар и богар, печенегов и половцев. Все они, как и последовавшие за ними татаро-монголы, выходили из степей и лесов Заволжья и Средней Азии, южной Сибири и Прибайкалья, соседних районов. Эти бесконечные пространства пересекали русские люди (князья и бояре, послы и торговцы, пленники и прочие люди), когда ездили в Каракорум – ханскую ставку: во времена феодальной раздробленности Русь входила в число вассальных владений Золотой Орды, одного из четырех огромных улусов Монгольской империи.

Окончательное свержение ига Орды означало для русских начало борьбы с ее наследниками на востоке и юге. Уже в конце XV века, за сто лет до Ермака, первые русские отряды перешли «за Камень» – за Уральские горы, подчинили некоторых князьков угро-финских племен хантов и манси, которых тогда называли остяками и вогулами. Они находились в вассальной зависимости от Сибирского ханства – одного из осколков Золотой Орды, распавшейся еще в 1430-1460-е годы.

Промышленники и торговцы из России, появившись в низовьях Оби, перебирались потом к Енисею, доходили до его низовьев. Брали дань с местных жителей, сами добывали пушнину. Но надолго здесь не задерживались, что, впрочем, не помешало в середине следующего столетия включить в титул первого царя Ивана IV Грозного весьма важное добавление: «Обдорский, Кондинский и всех сибирских земель повелитель». А в конце правления Ивана Васильевича началось в полном смысле присоединение к России Сибири – обширного и малонаселенного края, по размерам в несколько раз превышающего европейскую территорию Русского государства.

Сибирь и ее народы

Необъятные сибирские земли протянулись от Урала до Тихого океана на 8500 километров, а жило здесь всего 200 тысяч человек с небольшим, один человек на 75 квадратных километров. По языку они делились на несколько групп. В уральскую входили угро-финноязычные ханты и макси; ненцы, селькупы и другие с самодиискими языками; в алтайскую группу – тюркоязычные татары, киргизы, якуты и другие, монголоязычные буряты, дауры и др., тунгусо-маньчжуроязычные эвенки, нанайцы и др.; в палеоазиатскую группу – чукчи (луораветланы), коряки (нымыланы), ительмены (камчадалы) и др. Особое место занимали эскимосы, кеты и айны.

Северную, тундровую часть Западной Сибири населяли самодийцы, которых русские именовали самоедами: ненцы, жившие и к западу от Уральских гор, вплоть до Мезени, энцы и нганасаны. Прирожденные оленеводы, они также охотились на дикого оленя, а в низовьях Оби, Таза, Енисея и прибрежных водах Ледовитого океана – Дышучего моря кормились «от промыслов и от рыбных ловель».

Самоед. Гравюра из книги К. де Бруина. 1714 год.

Промышляли они песца, водоплавающую дичь. Пушниной торговали с русскими и хантами, вносили ясак, давали калым за девушек, которых брали в жены. В ход шли шкурки соболя, песца, горностая и других зверей, изделия из оленьих шкур.

У ненцев существовали патриархальные роды, делившиеся на большие и малые семьи. В большую семью входили родственники по крови (агнаты), а также по свойству (шурьи, зятья), вскормленники – воспитанники, жившие «в одном чуме» с главой семьи; рабы – военнопленные, прежде всего из женщин и детей.

Самый старший по возрасту становился и главой большой семьи; после смерти – его брат, следующий по возрасту, или, ввиду отсутствия братьев, сын.

Несколько родов могли объединиться в племя из нескольких сот человек. Одно такое племенное объединение, о котором сообщают русские источники, находилось в Березовском уезде, в низовьях Оби. «Большие Карачейские земли князец лучший Пось Хулеев кочевал со всем своим родом и с братьями и с кочевыми людишками».

Среди них долго сохранялась кровная месть, но уже появилась головщина – выкуп за убитого. Мужчины могли быть многоженцами, новых жен покупали. Было здесь и имущественное неравенство: наряду с «прожиточными людьми», которые имели большие табуны оленей, имелись «бедные», «худые», вплоть до безоленных, пасших оленей у богатых сородичей, живших в чужих чумах на положении захребетников.

Глава рода, которого русские звали князцом, имел полноту власти над жизнью и смертью «родовиков».

Об одном из них, энецком князце Итилиде, сообщают наблюдатели из русских: «Велел убить своего племянника Совку за ево воровство, что он из руской тюрьмы ушел и сторожа зарезал. И его самоядь (самоеды, самодийцы. – В. 6.), два человека, того же часу при нем, перед Итилидом, удавили ременьем и бросили под гору».

Отдельные роды и племена враждовали между собой – грабили кочевья, брали пленных. Религиозный культ носил родовой характер: глава рода, старейший по возрасту выступает в роли жреца. Появились и специалисты по общению с духами – шаманы.

Манси. Гравюра из книги Н.-К. Витзена. 1692 год

Ненцы выплачивали России ясак песцами и соболями, впрочем небольшой, «без окладу» и без списков. Энцы вносили гораздо больше: от одного до четырех песцов в год с человека. Таймырские нганасаны давали сначала шкурки соболей, потом – замшевые оленьи кожи (ровдуги), по три-четыре ровдуги в год.

Южнее ненцев жили ханты и манси. У первых основным занятием было рыболовство, затем – охота на зверей и птиц; в районе Обской губы они имели оленьи стада. Манси занимались охотой, бортничеством; на Туре и Тавде – примитивным земледелием («наездом»), скотоводством. У обоих народов до прихода русских появились первые признаки разложения родового строя. Они сохранили тотемистические представления: в их культе зверей и птиц, предполагаемых родоначальников, особо почетное место занимал медведь.

Они делились на племена (волости), или, по определению русских, княжества; у хантов – Обдорское на нижней Оби, Кодское, Казымское и др., у манси – Кондинское и Пелымское. Влияние племенных князцов, военной знати – «служилых остяков», «мурз и сотников» – постепенно усиливалось. Русские власти привлекали их к управлению, сбору ясака.

Некоторые из них, чтобы упрочить свои позиции, принимали христианскую веру, например, потомки кодского князя Алача, владения которого располагались по реке Оби выше Березова. Правда, их притеснения вызвали в 1636 году возмущение местных хантов, их жалобы в Москву. Через семь лет князя Дмитрия Алачева с семьей вызвали ко двору, сделали московским дворянином, наделили жалованьем, поместным и денежным, и он не вернулся в родные места, умер вдали от них. С тех пор кодские ханты стали платить ясак не князьям, а в казну государеву.

Восточнее хантов и манси лежали земли селькупов; это – Нарымский, Кетский уезды и часть Сургутского, Томского уездов. Селькупы по языку – самодийцы, русские называли их остяками (из-за сходства их материальной культуры с хантской) и Пегой Ордой. Жили они по среднему течению Оби и ее притокам, ловили рыбу, охотились на пушных зверей, лосей, диких оленей, боровую и водоплавающую дичь. Платили самый высокий в Сибири ясак: по 10–12 соболей в год. Из-за промысловых угодий враждовали с энцами и прочими соседями. В их волостях, называвшихся по прозваниям князцов, рек, жило по 10–60 взрослых мужчин-охотников. Всего на 1629 год среди них числилось 606 ясачных людей.

Дальше на восток в Енисейском и Мангазейском уездах жили кеты (енисейские остяки); в Красноярском уезде, южнее кетов, располагались котты, арины и другие народы, родственные им по языку, отличному от языков уральской и алтайской семей. Их основными занятиями были охота и рыболовство, некоторые добывали железо из руды, а изделия из него использовали сами и продавали соседям. На 1629 год числилось 333 ясачных кета. Кеты объединялись в роды, были шаманистами.

Ханты. Гравюра из книги Э. Избранда. 1706 год.

Южнее манси, селькупов и кетов, в Тобольском, Туринском, Тюменском и Тарском уездах, располагались тюркоязычные сибирские татары. «Зверовые добычи и рыбные ловли» давали им пропитание, одежду. Собирали хмель. В Барабинской степи было развито скотоводство. Еще до прихода русских татары пахали землю, впрочем, в небольшом размере (обычно от 0,5 до 2 десятин на человека), наездом.

Под влиянием русских земледелие у татар понемногу расширялось. Существовала домашняя промышленность: изготовление кож, войлоков, холодного оружия, выделка мехов. Внутренняя торговля была развита слабо. Но татары выступали посредниками в транзитной торговле между Москвой и Средней Азией.

На базе патриархально-феодальных отношений расширяет свои земельные владения местная татарски знать – потомки мурз и беков хана Кучума, с ко рым воевал еще Ермак. Они, как и богатые русские, эксплуатируют бедных татар, попадавших к ним в кабалу. Об этом говорит, в частности, челобитная тюменских татар (1689 год): «А иным за скудностью для ясачного промысла вдаль ехать не на чем, потому что нужны (от „нужды“. – В. Б.) и бедны, жен и детей, и ружья, и платья, и дворов, и всяких угодий нет; работают у русских людей и у татар для корму. Да иные скитаются у города Тюмени в подгородных юртах у служилых татар и у захребетных татар, и в острожках, и в слободах, и в деревнях у русских людей. И от того многого разоренья стали нужны и бедны».

Захребетные татары, которых упоминает челобитная, сами зависели от знатных, богатых соплеменников: сторожили их дома, когда те находились на «государеве службе», пахали, вероятно, их землю. Но были согласно той же челобитной еще более бедные, чем захребетники, татары. На самом низу социальной лестницы располагались рабы, трудившиеся на знатных и богатых служилых татар.

Эта знать – «юртовские служилые татары» – насчитывала до 250 человек в Тобольске, от 75 до 100 – в Тюмени, от 40 до 60 – в Таре. Свое название они сохраняли по наследству. Служили царю в военных походах, «проезжих станицах и отъезжих караулах» и т. д. Юртовские татары каждого города составляли отряд во главе с «татарским головой», которого назначало правительство. Ямскую гоньбу, которую их обязали нести, они перекладывали на своих захребетников и родственников из тех, кто помоложе. Служили в роли толмачей-переводчиков. Власти постепенно переводили их в служилые люди по прибору. Лишь некоторые сохранили свое положение крупных землевладельцев или торговцев.

Тюркоязычными были и племена по верхней Оби и ее притокам, горного Алтая – шорцы, кумандинцы, кубалары, челканцы, еуштинцы (юшта). Оседлые люди, они занимались охотой, сбором орехов, съедобных кореньев (сарана, кандык, черемша). Выплавляли железо из руды, изготовляли из него оружие и прочие изделия. Русские люди отмечали их умение: «И в тех горах емлют кузнецкие (в районе Кузнецкого острога на нижней Томи, правом притоке нижней Оби. – В. Б.) есачные люди каменье, да то каменье разжигают на дровах и розбивают молотами намелко. А, розбив, сеют решетом. А, просеев, сыплют понемногу в горн. И в том (в горне. – В. Б.) сливаетца железо, и в том железе делают пансыри, бехтерцы, шеломы, копьи, рогатины и сабли, и всякое железное, опричь пищалей. И все те кузнецкие люди горазды делать всякое кузнецкое дело».

Эти «кузнецкие татары», как русские именовали шорцев, обменивали железные изделия у соседей на другие товары, платили ими же и мехами дань (алман) джунгарским правителям из Монголии.

Телесы, телеуты (тенгуты) и прочие жители южного Алтая были кочевниками-скотоводами, кое-где пахали землю (по рекам Чуе, Чулымшану). Восточнее, в верховьях Енисея, обитали тюркоязычные качинцы, кашинцы (предки кызыльцев, одной из составных частей хакасской народности), кетоязычные котты, асаны, арины, байкотовцы и др.; наконец, самодийцы-камасинцы, карагасы, кангаты, эудинцы и кайсоты. Их занятия – скотоводство, оленеводство, охота, рыбная ловля, мотыжное земледелие, сбор дикорастущих кореньев – давали средства существования и возможность вносить ясак тюркоязычным киргизам и тубинцам, монголоязычным бурятам и собственно монголам, которые эксплуатировали их как кыштымов (зависимых, ясачных людей, данников).

Киргизы, жившие между верховьями Оби и Енисея, занимались скотоводством, охотой, ловлей рыбы, земледелия не знали. Они делились на три племени или княжества: Алтысарское («нижние киргизы»), Алтырское («верхние киргизы»), Исарское, или Езерское («средние киргизы»), Тубинское было четвертым. Многочисленным князцам подчинялись человек по 40 ясачных людей (некоторым – по нескольку сот), которые платили ясак по 10 соболей с человека. Собирали ясак князцы без пощады: «Правят ясак с кыштымов, привязав к дереву, и стреляют по них из луков».

Фрагмент карты Сибири, составленной С, У, Ремезовым.

Город Мангазея. Гравюра «Виды разных городов из книги М. И, Махаева Сибири».

Старейший из князцов был главой Киргизской земли. Общий совет, созываемый из князцов и лучших улусных людей, решал важнейшие вопросы жизни киргизов.

Соседние монгольские правители – алтынханы и джунгарские хун-тайджи – время от времени подчиняли себе племена верхнего Енисея, которые давали им пушнину, лошадей, рогатый скот в качестве ясака или «запросов», поставляли воинов и подводы для послов. Карательные набеги, захват аманатов (заложников) тяготили местные народы, и они отдавались под русское покровительство. К этому вели и межплеменные столкновения, разорявшие местных жителей. В то же время киргизы и русские нередко нападали друг на друга.

Огромную территорию от Енисея до Охотского моря, от северной тундры до Приамурья и Монголии населяли эвенкийские (тунгусские) племена: «оленные тунгусы», «конные», или «скотные», и «пешие» (оседлые рыболовы, охотники на морского зверя). Главными их промыслами были охота на лосей, диких оленей, медведей и ловля рыбы; оленеводство выступало в роли подсобного занятия. Пользовались орудиями из железа (обменивали у соседей), кости и камня.

Жили родами, которые делились на патриархальные семьи. Главы родов и их родственники имели рабов, которые добывались в ходе межродовых и межплеменных столкновений. Их отдавали в заклад, продавали за соболиные шкурки, посылали «промышлять с собаченки на соболиный промысел». Большинство эвенков – «худые мужики»; но выделются и «лутчие люди», «добрые мужики».

Каждый род «по старине» владел определенной территорией, пользуясь «старыми зверовьями», «вековыми жирами». Во главе родов и племен стояли вожди: князья, князцы. Большую роль играло родовое или племенное собрание. Кровавые войны между родами и племенами прекратились у эвенков только с приходом русских. Почитали эвенки шаманов, способных, по их убеждению, причинять смерть «диавольскою силой».

Якуты, до прихода русских жившие по средней Лене и верхней Яне, с середины XVII века расселяются на запад, по реке Оленек, и на восток, по Яне, Индигирке, Алазее и Колыме. Разводили скот, лошадей. Богатые якуты имели по нескольку сот голов коров, быков, лошадей; бедные – несколько голов; были и бесскотные люди.

На зиму заготовляли сено. Подсобные промыслы – ловля рыбы, охота на зверя и птицу – особенно выручали бедняков. Еще до прихода русских якуты делали оружие из металла. Искусно плели сети из конского волоса, ремни и утварь из кожи.

Способы передвижения якутов зимой. Гравюра из книги Н.-К. Витзена. 1692 год.

Во главе племени или рода, по-якутски «джон», стоял тойон-князец, военный вождь. Родовая месть уступала место головщине – штрафу за убитого. Внедрялось и укреплялось право частной собственности на скот, покосы, рыбные ловли – их продавали и покупали, передавали по наследству, в аренду. Рядом с богатыми жили бедняки, которые «кормились рыбою и сосною» (истолченной сосновой корой – «заболокой»). Многие жили в работниках, вскормленниках – приемных детях, работавших на хозяев. Были и рабы, их приобретали в ходе войн, покупали. Родовой строй разлагался, и на смену ему шли патриархально-феодальные отношения.

Наряду с шаманизмом сохранялись тотемистические представления: каждый род имел своего предка-покровителя – жеребца, орла, гуся, лебедя, ворона и т. д. Особо почитались божества – покровители скота.

Рыбный промысел в Сибири. Гравюра из книги Н.-К. Витзена.

Как и у других народов, после вхождения в состав России якутские родовые и племенные объединения стали волостями. Их население вносило ясак мехами. Под влиянием русских якуты заводили земледелие, ускорился процесс феодализации.

Буряты, которых русские звали «братами», «братскими людьми», располагались к западу и востоку от Байкала. Круглый год на подножном корму пасся их скот. Атаман Перфильев говорил (1627 год) о главном их богатстве: «А коней и коров, и овец, и верблюдов у них бесчисленно».

В лесах устраивали облавную охоту. Кое-где пахали землю, сеяли просо, гречиху, ячмень, которые быстро созревали. Но земледелие, как и собирательство, служило подсобным занятием. Прибайкальские буряты ловили рыбу в озере. Некоторые добывали железо, соль. Скот, меха знатные люди обменивали на русские, китайские, бухарские товары.

Родовой строй постепенно уступал место феодальному, Князцы-шуленги возглавляли роды и племена. В Забайкалье, наряду с ними, в знать входили нойоны, тайши, зайсанги, даруги (названия все – монгольские). У них и у «лутчих людей» сосредоточивались богатства: скот, меха, земли. На них работали «улусные люди», или «ясачнме мужики», рабы (барлаг). Знатные управляли всем в племени или роду, несмотря на существование общинных сходов.

Коряк. Гравюра XVIII века.

Тунгус. Гравюра XVIII вена.

Камчатский шаман. Гравюра XVIII века.

Житель Курильских островов. Гравюра XVIII века.

Народы и государства Сибири и Дальнего Востока

Бурятские князцы, с одной стороны, имели кыштымов (зависимых людей) в соседних племенах (у эвенков и др.); с другой – сами ппатили ясак монгольским правителям. Будучи шаманистами, буряты создали сложную иерархическую систему божеств, которым приносили жертвы.

Палеоазиаты крайнего северо-востока Азии – юкагиры, коряки, чукчи и ительмены – жили в условиях каменного века. Использовали каменные и костяные орудия, добывали рыбу и морского зверя, собирали корни растений, травы и ягоды. Охотились на оленей, соболей, лисиц, птиц. Обмен имел форму взаимного отдаривания. Были анимистами: верили в духов, весьма многочисленных, добрых и злых. С приходом русских от неолита перешли в век металла, от них переняли одежду, избы.

По Амуру и его притокам располагались селения дауров, дючеров, натков, гиляков (нивхов). На Сахалине наряду с гиляками жили айны. Дауры издавна знали земледелие, жили оседло, имели жилища маньчжурского типа (дым и тепло шли по трубам под нарами и через высокую деревянную трубу выходили вверх). С полей получали много зерна, овощей. Имели скот, занимались также рыболовством и охотой. Много торговали с окрестными племенами, китайцами и маньчжурами. Отношения у них были патриархальнофеодальные – с князцами, «лутчими» и «младшими», патриархальным рабством, эксплуатацией соплеменников. Князцы жили в укрепленных городках, временами платили дань китайскому богдыхану, потом – ясак.

Сходную жизнь вели дючеры. Натки и гиляки ловили рыбу, охотились на таежного и морского зверя. В отличие от дауров и дючеров не платили дань богдыхану. Жили они родовым строем.

В эту пеструю среду племен и народов, языков и вер, обычаев и культур русские люди пришли в XVII столетии.

Межродовые и межплеменные раздоры и войны, грабежи, превращение пленников в рабов, нападения правителей соседних государств и племен, превращение ряда племен в кыштымов (данников) постоянно нарушали обычное течение жизни коренных обитателей Сибири. Поэтому они нередко отдавались под покровительство России.