Текст книги "Ган Исландец"
Автор книги: Виктор Гюго
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)
– Бальдус, и ты, сестра Маас, считайте этого честного молодого человека братом. Ну, теперь можно и поужинать…
– Как! – перебила Маас. – Ты, значит, отговорил их милость искать этого демона.
– Сестра, моли Бога, чтобы с ним не случилось несчастия. Это благородный, честный молодой человек. Ну, сударь, поужинайте и отдохните с нами; завтра я укажу вам дорогу и мы отправимся отыскивать – вы дьявола, а я медведя.
XXIX
Лишь только первые лучи солнца позолотили вершины скал, обрамляющих морской берег, рыбак, до рассвета еще отплывший от берега на несколько выстрелов мушкета, чтобы закинуть сети в виду входа в Вальдергогскую пещеру, приметил какое то существо, закутанное в плащ или саван, которое, спустившись со скал, исчезло под грозными сводами пещеры.
Вне себя от ужаса, он поручил свою лодку и душу покровительству святого Усуфа и бросился домой рассказать своей испуганной семье, что он видел, как на рассвете вышло в пещеру одно из привидений, населяющих жилище Гана Исландца.
Это привидение – предмет будущих толков и ужаса в долгие зимние вечера – был Орденер, сын вице-короля Норвегии, который жертвовал своей жизнью ради той, которой отдал свою душу и сердце, ради дочери осужденного, между тем, как население обоих королевств полагало, что он ухаживает за своей гордой невестой.
Тяжелые предчувствие, зловещие предвещание сопровождали его к цели его путешествия; он только что расстался с семьей рыбака и, простившись с ним, добрая Маас горячо молилась за него на пороге хижины.
Горец Кеннибол и шестеро его товарищей, указав ему дорогу, покинули его за полмили от Вальдергога; эти неустрашимые охотники, которые, смеясь, шли на медведя, долгим испуганным взглядом смотрели в след отважному юноше.
Орденер вошел в Вальдергогскую пещеру, как моряк входит в давно желанную гавань. Неизъяснимую радость испытывал он, помышляя о том, что ему предстоит выполнить, что быть может через несколько мгновений он прольет кровь за свою Этель. Приготовляясь вступить в борьбу с разбойником, наводившим ужас на целый округ, с чудовищем, быть может с самим демоном, он совсем не думал об этом страшилище. В воображении его носился нежный образ узницы, без сомнение молившейся за него перед алтарем своей темницы. Если бы он жертвовал собою для кого-нибудь другого, то хоть минуту подумал бы как предотвратить опасность, но может ли рассуждать юное сердце в ту минуту, когда волнуют его два таких прекрасных ощущение, как самоотверженность и любовь.
Смело шел он под звучными сводами, где многоголосое эхо повторяло шум его шагов, даже не взглянув на сталактиты столетнего базальта, нависшие над его головой вместе с мохом, плющом и лишаями. Причудливые фигуры, образованные этими сталактитами, не раз представлялись суеверным норвежским крестьянам толпой демонов или процессией привидений…
С тем же равнодушием прошел он мимо гробницы короля Вальдера, с которой связывалось столько страшных преданий, и не слышал никаких голосов, кроме протяжного завыванья ветра в мрачных галереях.
Далее он вступил под извилистые своды, слабо освещенные через расселины скал, полузаросшие травой и кустарником. То и дело под ноги ему попадались какие-то обломки, звучно катившиеся по камням и казавшиеся в полумраке расколотыми черепами или челюстями с белыми, обнаженными до корней зубами.
Однако до сих пор он не испытывал ни малейшего чувства страха и удивлялся только тому, что не встретился еще с грозным обитателем страшной пещеры.
Наконец он достиг круглой залы, самой природой образованной в боку утеса. Здесь оканчивалась подземная дорога, по которой он следовал, и в стенах не имелось других отверстий, кроме широких трещин, через которые виднелись горы и окрестные леса.
Удивленный бесплодными поисками в этой роковой пещере, Орденер стал уже терять надежду встретиться здесь с разбойником, как вдруг его внимание привлечено было странной формы монументом, возвышавшимся посреди этой подъемной залы.
Три длинных массивных камня, утвержденных на земле, поддерживали четвертый широкий и четырехугольный, наподобие того, как три столба подпирают крышу. Под этим своеобразным гигантским треножником находился как бы жертвенник, высеченный из дельной глыбы гранита, с круглыми углублениями поверхности.
Орденер сразу узнал одно из тех колоссальных друидических сооружений, которых так часто встречал в своих странствованиях по Норвегии и быть может наиболее изумительные образцы которых представляют во Франции монументы Локмариакер и Карнак – странные древние памятники, выстроенные на земле как бы для временного убежища, и прочность которых зависит исключительно от их массивности.
Погрузившись в задумчивость, молодой человек машинально облокотился на жертвенник, каменное жерло которого почернело от крови человеческих жертв.
Вдруг он вздрогнул; слуха его коснулся голос, который казалось выходил из камня:
– Юноша, одной ногой стоишь ты уже в могиле.
Орденер быстро выпрямился и схватился за рукоять сабли, между тем как отголосок, слабый, как стон умирающего, явственно повторил в глубине пещеры:
– Юноша, одной ногой стоишь ты уже в могиле.
В ту же минуту страшная рыжеволосая голова с диким хохотом появилась по ту сторону друидического жертвенника.
– Да, безумец, – повторила она, – одной ногой стоишь ты уже в могиле.
– А рукой хватаюсь за саблю, – ответил молодой человек, не двигаясь с места.
Чудовище показалось из-за жертвенника, обнаруживая свои мощные жилистые члены, дикую, окровавленную одежду и кривые руки, вооруженные тяжелым каменным топором.
– Это я, – сказало оно с рычанием хищного зверя.
– Это я, – ответил Орденер.
– Я ждал тебя.
– Ну, я трудился больше, – невозмутимо заметил молодой человек, – я искал тебя.
Разбойник скрестил руки на груди.
– Знаешь ты, кто я?
– Да.
– И не боишься?
– Теперь нет.
– А, значит ты боялся, идя сюда?
Чудовище вскинуло голову с торжествующим видом.
– Да, боялся не найти тебя.
– Ты не боишься меня, а между тем ноги твои только что спотыкались о человеческие трупы?
– Завтра, быть может споткнутся о твои.
Малорослый вспыхнул от гнева. Орденер, не шевельнувшись, надменно хранил присутствие духа.
– Берегись! – пробормотал разбойник. – Я обрушусь на тебя, как норвежский град на зонтик.
– Мне не нужно другого щита против тебя.
Что-то во взоре Орденера обуздывало чудовище, которое принялось царапать ногтями шерсть своей одежды подобно тигру, который взрывает траву, прежде чем ринуться на добычу.
– Ты внушаешь мне что то вроде жалости, – сказало оно.
– А ты мне – презрение.
– Дитя, твой голос нежен, лицо твое свежо, как у молодой девушки: выбирай, какую смерть предпочтешь ты?
– Твою.
Малорослый захохотал.
– Ты не знаешь, что я демон, что в меня вселился дух Ингольфа Истребителя.
– Я знаю, что ты разбойник, для золота убивающий людей.
– Ошибаешься, – перебило чудовище, – для крови.
– Разве Алефельды не заплатили тебе за убийство капитана Диспольсена?
– Что такое? Что это за люди?
– Ты не знаешь капитана Диспольсена, которого ты убил на Урхтальском берегу?..
– Очень может быть, но я забыл его, как через три дня забуду тебя.
– Ты не знаешь графа Алефельда, который заплатил тебе за то, что ты отнял у капитана железный ящик?
– Алефельд! Постой; да я знаю его. Вчера еще я пил кровь его сына черепом моего.
Орденер содрогнулся от ужаса.
– Разве тебя недостаточно наградили?
– Наградили? – переспросил разбойник.
– Слушай, мне омерзительно смотреть на тебя, кончим скорее.
– Восемь дней тому назад ты нашел железный ящик на теле одной из твоих жертв, у офицера мункгольмского полка.
При последних словах разбойник вздрогнул.
– У офицера мункгольмского полка! – пробормотал он сквозь зубы, затем продолжал с движением изумления. – Да ты сам не офицер ли мункгольмского полка?
– Нет, – ответил Орденер.
– Жаль!
Лицо разбойника омрачилось.
– Слушай, – продолжал настойчиво Орденер, – куда ты девал ящик, взятый тобой у капитана?
Малорослый, казалось, размышлял одно мгновение.
– Клянусь Ингольфом! Вот странный ящик, которым все интересуются. Ручаюсь, что не так ревностно станут искать гроб с твоими костями, если только кто-нибудь соберет их.
Эти слова показывали, что разбойнику известен был ящик, и вернули Орденеру надежду разыскать его.
– Скажи мне, что ты сделал с ящиком. Может быть, он уже у графа Алефельда?
– Нет.
– Ты лжешь, потому что смеешься.
– Думай что хочешь. Мне что за дело?
Чудовище действительно приняло насмешливый вид, внушавший недоверие Орденеру. Он понял, что ему не остается ничего более, как или привести в ярость разбойника, или устрашить его, если возможно.
– Послушай, – сказал он, возвысив голос. – Ты должен отдать мне этот ящик.
Свирепый хохот был единственным ответом чудовища.
– Ты должен отдать мне его! – повторил молодой человек громовым голосом.
– Разве ты привык повелевать буйволами и медведями? – спросило чудовище с новым взрывом хохота.
– Да, даже демоном в аду.
– Так вот, попробуй теперь.
Орденер выхватил саблю, которая, как молния, сверкнула в темноте.
– Повинуйся!
– Ого, – вскричал разбойник, взмахнув топором, – мне ничего бы не стоило раздробить твои кости и высосать твою кровь, как только ты вошел сюда. Но я удержался; мне интересно было посмотреть, как воробей станет нападать на ястреба.
– Презренный, – вскричал Орденер, – защищайся!
– В первый раз еще говорят мне это, – пробормотал разбойник, скрежеща зубами.
С этими словами он вскочил на гранитный жертвенник и съежился там подобно леопарду, поджидающему на вершине скалы охотника, чтобы неожиданно кинуться на него.
Взоры его пристально устремились на молодого человека, он как бы выбирал, с какой стороны лучше напасть на противника. Еще одно мгновение, и Орденер погиб бы, но не дав времени разбойнику размыслить, он стремительно бросился на него и ударил по лицу концом сабли.
Завязался поединок, ожесточение которого трудно себе вообразить. Малорослый, стоя на жертвеннике, как статуя на пьедестале, казался одним из тех ужасных идолов, которым во времена варварства приносили здесь беззаконные и святотатственные жертвы.
Движение разбойника до такой степени были проворны, что откуда Орденер ни нападал на него, всюду встречал он зверскую физиономию и лезвие топора. На первых же порах он был бы изрублен в куски, если бы по счастливому вдохновению не накинул плаща на свою левую руку, для того чтобы подставлять этот развевающийся щит бесчисленным ударам разъярившегося врага.
В продолжение нескольких минут неслыханные усилия обоих противников ранить друг друга оставались тщетными. Серые пылающие, как угли, глаза малорослого выкатились из орбит. Удивленный столь энергичным и смелым сопротивлением по-видимому столь слабого врага, он перешел от дикой насмешливости к мрачному бешенству.
Свирепая неподвижность черт лица чудовища, невозмутимое спокойствие физиономии Орденера составляли страшный контраст с проворством их движений и стремительностью нападений.
В зале не слышно было другого шума, кроме стука оружие, беспорядочных шагов молодого человека и тяжелого дыхание сражающихся, как вдруг малорослый испустил страшный рев.
Топор его запутался в складках плаща. Он напряг все свои силы, яростно замахал рукой, но еще больше запутывал рукоять и лезвие в плаще, который, с каждым усилием его еще крепче обвивался вокруг топора.
Свирепый разбойник почувствовал наконец саблю противника у своей груди.
– Еще раз говорю тебе, – закричал Орденер, торжествуя победу, – отдашь ты мне железный ящик, который ты украл таким подлым образом?
Одну минуту малорослый хранил молчание, потом заревел:
– Никогда, будь ты проклят!
Орденер продолжал, все грозя саблей жизни побежденного:
– Подумай!
– Нет, я уж сказал тебе: не отдам, – повторил разбойник.
Благородный молодой человек опустил свою саблю.
– Ну, – сказал он, – освободи топор из складок плаща и будем продолжать бой.
Презрительный хохот был ответом чудовища.
– Щенок, я не нуждаюсь в твоем великодушии!
Прежде чем удивленный Орденер успел обернуться, он стал ногой на плечо своего великодушного победителя и одним прыжком очутился в двенадцати шагах от него.
Другим прыжком он вскочил на Орденера и повис на нем подобно пантере, впившейся пастью и когтями в бока громадного льва. Ногти его вонзились в плечи молодого человека; кривые ноги стиснули бедра, и Орденер увидал над собой свирепое лицо с окровавленным ртом и зубами хищного зверя, готовыми терзать его тело.
Чудовище хранило молчание; ни одно человеческое слово не вырвалось из его задыхающегося горла и только глухой рев, смешанный с хриплыми яростными криками, выражал его бешенство. Разбойник был отвратительнее дикого зверя, чудовищней демона; это был человек, в котором не оставалось ничего человеческого.
Орденер пошатнулся под тяжестью малорослого и упал бы от неожиданного толчка, если бы сзади не поддержала его широкая колонна друидического памятника. Он устоял на ногах, полусогнув спину и задыхался в объятиях непримиримого врага. Чтобы составить себе малейшее понятие об этом страшном моменте борьбы, надо знать, что только что описанная нами сцена была делом еле измеримого промежутка времени.
Мы сказали, что молодой человек пошатнулся, но он не дрогнул и только поспешил мысленно проститься с Этелью. Эта мысль любви была как бы молитвой, она вернула ему силы. Охватив чудовище обеими руками и взяв клинок сабли по середине, он приставил конец ее перпендикулярно к спинному хребту разбойника.
Раненое чудовище испустило страшный вой, неистово вырвалось из рук неустрашимого противника, который снова пошатнулся, и упало в нескольких шагах позади, держа в зубах лоскут зеленого плаща, оторванный им в ярости.
С ловкостью и проворством молодой серны малорослый очутился на ногах и битва завязалась в третий раз, еще ожесточеннее прежнего. Случайно вблизи от него находилась груда обломков скалы, в течение веков поросшая мохом и терновником. Два человека обыкновенной силы с трудом могли бы поднять малейший из них, но разбойник схватил обломок обеими руками и высоко подняв его над головой, замахнулся им на Орденера. Взгляд его был ужасен в эту минуту. Камень, пущенный изо всех сил, тяжело пронесся в воздухе, так что молодой человек едва успел отскочить в сторону. Гранитный обломок разлетелся вдребезги внизу подземной стены, с страшным треском, долго повторявшемся отголосками глубокой пещеры.
Оглушенный Орденер едва успел прийти в себя, как уже разбойник размахивал другим обломком. Раздраженный при виде такой подлой обороны, молодой человек устремился на малорослого, высоко подняв саблю, с намерением изменить бой, но огромная глыба, вращаясь в тяжелой мрачной атмосфере пещеры, встретила на пути своем хрупкий обнаженный клинок. Сабля сломилась как кусок стекла и зверский хохот чудовища огласил подземные своды.
Орденер был обезоружен.
– Хочешь ты перед смертью просить о чем Бога или дьявола, – закричал разбойник.
Глаза его сверкали зловещим огнем, все мускулы напряглись от яростной радости, и с нетерпеливым воем кинулся он за топором, валявшимся на земле в складках плаща…
Бедная Этель!
Вдруг отдаленный рев послышался снаружи пещеры. Чудовище остановилось. Рев усиливался; человеческие крики смешивались с жалобным рычаньем медведя. Разбойник прислушался. Жалобный вой продолжался. Разбойник схватил поспешно топор и кинулся, не на Орденера, но в одну из трещин, о которых мы говорили, и через которые проникал дневной свет.
Изумленный таким оборотом дела, Орденер тоже бросился за ним к этой природной двери и увидал на ближайшей прогалине громадного белого медведя, окруженного семью охотниками; среди них, как ему показалось, он узнал Кеннибола, накануне удивившего его своими словами.
Орденер обернулся. Разбойника не было уже в пещере, а снаружи доносились страшные крики:
– Фриенд! Фриенд! Я с тобой! Я здесь!
XXX
Полк мункгольмских стрелков стройно двигался по ущельям, находящимся между Дронтгеймом и Сконгеном. Он то извивался вдоль русла потока, причем непрерывная цепь истоков ползла по оврагам, подобно длинной змее, чешуя которой сверкает на солнце; то спиралью взбирался на гору, походившую тогда на триумфальную колонну, уставленную бронзовым войском.
Солдаты маршировали, опустив оружие в плащах на распашку, с недовольным, скучающим видом, так как эти достойные люди любят только сражение или отдых. Грубые шуточки, старые остроты, забавлявшие их вчера, не веселили их теперь: погода была холодная, небо пасмурно. Хохот редко слышался в строю и поднимался разве, когда маркитантка неловко сваливалась с своей клячи, или жестяной котел катился со скалы на скалу в глубину пропасти.
Чтобы развлечься от скуки, нагоняемой дорогой, молодой датский барон, поручик Рандмер подошел к старому капитану Лори.
Капитан шел в мрачном молчании тяжелой, но твердой поступью; поручик ловко помахивал хлыстом, сорванным в кустарнике, росшем по сторонам дороги.
– Ну, капитан, что это с вами? Никак вам взгрустнулось?
– Вероятно, есть о чем, – ответил старый офицер не поднимая головы.
– Э, полноте хмуриться. Посмотрите на меня: разве я печален? А между тем побьюсь об заклад, мое горе не легче вашего.
– Вряд ли, барон Рандмер. Я потерял все мое имущество, все мое сокровище.
– Капитан Лори, наше горе одинаково, пятнадцать дней тому назад я проиграл поручику Альберику мой прекрасный родовой замок с поместьями. Я разорился в конец, а между тем, как видите, весел по прежнему.
Капитан ответил грустным тоном:
– Поручик, вы потеряли только ваш прекрасный замок, я же лишился собаки.
При этом ответе молодой человек оставался в нерешимости, смеяться ему или сожалеть.
– Послушайте, капитан, – начал он, – я лишился замка…
Капитан перебил его:
– Так что же из этого? Завтра вы выиграете другой.
– Да, но и вы найдете другую собаку.
Старик покачал головой.
– Я найду собаку, но не верну бедного Драка.
Он замолчал. Крупные слезы катились из его глаз по грубым, загорелым щекам.
– Это был мой единственный друг, – продолжал он, – я не знал ни отца, ни матери, да упокоит Бог их души! Поручик, бедный Драк спас мне жизнь в померанскую войну и я назвал его в честь знаменитого адмирала. Добрая собака, она не изменяла мне ни в счастии, ни в горе. После сражение при Огольфане, великий генерал Шак поласкал его рукою, говоря: «Славная у тебя собака, сержант Лори!» В то время я был еще сержантом.
– А! – перебил молодой барон, помахивая хлыстиком. – Как странно, должно быть, быть сержантом.
Старый служака не слушал его. По-видимому он рассуждал сам с собою и бессвязные слова срывались с его языка.
– Бедный Драк! Сколько раз здрав и невредим выбирался ты из брешей и траншей и для чего же? Чтобы утонуть как кошка в проклятом дронтгеймском заливе! Бедная собака! Мой храбрый друг! Ты достоин был умереть вместе со мною на поле битвы.
– Полноте хныкать, капитан, – вскричал поручик, – завтра, быть может, нам придется драться.
– Да, – презрительно ответил старый капитан, – с достойными врагами!
– А что же, с разбойниками рудокопами! С дьявольскими охотниками!
– С каменотесами, с грабителями больших дорог, с субъектами, которые не сумеют выстроить свиной головы или угла Густава Адольфа! Вот с каким сбродом придется иметь дело мне, побывавшему в померанском и голштинском походах, сделавшему сканийскую и далекарлийскую кампании! Сражавшемуся с знаменитым генералом Шаком и храбрым графом Гульденлью!..
– Но вы забываете, – перебил Рандмер, – что у этих банд страшный предводитель, дикий и сильный великан, подобный Голиафу, изверг, упивающийся человеческою кровью, демон, в котором соединились все силы ада…
– Кто же это такой? – спросил капитан.
– Знаменитый Ган Исландец!
– Брр! Побьюсь об заклад, что этот грозный полководец не съумеет зарядить мушкет в четыре приема!
Рандмер расхохотался.
– Смейтесь, смейтесь, – продолжал капитан, – действительно будет очень весело, когда наши добрые сабли скрестятся с грубыми заступами и славные копья с навозными вилами! Нечего сказать, достойные противники! Мой храбрый Драк не стал бы даже кусать их за ноги!..
Капитан продолжал энергически изливать свою досаду, как вдруг речь его прервана была появлением офицера, подбежавшего к ним запыхавшись.
– Капитан Лори! Милейший Рандмер.
– Что такое? – разом спросили оба.
– Друзья мои… я леденею от ужаса… Алефельд! Поручик Алефельд! Сын великого канцлера! Знаете, любезный барон Рандмер, этот Фредерик… этот элегантный щеголь!..
– Да, чересчур элегантный, – ответил барон. – Однако на последнем балу в Шарлоттенбурге я перещеголял его костюмом… Но что с ним случилось?
– Знаю, о ком вы говорите, – сказал в то же время капитан Лори, – Фредерик Алефельд, поручик третьей роты с синими лацканами. Он порядком неглежировал службой.
– На него не станут теперь жаловаться, капитан Лори.
– Это почему? – спросил Рандмер.
– Он в Вальстромском гарнизоне, – равнодушно заметил старый капитан.
– Именно. Полковник только-что получил известие… бедный Фредерик!
– Но что с ним случилось? Капитан Боллар, вы пугаете меня.
Старый Лори продолжал:
– Брр! Наш щеголь по обыкновению не поспел на перекличку; капитан посадил под арест канцлерского сынка, – вот и все несчастие, которое так подействовало на капитана Боллара.
Боллар хлопнул его по плечу.
– Капитан Лори, поручик Алефельд съеден заживо.
Капитаны значительно переглянулись, а Рандмер, сначала удивленный, вдруг расхохотался.
– Э! Капитан Боллар, у вас всегда найдется какая-нибудь скверная шутка. Но предупреждаю вас, меня вы не проведете.
Скрестив руки, поручик дал полную волю своей веселости, клянясь, что его больше всего забавляет легковерие, с которым Лори принимает вздорные выдумки Боллара.
– Выдумка действительно забавная, – говорил он, – одна мысль, что Фредерик, так заботившийся о своей коже, съеден живым, в состоянии уморить со смеху.
– Полно дурачиться, Рандмер, – сердито сказал Боллар, – говорю вам, Алефельд умер, я слышал это от самого полковника.
– О! Да он отлично играет свою роль! – продолжал барон, не переставая смеяться. – Шутник!
Боллар пожал плечами и обратился к старому Лори, который хладнокровно просил его рассказать подробности.
– В самом деле, любезный капитан Боллар, – подметил неистощимый весельчак, – расскажите же нам, кем это съеден наш молодчик. Достался ли он на завтрак волку, или на обед буйволу, или на ужин медведю?
– Полковник, – сказал Боллар, – только что получил в дороге депешу, которая сперва извещает, что Вальстромский гарнизон отступает к нам, теснимый значительным отрядом мятежников…
Старый Лори нахмурился.
– А затем, – продолжал Боллар, – что поручик Фредерик Алефельд, отправившись три дня тому назад на охоту в горы к Арбарским развалинам, встретился с чудовищем, которое утащило его в свою пещеру и пожрало.
Веселость поручика Рандмера удвоилась.
– О! о! С каким легковерием добрый Лори верит детским сказкам! Превосходно! Храните вашу серьезность, милый Боллар; вы удивительно забавны! Однако, вы не сказали нам, какое чудовище, какой леший или вампир утащил нашего поручика и пожрал его как шестидневного козленка.
– Я говорю не вам, – пробормотал с досадою Боллар, – а Лори, который не дурачится как вы. Любезный Лори, чудовище, упившееся кровью Фредерика, Ган Исландец.
– Предводитель разбойников! – вскричал старый офицер.
– Ну вот, мой храбрый Лори, – подхватил со смехом Рандмер, – надо ли уметь заряжать мушкет, когда так ловко работаешь челюстями.
– Барон Рандмер, – сказал Боллар, – вы ужасно походите на Алефельда. Берегитесь, чтобы вас не постигла та же участь.
– Ей Богу, мне больше всего нравится невозмутимая серьезность капитана Боллара, – вскричал молодой человек.
– А меня, – возразил тот, – больше всего пугает неистощимая веселость поручика Рандмера.
В эту минуту толпа офицеров, с живостью о чем-то разговаривавших, подошла к нашим собеседникам.
– Ах, черт возьми! – вскричал Рандмер. – Надо позабавить их выдумкой Боллара. Знаете ли, господа, – продолжал он, идя к ним навстречу, – несчастный Фредерик Алефельд съеден заживо извергом Ганом Исландцем.
Сказав это, он не мог удержаться от смеха, который к его удивлению встречен был почти негодующими криками:
– Как! Вы смеетесь! Я не ожидал, чтобы Рандмер стал сообщать таким тоном подобную новость. Смеяться над несчастием товарища!
– Как? – с смущением спросил Рандмер. – Неужели это правда?
– Да вы сами же говорите! – кричали ему со всех сторон. – Разве вы уже не верите своим слова?
– Но я полагал, что это выдумка Боллара…
– Выдумка была бы самая непозволительная, – вмешался старый офицер, – но к несчастию, известие это вполне достоверно. Наш полковник, барон Ветгайн, только что получил эту роковую весть.
– Страшное происшествие! Какой ужас! – послышались голоса в толпе.
– Нам придется драться с волками и медведями в образе человеческом, – заметил кто-то.
– На нас посыпятся выстрелы неведомо откуда, – сказал другой, – нас перестреляют по одиночке как старых фазанов в птичнике.
– Невольно содрогнешься, подумав о смерти Алефельда, – вскричал Боллар торжественным тоном, – наш полк несчастлив. Смерть Диспольсена, гибель бедных солдат в Каскадтиморе, страшная участь Алефельда, – вот три трагических происшествие в короткий промежуток времени.
Молодой барон Рандмер вышел наконец из своей молчаливой задумчивости.
– Просто не веришь своим ушам! – вскричал он. – Фредерик, этот ловкий танцор!
После этого глубокомысленного изречение, он снова замолчал, между тем как капитан Лори, искренно соболезнуя смерти молодого поручика, заметил второму стрелку, Торику Бельфасту, что медь на его перевязи не так ярко блестит как прежде.
