Текст книги "Пункт назначения 1991. Целитель (СИ)"

Автор книги: Виктор Громов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Глава 22.1

– Бабушка была восьмого года рождения.

Вика переворачивала страницы альбома, застревала на каждой фотографии, оглаживала их пальцами, смотрела с нежностью. Мне вдруг показалось, что мы здесь не одни. С нами незримо присутствовала одна моя добрая знакомая – старая мудрая ведьма.

– Я всегда считала, что она из деревни. Что родилась там и выросла. Что в городе толком никогда и не жила. Она сама мне рассказывала о своем детстве. Представляешь, за все годы она ни разу не проговорилась. А так, это что выходит? Она у меня была из дворян?

Вопрос был риторический, но я ответил:

– Выходит так.

В голове вдруг всплыла фраза, оброненная как-то старой ведьмой. Дословно я ее воспроизвести не рискнул бы, но примерный смысл помнил хорошо: «Ты не смотри, что я сейчас деревня-деревней. Я не всегда такой была». Я мысленно ей зааплодировал. Ай да баба Дуся, ай да партизанка. Это надо же так всех обвести вокруг пальца. И имя поменять умудрилась. И биографию себе другую придумала. И документы раздобыла. Интересно, знал ли ее муж? Ответа у меня не было.

Вика озвучила мои мысли вслух:

– Вот интересно, а дедушка знал?

Я пожал плечами, но потом вдруг вспомнил, что вполне могу спросить у самой бабули.

– Я спрошу у бабы Дуси, когда увижу в следующий раз.

– Спроси, – Вика вздохнула.

Руки мои доставали из сундука сокровища: ларец, две большие шляпные картонки, дореволюционную библию. На самом дне сундука нашлись две рапиры и фехтовальная маска. Маску я отложил, а оружие взвесил на ладони. Мне впервые довелось держать в руках настоящую рапиру. Оказалась она удивительно легкой и удобной.

– Чье это? – спросил я.

Вика в сомнениях наморщила лоб.

– Деда, наверное. Кто-то говорил, что он фехтованием занимался. Давно. Сразу после войны. Выступал даже.

– Слушай, – спросил я, – ты же семьдесят третьего?

Она кивнула.

– Пять лет тебе было в семьдесят восьмом. Сколько же лет было твоему деду, когда он погиб?

– Пятьдесят девять. Чуть-чуть не дотянул до юбилея. Бабушка была его старше на десять лет.

Я хотел задать еще вопрос, но в этот момент в дырке в полу появился сердитый Влад, выдал с ходу:

– Чего вы тут застряли? Мы уже заждались, когда…

На этом месте он узрел нашу добычу и смачно присвистнул.

– Нихрена себе! Это где вы такое откопали?

Он выбрался на четвереньках, проигнорировал и ларец, и коробки, и альбом, захапал себе обе рапиры и расплылся в счастливой улыбке. Выдал совершенно неожиданное:

– Классная штука, для шпикачек как раз сгодится!

Я попытался отнять у него антиквариат, но не смог. Влад оказался проворнее. Шустро юркнул в люк, выкрикнул напоследок:

– И остальное барахло тоже спускайте! Вере будет интересно посмотреть. Девочки все одинаковые!

* * *

К счастью, жарить шпикачки на рапирах не пришлось. Вера не оценила подобное рацпредложение. Влад за «гениальную» идею получил гардой в лоб. Вместо шампуров с кухни из плиты принесли решетку, установили на рогатины. Сверху разложили снедь. Влада оставили следить.

Наши дамы устроились чуть в стороне и принялись потрошить сокровища. Мне тоже стало любопытно, хоть к «девочкам» я себя и не причислял, но Влад мене посмотреть не дал, тормознул, указал на клинки.

– Интересно, – задумчиво протянул он, – эти штуки еще дореволюционные?

Я взял одну, осмотрел внимательно и покачал головой:

– Не думаю. Конечно, я не знаток, но вот тут, – я ткнул в чашку гарды, – явственно видна звезда. А чуть ниже – клеймо.

– Какое? – Парень впился глазами в оставшийся ему клинок. – А, точно. Заглавная «Д». И что это значит.

– Динамо. – Ответил я. – Учитывая, что дед Вики работал в милиции…

– Понятно, – сказал немного расстроенно, но тут же хитрюще улыбнулся.

У меня мелькнула мысль, что парень что-то задумал. И точно – клинок почти уперся мне в грудь, раздался пафосный вопль:

– Защищайтесь сэр! Я вызываю вас на бой!

Вера попыталась возмутиться:

– Сдурели совсем?

Вика ее охладила:

– Оставь их. Ничего с ними не будет. Это спортивные рапиры.

Я послал моей умнице воздушный поцелуй, отодвинул пальцем кончик клинка, изрек:

– Месье, я по средам не дерусь.

– Да? – он отложил рапиру в сторону, уставился на шпикачки, на капающий в угли жирок, вздохнул разочарованно: – А жаль.

Мне жаль не было. Драться с Владом даже шутки ради не хотелось.

Остаток дня прошел идиллически. Мы ели «шашлык», печеную картошку, пили пиво и разбирали бабкин клад. Ничего особо ценного в шляпных коробках не обнаружилось. Лишь не известно каким чудом дожившие до наших дней дамские штучки: перчатки, шитые серебром, шелковая шаль, атласные туфельки.

Девушки вслух рассуждали о каждой вещичке, восхищенно цокали языками, пытались примерить. Влад взирал на это все снисходительно, немного свысока.

В шкатулке нашлась нитка коралловых бус, костяная камея со сломанной застежкой, перламутровый веер, дореволюционный сборник стихов и… пачка военных писем.

– Он дедушки… – Вика выглядела зачарованной.

Письма она сразу убрала, читать не стала, а мы и не настаивали.

Влад подкидывал в огонь полешки. Мирно текла беседа. Было хорошо и спокойно. Так спокойно, словно город, Лев Петрович и проблема Маринича навсегда остались в прошлой жизни.

У костра мы просидели до темноты. К вечеру стало холодать. Вика вынесла из дома два пледа себе и Вере, нам же с Владом по куртке.

Когда от огня остались лишь рыжие угли, искры и дымок, я вдруг почувствовал в траве рядом с домом странную жизнь. Мелкую, беспокойную. Прислушался и с удивлением понял, что это светлячки. Вспомнил, как на Руси их называли Ивановым червячком и улыбнулся. Смешное, забавное название. А еще понял, что светить им пока не время. Через месяц они разожгут свои огоньки, а сейчас…

Сейчас я лукаво глянул на девчонок. Призвал к себе всех окрестных Ивановых червячков, плеснул в них самую малость доставшейся мне от бабы Дуси силы. Проверил результат – ошалевшие от неожиданности козявки разожгли свой живой огонь. Я сложил из них большое объемное сердце и повесил на фоне неба перед бабкиной внучкой.

В темноте это получилось невероятно эффектно. Светлячки мерцали, роились внутри живой фигуры, отчего казалось, что сердце бьется. Девушки замерли, не в силах вымолвить ни слова. Влад горячо зашептал мне на ухо:

– Показушник! – Тут же добавил с сожалением: – Эх, почему я не могу вот так, как ты.

– Зачем тебе это? – Удивился я, впрочем, не совсем искренне. – Тебя Вера и так обожает.

– Обожает, – согласился он. – Но я бы тоже хотел сотворить для Верунчика чудо… Девочкам это нужно.

Прозвучали его слова так, что я почувствовал себя одновременно и бравым Д'Артаньяном и старым дураком, пускающим пыль в глаза молоденькой неопытной девчонке.

Я не стал ничего отвечать. В моих словах не было никакой необходимости. Просто закрыл глаза и приказал светлячкам рассыпаться сияющим облаком, взлететь ввысь, рассеяться. Наверху сияющая стая смешалась огоньками звезд и постепенно растворилась в темноте ночи. Где-то вдалеке защебетал соловей.

Я улегся в одуванчики и заложил руки за голову. Несмотря ни на что, я был до чертиков, до одури доволен собой.

А ночью, когда возня в соседней комнате утихла, Вика пришла ко мне сама. Было это и неожиданно, и ожидаемо. Но об этом я вам рассказывать не стану.

Глава 23. Соседи

Оставшаяся неделя мне почти не запомнилась. Дни были одинаковые – счастливые, спокойные, почти ирреальные в своей идеальности. Вика ходила с мечтательной улыбкой на лице. При каждом насмешливом взгляде Влада моментально заливалась краской.

Вера плавала ежедневно. С каждым днем все дальше и дольше, словно решила всем доказать свое мастерство. В душе моей прочно поселился покой. Если это была награда за все предыдущие смерти, то я не собирался ей противиться.

Жирной занозой на всеобщем благолепии оставался бабкин кот. Он не упускал возможности то цапнуть меня зубами, то пройтись по ногам когтистой лапой, то попросту что-то свалить. Страдал от проделок поганца исключительно я. Остальные обитатели дома были для него недостижимы.

В воскресенье после ужина мирное течение жизни были нарушено нежданной гостьей. В дверь постучали.

Влад выглянул в окно, проговорил:

– Там бабуля, та, у которой мы на рынке покупали курей.

– Баба Нюра? – Удивилась Вика. – Что ей надо? Вдруг случилось что?

Она вскочила с кресла и побежала открывать. Я отправился за ней следом.

* * *

Смущенная соседка стояла на крылечке, на самом пороге, в дом заходить опасалась.

– Вика, внученька, – залебезила она, – как я рада тебя видеть!

– Здравствуйте, баб Нюр, случилось что-то?

Бабка сокрушенно закивала.

– Случилось, деточка, ох, случилось. Деда моего совсем скрутило.

Вика заметно растерялась. Спросила осторожно:

– И что?

– Дык, не к кому мне больше идти. Воскресенье сегодня. Медсестричка уже домой уехала. А у деда так спину прихватило, ни вздохнуть, ни охнуть! До понедельника он точно не дотерпит. Посмотри, деточка, не откажи.

Соседка сделала просительное лицо и для верности добавила:

– Бабушка твоя никогда не отказывала.

Вика виновато улыбнулась.

– Я же не бабушка, я не умею.

Баба Нюра расстроилась:

– Ох беда-беда… Что же делать?

Мне стало ее жаль.

– Я могу посмотреть, – слова вырвались раньше, чем подумалось, что светиться лишний раз глупо.

Бабка расцвела, бросилась ко мне с удивительной для ее возраста резвостью:

– Вот спасибо, внучек, вот молодец!

С внучком она, конечно, погорячилась. Было ей лет шестьдесят с небольшим, и в бабули она мне точно не годилась.

– Пойдем, ребятушки, пойдем. Деду моему совсем худо – стонет, зубами скрипит.

Последняя фраза мне не понравилась совсем. В душе родилось чувство, что ждет нас там совсем не прострел.

Соседка, как молодая, сбежала по ступеням.

– Мы с вами! – Раздался из комнаты голос Влада. – Можно?

– Можно, ребятки, можно. А я вас блинчиками накормлю! С творожком, с вареньем, с мясом! Идемте.

Она махнула рукой, но двинулась не в сторону дороги, а за дом. Там в заборе была узенькая калитка. Вика ею почти не пользовалась. Для бабы Нюры же эта дорога была вполне привычна.

Домишки мы обошли с тыла, огородами, по тропе спустились к ручью, перешли по хлипким мосткам и оказались возле такой же старенькой калитки в соседском заборе, с рождения лишенной замка.

– Вот и пришли. Вот и хорошо! – Баба Нюра довольно улыбнулась, открыла створку и просочилась во двор.

Я пропустил девчонок вперед, вошел третьим, оставив Влада в арьергарде, и огляделся.

Этот двор, в отличие от нашего, был обжитой. Тут не было ни одуванчиков, ни зарослей крапивы. Лишь по старинной деревенской традиции на дорожке частыми пятнами белел подсохший птичий помет. Я прошел чуть вперед и едва не оглох от истерического гогота. Прямо у забора расположился большой загон из сетки-рабицы. Внутри бесновался гусь – подпрыгивал, растопыривал крылья, орал почище пожарной сирены.

Баба Нюра показала нам рукой, обойти птичью «тюрьму» стороной, сказала с опаской:

– Он у меня дюже не любит чужаков.

Гусь разбежался, шарахнулся с разлету грудью об ограждение, завопил во всю мощь своих гусиных легких. Влад прикрыл ладонью оглушенное ухо, крякнул, сказал с восхищением:

– Оно и заметно.

Соседка поспешила извиниться:

– Гусочки у него на яичках сидят. Вот Макарушка и защищает.

Макар долбанулся грудью о сетку еще раз, набычился, застыл, глядя на нас недобрым взглядом. Всем сразу стало ясно, что гусь – настоящий мужик. Живым он никого не отпустит. По спине пробежал вполне ощутимый холодок.

Дорожка между тем свернула к дому, а Баба Нюра продолжала:

– А потом будут детки…

Прозвучало это отнюдь не обнадеживающе, но чем конкретно грозило нам сие эпохальное событие, пока было не понятно. Про гусей я знал только из мультика о бедолаге Нильсе. Влад, вероятно, тоже. Он оглянулся с опаской на загон, поинтересовался на всякий случай:

– И что тогда.

Бабка ответила любовно:

– Защищать будет, беречь.

Влад, решивший, что рождение птенцов, исчерпает проблему с агрессией их папаши, поперхнулся. Спросил язвительно:

– Скажите, хоть когда-нибудь он спокойным бывает?

– Гусь-то? – Баба Нюра подвисла. – Как вам сказать. Если в хорошем настроении и чужих рядом нет. А вообще, вон ее спроси.

Корявый палец указал на Вику. Моя любовь страдальчески наморщила нос. Соседка усмехнулась.

– Помнишь небось, как деда Мишин гусь тебя через всю деревню гнал? Защипал бы, если бы не Евдокия, покойся ее душа с миром. Что она тогда ему нашептала?

Вика пожала плечами.

Баба Нюра замолчала. Притих боевой Макар. Все задумались о своем. Я же подошел к загону, встал на расстоянии вытянутой руки, нащупал сознание беспокойной птицы и поразился – в его крови бурлила чистая ярость. Если отбросить ненужные подробности, гуся можно было смело назвать боевой машиной. В этой жизни он жаждал две вещи – самочку и битву до победного конца.

Чувства животины вызвали у меня уважение. Я приказал ему не трогать нашу компанию, потом освободил его сознание и отошел.

Макар недовольно заворчал, в развалку вернулся к своим дамам и бросаться на сетку больше не стал.

Бабка глянула на меня с уважением, пробурчала себе под нос:

– Отшептал, сильный, должно быть, совсем, как Евдокия.

Вид у нее при этом был такой, что я невольно возгордился, потер руки, сказал совсем в стиле старорежимных докторов:

– Нутес, где у нас там больной?

Влад сдавленно хрюкнул, Вика тут же пнула его в бок локтем. Баба Нюра взобралась на крыльцо, распахнула передо мной дверь:

– Идем, внучок. Он туточки.

* * *

Деда звали Егор. По правде говоря, дедом его не поворачивался назвать язык. Мужик был мощный, кряжистый, почти не седой. Сидел он, согнувшись в три погибели, за кухонным столом в компании сушеного леща и трехлитровой банки пива.

– Вот, – бабка указала рукой на свое сокровище, рявкнула обличительно, – глядите-ка, сидит, горе обмывает!

– Цыц, – бросил дед беззлобно, набулькал в стакан пива, пожаловался, – плохо мне.

– Плохо ему! – Завелась бабка. – А пиво жрать ведрами не плохо? Как бы дала!

Она схватила с раковины тряпку сомнительной чистоты и замахнулась на страдальца. Дед флегматично высосал стакан, отправил в рот кусочек рыбки. Баба Нюра с горя сплюнула, вернула тряпку на место.

Подозрения в моей голове обрели под собой реальную основу. Я подсел к деду и спросил:

– А плохо стало до пива или после?

Дед осмыслил мой вопрос, глянул на банку, убедился, что она еще не закончилась, выдал свой вариант:

– В процессе.

– Мне нужно вас осмотреть.

Дед Егор не стал даже уточнять, с чего это вдруг я собираюсь его смотреть. Просто разрешил:

– Смотри, мне не жалко.

Встать он даже не попытался. Впрочем, мне это и не было нужно. Я, повинуясь интуиции, закрыл глаза, ладонь приложил к его пояснице и сразу понял, что дело дрянь – проблема была не в спине. В почках мужчины шевелилась целая россыпь камней.

Я кхекнул, провел ладонью чуть вниз, сразу стала понятна причина боли. Под напором пивка честь мелких камешков стремилась по мочеточникам к выходу – искала дырочку. Их слегка подтолкнуть наружу я мог. Надо только было снять спазм. А вот что делать с камнями побольше… Дробить и выводить я бы их не рискнул. Не настолько еще был уверен в своих силах.

– Что там? – спросила баба Нюра.

– Камни, – ответил я, – в почках.

– Алмазы? – Дед хохотнул, но тут же сморщился от нового приступа боли. – Что ж за напасть-то такая? – Простонал он.

Вздохнул и налил новый стакан. Я приказал:

– Поставьте на место. Для вас это сейчас чистый яд.

– Ох ты ж, – всхлипнула бабка.

Она выдернула из рук муженька стакан, плеснула содержимое в раковину, сказала довольно:

– А я тебе говорила, я предупреждала тебя. Все из-за этой дряни!

Хозяйка хотела схватить банку, но муженек ее опередил – вцепился в заветную тару, прижал к себе, завопил трагически:

– Не трожь! Не твое.

Мне их свара надоела.

– Баба Нюра, – велел я, – принеси ведро, куда он сможет помочиться.

– Сейчас-сейчас! – Заторопилась она.

– Дядя Егор, я вам сейчас немного помогу, но вылечить не сумею. Придется ехать в больницу.

Деда эта новость не обрадовала. Он осторожно сгрузил банку на пол, поинтересовался:

– А само не рассосется?

– Нет, – ответила за меня Вика. – Если Олег сказал в больницу, значит, дело плохо, и надо ехать. Он знаете какие вещи лечит!

Прозвучало это внушительно. И дед сдулся. Я принялся раздавать указания:

– Вика, Вера, выйдете, нечего вам дядю Егора смущать. Влад забери у бабы Нюры ведро, принеси сюда и тоже уходи.

Возражать мне никто и не пытался. Тогда я снова закрыл глаза, сосредоточился, скопил на кончиках пальцев силу, окрасил ее горячим алым и попросил:

Потерпите, сейчас будет больно.

– Куда уж больнее-то? – выдохнул дед.

Верно, некуда. Больнее почечной колики только роды. Но нам с дедом, к счастью не суждено этого испытать.

– Все, – сказал я, – начинаю.

Ладонь разогрелась до предела. Я свил из алой силы жгут и запустил его внутрь тела прямо в почку. Там сделал жгут тонким, закрутил его буравчиком и принялся проталкивать в мочеточник, разогревая, снимая спазм. Вышло это у меня на удивление легко.

Мелкие камешки под давлением выпитого пива устремились вниз. Плотину прорвало. Минута и…

Дед охнул, сжал колени. Мне ярко представилось, как распахнулись его глаза, как руки зашарили вокруг табурета. И тут я вспомнил, что ведра нам так еще и не принесли, закричал:

– В банку! В банку!

– Итить колотить, – взвыл от возмущения мой пациент, – там цельный литр остался!

В этом вопле было столько горя, и я невольно пожалел, что не могу остановить процесс.

– Твою ж дивизию! – Вопль стал совсем обреченным.

Дед резко привстал, схватил с пола банку, едва успел приспустить штаны. Раздался вздох облегчения, забулькало, по стеклу застучали дробины. Я моментально почувствовал, как из-под ладони уходит боль, растворяется под моими пальцами. А еще неожиданно понял, что делать дальше. Нужно было только чуть-чуть добавить магии и изменить ее цвет.

«Синий самый подходящий», – возник в голове знакомый голос. Я усмехнулся, оставил бабкину подсказку без комментариев. Жгут внутри почки прошел весь радужный спектр, рассеялся и превратился в синий туман. А потом началось то, чего я сам не ожидал – магия моя принялась пожирать камни, плавить их, как осколки льда.

– А ведерко? – Раздался из дверей робкий голос соседки.

– Засунь себе в пи…

Я поддал давления, и дед замолк

Через минуту все было закончено.

Глава 24. Гуси-гуси

В доме царили гармония и неземное блаженство. Счастье хозяев усилилось сто крат, когда выяснилось, что в город ехать нет никакой нужды. Все камни чудесным образом рассосались сами. На радостях поставили самовар, наметали из холодильника разносолов.

– Кудесник! – Счастливо вздыхал дед. – От верной смерти спас.

В стакане у него было уже не пиво, а самый настоящий душистый чай с листом земляники.

– Ох, и не говори, – поддакивала его благоверная. – Как расстарался!

Дед вдруг вспомнил обиду:

– А ты молчи, божья коровка, еще медленнее ходить не могла? Я из-за тебя столько пива сгубил!

Бабка принялась оправдываться.

– Да я не нарочно! Там Макарушка дверку загона за каким-то бесом открыл, во двор выбрался. Я побоялась, что на паренька ихнего, – баба Нюра кивнула на Влада, – нападет. Загнать попыталась, но куда там…

Влад как раз обмазывал вареньем румяный блин, сверху красиво выкладывал кусочки яблочных цукатов. Он полюбовался натюрмортом и сказал со знанием дела:

– Не гусь, а зверюга какая-то. Такую опасно держать в доме. Самое место ему здесь.

И парень ткнул ложкой в центр стола.

Баба Нюра всплеснула руками.

– Да что ты такое говоришь, внучек. Где я еще такого гуся найду. Макарушка у меня – чистое золото.

Влад попытался возразить, но поперхнулся – бабкино золото во дворе издало боевой клич индейского племени команчей. В ответ послышались два истерических вопля, щедро сдобренные обычным русским матом.

– Матерь Божья. – Баба Нюра сменилась в лице. – Кого там еще в гости принесло?

Мат плавно перешел в завывание, захлебнулся и…

– Не пойду, – сказал баба Нюра, – вот те крест, не пойду. Пусть что хотят, то и делают!

Дед подорвался.

– Спятила старая? А отвечать кто будет?

– А нечего по чужим дворам шастать без спросу!

Руки бабки воткнулись в боки, нос дерзко вздернулся.

– Сами залезли, сами себя пусть и спасают!

За окном раздался грохот, гогот усилился, мат из тривиального стал практически виртуозным.

– А-а-а-а! – Крик раздался и захлебнулся.

От него волосы на голове пришли в паническое шевеление. Дед сплюнул и ринулся во двор. Нам словно бросили команду «Отомри». Толкаясь и мешая друг другу, мы кинулись следом. Бабка с потрепанным веником в руках семенила последней.

* * *

Над двором растекался ядреный аромат дерьма. У забора слева от дома творилось настоящее светопреставление. Яростный Макарушка нарезал по траве круги. Скорость была такая, словно гусь перемещался на реактивной тяге. Из центра круга раздавались непонятные хлюпающие звуки, уже знакомый мат на два голоса, вой и стоны.

На гуся эти звуки действовали, как валерьянка на кота – откровенно возбуждающе. Он с прогребом входил в поворот, время от времени взлетал и зачем-то падал в пике. Над самой землей неожиданно выравнивал полет, приземлялся и задавал новый вираж.

Что именно там происходило в зыбких сумерках видно не было. Но явно нечто интересное.

Дед догадался первым, громко выдохнул:

– Мать вашу за ногу! – И щелкнул выключателем на стене.

В центре двора загорелся фонарь. Стало куда светлее. Я заметил непонятные обломки досок, странные черные лужицы на траве и два темных округлых поплавка в середине круга. Запах дерьма шел прямехонько оттуда.

Поплавки телепались на самой поверхности, следили за разозленным гусем. С удивлением я опознал в них обычные мужские головы. Ясное дело, плавали они там не сами по себе. Головы были снабжены шеями, плечами, руками и прочими запчастями, выданными человеку от рождения. Просто того, что находилось ниже ватерлинии, видно не было. Головы отчаянно матерились, плевались, чем приводили гусиного гладиатора в абсолютное неистовство.

– Кыш сволочь! – Кричал один из мужиков. – Пошел вон. Ноги вырву!

– Я тебя, тварюга, уделаю, – вторил другой. – Дай только мне отсюда выбраться! Да я из тебя суп сварю!

Макар был не дурак – слов возможно и не разобрал, но интонацию распознавал четко. Живьем потенциальных «поваров» решил не выпускать. Мне наконец-то стало понятно, зачем он время от времени взлетал.

Гусь взмахнул крыльями, ринулся вниз, прицелился и тюкнул клювом любителя супа в макушку. Тот громко булькнул и скрылся из глаз. Второй, не дожидаясь пояснений, нырнул добровольно.

Мы, словно завороженные замерли на крыльце. Никто не рискнул тронуться с места.

– А в чем это они купаются? – тихонько спросила Вера.

Все с интересом посмотрели на хозяев гуся. Идей не было ни у кого.

– В нужнике, – так же шепотом ответил дед

– Где? – Этот вопрос мы задали хором.

– Яма там выгребная, старая. – Бабка машинально прижала к щеке веник и замерла, глядя на гуся влюбленным взглядом. – Ай стервец, ай поганец! Да с такой птицей сторожевой собаки не надо.

– Погодите, – Влад возмутился, – а зачем вы посреди двора оставили выгребную яму? В ней же кто-нибудь утонуть мог!

– Ну дык, – дед виновато пожал плечами, потом вдруг расхорохорился, – чего это посреди двора? И не посреди вовсе, а в сторонке у заборчика! И не оставлял я вовсе – наоборот досочками прикрыл.

Он замолк, передал эстафету бабке.

– Нужник у нас там был старый, – пояснила та, – давно хотели сменить. А тут подвернулась возможность – новый выкопали, а старую яму засыпать не успели. Кто ж знал, что Макар загонит туда…

На этом месте один из страдальцев заметил нас, не выдержал, взмолился:

– Люди добрые, помогите!

– Сами мы не местные, – задумчиво продолжил Влад.

Макар снова взлетел. Бедолаги, как по команде нырнули. Гусь порожняком перелетел на другой берег, растопырил крылья, нагнул голову и принялся громко ругаться на непослушную добычу.

– Слушай, – Влад пихнул меня в бок, – помнишь «Джентльменов удачи?

Я кивнул.

– Помнишь, там рассказывали про наказание для преступников в Турции?

Еще бы не помнил. Я невольно заржал. Бедолаг сажали в чан с дерьмом, рядом вставал янычара с мечом. И раз в пять минут янычар вжик мечом над чаном. Если вор не нырнет – голова с плеч. Мда…

– Я знаешь, что думаю? – спросил Влад.

– Что?

– Дураки были турки. Зачем им янычар? Ему же зарплату надо платить! А у бабы Нюры Макар тоже самое делает задарма.

* * *

Успокаивать гуся делегировали меня. Нет, оно и понятно, никому не хотелось лезть в клюв к разъяренному терминатору. Все довольно живо представили, как приходится нырять в яму третьим номером.

Ребята смотрели на все это действо с откровенным ужасом.

– Предлагаю переименовать Макара в Чингисхана, – громким шепотом предложил Влад.

Дед понимающе хмыкнул. Бабка возмутилась:

– Это почему еще?

Влад оставил ее вопрос без ответа, просто добавил:

– И девиз начертать на загоне: «Никто не уйдет живым!»

– Вечно ты со своей ерундой, – прервала его разглагольствования Вера. – Надо что-то делать. Он же их утопит.

Из ямы, как по заказу раздался очередной вопль:

– Дядя Егор, вытащи нас отсюда!

– Кого это вас? – Язвительно передразнил дед.

– Меня! И Леньку.

– Леньку? – Дед прищурился всматриваясь.

Планы порушил Макар – он опять взлетел.

– Чтоб ты сдох, тварюга! – Взвыл переговорщик и нырнул.

«Янычар» проскользил над поверхностью вонючего водоема, приземлился на другой стороне, обиженно зашипел.

– Митька, ты что ли? – Неожиданно догадался дед.

Из ямы вынырнуло, выдало дюжину перлов и подтвердило:

– Я, дядя Егор. Вытащи нас! Убери своего монстра.

– Еще чего! – Дед нахально подбоченился. – А скажи-ка мне, соседушка, какого хрена тебя на мой двор принесло?

– Дядь Егор! – Взмолился его подельник. – Вытащи нас, мы, честное слово, все расскажем. Только спаси! Я уже говна твоего во как, – из жижи вынырнула ладонь и указала ребром на подбородок, – нажрался.

Стало ясно, что бедняга сыт дерьмом по горлышко.

– Ну, не знаю, – показательно протянул дед.

– Дядя Егор, будь человеком!

– Иди-ка ты, Олег, – сказала баба Нюра, не дожидаясь решения муженька. – Надо этих дураков спасать. Негоже это топить людей в отхожем месте.

Она всучила мне веник и показательно перекрестила на дорожку.

– С Богом.

Я хмыкнул, как часовой вскинул метелку на плечо и пошел.