Текст книги "В исключительных обстоятельствах"

Автор книги: Виктор Пронин

Соавторы: Анатолий Ромов,Владимир Рыбин,Алексей Зубов,Леонид Леров,Евгений Зотов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 35 страниц)

Вика оглянулась и увидела в дверном проеме второго пилота. Стоя на трапе – была видна только его голова, – белобрысый поставил перед собой алюминиевую кастрюлю с крышкой.

– Сестричка, харч! Принимай, только осторожней, горячо!

Пилот обернулся и, взяв у кого-то снизу, поставил рядом вторую, потом третью.

– Ох, порубаем, ребята! А потом Москву послушаем. – Радист отложил паяльник.

– Сначала накормим раненых, – сказал Арутюнов.

Вика, взяв медицинские судки, стала разливать в них суп для раненых, раскладывать рис и жаркое. Второй тяжелораненый, Шаков, впервые за все время пришел в сознание и открыл глаза. Увидев взгляд Шакова и поняв, что он осмыслен, Вика обрадовалась так, что чуть не выронила судок и пролила суп.

– Где я? – увидев взгляд Вики, прошептал раненый.

– Шаков... Голубчик...

Поставив злополучный судок, она нагнулась и торопливо зашептала, забыв, что Шаков все время был в забытьи и видит ее первый раз в жизни:

– Вы слышите меня? Шаков, миленький, как же хорошо, что вы очнулись... Шаков! Вы слышите меня?

Шаков сморщился.

– Ты кто?

– Я медсестра.

– Где я нахожусь?

– В самолете. Мы летим к своим. Как вы себя чувствуете? Болит сильно?

Рядом склонился Арутюнов. Вика поняла, что и он сейчас разделяет с ней эту маленькую победу. Шаков не видел военврача, он всматривался в Вику, в ее платье, казавшееся ему чужим. Наконец прохрипел:

– А наши все где? Ларионов? Левашов? Живы?

– Живы, Шаков, не волнуйтесь.

Пусть плох Ларионов, подумала Вика, зато второй тяжелораненый, на выздоровление которого они не надеялись, теперь, может быть, будет жить. Шаков попытался приподняться, и Вика с трудом уложила его на носилки.

– Вы что, раненый? Лежите, вам нельзя вставать. Вон Ларионов, смотрите, за вами. А вон, впереди, Левашов. Видите?

Увидев Левашова, а потом и Арутюнова в форме, Шаков успокоился. Покосился на судок с супом. Вика поняла, что он хочет есть, и, взяв судок, стала кормить Шакова из ложечки. Раненый ел с трудом, еле прихватывая суп вспухшими губами. Шаков съел всего несколько ложек и, сказав «спасибо, сестра», отвернулся, закрыл глаза и вскоре заснул.

Вика посмотрела на врача:

– Оганес Робертович, что делать? Может, перевяжем?

Ей страшно, до боли хотелось, чтобы все они уцелели. Все, кто оказался сейчас здесь.

Арутюнов вместо ответа покачал головой. Она разозлилась.

– Может быть, перевяжем все-таки? – повторила она.

– Не нужно, – ответил Арутюнов. – Гарамов запретил. Вы же видите, что здесь японцы.

Радист, не оборачиваясь, поднял паяльник:

– Это кто ж придумал насчет горячего?

Арутюнов, не обращая внимания ни на кого, сощурился и увел глаза под лоб. Вике было ясно, чем вызвано недовольство военврача: Ларионова без переливания крови они вряд ли уже спасут. Ей стало грустно, и она вспомнила о Гарамове, о том, как он вызволил ее из плена, спас. Тогда ей очень хотелось расцеловать его, но не было сил. И сейчас, вспоминая его, она поняла, что он ей дорог как никто другой. Она ухватилась за эту мысль: вот именно, дорог. Но что это такое – дорог? Что это значит? Для нее это чувство было странным, и Вика попыталась рассердиться на себя за то, что оно в ней возникло. Ведь у нее прежде всего пять раненых, и она должна сейчас думать о них. Так нет же, все-таки думает о нем. И чтобы как-то избавиться от этой мысли, она закрыла глаза и стала повторять про себя: «Только бы мы все уцелели. Только бы мы все уцелели».

Достав из тайника черную коробочку, Исидзима посетовал про себя на то, что времени у него сейчас в обрез, и быстро прошел в конец коридора к своей комнате. Убедившись, что оставленные метки не тронуты, запер за собой дверь и, подойдя к боковой стене, попеременным нажатием двух пальцев открыл еще один тайник. Пока все, что он задумал, складывалось одно к другому. Если не будет непредвиденных помех, он успеет. А если будут?..

Здесь, в комнате, ниша тайника была больше, чем в холле второго этажа; в самом ее низу лежали два плоских металлических ящичка, черная коробка, точная копия той, которую он принес с собой, а на ней – стандартная фотокассета с пленкой. Прежде всего он занялся тем, что считал самым важным: вытянул из кассеты новый глянцевый позитив, взял ножницы и, сверяя на свет изображение – это был текст, который ему удалось перефотографировать три дня назад в тайниках, найденных у Отимии и Исидо, – аккуратно нарезал пленку на несколько небольших кусков. Получилось как раз то, что было нужно – по два кадрика в каждом. Он отодвинул дно у одной из черных коробок, вложил туда кусочки пленки и снова задвинул. Когда с этим было покончено, взял из ниши один из металлических ящичков, открыл циферблат и проверил часовой механизм. Это была мина.

Исидзима попробовал положить ее во внутренний карман фрака и с огорчением убедился, что при всех его усилиях она не поместится, а он и так был перегружен: под фраком кроме собственного пистолета у него были припрятаны еще и вещи, отобранные у Тасиро. Вздохнув, он нехотя втянул живот и засунул ящичек под ремень и тщательно закрыл его рубашкой. Да, подумал он, место для мины не идеальное и крайне неудобное, особенно, когда он будет идти по роще. Но делать нечего, времени, для того чтобы вернуться потом в номер, у него не будет. Еще раз проверив про себя – все ли взял, он положил обе черные коробочки в нишу и закрыл тайник. Затем, выйдя из комнаты и шагая к генералу Исидо, подумал, что неплохо было бы поесть. Он надеялся, что генерал сейчас не рискнет отправиться в ресторан, но надежда не сбылась. Когда он вошел в прихожую, охранник, сидевший в одиночестве, доверительно доложил, что генерал Исидо с утра пребывает в отличном настроении и лично сообщил ему, что у него разыгрался аппетит. Двадцать минут назад Исидо-сан ушел в ресторан в сопровождении гиганта Саэда, который и будет ему прислуживать. Подумав, что ресторан не идеальное место для разговора, а если еще учесть, что там сейчас наверняка сидит и генерал Ниитакэ, то вообще дело гиблое. Однако Исидзима отправился туда. Другого выхода не было.

Ресторан, занимавший все левое крыло с окнами на море, считался гордостью «Хокуман-отеля». У входа Исидзима остановился. В глубине за бамбуковыми перегородками еле слышно звучал рояль. Это играл постоянно живущий в отеле пианист Кен Чжао.

Исидзима прошел в украшенное росписью «табео» и потайными фонариками преддверие, соединявшее в себе гардероб и проход в зал, встал так, чтобы видеть ту часть ресторана, в которой сидели Исидо и Ниитакэ. Оба генерала – в дневных кимоно – пили у окна сакэ, а Саэда, склонившись над столиком с подносом в руке, расставлял закуски.

Директор отеля поморщился: рояль надо настроить – звук дребезжит, а Чжао в меланхолии: было видно, как у рояля дергалась и застывала его спина, медленно раскачиваясь по привычке из стороны в сторону. Пианист не замечал ничего вокруг, извлекая из рояля смесь плачущих и смеющихся звуков. Чжао целиком ушел сейчас в свою любимую мелодию «Камни кивают». Когда-то этот сын голландца и китаянки гремел в модных дайренских ресторанах и считался «любимцем Дайрена», но два года назад он пережил, как он любил повторять, неудачную любовь и прочно осел здесь.

Из-за цветных окон-витражей в ресторане было полутемно; у дальней стены возвышалась эстрада с пустующими пюпитрами. Раньше эстрада никогда не пустовала, на ней лежали инструменты или занимались танцовщицы; здесь же, у входа, всегда дежурил портье; но уже три месяца как портье и выступавшие каждый вечер артистки варьете были уволены. Остался один Чжао.

Саэда поставил последнюю тарелку. Исидзима, чуть повернувшись, встретился с ним взглядом. Поднял брови. Из-за генерала Ниитакэ ему сейчас мучительно не хотелось идти к столику. Старый болтун наверняка отнимет у него лишних полчаса, если не больше. А тема разговора примерно ясна: скорей всего, генерал будет настаивать на свидании с новенькой горничной – русской медсестрой – в «Зале радости». Что поделаешь, придется хитрить и изворачиваться. Может быть, даже надо будет пообещать ему это развлечение на вечер. Кивнув Саэда, чтобы тот продолжал работать, он вышел из-за перегородки. Еще издали поймал взгляд Исидо и улыбнулся в ответ. Пройдя по вощеному паркету, украшенному изображениями цветов, степенно поклонился и замер у столика.

– О, Исидзима, – Ниитакэ поставил чашку. Лицо генерала со старческими прожилками на полных щеках, круглыми глазами-луковицами и редкой бородкой казалось липким. – Я вас ищу весь день.

– Добрый отдых, господа. Хочу пожелать вашим превосходительствам приятного аппетита.

– Спасибо, – Исидо поклонился сидя.

Исидзима еще раз нагнулся в ответ, сложив руки по швам.

– Исидзима-сан, может быть, вы разделите с нами трапезу? – сказал Исидо.

Он сделал вид, что колеблется. Ниитакэ, хмурясь, щелкнул Саэда пальцами:

– Третий прибор! Исидзима, вы же знаете – мы без вас пропадем. И потом, у меня к вам разговор.

Саэда вопросительно выпрямился.

– Неси, неси, – сказал Ниитакэ. – И третью чашку прежде всего.

– Хорошо, если я не нарушу вашу беседу. – Он сел, показав глазами Саэда, что хотел бы получить обычное меню: суп с плавниками и сусё с рисом. Тот исчез, нагнувшись сначала к боковому столику и поставив третью чашку. Ниитакэ поднял фарфоровый чайник, чтобы налить водку, но Исидзима покачал головой. Надо как-то выманить из-за стола Исидо.

– Ваше превосходительство. У меня сегодня много работы. Я воздержусь.

Ниитакэ, отодвинув мешавший ему рукав кимоно, сделал движение, будто давит его просьбу, как досадливое насекомое, и налил сакэ в чашку:

– Исидзима-сан, перестаньте. Уже почти вечер. Ах, струя, струя, прозрачная, как родник. Сакэ превосходно подогрет. И чашки какие, посмотрите. А сакэ? Это же настоящий «Масамунэ». Ну где вы возьмете сейчас настоящий «Масамунэ»? Грех отказываться. – Налив чашку на четверть, Ниитакэ поставил чайник на стол. Все трое, поклонившись друг другу, выпили по глотку.

– Хорошо играет, подлец, – сказал Ниитакэ. – И сакэ прекрасный. Исидзима, я слышал, у нас в отделе появилась новая девушка. А?

Исидзима поклонился.

– Ее как будто зовут Фэй Лай?

– Вы правы, ваше превосходительство..

– Я всегда считал, что у вас прекрасный вкус, Исидзима. Сказочная красота. Как бы заполучить эту Фэй Лай на сегодняшний вечер? Устроим?

– Ваше превосходительство. Вновь прибывшие девушки не сразу приноравливаются к нашим порядкам. Им нужно чуть-чуть привыкнуть. И потом, учтите, Ниитакэ-сан, – она ведь русская.

– Ну и что? Она здесь не одна русская. Разве Сюэ Нян отличается скромностью?

– Я с вами согласен, и все равно – русские очень капризны. Никогда не знаешь, что они выкинут. Я бы рекомендовал вашему превосходительству чуть подождать.

Саэда разложил на столе третий прибор, поставил перед ним закуску и крытый фарфоровый судок с супом. Лицо Ниитакэ жалобно сморщилось:

– Ох, как я не люблю эти песни: «Подождать». Это же новая девушка. Сделайте что-нибудь. Поверьте, я в долгу не останусь. Ну?

Исидзима переглянулся с Исидо, будто подыскивая союзника против назойливости сластолюбца.

Ниитакэ сложил руки.

– Хорошо, ваше превосходительство. Я попробую.

Ниитакэ взял свою чашку:

– Исидзима. Я вам этого не забуду. – Он сделал большой глоток. – Иначе я умру.

Они стали есть. Покончив с первым и вторым, Исидо встал.

– Простите, генерал. Я хотел бы отдать некоторые распоряжения нашему директору.

– Отдавайте. Только скорее возвращайтесь, я хотел бы еще кое о чем с вами поболтать.

Вместе с Исидо они отошли к прихожей. Кен давно уже перестал играть «Камни кивают» и сейчас вовсю выбивал на клавишах забубенную «Морскую красавицу».

– Ну что? – спросил Исидо. – Как мне кажется, с самолетом все в порядке?

– Все в порядке, ваше превосходительство.

– Неужели можно укладываться?

– Если не возникнет неожиданностей, к вечеру все будет готово.

– И мы взлетим?

– И мы взлетим.

– Просто боюсь верить в это. – Исидо достал платок и вытер пот. – Исидзима, я ведь доверился вам, пожалуйста, не подведите меня.

– Ваше превосходительство. Здесь уже были люди Цутаки. Думаю, скоро он появится здесь сам.

– Ну и что? Я должен что-то сделать?

– Пока нет. Только одно – помнить наш уговор.

– Может быть, позвонить кому-то наверх? Ведь я могу добраться до самого Ямадо Отодзо. Скажу ему, чтобы он убрал этих своих головорезов.

– Пока не нужно, Исидо-сан. Единственно: мой авторитет для Цутаки ничто, вы же фактически сейчас глава второго отдела. Поэтому хочу еще раз напомнить: он должен твердо знать, что вся инициатива с вызовом самолета исходит от вас. Только от вас. И ссылаться в возможном разговоре с ним я буду на вас. Вернее всего, он начнет выяснять, откуда вызван самолет, если уже не начал это делать. Но ведь вы знаете, какая сейчас неразбериха. Пока Цутаки что-то узнает, мы успеем взлететь и уже ночью будем где-то на нейтральной земле.

– Я все понял, Исидзима. Ссылайтесь на меня.

– Прошу прощения, что я рискнул напомнить об этом вашему превосходительству еще раз. Кроме того, я подумал: в нашем предприятии нам потребуется вся наша решимость.

Исидо смерил его глазами. Усмехнулся:

– Не беспокойтесь, Исидзима. За моей решимостью дело не станет. Лишь бы обойти этого мерзавца Цутаки.

– Тогда я спокоен. Я могу быть свободен, ваше превосходительство?

– Конечно, Исидзима, идите.

– У меня еще много дел. Нужно достать вторую машину и развернуть самолет.

– Прекрасно, Исидзима. Если исходить из ваших слов – закончив обед, я могу собирать вещи?

– Можете, ваше превосходительство. Как только все будет готово, я сообщу вам.

Исидо, поклонившись, вернулся к столику, а Исидзима еще некоторое время простоял за перегородкой, проследив, как генерал, запахнув кимоно, сядет на свое место. Послышалось, как Кен опять перешел на что-то медленное. После этого директор отеля выскользнул в коридор и через заднюю дверь вышел к роще. Войдя в заросли и легко продвигаясь между коленчатыми стволами по знакомому маршруту, подумал, что было бы хорошо, если бы Цутаки задержался в Дайрене хотя бы еще на час.

Гарамов, склонившись вместе со всеми над свистящим и булькающим, забитым морзянкой приемником, чувствовал, как рядом стояла Вика. Он слышал ее дыхание, ощущал тепло ее кожи, иногда даже касался виском прядки ее волос. И хотя они ничего не говорили друг другу, да и вообще не разговаривали с тех пор, как вошли в самолет, Гарамов чувствовал, что теперь, после случившегося, они стали как будто ближе, словно их соединяла невидимая нить. Казалось, никто, кроме них, не знает, какая именно, но экипаж, видимо, знал. Вернее, догадывался по тому, как Вика смотрела на Гарамова и как он поглядывал на нее.

Покрутив ручку настройки, радист застыл, а через несколько секунд, сдвинув назад один наушник, он сказал глухим шепотом:

– Штаб базы. Чтоб мне провалиться, штаб базы. Нас ищут.

Вика скосила глаза, и Гарамов встретился с ней взглядом. Откровенно-радостный серьезный взгляд серых глаз мелькнул только на секунду, спросил у него что-то и ушел в сторону. Но он догадывался: она верит в благоприятный исход полета и благодарит Гарамова за содействие.

– Нас? – спросил штурман, но радист снова натянул наушник и не услышал вопроса. Покрутил ручку, сказал, будто случилось что-то немыслимое:

– Витька Колесников стучит. Его почерк. Забожусь, его.

– Жаль, отозваться нельзя, – сказал второй пилот. Штурман хмыкнул, а пилот продолжил:

– Вызвать бы сюда наши штурмовики – на раз бы взяли весь полуостров.

Он посмотрел на Гарамова:

– Может, включим передатчик, капитан? А? Сообщим нашим?

– Перестаньте. – Гарамов чувствовал дыхание Вики и ее щеку.

– А что «перестаньте»?

– Потерпите, ради бога. Дайте послушать. Вы отлично понимаете, что нельзя включать передатчик. Засекут.

Все снова склонились над приемником. Радист повернул ручку и поймал сводку Информбюро. Ровный голос сказал:

– К исходу двенадцатого августа передовые части первой Краснознаменной армии на дальних подступах к Муданьцзяну успешно форсировали реку Мулинхэ. Взят город Мулин. Одиннадцатого и двенадцатого августа части тридцать девятой армии вели бои у городов Солунь и Ванемяо. В ходе боев противник был вынужден отойти к Цицикару и далее на восток.

Сводка закончилась. Радист снял наушники и выключил приемник.

– А про наших молчат, – сказал штурман. Никто ему не ответил. Гарамов отлично понял, что значит это общее молчание. Про шестую танковую армию в сводках нет никаких сообщений. Из этого следует только одно: пока другие части Забайкальского фронта ведут упорные бои, шестая танковая по-прежнему безнадежно застряла без. воды, горючего и боеприпасов на направлении главного удара. Все это можно срочно перебросить только одним путем: по воздуху. Конечно, все это будет перебрасываться и без их самолета. Но не зря штаб базы ищет их в эфире. Транспортникам для успешной переброски ГСМ не хватает именно тех данных, которые известны пятерым участникам разведрейда.

Пройдя по роще бамбука минут сорок, Исидзима остановился. Заросли были здесь реже, чем у моря. Он всмотрелся, но в просветах стволов была видна только голая земля. Никаких признаков машины, на которой, как он считал, должен был приехать Тасиро Тансу.

– Вацудзи! – негромко позвал он. – Вацудзи, вы слышите меня?

Ему отозвалась тишина. Слабо попискивали птицы. Шумели стволы. Звать сейчас Вацудзи было неосторожностью. Тасиро вполне мог оставить у машины кого-то из напарников. Но выхода не было.

– Вацудзи, отзовитесь! – снова позвал он. – Это я, Вацудзи?

Директор отеля огляделся. Может быть, он не дошел до места? Нет, судя по растительности, он стоял около дальней развилки, там, где должен был дежурить Вацудзи. Если допустить, что Вацудзи давно мертв, а в машине затаился кто-то из людей Цутаки, – теперь, при выработанном им плане это не так страшно. Вообще – во многом этот план дает ему преимущество. Подождав, он достал пистолет и стал медленно продвигаться к развилке, через каждые несколько шагов повторяя имя Вацудзи.

Исидзима шел сужающимися кругами и в конце концов наткнулся на то, что искал: пустой армейский вездеход. Машина стояла боком к нему, въехав в заросли, сломав бамбук и оставив за собой довольно большую просеку. Он несколько секунд прислушался, пытаясь услышать чье-то дыхание. Вытянул руку с пистолетом:

– В вездеходе! Есть кто-нибудь?

Тишина была абсолютной, если не считать птиц и шумевшей листвы. Держа пистолет на изготовку, подошел и убедился, что машина пуста. Взглянул на номер – это была оперативная машина дайренского второго отдела. Открыл ящик у переднего сиденья – в нише лежала начатая пачка сигарет «Конбан», коробок спичек, добротный кожаный бумажник и пистолет. Не трогая, он осмотрел пистолет – это оказался «Арита-21М», этой маркой были вооружены все официанты. Взял бумажник – в первом же отделении лежали документы Вацудзи. Исидзима просмотрел два – военный билет и удостоверение официанта, подписанное начальником тыловой службы. Значит, Вацудзи мертв и лежит где-то поблизости. Директор отеля медленно стал по секторам осматривать вокруг и наконец заметил чуть поодаль, за стволами, на земле что-то темное. Это и был Вацудзи. Официант лежал на боку, прижав щеку к земле и вытянув вперед руку. Поза его казалась естественной: можно было предположить, что Вацудзи лег на землю несколько минут назад и сейчас серьезно и пристально рассматривает что-то впереди остекленевшими глазами. Присев, по выверту головы определил: сломаны шейные позвонки. Скорей всего, шею сломали сильным ударом рукой сзади, и нет никакого сомнения, что это работа Тасиро.

Исидзима вернулся к машине, сел за руль. Ключа зажигания не было. Достал бумажник Тасиро, в одном из отделений нашел ключ. Вставил, повернул, нажал педаль – мотор сразу же заработал. Да, это машина Тасиро. Директор отеля удовлетворенно вздохнул, потому что первая цель была достигнута. Выключил мотор и, достав из-под брюк мину, открыл часовой механизм. В этой системе механизм начинал работать от сотрясения при езде. На сколько же поставить завод? Он посчитал: отсюда до отеля три километра, это примерно три минуты, ну, еще для верности надо прибавить минут семь. Десять минут будет идеальным сроком. Чтобы проверить ее действие, вышел из машины, присел, приложил металлическую коробку к днищу под радиатором. Магнитное дно, хлопнув, сразу притянуло мину к радиатору. Кажется, с этой, как говорится на Руси, адской машиной все в порядке. Отодрав ее от днища, Исидзима снова спрятал железную коробку под брюки и затянул ремень. Сел за руль, включил мотор. Через пять минут, миновав отель, развернулся на узкой полоске пляжа. Легко пробуксовав по песку, остановился у самолета, возле которого стоял второй вездеход. Насос и шланги были сложены и убраны в его багажник. В машине сидел Тамура, капрала и солдата-ремонтника не было. Тамура повернулся.

– Все в порядке, Тамура-сан?

– Да, Исидзима-сан. Заправка закончена. Солдаты пошли в отель обедать, их увел ваш официант.

Летчик помедлил и усмехнулся:

– Русские в самолете.

«Русские в самолете». Конечно, Тамура давно все понял и сейчас хочет показать это. А также и то, что он с ним заодно: держит себя так, будто единомышленники.

– Когда ушли обедать солдаты?

– Около получаса назад.

Из самолета спрыгнули один за другим Гарамов и еще двое: пожилой бортмеханик и белобрысый, тот, кого Гарамов назвал «одним из членов экипажа». Он поклонился:

– Пожалуйста, господа, вторая машина к вашим услугам. Можете разворачивать самолет. – И знаком отозвал Гарамова в сторону. Из самолета выпрыгнул штурман, сразу же стал помогать остальным заводить тросы. Подошли солдаты и Бунчиков. Он подумал: надо успеть все сказать Гарамову сейчас, пока остальные вместе с Тамурой разворачивают самолет и ничего не услышат. Это важно. Сейчас никто не должен услышать ни звука из их разговора. Наблюдая, как капрал и белобрысый цепляют тросы, он отошел вместе с Гарамовым подальше.

– Господин Гарамов, как видите, я держу взятое слово. С приборами и рацией как будто все в порядке? Монтаж ведь закончен?

– Осталось поставить все на свои места и закрепить. Работы самое большее на час.

– Когда наступит полная темнота, самолет сможет взлететь?

– Если ничего не случится – взлетит. Только надо будет как-то осветить взлетную полосу.

– Я уже думал об этом. Здесь много хвороста, и нетрудно будет разложить костры, я позабочусь. Теперь самое главное. В моих планах могут произойти некоторые перемены.

Если бы он был сейчас на месте Тамуры, то попытался бы по губам определить, о чем они разговаривают с Гарамовым. Но Тамура стоит к ним спиной.

– Какие именно?

– Будьте готовы к тому, что вам придется взлететь без меня.

– Без вас?

– Да. Без меня, без моих людей и без генерала Исидо.

Ясно, что этот Гарамов сейчас не верит ни одному его слову. Но это не важно, главное – изложить суть.

– Надеюсь, вы ни разу еще не включали передатчик?

– Естественно, нет.

– Господин Гарамов. Слушайте меня внимательно и не перебивайте. В переданную вам рацию вмонтирован так называемый самопеленгатор – прибор наведения, по которому ваш самолет легко можно обнаружить в темноте и без всяких усилий сбить. Этот самопеленгатор представляет из себя небольшой самостоятельный блок, вмонтированный в передатчик между блоками «Ф-48» и «Н-1». Предупредите вашего радиста: пусть как можно скорей найдет и удалит этот блок. Сделать это надо не включая передатчик. Но и после удаления следует помнить: передатчик над японской территорией включать ни в коем случае нельзя. Услышав его работу, служба радиоперехвата без труда определит, что это за рация. А раз блок самонаведения будет молчать – значит, они поймут, что вы его удалили. Значит, за вами начнется серьезная охота, так сказать, обычными средствами. Поэтому вы должны взлететь в темноте и над территорией Маньчжоу-Го лететь молча, руководствуясь только навигационными приборами и своим радиопеленгом. К вашим приборам придана система отзыва японских ВВС «свой – чужой». Можно надеяться, что с этой системой ваш самолет аэродромы ПВО не тронут. Но лучше всего, если большую часть пути вы будете лететь над морем. Вам понятны мои указания?

– Понятны. Непонятно только, зачем вы все это мне говорите.

– Охотно объясню. В вашем языке есть как будто выражение «дать отступного»?

Гарамов усмехнулся, и Исидзима подумал, что этот старательный капитан сейчас явно перепроверяет все, что он ему сказал.

– Или «откупного»? Не помню, подскажите, как правильней?

– И так, и так правильно.

– Замечательно. Я всегда считал, что у русских очень богатый язык. Так вот, господин Гарамов, перед тем как вы взлетите, я вызову вас к себе и вручу небольшую черную коробочку. Эту коробочку вы со всем ее содержимым должны в полной сохранности передать вашему командованию. Помощь вашему самолету и передача содержимого коробочки как раз и будет моим «отступным». Своего рода залог советской власти, чтобы меня после капитуляции не судили, как военного преступника. Теперь вам все ясно?

– Все.

– И еще одно. Если мне придется при третьем лице спросить вас о генерале Исидо, вы должны ответить: «Его превосходительство уже в самолете».

– Не понимаю. Почему я должен это говорить?

– Господин Гарамов. Это очень важно. «Его превосходительство уже в самолете». Поверьте мне. Вам же это ничего не стоит.

– «Его превосходительство уже в самолете»? Зачем?

– Ответить так будет в ваших интересах. Кроме того, вы должны сделать вид, что коробочку, которую я вам передам, вы якобы тоже передадите генералу Исидо.

Оба вездехода, взрывая песок и натягивая тросы, уже развернули «Дуглас» и медленно вытаскивали его на твердую полосу глинозема. Гарамов следил за ними, потом повернулся. Сказал, глядя куда-то мимо:

– Смотрите, господин Исидзима. Если хоть в чем-то, что вы мне сказали, скрыт обман, предупреждаю: приму контрмеры. И будут они решительными.

– Принимайте, господин Гарамов. Но уверяю, что я вас не обманываю. Самолет готов к взлету. Сначала вы должны передать своим людям все, что я сказал. А после этого сидеть и ждать моего звонка в комнате официантов.

Да, говорить с этим Гарамовым нелегко... Солдаты уже отцепили тросы. Подойдя, Исидзима кивнул Тамуре. Вчетвером, вместе с капралом и солдатом, они отошли в сторону. Исидзима посмотрел на мужиковатого капрала, тот старательно вытянулся.

– Капрал, вы оба можете сейчас отправляться в свою часть. Ясно?

– Так точно. – Капрал повернулся к Тамуре: – Господин майор?

– Делайте, что вам приказано. Вы что, глухой? Я остаюсь здесь.

– Слушаюсь, господин майор.

Солдаты пошли к машинам. Исидзима повернулся и сказал совсем тихо:

– Тамура-сан, хочу спросить: ваш истребитель всегда стоит наготове на Дайренской базе?

– Да, Исидзима-сан.

– Не исключено, что вам не придется лететь на этом «Дугласе». Наоборот – вам придется сбить его.

– Сбить?

– Да, сбить, поднявшись в воздух на своем истребителе. Только сделать это нужно будет так, чтобы «Дуглас» ни в коем случае не упал в море.

– Не упал в море? Почему?

– Позже я все объясню, сейчас же меня интересует другое: в случае необходимости ваш истребитель сможет поднять еще двух человек?

– Безусловно, Исидзима-сан. Для этого предусмотрены места сзади.

– Отлично. Помните, что наш договор о вознаграждении остается неизменным, а пока подождите меня в комнате официантов.

Тамура ушел в отель, а Исидзима подошел к вездеходу Тасиро Тансу. Сел за руль, развернулся и медленно поехал вдоль линии прибоя. Вечерело. Солнце стояло уже низко и было ярко-красным. Скоро опустится над западной частью моря, и перед темнотой горизонт сначала развалится, вспыхнет, а потом сомкнётся – и наступит вечер. Миновав вышку, он повернул к отелю; обогнув сад, осторожно въехал на задний двор, где находилась небольшая площадка. Здесь обычно повара ставили баки с пищевыми отбросами. Но сейчас задний двор был пуст. Развернувшись, Исидзима въехал на площадку так, чтобы надежно скрыть машину от посторонних глаз. Затем, убедившись, что его никто не видит, быстро вытащил из-под ремня мину, стрелку часового механизма поставил на цифру «10», вышел и, присев, сунул коробку под машину, напротив сиденья водителя. Послышался мягкий хлопок – магнитная мина прочно прилипла к железу, сел за руль, вздохнул и прислушался. Все вокруг было спокойно.

Исидзима вывел машину и, подав назад, поставил вездеход на асфальтированную площадку перед отелем. Вынул и спрятал в карман ключ зажигания. Осмотрелся. У главного входа стоял только Горо.

Исидзима поднялся в свою комнату, набрал дайренский номер. Попросил подозвать к телефону господина майора Цутаки. После первого отзыва сел в кресло, вслушиваясь в фон и наблюдая за солнцем – оно опустилось ниже. Да, это важный момент. Самый важный за весь день. Он знал, что Цутаки не подойдет к трубке сразу. Хоть он и назвал себя, как только услышал отзыв дежурного на том конце провода, его еще раза два переспросили, кто и по какому поводу спрашивает господина майора. Он оба раза терпеливо назвал себя и повторил, что господин Цутаки нужен ему по неотложному личному делу. Наконец услышал в трубке сухой, резкий голос:

– Цутаки слушает.

– Цутаки-сан, прошу прощения, что неожиданно побеспокоил. С вами говорит Исидзима Кэндзи, директор «Хокуман-отеля».

Воздух за окном стал густым, тяжелым – первый признак наступления сумерек. Кажется, голос Цутаки чуть-чуть изменился:

– Добрый вечер, Исидзима-сан, рад, что вы мне звоните. Чем обязан?

– Добрый вечер. Я знаю, как вы заняты, Цутаки-сан, и не осмелился бы отрывать вас от дел. Но обстоятельства складываются так, что я вынужден просить вас срочно приехать к нам в отель.

– Случилось что-нибудь серьезное?

– Простите, Цутаки-сан. Но я не могу говорить на эту тему по телефону. Мне кажется, может случиться что-то серьезное. Поэтому я и просил бы вас приехать как можно скорее в отель.

Трубка некоторое время молчала. Ясно, что Цутаки и без его вызова собирался приехать. Он наверняка должен был как-то условиться о встрече с Тасиро.

– Хорошо, – сказал наконец Цутаки. – Мне нужно устроить кое-какие свои дела. Если я приеду часа через два? Не будет поздно?

Он рассчитал, что Цутаки приедет сюда быстрее, за час. Впрочем, два часа тоже вполне приемлемый срок.

– Ни в коем случае, господин майор. Еще одно. Ради бога, простите, что осмеливаюсь напоминать об этом. По приезде в наш отель вам не нужно скрываться. Но желательно, чтобы непосредственно ваш вход в отель не заметили определенные лица. Я буду ждать вас в своей комнате на втором этаже, номер двадцатый – «флокс». Я не стал бы отвлекать вашего внимания этими деталями, но это очень важно.