Текст книги "В исключительных обстоятельствах"

Автор книги: Виктор Пронин

Соавторы: Анатолий Ромов,Владимир Рыбин,Алексей Зубов,Леонид Леров,Евгений Зотов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 35 страниц)

Проходя по коридору, Исидзима отметил, что сегодня уборка сделана как и всегда: все ковровые дорожки выбиты и вычищены, двери и стены протерты, Окна в коридоре и холлах распахнуты, поэтому весь первый этаж продут морским воздухом, цветы политы обильно, но в меру, а на их листьях нет пыли. Подумал: надо бы поесть. Уже около двенадцати, а он в рот еще ничего не брал. Не было времени даже глотнуть кофе. Да и сейчас надо срочно переговорить с Масу, подняться на вышку и проверить Корнева, потом поглядеть, что происходит у самолета, наскоро перекусить – и можно будет спокойно идти к Исидо.

Выйдя в большой холл, Исидзима сразу же подошел к Масу, сидящему в кресле у входа. Швейцар встал и поклонился.

– Масу!

– Да, Исидзима-сан?

– Вы окончательно распустились. Моему терпению пришел конец.

Масу поклонился ниже:

– Не понимаю, Исидзима-сан. Извините.

– Молчать! – шепотом сказал Исидзима. – Я еще не выбрал наказания: или просто пристрелить вас как собаку, или сказать своим людям, чтобы они обработали вас внизу, в подвале.

– Исидзима-сан, за что?

– Вы что, считаете, что у вас есть покровители?

– Исидзима-сан...

– Молчать. Если этот покровитель у вас и есть, он опоздает. Вы уже будете харкать кровью, когда он узнает. Вы грубейшим образом нарушили устав отеля.

Все это Исидзима говорил улыбаясь, и лицо Масу скривилось.

– Вы знаете, какое время мы сейчас переживаем?

– Исидзима-сан.

– Повторяю: вы знаете, какое время мы сейчас переживаем?

– Нет, Исидзима-сан.

– Время, когда империя напрягает последние силы в смертельной схватке.

– Исидзима-сан. Виноват.

– Вы в своем уме? Вы, простой швейцар, додумались лезть к девушке, которая может встретиться – вы представляете с кем?

– Исидзима-сан. Простите. Я искуплю.

Масу сжимает и разжимает кулаки. Нет, ему сейчас не страшно. Он просто наигрывает, прикидывается. Значит, и он сам должен прикинуться.

– Не желаю ничего слушать. Молчать!

Масу застыл, будто изучая мраморную мозаику у себя под ногами.

– Выпрямитесь, Масу. Смотрите мне в глаза.

Швейцар выпрямился, Исидзима сказал раздельно и четко:

– Вы хорошо смотрели вокруг, когда находились здесь?

– Хорошо, Исидзима-сан.

– Ничего подозрительного не заметили?

– Ничего, Исидзима-сан.

Некоторое время он изучал глаза Масу. Маленькие, тупые, окруженные складками кожи, они напоминали сейчас глаза свиньи. Или он в самом деле туп как пробка, или Цутаки умеет хорошо подбирать людей. Ясно одно: изображая в разговоре с ним смертельный страх, Масу на самом деле не боится. Но почему: от тупости или оттого, что чувствует прикрытие? Какое? Кто этот человек в военной форме, который следил за русской медсестрой?

– Между прочим, тут не показывался один мой знакомый?

Масу с готовностью прищурился:

– Какой, Исидзима-сан? Рад служить.

– Одет в военную форму без погон.

– Вы хотите сказать, один из солдат, которые приехали на вездеходе?

– Нет, не один из солдат. Повторяю, человек в военной форме без погон и в офицерских сапогах. Вы не видели такого?

Масу внимательно посмотрел на Исидзиму. Покачал головой:

– Исидзима-сан, такого человека я не видел.

Делая вид, что это его не удивляет, Исидзима вздохнул:

– Ладно, что с вами сделаешь. Когда вы сменяетесь?

– Через час, Исидзима-сан.

– Хорошо. Если увидите человека этого – передайте, что я жду его у себя.

Масу поклонился:

– Будет исполнено.

Исидзима вышел к розарию, чувствуя, что солнце уже высоко. Его сразу же окатило теплой волной. Тело отозвалось на жару: рубашка взмокла, фрак будто прилип к телу. Стараясь скорей убежать от этой жары, он словно поплыл сквозь теплое марево. Слава богу, что бензин, рация и приборы уже здесь, теперь надо ждать, когда начнут перекачивать горючее. Подходя к вышке, он видел, что у самолета все как будто в порядке. Люди стоят под крылом, среди них он видит Гарамова, Бунчикова и Тамуру; сварщик уже включил горелку. В его руке, то распускаясь бледным цветком, то сужаясь, дрожала струя синего пламени.

Подойдя к вышке, он с облегчением вздохнул: от замшелых и выщербленных ветрами песчаных камней несло прохладой. Еще раз задал себе вопрос, который вертелся с утра: а не подозрительно ли быстро второй отдел выдал все, о чем запросил Исидо? Об этом должен был узнать Цутаки. Но, судя по прибывшей машине, он пока или не знает о ней, или решил ничего не предпринимать.

Вышка стояла здесь давно как напоминание о тщете людских желаний. Каменная башня с конусообразным куполом была построена задолго до закладки отеля и сначала предназначалась для маяка, но потом по каким-то причинам место для маяка уже после постройки башни перенесли ближе к Дайрену. Может быть, одинокая башня в какой-то степени повлияла потом на выбор архитекторов. Так или иначе, когда было выстроено здание и позже, когда отель обрел свое сегодняшнее назначение, вышка осталась частью местной экзотики. Исидзима знал, что отдыхающим нравится подниматься наверх по винтовой лестнице и любоваться морем.

Войдя в узкую арочную дверь, он посмотрел наверх, в пролет лестницы. На секунду его охватил блаженный холод. Дверь на смотровую площадку наверху была закрыта. Про себя он похвалил Корнева: пост организован по всем правилам. Прислушался: сначала наверху было тихо, потом размеренно скрипнула доска. Снова. Это шагает Корнев. Исидзима осторожно, на носках поднялся по крутым каменным ступеням почти до самого верха, спросил, остановившись у двери:

– Корнев, у вас все в порядке?

Скрип затих.

– Да, Исидзима-сан, – отозвался голос.

Подойдя к стене в холле второго этажа, Лим остановился. Он чувствовал, как колотится сердце, потеют и становятся липкими руки, а привычная боль в крестце стихает, становясь просто тупой и мягкой помехой, мешающей разогнуться. Середина дня, сейчас здесь никого не должно быть. Лим знал, что каждый раз, подходя сюда в поисках тайника, он может находиться в одной секунде от счастья: трогать и ощупывать пальцами стену, в любую минуту может увидеть, как ее часть поддается, превращаясь в крышку, открывающую сокровища. В тот раз, когда Лим, находясь в номере, случайно услышал, как что-то стукнуло в стене, а потом увидел в замочную скважину уходящего по коридору характерными, почти беззвучными шагами господина Исидзиму, ему показалось, что стук раздался где-то в середине стены, ближе к окну. Но Лим был опытен, пережил слишком много разочарований, чтобы доверять кажущемуся. Поэтому, узнав о тайнике, он стал проверять стену с самого низа, справа налево, от окна к коридору – сантиметр за сантиметром. Лим не торопился. Он знал, что чем медленней и тщательней будет ощупывать стену, тем вернее и ближе подойдет к осуществлению заветного желания. Стена представляла из себя набор панелей из темного орехового дерева с вкрапленными в них мелкими фигурками животных и насекомых из розового и белого перламутра. Фигурки были выполнены в стиле «го хуа» и изображали персонажей троесловия «Саньянь». Лим давно уже заучил и помнил все девяносто четыре фигурки – от змеи, обвивающей цветок лотоса в правом нижнем углу, до обезьяны, играющей на лютне в левом верхнем. Он знал и помнил их всех – ласточек и ящериц, тигров и стрекоз, муравьев и лис, черепах и орлов, журавлей и улиток. Сейчас, подойдя к стене, Лим прежде всего постарался успокоиться, а потом на глаз определил границу участка, который был уже проверен, и принялся за работу.

Исидзима открыл дверь, вышел на площадку башни и тут же ощутил два коротких удара в переносицу и нижнюю челюсть. Все поплыло, глаза заволокло кроваво-красной пеленой. Показалось, что он на несколько секунд потерял сознание, ощущая, как кто-то быстро начал ощупывать его, тщательно проверяя все сверху донизу. Вытащил из висящей под мышкой кобуры пистолет, проверил карманы, наконец, еще раз пробежав по брюкам, стал осторожно хлопать по щекам. Преодолев слабость и дурноту, Исидзима открыл глаза, увидел чье-то расплывающееся лицо. Долго не мог понять, кто это. Почувствовал, что из носа и рта у него густо наплывами шла кровь. Чужая рука сунула ему под нос платок, прижала к нему его собственную руку. Исидзима понял, что требуется от него, и прижал платок. Кровь пошла слабей, стало легче, и он глубоко вздохнул раз, другой, третий. Увидел стоящего перед собой человека. Вгляделся. Это был Тасиро Тансу, телохранитель майора Цутаки. Контрразведчик был в белом фраке и белой манишке, в руке он держал его «Ариту-21М». Оскалившись – в глазах лейтенанта жили сейчас два чувства: ненависть и тупое удовольствие, – Тасиро тем не менее продолжал настороженно следить за Исидзимой, проверяя каждый его жест.

– Очухался?

Кровавые круги продолжали сходиться и расходиться. Но сквозь них в углу площадки Исидзима все-таки смог рассмотреть темный продолговатый предмет. Он попытался понять, что это, потом догадался – Корнев. Корнева убили, и сделал это Тасиро Тансу... Должно же ему стать легче? Должно. Собери все свои силы. Все, что в тебе есть. Здесь, в отеле, Тасиро Тансу один или нет? Исидзима хотел бы это знать. Верней всего, Тасиро здесь не один. Где-то внизу наверняка его кто-то страхует, двое или трое. А может быть, он все-таки здесь один? Он и есть тот самый – в военной форме без погон и офицерских сапогах? Правда, в отеле есть еще Масу. Но Масу не в счет, Масу обыкновенный осведомитель.

– Вы за все это ответите, – выплевывая кровь и сильней прижимая платок к носу, сказал Исидзима. – Здесь секретный объект.

– Отвечу, скотина. Поговори у меня.

Не сдаваться ему. Не плыть перед ним, не расползаться.

– Ответите по всей полноте.

– Собака. Если ты сделаешь сейчас хоть одно неосторожное движение, слышишь, хоть одно – я тут же пущу тебе пулю в живот. Понял? – Тасиро повел пальцем на курке, и Исидзима, чувствуя, что он вполне может сейчас выстрелить, сплюнул кровь:

– Понял.

Только бы догадаться – Тасиро пришел в отель один или с кем-то. Может же быть такое везение, что Тасиро один. Конечно, есть еще Масу, но у того наверняка своя задача; во всяком случае Масу сейчас будет стоять на посту до конца смены.

– Ты все понял? Повтори!

– Понял.

– Значит, принял к сведению: если начнешь шалить, всажу пулю. Одну, не больше. Но это будет очень болезненно. Скот, ты слышишь?

– Да, – Исидзима постарался получше рассмотреть неподвижный предмет в углу смотровой площадки. Корнев. Он лежит неестественно подогнув голову и поджав под себя скрюченные руки, так, будто перед смертью пытался что-то подгрести с совершенно голого каменного пола.

– Твой кобель мертв, – поймав взгляд Исидзимы, сказал Тасиро. – Дохлятина, как все твои ублюдки. Делать с ним нечего.

Интересно, что же ему все-таки нужно? Почему он его не убил сразу? Исидзима сглотнул кровь. Тасиро Тансу ничего зря не делает. Тогда зачем все это? Надо прийти в себя и как-то расколоть его, попытаться обойти в разговоре, выяснить, один он в отеле или с кем-то. Правда, люди Цутаки щеголяют тем, что работают поодиночке, но кто его знает: прикрытие же должно быть. И Исидзима начал тянуть время. Кивнув на Корнева, он сказал:

– Вы не имели права его убивать. Этот человек назначен сюда вторым отделом.

Тасиро хохотнул, но его глаза остались верхом внимательности: он не упускал из вида ни одного движения Исидзимы.

– Вторым отделом. Что ты мелешь? Плевать я хотел на тебя и на весь твой второй отдел. Даже без этого самолета и ты и твой ублюдок генерал давно у нас вне закона. Понимаешь? Я могу раздавить тебя сейчас как клопа.

Исидзима опустил голову, чтобы сплюнуть кровь, но Тасиро дулом пистолета поднял ему подбородок:

– Ты понимаешь?

– Понимаю.

Он снял и Вацудзи, подумал Исидзима. Поэтому птицы и изменили тогда крик на несколько секунд.

– Собака! Я и без самолета русских могу перешибить тебя и оставить здесь подыхать.

– Во-первых, это не самолет русских. Во-вторых, почему вы этого не сделали?

Рискнуть? А почему бы и не рискнуть? Все равно терять нечего. Конечно, в рукопашной Тасиро силен. Но что касается извилин – он с ним еще потягается.

– Во-первых, собака, я это всегда успею сделать. Во-вторых, это самолет русских, а ты – предатель.

– Это не самолет русских. Самолет прибыл сюда по вызову генерала Исидо.

Тасиро захохотал почти беззвучно, вздрагивая краями губ. Хохотал долго. Но глаза его все время оставались спокойными. Наконец Тасиро перестал смеяться.

– Значит, ты хочешь меня убедить, что самолет прибыл по вызову японского генерала?

– По вызову японского генерала.

– Спасибо, насмешил. И девка – тоже по вызову японского генерала? И ее пистолет тоже по вызову японского генерала?

Пистолет... Конечно, медсестра могла сунуть под платье пистолет. Но это уже лучше. Разговор идет в нужную сторону. Надо сделать вид, что он одурел от боли и ничего не соображает. Если бы только удалось расколоть его.

– Собака! Откуда у нее советский пистолет? Откуда?

Исидзима сплюнул.

– Наверное, для маскировки. – И почувствовал, как дуло снова подняло ему подбородок.

– Для маскировки? А медицинские инструменты тоже для маскировки?

Исидзима покачал головой, вздохнул:

– Какие еще инструменты? Я об этом ничего не знаю.

– Простые – шприцы, зажимы...

И тут он выложил заранее приготовленную фразу:

– Не было никаких медицинских инструментов.

Тасиро снова захохотал. Он явно получал удовольствие.

– Значит, я слепой? И она макароны варила в прачечной?

Выдал себя, голубчик. Значит, Тасиро здесь один, только переоделся во фрак и лаковые туфли, которые нес с собой. А военную форму и сапоги в последний момент, перед тем как пройти на башню, снял и спрятал где-нибудь в роще. Ясно, во фраке он может передвигаться более или менее свободно и не привлекать внимания. Значит, перед окном на корточках сидел Тасиро Тансу. Он его расколол. Но от этого ему сейчас не легче. Надо ответить на новый вопрос – почему он один?

– Будешь еще врать насчет вызванного самолета?

– Что вам надо?

– Ты как говоришь, паскуда?

– Я просто спрашиваю, что вам от меня надо?

Тасиро замолчал, вслушиваясь в какую-то свою мысль.

– Ладно, скажу. Самолет и Исидо подождут. Мне от тебя надо бриллианты.

Бриллианты? Так вот почему он один. Только откуда знает о них? Впрочем, это сейчас не существенно. Главное – Тасиро интересуют именно бриллианты, а не самолет. Значит, он пока получает отсрочку. Пусть даже незначительную.

– Я не знаю, о чем вы говорите.

– Не знаешь? Придется тебе расколоться, миленький. Ты изрядно погрел себе руки на этом месте. И конечно, как умный человек, превратил деньги в камни. Я не требую всего. Отдай половину – и я тебя отпущу.

Конечно, было бы совсем хорошо, если бы удалось выяснить, откуда Тасиро знает о бриллиантах. У такого человека, как Тасиро, для выяснения истины возможен только один путь – пытка. Другого нет. Пытка. Приятного мало. Но если для того чтобы выяснить, где он хранит бриллианты. Тасиро заранее решил, что будет его пытать, – вряд ли он это будет делать здесь.

– Я не знаю ни о каких бриллиантах.

Тасиро осклабился:

– Ничего, голубок, скоро узнаешь.

Чуть отступив, он достал и протянул чистый платок:

– Оботри рыло. Ну? Бери, сволочь!

Да, это пытка. Он сейчас поведет его пытать. Исидзима взял платок, осторожно вытер нос, губы. Посмотрел на Тасиро. Тот прищурился:

– Мало. Из башни мы оба должны выйти как огурчики.

Исидзима поплевал на платок, стал с силой тереть щеки. Кажется, кровь перестала идти. Тасиро внимательно следил за ним. Как будто остался доволен. Значит, он все это делает без ведома Цутаки.

– Ладно, хватит. Спрячь платок в карман и повернись.

Он повернулся.

– Спускайся по лестнице. Медленно. И не вздумай бежать. При попытке к бегству буду стрелять.

Исидзима чувствовал, как Тасиро идет за ним вплотную. Спустившись, услышал:

– Не выходи без моей команды. Оправь фрак.

Исидзима остановился. Тасиро встал рядом, заложил руку с пистолетом за отворот – так, что со стороны могло показаться, будто он проверяет под фраком стук собственного сердца.

– К отелю пойдем рядом. Повторяю: при малейшем неосторожном движении стреляю по ногам. На своих не надейся. Двоих я уже убрал. Трое далеко отсюда, у самолета. Двое сторожат твоего ублюдочного генерала, сам знаешь, без приказа они никуда не тронутся, да и окна выходят в другую сторону. Остается тот, что сидел в дежурке, но он связан и во рту у него кляп. Бабы тоже не спасут, двух я привязал к кроватям, остальные заперты в комнате. Иди тихо и спокойно. Вперед!

Пытать он себя не даст. Но и остаться с перебитыми ногами тоже не хочется. Тасиро стреляет виртуозно. В это время, выскочив из-за куста карликовой березы, к нему подбежал Сиго. Орангутан ухватил его за фалды фрака, заскулил.

– Сиго, отстань, – тихо сказал Исидзима.

– Что надо этой скотине? – Тасиро рядом напрягся.

– Сиго, гулять! – повторил Исидзима. – Сиго, мне некогда!

Обезьяна обиженно пискнула и убежала, но остановилась неподалеку, села на песке, стала корчить рожи.

– Пошел, скот! – сказал Тасиро. – Ну? Вперед!

Они вышли из арочной двери и медленно пошли по дорожке, ведущей в сад.

Японец-сварщик, привстав на цыпочках, потрогал свинченную и откинутую крышку фюзеляжа и посмотрел на бортмеханика. Тот кивнул. Японец стал менять наконечник горелки.

– Перевести что-нибудь? – спросил стоящий рядом Бунчиков.

– Не нужно, – сказал бортмеханик. – И так все понятно.

Гарамов прислушался к себе и усмехнулся: сколько ненужных успокоений и доводов может пронестись в голове человека за одну секунду. Например, Вика задерживается, потому что ищет курево; Вика беседует с Исидзимой; с Викой ничего не могло случиться, потому что отель рядом и все на виду; у Вики пистолет, и в крайнем случае она себя в обиду не даст. Это только начало, а сколько других? И все они будут свидетельствовать, что все как будто в порядке. Но по горькому опыту Гарамов знал, что все в порядке бывает только в одном случае, в тысяче же других на войне, как правило, люди получают пулю, гибнут, пропадают без вести, исчезают без звука и тени.

Он выругался про себя и решил идти на поиски медсестры. Он поднялся по трапу, постучал в дверь. Открыл штурман. Он был уже в комбинезоне.

– Выпрыгивайте.

Штурман прыгнул на песок.

– Все переоделись?

– Все.

– Я пойду поищу медсестру, вы остаетесь за старшего. Если меня долго не будет – рацию, приборы и остальное примете без меня. Этот, с черными усами, фамилия Бунчиков, говорит по-русски и по-японски. Если что – со всеми вопросами к нему, он поможет, но упаси бог, если он или кто-то из японцев догадается, что это за самолет. Раненых им не показывайте, по званиям и словом «товарищ» друг к другу не обращайтесь. Ясно?

– Так точно. Никто не должен догадаться, что это за самолет. Раненых не показывать, по званиям не обращаться, товарищами не называть.

– Все верно. А я исчез. Идите к бортмеханику.

Делая вид, что осматривает хвостовую часть, Гарамов стал отходить к роще. Теперь с ним все должно быть чисто, второго случая, как утром, когда он так глупо попался, не будет. Нагнувшись и улучив момент, когда Бунчиков отвернулся, скользнул в заросли. Но должен учесть, что бамбук просвечивает, веток на нижней части ствола нет, поэтому в самой роще почти невозможно подойти к кому-то незаметно. У бамбуковых зарослей есть свои преимущества: сейчас, когда он останавливался в нужном месте, его никто не видел, ему же хорошо открывалось пространство перед рощей. На берегу и у отеля все пока оставалось спокойным. Один раз пробежал уже знакомый ему орангутан, чуть позже прошел садовник в запачканном землей белом фартуке; больше людей он не заметил.

У заднего двора Гарамов попытался сквозь заросли разглядеть, что происходит в отеле. Большинство окон были зашторены, там же, где шторы открыты, отсвечивали стекла. Что-то разглядеть он смог лишь в номерах, где окна были распахнуты настежь. Но и в них не встретилось ничего особенного. Один только раз к раскрытому на втором этаже окну подошел коротко стриженный седой японец в халате, глянул на рощу и тут же исчез.

Гарамов хотел было уже проскользнуть в заднюю дверь, но ему показалось, что почва под одним из стволов, у которых он стоял, разрыхлена. Он присел, всмотрелся. Без всякого сомнения, в этом месте что-то закопано, причем недавно. Гарамов достал финку, осторожно снял лезвием верхний слой почвы – открылось зеленое матерчатое, пятно. Оставшуюся землю Гарамов бережно отгреб руками и вытащил мешок армейского образца. Вглядевшись, увидел два размытых иероглифа, нанесенных черной нитрокраской. Присел ниже. Нет, вокруг было тихо. Подождав, он достал пистолет и, убедившись, что поблизости никого нет, занялся находкой. Развязал зеленую шнуровку, раздвинул края. В мешке было спрятано обмундирование: китель без погон, галифе и черные хромовые сапоги. Потом, осторожно расстелив мешок, вынул и разложил на нем все, проверил карманы, швы, каблуки и подошвы. Искал тщательно и дотошно, но ничего особенного не обнаружил. Тайников в швах, каблуках и подошвах не оказалось, в карманах же он нашел обычные вещи: японский коробок с тремя спичками, мелкую монету и щепотку табака от японских сигарет типа «Конбан» или «Горудэн батто». Затем Гарамов еще раз осмотрел каждую из вещей. Сапоги были примерно сорок второго – сорок третьего размера. Примерил по себе рукав кителя: он был ему чуть длинноват. Если исходить из средних данных японцев, то одежда, скорей всего, принадлежит высокому человеку. Галифе и китель сшиты на заказ из обычного зеленого шевиота средней стоимости. Сапоги сугубо стандартные, офицерские, хромовые.

Все найденное Гарамов сложил аккуратно, завязал шнуровку и закопал мешок. Убедившись, что на заднем дворе никого нет, проскользнул в дверь, прошел по пустому коридору. Перед главным входом встал за занавеску у окна, выходящего к морю, и стал наблюдать.

Вокруг было тихо, и Гарамов принялся размышлять о находке, продолжая вести наблюдение. Что это, вещи того самого человека в военной форме без погон и в офицерских сапогах, который наблюдал сквозь окно за Викой? Значит, можно допустить, что этот человек тайком подошел к отелю и переоделся. Исидзима ведь говорил ему, что опасается людей из контрразведки. Не делая преждевременных выводов, все же можно считать, что этот человек работает в контрразведке и пришел он сюда, чтобы как-то проконтролировать действия Исидзимы, а значит, мог следить и за самолетом. Когда же Вика легкомысленно пошла в отель одна, не предупредив ни его, ни Исидзиму, этот человек из контрразведки вполне мог захватить ее. Только при одной мысли об этом Гарамов покрылся испариной. В кустах у самого моря что-то зашевелилось. Он вгляделся и увидел обезьяну. Орангутан не спеша подошел к башне, вошел внутрь, но через некоторое время выскочил и сел на песке поодаль. Почти тут же из башни вышли два человека во фраках. Они не спеша пошли к отелю, и через несколько шагов в одном из них Гарамов без труда узнал Исидзиму. Исидзима шел спокойно; идущего с ним рядом человека Гарамов не знал. Этот человек был на голову выше Исидзимы и шел глядя перед собой и сунув правую руку за пазуху. Интересная поза, подумал Гарамов. У этого длинного наверняка пистолет, и они не просто идут к отелю, а он ведет Исидзиму.

Гарамов продолжал следить за приближающимися. Да, совершенно точно – он его ведет, хотя все движения, позы и выражения лиц у обоих просто так и дышат невозмутимостью. Но невозмутимость – вещь относительная. Следя за длинным и изучая его, Гарамов попытался сообразить, что делать. Судя по всему, военная форма в мешке принадлежит ему и именно он наблюдал за Викой через окно. А если спрятал форму, переоделся и скрытно ведет Исидзиму в отель – значит, действует в одиночку.

Гарамов стал ждать их. Но теперь все зависело от того, куда они повернут, войдя в отель. Направо? Налево? Гарамов попытался вспомнить, в какой части отеля расположены лестницы, ведущие на второй этаж. Кажется, в правой, то есть в той, где он сейчас стоит. Так и есть. Идут. Кажется, к нему. Да, точно – повернули в его сторону. Гарамов подождал, пока они поравняются, чуть присел и, выйдя из-за занавески, коротким ударом ребра ладони по шее свалил длинного японца на пол.

Сначала Лиму показалось, что внизу, на первом этаже, кто-то идет. Да, он мог поклясться: там, внизу, сейчас идут двое, и один из них, судя по шагам, – господин Исидзима. Неужели ему придется на сегодня отказаться от поисков? Лим затих, прислушиваясь и заклиная судьбу. Нет, кажется, шаги внизу стихли. Надо начинать. Лим приказал себе не бояться, он ведь не дурак: самолет, который прилетел, вполне может быть вызван по указанию господина Исидзимы. Значит, ему надо торопиться. Появление самолета вполне может поставить под угрозу осуществление мечты.

Участок, который Лим уже проверил, занимал больше трети всей площади – от пола и до известной только ему условной линии, которую он называл про себя «от третьего когтя орла до кончика хвоста ящерицы». Прислушавшись и убедившись, что здесь, в коридоре второго этажа, никого нет, Лим поблагодарил небо, что нижняя, самая трудная для него часть стены уже проверена: сего спиной нагибаться, исследуя этот участок, было мукой. Теперь же он может искать тайник, и сегодня он должен сделать больше, чем обычно. Эх, если бы мог проверить все. Но из этого ничего не выйдет. После долгих колебаний Лим наметил себе только участок от третьего когтя орла до второго крыла нижней стрекозы. Помолившись одному из восьми главных божеств даосского пантеона и сказав тихо: «Чжунли Хань, помоги мне», Лим суеверно поплевал на оба мизинца и начал прощупывать маленький участок стены у третьего когтя орла. Затем пошел дальше, касаясь одного и того же участка до десяти раз. Так, трогая выбранную точку сначала большим, а потом указательным пальцем, Лим пытался нащупать скрытый в дереве и перламутре секрет тайника.

Сразу же после удара длинный японец качнулся, обмяк и стал заваливаться на бок; его правая рука выскользнула из-за обшлага фрака вместе с пистолетом. Исидзима быстро повернулся, взглянув на Гарамова, одной рукой подхватил падающее тело, а второй выхватил пистолет из цепких пальцев. Затем торопливо сунул пистолет в карман и сказал почти беззвучно:

– Держите его, я открою номер!

Гарамов подхватил длинного. Исидзима мягко вставил ключ, открыл ближайший номер, и они вместе затащили того в комнату.

В комнате было полутемно, окна выходили в рощу и были зашторены. Исидзима тут же запер дверь и, как только они положили японца на кровать, достал из двух внутренних карманов фрака девятизарядный «Вальтер» и «ТТ». Гарамов присмотрелся. Да, это был его «ТТ», тот, который он дал Вике.

– Вам знакомо это оружие?

Гарамов спрятал пистолет.

– Это мое личное оружие, господин Исидзима. Но отобран он не у меня.

– Понятно. У вашей медсестры.

Исидзима стал методично проверять карманы длинного. Из бокового достал кожаный бумажник, два чистых платка и три ключа на самодельном проволочном кольце. Полез в брюки, оттянул их и выудил из-за пояса десантный нож в чехле. Бумажник, ключи и «Вальтер» взял себе, нож и платки положил рядом. Снял у захваченного брючный ремень, спустил брюки до щиколоток и туго стянул ноги ремнем. Только после этого вздохнул и вытер пот со лба.

– Кто это? – спросил Гарамов.

– Потом объясню. Посмотрите на антресолях над шкафом, там должны быть веревки.

Гарамов вышел в прихожую, открыл антресоли, нашел небольшую бухту белых веревок, на которых обычно развешивают белье. Исидзима быстро разрезал веревку на несколько кусков, туго спеленал японцу руки, сложив их сначала на животе, а потом, уже скрученные, надежно примотал к телу. Выбрал среди разложенных кусков веревки самый длинный и так же туго, оборотов в двадцать, спеленал ноги. Только тут Гарамов заметил, что десны у Исидзимы, губы и нос разбиты. Исидзима поймал его взгляд, улыбнулся:

– Теперь мы можем говорить спокойно. Спасибо, господин Гарамов.

– Это он вас так?

Директор отеля достал платок, потрогал губу, вздохнул.

– Знакомьтесь, господин Гарамов. Перед вами лейтенант Тасиро Тансу, личный телохранитель и главный палач в особой группе контрразведки майора Цутаки Дзиннай, лучший чистильщик фронта. Вы слышали о майоре Цутаки?

Цутаки Дзиннай. Гарамов попытался вспомнить, слышал ли он когда-то эту фамилию. Нет, не слышал.

– Нет, не доводилось. Кто он?

– Как вы говорите, «царь и бог». Сейчас занят тем, что уничтожает потихоньку всех носителей секретов из второго отдела.

– Этот Тасиро Тансу здесь один?

– Пока, думаю, один. Будем ждать, когда он очнется. Что же с Викой. Если с ней что-то случилось, виноват будет только он один.

– Я нашел в роще закопанный мешок с военной формой без погон. Похоже, что это он смотрел в окно.

– Похоже. Что вас толкнуло прийти в отель, вы же должны быть у самолета?

– Ушла и не вернулась наша медсестра. Вы ничего не знаете о ней?

Видимо, с лицом Гарамова что-то происходило. Исидзима мягко тронул его за плечи:

– Успокойтесь. Она давно ушла?

– Около получаса.

Исидзима резко выдохнул ртом воздух, выражая этим жестом сочувствие.

– Боюсь, эта сволочь привязала ее где-то. Так, по крайней мере, он мне сказал.

– Где?

Исидзима скосил глаза. Лицо Тасиро Тансу дернулось, губы непроизвольно сжались.

– Попробуем выяснить у него. Я так и думал – он очнется раньше, чем это сделал бы я.

Веки Тасиро Тансу открылись, некоторое время он сосредоточенно и неподвижно смотрел вверх. Потом, не поворачивая головы, одними зрачками обвел комнату, остановил взгляд на Исидзиме, Гарамове, Снова перевел глаза на потолок.

– Тасиро! Где русская девушка? – спросил Исидзима. Тасиро не шевельнулся. Гарамов достал свой парабеллум. Подумал: что бы ни случилось, сейчас он прихватит его.

– Где русская? – повторил Исидзима. Тасиро неподвижно смотрел вверх. Гарамов, утяжеляя дыхание, медленно поднес дуло к виску Тасиро, Тот не дрогнул ни одним мускулом. Гарамов почувствовал: кажется, он в самом деле сейчас на грани того, чтобы пристрелить японца. Прохрипел:

– Где русская?

Сказал шепотом по-русски, обращаясь к Исидзиме, но работая на связанного:

– Исидзима, я пристрелю его как последнюю сволочь, если он не скажет.

– Он нам нужен, – подыграл Исидзима.

– Я плевал! – Он пригнулся вплотную к Тасиро и сказал по-японски: – Говори, где русская девушка, иначе стреляю.

Японец молчал

– Паскуда! – выругался Гарамов и начал медленно вести пальцем по курку сверху вниз – отработанный прием, показывающий, что он сейчас выстрелит. Тасиро не реагировал. Было видно, что эта комедия проводилась впустую. Исидзима тронул Гарамова осторожно за плечо, и тот понял: лучше все это оставить. Спросил взглядом: что делать?

– Боюсь, мы зря теряем время. Оно сейчас нужней для вашей медсестры.