355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вэй Хой » Замужем за Буддой » Текст книги (страница 8)
Замужем за Буддой
  • Текст добавлен: 28 апреля 2017, 15:00

Текст книги "Замужем за Буддой"


Автор книги: Вэй Хой



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Именно там мы и договорились встретиться.

Как только дверь в номер открылась, Чжуша и я по-детски завопили от радости и бросились друг другу на шею. При встрече в Нью-Йорке с приехавшей издалека родней испытываешь немного странное, но теплое и щемящее чувство. Особенно порадовало, что Чжуша привезла гостинцы из дома: мои любимые пирожки с красной фасолью, заботливо испеченные мамой, и высушенные маринованные побеги бамбука. Они обе очень переживали, что на таможне продукты могут конфисковать.

Я один за другим открывала плотно завязанные пакеты с угощением, впившись зубами в любимый пирожок с фасолью. А когда проглотила первый кусочек, разрез глаз у меня непроизвольно стал более раскосым, родным. Только мама умела так восхитительно готовить. Чувствовать неиссякаемую, безоговорочную материнскую любовь – всегда счастье. Правда, несколько удручает собственная неспособность отплатить такой же преданностью.

Мы говорили без умолку, особенно я. В Нью-Йорке мне почти не доводилось говорить по-китайски. Чжуша внимательно слушала, а я обрушила на нее целый поток новостей из моей американской жизни, в том числе и о Мудзу.

Кузина стала более зрелой и сдержанной; ее терпеливая благожелательная улыбка осталась неизменной. Сначала ее муж Ай Дик, который был на восемь лет моложе нее, собирался прилететь вместе с ней, но не смог получить визу. У меня самой были похожие проблемы. Сиэр, которая всегда мечтала провести отпуск в Нью-Йорке, три раза подавала заявление, но и ей тоже отказали в визе. В каком-то смысле образ жизни молодых китайцев не так уж сильно отличался от того, который вела молодежь в Америке или Японии, но во многих случаях их радужные мечты разбивались вдребезги при столкновении с суровой реальностью. Они не могли отправиться в Париж, Токио или Нью-Йорк в любое время, когда им захочется. И сколькими бы колечками для пирсинга молодой, желающий во что бы то ни стало самоутвердиться китайский юнец не протыкал свою кожу, он по-прежнему оставался беспомощным и уязвимым.

О муже Чжуша говорила как-то мельком, почти равнодушно, словно речь шла о чем-то бестелесном, как воздух. В ее голосе не было ничего хотя бы отдаленно напоминающего то волнение и гордость, с которой она рассказывала о своем обожаемом сыне «червячке».

По намекам в письмах от общих знакомых по Шанхаю и телефонных разговорах я догадалась, что в ее семейной жизни не все благополучно: под влиянием бытовых и супружеских забот у художника Ай Дика наступил «творческий кризис». В нем воскрес былой Казанова, и Ай Дик стал встречаться с женщинами, которые были лет на восемь моложе него. До меня дошли слухи, что не на шутку разгневанная жена отобрала у него подозрительно «отощавшую» кредитную карточку, когда обнаружила, что он потратил кучу денег на подарки. Правда, вскоре ему удалось завладеть еще одной карточкой и добраться до их общего банковского счета. Ай Дик, похоже, был искренне привязан к сыну, но это ничего не меняло в его поведении.

Услышав, что я подумываю о том, чтобы выйти за Мудзу замуж, Чжуша на какое-то мгновение остолбенела от изумления, а затем, прикрыв рот рукой, расхохоталась. Когда она не могла удержаться от громкого смеха, всегда прикрывала рот рукой. Стыдливость и хорошие манеры были одними из самых привлекательных ее качеств.

– Ты сошла с ума, – вздохнула она. – Похоже, мы с тобой поменялись ролями. Меня прочили в счастливые супруги и матери, а тебе предрекали вечно скитаться по миру в чудных шелковых ципао, писать книги и крутить бесчисленные романы со множеством мужчин, жаждущих твоего внимания и любви. И что же? Теперь ты живешь в Нью-Йорке, одном из самых космополитичных городов мира, и собираешься выйти замуж – за кого бы вы думали? За японца! Господи! А я? Это уже второй мой брак, и похоже, он долго не протянет… Каждый раз я пытаюсь устроить свою жизнь по старой поговорке: «Сначала заведи крепкую семью, а уже потом делай карьеру», но у меня ничего не получается.

Чжуша ласково взяла меня за руку:

– Коко, подумай хорошенько. Влюбиться легко, а жить вместе трудно, – при этих словах она снова горестно вздохнула. – Люди, томящиеся в крепости, всегда стремятся выйти оттуда на волю. Те, кто находится снаружи и жаждет покоя и защищенности, неизменно хотят проникнуть внутрь. Такова жизнь.

Я покачала головой:

– Нельзя так много размышлять. Когда слишком долго думаешь о чем-то, решимость улетучивается и ни на что не хватает смелости.

Мы замолчали, отламывая кусочки от лежащей на кофейном столике шоколадки, сосредоточенно жуя и, разглядывая привезенные Чжушей фотографии.

На снимках ее сын выглядел веселым крепышом. Он то улыбался своим трогательным розово-беззубым ротиком, то увлеченно играл с пальчиками на своих крошечных ножках.

При виде его беззащитной фигурки у меня на глаза навернулись слезы. И я не могла удержаться от восклицания: «Женщине от природы суждено стать матерью!»

– Пожалуй, – задумчиво ответила Чжуша, не сводя глаз с фотографии сына. – Многие женщины жалеют, что стали женой мужчины, но еще ни одна не пожалела, что родила мужчину.

Иными словами, мужчины – не очень-то надежное племя, и когда на них больше нельзя рассчитывать, можно положиться на сына, который станет тебе опорой.

– Это естественно, – продолжила Чжуша, – ведь, в конце концов, сын выходит на свет из твоего чрева.

Мы снова рассмеялись. Чжуша изменилась: два неудачных брака настроили ее на пессимистичный лад по отношению к мужчинам, но благодаря материнству она обрела духовную зрелость и стойкость.

Мы решили сначала устроить роскошный ужин, а потом повеселиться в клубе.

Чжуша была убеждена, что в Нью-Йорке просто по определению не могло быть приличной китайской еды и что приличная западная кухня даст сто очков вперед плохой китайской стряпне. Руководствуясь этой теорией, она и выбрала в Виллидже жутко дорогой итальянский ресторан под название «Баббо», и я вынуждена была смириться с ее решением. Хотя лично я предпочла бы любой самой изысканной европейской кухне плохую китайскую еду. Но она была гостьей, приехавшей издалека, и к тому же угощала меня ужином за свой счет, а вернее, за счет компании, в которой работала.

Блюда, которые мы ели в ресторане, действительно были похожи на настоящую итальянскую кухню. Наверное, поэтому они и стоили так дорого. Но когда мы попытались угостить друг друга тем, что заказала каждая из нас, пожилой тощий официант в очках медленно приблизился к нашему столику и со страдальческой миной на лице вежливо сказал, что этого делать не следует, потому что, когда пробуешь несколько блюд одновременно, вкус притупляется и не чувствуешь всей вкусовой гаммы.

– В один прекрасный день они строго-настрого запретят посетителям разговаривать во время еды. Это ведь тоже отвлекает от вкуса пищи, правда? – заметила я.

– В наше время в мире так много неразберихи. От избытка свободы люди стали непоседливыми, безответственными и склочными. Может быть, и стоило бы ввести какие-то ограничения. Если бы человек время от времени натыкался на запреты, не исключено, что он научился бы ценить то, что имеет, – задумчиво сказала Чжуша.

После десерта мы обсудили, в какой бар пойти. Подобно двум миллионам шанхайских «яппи» – молодых состоятельных горожанок, имеющих престижную профессию, – Чжуша была совершенно очарована фильмом «Секс в большом городе» и непременно хотела побывать в баре на Бауэри (который теперь назывался просто «Бар Б»), среди завсегдатаев которого были многие герои и героини этого телесериала. В то же время ей ужасно хотелось попасть на выступление Вуди Аллена в кафе «Карлайл» в Ист-Сайде и послушать, как он играет на кларнете. Однако в тот день Вуди Аллен в программе не значился, и мы отправились в бар на Бауэри.

Там яблоку негде было упасть. Однако у нас не возникло ощущения, что приключения или любовные истории поджидают нас на каждом шагу. И тем не менее, не прошло и трех секунд, как случилось нечто удивительное – я встретила одного из знакомых.

Правда, «знакомый» – это слишком громко сказано. Это был рыжик Эрик, молодой литературный критик из «Нью-Йорк Таймс». На его миловидном лице играла застенчивая улыбка. Мы столкнулись в толпе посетителей и одновременно удивленно воскликнули «Ой!», после чего дружелюбно обнялись. Затем представили друг другу своих спутников.

Взглянув на стоящего рядом с ним мужчину, я невольно вздрогнула. Внешне он был ужасно похож на Джорджа Клуни{77}, даже еще красивее, стройнее и элегантнее. Одет во все черное, от «Армани». Зовут Ник. На вид лет сорок пять. Приходится Эрику родным дядей.

И голос у него был необычайно притягательный. На слух такой же приятный, как мороженое на вкус. Слишком безупречный.

В последующие два часа мы с Чжушей беспрестанно смеялись и без умолку болтали в компании подсевших к нам Ника и Эрика. Вообще-то я давно уже не пила и не курила. Но Ник раскурил косячок, стоя в углу недалеко от туалета, и, сама не знаю почему, я присоединилась.

Мы стояли вместе в темном углу в клубах дыма, и нам было хорошо и легко. Время от времени Ник приглаживал пальцами свои густые каштановые волосы и разглядывал снующих мимо людей. При этом с его лица не сходило присущее всем ловеласам выражение бесцеремонного любопытства.

Мы заметили Итана Хоука, но без жены – Умы Турман{78}. На этот раз его спутницей была невысокая пышная американка в красном облегающем китайском ципао. В этом платье она чем-то напоминала неправильно нафаршированную колбаску. Я невольно рассмеялась. Ник тоже ухмыльнулся, хотя и представления не имел, что именно меня позабавило.

Я придвинулась поближе и прошептала ему на ухо:

– Бьюсь об заклад, платье на этой девице не из натурального шелка!

Ник пристально посмотрел на девушку, затем на меня и произнес:

– Может, мне подойти к ней и спросить?

Вот это в нем и привлекало – умение сделать самое заурядное событие интересным. Казалось, он на все способен.

После перекура с «косячком» я вернулась на свое место в совершенно другом настроении. Все выглядело иначе: это действительно был тот самый чудесный, знаменитый и модный бар на Бауэри. Рядом со мной были очаровашка Чжуша и двое интересных мужчин, и мне было весело в их компании. Мое знание английского неожиданно улучшилось до такой степени, что я даже смогла выговорить такие заумные слова, как «гормональный стимулятор» и «менопауза», которые настоящие-то американцы не всегда способны произнести правильно. Я без конца рассказывала о разных забавных случаях, в том числе и о том, когда из зависти и вредности испачкала Чжуше нарядную белую юбку синими чернилами прямо перед ответственным выступлением в школе.

Ник потешался, глядя на меня, а Эрик не сводил глаз с Чжуши.

Затем Ник рассказал о том, как на одной из вечеринок он сильно напился и вырубился напрочь, а когда очнулся, то оказалось, что ему на голову взгромоздилась совершенно незнакомая и абсолютно голая девица.

Я смотрела на Ника, невольно реагировала на его сексуально-зазывную, как у кинозвезд, улыбку, и мне было одновременно хорошо и немного стыдно. И я неодобрительно качала головой, укоряя себя. Это было совершенно немыслимо. Именно сейчас мимолетная интрижка была мне абсолютно ни к чему. И вообще любая путаница в жизни была некстати. А Ник непременно внес бы страшную путаницу… Он обладал дьявольски сильным обаянием. До встречи с Мудзу мне всегда нравились именно такие мужчины.

Как только они, подобно сиренам, заводили свои чарующие песни, я сломя голову неслась на их зов, отбросив осмотрительность. Как отчаянный моряк бросает надежный корабль и отправляется в рискованное плавание в утлом суденышке, несмотря на приближающийся шторм, так и я кидалась им на шею, не думая о последствиях. Но когда чары развеивались и все заканчивалось, я вновь оказывалась одна-одинешенька на пустынной дороге судьбы и брела дальше, изливая свою тоску в романах о загубленной любви и ища забвения в беспорядочной жизни.

И тут я вдруг заметила, что уже три часа утра, и я пропустила ежедневный звонок Мудзу из Доминиканской Республики: он всегда звонил мне каждый вечер перед сном. Меня охватила страшная усталость, и кнопка в моем мозгу, ведающая «бесшабашным весельем», автоматически выключилась.

– Ого, как поздно! – я принялась лихорадочно искать сумочку и пальто, но в голове был туман, и мне никак не удавалось сосредоточиться и найти свои вещи.

– Не волнуйся, детка, – Ник поддержал меня и протянул мне пальто и сумочку, которые почему-то оказались у него в руках.

Выяснилось, что у бара его ждет черный «мерседес-бенц» с шофером. Мы вчетвером сели в машину. Эрик расположился рядом с водителем, а я оказалась между Чжушей и Ником на заднем сиденье. Машина, как лодка, плавно скользила по сверкающим улицам ночного Манхэттена. Весь город словно завис где-то между адом и раем, раздираемый мучительными противоречиями между стремлением к благам цивилизации и животной страстью.

В машине меня подташнивало. Вообще-то, когда я испытывала дурноту, сидя в автомобиле рядом с мужчиной, это могло означать только две вещи: либо он мне безумно нравился, либо был отвратителен.

Меня первую подвезли до дома, вернее, до дома Мудзу в Вест-Сайде. На прощанье я обняла и поцеловала всех сидящих, в том числе и Ника. Когда мои губы коснулись его щеки, между нами словно проскочила обжигающая голубая искра. Как тот разряд статического электричества, когда мы с Мудзу впервые поцеловались. Увы, второе объяснение охватившего меня в машине приступа дурноты не подходило к тому чувству, которое внушал мне Ник. Это не было отвращение.

– Воздух в Нью-Йорке сухой, – сказал Ник, пытаясь сгладить неловкость. Мы оба громко засмеялись, нервно прислушиваясь к звенящему внутри каждого из нас отзвуку этого «электрического» прикосновения. – Надеюсь, скоро увидимся, – проговорил Ник, закрывая дверцу машины, которая рванула с места и скрылась в облаке дыма.

Чжуша пробыла в Нью-Йорке еще целых пять дней. Когда у нее не было деловых совещаний с боссом, мы гуляли по городу, ходили по магазинам, сидели в уличных кафе, разглядывая прохожих, в свою очередь глазевших на нас. Посетили несколько художественных выставок в галереях Челси и один спектакль на Бродвее.

Кроме того, по рекомендации жившей в Шанхае, но родившейся в Нью-Йорке подруги моей кузины мы специально отправились на угол Мэдисон-авеню и 65-й улицы в салон красоты Эйджи. По настоянию Чжуши мы поехали туда на метро. Сели в поезд на станции «Юнион-сквер» и вышли в районе 59-й улицы. На платформе мы совершенно растерялись и понятия не имели, в каком направлении идти. Немного замешкавшись, в конце концов направились в сторону выхода к бару «Дуб», когда вдруг заметили, что вокруг мертвая тишина и кроме нас – ни души. Затем внезапно, словно в детективном фильме, откуда-то появились три тени и загородили нам дорогу. Присмотревшись, мы увидели трех черных подростков двенадцати-тринадцати лет, с белыми повязками на лбу и в бейсболках, в приспущенных широченных штанах, таких необъятных, что совершенно невозможно было понять, есть ли внутри них ноги или нет.

Мы с Чжушей были легкой добычей: две хрупкие китаянки на высоченных шпильках и в облегающих юбках. В какую-то долю секунды, повинуясь инстинкту, я сняла туфли и судорожно зажала их в руках.

Постояв так с полминуты, показавшихся вечностью, в напряженной тишине мы услышали топот шагов по лестнице, ведущей на платформу, и вскоре к нам спустились несколько упитанных и шумных американцев, судя по всему, туристов с юга, вооруженных фотоаппаратами и картами города. Мы с Чжушей поспешно обогнули угрожающие фигуры трех парней, с быстротой ветра взбежали по лестнице и, задыхаясь, выскочили на залитую солнцем и запруженную транспортом улицу.

Еще не совсем оправившись от пережитого страха, переглянулись и нервно засмеялись.

– По крайней мере, будет о чем вспомнить по возвращении в Шанхай, – уныло сострила я.

Обсудив дальнейший план действий, мы решили заглянуть в кафе и чего-нибудь выпить, а уже потом идти в салон Эйджи.

У Эйджи была впечатляющая курчавая шевелюра, густые непослушные волосы свисали на воротник белой льняной рубашки. Делая стрижку, он не проронил ни слова, полностью отдавшись работе. Он был готов терпеливо заниматься буквально каждым волоском на голове очередной клиентки! Именно такое отношение к своему искусству принесло ему известность в профессиональном мире не только в Нью-Йорке, но и в Шанхае.

Он трудился над прической Чжуши без малого два часа! Меня стриг другой мастер, длинноволосый японец с локонами ниже плеч. Терпеливые и бережные прикосновения умелых рук к волосам были приятны, я нежилась в умелых руках мастера. Чудесно, когда мужчина так осторожно и терпеливо обращается с женщиной. Стоит ли удивляться тому, что я, делая модную прическу или массаж ног, всегда чуть-чуть влюблялась в стилиста или массажиста, правда, всего на несколько часов.

На мгновение я пожалела, что Мудзу не было свойственно такое терпеливое и самоотверженное стремление услужить женщине, какое присуще Эйджи.

Я все время наблюдала за ним, но он ни разу не отвлекся от прически Чжуши. Я прикрыла глаза и в мечтательной полудреме наслаждалась легкими прикосновениями опытных рук парикмахера к моим волосам.

В вестибюле на специальной стойке мы заметили несколько конвертов для чаевых. Американцы дают чаевые демонстративно напоказ. Японцы же кладут деньги в конверты. Что до китайцев, то они просто не привыкли давать на чай. За более чем пятитысячелетнюю историю их цивилизации у них так и не сформировалась такая традиция.

Покидая салон, я с улыбкой сказала Чжуше:

– Ты обратила внимание, как приятно пахнет от Эйджи?

Кузина как раз придирчиво рассматривала в зеркале свою новую прическу. Она удивленно повела бровью и, посмотрев на меня, произнесла: «Неужели!»

Нам обеим очень нравятся туфли (вряд ли где-либо в мире найдется женщина, равнодушная к обуви). У кузины прелестные длинные и стройные ноги, и ей очень идут сандалии на высоких каблуках. По моему настоянию она купила в «Барни» две пары элегантных босоножек с тонкими, изящными перемычками от Маноло Бланик{79}.

Вопреки моим предположениям, Эрик оказался совсем не гомосексуалистом. Он начал очень настойчиво ухаживать за Чжушей. Кузина нередко попадала в подобные ситуации, причем чаще всего ухажеры были гораздо моложе нее. Их неодолимо влекло к ней, как трудовых пчел к матке.

На ужин с Эриком Чжуша надела только что купленную пару золотистых сандалий за четыреста долларов, на которые (а заодно и на ноги кузины под столом) Эрик то и дело поглядывал на протяжении всего вечера. Но хотя до отъезда Чжуши из Нью-Йорка они довольно много времени проводили вместе, дальше нескольких томных поцелуев и смятой одежды дело не зашло. Наверное, неудачный опыт супружеской жизни с молодым мужем, не отличающимся верностью и особой щепетильностью в денежных вопросах, навсегда отбил у Чжуши желание заводить романы с мужчинами младше себя. Хотя по меркам нью-йоркской светской жизни, Эрик был завидным кавалером.

На следующий день, обедая с боссом, кузина была обута в другие, еще более дорогие босоножки – те, что купила у «Барни» за пятьсот долларов. Ей было уже тридцать три, она порядком натерпелась от мужчин и прекрасно понимала разницу между деловым завтраком с начальником и свиданием с малознакомым мужчиной, с которым судьба свела ее в командировке.

И вот, наконец, дождливым днем, прихватив с собой огромную коробку с игрушками от «Шварца»{80} для сына и две пары ботинок (я передала их с ней в подарок родителям), Чжуша покинула Нью-Йорк без особого ущерба для своего душевного спокойствия.

За все это время обаятельный дядя Эрика по имени Ник ни разу не попался нам на глаза. После того вечера в баре на Бауэри он исчез, словно редкий вид экзотической бабочки. По словам племянника, отправился в Европу по делам.

18

Дневник совместной жизни

Любовь – это страдание. Отказываясь от любви, можно избежать страдания. Но тогда неизбежно начинаешь страдать от отсутствия любви, поэтому и любовь, и ее отсутствие в любом случае означают страдание. Страдание – это страдание. Любовь – это счастье. Значит, счастье неотделимо от страдания. Но, страдая, нельзя быть счастливым. Следовательно, несчастье – в любви, любовь – в страдании, а страдание – в избытке счастья. Надеюсь, вы записали.

Вуди Аллен. «Любовь и смерть»

Чем дальше идешь, тем меньше познаешь[13].

Лао-цзы

В Нью-Йорке май. На газонах буйно разрослась трава, а в воздухе разливаются беззаботные соловьиные трели.

Цветы на вишневых деревьях наконец начали увядать и осыпаться. Иногда с легким порывом теплого весеннего ветра в окно залетал одинокий бледно-розовый лепесток и тихо и печально падал в чашку с мятным чаем.

Я сидела за столиком небольшого французского кафе в Вест-Сайде и делала очередную запись в дневнике. За несколько месяцев жизни в Нью-Йорке мой дневник в красном кожаном переплете стал довольно пухлым. В какую бы страну ни забрасывала меня судьба, я неизменно с дотошной скрупулезностью вела дневник, независимо от того, была ли в тот момент моя жизнь веселой и беззаботной, как праздник с фейерверком, или отвратительной, как куча собачьего дерьма.

В совместной жизни с Мудзу были не только радости, но и ссоры. Когда двое живут бок о бок в абсолютной близости, мелкие недостатки, незаметные со стороны, неизбежно бросаются в глаза.

Я перечитала несколько дневниковых записей.

Утром, когда встала, было солнечно. Проснулась от запаха яичницы. Думала, мне это снится. Оказалось, что нет. Мудзу готовил завтрак. Поистине удивительное событие. Но похоже это было не на проявление любви и заботы, а на мягкий укор: «Вот именно так ты и должна поступать по утрам».

В Японии женщины и мужчины его возраста по-прежнему исповедуют традиционные ценности. Итак, по неписаным правилам:

1. Женщинам надлежит вставать раньше мужчин.

2. Женщины не должны позволять мужчинам возиться на кухне.

3. Женщинам не пристало говорить сердитым или хриплым голосом, уподобляясь мужчинам.

4. Даже после секса женщинам не следует ходить по дому обнаженными дольше пяти минут.

Что же касается личных эротических стандартов Мудзу, то они сводились к следующему:

1. Слишком доступный и легкий секс не интересен.

2. Женщина, склонная к эксгибиционизму, не привлекательна в сексуальном отношении.

3. Женщина, которая сама раздевается перед мужчиной, не возбуждает.

4. А вот женщина, которая с темными кругами под глазами и всклокоченными волосами после бурной любовной ночи ранним утром отправляется прямиком на кухню и готовит завтрак – просто воплощенная эротика.

Целый день крутилась как белка в колесе. А чувство такое, будто ничего не делала. Ни глотка спиртного, ни сигареты, ни таблетки транквилизатора, чтобы чуть затуманить голову или хотя бы создать иллюзию успеха. Полчаса занималась йогой и столько же – даосистской медитацией, и битый час потратила на телефонный разговор с Сиэр. Она по-прежнему безутешна: не может найти партнера в Шанхае. Ей нужно бы приехать в Нью-Йорк, где никому не известно ее «мужское» прошлое. Хотя все эти самовлюбленные, глупые американские самцы не стоят и мизинца такого красивого и тонкого создания. Временами, в приступе раздражения и злости на какого-нибудь мужчину (например, Мудзу, который вечно спорит со мной, адвоката или бухгалтера), когда я уже готова разорвать объект своей неприязни в клочья, я предаюсь мстительным мечтам. Представляю, что знакомлю своего обидчика с Сиэр, ни словом не упоминая о ее истинной природе, и злорадно наблюдаю, как глупец по уши влюбляется в нее. Но это лишь игра воображения, в действительности я никогда не могла бы предать подругу.

Сегодня вечером, когда Мудзу вернулся из офиса, у него был очень утомленный, усталый вид. Последние несколько дней он сильно переживал из-за того, что не укладывался в бюджет. Переехав к нему, я постепенно с удивлением обнаружила, что улыбка у него на лице отнюдь не означает, что все в порядке. Оказалось, он такой же человек, как и прочие, с обычными человеческими слабостями. Единственное отличие в том, что благодаря духовной зрелости ему удавалось скрывать от посторонних взоров, а иногда и побеждать волнение и страхи.

Ему явно не по душе моя привычка повсюду разбрасывать вещи. Сегодня я постаралась на славу: перед его возвращением с работы целый час провела за уборкой, раскладывая все по местам. Но едва войдя в гостиную, он нежно, но твердо произнес: «Коко, ты забыла убрать вон те вещи с дивана и с кофейного столика».

Я так и обомлела. Мне хотелось провалиться сквозь землю!

Господи, теперь у меня уже нет никаких сомнений, что я совершенно не приспособлена к ведению хозяйства! Я толком и стирать-то не умею: вот не заметила, что на порошке написано «с отбеливателем». В результате безнадежно испортила пару вышитых наволочек, две цветные скатерти, черные плавки Мудзу и пару собственных носков. А в прошлый раз куда-то запропастился один из его носков, так и не нашла! Но сегодня все оказалось намного хуже. И, конечно, первое, что мне придется сказать, когда он появится на пороге: «Прости!» А затем предстоит долгое и нудное объяснение; пообещаю, что непременно куплю ему новые скатерти, наволочки и белье в «Блуминдейл»{81}.

Со следующего понедельника его горничная, родом с Ямайки, будет приходить сюда не один, а целых три раза в неделю, будет убираться и стирать. Я предложила было оплатить эти дополнительные два раза, но Мудзу настоял, что сделает это сам. «Никаких проблем, все в порядке», – сказал он. Но я законченная неумеха, и, главное, домашние хлопоты мне ненавистны, ничего не могу с собой поделать. Так что какой уж там порядок!

«Ты у меня принцесса», – сказал Мудзу. Но это не походило на комплимент. В его голосе звучали нотки глухого раздражения и разочарования. Помню, еще до переезда к нему, каждый раз уходя я просила его проводить меня до Бродвея и помочь поймать такси. Однажды поздно ночью он был так измотан, что не пошел меня провожать и остался дома. Как только я вернулась к себе, сразу позвонила ему и устроила самую настоящую истерику. В итоге он извинился целых пять раз. Но чего я этим добилась? Только того, что он еще больше устал и наверняка подумал: «Лучше уж провожать ее каждый раз, несмотря ни на что, чем выслушивать все это!»

И вот теперь, когда мы поселились вместе, он назвал меня принцессой.

Сегодня у нас состоялся сердечный и очень откровенный разговор. Он признался, что, хотя у меня очень женственная внешность и манера одеваться (что часто сбивает мужчин с толку при первой встрече), стоит мне открыть рот, как сразу становится ясно, что на самом деле я очень сильная и дам сто очков вперед напористым американкам (и что это ему вздумалось сравнивать меня с американками?).

«Все потому, что я плохо говорю по-английски! – я тут же заняла глухую оборону. – У меня мало опыта общения на языке. Я часто употребляю не те слова, и грамматика у меня хромает!»

«Ты производишь впечатление сильной и самостоятельной женщины, и порой это отталкивает меня. Словно ты даешь мне понять: „Не лезь не в свое дело, я и без тебя прекрасно справлюсь!“» – и с этими словами он растерянно развел руками.

Терпеть не могу такие жесты. «Вообще-то на самом деле я совершенно беспомощна, как ребенок!» – сказала я плаксивым тоном, безутешно разглядывая свои маленькие, как у ребенка, пальцы, и в мгновение ока не только почувствовала себя, но и вправду снова стала маленькой боязливой девочкой.

19

Бывшая жена хозяйничает на кухне

Как только Мария снимала одежду, меня обволакивал исходящий от ее тела вкусный и свежий аромат ванили, который живо напоминал о тех блюдах, что она готовила – цветной капусте со сливочным маслом, картофельном пюре, жареной телятине и ванильном пудинге, каше из пшеничных зерен с фруктовым соком. И в тот момент Мария казалась мне самым изысканным из деликатесов.

Гюнтер Грасс. «Жестяной барабан»

Совершенно неожиданно я получила из испанского и аргентинского филиалов моего издательства приглашения провести в Мадриде, Барселоне и Буэнос-Айресе рекламную кампанию моего романа «Крошка из Шанхая». Сначала я подумывала отказаться, но мой агент настаивал, убеждая, что испаноязычная читательская аудитория необычайно многочисленна и так далее, и тому подобное… И в результате я согласилась, но по несколько иной причине. Дело в том, что Манхэттен – этот длинный и узкий остров с его кипучей жизнью и вечной суетой, где живешь, как на вулкане, – мне уже изрядно приелся. Трагическая встряска 11 сентября лишь на месяц-два изменила привычный уклад, а затем все вошло в обычную колею: снова повсюду мусор, отходы и токсины – и обитатели острова вернулись к повседневным заботам, снова став суровыми, бесшабашными и суетными одновременно.

Демонстрируя заботу о талантливой писательнице, издательство щедро предложило оплатить все расходы на мою рекламную поездку в обществе друга или родственника. Конечно, я первым делом подумала о Мудзу. Но когда сообщила ему эту новость, его такая перспектива не слишком обрадовала. Он сказал, что прежде чем согласиться, должен уточнить свое рабочее расписание.

В последнее время он пребывал не в лучшем настроении. После событий 11 сентября все еще продолжался экономический спад, как в США, так и в Японии. В результате компания Мудзу лишилась четырех или пяти очень крупных клиентов, которые были главными спонсорами его высокопрофессиональных, но совершенно не кассовых документальных фильмов и занятий по реабилитации и оздоровлению, которые он вел в центре общественного здравоохранения. Но ему не хотелось отказываться от этих убыточных проектов. Именно необычайная стойкость и преданность своему призванию давали ему ту своеобразную интуитивную мудрость, которая разительно отличала его от остальных людей.

Мудзу собирался завершить работу над документальным фильмом о латиноамериканском певце Хулио и провести несколько занятий йоги и медитации в ряде нью-йоркских организаций. Так что он мог вырваться всего на три дня в самом конце моей рекламной поездки. Мы собирались встретиться в Буэнос-Айресе.

Для поездки в Испанию и Аргентину нужно было получить визу. Сам Мудзу был слишком занят и не мог уделять много времени моим делам. Он попросил своего ассистента – талантливого, коренастого и очень приятного в общении гея по имени Питер – помочь мне составить заявления в консульства, выяснить, когда там приемные часы, какие бумаги необходимы для получения визы и какую сумму нужно заплатить. Питер даже посодействовал мне в переговорах с представителями приглашающей стороны, запросив у них официально оформленные приглашения, предложив им забронировать мне место в отеле и заказать билеты на самолет.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

  • wait_for_cache