Текст книги "Замужем за Буддой"

Автор книги: Вэй Хой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

На следующее утро мы наспех попрощались. Он отправился в аэропорт, а я – домой. Вскоре ко мне на квартиру из отеля доставили рождественскую елку от «Феррагамо».

32

Отъезд одного, приезд другого

Вопрос:

Ветер дует, а флаг колышется. Что из них движется – флаг или ветер?

Учитель дзэн-буддизма Хой Нэн:

Ни то, ни другое, движение существует лишь в нашем воображении.

Утром, когда мы прощались с Ником, было холодно и сумрачно. В воздухе пахло угольной гарью. Птиц не было видно, с деревьев облетели последние листья. Я вернулась домой совсем без сил и первым делом направилась к телефону.

Снова услышав голос Мудзу на автоответчике, я почувствовала себя совершенно беспомощной. Не могла понять, что же происходит; оставалось просто принять ситуацию, как данность.

Автоответчик сообщил, что Мудзу собирается в Токио на фестиваль независимого документального кино со своей картиной о певце Хулио из Доминиканской Республики. Поэтому последнее время он был страшно занят, завершая монтаж фильма. У его фирмы появились новые клиенты. Так что будут спонсоры…

Дня через два приедет в Шанхай. Принял это решение буквально в последний момент, потому что сильно соскучился по мне. Дальше голосом Мудзу автоответчик продиктовал номер его телефона в Токио и издал звук, похожий на поцелуй, а потом добавил:

– До встречи в Шанхае!

Я снова и снова прокручивала запись; мне хотелось не только послушать голос Мудзу, но и понять его настроение. Как он теперь воспринимает наши отношения, что думает? Предложит ли он снова жить вместе или собирается окончательно порвать со мной, и, как принято говорить, «остаться добрыми друзьями»?

Я позвонила Сиэр. Она еще не встала и ответила заспанным голосом:

– Умоляю, дай поспать! Потом перезвоню, – и повесила трубку.

Позвонила Чжуше. У той как раз было очень важное деловое совещание. Я оставила сообщение у секретаря.

В тот момент мне не с кем было поделиться своей тревогой.

Я решила позавтракать, принять ванну, а потом помедитировать в позе лотоса, обращаясь к высшим силам.

Вскоре мы с Сиэр неслись по автостраде в ее крошечном зеленом «фольксвагене» по направлению к аэропорту Пудон. В машине была на полную громкость включена музыка; она в какой-то степени отвлекала меня от беспокойных мыслей.

Сиэр тараторила без умолку:

– Хочу как следует разглядеть этого парня, чьи достоинства так велики, что он заслуживает королевского эскорта в нашем лице. Честно говоря, меня немного тревожит, что ты проявляешь такую заботу о мужчине. Ты вспомни, ведь когда вы жили в Нью-Йорке, он ни разу не удосужился приехать в аэропорт, чтобы встретить тебя. Черт, откуда такая прорва машин? Если будем так тащиться, то приедем только через час!

Я жевала резинку и не произносила ни слова.

– Ну почему, почему, почему, – нараспев протянула Сиэр, – почему женщины такие дуры!

В аэропорту Сиэр резко затормозила на стоянке для кратковременной парковки. Я попудрилась и повернулась к ней лицом:

– Как я выгляжу?

– Ненакрашенной! – ответила она, внимательно оглядывая, меня.

– Так и было задумано, – удовлетворенно сказала я.

В зале ожидания было полным-полно народу. Неподалеку от нас стояла какая-то женщина с безупречным макияжем и букетом свежих цветов.

– Никогда не приду встречать мужчину с цветами, лучше умереть! – негромко сказала я, обращаясь к Сиэр.

По громкоговорителю объявили, что самолет Мудзу уже приземлился.

Я разволновалась, засуетилась, ладони взмокли. Сиэр вздернула солнечные очки на лоб. Пронзительным взглядом гипнотизера она просеивала поток прибывших пассажиров, устремившийся в зал.

– Хочу хорошенько его рассмотреть, – прошептала она.

Мы прождали довольно долго, но Мудзу все не появлялся. Повернув голову, я неожиданно увидела его. Видимо, его рослая фигура выделялась на фоне остальных невысоких пассажиров типичной азиатской наружности. Мудзу сильно похудел. Он вошел в зал через другую дверь. Он тоже заметил меня и быстро направился к нам, толкая тележку с багажом.

Очень смущенные, мы поспешно и неловко обнялись. Встреча оказалась не такой бурной, как мне представлялось по пути в аэропорт. Я представила Мудзу Сиэр, та протянула руку, но Мудзу наклонился и поцеловал ее в обе щеки. Она этого никак не ожидала и густо покраснела. А с румянцем на лице она выглядит особенно хорошенькой.

Сиэр сочувственно посмотрела на обрубленный палец. Позже она сказала, что, по ее мнению, Мудзу выглядит загадочно и немного старомодно.

На обратную дорогу в центр города мы убили еще час. Зеленый «жучок» медленно лавировал в буксующем транспортном потоке. На переднем сиденье устроились две стройные молодые женщины, а на заднем, как медведь в тесной берлоге, скукожился Мудзу. Это была типично женская модель «фольксвагена», и рослому мужчине в ней было неудобно. Мудзу безропотно сносил все. На его месте любой мужчина был бы польщен: две женщины тащились в такую даль, чтобы встретить его в аэропорту.

Довезя нас до моего дома, Сиэр напомнила, когда состоится ужин, и уехала. Я помогла Мудзу внести багаж. Мудзу, похоже, был очень удивлен, не обнаружив в квартире привычного еще по Нью-Йорку ужасающего беспорядка.

– Никогда не думал, что у тебя может быть так чисто, – сказал он, а потом добавил: – Ты сильно изменилась после отъезда из Нью-Йорка. Здесь очень мило.

Судя по всему, он имел в виду сам дом в стиле французской виллы 30-х годов с деревянной лестницей и огромным балконом. Когда-то, в эпоху иностранных концессий, в Шанхае было очень много таких зданий, но теперь они встречаются все реже и реже.

Вдруг ему на глаза попалась рождественская елка от «Феррагамо»; она напоминала какое-то инопланетное существо из «Звездных войн». Он молча подошел и внимательно осмотрел ее. Вернувшись из кухни с чашкой чая и вглядевшись в выражение его лица, я вдруг испугалась: вдруг он шестым чувством распознает присутствие в моей жизни другого мужчины.

Не выпуская чашек из рук, мы обошли квартиру.

– Мне у тебя нравится, – вынес свой вердикт Мудзу.

– Вот твоя комната, – я привела его в комнату, где стояли стол, стул, очень красивая настольная лампа, факс и лежало несколько игрушечных персиков.

Он взглянул сперва на них, потом на меня. Я улыбнулась и вышла, словно ничего не заметила.

Мудзу приблизился сзади и обнял меня за талию.

– Не могу не любить тебя, – тихо произнес он над самым ухом, согревая его своим дыханием.

Я растаяла. Задрожала всем телом, сердце забилась быстро-быстро, а глаза закрылись будто сами собой. Это была какая-то непостижимая химическая реакция, а возможно, и нечто более – духовное единство.

Всю вторую половину дня мы провели в постели, занимаясь любовью, разговаривая и снова занимаясь любовью.

Мудзу впервые приехал в Шанхай. Я сама, мой родной город, квартира во французском особняке, лежащий рядом великан, тепло постели, запах дождя и цветов – все это соединялось, образуя нечто неизъяснимо притягательное, неповторимо восточное; наша любовь и страсть были волшебством, чары которого, казалось, не развеются никогда.

Мы лежали, обнаженные, под золотистым шелковым покрывалом; наши головы покоились на таких же подушках. Мудзу умиротворенно играл моими волосами, бережно наматывая длинные пряди на палец.

Казалось, с нашей последней встречи прошли годы. Я больше не сомневалась, что он любит меня, и даже сильнее, чем прежде.

– Ты чудесно пахнешь, – сказал Мудзу.

Он всегда это говорил после того, как мы занимались любовью. Он был необычайно восприимчив к малейшим оттенкам запахов, и его чуткое обоняние неизменно улавливало, что после оргазма мое тело пахнет иначе. По своей природе женщины подобны благовониям. Пробудить в женщине страсть – все равно что воскурить благовоние, которое, сгорая, испускает тонкий, изысканный аромат.

Я калачиком свернулась в его объятиях.

Позже я попросила:

– Оставь на моем теле свою отметку.

Он недоуменно посмотрел на меня. Я повернулась, прижалась к нему и впилась в шею долгим сильным поцелуем. На коже осталось яркое красное пятно.

– Вот такую, – тихо произнесла я. – Сделай так. Ты можешь делать с моим телом что угодно, оно в твоей власти. Но ты должен любить его. Всегда.

Он прикрыл глаза и лежал молча, не разжимая объятий.

– Не перестану тебя любить, – произнес он наконец. – Иногда после расставания любящих людей окружающим или им самим кажется, что их чувство иссякло, но это неправда. Любовь не исчезает. Даже помимо нашей воли, она не умирает, а продолжает жить в сердце.

Я закрыла глаза, и мне почудилось, что комнату омывает незримая, горячая волна. Мы качались на ее гребне, вдыхая изысканный аромат водяных лилий. Кроме нашего мира, покоя и гармонии, ничто в мире не существовало. Только мы двое – он и я, – любящие и неразлучные.

– Я люблю тебя, – услышала я свой собственный голос, словно во сне.

Почему-то любовь и сны всегда рядом.

Мы отправились в «Шанхай 1933» пешком. У Мудзу было всего два дня, поэтому мы решили как можно больше ходить по городу, чтобы больше увидеть. Центр Шанхая очень похож на Манхэттен. Чтобы ощутить его истинный дух, его энергетику, лучше по нему прогуляться.

Свернув в узкую аллею, мы увидели группу из четырех стариков, играющих в маджонг. Мудзу подошел к ним и заснял их на видео. Всем четверым вместе было не менее трехсот лет, что очень порадовало Мудзу Старики, играющие в маджонг, – эта картина как нельзя лучше соответствовала его представлениям о китайской культуре.

Со всех сторон эта узенькая аллея была зажата зданиями такой высоты, что крыш не было видно, даже если запрокинуть голову, глядя вверх. Рядом высилось еще одно, недостроенное, с затянутым зеленой сеткой фасадом.

Мы брели по улице Хуайхай.

– Женщины в Шанхае интереснее, чем мужчины, – заметил Мудзу.

– Ты так считаешь? Наверное, дело в том, что ты от природы более восприимчив к женской красоте, – поддразнила я его. Но про себя я с ним согласилась: Шанхай – город женщин.

Сиэр приготовила для нас столик в уютном уголке с мягкими диванами, обитыми красной тканью, и зелеными подушками в традиционном китайском стиле. За окном были видны яркие уличные фонари.

Из-за зеленой бамбуковой перегородки появилась Сиэр, вся в черном. В руках – пустая птичья клетка. Выглядела она грустно.

– Маленькая птичка умерла, – жалобно сказала она, обняв нас обоих и обдав душным ароматом духов «Опиум». – Я скоро вернусь, – с этими словами она удалилась, скрывшись за другой бамбуковой перегородкой.

У нее была удивительная плавная, чуть покачивающаяся походка. Мудзу снимал ее на пленку.

– Здесь все, как в кино, – заметил он, направив объектив на меня.

– Добро пожаловать в «Шанхай 1933»! – воскликнула я и послала в камеру воздушный поцелуй.

Официант принес меню. Самое дорогое блюдо значилось под названием «Беспощадная наложница». Он спросил почему. Я объяснила, что это прозвище владелицы ресторана. Изначально блюдо называлось «Будда перелезает через стену». Это главное блюдо на легендарном маньчжурско-ханьском пиршестве^{108}, длящемся три дня и состоящем из ста восьми блюд. Блюдо готовят по старинным рецептам из нарезанных на кусочки морских огурцов, акульего плавника, моллюска «морское ушко», голубиных яиц, свиных сухожилий, курицы, утки и еще более двадцати деликатесных ингредиентов в сочетании с бульоном из мозговой косточки, рисовым вином, репой и прочими овощами, обильно приправленными пряностями. Причем очень важно соблюдать время и степень предварительной кулинарной обработки, после которой все ингредиенты перекладывают в кувшин для вина, накрывают листом лотоса и на слабом огне запекают до готовности. Это очень сочное и ароматное блюдо с необычным, пьянящим вкусом. Отсюда и выражение: «Когда аромат яства распространится вокруг, даже Будда не устоит, прервет медитацию и перелезет через стену, чтобы полакомиться им».

Мудзу слушал, затаив дыхание, изнывая от нетерпения:

– Слушай, у меня просто слюнки текут. Давай попробуем!

– Но у них не всегда бывает это блюдо. Во-первых, оно страшно дорогое, поэтому его редко кто заказывает. Во-вторых, иногда не достать всех необходимых ингредиентов, особенно редких, поэтому сначала нужно справиться у шеф-повара, – сказала я.

В этот самый момент вернулась Сиэр, по-прежнему окутанная облаком «Опиума».

– А у вас есть «Будда перелезает через стену»? – поинтересовался Мудзу.

– Вы имеете в виду блюдо «Беспощадная наложница»? – поправила его Сиэр. – С этим блюдом хлопот не оберешься. – Она подозвала высокого голубоглазого официанта и распорядилась: – Узнай у шеф-повара, есть ли у нас сегодня «Беспощадная наложница».

– Если ты закажешь это блюдо, тебе не захочется ничего другого, – я заверила Мудзу и, обняв Сиэр за тонкую талию и переходя на вкрадчивое кошачье мурлыканье, стала упрашивать: – Ну Сиэр, беспощадная наложница, принцесса шанхайская!..

От ласковой щекотки она лишилась дара речи, потом оттолкнула мою руку и сказала:

– Ладно, ладно. Если вы заплатите за это блюдо, его приготовят на заказ, а я угощу вас еще одним совершенно бесплатно, и в придачу вам подадут бутылку лучшего рисового вина и потом – отборный чай – конечно, если вы не лопнете!

К счастью, оказалось, что на кухне это блюдо уже приготовлено. Кто-то из завсегдатаев заказал его заранее, но в последний момент не пришел. Так что оно досталось нам.

Прежде чем попробовать, Мудзу сфотографировал изысканно сервированный поднос со множеством старинных деликатесов в глиняных горшочках.

– В следующий раз, когда проголодаюсь, можно будет посмотреть кассету, – сказал он. – Только жаль, что нельзя заснять, как оно пахнет.

Сиэр присылала на наш столик обещанные дополнительные блюда, пока Мудзу не сказал: «Хватит». По мнению Мудзу, первый принцип истинного гурмана – к пище нужно относиться бережно, не разбазаривая ее, ведь она – дар земли.

– Люди алчны по природе, – как бы оправдываясь, пояснила Сиэр. – Иногда приходится пользоваться их жадностью, чтобы заработать.

Затем с восторженным выражением лица Сиэр и Мудзу принялись во всех подробностях обсуждать удивительное и несравненное маньчжурско-ханьское пиршество.

– Я слышала, будто, чтобы беспрерывно есть в течение трех дней и трех ночей, некоторые принимают слабительное, а некоторые специально заражаются цепнем, – заметил Мудзу.

– Это еще что!.. – воскликнула Сиэр. – Примерно сто лет тому назад, когда в одном из ресторанов в Гуанчжоу^{109} приготовили полное маньчжурско-ханьское пиршество, в рулет закатывали живых многоножек и маленьких крысят. Знаете, эти люди из Гуанчжоу готовы слопать что угодно!

– Меня сейчас стошнит, – сказала я, вскочила и побежала в туалет.

Когда я вернулась к столику, Сиэр уже распорядилась, чтобы для меня заварили чай «Черный дракон». Она обеспокоенно взглянула на меня:

– Что с тобой? Это из-за еды? Но ведь у тебя всегда отменный аппетит!

– Не говори ерунды! Мне неловко. Все, что мне нужно, – это чашка хорошего чая!

Тем вечером мы обошли еще несколько увеселительных заведений. Мудзу ни на минуту не выключал видеокамеру. Любые события и впечатления служили для него источником энергии и мудрости. Если проходил день, а Мудзу не становился духовно богаче, значит, он считал, что день прожит зря. Он с удовольствием присоединялся к танцующим. Приветливо махал мне рукой, извивался и раскачивался всем телом, и широко улыбался, как подросток.

Сиэр стояла рядом со мной, пила текилу и курила.

– А он славный! – громко воскликнула она, стараясь перекричать музыку.

– Знаю! – прокричала я в ответ.

– И кого ты выберешь? Ника или его? – все так же громогласно поинтересовалась Сиэр.

Я удивленно посмотрела на нее и пожала плечами, а затем наклонилась к самому ее уху и сказала:

– Разве я вправе выбирать? Провидение решит, дорогуша! Мне остается лишь улыбаться и молиться!

– Знаешь что? Если бы выбирала я, то оставила бы обоих! – Сиэр от души расхохоталась, высоко задрав подбородок и откинув голову назад. В отличие от Чжуши, Сиэр никогда не прикрывала рот рукой во время смеха.

– За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь, – тихо произнесла я, но этого она, конечно, уже не, услышала.

На следующий день – последний день пребывания Мудзу в Шанхае – мы прошлись по хорошим ресторанам, зашли в несколько самых дорогих магазинов и даже посетили музей. К вечеру, изрядно уставшие от ходьбы, мы заглянули в массажный салон на улице Фусин, туда, где мы когда-то побывали вместе с Сиэр сразу после моего возвращения в Шанхай. По словам Сиэр, тот пятнадцатилетний массажист уволился, и никто не знал, что с ним стало.

– Это лучший в Шанхае салон, где делают массаж стоп, – объяснила я Мудзу.

– Отлично, – весьма довольный, Мудзу уселся на обитую плюшем софу. В то же мгновение появились две девушки, подали нам чаю. Затем они принесли тазы с китайским травяным, отваром, и мы погрузили натруженные стопы в горячую воду.

– Как приятно! – расслабленно вздохнул Мудзу. – Наверное, стоит перебраться в Шанхай.

Я закрыла глаза и попыталась представить нашу совместную жизнь в Шанхае: собака, пара золотых рыбок, четыре-пять комнатных растений. Его кабинет внизу, мой – наверху; из уютно урчащей стиральной машины доносится слабый запах свежего белья; у нас служанка, которая отлично готовит, и добродушный шофер с колючей бородой, который по утрам отвозит Мудзу на работу, а во второй половине дня меня – в кафе, салон красоты или книжный магазин. Вечерами мы бы смотрели видеофильмы или играли в маджонг с Сиэр и Чжушей. И однажды утром проснулись бы и поняли, что наступила старость, что наши отношения превратились в легенду, которую люди передают из уст в уста…

…Я очнулась от грез, услышав негромкий храп. Открыла глаза и увидела, что Мудзу задремал на софе, а молодая массажистка все еще старательно растирает ему стопы.

Вечером он упаковал чемоданы, которые разобрал всего два дня назад. Я помогала ему собираться, принесла сухое белье и носки из стиральной машины. Мы деловито перемещались из комнаты в комнату, стараясь не забыть ни одной мелочи и при этом не думать о неминуемой разлуке.

По телевизору в гостиной показывали «Касабланку»^{110}. Проходя мимо, я мельком взглянула на экран. Сцена прощания в аэропорту. Хамфри Богарт^{111} как раз говорит Ингрид Бергман^{112}: «Мы оба знаем, что твое место рядом с Виктором. Ты часть его дела, которое помогает ему жить. Если самолет взлетит, а тебя не будет на борту, ты пожалеешь об этом. Может, не сегодня, не завтра, но очень скоро. И будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь». А Бергман спрашивает у него: «Но как же мы?» И Богарт отвечает: «У нас навсегда останутся воспоминания о Париже».

Мы лежали рядом на кровати и молчали. Даже оглянуться не успели, как эти два коротких дня промелькнули, словно сон.

Я беспокойно ворочалась с боку на бок, так что скрипели пружины.

– Ты в порядке? – наконец поинтересовался Мудзу.

– Что ты обо всем этом думаешь? – спросила я.

– Ты о чем!

– Что ты думаешь об этих днях, проведенных в Шанхае? – пояснила я несколько раздраженно, ведь он наверняка отлично понимает вопрос и знает на него ответ.

– Все было восхитительно. Дивная женщина, вкусная еда. Это были лучшие два дня за все время с тех пор, как я проводил тебя в аэропорт, – сказал Мудзу.

– Дивная женщина, вкусная еда… – пробормотала я, в глубине души сомневаясь, что я хочу, а главное, могу соответствовать тому, что он называет «дивной женщиной».

Мудзу обнял меня и поцеловал сначала в ухо, потом – в шею.

– Чем теперь займемся? – спросила я, стараясь сохранить самообладание.

Он ничего не ответил, продолжая целовать меня. В его поцелуях была нежность и забота, а не только физическое влечение. Мне стало тепло и спокойно. И я поцеловала его в ответ.

Все мое тело пылало от страсти. Секс с Мудзу всегда избавлял меня от душевных тревог, дарил наслаждение и покой. Он обнажал любовь, все еще соединявшую нас, единственное существующее между небом и землей чувство, дарующее свет и силу.

Неожиданно Мудзу кончил прямо в меня – впервые за все время нашего знакомства у него произошла эякуляция. Это так меня ошеломило, что я чуть не потеряла сознание.

33

Плод любви

Не стану лучшего искать. Оно найдет меня само.

Рабиндранат Тагор. «Залетные птицы»

В городе похолодало, лица людей помрачнели. Все зябко кутались в теплую одежду, торопливо семенили по улицам, понуро опустив голову. С деревьев облетела листва, свет уличных фонарей пронизывал их обнаженные ветки, творя причудливые узоры. Хаотичное переплетение линий создавало загадочные образы, напоминавшие сюрреалистические полотна.

Мне нравится наблюдать за сменой времен года, за перевоплощениями многоликой природы. Это помогает лучше понять и оценить жизнь.

После прощания с Мудзу мне, как ни странно, не было ни одиноко, ни больно. Внутри меня что-то неуловимо изменилось.

Мне вспомнились слова Созерцателя первозданной природы: «Внутри каждого из нас – собственный гармоничный мир. Жаль, что многие не погружаются в гармонию этого совершенного мира, а поддаются смятению чувств. Мучаются сами и изводят окружающих своими тревогами».

Я не знала, когда смогу узреть этот стройный внутренний мир, но уже научилась улыбаться в полном одиночестве и со вкусом проживать каждый день.

Через день после отъезда Мудзу у меня появились симптомы простуды: слегка кружилась голова, мерзли руки и ноги, я чихала. Я все время пила горячую воду, включила обогреватель и надела четыре шерстяных свитера. Но как ни странно, болезнь не испортила мое настроение: я, как обычно, читала, медитировала и гуляла.

Дня через три-четыре позвонила Сиэр со слезными жалобами: ее австралийский приятель Адам совершенно охладел к ней. Она подозревала, что ему стало известно о ее транссексуальном прошлом: слухи в Шанхае распространяются быстрее эпидемии гриппа.

Я терпеливо выслушала все ее причитания по поводу коварного Адама, а потом – проклятия людям, которых она подозревала в предательском разглашении ее тайны. Сиэр сказала, что не может больше оставаться в Шанхае, где слишком многие знают о ее прошлом, а лучше эмигрирует в Америку и никогда больше не вернется в Китай.

– Хорошо, – попыталась я утешить Сиэр. – Переедем в Нью-Йорк вместе. Ты откроешь там ресторан на Манхэттене, и за тобой будут увиваться десятки американских мужчин. Правда, они ничуть не лучше здешних, а может, и хуже. Но зато им неизвестен твой секрет.

– Я серьезно, – сказала она.

– А почему бы тебе не поговорить с Адамом по душам? Может, причина его поведения совсем в другом, – посоветовала я.

– Лучше уж стать лесбиянкой, – захныкала Сиэр. – С этого момента я встречаюсь только с женщинами.

Я расхохоталась; смех перешел в кашель.

– Ты заболела? – тревожно спросила она.

– Вроде простудилась, – ответила я.

– Ага! – многозначительно воскликнула она, а потом заявила, приведя меня в полное замешательство: – Не исключено, что ты беременна!

– Это почему же ты так думаешь? – у меня по телу побежали мурашки.

– Слушай, – продолжила она, на время забыв о своих горестях. – Одна из посетительниц моего ресторана рассказывала, что, когда она беременна, то в первые несколько дней всегда себя плохо чувствует, как будто простудилась. У нее трое детей, и с каждой беременностью – все та же песня. Так что стоит ей простудиться, как сразу начинает подумывать, уж не залетела ли снова.

Я вцепилась в телефонную трубку, не зная, как реагировать. Занятную же информацию Сиэр получает от своих клиенток!

– Знаешь, с тех пор, как я стала женщиной, у меня жутко обострилась интуиция. Я стала гораздо восприимчивее, чем большинство обычных женщин, – доверительно прошептала она.

– Ну и как же мне быть? – наконец выдавила я из себя.

– В аптеках продаются специальные тесты на беременность. Может, мне купить и занести тебе? – в голосе Сиэр неожиданно зазвучали радостные нотки.

В течение многих лет Сиэр заставляла меня клясться и божиться, что, если я рожу, то она обязательно будет крестной матерью моего ребенка. Именно она, а не кузина Чжуша. Ведь у Сиэр не было ни матки, ни яичников, и для нее единственный шанс приобщиться к материнству – это в будущей жизни перевоплотиться в настоящую женщину, способную зачать и родить. Конечно, я не могла отказать в ее просьбе. Сиэр так страстно мечтала о появлении на свет моего ребенка, что однажды, отчаявшись, предложила мне пойти на искусственное оплодотворение и обещала оплатить половину всех расходов на роды и воспитание младенца.

– Давай немного подождем, – попросила я. – Если через несколько дней месячные не наступят, можешь отвести меня к врачу на анализы.

– Только непременно дай мне знать, – потребовала она.

– Обязательно, – заверила я подругу.

Когда я положила трубку, мое лицо полыхало. Все симптомы простуды прошли, как по мановению волшебной палочки. «Может, все и обойдется», – утешала я себя. Но, вспоминая о ночи, проведенной с Ником, и о том, как в последний раз занималась любовью с Мудзу, я понимала, что беременность возможна. Но от кого из них? Кто отец?

Я сидела на диване, в отчаянии обхватив голову руками, и стонала. Затем откинулась на подушки и уставилась в потолок. Перед глазами возникли лица: сначала – Ника, потом – Мудзу; их тела, наши исступленные ласки, оргазмы и восторги. Господи! Я снова закрыла глаза, из груди вырвался еще один безнадежный стон.

Боже, боже! Это просто невыносимо! Нужно выйти и подышать свежим воздухом. А холод не повредит младенцу? Нужно одеться потеплее. В одно мгновение мир изменился. Все стало другим. И хотя медицинских доказательств еще не было, вероятность материнства казалась мне очень большой.

Я надела толстое теплое полупальто, шляпу и шарф от «Барберри», купленные около двух лет назад и ни разу не надеванные. Прошлась по улице. Потом поймала такси и поехала к своей портнихе.

Буквально на днях я отнесла ей шелк для нескольких облегающих ципао. Теперь мне хотелось уточнить мерки. Нужно было расширить платья в груди, на талии и на бедрах.

Портниха поинтересовалась, насколько больше. И я вдруг растерялась.

– Ну, просто побольше… – ответила я. А про себя подумала: если тревога окажется ложной, я все равно смогу носить эти ципао, просто они будут чуть просторнее, чем обычно. Портниха записала новые размеры.

Мне нравилось, что она ведет себя спокойно и сдержанно. Эта женщина никогда не задавала клиенткам лишних вопросов. Даже когда в ее мастерской появлялись знаменитости с телевидения, она оставалась невозмутимой, педантично снимала мерки и шила одежду, демонстрируя высочайший профессионализм. Ручаюсь, ей не раз приходилось сталкиваться с ситуациями, когда на очередной примерке у какой-нибудь из давнишних клиенток, представительниц шоу-бизнеса, размер груди вдруг оказывался почти вдвое больше прежнего. Но она, не подавая вида, снимала новые мерки и ни разу не позволила себе ни слова на щекотливую тему.

Такова была моя шанхайская портниха.

Прошло уже несколько дней, а месячные так и не начались. Каждый час я бегала в туалет и проверяла, нет ли крови.

И наконец позвонила Сиэр и обреченно, по-змеиному прошипела:

– Поехали в больницу.

– Буду у тебя через двадцать минут! – решительно произнесла она.

В больнице, где тошнотворно пахло дезинфицирующими средствами, было полно людей с мрачными лицами. Плечом к плечу, плотными потоками они входили и выходили. Все напоминало о том, что в этой стране численность населения почти 1,3 миллиарда человек. Правда, неоспоримое преимущество китайских больниц – дешевизна медицинского обслуживания. Я истратила всего полдоллара на регистрацию и еще столько же – на маленький пластмассовый стаканчик.

Я попросила Сиэр подержать мою сумочку и пиджак, а сама пошла в туалет и помочилась в стаканчик; моча при этом попала и на руки. Пришлось их помыть.

Я взяла стаканчик с мочой и вышла в коридор. Проходившие мимо мужчины с любопытством посмотрели на меня. Сиэр дала мне газету, чтобы я прикрыла ею стаканчик.

– Сил моих больше нет! Чувствую себя просто омерзительно! – простонала я.

– Ты сама захотела сюда приехать. Я говорила, что в аптеке можно купить тест на беременность, – упрекнула меня Сиэр. На ней была не по сезону теплая куртка с меховой оторочкой по капюшону в эскимосском стиле и сапоги с такой же отделкой. Мы напоминали топ-моделей, случайно попавших в лагерь для беженцев. Окружающие с любопытством глазели на Сиэр.

– Я хочу знать наверняка, – объяснила я ей. – Тесты не дают стопроцентного результата. Стараясь не расплескать содержимое стаканчика, я отнесла его к окошечку лаборатории.

Результатов нужно было ждать три минуты.

Я стояла у лабораторного окошка, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения. Эти злосчастные три минуты показались мне вечностью. Сиэр ободряюще улыбнулась, взяла мою потную руку и засунула ее в карман своей меховой куртки. Я была рада положить голову ей на плечо.

– Ты выглядишь такой беспомощной. И очень женственная, – прошептала Сиэр мне на ухо.

И вот наконец результат: я беременна!

Сиэр завопила что было сил. Я молча наблюдала за ней в полной прострации.

На пороге больницы я отказалась от предложения Сиэр подвезти меня до дома – сказала, что хочу прогуляться.

– Ладно, ступай. Вечером я тебе позвоню, – напутствовала меня Сиэр, улыбнулась и умчалась прочь в облаке выхлопных газов.

Я шла по улице и старалась дышать как можно глубже. Пока в моей фигуре не было видно никаких изменений. Но я чувствовала, что внутри меня все постепенно менялось. Это были пока малозаметные, но очень важные изменения, способные направить мою жизнь в совершенно другое русло.

Меня захлестнули противоречивые чувства: то мне хотелось выть и рыдать, то – смеяться. Я достигла жизненного рубежа, разделившего мое существование надвое, как экватор делит земной шар на северное и южное полушария. И мне казалось, что это событие должно быть «озвучено», не важно как.

Но я не плакала и не смеялась. Я просто медленно брела по улице. И не обращала ни малейшего внимания на шум обтекавшего меня людского и несущегося мимо транспортного потоков. Я шла спокойно и неторопливо, рассеянно глядя по сторонам и ничего не видя.

На одной из улиц, куда я повернула, был пожар. Люди в ужасе выбегали из охваченного пламенем и дымом старого здания. Кто-то кричал: «Пожар! Пожар!», и неожиданно языки пламени взметнулись высоко в небо. Огонь разгорался, толпа встревоженно гудела.

Я остановилась на противоположной стороне улицы и как загипнотизированная смотрела на объятый пламенем дом. Здание пошатнулось. Казалось, оно вот-вот рухнет.

Неожиданно я задрожала всем телом в порыве сильнейших, доселе неизведанных чувств. И вдруг заплакала навзрыд, медленно оседая на плиты тротуара.

Сквозь пелену слез, застилавших глаза, я видела, как свирепое пламя почти полностью поглотило дом. В душе всколыхнулись воспоминания и самые сокровенные чувства. Там были разрушение и гибель, здесь – новая, зародившаяся жизнь.