Текст книги "Паутина (СИ)"
Автор книги: Весела Костадинова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)
20
Вернувшись домой вечером, я села за рабочий стол отца, стараясь осознать и проанализировать все, что увидела в Центре. Но ни мой разум, ни мое состояние не могли опровергнуть того факта, что маме стало лучше. Я закрывала глаза и все время видела ее – ухоженную, спокойную, все такую же отстраненную и не узнающую меня, но…. она ела сама! Когда молодая девушка в голубой форме принесла ей обед, я хотела сама поухаживать за ней, но она взяла ложку и раз за разом сама подносила ее ко рту.
То, чего мы не смогли добиться за месяц, в Центре смогли сделать за неделю.
Макс деликатно оставил меня наедине с мамой, не желая вмешиваться в наш диалог, не желая становиться невольным свидетелем самого личного, что только может быть в жизни – общения матери и дочери. Я обнимала ее, гладила по волосам, чувствуя, как в глубине души вспыхивают первые, очень робкие, очень неуверенные лучики надежды. Пусть хотя бы так, но мама возвращалась к жизни.
Возвращалась ко мне.
Вечером Макс не просто лично проводил меня из Центра, хоть на его лице и явственно читалась усталость, он предложил довести меня до дома на моей машине, а после уехать на такси к себе. Но это было лишним – мне не хотелось доставлять ему еще больших хлопот, чем уже были. Я не боялась его, нет, напротив, в его присутствии все чаще чувствовала себя спокойно и даже безопасно, если о какой-то безопасности вообще возможно думать в моей ситуации.
– Лиана, – он посадил меня в машину, но закрывать двери не спешил, – завтра…. Мама завтра уедет на несколько дней….
– Не волнуйтесь, – перебила я его, – я справлюсь. Во вторник выписывают бабушку, – я вздохнула, – надо… подумать, что сказать ей…. О маме.
– Ты пока не рассказала? – внимательно посмотрел на меня Макс.
Я отрицательно покачала головой.
– Не знаю, как….
– Правдиво, Лиана, – вздохнул он. – Расскажи, как есть. Мы ведь и перед твоей бабушкой двери не закроем, – он потер рукой нос.
– А об остальном как скажу? – опустила я голову. – Ее это убьет….
Он ничего на это не ответил, только снова вздохнул.
– Ладно, езжай. Уже поздно. И…. осторожнее…. На дорогах.
У меня от его слов дрожь по спине прошла, но потом я сообразила, о чем он говорит.
– Буду. Спасибо, Максимилиан, спасибо вам за все.
Он грустно улыбнулся.
– Продолжаешь меня на "вы" звать? Чувствую себя…. старым дедом…. – синие глаза с легкой насмешкой глянули на меня.
– Простите… – я смутилась, – прости… А… – щеки внезапно покраснели…. – сколько вам… тебе…
Он засмеялся.
– 36, Лиана. Мне 36 лет.
Всего на год старше…. – острой стрелой пронзила меня мысль, заставив поморщиться от боли в затылке. Я даже его имени произнести боялась, но все равно каждая деталь рано или поздно возвращала меня к нему.
Макс чуть нахмурился, но больше ничего не сказал, только еще раз пожелал спокойного пути, захлопывая дверь автомобиля.
Я выехала с паркинга и двинулась в сторону шлагбаума, чуть притормаживая и пропуская вперед себя пару автомобилей. Обернулась, глядя на высокую, широкоплечую фигуру, которая глядела мне в след и невольно улыбнулась. Максимилиан словно провожал меня взглядом.
Села, выпрямилась, глядя на темную дорогу впереди себя. Внезапно глаз зацепился за знакомое лицо, промелькнувшее в автомобиле, который я пропускала.
Быстро, я толком не успела разглядеть девушку: светлые волосы, знакомый наклон к рулю. Ни лица не увидела, ни одежды…. Просто что-то знакомое, а что именно так сказать и не могла.
Впрочем, город у нас хоть и большой, но все равно деревня-деревней. Центр оказывал помощь не только мне, уверенна, что многие хоте ли бы попасть туда на реабилитацию. Вполне возможно кого-то из знакомых я там и встречу. Более насущная задача, которая стояла сейчас передо мной – это возвращение в университет, от одной мысли о котором меня бросало в холодный пот.
Я не видела лица, я не слышала голоса. Я могла ошибиться….
Зачем ему это? Для чего?
Я уронила голову на руки.
Что я сделала ему? За что он так поступил со мной?
Эти вопросы не давали покоя, разъедая изнутри не хуже кислоты.
И всё же объяснение с бабушкой прошло, хоть и непросто, но легче, чем я ожидала.
Она молча уселась напротив меня в спальне, сложив руки на коленях, и посмотрела пристально, с тем терпеливым выражением, которое я знала с детства.
– Почему ты ничего мне не сказала? – тихо спросила она. В её голосе не было упрёка, но в глазах сквозила боль, смешанная с сочувствием.
Я отвела взгляд, стиснув пальцы на ткани толстовки.
– Как, бабуль? – выдохнула я, не зная, как подобрать правильные слова. – Ты сама нуждалась в помощи, а мама… – голос предательски дрогнул, и я сглотнула. – Бабушка, я просто не справилась.
Она молчала, но её взгляд не отпускал меня, заставляя говорить дальше.
– Этот Центр… – продолжила я чуть тише, – там она хотя бы будет под присмотром врачей. Там не будет ошибок, нет… никаких записей. Никаких последствий.
Я не уточнила, но бабушка поняла.
Она тяжело вздохнула, провела ладонью по лицу, словно пытаясь стряхнуть усталость.
– Лиана, – мягко, но серьёзно произнесла она, – ты советовалась по этому поводу с Вознесенским?
– Бабуль! Он месяц наблюдал маму и ничего! От его назначений ей лучше не становилось! – мой голос зазвенел от обиды. – А потом она просто ушла. Понимаешь. Ушла в ночь. Одна. Ее сутки искали…. Я… – я закусила губу, стараясь сдержать рвущиеся наружу эмоции.
– Ладно, ладно, – примирительно подняла она ладони, – но ты сама откуда об этом Центре узнала?
– От маминой подруги…. Она с сыном помогали маму искать, – отозвалась я. – Он врач, психолог…. Он понаблюдал ее несколько дней и предложил такое вот решение.
Бабушка недоверчиво поджала губы. Она внимательно смотрела на меня, словно желала прочитать, что стояло за моими словами. Чувствовала, что я что-то недоговариваю. А у меня от этого сердце стучало сильнее. Но я лишь плотнее сжала губы, не собираясь касаться самой страшной темы.
– Но… прости, – продолжила она, медленно подбирая слова, – я никогда раньше не слышала об этой… больнице. Конечно, я давно ушла из медицины, да и психиатрия никогда не была моей специализацией, но… – она тяжело вздохнула, её взгляд снова скользнул по моему лицу, задержался на чуть поджатых губах, на напряжённой линии плеч.
Я не дала ей закончить.
– Я была там, – убеждённо сказала я, почти резко, словно отсекая любые сомнения.
Она слегка приподняла брови, но ничего не сказала.
– Бабуль, я сама всё видела, – продолжила я, стараясь говорить твёрдо, чтобы ни в голосе, ни в выражении лица не отразилось колебание. – Этот Центр… он даже не похож на больницу. Скорее, на санаторий или курорт. Там работают профессионалы, и атмосфера совершенно спокойная.
Бабушка не возражала, но и не спешила соглашаться, словно обдумывая что-то в голове. Её глаза, выцветшие, но всё ещё проницательные, внимательно следили за мной, как будто она пыталась найти в моих словах что-то, чего я не говорила вслух.
Она медленно наклонила голову, будто прислушиваясь к своим собственным мыслям, и вдруг спросила:
– Давно ты эту мамину подругу знаешь? – вдруг спросила она.
– Наталью? – переспросила я, – не очень.
– Уж не та ли это Наталья Владимирова, которая звонила и не отвечала? – прищурила глаза бабушка.
– Да, – вздохнула я. – Бабуль, она единственная, кто реально смог мне помочь. В ту ночь… я была в полиции, но они…. они просто выставили меня на улицу. Я…. не знала к кому еще обратиться… – в груди начал закипать настоящий, невероятный гнев. Я была одна в ту ночь, одна против всего мира. Никто не спешил мне помочь, всем было плевать. А теперь я почему-то оправдываюсь за свои поступки и решения.
– Лиана, солнышко, – бабушка сжала мою руку. – Прости меня, родная моя. Ты столкнулась с чудовищной ситуацией и все сделала правильно. Я не сомневаюсь в твоих действиях…. Но неужели Даша и Лена не были рядом?
– И чем бы они мне помогли? – крикнула я, вскакивая со стула, – чем, бабуль? Бегали бы три курицы по улице и орали бы! И все! И знаешь что, ты забываешь, кажется, что у них есть и своя жизнь! Они не живут моей, они живут своей, бабушка! И живут нормально! А не как я, кидаясь из стороны в сторону и пытаясь хоть как-то собрать осколки!
– Лиана, – бабушка смотрела на меня с болью.
– Что, Лиана, бабушка? Что? Никто не обязан помогать мне или заботиться обо мне, я это прекрасно понимаю. И справляюсь, как могу!
Или как не могу….
– А в ответ слышу, что я все делаю не так! Хорошо, бабуль, скажи мне как?
– Лиана, детка, – бабушка спокойно выдержала мою ярость. – Я не собираюсь тебя обвинять ни в чем. Ты действовала так, как считала нужным в ту ночь… И после тоже. Знаешь, – помолчав, добавила она, – сложно понимать, что ты начинаешь принимать самые важные и серьезные решения без меня. В моих глазах ты все еще ребенок…. Ребенок, нуждающийся в защите.
– Но я больше не ребенок, бабуль, – с горечью во рту ответила я. – И кроме тебя и мамы у меня больше никого нет. И я вынуждена взрослеть настолько быстро, насколько это возможно. Если не веришь мне, давай съездим к маме вместе. Ты познакомишься с Максом и Натальей, сама увидишь Центр.
Она утвердительно качнула головой.
– Хорошо, моя девочка. Хорошо. Давай так и сделаем.
Она задумчиво потерла бровь. Я тоже молчала, ощущая, что хоть она и согласилась со мной, но полной уверенности у нее нет.
Молчали долго, обе не желая нарушать это хрупкое равновесие. Я так скучала все эти дни по бабушке, что сейчас спорить с ней совсем не входило в мои планы.
– Малышка, – внезапно бабуля позвала меня, – слушай… Роменский до тебя дозвонился?
У меня от ее слов потемнело в глазах.
– Что? – переспросила я мертвым голосом.
– Игорь… ваш декан… он дозвонился до тебя? – повторила она, нахмурившись. – Он тебя потерял тогда…
– Когда? – тупо спросила я, чувствуя как язык прилипает к небу.
– Лиана… я так поняла, что он понял, что у тебя случилась беда… в тот день, когда меня увезли на скорой. Он звонил мне дня через три, сказал, что не может с тобой связаться. Я объяснила ему, что ты заболела и потеряла телефон. Дала телефон Клары. Он до тебя дозвонился?
Каждое ее слово кислотой падало на мозг. Проверял жива ли я после? Выжила ли?
– Нет, – ответила коротко и отрывисто, понимая, что могу выталкивать из себя только короткие слова. – Он не звонил….
– Странно, – удивилась бабушка. – Мне показалось, он действительно испугался тогда…
Испугался? Он – испугался?
– Приятный мужчина, – продолжала бабушка. – Впрочем, что от сына Андрея еще ожидать можно было….
Действительно, что?
У меня было странное ощущение, что паук опутывает меня в свою паутину с головы до ног. Что эта паутина уже захлестывает мою шею, не дает мне дышать. Он ясно дал понять, что не только я под его контролем, но и те, кого я люблю.
– Лиана, – бабушка встревоженно, даже пораженно смотрела на меня, – что с тобой? Тебе плохо? Ты вся белая как мел? Лиана….
– Мне… бабуль, горло болит еще…. Можно я лягу?
– Прости, – озадаченно ответила она. – Конечно, ложись. Принести тебе чая или лекарства? Может по спинке погладить?
– Нет! – отрывисто бросила я. – Прости, бабушка, мне правда не очень хорошо.
Она смотрела удивленно, но возражать не стала. Просто поцеловала в щеку и вышла из комнаты, плотно притворив за собой двери.
Я нырнула под одеяло и позволила себе задрожать всем телом.
21
Серая бесформенная толстовка с капюшоном, закрывающая лицо и главное – руки, запястья, которые все еще хранили заметный, хоть и теперь потемневший след от стяжек. Легкие, удобные для бега кроссовки, свободные походные брюки со множеством карманов и позволяющие двигаться быстро – так я теперь ходила в университет. Зайти снова в знакомый корпус первый раз за последние недели было невероятно трудно, даже зная, что Роменского я там не встречу в ближайшее время – Лена, когда принесла мне конспекты лекций обмолвилась, что он уехал в командировку дней на десять. Я едва заметно перевела дыхание.
И все равно мне было неуютно, тяжело и некомфортно. Знакомые залы, аудитории и лаборатории не доставляли никакой радости, учеба стала серой, тяжелой и скучной повинностью. Я невольно горько усмехнулась – еще полтора месяца назад я бежала сюда с удовольствием.
Приходила позже всех, уходила раньше, стараясь стать для остальных сокурсников просто серой, неприметной мышью. Если по первости они и бросали на меня удивленные взгляды, то через неделю уже забыли о своих вопросах, переключив внимание на другие события – благо университетская жизнь предоставляла их в огромном количестве. Например, в Lancet Infectious Diseases вышла большая статья Роменского в соавторстве с двумя учеными из Германии. И снова из объекта вечного раздражения студентов, он превратился в объект зависти и восхищения.
Я слышала разговоры – в коридорах, в лабораториях, в кафетерии. Ловила обрывки фраз, обсуждений его достижений, возможных грантов, методик. Его имя было повсюду, куда бы я не пошла, а положение в университете становилось все более прочным.
Через неделю я завалила свою первую лабораторную по молекулярной биологии. Настолько погрузилась в себя, что испортила все образцы, выданные для анализа. Перемешала реагенты, сбила температурный режим, уронила пробирку. В итоге – полный провал.
– Твою мать… – прошипела Лена, дождавшись меня в коридоре. В ее голосе звучала смесь раздражения и искреннего беспокойства. – Лиана, что с тобой происходит? Ты себя в зеркале видела? Ты… Да твою ж то налево!
Я устало выдохнула, швыряя сумку на широкий подоконник рядом с аудиторией.
– Отстань, а? – попросила я без особой надежды, не глядя на подругу.
– Отстать? – Лена вскинула брови, ее голос задрожал от эмоций. – Лиана, ты совсем шизанулась? Ты уже три недели не разговариваешь с Дашкой! Выглядишь, словно тебя из мусорного бака вытащили! Заваливаешь лабораторные! Ты даже у Шелиги ни разу не появилась на научной работе! Сразу после учебы убегаешь черт знает куда!
Она сжала кулаки, глубоко вздохнула и чуть тише добавила:
– Я устала, Лиана, видеть, что ты с собой делаешь. Дашка места себе не находит, не понимает, почему ты просто послала её на хер! Я понимаю, тебе больно. Понимаю, что говна навалилось выше крыши, но, бля, это уже ни в какие ворота не лезет!
– Пересдам… когда-нибудь… – глухо пробормотала я, слабо осознавая, что она права, если не во всём, то во многом.
– Когда, Лиана?! – Лена шагнула ближе, почти нависая надо мной. – Роменский вернётся со дня на день, если уже не вернулся! В пятницу его лекция! Ему принесут все наши результаты! Он так вздрючит тебя, что имя своё забудешь!
Я зажмурилась, чувствуя, как пульсирующая боль сжимает виски. Уже, Лена… Уже...
Подруга тяжело выдохнула, смягчаясь:
– Ладно… Давай так. Сегодня ты никуда не уходишь. Я договариваюсь с Вадимом, он нормальный парень. После лекций он пустит нас в лабораторию, выдаст новые образцы. Ты всё сделаешь и сдашь ему завтра утром. Это твой первый косяк за всю учёбу, он нормально всё поймёт. Ну?
Я подняла голову, встретилась с её взглядом. В нём не было осуждения – только твёрдое, не терпящее отказа желание вытащить меня из этой дыры.
– Ну?.. – повторила Лена, сжимая губы.
Я медленно кивнула.
– Ладно.
Придется сегодня пропустить визит к маме, к которой я старалась ездить каждый день хотя бы на пол часа. И своими глазами видела малюсенькие, едва заметные продвижения к выздоровлению. Она по-прежнему ничего не говорила, смотрела куда-то в пустоту, но ела сама и даже стала выполнять простейшие манипуляции, вроде одевания или расчесывания волос.
Бабушка однажды поехала со мной в Центр. Она познакомилась с Максом и Натальей – людьми, которые стали для меня поддержкой, – но встретила их скорее сдержанным спокойствием, чем искренней теплотой. Возможно, она ревновала меня к Наталье, ведь если смотреть правде в глаза та была единственной, общение с кем приносило мне радость. Я замечала её взгляды, когда мы с Натальей разговаривали, и чувствовала лёгкую натянутость в её голосе.
Наталья не ставила под сомнения мои решения, она не пыталась вытащить из меня то, о чем говорить я не хотела, она просто была рядом. Я знала, что могу обратиться к ней с любым вопросом или своими сомнениями и она никогда не оттолкнет меня. И больше того, она единственная женщина, которая знала, что со мной сделали. Единственной, перед кем я не пряталась.
Макс тоже знал правду, однако, не смотря на то, что он не вызывал у меня страха, я не могла доверять ему полностью. Впрочем, он этого и не требовал, был внимателен, уважителен, но линий не пересекал. Его общение со мной всегда было кратким, ровным, почти деловым. Ни лишних слов, ни попыток влезть в мою голову. Разве что иногда, по вечерам, когда мы разговаривали, а усталость брала своё, в его голосе прорезались едва заметные нотки тепла. Такие тонкие, что, будь я менее внимательной, могла бы их просто не заметить.
Досидев до конца лекций и как всегда старательно игнорируя попытки Даши хоть как-то поймать мой взгляд, я вышла из аудитории и направилась к лаборатории на четвертом этаже.
Вадим, аспирант Роменского, уже ждал меня там.
– Наворотила ты дел, – поджал он тонкие губы, – не знал бы тебя, решил бы, что ты с лихого бодуна.
Я угрюмо кивнула, поежившись в своей толстовке.
– Ну что, – он кивнул на лабораторный стол, – попытка номер два? Романова, не просри все снова, хорошо?
– Я постараюсь, – буркнула, натягивая халат, – куда-то собрался? – спросила, глядя на то, как он собирает рабочие записи.
– Угу, – не поднимая головы, ответил он, – в деканат. Игорь Андреевич вызывает….
Я похолодела. Сердце провалилось куда-то в пятки, пальцы на мгновение ослабли, и пробирка в руках снова едва не выскользнула.
– Он приехал? – губы дрожали, но голос был почти безжизненным.
– Утром, – Вадим продолжал делать пометки, словно сообщал мне что-то совсем незначительное. – Так что, будь добра, сделай всё как надо.
– Не говори ему, – тоскливо прошептала я, ощущая, как по спине прокатывается холодная волна. – Не говори, что я провалила... Сейчас всё сделаю…
Вадим фыркнул, оторвавшись от бумаг и глядя на меня уже с лёгким раздражением.
– Да больно ему надо! – он устало потер переносицу. – Про вас он и думать не думает, своего головняка хватает. Вы у него по приоритетности где-то первые с конца.
Я сжала зубы, но сказать ничего не успела – Вадим нахмурился, внимательно разглядывая моё лицо.
– Ты чего такая белая? В обморок собралась? – в его голосе появилось тревожное подозрение. – Я тебя тут оставить хотел, с подружкой твоей, но если ты мне тут ЧП устроишь…
– Нет, нет, Вадим, – поспешила заверить я, – усталость сказывается. Все в порядке. Можно, да, Ленка со мной будет? Мамой клянусь, она пробирок даже пальцем не коснется.
– Ой, да бог с вами, – пожал он плечами. – Работай давай, не отвлекайся. Приду часа через два, будь добра – изолируй уже эту ДНК, ради бога, – раздражение в его голосе прибавилось.
Он собрал вещи и пошел к выходу, оставляя меня одну. Правда через минуту ко мне присоединилась подруга, ожидавшая разрешения Вадима снаружи.
– Ну трындец, – поглядывая на двери, сказала она. – Повезло тебе, что не говори. Роменский вернулся, завтра ты б уже хрен что исправила.
Я молча кивнула, соглашаясь с ней. А в голове билось одно: вернулся, вернулся….
Я не видела лица…. Не видела…. Это мог быть не он, совсем не он….он умный, зачем ему это?
А зачем ему звонить бабушке и выяснять мое состояние?
В тот вечер он хотел поговорить со мной… Дашка ясно дала это понять. Зачем? Что хотел сказать? Мог ли мой отказ вызверить его настолько?
– Эй, – Ленка коснулась моего плеча, – ты опять отъехала! Лиана, мать твою, соберись! Ты сейчас опять температурный режим к ебеням упустишь! Лиана, бля! Это моя задача – косячить! А твоя – мне помогать, а не наоборот!
– Да, – машинально кивнула я, – уже внимательна. Подожди….
Усилием воли выгнала из головы лишние мысли, сосредотачиваясь на занятии, и как ни странно дело пошло веселее. Наверное впервые я снова ощутила едва заметную уверенность, спокойно занимаясь понятным и некогда любимым делом.
– О, – через час заметила Ленка, – да ты почти молодца! Давай дописывай свои записи, мой посуду и ждем добра молодца Вадима.
Двери скрипнули, мы одновременно обернулись, надеясь, что Роменский отпустил аспиранта раньше, но вместо этого в лабораторию проскользнула знакомая фигурка Дарьи.
Увидев нас, она растерялась, замешкалась.
– Простите, – наконец, выдавила она, поджимая губы. – Не знала, что вы тут.
Я ничего не ответила, оборачиваясь к гудящим аппаратам и выключая их.
– Даш, погоди, – остановила ее Ленка.
– Нет, – холодно отрезала Дарья, – я, пожалуй, пойду, оставлю вас в вашей прекрасной паре.
– А ну стоять! – рыкнула Лена так, что я едва не выронила колбу со спиртом. – Вы обе очумели что ли? Да что, мать вашу, с вами обеими происходит? Что случилось?
Я плотно сжала губы, Дарья глянула на меня исподлобья.
– Видимо я чем-то ее высочеству не угодила, – зло и ехидно отозвалась она. – А уж чем, не наше это холопское дело знать!
Её слова задели, но я продолжала молчать. Внутри что-то сжалось, закололо, но я не позволила себе ни вздоха, ни слова.
Лена переводила взгляд с неё на меня, и её лицо постепенно искажалось осознанием.
– Да чтоб вас обеих черти взяли! – выдохнула она, закатывая глаза. – Всё, хватит. Сейчас же, сию секунду, вы либо говорите нормально, либо я вас обеих закрою в кладовке, пока не начнёте разговаривать! Лиана! Что с тобой?!
– У Даши спроси, как она свои вечера проводит на работе. Все ей нравится? – я не смогла удержаться от яда в словах, глядя прямо в глаза бывшей подруги.
– Что? – Лена перевела глаза на вспыхнувшее пламенем лицо Дарьи, – Даш? О чем базар, простите, речь?
– Ты совсем чокнулась, принцесса? – вдруг яростно бросила Дарья, голос её сорвался на глухой хрип. – Ты меня, блядь, в чём обвиняешь?!
Я усмехнулась, чувствуя, как злость плещется внутри, подгоняя меня дальше, позволяя языку самовольно нести за собой поток ядовитых слов.
– Да ни в чём, Даш. Совсем ни в чём, – в моём голосе проскользнул сарказм, обжигающий и ледяной одновременно. – Ты отлично играешь свою роль жертвы, вызывая сочувствие у всех, не так ли? Со мной, с Леной, с другими. Ах, я несчастная, ах, я не могу уйти из дома… Ан нет, ушла, как я смотрю!
Дарья вспыхнула, её лицо налилось гневом, глаза сверкнули, как раскалённые угли. Она судорожно вдохнула, ноздри её вздрогнули.
– На себя посмотри, папина доченька! – её голос был полон яда, который, казалось, вот-вот разъест всё вокруг. – Ах, папа умер? У меня он, Лиана, давно умер! И никто меня не защищал! Никто не холил и не лелеял!
Я почувствовала, как этот удар достиг цели. Резкий, сильный, точно под рёбра. Будто внутри меня что-то надломилось, что-то, что я так старательно пыталась держать в себе. Дарья дышала тяжело, как перед прыжком в драку, а Лена стояла между нами, глядя на нас с таким выражением, будто перед ней рушился целый мир.
– Ах ты…. – ярость рвалась наружу, – потреблядь ты такая! Никто тебя не защищал, да, Даш? Никто тебя не поддерживал? Моя семья, я так понимаю, не в счет? Ленка тоже не в счет? Ты с нас хорошо поимела, правда? А теперь с кого имеешь? Я, идиотка, за тебя боялась! Предупредила, а ты…. Нужно больно тебе мое предупреждение было!
– Предупредила? – крикнула Дарья, – когда? Через неделю? А до этого, что? Ревность не давала, да? Не тебя, блядь, похвалили?
Ее слова достигли цели, потому что были правдой.
– Да пошла ты! – со всей силы я швырнула в неё тетрадь, бумага разлетелась в воздухе, словно испуганные птицы.
Дарья увернулась, но не отступила. Её глаза горели тем же огнём, что и мои.
– Ты нужна была мне в ту ночь! – мой голос сорвался, став хриплым, почти чужим. – Единственный раз в жизни – нужна! Но нет, меня ты уже использовала, так да?!
– Лиана! – Ленка схватила меня за руку, её голос был полон паники. – Лиана, успокойся!
Но меня уже не остановить.
– Хочешь, Дашуль, посмотреть на результат той ночи?! – я резко закатала рукава, обнажая запястья, на которых до сих пор багровели следы от затяжек.
Лезвием по воздуху пронёсся холод.
– Смотри! Любуйся!
Дарья застыла. Лена замерла.
Я видела, как кровь отливает от их лиц, как расширяются зрачки, как дыхание сбивается.
А в лаборатории стояла тишина. Жуткая, давящая.
Только где-то в углу ровно гудел прибор, безразличный к нашему хаосу. На тонкой, белой коже отчетливо виднелись едва побледневшие следы стяжек.
– Что это, Лиана? – едва слышно прошептала Лена, – кто… – ее слова застряли в горле комом.
– Что у вас здесь за скандал? – раздался от двери холодный голос, подобный удару хлыста.
Меня парализовало на месте, я не то чтобы шевельнуться, сказать ничего не могла, расширившимися глазами глядя на знакомую, высокую фигуру, шагнувшую в лабораторию. Так и стояла с закатанными рукавами.
Дарья, Лена, маячивший позади Вадим – все они превратились для меня в безликие пятна. Четким оставался лишь он.
Роменский.
Он стоял в дверях – высокий, уверенный, непроницаемо спокойный и красивый. Темные глаза скользнули по мне с холодной внимательностью, взглядом человека, привыкшего разбирать ситуации на детали, контролировать их до последнего мгновения.
А потом его взгляд опустился вниз, к моим рукам.
Он застыл. Его лицо на мгновение потеряло привычное выражение сдержанной невозмутимости.Мгновение – и во взгляде мелькнуло что-то… непозволительное. Шок? Гнев? Понимание? Узнавание? Его губы дрогнули, крылья носа затрепетали. Обычно бесстрастное лицо дернулось в гримасе.
– Твою…. – глухо вырвалось у него.
Он шагнул вперёд, ко мне, не обращая внимания ни на Дарью, ни на Лену, ни на Вадима. Двигаясь целенаправленно, уверенно, словно всё вокруг потеряло значение.
И тут до меня долетел аромат его парфюма.
Цитрусы и удовое дерево
Желудок резко подскочил к горлу, во рту стало невыносимо горько. Я до крови прикусила себе щеку, и эта боль стала моим спасением.
Вылетела из лаборатории, убегая подальше от своего кошмара. Едва успела вбежать в туалет, как все съеденное в обед полилось прямо на пол. Спазмы сотрясали каждую мышцу моего тела, я едва контролировала себя.
Через несколько минут добралась до телефона в кармане и набрала заветные цифры.
Макс взял трубку почти сразу.
– Лиана?
– Макс, – взвыла я без намека на слезы. – Я больше не могу! Мне нужна помощь!
