Текст книги "Паутина (СИ)"

Автор книги: Весела Костадинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

37

– Почему не ешь? – повернулся ко мне Василий, с аппетитом пережевывая мясо.

– Ложкой? – прошептала я, подцепляя пальцем кусочек огурца.

– Думаешь я тебе сейчас вилку доверю? – хмыкнул он. – Чтоб ты мне глаза этой же вилкой и выкалупала? Э, нет, никаких ножей и вилок, по крайней мере сейчас. Колы?

И снова рот наполнился слюной, но закрыв глаза на несколько мгновений я напомнила себе о диете Ирины. Не стану ломаться в этом, не стану…

– То есть нет… – вздохнул Василий, наливая себе стакан. – Мясо тоже есть не будешь?

– Я…. – он втягивал меня в разговор, которого я не хотела, но отлично помнила правила, – я… не ем мясо. Такое мясо….

– Ого, – удивился он, ловко орудуя вилкой и ножом, – диета – это серьезно. – Он с ухмылкой посмотрел на Роменского, который до этого молчал, сосредоточенно ел, не вмешиваясь в наш разговор. – Гош, может нам тоже на диету сесть?

Роменский бледно улыбнулся одними уголками губ, но ничего не ответил. Он продолжал есть молча, спокойно, словно ему было безразлично, что происходит за столом. Но я видела, как едва заметно напряглись его плечи.

– А что ещё тебе нельзя, Лиана? – снова обратился ко мне Василий, с непринуждённой дружелюбностью, которая только больше пугала. – Скажи… так, на всякий случай. А то вдруг приготовим что-то, а тебе нельзя.

Он сделал паузу, улыбнувшись, и добавил с явным наслаждением:

– Голодной ходить – не самое приятное чувство, правда же?

Я стиснула зубы, взяла себя в руки и, не поднимая взгляда от своей тарелки, ровно ответила:

– Нельзя жареное, мучное, сладкое, жирное. Газировку, фастфуд, консервы. Всё, что может вызвать скачки сахара или привести к проблемам с весом.

Василий приподнял брови, усмехнувшись:

– Так строго? А, – он подцепил кусочек помидора, посмотрел на него внимательно, и спросил, – а напомни ка мне, сколько в тебе живого веса, а?

Я стиснула зубы.

– Сейчас 42 кг, – озноб становился все сильнее.

– 42 кг, – вздохнул Василий, – при росте 165 см. Да ты толстуха, Лиана, – выдал он, запивая еду колой. – Колобок на ножках, как я посмотрю. Как ты еще ходишь, при таком весе?

Мне захотелось ударить его.

– А скажи-ка, милая, – как ни в чем не бывало продолжал Василий, – до родов ты сколько весила? До беременности?

– 45… – на глаза навернулись злые слезы.

– Какой кошмар, – вздохнул Василий. – Наверное была толще всех в университете?

– У меня была сложная беременность, – совсем не понимая зачем вообще что-то объясняю. – У меня мог быть резус-конфликт, поэтому подбирали питание.

– А, ну этим, конечно, все объяснимо, – издевательски протянул Василий.

Я бросила ложку на стол.

– Зачем я здесь? Что вам обоим надо? Хотите денег? Патенты отца? – голос мой звенел от сдерживаемых слез обиды, унижения и страха.

– Оу, разошлась-то как, – Василий салфеткой вытер губы, – спокойнее, голубка. Смотри какой вечер, птицы поют, лес рядом. А воздух какой чистый….

От его слов затрясло еще сильнее, руки уже ходили ходуном на столе. Сгорбившись, я смотрела на тарелку, чувствуя, как глаз покатились слезы, оставляя дорожки на щеках и носу. Поднять голову сейчас казалось невыносимым.

Роменский, до этого момента остававшийся молчаливым наблюдателем, вдруг встал. Я невольно вздрогнула, ожидая чего-то – нового приказа, угрозы, может быть, даже удара. Но он молча ушёл в дом, оставляя после себя напряжённую тишину.

Я не успела даже осознать его отсутствие, как он уже вернулся. В руках у него была тёплая куртка, тёмная, чуть великоватая, пахнущая чем-то чистым, свежим, но с лёгкой примесью дыма и земли.

Не сказав ни слова, он накинул её мне на плечи.

Я дёрнулась, словно от удара, сжалась.

Тёплая ткань тяжело легла на плечи, накрывая, отрезая от прохладного воздуха, словно предлагая защиту. Но я знала, что никакой защиты не было. Роменский вернулся на своё место, сел так же спокойно, как и до этого, будто ничего не произошло.

– Спрашиваешь зачем ты здесь, да, голубка, – Василий наклонился ко мне ближе, сложил руки замком и посмотрел в глаза. – Я бы это тоже хотел знать, Лиана. Как твоя жизнь повернула так, что ты оказалась здесь? И главное – когда? А еще важнее – по чьей воле.

На этих словах Роменский резко и зло выдохнул, как будто пытался сдержаться, но промолчал.

Я почувствовала, как что-то изменилось в его позе – его плечи напряглись, челюсть сжалась, но он снова не вмешался, не бросил ни слова. Просто отвернулся, уставившись в сгущающиеся за деревьями сумерки.

– И мы выясним это, Лиана, – покачал головой Василий, а после вернулся к еде. – А мясо все-таки придется съесть. Голодные обмороки и трупы мне здесь не нужны, так что, будь добра, ужинай нормально.

При этих словах я поняла, что спорить бесполезно, просто взяла пальцами нарезанное мясо и положила в рот, зажмурившись от неожиданно яркого вкуса сочного, пропеченного, хрустящего кусочка.

Я лежала в темноте своей комнаты и прислушивалась к тихим, успокаивающим звукам за окном: пение вечерних птиц, стрекот насекомых в траве. Мне было страшно, но еще больше в голове царил настоящий хаос. Что за игру затеял Роменский, что он хочет от меня? Он уже взял все, что мог, что ему еще нужно?

За поздним обедом, точнее ужином я доела мясо, не смотря на то, что чувствовала себя проигравшей, виноватой. Макс всегда учил быть сильной, уметь справляться со страхами, а я снова и снова не могла взять себя в руки. За ужином мы больше не говорили, словно Василий совсем потерял ко мне интерес. А Роменский…. Он ничего не решал, ничего не комментировал. Он ел молча, с отсутствующим выражением лица, словно его вообще не было с нами. Иногда я ловила себя на том, что смотрю на него, пытаясь понять, что скрывается за этой отстранённостью, но он не выдавал себя ничем.

После ужина он остался на улице, а Василий проводил меня сначала до душа, где терпеливо дождался, пока приведу себя в порядок, затем сюда, зажег мягкий ночник и ушел. Ни слова, ни пол слова. Иногда, когда я прислушивалась, то слышала их тихий разговор на веранде, но слов разобрать не могла.

Поздно вечером мне стало плохо. Сначала это было просто неприятное ощущение тяжести в желудке, но уже через несколько минут боль скрутила меня в тугой жгут, будто внутри что-то сжалось, сдавило изнутри, не давая ни вздохнуть, ни пошевелиться.

Жар накатывал волнами, сердце забилось чаще, а всё, что я съела за ужином, стремительно подступило к горлу.

Судорожно села на кровати, пытаясь унять накатывающую волну тошноты, но стало только хуже. Горло сдавило, холодный пот проступил на спине, а в голове осталась только одна мысль – сейчас случится непоправимое. Я из всех сил забарабанила в двери.

Василий влетел в комнату первым и, казалось бы, сразу все понял, успев подставить ведро. Следом за ним вбежала незнакомая женщина лет 35, изящная, но, как оказалось, довольно сильная, с короткими каштановыми волосами.

– Тихо, тихо, – велела она, уложив меня на спину и ощупывая живот. – Больно? Тут? Тут?

Нет, боли больше не было, словно избавившись от мяса организм тут же успокоился. Наверное, прав был Макс, говоря, что подобная еда приводит к большим проблемам.

– Ну что? – хмуро спросил Василий. -Кать?

Она снова простукала живот, потом спину и поясницу. И отрицательно покачала головой.

– Вот блядь, – от души выругался Василий. – Все хероватее и хероватее… Гипноз?

– Не думаю, – отрицательно покачала головой незнакомка, поднимаясь с коленей, – ты сколько времени такого мяса не ела?

– Почти год…. – ответила я, сворачиваясь клубком и дрожа от холода.

– Вот и результат, – вздохнула она. – Плюс…

– Установки, чувство вины, страх…. – Василий сел в кресло напротив меня. – Эх, голубка, голубка, по самые уши ты в дерьмо влезла.

Я повернула к нему голову и выплюнула с ненавистью.

– Меня ищут и найдут. И то, что с вами сделает Макс…

– Ооо, – перебил меня Василий, – не сомневаюсь, голуба, что твой Макс уже землю роет: у него из рта мышь достали, вырвали, так сказать, почти с клыками.

Он сказал это с такой издевкой, с таким искренним презрением, что по спине снова пробежал холодок. Он прекрасно сознавал, что Максимилиан поднимет все силы на поиски.

Моя рука непроизвольно дернулась к шее, где обычно висел кулон.

– Не ищи, – холодно ответил Василий, наблюдая за моим жестом. – Клеймо мы с тебя сняли и в реку выбросили.

Я отвернулась, понимая, что сейчас снова заплачу.

– Что скажешь? – это было уже не ко мне. – Рекомендации, Кать?

– Как всегда, Вась, сейчас сон, сделаю ей укол, отдых, релакс… хорошая еда…

– Что сейчас нужно? – при звуках этого голоса, раздавшегося от дверей, глухого, измотанного я снова дернулась.

– Ну иди, грелку ей сделай, – фыркнул Василий. – Конечности все ледяные, – он бесцеремонно потрепал меня по руке.

– Да, – согласилась Катерина, ловко измеряя температуру бесконтактным прибором. – 37,5 – реакция на шок. Грелка точно не помешает. Так, дева, – это было ко мне, – сейчас укол и спать. Я останусь пока с тобой, эти двое уйдут.

Василий, подчиняясь словам женщины вышел, оставляя нас наедине.

– Помогите мне, пожалуйста, – обернулась я к ней. – Меня держат здесь насильно. Один из них – преступник. Он… он… – мне не хватало слов. – У меня дома маленький ребенок…. – при мысли о Беате, которые я гнала весь день от себя, снова сжалось сердце. Но она осталась с бабушкой…. Ох! А если….

– С твоей дочерью все в порядке, – словно подтверждая мои мысли, ответила Катерина. – А вот с тобой – нет, – она ловко воткнула иглу. – Спи….

Двери тихо приоткрылись, но я не стала поднимать головы, сразу поняла кто пришел, почувствовала, учуяла по едва ощутимому запаху, сжалась и тихо заскулила. Но он даже не подошел – просто отдал Катерине что-то, а через секунду к ногам легла горячая грелка. Снотворное действовало – я снова засыпала.

38

Утром, когда открыла глаза, Катерина сидела в кресле около меня. Правда если вечером она была в брюках и рубашке, то сегодня успела сменить одежду на простые джинсы и удобную футболку.

– О, проснулась? – сразу же заметила она. – Это хорошо.

Тут же измерила температуру и давление, покачала головой.

– Хорошо тебя поломали, девочка.

– Помоги мне…. – прошептала я, ощущая слабость во всем теле и легкую ломоту в костях. – Помоги пожалуйста. Мой…. Макс даст вознаграждение…. Дай ему знать где я….

– Бегу и падаю, – фыркнула она, убирая инструменты в медицинскую сумку. – Все, достаточно. Вась, – она достала из кармана рубашки портативную рацию, – девушка проснулась.

Я дернулась, падая на подушки. Их внезапно оказалось три штуки – видимо две принесли ночью. От одной ощутимо пахло удом и цитрусом, отчего опять накатила тошнота. Этот запах. Он был всюду. Даже во сне. Даже когда его не было в комнате.

Я с криком бросила эту подушку на пол, прямо к ногам отвернувшейся Катерины.

– Это что за новости? – резко развернулась она.

– Выброси это, – прошипела я.

– Да что такое? – она подняла подушку, – чем тебе она не угодила? Подушка как подушка….

– Он принес, да? – с ненавистью бросила я, чувствуя как сжимается ловушка, – он?

– Так, – Катерина села передо мной на стул, – давай разбираться. Кто принес? Все подушки принес один человек. Кто, Лиана?

– Роменский, – выплюнула я. – Он?

Двери открылись, на пороге стоял Василий, но Катерина жестом заставила его замереть.

– Верно, – кивнула она. – Подушки, грелку, стул для меня и кофе для тебя, вон на столе стоит, принес не Вася. Как узнала?

– Запах, – дернулась я. – Его запах! Эта подушка им насквозь пропахла!

Василий присвистнул. Катерина резко выдохнула.

– Так…– она потерла красивый карий глаз и понюхала подушку. – Действительно, пахнет. Вась, позови ка друга.

О диво, Василий даже не стал возражать, просто вышел из комнаты и позвал Роменского через весь дом. Через минуту вошли уже они оба. Роменский выглядел скорее удивлённым, чем обеспокоенным, будто и сам не понял, зачем его позвали.

Он выглядел… неожиданнообычно.

Простая хлопковая футболка тёмного цвета, чуть помятая, будто он только что натянул её наспех. Волосы всё ещё влажные, пряди темнели от воды, на висках блестели капли, которые он, по-видимому, не успел вытереть после душа. На ногах – мягкие домашние тапочки.

Катерина молча подняла подушку, рассматривая её, словно пыталась разгадать в этом предмете нечто большее, чем просто кусок ткани с набивкой. Потом перевела взгляд на Роменского.

–Твоя подушка?– спросила она, пристально глядя на него, словно что-то проверяя.

Роменский спокойно кивнул, будто в этом вопросе не было ничего странного.

– Да.– Он чуть передвинул вес с ноги на ногу, но его голос остался таким же ровным. – Думал, так будет удобнее.

– Значит, ты специально дал ей свою?

– Одну запасную взял, одну – свою отдал. У меня их две. – Он пожал плечами, как будто объяснял самую простую и логичную вещь.

Я смотрела на него с отвращением.

– Откуда ты знаешь его запах, Лиана? – спросил догадавшийся Василий.

– Знаю!

Василий и сам понюхал подушку.

– Гоша, да ты гребанный эстет. Приятно пахнет. Голубка, чем тебе запах не угодил?

Но внутри меня поднималось что-то холодное, липкое, смрадное, отзываясь глухим ужасом на саму эту мысль: я спала на подушке Роменского.

– А ты своего друга спроси, – ядовито ответила я. -Давайте, оба спросите, что он со мной сделал! Что, Роменский, ты своих друзей не просветил?

Тот слегка побледнел, перевел глаза на Василия и Катерину.

– Я говорил… – только и сказал он.

Василий молча взял стул, поставил его передо мной спинкой вперёд и небрежно сел, скрестив руки на спинке и положив на них подбородок. Он смотрел на меня внимательно, слишком внимательно, с выражением, от которого меня передёрнуло.

– Так, голуба, давай разбираться. Я знаю, ты подверглась сексуальному насилию, так?

– Да… – глухо ответила я. – Да. От него.

Катерина вздохнула и отошла к окну. А вот лицо Роменского…

Оно перекосилось, но не от боли или злости. Это было что-то другое. Глухая, сдерживаемая реакция, спрятанная за маской внешнего спокойствия. Но я видела, как за его глазами что-то надломилось.

– Откуда знаешь? – Василий мгновенно вцепился в меня взглядом, глаза сузились, в них мелькнул азарт. Он был, как пёс, учуявший кровь, он ждал, когда я дам ему пищу для новой игры.

Я перевела на него пустой взгляд, холодный, но внутри всё сжималось от боли.

– Я узнала его, – голос мой был глухим, будто выбитым из меня. – Узнала.

Василий прищурился, словно ему было мало этого ответа.

– Как узнала, Лиана? – его голос стал терпеливым, будто он всё ещё ждал, что я разыгрываю какую-то драму, и ему просто нужно выбить из меня ключевые слова. – Лицо, голос…

Я стиснула зубы.

– Запах, – выдохнула я, чувствуя, как во рту пересохло.

Глубокая тишина накрыла комнату.

– Его запах, – повторила я тише. – Раньше я ни у кого такого не встречала. Удовое дерево и цитрус. Я вся тогда пропахла им…

Слова были сухими, безжизненными, но внутри меня всё клокотало от того, что мне приходилось это говорить.

Роменский резко сжал кулаки, а потом, не говоря ни слова, размахнулся и со всей силы врезал кулаком в дверной косяк.

Раздался глухой треск, такая сила, что мне показалось, будто он раздробил себе костяшки пальцев. На пол закапала кровь. В комнате на мгновение повисло напряжение, настолько плотное, что казалось, воздух стал тяжёлым, как густая патока.

Василий наблюдал за этим с откровенным удовлетворением. Он медленно, не спеша, откинулся назад, сцепив руки за головой.

– Вот тебе и ответ, Гоша, – усмехнулся он, протяжно, с ленцой. – Сука, гениально. Привязка на запах.

Он усмехнулся шире, чуть качнув головой, словно искренне поражённый какой-то изощрённой игрой.

– А ты ж у нас ценитель, мать твою… – продолжил он, бросая на Роменского насмешливый взгляд. – Нишевый одеколон, так?

Но Роменский не отвечал. Он всё ещё стоял, сжимая окровавленный кулак, и его плечи были так напряжены, что казалось, он готов был взорваться в любую секунду.

– Так, эстет, – Василий потер нос, наморщился, – сейчас идешь в баню и моешься так, словно на тебя четыре дня голуби срали как на статую Ленина в парке. Подушку эту и остальные твои – в топку, ты мне новые должен будешь. Шмотки твои – в топку, мои наденешь. Чтоб ни следа этого запаха на тебе не оставалось. Парфюм с собой?

– Да, – глухо ответил Роменский, не глядя ни на кого из нас.

– Отлично. Сам заберу. Лиана, – Василий обернулся теперь уже ко мне и во взгляде его впервые мелькнуло что-то теплое. – Позавтракайте с Катей, она там блинчики испекла. Выпей кофе. Мамой клянусь, никто тебе вреда тут не причинит.

У меня голова кружилась от непонимания того, что происходит, но мужчины уже вышли, оставив меня и Катерину одних. Она снова подошла ко мне и посчитала пульс.

– Если есть не будешь – сил не будет, девочка. А они тебе ох как нужны. Ты сильно ослаблена. Давай помогу одеться, хорошо?

Больше она не спрашивала, почти силой заставляя меня встать для завтрака.

Завтракали снова на веранде – утро было теплым, но не жарким. Сначала мне сложно было заставить себя есть, но блины пахли аппетитно, а взбитые сливки и свежесобранная клубника вызвали даже легкое головокружение. Катя слегка улыбалась, наливая мне чай в кружку, словно наслаждалась местной тишиной и свежим, еще прохладным с утра воздухом

Примерно минут через 20 к нам присоединился и Василий, наливая себе полную чашку крепкого кофе.

– Тебе налить? – он проследил за моим жадным взглядом. – Давай поспорим, что кофе ты тоже уже примерно год как не пила, так?

– Я беременная была…

– Ага… конечно. И кофе вреден, – закончил он, ставя передо мной кружку, а после, сворачивая блин в трубочку и обильно намазывая на него сливки. – Так, Лиана. Давай все-таки разбираться детально, виновен наш герой-любовник или нет. Кроме запаха ты что-нибудь еще помнишь? Было что-то еще? Может голос или лицо?

– Нет, – я отпила кофе, как бы скрывая свое лицо от пристального взгляда Василия. – Ничего. Только прикосновения и запах.

– То есть, когда запаха нет…. Ладно, понял. О, – он поднялся со скамьи, – Гош, ты вовремя. Хорошо помылся?

Тот ничего не ответил, просто сел за стол, но на завтрак даже не глянул. Влажные черные волосы и каплина на шее говоррили сами за себя.

– Лиана, – Василий посмотрел очень внимательно. – Давай проведем один эксперимент. Всего один. Катя рядом, никто вреда тебе не причинит. Я завяжу тебе глаза, хорошо? Руки и ноги – останутся свободными. Повязку можешь сорвать в любой момент. После ты по запаху скажешь нам, кто есть кто. Согласна?

Я не понимала, что он делает, но сил на споры не оставалось. Молча кивнула, позволяя завязать глаза мягким шарфом. Сразу стало некомфортно и страшно, словно меня погрузили в черную трясину.

– Умница. Теперь просто нюхай. Первая рука, – она пахла чем-то нейтральным, кремом, может быть. Немного кофе.

– Хорошо, теперь вторая рука. – у этой запах был иной, сильнее, запах дегтя и трав, более резкие запахи.

– Отлично, девочка. Теперь третья, – в нос ударил знакомый до тошноты и отвращения аромат. Я резко закричала и сорвала повязку. Передо мной стояла Катя и протягивала мне руку. Руку, с запахом боли и насилия.

– Мыть, быстро, – приказал ей Василий. – Отдрай губкой, чтоб больше ни следа.

У меня кружилась голова, глаза заволокло непрошенными слезами. Роменский сидел напротив, но не смотрел ни на меня, ни на Катю, ни на Василия. Его локти покоились на коленях, а руки обхватывали голову, пальцы вжимались в еще мокрые волосы, словно он пытался заглушить шум внутри себя.

Его грудь медленно поднималась и опускалась, но дыхание было тяжёлым, рваным, как у человека, который пытается удержать себя на грани.

– Вот так оно в жизни, девочка, и бывает, – глухо сказал мне Василий.

– Это ничего не доказывает…. – так же глухо ответила я. – Вообще ничего. Меня погружали…. Я вспоминала.

– Ага, даже не сомневаюсь. Сначала задавали наводящие вопросы, а потом включали метроном и глазами твоими играли, да?

Я подняла на него голову, пораженная словами.

– Типичная техника подмены воспоминаний, – пояснил он Роменскому, который тоже посмотрел с удивлением. – А ведь правду, Лиа, можно узнать легко и непринужденно. Задам только один вопрос, и ты ответишь честно. Насильник, Лиана, был твоим единственным мужчиной?

Мое лицо вспыхнуло огнем. Этот человек не щадил ничего, ломая все у меня внутри: правила, запреты, боль, смущение. Все.

Но его глаза требовали ответа.

– Да, – глаза невольно скользнули по Роменскому, но лицо того оставалось каменным, а вот руки слегка дрожали.

– То есть, он – отец ребенка?

– Да…

Василий снова вздохнул.

– Пойдемте оба со мной. Катюх, – крикнул он, – ты там в туалете утонула, что ли? Ты нам сейчас нужна будешь!