Текст книги "Территория сердца (СИ)"
Автор книги: Весела Костадинова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)
Сердце на мгновение замерло, а потом бешено заколотилось, словно пытаясь вырваться из груди. Я замерла, не в силах вымолвить ни слова, только смотрела на него, чувствуя, как страх сковывает тело. Как давно он здесь стоит? И почему вернулся?
Александр Юрьевич внимательно рассматривал меня, его взгляд был тяжёлым, пронизывающим, словно он пытался прочитать мои мысли. На его лице не было ни гнева, ни презрения, только непроницаемое выражение, которое заставляло меня чувствовать себя маленькой и беззащитной.
– Этот дебил сейчас в машине, в безопасности. А ты, мышка, почему еще здесь?
– Вызываю такси, – ответила я, даже не пытаясь вытереть глаза, чтоб не выглядеть совсем дурой. – А вы за ким чертом тут? – и снова мой не сдержанный язык дал о себе знать.
Александр Юрьевич прищурился, и в его глазах мелькнуло нечто, похожее на удивление. Он не привык, что с ним так разговаривают, особенно в такой момент. Я почувствовала, как холодный страх пробегает по спине, но, видимо, что-то в моём усталом, вымотанном состоянии вызвало у него не гнев, а скорее интерес.
– Зачем я здесь? – протянул он, его голос звучал мягко, почти лениво, но в этой мягкости чувствовалась скрытая угроза. – Ну, знаешь, иногда нужно убедиться, что последствия твоих действий не вышли из-под контроля.
Я замерла, вслушиваясь в его слова. В них была какая-то загадка, что-то, что я не могла сразу понять. Он подошёл ближе, его тень легла на меня, и я почувствовала себя ещё меньше и уязвимее.
– Последствия? – переспросила я, стараясь сохранить ровный голос, хотя сердце бешено колотилось. – Вы хотите сказать, что беспокоитесь обо мне?
Он усмехнулся, и его улыбка была такой хищной, что меня бросило в дрожь.
– О тебе? – его голос был полон насмешки. – Я беспокоюсь о том, что может случиться, если ты вздумаешь что-то сделать, чего не стоит делать. Или сказать кому-то то, что не следует говорить.
Я глубоко вдохнула, набирая воздух. И…
И тут Остапа понесло:
– А не пойти бы вам, Александр Юрьевич, по известному всем маршруту? А? – выпалила я.
Слова сорвались с языка прежде, чем я успела понять, что сказала. Как только я произнесла это, в тишине кабинета, казалось, даже воздух замер. Я сразу почувствовала, как похолодели руки, и сердце на мгновение остановилось, а затем бешено заколотилось, заглушая всё вокруг.
– Что ты сейчас сказала? – его голос был тихим, но в этой тишине звучала такая угроза, что я невольно сжалась, понимая, что перешла черту.
– То, что вы прекрасно услышали, – отчеканила я, глядя прямо в некрасивое, злое лицо. – Или вас завтра к отоларингологу записать?
Его глаза сузились, и я увидела, как его челюсти напряглись. Он сделал шаг вперёд, так что между нами осталась лишь пара шагов. От него веяло холодной яростью, как от зимнего ветра, и я почувствовала, как волосы на затылке встали дыбом.
Внезапно он рассмеялся. От души. Громко и хрипло, но от души. Его смех эхом разлетелся по пустому офису, и я невольно вздрогнула, не зная, как реагировать. Это было настолько неожиданно и неестественно – видеть, как он смеётся, причём искренне, почти весело. Я стояла, как вкопанная, пытаясь разобраться в своих чувствах. Страх и удивление смешались в нечто такое, что я не могла описать словами.
– Да, девочка, ты умеешь удивить. Давно меня никто никуда не посылал. Бодрит, знаешь ли. Времени почти два, нам всем стоит немного выдохнуть, не находишь?
– Такси будет через пару минут, – буркнула я, украдкой переводя дыхание.
– Никаких такси. Мой идиот в моей машине, его водитель свободен. Увезет тебя куда скажешь.
– Не нужно, – ответила я на автомате, чувствуя, как страх медленно отступает, но остаётся настороженность. – Я сама доеду. Не хочу никому доставлять лишних хлопот.
Александр Юрьевич пристально посмотрел на меня, его улыбка поблекла, и взгляд снова стал серьёзным. Он больше не смеялся, но что-то в его лице говорило о том, что он всё ещё не отпустил ситуацию. Я понимала, что, несмотря на его показное веселье, он внимательно следит за каждым моим движением, как хищник, оценивающий добычу.
– Хлопоты, говоришь? – медленно произнёс он, и его голос снова стал тихим, но в нём слышалось нечто опасное. – Ты уже доставила мне столько хлопот, мышонок. И я не привык, чтобы мне возражали. Поэтому сядешь в машину и поедешь домой. Поняла?
Я молча кивнула, понимая, что он не отступит. Спорить дальше было бесполезно и, возможно, даже опасно. В конце концов, пусть он думает, что победил. Иногда нужно уметь отступить, чтобы не потерять больше.
– Хорошо, – сказала я, стараясь говорить как можно ровнее. – Поеду с вашим водителем.
Он кивнул, и его лицо снова стало серьёзным, словно это был деловой вопрос, а не спор о том, как мне добраться домой.
– Вот и славно, – бросил он. – Он ждёт на парковке. И не пытайся убегать, я всё равно узнаю.
Я хотела ответить что-то саркастичное, но сдержалась, понимая, что это может только усугубить ситуацию. Вместо этого молча направилась к выходу, чувствуя на себе его взгляд. Спускаясь вниз, я мысленно ругала себя за собственное упрямство. Почему я не могла просто сказать «спасибо» и уйти? Почему всегда должна была идти наперекор?
Когда я вышла на парковку, машина уже ждала. Я огляделась, надеясь, что он не последует за мной, и почувствовала облегчение, когда не увидела его. Водитель вышел из машины и, открыв дверь, пригласил меня внутрь. Я вздохнула и, тяжело опустившись на заднее сиденье, тихо произнесла адрес своей съёмной квартиры.
6
Утром пришлось тащиться на работу к восьми утра, памятуя о том, что нужно хоть немного прибрать в кабинете Владислава. Трясясь в метро, я где-то в глубине души была чертовски благодарна Болотову-старшему, за то, что вчера настоял на своем и заставил поехать с водителем. Так мне удалось приехать домой значительно быстрее, чем я ожидала, и соответственно поспать чуть больше. Но сна все равно не хватило, поэтому всю дорогу я упрямо старалась не уснуть и не пропустить свою остановку.
В приемной уже сидела Алла Викторовна, листая на компьютере мою презентацию.
Я спокойно поздоровалась с ней, сняла легкий плащ и прошла к своему столу, а после молча удалилась в кабинет Влада, прибрать оставленный со вчерашнего дня беспорядок, и самое главное – убрать улику в виде стакана, от которого до сих пор несло виски.
– Тяжелый вечер? – тихо спросила Алла, когда я вышла с грязной посудой. Почему-то мне показалось, что она знает больше, чем хочет показать. Но в подробности вдаваться не стала, просто кивнув головой.
– Вам кофе сварить, Алла Викторовна?
– И себе свари тоже, девочка, – кивнула она. – Не повредит. Владислава Александровича сегодня не будет, работаем с Александром Юрьевичем. Не психуй, не паникуй, ты хорошо справляешься – это главное. На сегодня запланирован просмотр презентации, предварительно он ее одобрил. Геологи вообще верещат от восторга и спрашивают, чья это работа – я им отправила все с утра, чтоб они смогли подстроить свой доклад. Ленка сегодня будет злая, что оса, постарайся ее не выбешивать окончательно, – тут она не смогла скрыть ехидной ухмылки.
– Когда придет Александр Юрьевич, сваришь ему кофе, молока не добавляй, занеси молочник отдельно. Сахар только тростниковый. Он ничего не станет просить – сделаешь это без указания. Занесешь молча, без эмоций, спокойно. На Ленку меньше внимания обращай – больше пользы будет. Все поняла?
Я кивнула, чувствуя, как вспотели ладони. Вчерашний вечер был еще слишком свеж в памяти, на шее, прикрытой платком оставался след от губ Влада, но гораздо сильнее было ощущение пальцев его отца. Проведя половину жизни в тайге, я всегда знала, как можно избежать встречи с хищниками. Как показала жизнь, в каменном лесу водились звери намного опаснее таежных.
Стрелки неумолимо приближались к девяти часам, когда в коридоре раздался сначала стук каблучков и в приемную буквально ворвалась Елена Вячеславовна, еще разгорячённая с улицы, как всегда безупречная в своем облике. Следом за ней вошел и Болотов-старший, ни на секунду не задержавшийся в приёмной и скрывавшийся в своем кабинете. Он даже не поздоровался, просто кивнул Алле, чтобы та прошла к нему.
Она едва заметно мне подмигнула и скрылась следом за начальником.
Я встала, глубоко вздохнула и прошла к кофемашине, строго следуя указаниям старшей коллеги. Руки машинально делали работу. Кофе, черный, крепкий, отдельно молочник, отдельно сахар. Ничего лишнего, только строгая сервировка.
Выйдя в приемную, я натолкнулась на злой и презрительный взгляд Елены Вячеславовна.
– Тебя вызывали? – холодно спросила снежная королева, машинально поправляя безупречную прическу.
– Это моя работа, – помня указания Аллы не злить дракона, ровно отозвалась я.
– Я спросила, тебя вызывали? – ее голос уже откровенно стал напоминать шипение змеи.
– Хотите сами занести кофе, Елена Вячеславовна? – обронила я, ничуть не тушуясь под острым взглядом. После вчерашнего вечера боятся гневных взглядов Елены было смешно.
Она сжала зубы, но ничего не ответила, и я спокойно смогла зайти в кабинет, правда серьезно опасаясь толчка в спину – с этой гадюки станется провернуть такой финт.
Кабинет Александра Болотова разительно отличался от кабинета сына. Вместо светлого современного стиля с минималистичной мебелью и яркими акцентами, здесь царила атмосфера классического уюта и основательности. Тёмное дерево массивных стеллажей с книгами, на стенах – картины в строгих рамках, изображающие суровые природные пейзажи, как будто сам хозяин кабинета черпал из них свою силу и терпение, карты месторождений, с метками и пояснениями от руки.
Всё здесь дышало спокойствием и неким аскетичным изяществом. Массивный письменный стол, за которым сидел Александр Юрьевич, выглядел как центр этой маленькой вселенной, его поверхность была почти пустой – лишь несколько аккуратно сложенных папок и старинные бронзовые пресс-папье, удерживающие бумаги. На краю стола стоял телефон – легкий и многофункциональный – выбивающийся из общего интерьера, как и ноутбук, сверкающий металлической поверхностью, а рядом – изящная серебряная рамка с фотографией: молодая женщина, на фоне гор, в руках держит ребёнка – скорее всего, Владислава.
Долго рассматривать кабинет мне, естественно, не удалось. Я быстрым шагом прошла мимо Аллы Викторовны, сидевшей в одном из кресел за конференц-столом и молча поставила поднос с кофе перед ним, постаравшись сделать это максимально аккуратно и бесшумно. Он бросил на меня беглый взгляд, на мгновение задержавшись на нашейном платке, едва заметно кивнул, а потом снова уткнулся в документы.
Под одобрительный взгляд Аллы, я направилась к выходу, стараясь не сильно цокать своими каблуками по паркету, к счастью, не шпильками.
– Подожди, – раздался повелительный приказ и мои ноги сами приросли к полу. Я медленно обернулась, сжимая в руках ненужный поднос.
Болотов переглянулся с Аллой, словно между ними проходил молчаливый диалог.
– Протоколы вести умеешь? – коротко спросил он.
– Не… не очень, – обтекаемо ответила я, понимая, что врать бессмысленно, а говорить правду – признаться, что я не профессиональна.
Он вздохнул.
– Сегодня на всех совещаниях сидишь с Аллой и наблюдаешь. Вечером покажешь мне.
– Да, Александр Юрьевич, – ровно ответила я, стараясь, чтоб голос не сильно дрожал, и вышла, повинуясь легкому движению головы. Впрочем, помимо страха перед Александром, вставала и другая проблема – вести протоколы совещаний – задача помощника, не секретаря. У меня вообще не было права посещать совещания. Моя задача – обеспечивать работу приемной, в т. ч. отвечая на звонки и принимая корреспонденцию. Если я буду на совещаниях, этим заниматься придется…. Елене Вячеславовне.
А она и так встретила мой выход в приемную весьма малоприятным взглядом.
Что ж, похоже наша молчаливая война готовилась перейти в новую фазу.
Первым делом я направилась к своему столу и начала переписывать расписание совещаний на сегодня. Несколько ключевых встреч с представителями подрядчиков, обсуждение новых геологических данных по проекту в Сибири и большая встреча с руководством филиалов. Всё это выглядело крайне важным, и мне предстояло присутствовать на всех этих встречах, быть внимательной и не упустить ни одной детали.
Алла Викторовна вышла из кабинета Александра Юрьевича и направилась ко мне. Она держала в руках толстую папку с документами и блокнот, её лицо было сосредоточенным.
– Готова? – спросила она меня, и дождавшись кивка, обернулась к Елена. – Лена, Лучезара сегодня со мной на всех совещаниях, ты остаешься в приемной.
Выражение лица Савельевой нужно было снимать на камеру. Обычно безупречно-холодное лицо исказила маска откровенной злости, пусть на долю секунды, но это было приятное зрелище.
– Что ты творишь, Алла? – едва слышно прошипела она, поднимаясь. Голубые глаза одной пересеклись взглядом с темными другой и между ними, казалось, натянулась металлическая колючая проволока, которая грозила вот-вот разорваться и ударить колючками меня, стоявшую между ними. Никогда в своей не долгой жизни я не оказывалась в таком положении: в лесу все было просто и понятно, подчинено законам природы и выживания, на прежней работе да, были интриги и мелкие неприятности, но мы работали в команде, понимая, что подставив по крупному одного члена, можем завалить всю работу. Здесь же…… я столкнулась с настоящей войной, которая велась под ковром у двух сильных мужчин.
– Это приказ Александра Юрьевича, – наконец, холодно обронила Алла. – Хочешь оспорить – иди и сама скажи!
Эти слова были произнесены почти шепотом, но напряжение между двумя женщинами было таким, что я почувствовала, как мурашки бегут по коже. Мне не хотелось оказаться между ними, но выбора не было. Елена Вячеславовна на мгновение замерла, словно решая, стоит ли ей идти на прямую конфронтацию. Я наблюдала за её лицом, ожидая взрыва.
Но вместо этого она вдруг улыбнулась – тонко и холодно, как ледяной ветер, пробирающий до костей.
– Хорошо, – её голос был лишён эмоций, но я уловила в нём опасную нотку. – Раз ты так хочешь взять на себя ответственность за эту девчонку, Алла, пожалуйста. Но помни, – она сделала шаг назад и снова заняла своё место за столом, – я не буду подбирать осколки, когда всё развалится.
Я перевела дыхание, Алла же и бровью не повела.
– Так, Зара, слушай. Не на всех совещаниях требуется вести протоколы. Через пятнадцать минут начнется прогонка нашей презентации на конференцию. Александр Юрьевич посмотрит, послушает, но вряд ли будут какие-то поручения – он доволен работай наших парней и…. – она улыбнулась, – твоей. Но ты все равно слушай и запоминай. Терминов много, работа специфическая, не для твоего образования, но ты схватываешь на лету – это похвально. Откуда познания, пусть и весьма малые, в геологии?
– Мама была геологом, – тихо ответила я. – Много рассказывала. То, что я понимала.
– Повезло, – кивнула Алла, не уточная подробностей. – Сидишь и слушаешь. Внимательно. Особенно Болотова. На первое время держи, – она протянула мне маленький портативный, золотистый диктофон, – это твой лучший друг и товарищ. Записи делаешь, но страхуешь себя им.
Я осторожно взяла из её рук маленькое устройсвто, чувствуя, как волнение и благодарность смешиваются внутри. Это был своего рода жест доверия с её стороны, и я знала, что она хочет мне помочь.
– Спасибо, Алла Викторовна, – ответила я, чувствуя, как этот маленький прибор в руке становится символом моей ответственности и новых обязательств. – Постараюсь сделать всё, что нужно.
– Давай-давай, – она слегка улыбнулась, отмахиваясь, – не теряйся, слушай, учись. Сегодня будет как раз тот случай, когда лучше молчать и внимательно наблюдать. Если что-то будет непонятно, спросишь потом у меня. Не отвлекай сейчас людей на мелочи. Далее, после подписания протокола – диктофонную запись стираешь. Перепроверяешь и снова стираешь. Выносить его за пределы офиса – запрещено. Оставлять без присмотра – запрещено, давать в руки кому бы то ни было, кроме меня и Александра Юрьевича – запрещено. Услышала?
Я кивнула, краем уха заметив, как прислушивается к разговору Савельева.
– А раз услышала – пойдем, полюбуемся на твою работу на большом экране, – она словно специально последней фразой припечатала бледную Елену, наблюдавшую наш уход с поджатыми губами.
Я кивнула и, крепко держа диктофон, прошла следом за Аллой Викторовной в конференц-зал. Все присутствующие, кажется, были на своих местах. Большие экраны на стенах уже демонстрировали слайды презентации. Несколько человек из научного отдела обсуждали последние правки, кто-то из технических специалистов настраивал проектор и проверял звук.
Александр Юрьевич, как обычно, сидел во главе стола, его лицо оставалось непроницаемым, хотя я чувствовала, что он внимательно следит за происходящим. Когда мы вошли, он коротко кивнул в нашу сторону, жестом приглашая садиться.
Я села рядом с Аллой Викторовной и включила диктофон, положив его на стол рядом с блокнотом. Голос одного из геологов, Игоря, раздался по залу, он уверенно начал презентацию, указывая на ключевые моменты проекта и поясняя, что именно будет обсуждаться на конференции. Время от времени его перебивали коллеги, уточняя детали или предлагая небольшие правки.
Александр Юрьевич слушал внимательно, изредка делая пометки на своих листах. В какой-то момент он поднял руку, и зал тут же замолчал, ожидая его слов.
– Всё хорошо, – сказал он, его голос был спокоен, но в нём чувствовалась твёрдость. – Но на слайде по резервам месторождения добавьте графики по добыче за последние десять лет. Это важно. Нам нужно показать динамику.
Игорь кивнул, быстро записывая указание. Я постаралась запомнить это замечание, хотя для меня оно было малопонятным. Совещание продолжалось, но Болотов больше поручений не давал. Как я заметила, его глаза не только и не столько смотрели саму презентацию, сколько наблюдали за людьми вокруг. Пару раз взгляд карих глаз останавливался и на мне, и тогда мне становилось холодно.
Другие участники этого и последующих совещаний, на которых я была, стали обращать внимание и поглядывать с интересом. Интерес сменился настороженностью. Многие из них привыкли видеть рядом с руководством только тех, кто давно в компании, проверен и знаком с порядками. А я была новичком, причём совсем недавно исполнявшая роль секретаря. Теперь же мне пришлось стать чем-то вроде наблюдателя на высшем уровне, что явно не укладывалось в привычные рамки.
В перерывах между совещаниями и во время встреч, на которых мое присутствие не требовалось, я старательно заносила все замечания и поручения Болотова в специальную таблицу, которую мне сбросила Алла, с пометкой когда поступило поручение, кому арестовывалось и сроки выполнения. Алла часто подходила, смотрела у меня из-за спины, иногда поправляла кое-что в части технической терминологии, но осталась очень довольна записями, касающимися финансовой и правовой работы компании – здесь я могла не психовать, работа была знакомой и понятной.
– Постепенно ты разберёшься и в остальных областях, – добавила Алла вечером, последний раз проверяя заполненную таблицу и протоколы, ставя внизу свою подпись. – Никто не ожидает, что ты сразу станешь экспертом во всём. Главное – желание учиться и внимательность.
Елена на это замечание не отреагировала, но я заметила, как дернулась ее щека.
Определенно, эти женщины ненавидели друг друга сильнее, чем я могла предполагать. И в их ненависти было нечто такое, что скрывалось за занавеской ледяной вежливости и рабочих отношений, что-то, похоже, личное. Вся ситуация начинала напоминать мне двух тигриц, поделивших территорию, но не готовых мириться с соседством друг друга. Они вынуждены были сохранять видимость спокойствия, но однажды одна из них обязательно бросится на другую, и тогда произойдёт что-то по-настоящему страшное.
Болотов вызвал нас обеих в начале восьмого вечера, когда я была вымотана в край – не помогал уже даже кофе. Сказывалась и бессонная ночь, и тяжелый рабочий день.
Я и Алла сели у него в кабинете в удобные кресла, напротив рабочего стола и терпеливо ждали, пока он объявит свой вердикт. В руках у него было два варианта протоколов и таблицы поручений – один, собственно, мой, второй – с правками Аллы.
Мое сердце, накачанное адреналином и кофе, выбивало ритмы аргентинского танго так сильно, что мне казалось его слышат все, кто был в кабинете.
Наконец Болтов поднял на нас свой тяжелый взгляд.
– Хорошо, – вынес он свой вердикт. – Техническую часть ты подтянешь, мышка, а во всем остальном – лучше, чем можно было ожидать.
Кровь ударила мне в лицо от этого обращения. Одно дело, когда он так обращался наедине, хоть и не приятно, но совершенное иное – при коллеге. Настолько фамильярно, настолько…. лично, что ли. Но Алла даже и бровью не повела, возможно слышала и более странные вещи за время своей работы.
– Алла, завтра поедешь с нашими гавриками в Лукойл. Проследишь, чтоб не наследили там сильно. Мышка, до конца недели ты со мной на совещаниях. Протоколы готовь сразу, и сразу мне на подпись. Лена…. – он ненадолго запнулся, – Лене я сам скажу, что делать.
Алла выглядела до нельзя довольной, а в ее черных глазах горел темный огонь.
Мы поднялись, понимая, что разговор закончен. Но в дверях я все-таки притормозила, отчего Алла глянула на меня вопросительно.
– Александр Юрьевич, – я чуть прищурила глаза, стараясь не обращать внимания на изумленный взгляд Аллы.
Болотов поднял на меня голову, приподняв бровь.
– Хочу вам напомнить, что мы не в зоопарке, а я – человек. И у меня имя есть.
Наступила тишина, настолько густая и плотная, что, казалось, воздух в кабинете перестал двигаться. Алла Викторовна замерла рядом со мной, её глаза расширились от неожиданности, но она быстро взяла себя в руки и сделала вид, что не слышала моих слов. Я, сжав зубы, смотрела прямо на Болотова, чувствуя, как внутри всё дрожит от напряжения.
– Да, мышонок, – ответил он, холодно и издевательски улыбнувшись, – есть. Но пока, увы, я его все время забываю.
– Мне бейджик сделать? – выпалила я.
– А если не разгляжу? – он откровенно издевался надо мной.
– Тогда помимо отоларинголога, придется вас записать и к офтальмологу!
– Смотри-ка, Алла, зубки маленькие, но острые. Что делать с мышонком будем?
Алла едва заметно усмехнулась, понимая, что гроза прошла мимо, даже не задев.
– Александр Юрьевич, детей учить надо, а не распалять, – заметила она.
– Через злость, Алла, они почему-то понимают быстрее, – вздохнув, отозвался он, не сводя с меня темных глаз. – Ладно, мышка, право называть тебя так оставляю за собой только в присутствии Аллы. Лучезара…. Красивое имя. Бейджик можешь не делать.
С этими словами он дал понять, что разговор закончен.
Мы вышли из кабинета, и я молча прошла за свой стол, ожидая разноса от старшей коллеги. Савельева с интересом следила за нами, отмечая и мое красное лицо, и удивленный взгляд Аллы. Который, однако, через пару мгновений сменился на довольный, очень довольный.
Алла села на свое место и потянулась, словно грациозная тигрица.
– Зара, – как ни в чем не бывало продолжала она, – я завтра уеду с утра. Оставляю доступ к полной таблице поручений. Выдели те, которые должны быть готовы на этой неделе. Утром обзвонишь всех и проверишь готовность. Новые поручения вноси уже не в демо-версию, а в мою. И следи за ходом исполнения. Все поняла?
– Да, Алла Викторовна, – я приготовила две чашки с кофе, даже не спрашивая ее, и одну поставила перед ней.
Двери из кабинета Болотова распахнулись, он вышел в приемную.
– Лена, – позвал он Савельеву, – ты едешь?
На долю секунды его глаза скользнули по мне и Алле, но он тут же вернулся к Савельевой.
Та молча кивнула, поднимаясь из-за стола, и не глядя ни на кого пошла рядом, забрав верхнюю одежду.
– Вот это, блядь, поворот, – вырвалось у меня, когда стих звук их шагов, а уши перестали полыхать огнем.
– Сидишь, молчишь, делаешь вид, что тебя здесь не было, – сурово и жестко осадила меня Алла. – Откроешь рот – вылетишь с волчьим билетом. Усекла?
Ни разу за этот месяц она со мной не разговаривала в подобном тоне. В принципе, понятно почему. Поговорку про ночную и дневную кукушек я знала с детства.
Я кивнула, не в силах выдавить ни звука. Вся бравада, которую я ещё недавно чувствовала, испарилась, оставив после себя только пустоту и презрение…. А может и брезгливость.
– Хорошо, – чуть смягчившись, добавила она. – Если ты хочешь остаться здесь, тебе нужно понимать, что иногда лучше не знать и не видеть. И уж тем более не комментировать.
Я снова кивнула, делая вид, что доклад «Есть ли „жизнь“ после геонавигации или некоторые нюансы интеграции ГС в ГГДМ, как элемент применения комплексной технологии сопровождения бурения, на примере месторождений Западной Сибири»* – самое увлекательное чтиво в моей жизни.
– Впрочем, – Алла снова сладко потянулась, – вскоре, моя дорогая, я предчувствую очень, ну очень увлекательный цирк. И мы с тобой, милая, будем первыми зрителями, сидящими в первом ряду. А кто-то…. – добавила она едва слышно, – и поучаствует.
* Реально существующий доклад, с весьма креативным названием. В чем его юмор – поймут только геологи!
7
До конца недели, мне казалось, я не доживу. Бесконечные совещания, переговоры, встречи, протоколы, письма, расписание, кофе, звонки…. В какой-то момент я думала моя голова взорвется и мозги будут стекать по белоснежным стенам приемной.
Как и было сказано, Алла уехала с делегацией на лукойловскую конференцию, оставив меня один на один с монстром. Савельева, естественно, помогать не спешила. Напротив, она словно наслаждалась, глядя как я беспомощно трепыхаюсь в груде навалившейся работы и поручений. К концу дня мне порой казалось, что ноги живут отдельно от тела, а голова вообще не моя. При этом Болотов спуску мне не давал, каждый вечер нагружая дополнительными требованиями. Я ела урывками, явно сбросив еще пару килограмм, спала по три-четыре часа в сутки, посвящая все свободное время детальному изучению деятельности компании. Да я даже в туалет сходит не успевала порой! Месяц перед этим показался мне просто райской жизнью.
Влад так до конца недели на работе и не появился. Иногда у меня проскальзывала мысль, спросить у Александра о сыне, однако разум и инстинкт самосохранения брали верх: я молчала.
Иногда, глядя на себя в зеркале туалета, я не могла не согласиться с точностью определения, данного мне начальником, мышка и есть мышка. Пепельные волосы, которые я неизменно убирала в строгую прическу, открывая тонкие черты лица, не позволяли мне выделяться из толпы. Высокие скулы и аккуратный, немного вздернутый нос, казалось, придавали мне какой-то угловатости, несовместимой с представлениями о женственности. Фигура тоже не помогала: тонкая, без излишков – ни груди, ни жопы. Подтянутость, доставшаяся от детства в тайге, скорее придавала мне спортивный вид, чем женскую мягкость форм. Но это было единственное, что я могла в себе считать преимуществом: благодаря отцу-лесничему я знала, как держать тело в тонусе.
Глаза – моя единственная радость – большие, серые, с длинными ресницами. Но даже они порой казались мне пустыми, без яркости. Брови, хоть и густые, были светлыми, терялись на фоне лица, а если я наносила на них тушь, то превращалась в пародию на саму себя, какой-то нелепый карикатурный образ. Мне было проще оставить их в покое, не усугублять положение.
И веснушки. Ах, эти веснушки! Зимой они едва заметны, и я могла бы надеяться, что они не привлекают внимание. Но стоило только весне вступить в свои права, как лицо покрывалось россыпью мелких светло-рыжих пятнышек, будто кто-то щедрой рукой посыпал меня медной пудрой, и наступившей осенью, они не собирались сходить. Они словно говорили всем и каждому, что я простушка, девочка из деревни, и ни в какую москвичку я не превращусь, как бы ни старалась.
Одежда моя тоже желала оставлять лучшего – я никогда не умела идеально подобрать образ, поэтому довольствовалась простым правилом: классика – всегда в моде. Строгие юбки, классические блузки и сдержанные жакеты. Никаких сложных фасонов или ярких деталей, всё максимально просто и функционально. Но, несмотря на это, я понимала, что такие вещи не выделяют меня среди остальных, а только добавляют в образ ещё больше серости. К тому же, даже получив первую зарплату, весьма неплохую по меркам моего города, я почти всю ее истратила на оплату жилья, еду и самые необходимые вещи.
Втайне я всегда восхищалась женщинами, которые умели сочетать деловой стиль с яркими акцентами, добавлять в образ что-то своё, уникальное, но никогда не решалась на такие эксперименты. При всей моей нелюбви к Елене, я не могла не восхищаться ее чувством стиля и собственного достоинства. Даже когда эта женщина была в бешенстве – она оставалась словно картинка с обложки дорогого журнала.
Алла, в отличие от Елены, предпочитала более классический стиль, но и он подчеркивал её силу и уверенность. У неё не было таких ярких акцентов, но каждый элемент её гардероба был выверен до мелочей. Даже простая белая рубашка и строгий костюм в её исполнении выглядели как нечто большее – как символ власти и уверенности в себе. Она могла появиться на любом совещании, в любой аудитории, и сразу притягивала взгляды.
Выходные, в которые я планировала хотя бы выспаться, были нарушены отделом геологического моделирования. Их начальник, первым пронюхав, кто подготовил злосчастную презентацию, приволок мне флешку с новой порцией данных – графиками, фотографиями, кучей таблиц и текстов, которые требовали структурирования и доведения до ума.
Ох, как хотелось мне послать его по тому же маршруту, по которому я уже однажды отправила нашего дорогого шефа, но… он смотрел так умоляюще и умильно, его синие глаза были такими милыми, а намеки на то, что он будет в долгу такими прямолинейными, что я не смогла удержаться. Тем более, что мне точно не повредят друзья в этом болоте из жаб и гадюк.
К понедельнику новая презентация была готова, а я с радостью встретила в приемной вернувшихся Аллу Викторовну и Владислава.
Влад выглядел слегка бледным, но бодрым. И в этот раз, когда его глаза остановились на мне, по лицу проскользнула улыбка.
– Доброе утро, девушки. Алла Викторовна, Лена, З…. Лучезара.
Он прошел в кабинет, за ним тут же ушла и Елена, а я погрузилась в свою обычную работу, радуясь, что все вернулось на круги своя. Алла задумчиво улыбалась своим мыслям, накручивая на палец черный как смоль локон.
Через пол часа Елена вышла и ледяным тоном велела мне приготовить кофе Владу.
