Текст книги "Территория сердца (СИ)"

Автор книги: Весела Костадинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Его тяжёлое тело навалилось на меня, и я почувствовала, как паника захлёстывает с головой. Я попыталась вырваться, но он сжал мои плечи, словно тиски, придавливая меня к мягкой поверхности. Я брыкалась, пыталась оттолкнуть его, но всё было бесполезно. Вся моя сила, умение постоять за себя, привитое с детства, все мои навыки, которым обучал меня отец – вдруг куда-то исчезли, оставив только страх и отчаяние.

– Пусти меня! – закричала я, но мой крик прозвучал сдавленно, глухо, как будто даже стены не хотели слышать мои слова.

– Ты ведь этого хотела, – проговорил он, тяжело дыша, и его лицо, перекошенное яростью и злостью, оказалось в нескольких сантиметрах от моего. – Хотела внимания, хотела доказать, что ты лучше всех. Так давай, докажи.

Его руки грубо схватили меня за запястья, вдавливая их в мягкую обивку дивана. Я чувствовала, как слёзы текут по щекам, но не могла сдержаться, не могла остановиться. Я металась, кричала, пыталась брыкаться, но мои движения были слабыми, беспомощными.

Усилием воли подавив панику, я заставила себя успокоиться и укусила его изо всех сил за ухо. Почувствовала, как мой рот наполнила солёная жидкость. Кровь. Он заорал так громко, что в голове зазвенело, и я на мгновение замерла, поражённая собственным поступком.

Владислав дёрнулся, схватившись за ухо, отпуская мои руки и давая мне возможность освободиться. Я воспользовалась этим шансом мгновенно. Молниеносно ударила его коленом в пах, а когда он вскрикнул, захрипел от боли и заскулил, как раненый зверь, врезала по лицу. Его перекосило от ярости и ненависти.

Я, тяжело дыша, с трудом выскользнула из-под его тела. Ноги дрожали, сердце колотилось так, что казалось, сейчас вырвется из груди. Я смотрела на него, лежащего на полу, он держался за кровоточащее ухо, его глаза горели ненавистью, которая, казалось, могла сжечь всё вокруг.

– Сука! – прорычал он, сквозь зубы, с трудом поднимаясь. – Я тебя…

– Верно, – задыхаясь, ответила я, шагнув назад, пытаясь держаться подальше от его вытянутых рук. – Только держись от меня подальше, щенок!

Слова вырвались сами собой, и я не могла поверить, что только что произнесла их. Я видела, как его лицо перекосилось ещё больше, он сжимал кулаки, и в его глазах появилась тёмная, угрожающая тень. Он казался готовым к новой атаке, его дыхание было прерывистым, а лицо перекосилось от ярости и боли.

– Что ты сказала? – его голос стал опасно низким, и я почувствовала, как внутри всё сжимается от страха.

Я не знала, что делать дальше. Сердце колотилось, голова кружилась, и я чувствовала, что силы вот-вот покинут меня. Внутренний голос кричал: Беги! Сейчас же! Но ноги словно приросли к полу, и я не могла заставить себя двинуться.

Внезапно, все его тело изогнулось дугой, глаза остекленели, а руки и ноги начали сотрясать судороги.

– Что за на хер? – прошептала я, не в силах вымолвить больше ни слова, не понимая, что происходит. Он только что стоял передо мной и вот упал на пол, голова непроизвольно моталась из стороны в сторону.

– Блядь! – вырвалось у меня.

Я сорвала с себя блузку, скатала ее в твердый жгут и сунула ему в рот, придерживая голову руками. Его челюсти судорожно сжались на ткани, и я почувствовала, как мои пальцы дрожат от страха и отчаяния. Я с трудом держала его голову руками, стараясь не дать ей удариться об пол. Хотелось кричать, звать на помощь, но я понимала, что это бесполезно. Офис был пуст, ушла даже Алла Викторовна, оставив меня наедине с этим недоразумением.

– Блядь, блядь, блядь…. – повторяла я, пытаясь вспомнить хоть что-то из курсов первой помощи, но в голове была пустота, заполненная только страхом и отчаянием. Его тело продолжало содрогаться в жутких судорогах, а я боялась, что не удержу его.

Держать его голову было тяжело, пальцы соскальзывали, и я чувствовала, как по спине стекают капли пота. Я понимала, что, если не удержу его, он может нанести себе серьёзные травмы. Сама мысль об этом приводила в ужас, но я старалась сосредоточиться на том, чтобы не дать его голове удариться о пол.

– Давай же, давай, сученыш! – шептала я, пытаясь удержать его руки и голову. – Прекрати!

Судороги становились всё сильнее, его тело подёргивалось, и я не знала, что делать дальше. Я чувствовала, как силы покидают меня, и понимала, что долго так не выдержу. Я буквально молилась, чтобы кто-то пришёл, чтобы всё это прекратилось.

В какой-то момент его тело стало неподвижным, и я, затаив дыхание, посмотрела на него. Судороги прекратились, но его глаза были закрыты, а дыхание стало поверхностным и прерывистым. Я не знала, что это значит – хорошо это или плохо, но он не двигался, и это внушало хоть какое-то облегчение.

Я снова огляделась по сторонам, надеясь на чудо, на то, что кто-то всё-таки войдёт в кабинет и поможет мне, но вокруг была гнетущая тишина, только шум вентиляторов кондиционера напоминал, что я не одна во вселенной.

Неожиданно Владислав открыл глаза. Они были пустыми, словно он всё ещё находился где-то между этим миром и каким-то иным, потусторонним. Я замерла, боясь даже дышать, и внимательно смотрела на него, не зная, что произойдёт дальше.

Он тихо застонал, попытался приподнять голову, но тут же снова осел на пол, закрыв глаза. Его дыхание стало чуть ровнее, и я почувствовала, как напряжение постепенно уходит из его тела. Казалось, что приступ заканчивается, и это было единственной хорошей новостью за последние несколько минут.

Его голова так и лежала на моих коленях, разодранная блузка лежала рядом, а я в одном лифчике сидела на полу, представляя собой весьма жалкое зрелище.

Через несколько минут он снова застонал и открыл глаза.

– Влад! – вырвалось у меня. Я даже не успела осознать, как вымолвила его имя, забыв о всяких формальностях. – Владислав Александрович… – добавила я, голос сорвался, и слёзы потекли по щекам. Я не могла сдержаться, слишком много всего произошло за последние минуты. – Сукин ты сын!

Я плакала то ли от злости, то ли от облегчения, сама не зная, что сейчас переживаю. Всё смешалось: страх, гнев, облегчение, отчаяние. Я смотрела на него, видя, как он медленно приходит в себя, и не могла поверить, что он всё ещё здесь, со мной, живой.

– Маму не трогай… – едва слышно проворчал он, его голос был слабым и хриплым, но в нём слышалась привычная нотка раздражения. Он с трудом пытался сфокусировать взгляд на моём лице, а его дыхание было неровным и прерывистым.

Я хрипло рассмеялась сквозь слёзы, чувствуя, как всё внутри сжимается от этого смеха. Этот момент был настолько абсурдным, что я не могла не смеяться. Я сидела на полу, полуголая, с его головой на коленях, и он, переживший только что приступ, умудрялся ворчать о чём-то, что, видимо, имело для него большое значение.

– Чёрт, Владислав, ты серьёзно? – выдохнула я, смеясь, но пытаясь успокоиться. – Ты только что чуть не умер, а тебя волнует, чтобы я не трогала твою маму?

Он моргнул несколько раз, его глаза казались затуманенными, но постепенно в них появлялось осознание. Он попытался подняться, но я мягко, но настойчиво удержала его, не позволяя вставать.

– Тихо, подожди, нужно вызвать скорую….

– Никаких скорых, – голос был слабым, но твердым. – Помоги мне перейти на диван.

Он еще и приказы мне тут раздает! Как хотелось отвесить подзатыльник этому золотому мальчику!

Вопреки этому я выполнила его указания, переместив его на диван и чувствуя, как его сотрясает дрожь.

Освободившись, я стала судорожно искать в кабинете хоть что-то, чем можно было его укрыть – у него губы дрожали от озноба.

– В шкафу, – подсказал он, стуча зубами.

Я подошла к шкафу, открыла его дверцы и на нижней полке действительно обнаружила сложенные плед и подушку. Подхватив их, вернулась к дивану и аккуратно накинула плед на его дрожащее тело. Он вздрогнул от прикосновения, но затем расслабился, его дыхание стало чуть ровнее.

– Вот так, – сказала я, стараясь говорить, как можно мягче, как будто обращалась с маленьким ребёнком. – Теперь лежи спокойно. Отдыхай.

Он посмотрел на меня, его взгляд был туманным, но в нём всё ещё читались упрямство и сила.

– Не жалей меня, – сказал он слабым голосом, и я заметила, как его челюсти сжались, словно он пытается сохранить лицо даже в таком состоянии. – Я не нуждаюсь в жалости.

– В пиздюлях ты нуждаешься, а не в жалости, – вырвалось у меня прежде чем я успела прикусить язык.

Его глаза, ещё недавно затуманенные и ослабленные, на мгновение прояснились, и в них мелькнуло удивление, смешанное с чем-то вроде смеха.

Он уставился на меня, и уголки его губ дёрнулись в слабой усмешке. Я не могла понять, злится он или смеётся, но его реакция была совершенно не той, которую я ожидала. Он казался озадаченным, будто мои слова вывели его из какого-то полусонного состояния.

– Пиздюлях, говоришь? – пробормотал он, его голос звучал хрипло и тихо, но в нём слышались знакомые, привычные нотки иронии. – Ты, значит, решила, что это мне сейчас поможет?

Я покраснела, осознав, что сморозила. Мой гнев и страх, смешанные с усталостью и стрессом, вылились в совершенно неуместную грубость. Но, к своему удивлению, я почувствовала, как нервное напряжение, которое держало меня на взводе, немного отступает. Я встретила его взгляд, решив не отводить глаза, и увидела, как он слабо покачал головой.

– Не переживай, мне их уже вставили. Ты отца вздрючила, а он меня. Так что, девочка, считай, что твой план исполнен.

Я замерла, его слова выбили меня из колеи. Он не выглядел разозлённым или обиженным, наоборот, в его глазах я увидела что-то вроде странного понимания и даже лёгкой, горькой усмешки. Я не знала, что ответить, слишком удивлённая тем, что он вообще заговорил об этом.

– Я не хотела… – начала я, запинаясь, чувствуя, как слова застревают в горле. – Так вышло…… А твоего отца… его хрен заденешь…. – я содрогнулась, вспомнив Александра Болотова – слишком опасного, слишком сильного.

Я замолчала, не закончив фразу, потому что перед глазами тут же возник его взгляд – тяжёлый, пронизывающий, такой, что хочется спрятаться куда-то вглубь себя и больше никогда не выходить на свет. Этот человек внушал настоящий страх, и мне, честно говоря, было удивительно, что я вообще осмелилась открыть рот в его присутствии.

– Может и не хотела, – согласился Владислав, – но тебе удалось. То-то Ленка и бесится…. – слабо улыбнулся он, сильнее кутаясь в плед.

Я тоже поежилась, обхватывая себя за голые плечи и только сейчас соображая, что сижу перед непосредственным начальником в одном белье.

– В шкафу, – снова подсказал он, – там рубашки есть. Правда тебе великоваты будут…. Но что уж есть…

Я взглянула на него, видя, как он пытается устроиться поудобнее, закутываясь в плед. Его лицо было бледным, губы слегка подрагивали от озноба, и мне стало немного стыдно за то, что я в эту минуту думаю о себе.

– Спасибо, – выдохнула я, стараясь говорить спокойно, хотя внутри всё ещё бушевали эмоции. Я поднялась с дивана, чувствуя, как ноги дрожат от напряжения, и подошла к шкафу, открывая его дверцы.

В шкафу действительно висело несколько рубашек – дорогие, хорошо сшитые, на вешалках рядом лежали аккуратно сложенные галстуки. Я взяла первую попавшуюся рубашку и быстро надела её на себя, ощущая, как ткань приятно охватывает кожу. Она была огромной, плечи сползали, но это было лучше, чем сидеть перед ним в одном лифчике.

Почувствовав себя хоть немного защищённой, я вернулась на диван и посмотрела на Владислава. Он наблюдал за мной, и в его взгляде не было ни намёка на ту похоть, которую я наблюдала всего лишь пол часа назад.

– Прости, – вдруг сказал он так, словно непривычные слова прилипли к губам.

Я молча кивнула, понимая, что такие, как он, не привыкли извиняться. В этой фразе скрывалось больше, чем просто признание вины – может быть, даже желание оставить всё произошедшее позади. Я не могла до конца понять, что он чувствует, и, честно говоря, не была уверена, что хочу знать.

Я села рядом, не слишком близко, но и не слишком далеко, положив руку ему на мокрый лоб. Его кожа была холодной и липкой, и я чувствовала, как под ладонью пульсирует жилка. Он не оттолкнул меня, просто смотрел, как будто пытался понять, что я собираюсь делать дальше.

– Владислав Александрович… – начала я, но он тут же поморщился, словно я снова обидела его.

– Влад… – перебил он, морщась, как будто само звучание его полного имени причиняло боль. – Думаю, после твоего ласкового обращения по матушке называть меня официально как-то… странновато.

– Влад…. Нужно кому-то сообщить…. Я не могу оставаться здесь на всю ночь…. Мне как минимум нужно переодеться…. Может…. – я прикусила губу, – позвонить твоему отцу?

Его реакция была мгновенной. Лицо исказилось гримасой отвращения и явного протеста, он словно снова собрался с силами, чтобы резко подняться, но его тело не подчинилось. Губы дрожали, дыхание участилось, и он крепко зажмурился, словно пытался отогнать эту мысль.

– Нет! – резко сказал он, его голос прозвучал напряжённо и слишком громко для его ослабленного состояния. – Только не ему… Пожалуйста.

– Маме? Друзьям?

– Мама умерла больше 10 лет назад, – хрипло отозвался он. – Друзьям…. – улыбка вышла горькой.

– Влад…. Он все равно узнает…. Послезавтра конференция, завтра он будет на работе с утра… – я и сама вздрагивала каждый раз, когда вспоминала Александра Болотова.

Этот человек был как ледяной ветер, пронизывающий до костей. И мне было страшно даже представить, как он отреагирует, если узнает, что произошло с его сыном. Но ещё страшнее было думать о том, что будет с Владиславом, если он попытается скрыть всё это.

Владислав с трудом повернул голову и посмотрел на меня. Его глаза казались пустыми, как будто все силы покинули его тело, оставив лишь оболочку.

– Я знаю, – прошептал он, и в его голосе звучала такая усталость, что я почувствовала, как внутри что-то дрогнуло. – Он всегда всё узнаёт. Я просто… хотел выиграть немного времени. На, – он протянул мне свой телефон, – звони по второму номеру: он – личный. Его он всегда берет.

Я замерла, глядя на протянутый телефон, чувствуя, как сердце начинает биться всё быстрее. Два номера были забиты в телефон Влада, один под именем «Александр Юрьевич», а второй коротко – «папа». Моё дыхание стало прерывистым, и я на мгновение замерла, не зная, как поступить.

– Давай, – тихо сказал Владислав, его голос прозвучал успокаивающе, хотя сам он выглядел измождённым. – Так будет лучше… для всех.

Я понимала, что он прав, но пальцы всё равно дрожали, когда я коснулась экрана. Мне было невыносимо страшно представлять, что скажет Александр Болотов, когда узнает, что произошло. Как он отреагирует на то, что я – обычная секретарша – сообщаю ему об этом.

Но у меня не было выбора. Дрожащими от страха пальцами я набрала второй номер. В комнате повисла тишина, и каждый гудок казался мне выстрелом в тишину. В голове крутилось тысяча мыслей, и все они были связаны с этим могущественным и пугающим человеком.

Три длинных гудка. А потом…

– Да, Влад? – низкий, тяжёлый голос раздался в трубке, и я почувствовала, как внутри всё сжалось. Это был голос, который невозможно спутать ни с чем. Я моментально представила себе его лицо, его пронзительный взгляд. Сердце замерло на мгновение, а затем бешено заколотилось.

Я сделала глубокий вдох, пытаясь справиться с собственными эмоциями.

– Это не Влад, – голос звучал неожиданно твёрдо, хотя внутри я дрожала от страха. – Это Лучезара… его секретарь.

В трубке повисла напряжённая тишина. Я чувствовала, как напряжение нарастает, словно перед бурей. Потом Александр Юрьевич заговорил, и его голос был полон ледяного спокойствия, от которого по спине побежали мурашки.

– Где мой сын? Что случилось? – спросил он, и я слышала, как эти простые слова наполнились сталью. Он, казалось, уже знал, что что-то пошло не так, и был готов услышать правду, какой бы страшной она ни была.

Я снова взглянула на Владислава. Он лежал на диване, его лицо было бледным и осунувшимся, но он внимательно следил за мной, его взгляд был полон напряжённого ожидания. Я знала, что он слышит каждое слово.

– Владислав Александрович… – начала я, стараясь говорить как можно спокойнее, хотя внутри всё клокотало от волнения. – У него был… приступ. Он не хотел, чтобы я звонила вам, но… я не могу оставить его в таком состоянии. Ему нужно… ему нужна помощь.

В трубке снова повисло молчание, такое гнетущее, что я на секунду подумала, что связь оборвалась. Но затем я услышала медленный вдох Александра Юрьевича.

– Какой именно приступ? – его голос был холодным, как лёд, и в нём не было ни капли эмоций. – Объясните точно.

Я почувствовала, как внутри всё сжимается от этого тона. Но я знала, что должна рассказать правду, какой бы страшной она ни была. Я вспомнила, как он упал, как его тело сотрясали судороги, и в голове мелькнули обрывки того, что я знала о таких приступах.

– Судороги, – ответила я, чувствуя, как голос дрожит. – Он потерял сознание, его тело… дрожало. Это было похоже на эпилептический припадок, но я не уверена… Он был в ужасном состоянии, и я…

– Где вы сейчас? – оборвал меня Александр Юрьевич, и я услышала, как в его голосе зазвучала скрытая тревога, которую он пытался подавить.

– В его кабинете, – ответила я, чувствуя, как горло сжимается. – Он сейчас лежит на диване, я накрыла его пледом. Ему немного лучше, но он очень слаб.

– Я буду через полчаса, – коротко сказал он, и в его голосе уже не было того ледяного спокойствия, только холодный, властный тон, который не оставлял сомнений, что он собирается сделать всё возможное. – Никуда не уходите. И не давайте ему уснуть.

С этими словами он повесил трубку, не дожидаясь ответа. Я осталась стоять с телефоном в руке, не зная, что делать дальше. Сердце колотилось, как бешеное, и я с трудом подавляла дрожь в руках.

– Он приедет, – сказала я тихо, обращаясь к Владиславу. – Сказал, что будет здесь через полчаса.

Владислав прикрыл глаза, его лицо стало ещё бледнее, если это было возможно. Он глубоко вздохнул, словно пытаясь взять себя в руки, и тихо прошептал:

– Спасибо, что позвонила… Я просто… не хочу, чтобы он видел меня таким.

– Давай пока сделаю тебе чай, горячий, чтоб ты мог согреться.

Влад слабо улыбнулся и кивнул, отпуская меня от себя. Я вышла в приемную, с трудом сдерживая рвущиеся наружу рыдания: от усталости, от шока, от страха перед тем, кто совсем скоро появится здесь. Когда ставила чайник и наливала воду в глубокую чашку, думала залью всю рубашку Влада – руки ходили ходуном. Однако чудом справилась с собой.

С каждым мгновением до приезда Александра Юрьевича оставалось всё меньше времени, и я чувствовала, как страх всё больше затягивает меня в свои тиски. Казалось, что это не просто мужчина, а буря, которая готова смести всё на своём пути. Я знала, что он будет зол, что он увидит своего сына в таком состоянии, и мне придётся отвечать на его вопросы.

Я сделала глубокий вдох, подняла чашку и медленно вернулась в кабинет Владислава. Он лежал на диване, его глаза были закрыты, лицо по-прежнему бледное, но дыхание стало ровным. Я аккуратно поставила чашку с чаем на стол рядом с ним и присела рядом, не зная, как лучше подбодрить его.

– Вот, – сказала я мягко, стараясь говорить как можно спокойнее. – Твой чай. Выпей, чтобы согреться.

Он открыл глаза и слабо улыбнулся, его взгляд был благодарным, но в нём всё ещё читалась усталость и боль.

– Спасибо, – прошептал он, осторожно взяв чашку в руки. Я видела, как его пальцы слегка дрожат, но он сдержанно выпил несколько глотков. Лицо его чуть смягчилось, и я почувствовала, как внутри у меня разливается небольшое облегчение.

– Ты не должна была этого видеть, – произнёс он, и в его голосе звучала горечь. – Всё это… не для чужих глаз. Прости меня.

– Но я увидела, – жёстче, чем следовало, ответила я. – И с этим теперь придется мириться…. Всем нам. Не бойся, Влад, я знаю свое место – не будет ни сплетен, ни слухов, ни злоупотреблений…

– Я знаю… ты слишком умна для этого. Отец был прав насчет тебя. Как и всегда, – Влад прикрыл глаза, прислушиваясь.

Я растерялась от этих слов. Что имел ввиду Влад?

5

Но спросить не успела. В тишине ночного офиса раздались тяжелые шаги и хлопнула дверь приемной. Я только и успела, что встать с дивана и попробовать поправить рубашку Влада, надетую на меня, когда распахнулись и двери кабинета.

Александр не просто зашел, он влетел в кабинет как ураган, сметающий все на своем пути. Я могла лишь молиться, чтобы он как можно позже обратил на меня внимание.

Но первым делом этот человек шагнул к дивану и упал на него рядом с сыном.

– Влад…. – произнёс он, и в этом единственном слове было столько заботы и… любви, что у меня перехватило дыхание. Это был не тот холодный и властный человек, которого я боялась, а отец, который переживал за своего сына, искренне и глубоко.

Я стояла, не зная, что делать, чувствуя себя лишней в этом моменте. Казалось, что весь мир вокруг меня замер, отступив перед этой картиной – отец и сын, разделённые огромной пропастью, но всё же связанные чем-то неразрывным. Казалось, что всё, что я видела и знала о них до этого момента, было поверхностным и неважным, не отражающим настоящую суть их отношений.

– Я в порядке, – тихо ответил Владислав, его голос звучал слабо, но в нём уже не было того страха и отчаяния, которые я слышала раньше. Он открыл глаза и посмотрел на отца, в его взгляде было что-то такое, что я не могла понять – смесь упрямства и усталости, будто он хотел показать, что не нуждается в помощи, но знал, что это ложь.

Александр смотрел на сына, крепко сжимая зубы, но молчал, не желая не оскорблять того жалостью, не унижать обвинениями. А после лишь коротко кивнул.

– Нужно забрать тебя домой, – произнес он коротко и отстраненно. – Сам идти сможешь?

– Дай мне еще десять минут, отец, – кивнул Влад.

Я отвела глаза – понимая, что он слишком слаб, но боясь вставить хоть слово. Больше всего мне вообще хотелось оказаться где-нибудь на дальней сопке, а не мучительно ждать пока внимание страшного мужчины переключится на меня.

Чуда не произошло. Я почувствовала, как холодок пробежал по спине, когда его взгляд переместился на меня. Александр осматривал медленно, прищурившись, словно оценивая каждую деталь. Растрепанная причёска, рубашка Влада, которая на мне висела, как на вешалке, красные следы на шее, оставленные его губами… Сердце билось где-то в горле, и я чувствовала себя оголённой, словно этот человек видел больше, чем я готова была показать.

– Ты пил, Влад? – зло спросил он, и его голос, наполненный ледяной яростью, ударил меня, словно хлыст. Он не смотрел на меня больше, его глаза прожигали сына. – Ты опять пил?

Я замерла, не зная, что делать. Сказать правду? Вмешаться? Или просто молчать, дать им разобраться самим? Каждое слово казалось потенциальной катастрофой, каждый жест – поводом для новой вспышки гнева. Я чувствовала себя словно мышь, загнанная в угол, где хищник – слишком опасен, чтобы хоть как-то реагировать.

Владислав открыл глаза и посмотрел на отца. Его взгляд был пустым и уставшим, но я видела, как в глубине блеснула тень гнева, возможно, даже вызова. Он слегка приподнялся, как будто ему стоило усилий просто сесть ровно.

– Он не пил! – вырвалось у меня прежде, чем я успела подумать. – И в рот не брал, – радуясь, что при нашей схватке стакан закатился под диван.

Александр резко повернул голову ко мне, его глаза сузились, и я почувствовала, как меня словно придавило этим тяжёлым, холодным взглядом. Его недоверие было почти осязаемым, и я понимала, что каждое моё слово сейчас имеет значение. Я должна была объясниться, и я должна была сделать это быстро и чётко.

– Когда я принесла презентацию, Владислав Александрович выглядел уставшим, но был трезв, – выпалила я, чувствуя, как голос дрожит. – А потом… ему стало плохо, он упал. Рубашку я сняла, когда… когда засунула её ему в рот, чтобы он не прикусил язык. А волосы… – я судорожно сглотнула, чувствуя, как всё моё тело дрожит, – растрепались, когда я держала его голову.

Александр поднялся и сделал шаг ко мне, внимательно глядя в глаза. От его взгляда: холодного, тяжелого, мурашки прошли по всему позвоночнику.

Внезапно он поднял руку и пальцами задел мою шею. Едва ощутимо, но чувствительно. Осторожно, но так, словно ошпарил огнем.

– А это, – он обвёл пальцами красный след на моей шее, – это кто тебе оставил?

– Вчера… друг… – прошептала я, и мой голос дрожал, едва слышен, словно я не могла произнести слова из-за сковывающего горло страха. Ложь была глупой и топорной, и я знала это, но ничего не могла с собой поделать. Эти прикосновения, эти его пальцы, касающиеся моей кожи, забирали все мои мысли, все разумные доводы.

Он не убрал руку, продолжая медленно поглаживать мою шею, его прикосновения были почти ласковыми, но в этой нежности скрывалось нечто такое, что заставляло меня дрожать от холода и жара одновременно. Лёд и огонь. Я чувствовала, как внутри всё сжимается от этого противоречия, от невозможности понять, что именно он хочет сделать.

– Друг, говоришь? – протянул он тихо, его голос был едва слышен, но в нём чувствовалась скрытая угроза. Рука скользнула чуть ниже шеи к ключице, откровенно лаская и поглаживая, но я вздрогнула как от удара, дернулась всем телом.

– Хватит! – резко перехватила его за запястье и оттолкнула от себя.

Это движение было инстинктивным, внезапным, я сама не осознавала, что делаю, пока не почувствовала, как его рука выскользнула из моей. От неожиданности он слегка отшатнулся, его глаза сузились, и в них мелькнула тень раздражения и что-то ещё, что я не могла понять.

– Перестань, отец! – рявкнул и бледный Влад.

Александр насмешливо фыркнул, снова поворачиваясь к сыну.

– Хочешь, чтобы я перестал? – рыкнул он. – Вы оба лжете мне в глаза и хотите, чтобы я спустил это? Я по-вашему совсем дебил? Думаете не отличу свежие засосы от старых? Что, Влад, опять за свое? Опять тащишь в постель кого попало, стоит только девке в твою сторону глазками хлопнуть?

Я стояла в оцепенении, не в силах пошевелиться, чувствуя, как его слова бьют по мне, как ледяные осколки. Александр смотрел на сына с яростью, которая, казалось, готова была разорвать пространство вокруг нас. В его глазах полыхала злость и разочарование, и каждое слово, произнесённое им, казалось ударом, нацеленным не только на Влада, но и на меня.

Владислав, едва держась на ногах, попытался выпрямиться, его лицо исказилось болью и усталостью, но он не отвёл взгляда от отца.

– Она здесь ни при чём! – выкрикнул он, и его голос дрожал от гнева и слабости. – Ты всегда думаешь только самое худшее, но это не так, отец! Хватит винить всех, кроме меня!

Александр прищурился, его взгляд стал ещё более ледяным, и он сделал шаг вперёд, будто желая задать сыну ещё один удар.

– Ах, ни при чём? – его голос был пропитан сарказмом. – Ты тащишь в постель очередную девчонку, а потом прикрываешь её? Это твоё решение, да? Всё как всегда, Влад? Ты когда-нибудь возьмёшь ответственность за свою жизнь?

– Я едва не изнасиловал ее, отец! – заорал Влад. – Я действительно сорвался! И тащил ее на диван, но она этого не хотела! И осталась на работе не потому, что заигрывала со мной, а потому что делала презентацию! Сам глянь, на столе!

– Что ты мне заливаешь! Какую презентацию она делала, ту, которую прислали наши ребята?

– Сам глянь, – устало повторил Влад. Я только и могла удивленно мотать головой – он ведь даже папку не открывал…. – Тебе должна была Алла переслать новую версию. Сегодня, около половины десятого.

Я стояла, не в силах двинуться, чувствуя, как весь мир словно застыл вокруг нас. Слова Влада эхом отдавались в голове, звуча как удар за ударом. Он признался. Признался в том, что произошло, и я видела, как это признание ударило Александра, как резкий порыв ветра, сбивающий с ног.

Александр остановился, его лицо исказилось от ярости и боли. В глазах сверкнул холодный гнев, но он всё же повернул голову к столу, на котором лежала папка с документами. Я чувствовала, как внутри всё сжимается от страха и напряжения. Он молча подошёл к столу и, схватив папку, быстро открыл её, доставая документы.

Его пальцы нервно перелистывали страницы, взгляд метался по тексту. Сначала в его глазах промелькнуло недоумение, затем удивление, а потом нечто похожее на… уважение. Он поднял взгляд на меня, и я почувствовала, как дыхание перехватило.

– Это что такое? – выдавил он наконец, и в его голосе больше не было прежнего сарказма. – Это твоя работа?

– Да, – даже это слово далось мне с невероятным трудом. Внутри клокотал вулкан из обиды, ярости и злости. – Я… я просто сделала так, чтобы всё выглядело лучше, чтобы это было понятно даже тем, кто не знает наших проектов. Это была моя идея, я думала, что… это может помочь.

Он долго смотрел на меня, его взгляд был тяжёлым, пронизывающим, и я не могла понять, что именно он думает. Его лицо оставалось бесстрастным, но я видела, как в глубине его глаз что-то меняется.

– И ты осталась ради этого? – тихо спросил он, и в его голосе уже не было прежней агрессии, только скрытое удивление. – Ради этой работы?

– Я несколько раз выходил в приемную, – вместо меня ответил Влад, – она даже не заметила этого, поглощенная работой. А когда закончила, отдала Алле и занесла мне….

– Знаешь, сынок, – очень медленно сказал он, продолжая смотреть на меня, – что я с тобой сделаю, когда тебе станет лучше?

От этой угрозы мне стало очень холодно.

– То, – твердо ответил Влад, – что я заслужил.

– Тогда поднимайся, придурок, и поехали домой! – он одним движением помог Владу встать, и они вместе направились к выходу, покидая кабинет и приёмную, оставляя меня в полном одиночестве.

Пройдя к своему столу, я обессиленно опустилась на стул, стараясь собрать мысли в кучу. Я сделала всё, что могла, показала свою работу, помогла справиться с приступом, выдержала этот страшный разговор, но почему-то это не приносило облегчения. От обиды и гнева, от страха и усталости я положила руки на стол, сложила на них голову и заплакала. Заплакала, потому что почувствовала себя вещью – ненужной и неудобной, девочкой по вызову, предметом мебели. Это было настолько больно, что я даже не ожидала подобного от себя, думая, что готова к любым испытаниям.

Часы пробили половину второго ночи. Москва за окном все еще не спала – гуляла и веселилась, а мне только и оставалось, что закутаться в чужую рубашку и стараться придумать, как добраться до своей маленькой съемной комнаты на окраине этого грозного, безжалостного города.

Внезапно, я почувствовала, как кто-то осторожно задел меня рукой за плечо. Резко вздрогнула и подняла голову. Напротив, меня молча стоял Александр Юрьевич, сложив руки на груди.