Текст книги "Территория сердца (СИ)"
Автор книги: Весела Костадинова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)
– Саш… а если у меня не получится? Если я не смогу…. соответствовать тебе?
Он крепче сжал мои плечи, словно давая понять, что мои сомнения не имеют силы перед тем, что он чувствует.
– Лучик, – его голос был мягким, но уверенным, – не тебе решать, сможешь ли ты соответствовать. Ты уже соответствуешь. Я не жду, что ты станешь копией меня или кем-то, кем ты не являешься. Мне нужно, чтобы ты была собой, той, кем ты уже есть. Именно поэтому я не тороплю событие. Физическое влечение – это одно, мне его мало, понимаешь? Выбор ты должна сделать осознанно.
– А ты сам, Саш? Ты сделал свой выбор? Уверен в нем?
– Лучик, свой выбор я сделал в тот день, когда увидел тебя в темноте, в рубашке Влада, взъерошенную, напуганную, но очень кусачую мышку, готовую откусить мне руку, если придется. И Владу по мордам я настучал не как сыну, а как сопернику, хоть и понимал, что уйду с вашей дороги, если так случится. Влад… наверное он тогда понял меня быстрее, чем я сам. И ребро мне сломал как предупреждение, что в обиду тебя не даст.
– Охренеть… – только и вырвалось у меня. Всё, что я услышала, врезалось в сознание как молния. Это было неожиданно, сбивающе с толку. Я даже не знала, как на это отреагировать, и не хотела задавать ещё больше вопросов, хотя один из них всё-таки всплыл на поверхность, но я тут же прикусила язык, осознав, что это слишком. Однако он заметил моё замешательство.
– Мне стыдно, – тихо сказал Саша, прерывая мои мысли. Его голос звучал так, будто он сам не до конца осознавал свои слова, но уже не мог их остановить. – Знаю, что был не прав. Но в голове не укладывалось, что ты – молоденькая девушка, вдруг вошла в мою жизнь и с разбега перечеркнула отношения, которые я считал устойчивыми пять лет. Эти отношения… – он замолчал на мгновение, будто подбирая слова, – они были не страстью, не сильным увлечением. Скорее, как привычка, стабильность… Но они существовали. И я не смог их просто так оставить без сожалений.
Он говорил это с сожалением и какой-то долей вины, явно не оправдывая себя. Я стояла, пытаясь осмыслить его откровение, и чувствовала, как в душе борются разные чувства – с одной стороны, гнев и ревность, с другой – странное понимание.
– Пойми, мышка моя, – продолжил он, глядя на меня, – я смотрел на тебя и не понимал, что происходит. Твои огрызания, даже когда ты явно боялась, они мне были нужны, понимаешь? Хотелось твоих эмоций, пусть даже таких… Хоть каких-то. А ты, наоборот, отстранялась. Будто я вызывал у тебя… отвращение. И я не понимал, почему. Не мог понять, как всё это произошло, почему ты так реагируешь на меня.
Я взяла термокружку с кофе, которую он мне дал, пытаясь понять, что ответить. Его слова звучали с такой искренностью и глубокой тревогой, что я невольно начала понимать его чувства лучше, чем до этого. Саша стоял передо мной не как сильный, уверенный мужчина, каким я привыкла его видеть, а как человек, сомневающийся, ищущий ответы, как и я сама.
– И тогда я полетел в Красновишерск, – вдруг признался он.
– ЧТО? – чашка с кофе выпала у меня из рук. – Куда ты полетел?
Какого хрена вообще происходит? Зачем? Это было последнее место, куда я могла представить, что он отправится.
Саша посмотрел на меня, вздохнув, и вытер ладонью лицо, явно чувствуя, как эта новость ударила по мне.
– Я не знал, как ещё понять тебя, – наконец ответил он. – Ты отстранялась, ты не говорила, тебя передергивало от одного моего прикосновения. Мне нужно было больше узнать о тебе, о твоей жизни, о том, откуда ты. Может, это было глупо, но я думал, что если пойму, откуда ты, то пойму и тебя.
– И что? Узнал? – мои слова прозвучали резко, с едва сдерживаемым раздражением, я вырвалась из его рук. И мне реально захотелось ударить его по лицу. Эта новость застала меня врасплох, и волна гнева и уязвимости поднялась внутри.
– Да, узнал, – спокойно ответил он, хотя в его голосе скользила нотка сожаления. – Это было несложно. И про то, как погибла твоя мама, и про… отца. Ты подтвердила это сама, позже, в том разговоре. Мне нужны были ответы, я видел…. Я был в твоем доме и видел…. Твоего отца.
Мне казалось мир закружился у меня под ногами. Видимо, я покачнулась, потому что Саша схватил меня за локоть.
– Не трогай меня, пожалуйста… – мне не нужна была его помощь.
Саша мгновенно отпустил меня, хотя я заметила, как его пальцы чуть сжались, прежде чем он полностью убрал руку. Он смотрел на меня, и в его глазах читалось нечто большее, чем просто сожаление. Я видела в них тревогу, глубокую и искреннюю.
– Лучик, прости меня, – его голос был тихим, но он не сделал ни одного шага ко мне, давая мне пространство, в котором я так нуждалась. – Мне нужны были ответы. Нужно было понять, как вести себя с тобой…
– Ты не имел права! Не имел! Я же не лезла в твою жизнь, не копалась в твоём прошлом!
Саша вздохнул, и в его глазах я увидела, как тяжело ему это было. Но он не прервал меня, не пытался оправдаться. Он просто стоял и смотрел, давая мне выговориться.
– Я знаю, что не имел права, – ответил он наконец, его голос был тихим, но твёрдым. – Знаю. И не ищу оправданий. Но ты сама закрылась от меня с первого дня. Я не знал, как подступиться к тебе, как найти общий язык. Ты была для меня загадкой, которую я не мог разгадать. И мне нужно было больше понять о тебе, чтобы не совершить ещё больших ошибок. Я ошибся. Понимаю это. Но я сделал это не потому, что хотел причинить тебе боль, а потому что хотел узнать тебя лучше.
– Дело даже не в том, Саша, что ты узнал обо мне, – с горечью сказала я, – а в том, что у тебя не хватило терпения узнать это от меня. Рано или поздно я рассказала бы тебе все – нет в моем прошлом ничего постыдного, только болезненное, как и у вас с Владом. Но ты все решил за меня!
– А что мне оставалось, Лучик? Снова и снова вставать с тобой на одни и те же грабли? Чем ближе я подходил, тем дальше ты убегала!
– Когда? Когда ты летал?
– В конце ноября, – ответил он, его голос был тихим, но твёрдым. – После того, как порвал отношения с Леной. После первой вашей ссоры. Не знаю, что тогда спровоцировало ваш конфликт, но для нас с ней это был конец. Наш разговор был очень тяжёлым, хоть я ее и не уволил.
Он замолчал на мгновение, словно пытаясь подобрать правильные слова.
– Она тогда мне сказала, что знает о моих чувствах к тебе, и что ты играешь свою роль, – добавил он с горечью. – Что ты хочешь занять её место. Лучик, мне было больно и страшно… Я видел, что ты не играешь, но не знал, что делать дальше. Всё это меня сбило с толку. Я чувствовал себя потерянным. И да, я действительно понял тебя лучше после этой поездки… но какой ценой?
Его слова были как нож. Я замерла, переваривая то, что он только что сказал. Лена – её манипуляции, её ядовитые слова… И Саша, который так остро переживал это, что был готов на крайние меры, чтобы узнать правду обо мне.
– Ты действительно думал, что я играю? Что мое поведение – это манипуляция? – спросила я, мой голос был резким, наполненным горечью и обидой.
Он медленно покачал головой, в его глазах отразилось сожаление.
– Нет. Я знал, что ты искренняя, но… я был настолько сбит с толку её словами, что не мог видеть ясно. Ты отстранялась, и я не понимал, как к тебе подойти. Помнишь ты задела меня за руку? У тебя лицо было…. словно ты делаешь это через силу. Скажи, Лучик, если бы я подарил тебе цветы тогда, что бы ты сделала? Вернула бы их? Или вообще бросила мне в лицо? А, Лучик? Эта поездка дала мне ответы….не торопиться…. Не пугать, не давить, быть терпеливым и спокойным, дать время понять самой, чего ты хочешь.
Самое страшное в его словах было то, что я понимала – он прав. Я действительно была настолько запутана в своих чувствах, что, скорее всего, оттолкнула бы его, если бы он проявлял своё внимание иначе. Я не знала, как справиться с этим потоком эмоций.
Но то, что он влез в мой мир, в который я сама боялась заходить, вызывало гнев. Это было нарушение моих границ, той части меня, которую я охраняла больше всего, потому что сама боялась заглянуть туда.
– Поехали, завтра рано вставать!
– Лучик!
– Не хочу сейчас говорить с тобой, хорошо? Просто не хочу!
Саша молчал несколько секунд, не пытаясь спорить или убеждать меня в обратном. Он знал, что я в бешенстве. Его глаза, полные тревоги и вины, говорили об этом больше, чем слова. Но он не двигался, не делал ни шагу ко мне, словно понимал, что любое его движение только усилит мою боль.
– Хорошо, – наконец сказал он тихо, сдавленно.
Он отступил, давая мне пространство, которого я так отчаянно хотела. Но я заметила, как его пальцы снова сжались, словно он хотел дотронуться до меня, удержать, но сдержал это желание. Мне хотелось уйти, сбежать от этой ситуации, но в то же время внутри всё кричало, что это не тот конец, которого мы заслуживаем.
Саша догнал меня у машины, его голос был полон напряжения и боли, которые он с трудом сдерживал.
– Лучик, – сказал он, и в его голосе прозвучала какая-то отчаянная искренность. – Я люблю тебя, мой Лучик.
Эти слова, которые я так боялась услышать, как будто пронзили меня насквозь. Вся моя злость, обида и боль смешались в один хаотичный ком, но я не могла игнорировать его чувства. Он стоял передо мной, сильный и уязвимый одновременно, человек, который только что признался в любви, но при этом причинил бесцеремонно влез в мою жизнь, в мой мир, туда, где было место только для меня.
– А я не знаю, Саш, что чувствую к тебе, – отрезала я, – не уверена, что это – любовь.
Саша стоял неподвижно, словно ударенный словами, которые я только что произнесла. Его лицо побледнело, губы слегка дрогнули, но он не произнес ни слова. Я видела, как в его глазах вспыхнула и тут же погасла искра боли, оставив после себя лишь холодное отчаяние. Его рука, которая ещё недавно держала меня так крепко, бессильно опустилась вниз, словно он утратил ту силу, которая всегда была его неотъемлемой частью.
Внутри меня всё разрывалось на части. Я чувствовала его боль, как свою, но вместе с этим во мне бушевала злость, непримиримая и горькая. Он влез в мой мир, заставил меня столкнуться с тем, что я так долго прятала. А теперь ждал, что я пойму и приму его чувства, когда сама была не уверена ни в чём.
Я молча отвернулась и залезла в машину, не желая больше видеть его глаза, полные боли и отчаяния. Дверь захлопнулась с глухим стуком, словно точка в этом разговоре.
Саша так и остался стоять снаружи, один посреди снега, словно отрезанный от меня и от того, что только что произошло.
27
Оставшаяся часть новогодней ночи прошла в тишине, наполненной тяжестью того, что мы не могли выразить словами. Мы вернулись, и ни один из нас не проронил ни слова. Не было привычного обмена взглядами, прикосновений или прощального поцелуя перед тем, как разойтись по комнатам. Это молчание было гулким и болезненным, словно каждый из нас знал, что сделал что-то не так, но не был готов признаться в этом даже самому себе.
Я свернулась клубочком на своей маленькой кровати, обхватив подушку руками, и слёзы, которые сдерживала несколько часов, тихо потекли по щекам. Моя злость, столь яркая накануне, уступила место глубокому чувству вины. Я видела, как мои слова ударили по нему, как опустошили его. И понимала, что сделала это намеренно, ослеплённая обидой, как ребёнок, который, чувствуя себя уязвимым, пытается ранить другого.
Любила ли я его? Не знаю. Я не могла найти в себе ответа на этот вопрос. Я знала, что такое любовь к родителям, к друзьям. Это было тёплое, спокойное чувство, наполненное уверенностью и теплотой. Но то, что я испытывала к Саше, было другим – мощным, непознанным, сложным. Это не давало мне покоя, наполняло внутренним огнём и тревогой. И я не могла понять, была ли это любовь или что-то другое, что было мне раньше незнакомо.
А утром мы полетели на буровую, куда не было даже зимников. Полет был согласован заранее, отменить его не удалось бы даже если бы я попросила, тем более что с нами летел и представитель заказчика – главный геолог компании «Сияние» и его пресс-секретарь, молодой парнишка возраста Влада. Саша был сдержан и спокоен, со мной почти не разговаривал, если только по делу, но при посадке в вертолет, когда я покачнулась, уверенно подхватил за локоть – так быстро и четко, на автомате.
Погода была морозная и ясная, небо – безоблачное, настолько холодное и свежее, что захватывало дух. Михаил Борисович, улыбаясь и шутя, весело обсуждал с Сашей какие-то детали работы, и было очевидно, что они давно знакомы друг с другом. Но за всей этой показной легкостью я видела, что Саша не был таким, как обычно. Под его спокойной улыбкой и непринужденными репликами скрывалась глухая тоска и боль, которые я не могла игнорировать. Они будто всегда были рядом, в каждом его взгляде, в каждом коротком движении.
Я сидела молча, погруженная в свои мысли. Те слова, которые я сказала ему вчера, крутились в моей голове снова и снова. Я понимала, что ранила его глубже, чем намеревалась, и теперь мы оба оказались в этой тишине, в которой не было места для объяснений или извинений.
– Вам холодно не будет? – поддерживая разговор, спросила я парня, кивая на его брючки и легкую куртку.
– Ой, да что там, прилетим, пожмем руки, сделаем фото, перекусим и улетим. Делов-то на несколько часов, из которых большую часть времени проведем в воздухе, – беспечно махнул он рукой, чуть презрительно глядя на мою утепленную одежду. – Вы из Москвы?
– Да, – я не стала вдаваться в подробности, отмечая, что и геолог одет довольно легко, хоть и теплее, чем мой спутник.
– Я тоже, – признался он. – Закончил вышку, а потом малость накосячил и батя меня сюда сослал. Пиздец, жопа мира! – он будто бы увидел во мне ту, которая должна его понять.
Я смотрела в окно, ощущая, как далекий от меня разговор с молодым парнем звучит где-то на периферии моего сознания. Его беспечные слова и жалобы на «жопу мира» казались далекими и пустыми по сравнению с тем, что крутилось в моей голове. Вертолет летел над бескрайним зеленым океаном тайги, и в этот момент я ощущала себя маленькой частичкой чего-то огромного и древнего. Этот мир был живым, дышащим, полным опасностей и загадок, как и наши с Сашей отношения, которые сейчас были завуалированы обидой и молчанием.
Парень продолжал говорить, его голос был наполнен снисходительностью, а иногда даже презрением. Он явно не понимал, где находится, и для него это было просто временным неудобством, наказанием от отца. В отличие от него, я ощущала глубокое уважение к этому месту и людям, которые здесь работали, и понимала, как мало он ценит всё это.
– Скучаете? – уловила я последние слова мальчишки.
– Что, простите?
– Скучаете по Москве, наверное? – повторил он.
– Нет, – отрезала я, понимая, что эта тайга, этот холодный, но живой мир, казался мне сейчас гораздо ближе и важнее, чем гудящая суета Москвы.
Я украдкой смотрела на Сашу, который разговаривал с геологом, иногда кивая в ответ на его слова. Его профиль был сосредоточенным, но я видела следы усталости и… чего-то еще, более глубокого. Его терпение со мной, его осторожность и деликатность, его искренние чувства – все это я будто бы сожгла в огне собственной обиды и неопределенности. Теперь я не могла перестать думать, осталось ли там хоть что-то, что можно было бы спасти.
Он не смотрел на меня, хотя я чувствовала его присутствие, как всегда. Я понимала, что своим жестоким ответом вчера я нанесла ему удар, возможно, самый болезненный. «Он гордый» – говорила про него Алла. Очень гордый. Но вчера он переступил через гордость, сказал мне о своих чувствах, а я……
Внезапно вертолет ощутимо тряхнуло, и я инстинктивно вцепилась в подлокотник. Внутри все сжалось от неожиданности. Саша прервал разговор с геологом. Он посмотрел на пилота, который сохранял спокойствие, но ощутимо напрягся.
– Всё в порядке? – крикнул Саша, перекрикивая шум, его голос был спокойным, но в нем сквозило беспокойство.
– Легкая турбулентность, – ответил пилот. – Проходим зону, будет немного трясти. Ничего критичного.
А до этого, что было? – хотелось спросить мне, ведь вертолет и без того ходил ходуном.
– Не психуй, подруга, такое здесь сплошь и рядом, – похвастался москвич, чуть наклоняясь ко мне. – Ни разу не летала?
Я отрицательно покачала головой.
– Новичок, значит, – ухмыльнулся он, полный уверенности, граничившей с самоуверенностью. – Не дергайся, все норм.
Нас снова начало трясти так, что у меня слегка закружилась голова. Вертолет уже не просто трясло, его бросало из стороны в сторону. Или мне так казалось?
Тряска усиливалась, и теперь даже самоуверенность парня начала казаться мне наигранной. Вертолет продолжало бросать, и ощущение, что это не просто турбулентность, усиливалось с каждой секундой. Я крепче вцепилась в подлокотник, стараясь успокоить дыхание, но сердце колотилось в груди. Саша обернулся ко мне, и лицо его было бледным. Геолог что – то кричал пилотам.
Всё произошло слишком быстро, как в замедленном фильме, но одновременно слишком стремительно, чтобы осознать это сразу.
Вертолет резко накренился влево, словно его вдруг подхватил сильный порыв ветра. Меня сжало в кресле, и я инстинктивно вцепилась в подлокотники, сердце гулко колотилось в груди, а в голове пульсировала паника. Паника, которую я до этого старалась подавить. Теперь страх полностью овладел мной, не оставив места ни на что другое.
– Держитесь! – прокричал пилот, его голос дрожал от напряжения.
Внезапно вертолет начал резко падать вниз, будто его что-то сдёрнуло с воздуха. Секунда за секундой меня бросало вперёд и вбок, и в этот момент я почувствовала, как чья-то рука крепко обхватила меня за запястье – это был Саша. Его лицо было сосредоточенным, он кричал что-то, но мои уши заложило от рева двигателя и треска корпуса вертолёта.
Окно заполнилось зелёной массой деревьев, будто сама тайга поднялась, чтобы нас поглотить. Я услышала оглушительный треск и скрежет – звук металла, разрывающегося под давлением, и ощутила, как что-то резко ударило меня в грудь. Воздух вырвался из лёгких, всё вокруг покрылось ярким светом и звуками, как будто мир разрушался вокруг меня.
Ремень безопасности впился в тело, когда вертолет рухнул на деревья. Удар был оглушительным – я почувствовала, как машина скользит по верхушкам деревьев, каждый раз сотрясаясь от столкновений с ветками. Мой разум захватил сплошной поток шума и ужаса. Всё замедлилось. Перед глазами замелькали обломки, деревья, перевёрнутое небо.
Земля встретила нас жестоко. Вертолет с грохотом ударился о землю, его корпус вмялся, стекло разлетелось на осколки, и всё вокруг оглушило скрежетом металла и глухими ударами. Боль пронзила меня, я ощутила, как что-то острое царапнуло руку, и всё потемнело, а затем наступила тишина.
28
– Лучик! Лучик! – голос доносился откуда-то издалека, словно из-под воды или земли. – Ради бога, Лучик, открой глаза. Лучик, пожалуйста.
Я медленно начала осознавать своё тело, и первым, что пришло, была боль. Острая, режущая боль в ушах, словно кто-то вонзил в них иглы, заставляя меня морщиться даже без осознания происходящего. Всё тело ныло, и каждый вдох отдавался тупой, но сильной болью в груди. Я попробовала пошевелиться, но что-то мешало – ремень безопасности впился в меня, не давая сделать ни малейшего движения.
– Лучик, открой глаза! – Саша. Его голос становился всё чётче, как будто я медленно возвращалась из глубин какого-то кошмара.
Я с трудом приоткрыла веки. Вокруг было размыто, словно кто-то растянул мир в длинную, неестественную полоску. Сначала я увидела лицо Саши – бледное, залитое кровью, которая капала и на меня. Он смотрел на меня с такой тревогой, что моё сердце замерло.
– Вот так, родная… давай… – его рука мягко касалась моего лица, словно боялся сделать мне больно.
– Саша… – попыталась я сказать, но голос вышел хриплым, почти неслышным, и меня тут же захлестнула волна головокружения.
– Не двигайся, – приказал он, его руки начали осторожно расстёгивать ремень безопасности, который держал меня на месте. – Ты жива, всё будет хорошо, мы справимся, – голос был спокойным, но уверенности не было.
– Саша…. – я приподнялась на локтях, осматриваясь. Вертолет лежал на боку, вокруг торчали сломанные деревья, куски металла и обломки. Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы понять – мы упали.
– Сиди спокойно, – он справился с ремнем и застонал. Сначала я думала, что он что-то увидел, но потом сообразила – он стонал от боли. Его правая рука почти не слушалась и повисла плетью. Как он сумел отцепить меня – не поддавалось пониманию.
– Саша… – выдохнула, сморгнув слезы, застилавшие глаза.
– Тихо, солнышко мое, тихо, – прошептал он сквозь зубы. – Все в порядке.
– Ты ранен… – я с трудом протянула руку, пытаясь прикоснуться к его плечу, где висела пострадавшая рука.
– Главное, что ты цела, – сказал он тихо, но решительно. – Я разберусь. Как ты сама, Лучик? Где болит? – его глаза внимательно осматривали меня, не обращая внимания на его собственную боль.
– Уши… голова… но думаю, я в порядке, – пробормотала, вслушиваясь в ощущения. Да, не считая синяков и ссадин, похоже серьезных ранений я не получила.
Встала на ноги, быстро моргая и пытаясь осмыслить произошедшее.
Все, что осталось от передней части вертолета больше походило на мясорубку. Тела пилотов были искорёжены, смяты почти в фарш. От этого зрелища меня едва не вывернуло наизнанку.
Внимание привлек плач, который с каждым мгновением становился все громче.
Я обернулась и на мгновение застыла, глядя на мальчишку, который, кажется, полностью потерял контроль. Он сидел на корточках, раскачиваясь взад-вперед, и его плач всё больше походил на дикий вой, разрывающий окружающую тишину.
– Эй… – позвала я его неуверенно, пытаясь вернуть его в реальность. – Ты ранен? Нам нужно выбраться отсюда.
Он даже не поднял головы, продолжая бессмысленно раскачиваться и всхлипывать. Казалось, он погружен в шок и не слышит меня. Моё сердце гулко стучало в груди, когда я повернулась обратно к Саше, который, несмотря на свою раненую руку, пытался сориентироваться в ситуации.
– Он в шоке, – выдавила я, глядя на Сашу, и тут обнаружила то, что заставило меня оцепенеть от ужаса. Моя голова вдруг загудела, когда восприняла всю ужасающую картину: его рука безвольно висела, на голове сияла огромная ссадина, заливая кровью лицо, а нога была вывернута в таком неестественном положении, что у меня внутри всё сжалось. Но что заставило меня по-настоящему похолодеть, так это острый металлический штырь, глубоко вонзившийся в его плечо. Каждое его движение, каждый вздох, казалось, приносили ему невыносимую боль, но он сдерживал стон, не показывая, насколько плохо ему на самом деле.
– Пиздец, полетали, – раздался откуда-то сбоку почти спокойный голос.
Я резко развернулась и обнаружила Михаила Борисовича, лежащего на полу. Его ноги были придавлены массивным винтом. Сам он, приподнявшийся на локтях, был мертвенно бледным.
– Охуенно полетали, – повторил он, скривившись в слабой усмешке и бессильно падая на пол.
Я ощутила, как меня накрывает волна паники. Всё происходящее казалось кошмаром. Но времени на панику не было – нужно было действовать, и быстро.
– Саша, я… я найду аптечку, – прошептала, пытаясь подавить страх.
Быстро осмотрелась и увидела сумку, зажатую между обломками вертолёта. Руки дрожали, когда я выдернула ее из-под обломков, открыла и нашла аптечку.
– Сейчас… сейчас… – пробормотала я, направляясь обратно к Саше.
– Лучик, – прошептал он, его голос был слабым, но спокойным. – Сначала… Михаила… У него ноги…
Я почувствовала, как холод прошёл по телу, но кивнула, понимая, что он прав. Моя голова гудела от напряжения, но я заставила себя сосредоточиться.
– Михаил Борисович, я сейчас помогу, – сказала, подойдя к нему и пытаясь понять, смогу ли я освободить его ноги.
Если они у него раздроблены – ему пиздец. Если у него открытые переломы – ему пиздец. Если откроется внутреннее кровотечение… ну все понятно. Короче, шансов…. Маловато.
Я осмотрела упавший винт и выдохнула с облегчением – ноги сломаны в нескольких местах, но открытого перелома нет. Видать сильный у мужика ангел-хранитель.
– Эй! – громко крикнула я снова, чувствуя, как внутри поднимается волна гнева. – Помоги! Нам нужно освободить его, ты же не будешь сидеть здесь и выть до конца⁈
Парень не отреагировал. Его глаза оставались пустыми, а руки продолжали сжимать плечи. Он казался полностью поглощённым собственным ужасом, словно запертым в ловушке собственного сознания.
Я сжала зубы, чувствуя, как меня охватывает ярость. Времени на уговоры не было, и Михаилу Борисовичу нужно было помочь как можно быстрее.
– Ах ты, сука! – я подошла к парню и сжала его горло крепким захватом, чувствуя, как напряглись мышцы рук. Москвич сразу задёргался, его глаза расширились от страха, и он начал хрипеть, пытаясь избавиться от меня.
– Слушай, тварь, если ты сейчас решил сдохнуть – я тебе помогу, три минуты, и ты труп, а мне одной ношей меньше. Ты понял, скотина? Если хочешь жить, приди в себя и мне помоги, гандон московский! – он хрипел и дрыгался, но глаза оживали. Я чуть ослабила хватку.
Он кивнул, захлебываясь воздухом, и я отпустила его полностью. Парень, кашляя, обхватил шею руками, но в его взгляде больше не было той пустоты, что раньше.
– Поднимайся, – приказала я, показывая ему на Михаила Борисовича. – И помогай.
Парень с трудом поднялся, всё ещё тяжело дыша, но теперь хотя бы двигаясь осмысленно.
– Сука, – прохрипел он мне.
– Еще какая, – подтвердила я, – помоги.
– Он все равно труп, – оскалился парень, но не посмел ослушаться.
Вместе мы передвинули винт, помогая геологу освободить ноги. Невероятным усилием воли Михаил Борисович самостоятельно подтянулся на руках и смог освободиться из ловушки.
Я вытерла пот со лба. Не смотря на мороз мне было жарко. Но Саша – его губы посинели, лицо побледнело, и каждый вздох давался ему с трудом. Вертолет был на боку, и холод снаружи проникал внутрь, превращая в ледяную ловушку. Открытые раны и металлический штырь в плече – всё это делало ситуацию намного хуже.
– Саш, – я села перед ним, – нужно обработать голову, вытащить штырь и уходить с открытого места.
– Делай, родная.
– Эй ты, мудень, – обратилась к парню, – жить хочешь? Тогда пока я вытаскиваю эту хрень, ты пойдешь к пилотам и вытрясешь все, что от них осталось из одежды. Переоденешься сам и поможешь одеться Михаилу Борисовичу. Быстро и аккуратно. Понял?
– Что? – побелел он. – Я не стану…. Это….
– Тогда ты сдохнешь, только и всего. В своих брючках и пальтишке ты эту ночь не переживешь. Их я заберу – нам пригодятся. Выбор за тобой, – больше я времени терять не стала, вставая перед Сашей на колени и внимательно осматривая раны.
– Сань, – тихо спросил Михаил, – где таких баб берут, а?
– Там где брал, уже нет, – ответил Саша, с нежностью глядя на меня.
Невольно улыбнувшись, я приготовила марлевые тампоны, спирт и скотч, скрутила в жгут обрывок веревки. Если пробита артерия – Саша не жилец, но об этом я старалась не думать. В конце концов мы тут все потенциальные смертники. Мы не продержимся на морозе в вертолете несколько часов – это точно.
Сначала быстро обработала голову, понимая, что рана хоть и глубокая, но не смертельная – содрана была часть кожи, вместе с волосами, но череп не пострадал. Вернулась к плечу.
– Готов? – давая в зубы веревку и поливая рану спиртом, спросила я
– На счет три, – я глубоко вздохнула и взялась за штырь. Мои руки слегка дрожали, но я подавила этот страх. Я должна быть быстрой и точной. Никаких ошибок. – Раз! – и одним резким движением вырвала эту дрянь из плеча, тут же зажав рану тампонами.
Саша заматерился и повалился на бок, кровь хлынула из раны.
– Нет, нет…. – шептала я, придерживая его. Только не артерия, нет….
Моя голова вдруг загудела от страха, но я продолжала давить на рану марлевыми тампонами, прижимая их с такой силой, будто от этого зависела вся наша жизнь.
– Нет… нет, не сейчас, – шептала я, словно пытаясь убедить не только его, но и себя.
Михаил Борисович наблюдал за нами, лежа неподалеку, его лицо оставалось бледным, но в глазах читалась тревога. Парень, наконец-то закончив с поиском одежды, вернулся к нам, держа в руках окровавленные, но пригодные к использованию спецовки. Лицо было зеленым, его явно рвало.
– Он выживет? – голос Михаила прозвучал неожиданно тихо, но в нем было достаточно твердости, чтобы задать этот вопрос вслух.
Я прикусила губу, не позволяя себе лишних эмоций, но с облегчением замечая, что поток крови стал меньше.
– Живой, значит выживет, – ответила я резко, не поднимая глаз от Саши. Вряд ли это была артерия, и я позволила себе выдохнуть с облегчением. – Но нужно согреть его и нас всех. Мы не продержимся здесь на морозе долго. Саш, пожалуйста, постарайся больше в обморок не падать, иначе я лягу рядом с тобой, – я примотала тампон скотчем к плечу.
– Я постараюсь, – хрипло ответил Саша, его голос был слабым, но он пытался держаться. На лице мелькнула тень улыбки, несмотря на боль.
– Эй, как тебя там? – я пощелкала пальцами парню.
– Павел, – выдохнул он белыми губами.
– Чего стоишь, живо одевайся, иначе все отморозишь. Потом помоги мне.
Я встала и осмотрелась.
Вертолет упал на довольно большой поляне, что с одной стороны было не плохо – нас увидят, когда будут искать. С другой стороны, на открытой местности нам долго не продержаться – нас просто заметет снегом, если не дай бог поднимется метель.
– Так, Паша, я не поняла, третья спецовка где? – обернулась я к нему.
– Я думал… – он позеленел, представляя, что придется вытаскивать еще один труп.
– Мудак, – раздраженно бросила я и сама отправилась в кабину пилотов, точнее то, что от нее осталось.
Справедливости ради, нужно отметить, что меня вывернуло сразу, как только я посмотрела, что осталось от техника, но выбор был не велик. Быстро вытряхнув останки, я вернулась с третьим комплектом теплой одежды.
– Держись, – прошептала я Саше, практически наматывая на него дополнительную теплую одежду, и отмечая, что кровь, вроде шла значительно медленнее., но он все равно потерял ее довольно много.
Павел, теперь одетый в комплект пилотской формы, посмотрел на меня с легким отвращением, но не сказал ничего. Похоже, урок с захватом горла все-таки его немного привёл в чувство. Он помогал мне, как мог, хотя его движения были нервными и неловкими.
– Паша, – я старалась говорить спокойно. – Мы с тобой сейчас выйдем отсюда и дойдем до леса. Тут не далеко метров 100, – зимой по снегу – очень далеко, но ему об этом знать не обязательно. – Мне одной не справиться, а нам нужно укрытие и огонь, понимаешь? Повезло, что упали утром, световой день наш, но к ночи мы должны укрыться. На ногах только ты и я, Александр Юрьевич и Михаил Борисович…. Сам видишь. Наша задача – выжить и спасти их. Нас будут искать…. Часа через три…. Когда мы не прилетим на точку.
