Текст книги "Осторожный подход к любви (СИ)"

Автор книги: Veronika Verona

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)

   – Я тогда, пожалуй, пойду, – вежливо улыбнувшись, решила по-интеллегентному отчалить я. Не хватает только ножкой пошаркать.

   Не дожидаясь ответа я устремилась к ступенькам и плевать, что я их практически не вижу и готова кубарем скатиться вниз, но сейчас главное по-быстрому уйти.

   Рука мужчины резко уперлась в стену и тем самым не позволила мне и с места сдвинуться. Я, сделав шаг обратно к своему уже такому родному уголку, сжалась от начинающей зарождаться паники.

   – Погоди, – спокойно попросил-приказал мне, а сам прошествовал к подоконнику, на котором стояла старенькая пепельница и затушил сигарету при этом выбросив окурок в окно.

   Да уж экология – наше всё, явно не про него.

   Что делать? Может укусить его за ладонь и сбежать? А если не сбегу? Вот уж достанется мне тогда за этот укус.

   Да чего я его боюсь? От него вроде и не пахнет спиртным, значит не всё потеряно. В такой ситуации – главное не молчать.

   А вдруг он наркоман? Вдруг прямо сейчас на моих глазах какую-нибудь траву курил?

   Бесполезно спустив пару десятков секунд на аутотренинги, я, борясь со страхом вновь заговорила:

   – И всё же, можно я уже пойду? – неожиданно своим нормальным, уверенным голосом спросила его я. Да уж аутотренинг – вещь великая.

   Я даже успела сделать маленький шажок вперёд, по направлению к лестнице, но его голос меня остановил.

   – Нет. Твой парень всё ещё стоит под фонарём, – раздалось со стороны окна, у которого он до сих пор стоял.

   – Мой кто? Парень? Это Гоша что ли?– страх отошел на задний план, а затем и вовсе скуля и поджав хвост, скрылся в неизвестном направлении.

   – Предполагаю, что парень, иначе с кем ещё можно целоваться в двенадцатом часу ночи? Не с братом же. А вот имя у него на лбу не написано.

   Я, посмелевшая, встав рядом с мужчиной, осторожно выглянула в окно и убедилась в его словах. Гоша, привалившись спиной к фонарному столбу, под которым мы совсем недавно распрощались, стоял и гулял глазами по дому.

   – Почему он всё ещё здесь? – скорее сама у себя спросила я.

   Возле моего уха иронично хмыкнули:

   – Хочет вычислить твою квартиру.

   – Каким это таким образом? – повернувшись на голос, спросила я. В свете фонаря отражалась лишь часть лица мужчины, да и то не слишком чётко. Единственное что мне в большей мере удалось разглядеть – это тёмные короткие волосы.

   – Парочка прощается. Девушка идёт домой, заходит в квартиру и включает свет, а парнишка, который всё это время находился внизу, видит, в какой квартире включили свет. Как видишь, всё элементарно, Ватсон.

   – Но зачем ему это? – свела брови к переносице я.

   – Чтобы наведаться в гости? – предположил он и усмехнулся, а потом и вовсе всем телом повернулся в мою сторону, опершись локтем о высокий подоконник.

   Я вновь перевела взгляд с Гоши на мужчину и... не удивлюсь, если у меня открылся рот от удивления.

   Это лицо я видела лишь один-единственный раз, но как же прочно оно засело в моей голове. Эти черты лица.

   – Я вас знаю, – прошептала я, не веря в происходящее.

   Мужчина если и удивился, то никак не выдал свои истинные эмоции.

   – Откуда же? – иронично ухмыльнувшись, судя по всему из чистой вежливости, спросил он.

   Мне казалось, что я сошла с ума или из-за только что пережитого нервного напряжения мой мозг меня обманывает и вводит в заблуждение.

   – Видела на фотографии, – не знаю, как мне удавалось отвечать на его вопросы, и, одновременно с жадностью всматривалась в каждую черточку лица этого мужчины.

   Вот только теперь брови мужчины приподнялись. Он явно не ожидал такого развития событий.

   – На какой фотографии? Я уже лет сто не фотографировался.

   Он всё это время разговаривал со мной иронично-шутливым тоном, но сейчас в его интонации мне удалось уловить что-то граничащее с настороженностью.

   – А это и была старая фотография.

   Теперь он нахмурился. Казалось, что он весь напрягся.

   – Насколько старой она была?

   Занервничал что ли? Почему? Неужели я ему что-то всё-таки напомнила?

   – Десятилетней давности, – улыбнулась я, следя за мимикой его лица. – Она была сделана в Одессе.

   Мужчина выглядел настолько пораженным, как будто я сказала, что наша планета Земля имеет всё-таки плоскую форму, а не круглую как считали до сих пор.

   – Где ты её видела? – дрогнувшим голосом мне был задан этот вопрос, сам мужчина потер указательным пальцем нижнюю губу, а когда молчание затянулась, глянул на меня.

   – У одной женщины, – всё же ответила я. – Вы там вдвоем были изображены. У женщины на руках была обезьянка, а вы просто стояли рядом и, улыбаясь, смотрели в камеру.

   Он пораженно смотрел на меня и не проронил ни слова. Я тоже не отводила взгляда. Мне уже было абсолютно наплевать, что какой-то парень по имени Гоша, с которым мы познакомились два дня назад стоял под фонарём и пытался вычислить, в какой квартире я живу, было плевать на то, что уже около полуночи, дома пьяный отец и совершенно беззащитная мать. Мне было плевать на всё, но этот мужчина не должен вновь исчезнуть. Я не могу этого позволить ему.

   Он протянул мне руку с раскрытой ладонью.

   – Прошу пойдём со мной. Пожалуйста. Я не обижу тебя. Знаешь, у меня в квартире есть чёрный чай с ароматом клубники и вкусное печение. Пошли, а? Давай устоим своеобразное чаепитие? Прошу. Понимаю сейчас не время и уж тем более не место, да и я чужой для тебя человек, но попытайся меня понять.... Для меня это как последняя связующая нить... Последняя надежда узнать всё. Мне нужно много чего спросить у тебя, много чего рассказать, правда, если только ты захочешь меня слушать...

   Я взяла его за протянутую руку. Поразительно, но его ладонь была просто ледяной, в то время как моя просто-напросто горела обжигающим пламенем. Странно, ведь когда люди бояться или нервничают их ладони становятся холодными, а мои с точностью да наоборот.... Значит ли это, что не испытываю ни капли страха перед этим ночным знакомым незнакомцем?

   Когда моя ладонь осторожно дотронулась до его подрагивающей ладони, он неожиданно резко замолчал, прервавшись на полуслове, такая реакция, словно не ожидал, что я соглашусь.

   – Пойдёмте, – только и смогла выдавить из себя я.

   Мужчина, не теряя времени и посильнее сжав мои пальцы, повёл меня вверх по лестнице, в свою квартиру. Металлическая дверь была не заперта на ключ, поэтому мы быстро вошли, не теряя время на поиски ключей. Оказавшись внутри помещения, я уж хотела начать разуваться, но хозяин квартиры решил не останавливаться в прихожей и повел меня сразу на кухню, где благополучно усадил за стол. Все эти действия происходили в гнетущей тишине и под покровом темноты. Я уселась поудобнее, откинувшись на спинку кресла. Странно, что у этого человека на кухне не табуретки, а именно кресла.

   Вдруг он включил свет.

   Мои глаза уже привыкшие к темноте не выдержали испытания светом, и я закрыла их ладонями, давая возможность зрачкам сфокусироваться, а выступившим слезам гордо удалиться. В это время кухня жила своей жизнью.

   Я слышала, как мужчина включил электрочайник и в нетерпении начал доставать что-то с верхней полки кухонного шкафчика, предполагаю, что ту самую обещанную упаковку печения.

   Глаза, привыкнув к свету, больше дискомфорта у меня не вызывали и я начала осматриваться вокруг. Кухня была небольшой, можно даже сказать что точно такой же, как и моя. Почему-то моё внимание привлекли полотенца и фартук, висящие у самого входа или выхода, это уж с какой стороны посмотреть. Не смотря на то, что они были, я почему-то сразу поняла, что женщины-хозяйки в этом доме нет ни постоянной, ни временной. Какая же хозяйка будет вывешивать такие красивые светлые полотенца, зная, что она их замарает рано или поздно? Моя мама, бабушка, в общем, все представительницы своеобразных домохозяек, всегда учили меня одной нехитрой истине – вывешивать красивые полотенца, фартуки, прихватки нужно лишь в том случае, когда ждёшь гостей, а в простые будни следует пользоваться обычными некрасочными полотенцами, которых не будет жалко испачкать и испачкать, возможно, навсегда.

   Далее моему вниманию предстала лишь одна доска для нарезки продуктов. У каждой хозяйки их должно быть несколько: одна – для рыбы, вторая – для мяса, третья – для овощей с фруктами и перечислять можно бесконечно. Только не одна!

   Что ж два ноль в мою пользу. В лидеры выбивается Зоя.

   К великому удивлению, хочу отметить, что в этой холостяцкой кухне мне до скрежета зубов понравились обои. Кто б мог подумать, что я питаю такую страсть к ним? Да никто. Даже я об этом всю свою жизнь не подозревала. Мне понравилась бумага, приклеенная к стене, да ещё как понравилась-то! Все же эти обои не могли не нравиться. Они были коричневого цвета с изображением кофейных зерен и маленьких чашечек, кое-где было написано на английском 'coffee'. Казалось бы, что в этом такого? А вот я и сама не знаю, но смотря на эти обои, у меня внутри всё начинало теплеть от прекрасного и неповторимого чувства уюта. Моя родная и уже порядком поднадоевшая домашняя кухня никогда не вызывала во мне таких эмоций. Кухня – это место, где люди завтракают, обедают и ужинают. Именно так я всегда считала. А вот прямо сейчас сидя на этом стуле, до меня потихоньку начало доходить, что в этой кухне мне бы хотелось проводить много своего свободного времени, например, начать учиться готовить, испытывать кулинарные рецепты, испечь свой первый торт или какие-нибудь пирожки, позвать Настю и попить с ней чай и параллельно обсуждать интересную для нас двоих тему.

   Сбоку неожиданно с громким звоном что-то упало. Я механически обернулась на звук. Оказывается у мужчины из рук выпала маленькая чайная ложка, которую незамедлительно отправили в раковину. Отвлекшись от своих мыслей, я продолжила изучать комнату. Большую часть кухни занимали кухонные шкафчики, которые были матового чёрного цвета, как позже оказалось, в одном из таких был замаскирован огромный двухметровый холодильник.

   В целом кухня выглядела очень даже неплохо. Если уж судить по технике, которая там находилась, то эту кухню с нашей лачужкой и сравнивать нельзя.

   От дальнейшего осмотра меня отвлекла рука, ставящая передо мной потрясающе пахнущий дымящийся чай. Затем на середину стола была поставлена железная коробка (или банка?) с печением. Мужчина со своей чашкой в руках сел напротив меня, почему-то боком, поэтому я могла видеть лишь его левую сторону тела.

   – Это ведь Олеся? Женщина, у которой ты видела эту фотографию? Она? – спросил он, помешивая ложкой сахар в чае.

   Я ответила не сразу, а воспользовалась моментом и начала рассматривать мужчину.

   Да, сомнений и быть не может. Передо мной было то же лицо, что я и видела однажды: всё те же короткие тёмные волосы, правда, теперь слегка, словно паутинкой тронутые сединой у висков, всё тот же высокий лоб, тот же прямой, без единой горбинки или искривления, нос, те же голубые глаза (хотя, из-за его положения тут скорее глаз о втором судить не стану), те же высокие скулы, тот же тяжёлый, немного квадратный подбородок.

   – Да, её действительно зовут Олеся, – кивнула я и потянулась к сахарнице, но хозяин квартиры вдруг закрыл сахарницу своей ладонью, я же в недоумении посмотрела на него. Сахара ему жалко, что ли?

   – Почему я должен тебе верить? – с прищуром, спросил он меня, но так и не повернулся, продолжая сидеть боком. – Вдруг ты врёшь?

   Я осторожно стукнула его ладонь, держащую крышку сахарницы, чайной ложкой. Мужчина сразу же убрал руку и даже вновь открыл крышку.

   – Зачем мне врать? – пожала плечами я и наконец-таки насыпала две ложки сахара в свой чай.

   – Не знаю, – пожал плечами он. – Может тебя Ирма послала ко мне?

   – Роль заслонного казачка не для меня, – грозно потрясла я чайной ложкой в воздухе. – А кто такая эта Ирма? И вообще, что это за имя-то такое? Ирма?

   – Немецкое имя, – автоматически меня поправили. – Докажи, что ты, правда, знаешь Олесю, – скорее просил, нежели требовал он.

   Я, всё ещё откинувшись на спинку стула, помешивая чай, смотрела на этого мужчину. Как я докажу? Ну, не звонить же мне ей среди ночи?

   И мне всё ещё интересно кто такая эта Ирма! Противное, противное имя. А противное имя не предвещает ничего хорошего.

   Неожиданно в мою голову закралось доказательство. Неопровержимое доказательство.

   – Вас ведь Владимир зовут, так? – спросила я, а заметив, что он кивнул, продолжила. – Олеся говорила, что лишь она одна называла вас Владом, а не Вовой. Ну, теперь-то мне верите?

   Владимир сидел, уставившись в одну точку перед собой. Он верил и не верил одновременно.

   – Только она меня так называла, – прошептал он, а затем обхватил голову руками. – Олеся попросила тебя отыскать меня?

   – Нет, – с улыбкой покачала головой я. – Хотите – верьте, хотите – нет, но наша встреча была абсолютно случайной. Если бы вы тогда не повернулись ко мне лицом, я бы ушла, даже не узнав о том, кто передо мной стоял.

   Мужчина начал раскачиваться из стороны в сторону.

   – Как же ты тогда оказалась в моём подъезде?

   – Стечение обстоятельств. Хотела сбежать от парня и побежала в первый же подъезд без домофона и консьержа.

   Он наконец-таки вновь взглянул на меня.

   – Неужели такие совпадения реальны?

   – Сама поверить до сих пор не могу, – повела плечом я, отпивая чай.

   – Невероятно, – едва слышно прошептал Владимир. – Как она?

   – Жива, здорова, – говорила я, попутно беря печенье и перед тем как начать его жевать, спросила. – А вы чем именно интересуетесь? Поконкретней, пожалуйста.

   Владимир, нет, пожалуй, пусть и вправду будет просто Владом, так вот он не проронил ни слова, лишь задумчиво тер губу указательным пальцев. Я ещё с нашей встречи в подъезде этот жест заметила и про себя отметила. Он так делает когда нервничает? Некоторые ногти грызут, а он губу трёт, так что ли? Эх, психология!

   – Она замужем?

   – Нет, не замужем. Никогда не была, – у меня был вопрос, который я давненько мечтала задать этому мужчине в лицо и желательно лично. – Можно вопрос? – он кивнул. – Почему вы тогда её бросили? Даже и слова не сказав? Не попрощавшись?

   Он смотрел на меня тяжелым непонятным взглядом. Словно не смотрел вовсе, а сверлил.

   – Я оставлял письмо, в котором расписал все причины моего отъезда, я написал, когда вернусь. Чёрт, да я даже написал, что когда вернусь, мы сразу пойдём заявление подавать! Но... вернулся я несколько позже, чем предполагал, но на то были уважительные причины. Так вот... когда, я вернулся, мне сказали, что она уехала, не написав мне ни строчки. Олеся меня бросила.

   Не могла она его бросить. Вот не могла и всё тут. Олеся ведь до сих пор одна, а это что-то да значит. Мама всегда говорила, и серьёзно и в шутку, что эта женщина однолюбка и это её тяжкий жизненный крест – любить одного и страдать по нему.

   Ведь это глупо сначала бросить, а потом всю оставшуюся жизнь никого из представителей сильного и прекрасного мужского пола к себе и близко не подпускать. Или это история из разряда 'имея не храним, а потерявши плачем'? Нет, не думаю. Впрочем, откуда мне знать наверняка? Люди, они двуличны порою.

   Стоп. Письмо? Он сказал письмо?! Это же в корне меняет дело!

   – Она не получала никаких писем и уж тем более ей их никто не передавал. Она сказала, что вы просто пропали. Олеся ждала вас, а потом, решив, что для вас это был лишь курортный, ничего не обязывающий роман, собрала вещи и уехала.

   Влад ошарашенно смотрел перед собой и едва уловимо мотал головой из стороны в сторону.

   – Всё было совсем не так. Ей должны были предать моё письмо.

   – Кто должен был его передать?

   – Арсений – мой хороший товарищ, – а затем, хлопнув себя по колену, он продолжил, – и по совместительству родной брат Ирмы.

   – Вот мы и вернулись к моему вопросу. Кто такая эта Ирма?

   – Она работала врачом. Мы даже работали вместе когда-то. Десять лет назад, кажется... да, точно.

   – И как же она связана со всей этой историей?

   – Эта история с самого своего начала ей покоя не давала, – загадочно произнёс он. – Ладно, начну с начала... Арсений был в то далёкое время моим сослужившем и его призвали на службу, а он никак не мог сорваться с места и поехать выполнять боевое задание. Я вызвался на подмену и поехал вместо своего друга. Именно тогда и было написано то злосчастное письмо, которое так и не дошло до своего адресата. Письмо, я отдал Арсению и попросил передать Олесе, как можно быстрее... Я поражён, что он так его и не передал ей... Меня призвали в Чечню. Вспоминать даже не хочу о месяцах проведённых там, среди крови чужих и своих людей... Отчётливо помню глухой взрыв, белый удушающий дым и как я заваливаюсь на бок, смотря на голубое небо. Хоть тогда и не понимал до конца, что именно произошло, но смотря на это небо, я начал прощаться с жизнью.... Очнулся в госпитале лишь на третьи сутки, когда все уже и потеряли надежду. Поначалу даже не понимал где я нахожусь, думал что и вправду умер... Лучше бы я и умер бы тогда.

   Всю свою историю мужчина рассказывал негромким, даже несколько приглушенно-тихим голосом. Глаза его неподвижно смотрели на какую-то определённую точку в пространстве, казалось, словно он погрузился в свои мысли, и заново переживает все эти события. Он выглядел таким сосредоточенным, что я боялась, лишний раз пошевелиться или же слишком громко вздохнуть, чтобы тем самым случайно не помешать ему. Только он на меня перестал обращать внимание, вел себя, словно тут никого и нет, кроме него. Странное ощущение чувствовать себя невидимкой, призраком. Да, пожалуй, для него я и стала призраком. Призраком из прошлого.

   Влад словно впал в какой-то транс, и не реагировал ни на какие внешние раздражители. Я же из всех сил пыталась вновь вернуть его из состояния задумчивости, даже вежливо покашляла в кулачок, но никакой реакции не последовало. Лишь когда я позвала его и по имени, раза со второго или третьего, он всё же вновь посмотрел в мою сторону.

   – Почему вы считаете, что смерть зря прошла мимо? – приподняв аккуратную правую бровь осторожно полюбопытствовала я, следя за реакцией мужчины, чтобы ненароком не вызвать его гнев.

   Он молчал некоторое время, но уже радует, что не столь долго как это было совсем недавно.

   – Действительно хочешь знать? – горестно спросил он, прямо посмотрев в мои глаза.

   От такого пристального взгляда у меня мурашки своей небольшой стройной колонной промаршировали вдоль позвоночника. Кое-как сдержалась, чтобы не передернуть плечами от внезапного холода охватившего меня. Я когда-то читала, что после войн, да и любых других, так называемых горячих точек, возвращаются совершенно другие люди. Меняются не только их характеры, но даже и внешность. Помню, к той статье были прикреплены фото нескольких мужчин. Со скептической ухмылкой я тогда осматривала их, а затем эта ухмылка очень быстро пропала. Изначально они были запечатлены с живым блеском в глазах и с неизменной жизнерадостной улыбкой. А потом..., произошли кардинальные перемены: их ранее живые искрящиеся глаза стали матово-мутными, а задорная улыбка пропала на её месте остались лишь плотно сжатые губы и опущенные вниз уголки. Поразительно, что с этими людьми стало за каких-то несчастных семь месяцев. Конечно, это, пожалуй, самое гуманное, что могло с ними там произойти. Некоторые просто сходили с ума и жить в обычном повседневном мире не могли, потому что в них была заложена программа по уничтожению, им нужно было кого-то убивать. Из этих мужчин сделали машины для убийства на долгие месяцы, а потом спокойно вернули обратно. Как думаете, они смогли бы продолжать жить своей старой беспечной жизнью? Нет, конечно, не смогли. Потому и становились сумасшедшими. Сердобольные родственники отправляли бывших солдат на принудительное лечение в психиатрические больницы. Некоторые кончали жизнь самоубийством, а в предсмертной записке писали, что не могут так дальше жить, потому что к ним по ночам то ли во сне то ли наяву приходят убитые им. Некоторые продолжали убивать, здесь в мирное время. Пожалуй, не стану отрицать, что некоторым всё же удавалось вернуться к своей размеренной жизни, но это были единицы.

   Что же тогда произошло с ним? Психологическая травма? Чем же смерть лучше тогда? Он ведь не инвалид, у него есть и руки и ноги. Впрочем, инвалидность – это не приговор, такие люди живут и весьма счастливо, им даже удаётся находить свои вторые половинки. Что же тогда должно было произойти с ним?

   Мои ладони, бережно обнимавшие кружку стали влажными и их начала сотрясать противная нервная дрожь, которую в данный момент я мысленно посылала к чёрту на кулички.

   Я кивнула в знак согласия с тем, что действительно хочу знать ту самую причину, из-за которой он желает себе смерти.

   Мужчина кивнув, как будто бы самому себе, всё же соизволил развернуться ко мне всем корпусом, и его лицо оказалось напротив моего. Нас разделял стол, но всё же мне удалось разглядеть то, чего он старательно не показывал мне.

   – Ну, как? Не страшно будет ночью спать? – криво усмехнулся Влад.

   Правую сторону лица мужчины покрывали многочисленные мелкие светлые едва заметные невооружённым глазом шрамы, но среди них выделялся один. Этот главный шрам начинался в районе виска, может даже и выше, точно судить нельзя, потому что часть его уходила под волосы, и неровной бело-розоватой линией идя вдоль лица, чудесным образом огибая глаз, резко заканчивался на подбородке. Почему-то в голову пришел далёкий школьный урок биологии, кажется восьмой класс, когда мы учили объёмную тему о корневых системах растений. Мочковатая, корневая... Глупо, конечно, звучит, но своеобразный образ стержневой корневой системы растений представляли собой шрамы, занявшие всю правую часть его бледного лица. Зрелище было не слишком-то и приятным, особенно для нежной девушки, да ещё и с непривычки.

   Шрамы, конечно, украшают мужчину, но в нашем случае.... Нет, не уродуют, но и украшением не служат.

   – Не страшно, – легко ответила я, слегка дернув плечом.

   Он приподнял брови, образуя две кожные складки на лбу.

   А я наконец-то смотрела на Влада не в профиль, а в анфас. Я не ошиблась, увидев его в мало освещенном подъезде, не обозналась, узнав в курящем незнакомце горячо любимого человека своей тёти. Как же такое возможно? Шутка судьбы? Стечение обстоятельств? Интуиция?

   Мой взгляд опустился на чашку, которую всё ещё сжимали мои руки. Чай начинал бессовестно остывать.

   – Из-за этого вы желаете себе смерти? – не поднимая глаз на него, спросила я.

   Теперь настала моя очередь хмуриться. Моё ещё совсем недавно приподнятое за весь день настроение куда-то ушло без предупреждения.

   Вновь посмотрев на Влада, встретилась с прищуренными голубыми глазами.

   – По-твоему это не веская причина? – спросил он, при этом как-то насмешливо улыбаясь.

   – По-моему нет, – уверенно заявила я. – Это даже не причина, а так мелочь.

   Его губы поджались, превращаясь в одну тонкую линию.

   – Мелочь? Возможно, – добродушно сказал он, а затем о чем-то напряженно задумался, чтобы со вздохом спросить: – Хочешь, опишу первые эмоции, когда увидел своё лицо в зеркале?

   – Если вы того правда хотите, то я выслушаю, – старательно подбирая слова, неуверенно произнесла я.

   Мужчина пожал могучими плечами, а потом уже так знакомо потер указательным пальцем нижнюю губу.

   – Раз уж выдалась возможность выговориться, то расскажу, – отчего-то торопливо бросил он. – Как только я проснулся, то первое, что я почувствовал так это стягивающие кожу повязки на своём лице, как оказалось в последствие – бинты. Потом в голове прокрутился мой последний бой и то, как в кожу ворвалось нечто режущее, словно нож. На самом же деле, как потом выяснилось – это были осколки самодельного оружия. Меня нашли через несколько часов и отправили в госпиталь. Все врачи были удивлены тем, что я был цел и невредим, они считали это чуть ли не чудом. У меня же было другое мнение на этот счёт. Вечером я позвонил Арсению и спросил об Олесе, друг сказал, что передал письмо и начал спрашивать о моём самочувствии, возможно, он хотел мне сказать что-то ещё, но связь прервалась. Мне наложили с два десятка швов. Рана к счастью зажила быстро, лишь оставив после себя шрамы. Когда меня разбинтовали, и я наконец-то увидел себя в зеркале, внутри ничего не шелохнулось. Моё лицо волновало меня в самую последнюю очередь, мыслями я уже был в другом месте. Я задержался на месяц, и пять дней, но потом сразу же прилетел в Одессу. Арсений встретил меня тогда и его взгляд говорил сам за себя, я выглядел ужасно с бордовыми шрамами на лице, ещё в самолете это заметил по взглядам людей полными жалости. От лучшего друга я такого не ожидал, – горькая усмешка искривила его лицо, – но и это не столь сильно меня волновало, мне просто жизненно необходимо было увидеть Олесю. Представь себе мои чувства, когда мне стало известно, что она в спешке уехала из города, – мрачно улыбнулся. – Поначалу я не понимал почему, ведь письмо было, и в нём я написал, что точно не знаю, сколько времени буду отсутствовать. Она могла бы подождать. А потом я возненавидел её. Женщина, которую я полюбил, сбежала от меня, даже не видя этого ужасного шрама. Жениться на ней хотел, каким е глупцом я был! Время шло, я не искал её, не потому что не мог, а потому что не хотел. Ей лучше жить без меня.

   – Нельзя же решать за двоих. Понимаю, её не было в городе, и обсудить с ней сложившуюся ситуацию вы не могли. Можно же было найти её, и, смотря в глаза, спросить, почему она позорно сбежала.

   – Можно, но я этого не сделал. Женщины слишком жалостливые. А я не приемлю жалости.... Зачем она нужна? Жалеть меня, словно я калека. Нет уж, увольте. Только не Олеся, от неё такого мне не нужно.

   – Жалость? Что так много людей вас жалело, что вы могли выбирать, чью жалость считать нужной, а чью нет? Не нужно путать жалость и сострадание или же с желанием оказать поддержку.

   – Но это не любовь...

   – Любовь состоит из множества чувств, – смело возразила я.

   – Да, любовь многолика, – миролюбиво согласился со мной он.

   Зоя начала постукивать пальцами по столешнице, отбивая какой-то только ей известный ритм.

   – Мне всё ещё интересна одна вещь. Откуда же взялась эта Ирма?– глухо спросила я, при этом по слогам выговаривая это имя, которое и не слышала никогда.

   – Ирма сестра Арсения, как я уже говорил, и по профессии врач. Мне был всё ещё необходим медицинский присмотр, я попросил её заходить иногда ко мне.

   – О! Уж она-то вас не жалела конечно. Врачи вообще согласно статистике не отличаются эмоциональностью.

   Зоя была в легкой степени негодования. Значит, от одной женщины он по глупости благородной распрощался, а другая взяла и воспользовалась этим? Так что ли получается?

   – Нет, она меня не жалела. Она любила меня с самого детства, и чувства эти с годами не прошли. Я бы женился на ней, но увы... другая надёжно сидела в моём сердце.

   Мексиканские страсти среди серых будней какие-то получаются. Зоя сразу же мысленно похвалила свою интуицию, которая сразу же ей подсказала, что с этим именем ничего хорошего не связано.

   – Где же эта Ирма сейчас? – стараясь не выдать своих противоречивых чувств, спросила она.

   – Где-то в этом городе, – пожал плечами. – Приехала сюда пару месяцев назад. Хочет вернуть меня обратно в Одессу... Странные эти женщины, – вдруг развеселился Влад, – одни убегают, другие ни на шаг не отпускают от себя.

   Сейчас его глаза не были столь серьёзными, как тогда когда он рассказывал о своих боевых 'наградах'. Возможно, с большущей натяжкой эти глаза можно было бы назвать весёлыми.

   – Неужели эта Ирма так всю жизнь по вам и сохла?

   – Нет, для неё это не характерно. Да и она слишком расчётлива для красивой любви. Через год как раз после моего приобретения шрама она вышла замуж за состоятельного старика-немца, уехала жить в Германию, но часто навешала брата... – его блуждающий взгляд вновь остановился на одной незримой точке, а глаза посерьёзнели. – Арсения не стало через два года после её свадьбы, он погиб в бою в той же Чечне. Я потерял хорошего друга, он всегда винил себя за то, что отпустил меня тогда вместо себя, считал, что это его судьба перекинулась на меня... – переведя взгляд в сторону, добавил: – А Ирма только сейчас вернулась, разыскала меня.

   – Почему вы живёте здесь? Насколько я поняла, вы жили в Одессе.

   – Переехал около двух лет назад. Хотел быть поближе к Олесе, – на этих словах он подпер щеку кулаком.

   – Не понимаю.... Почему же тогда не сделали попыток найти её? – девушка нахмурилась, не понимая логики этого мужчины.

   Он покачал головой, и вежливо несколько замученно улыбнулся.

   – С таким лицом, – он провел по воздуху ладонью вблизи шрамов, – я нужен лишь одной женщине – Ирме. А с Олесей всё давно в прошлом и кануло в Лету. Мне просто было интересно, как сложилась её судьба.

   По его хитрющим глазам, Зое не составило труда догадаться, что мужчина врёт и не краснеет. Ничего для него не в прошлом! Нельзя вот так вот просто отказываться от своей любви из-за какой-то там внешности. Вернее её дефектов. Если это и вправду любовь, то внешность – она всего лишь второстепенный фактор. Влюбляются в души, а не в лица и фигуры. Не так ли?

   – Всё можно вернуть! – воскликнула она, пытаясь хоть как-то изменить мнение этого упрямца.

   Покачав головой из стороны в стороны, тем самым жестами выказывая своё отрицание, он привёл весомый, по его мнению, аргумент:

   – Так, как раньше уже никогда не будет.

   – Но..., – хотела, было, Зоя возразить, что его мнение – это мнение заядлого пессимиста, но её резко перебили.

   – Не суждено быть нам вместе, – холодно отрезал он.

   Зоя, насупившись, как мышь на крупу, помешивала чай ложечкой, хотя помешивать там уже было собственно и нечего. Но она всё равно, упорно, даже несколько упёрто, продолжала свою нехитрую деятельность. Немного угрюмый взгляд ни на миллиметр не смешался с кружки, а именно с созданного ею искусственного водоворота.

   Суждено, не суждено... Как на сеансе у гадалки, честное слово.

   – Пусть будет пройдена страница, – едва слышно пробормотала она, наконец, отложив ложку в сторону.

   Мужчина всё это время сидел с закрытыми глазами, Зоя это только сейчас заметила. После её слов, его веки медленно открылись, и Влад кивнул, немного задумчиво, при этом смотря куда-то за спину Зое.

   – Но что-то мне подсказывает, что всё ещё впереди... – легонько улыбнулась она, а голос её был всё таким же приглушенно тихим.