Текст книги "Осторожный подход к любви (СИ)"
Автор книги: Veronika Verona
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)
Мужчина тогда как-то обеспокоенно смотрел на Олесю, затем встал со своего места, и вдруг протянув руку, дотронулся до её, как оказалось, абсолютно не пышущего жаром лба. Блондинка, словно этого и ждала, потому что тут же, не теряя времени, подпрыгнув, повисла на шее Влада, при этом полными огромной радости глазами поглядывая на Зою, застывшую с так и не поднесённой ко рту чашкой в руке.
– Любимые мои, – громким шепотом проговорила она, всё ещё не отпуская шеи Влада, – я беременная.
Зоина чашка опустилась на блюдце, уж слишком звучно звякнув в наступившей тишине. Ей почему-то вдруг показалось, что она здесь этакий третий лишний человек и надо бы покинуть гостеприимную квартиру, но что-то её останавливало и заставляло сидеть на месте.
Девушка, оторвавшись от созерцания чашки, перевела взгляд на обнимающуюся парочку, замершую посреди зала. Она видела, как напряжена спина Владимира. Видела, что тот молчит, словно воды в рот набравши. И видела, как к счастью в глазах Олеси спустя некоторое время прибавилась и тревога.
Женщина с трудом отстранилась от Влада, да и то лишь чуть-чуть, чтобы заглянуть тому в глаза, и просто спросила:
– Ты не рад?
Влад тут же отстранился и вместо ответа принялся безрассудно целовать Олесю. Мужчина целовал её лоб, глаза, щёки, нос, губы... Со стороны всё выглядело так, словно эти двое прощаются друг с другом навсегда, стоя на перроне, с которого медленно начинал отходить нужный кому-то из них поезд. И надо бы бежать к поезду, да оторваться от любимого человека невозможно.
Конечно же, они не прощались. Наоборот, сегодня Зое посчастливилось быть свидетелем зародившегося счастья их маленькой семьи.
Совсем скоро их станет трое. А может и четверо – вдруг родиться двойня?
– Зоя, девочка, иди к нам, – вдруг оторвавшись от счастливо смеющейся женщины, позвал Влад.
Зоя, уже готовящая предлог, под которым она сбежит и оставит этих двух будущих родителей наедине, удивлённо моргнула. А затем, поднявшись, нерешительно приблизилась к ним, чтобы тут же оказаться прижатой к двум телам, оказавшись в тройных объятиях и получить двойной поцелуй в макушку.
– Если бы не ты, я бы не был сейчас так счастлив.
– И я, – весело добавила Олеся, проведя ладонью по Зоиным волосам, словно кошку гладя.
Вскинув голову, Зоя заметила, что глаза Владимира подозрительно покраснели и поблёскивают. Олеся же так же, как некоторое время назад, провела ладонью теперь уже по его тёмным волосам, едва тронутыми сединой.
Она уже была на пятом месяце беременности, когда теперь уже молодожёны с общей фамилией Мартыненко решили пожениться. Они не хотели беспокоить Олесю, зная, что та начала жаловаться на то, что всё чаще стала уставать от простой прогулки, о том, что её ноги гудят к вечеру, словно после семикилометрового забега на время, и, конечно же, о том, что у неё невыносимо болит поясница.
Вот только не смотря на все свои недуги, беременная довольно-таки резво оказалась у здания ЗАГСа, проявляя чудеса скорости.
Буквально неделю назад Владимир уехал в Одессу на несколько дней, оставив Олесю одну. Он собирался проведать могилу своего старого боевого товарища именно в этот день – годовщину его смерти. Он каждый год там бывал, практически вынуждая себя туда ехать и, подолгу сидел на гранитной скамье, рядом с покоящимся под двухметровым слоем земли Арсением, который так винил себя в том, что испортил жизнь Владу.
Владимир всегда привозил с собой на кладбище огромный букет белых роз, к которым брат Ирмы был столь неравнодушен. Помниться когда-то давно, ещё в их молодости, когда его друг вдруг начал выращивать эти самые розы у себя под окном, радуя глаз прохожих, Влад посмеивался над Арсением, говоря полушутя-полусерьёзно, что розы любят лишь девчонки, а парню цветы вообще не к лицу.
Эти цветы сейчас символизировали для мужчины лишь боль утраты. Стоило ему только увидеть эти проклятые розы, как в его голове тут же услужливо всплывал образ кладбища, памятник, с которого на него смотрел молодой весело улыбающийся Арсений в своей парадной форме.
Рядом с могилой Арсения были ещё две другие – его родители, ушедшие практически сразу за сыном, разминувшись лишь в несколько месяцев.
Преподнося цветы и родителям Арсения, Влад всегда отчего-то стыдился поднять глаза и взглянуть на фотографию-изображение его матери, которая словно чувствовала тогда, что её сын больше не вернётся и рыдала, очевидно, интуитивно зная, что провожает его навстречу смерти. Сколько бы она ни плакала, ни бросалась на колени перед Арсением – тот был непреклонен, и своего решения менять не был намерен. Именно в тот день, в аэропорту, Владимир увидел, как украдкой утирал уголки глаз и отец его товарища – строгий военный, всегда держащий свои эмоции под железным контролем. Возможно, если бы и он, сам Владимир, тогда попросил его остаться, то Арсений был бы сейчас жив...
Теперь-то мужчина понимал, что действительно народная мудрость оказалась права и всё что ни делается – делается к лучшему. Как ни крути, а он остался жить. И всё это время считал себя недостойным хоть маленького кусочка счастья, живя этаким затворником в городе (о, в этом он почему-то и не сомневался), по улицам которого ходит Олеся. Наверное, именно так он и провёл бы всю свою жизнь, если бы не Зоя, ставшая для него своеобразным светом в конце тёмного туннеля.
О большем он сейчас и мечтать не мог. У него была жена, любовь к которой он всё же вопреки всем своим убеждениям берёг все эти годы, что они были в разлуке. У Влада через несколько месяцев должна была появиться маленькая дочушка – его продолжение, то, что останется после них, родителей, на этой планете и продолжит род людской.
Они уже выбрали ей имя. И это произошло без споров и криков. Пожалуй, они совместно пришли к такому решению – назвать девочку Зоей. Ведь именно благодаря ей они вновь воссоединились, не смотря на все сети-паутины интриг, которые плелись вокруг них годами. Не смотря ни на что, после долгих лет одиночества они всё же сохранили свои чувства, которые никогда никуда не исчезали, а лишь затаившись, где-то глубоко-глубоко ждали своего специально назначенного времени.
Леонова ещё пребывала в неведенье, на счёт имени девочки. Будущие родители решили сделать сюрприз и никому ничего не рассказывали, решив, что покажут чете Мартыненко свидетельство о рождении дочки, и те лишь тогда узнают имя малышки.
А ещё они планировали попросить Зою стать крёстной мамой для их дочери. А на почётную должность крёстного отца они сразу же без всяких раздумий утвердили кандидатуру Гоши. Но и всё это продолжало держаться в строжайшем секрете.
Кстати, Ирма вместе со своим новоиспечённым мужем, бросили всё и вернулись в Германию, наверняка, прожигать жизнь, тратя всё то наследство, что ей оставил её покойный старик-муж...
Она осмелилась прийти к Владимиру, дабы попрощаться. Но остановив машину у подъезда, не спешила выходить, решив напоследок устроить себе небольшой перекур. Немного опустив чёрные тонированные стёкла, она время от времени стряхивала подобным образом пепел. И не успела она отправить пожелтевший фильтр докуренной сигареты за пределы машины, как вдруг дверь подъезда распахнулась, и оттуда показались Олеся и Владимир.
Женщина тут же инстинктивно вжалась в сидение и, зажмурила глаза, словно всё происходящее было не больше чем полётом её фантазии. Однако, открыв глаза она лицезрела всё ту же картину: Влад, придерживая Олесю под локоть, что-то с улыбкой рассказывал ей. Неожиданно беременная женщина замерла посреди дороги, и, наклонившись, принялась застёгивать замочек на своих балетках.
Видя как ей трудно наклоняться, Владимир лишь покачал головой и тут же присел на корточки, поправляя замочек. Ирма, прекрасно увидевшая сквозь натянувшуюся ткань безразмерно платья весьма округлый живот, вдруг окаменела. В голове созрела нездоровая мысль стереть эти беззаботные улыбки с их лиц. Особенно с её лица. Некоторое время она смотрела на женщину, что-то говорящую Владимиру, решая в мыслях сделать ли ей задуманное.
Владимир очень удачно присел, тем самым открыв Олесю для Ирмы, которая вот-вот полная мстительной решимости готова была завести мотор и резко сорваться с места, сбив при этом беременную женщину, абсолютно не ожидающую никакого подвоха и всё ещё смело стоящую посреди неоживлённой дороги.
Ни секунды не сомневаясь, что сумеет нанести серьёзные травмы женщине, находящейся в положении, если же вообще не убьёт её, Ирма предвкушающе улыбнулась. Её спортивный автомобиль разгонялся до немыслимой скорости за считанные секунды. По подсчётам брюнетки она должна была нанести только незначительные повреждения и Владимиру, например, перелом ребер или конечностей... но ведь должно же хоть что-то остаться ему на долгую память от неё?
Она позволила себе вновь злорадно ухмыльнуться, правда, со стороны эта ухмылка была больше похожа на полуулыбку безумца, окончательно слетевшего с катушек. И всё-таки Владимир оказал ей услугу присев именно так, тем самым в случае наезда подставляя под удар женщину. Но, конечно, он не знал, что Ирма замышляет...
Хищные ярко-красные длинные ногти, постукивали по кожаному рулю, сверкая, отражая солнечные лучи. Сегодня в наряде Ирмы доминировали красные оттенки – она хотела выглядеть эффектно в эту их вероятнее всего последнюю встречу. Пальцы, унизанные неизменно большим количеством колец, уже обхватили ключ и, вот-вот её кисть должна была сделать резкий поворот, но...
Вдруг Олеся резко согнулась, упираясь ладонями в колени, пытаясь отдышаться.
Влад тут же вскочил на ноги и, видя с каким беспокойством, он смотрел на блондинку, у Ирмы вдруг что-то дрогнуло внутри, как только он вновь осторожно присел и положил обе свои ладони на живот Олеси.
Малыш толкается, наверное.
Сколько бы всего она отдала бы, только бы он хоть раз взглянул на неё вот так, как смотрит на Олесю? Она и жизнь свою отдала бы, только бы увидеть – впервые за все безнадёжные годы! – хоть чуточку тепла и любви, с которой он смотрел на эту беременную. Ей большего-то и не надо, только бы разочек почувствовать себя любимой не кем-то там, а именно – им, человеком, которого она любила с самого детства...
А ведь у неё однажды появилась надежда, на то, что он оттаял к ней и пустил в своё сердце. Несколько лет назад, когда она только-только перебралась сюда, наконец-то отыскав Владимира, столь неожиданно исчезнувшего из их родного города.
Он тогда был рад видеть её, хоть и насторожился такому её приходу без предварительного предупреждения. Ирма тогда не случайно прихватила с собой бутылку дорогого красного вина, которую после довольно-таки долгих минут уговоров он всё же согласился пригубить.
Видимо, ошалев тогда от того как он пошёл на большие уступки по отношению к алкоголю, она сама того не заметив перебрала собственную норму и всё её соблазнение, распланированное по пунктам полетело в тартарары.
И поэтому она как самая обыкновенная пьяная одинокая женщина потянулась к ближайшему мужчине, которым оказался столь горячо ею любимый друг брата. Она потянулась к нему, и пока Владимир что-то сосредочено разглядывал на дне своего бокала, обхватив его голову руками, притянула к себе поближе и прижалась своими губами к его губам.
Они оба замерли, не предпринимая никаких дальнейших действий.
Ирма ликовала, понимая, что наконец-то её возлюбленный увидел в ней не просто маленькую девочку, таскавшуюся всюду за своим старшим братцем, а вполне себе повзрослевшую молодую женщину. Она готова была смеяться от счастья, уже лишь оттого, что мужчина не оттолкнул её сразу.
Он сделал это позже. Чуть помедлив.
Отстранив Ирму от себя, он некоторое время изучал её лицо. Взгляд его был очень даже трезв, что было трудно сказать о его темноволосой спутнице.
Вдруг он улыбнулся, всё так же как и все эти годы, как-то по-родственному и погладил её по волосам, плавно переходя на щеку. Ирма тут же словно мартовская кошка начала тереться щекой о его ладонь, томно заглядывая своими чёрными глазами в его глаза. Вероятно, её преданности Владимир не оценил, или просто не заметил, потому что медленно убрав ладонь с её лица он, не переставая легонько улыбаться, сказал, что 'маленькая Ирма', кажется, перебрала и услужливо предоставил ей свою спальню для ночлега. Сам же Владимир ушёл спать в зал.
А она тогда полночи не спала, ворочалась с боку на бок, сбивая простынь под собственным разгорячённым алкоголем телом. Как же её бесило это его высказывание 'маленькая Ирма'! Он всегда так её называл, с самой первой их встречи. Лишь теперь Владимир всё реже употреблял эту ненавистную Ирмой кличку. Всё чаще он звал её просто по имени.
Ночью, не выдержав напор мыслей, витающих в её голове, Ирма соскочила с постели и направилась прямиком в зал, где должен был сейчас находиться её возлюбленный. Она была полна решимости и была отчего-то убеждена, что такую Ирму, заявившуюся к нему среди ночи он примет чуть ли не с распростертыми объятиями.
Дверь оказалась заперта изнутри. Должно быть, предвидел, что она попытается предпринять что-то подобное.
На следующее утро, впрочем, как и все последующие годы, вплоть до этого дня, он вёл себя как ни в чём не бывало, а немного уязвлённая Ирма тут же поблагодарив за гостеприимство ушла, немного истерично хлопнув дверью, но Владимир списал всё на сквозняк...
Ирма сама и не заметила, как по её щекам покатились серо-чёрные от туши слёзы. Одна её рука вальяжно лежала на руле, вторая же всё ещё держалась за ключ.
– Распустилась совсем, – шипела женщина, утирая щёки тыльной стороной ладони. – Ты сильная, – говорила она, смотря в свои же чёрные глаза в зеркале. – Ты справишься. А они не стоят твоих слёз. Пусть... пусть живут, – едва ли не выплюнула она, видя как счастливые до одури будущие родители уже перешли дорогу и чуть завернули за угол дома.
В последний момент Влад неожиданно обернулся.
Его взгляд остановился на машине, которую он, пожалуй, узнал бы и из миллиарда. Это была машина Ирмы. Он не видел, был ли кто-то за рулём – все окна машины были тонированы. Меньше всего он сейчас хотел иметь честь встретиться с Ирмой, которая никогда просто так не приезжала. Наверняка, задумала очередной какой-то план, обязательно заканчивающийся какой-нибудь выходкой этой импульсивной женщины. И вновь придерживая Олесю за локоть, он ускорил шаг, наконец-то заворачивая за угол дома. Если Ирма и приехала к ним, то сейчас, должно быть, стоит у запертой двери.
Но он даже вообразить себе не мог, что она сейчас сидит в машине и смотрит на него, видя лишь размытый силуэт из-за слёз, застилающих глаза и зажимает рот ладонью, чтобы непрошенные всхлипы не вырвались наружу. Ей было тяжело вот так вот взять и оставить его. Всё пошло не по её плану. У него не должно было появиться семьи и уж тем более ребёнка! И тогда бы рано или поздно, он, уставший от одиночества, в один из дней пришёл бы к ней, а она его бы приняла. Не смотря ни на что, поверьте, приняла бы. Даже если бы он продолжал любить свою Олесю, а на неё смотрел лишь с жалостью, она всё равно каждый божий день благодарила небеса за то, что он рядом с ней.
Он был счастлив. Если она, правда, его любит, то должна быть рада за него. Но Ирма не радовалась, она бы скорее с такой 'радости' камень себе на шею повязала и спрыгнула бы в воду. Он не должен быть счастлив без неё. Но он счастлив!...
Ей уже давно следовало понять, что все её попытки были уже заведомо обречены на провал. Как-то Арсений обмолвился ей, что Влад истинный однолюб и никогда не сможет полюбить кого-то другого. Это было как раз в тот вечер, когда Арсений должен был доставить письмо Олесе, которую Ирма про себя называла не иначе как 'белобрысой крысой'. До чего же была сильна её ненависть к сопернице!
Ирма всегда знала сильные и слабые стороны своего старшего братишки и поэтому, надавив на кое-какие только ей известные рычаги, всё же выпросила у него это письмо, пообещав, что сама всё донесёт. В тот вечер Арсений был очень уставшим, его глаза то и дело слипались, грозя перейти в крепкий беспробудный сон до самого утра. И кто знает – как бы всё сложилось, но парень тогда поверил в доброту сестры и передал ей письмо.
Этим же вечером, сразу же после вскрытия и прочтения, конверт с письмом она сожгла. А на утро уверила брата, что выполнила его поручение. Сомнений ни у кого не возникло...
Женщина всё продолжала сидеть в машине и сотрясаться от рыданий. Она уверяла вслух саму себя, что она сильная волевая женщина, что она может добиться всего, чего только пожелает, что она должна достигнуть конечной цели и добиться взаимности от возлюбленного.
Вот только сама себе она не верила. Владимир никогда не будет смотреть на неё так, как смотрел на свою беременную жену. Она никогда не испытает того чувства, что под её сердцем бьётся сердце маленького человечка, который являлся бы кровью и плотью её любимого.
Вдруг в сумке, откинутой на переднее пассажирское сидение, завибрировал телефон.
– Слушаю, – тут же ответила, даже не глянув на определитель. Куда больше внимания она отдала тому, чтобы сейчас говорить своим обычным серьёзно-деловым голосом и параллельно кончиками пальцев поправлять свой растёкшийся макияж.
– Здравствуй, Ирма. – Её пальцы, порхающие над верхним веком, замерли в воздухе. Звонившим оказался никто иной, как её собственный законно-фиктивный муж. Кстати, уже практически бывший – на днях они собирались подать на развод.
Пропустив приветствие мимо ушей, она лишь закрыла глаза, отчётливее слыша как с той стороны связи кто-то дышит через раз, словно готовиться сказать что-то. Что-то очень важное. Настолько важное, что сможет всё кардинально изменить.
Всё именно так и оказалось. Всё же Ирма успела изучить этого непредсказуемого человека. Немного правда, но хоть этим она могла себя потешить.
– Зачем звонишь мне? – устало спросила женщина, сжимая переносицу пальцами.
На том конце немного помолчали. Снова. Очевидно, он решил нагнать интриги, но у Ирмы было не то игривое настроение, что раньше.
– Говори или я отключаюсь.
– Давай попробуем? – тихо говорил мужской голос, и Ирма готова была поклясться, что тот сейчас курит и весьма по-пижонски выдыхает густой сизый дым колечками, как он любит это делать. – Не будем пока разводиться. Мне кажется... – на этом моменте он здорово так помялся, прежде чем закончить свою фразу: – Мне кажется, что ты мне далеко не безразлична. Это будем огромной глупостью потерять тебя. Сейчас потерять.
Закрыв глаза Ирма улыбалась. В этой улыбке не было ничего весёлого. А мысли её всё так же вились вокруг другого персонажа – Владимира. Почему эти слова она услышала от своего, так называемого мужа? Почему не Владимир?
Всё было просто – она ему не нужна и как бы не старалась привязать своё общество ему, да и, чего уж теперь таить, влюбить в себя – это было бессмысленной тратой времени. В этой погоне за своей мечтой, всё время ускользающей от неё как песок сквозь пальцы, она не заметила, как превратилась из наивной девочки-школьницы в интриганку среднего возраста. Ей было тридцать четыре, и вся её молодость прошла мимо неё, словно один день. Она осталась одна на всём этом белом свете. Лишь этот проникшийся к ней чувствами недомуж пытается оставить её подле себя.
А сможет ли она жить счастливо с нелюбимым ей человеком? Как практика показала – да, может. Не зря же столько терпела того мерзкого немца-богача, который от своей старости сморщился как сморчок. Правда тот никогда не замечал презрительного взгляда, каким на него глядела его молоденькая возлюбленная и потому, счастливый до невозможности под конец своей долгой жизни оставил завещание, согласно которому признавал лишь одну наследницу – свою жену, Ирму.
Может и у неё будет ребёнок? В конце концов, она устала постоянно бороться за кого-то. Она была простой женщиной, желающей ласки и понимания. Может хоть сейчас стоит перестать сопротивляться и получить то, что она так давно хочет?
Семья. У неё будет семья.
– Закажи на завтра для нас билеты в Берлин. Мне надоела эта страна со всеми её проблемами, – вновь начиная копаться в карманах сумки в поисках пачки сигарет, серьёзно говорила она, понимая, что переезд ей сейчас необходим и, вероятнее всего, она решит остаться в огромной квартире в центре Берлина, доставшейся ей от покойного супруга, навсегда.
Одиннадцатого июня. В этот день должен был состояться её выпускной. Зоя всегда думала, что будет волноваться и едва ли не всю ночь проведёт без сна в ожидании этого запоминающегося дня. Будет мечтать о том, как будет танцевать прощальный вальс с Ильёй. Именно в этот день и должно было произойти её признание, которое опередило все события, нарушив все планы.
Но нет – всё было иначе. Спала она крепко, даже на утро еле-еле разлепила глаза под тяжёлую мелодию будильника. Наступил обычный день, такой же, как был и вчера. Между ними было лишь одно отличие – сегодня Зоя получит аттестат о среднем образовании.
У неё уже серьёзно зрела мысль о том, чтобы не пойти на выпускной. Пропустить, несмотря ни на что. Она не представляла какова будет её реакция, когда она увидит Полежаева. Ещё больше она боялась увидеть осуждение в глаза Насти – мол, подруга называется, а взяла и позарилась на её парня.
В этот день, с самого утра Олеся, которую привёз к ним вернувшийся из Одессы Владимир, принялась прихорашивать Зою, делала ей, всё ещё ужасно сонной, какую-то мудрёную причёску. Простую и очень сложную одновременно. Её волосы, порядком отросшие за зиму и весну, спускались водопадом ей на правое плечо, переплетаясь в какую-то косу, состоящую не как обычно из трёх, а из четырёх прядей.
Лака для волос щедрая Олеся ни чуть не пожалела и теперь вся комната девушку была наполнена этим едким в особо больших концентрациях запахом. Пришлось даже открыть окно, чтобы не задохнуться. На этом настояла Зоя, больше аргументируя это тем, что женщине не стоит вдыхать всякие химикаты, тем самым губя не только своё здоровье, но и ещё не родившейся малышки тоже.
С макияжем тоже постаралась несменная Олеся. Она орудовала различными кистями, признаться честно, некоторые из которых Зоя-то и видела первый раз в своей жизни. При нанесении румян на скулы, девушка то и дело морщилась от щекотки, но стойко ждала окончания работы Олеси. Женщина сделала ей какой-то весьма популярный сейчас дымчатый макияж, содержащий в себе оттенки бежевого и чёрного цвета.
Когда всё было закончено с лицом и волосами Зои, ей наконец-то позволили хорошенько рассмотреть себя в зеркале. Но та, в свою очередь, лишь равнодушно скользнула взглядом по своему отражению и тут же поднялась, направляясь к шкафу в котором и висело её платье.
Платье было длинное, в пол. Выбрано с помощью всё той же Олеси, знающей тол в том, как скрыть все недостатки и раскрыть все достоинства. Столь длинное шифоновое платье весьма удачно скрывало полноватые ноги Зои и делало её визуально выше. Хоть это было и немного бессмысленно, потому как на что, а на рост Леоновой жаловаться не приходилось, который был явно выше среднего. А вот кружевные рукава доходящие до локтя, весьма пригодились скрывая такие же полноватые руки.
Единственное достоинство, которое имела Зоя – была талия, которая вопреки всему была тонкой. Олеся всегда говорила, что это и делает Зою другой, отличающейся от остальных девушек 'в теле'. Как она считала, у большинства фигура была как простое 'яблоко', а вот у Зои немного другая – пикантная 'гитара'. Леонова лишь смеялась, приговаривая, что именно это и делает её смешной в глазах других, и ни сколечно не 'пикантной'.
Платье, кстати, было подобрано в цвет макияжа – бежевое. Или 'персиковое', как его назвала Олеся, или же просто 'телесное', как выразилась Жанна Егоровна, едва увидев его.
Туфли были белыми. Каблук придавал Зое роста, делая её на двенадцать сантиметров выше. Благо хоть каблук был не тонким, а очень даже толстым, что весьма облегчало ей передвижение. Единственным за что переживала девушка было то, что вероятнее всего к вечеру она уже сотрёт свои ноги до крови.
Стоя перед зеркалом, Зоя была равнодушно довольна, слыша восторженные комментарии со стороны мамы и Олеси. Правда, в основном это были хвалебные речи в адрес беременной женщины, которой удалось лишь за один вчерашний день подобрать Зое всё необходимое для выпускного, и в честь того, что та сделала из неё при помощи косметики утончённую красавицу.
Леонова молча разделяла эту точку зрения Жанны Егоровны. Выглядело всё весьма элегантно. Её всё устраивало.
Мужского мнения о своём внешнем виде она так и не узнала. Николай Николаевич был в отъезде и клятвенно обещал вернуться в город как можно скорее, и, вероятнее всего, он приедет сразу в местный дом культуры, где и будет проходить торжественная церемония вручения аттестатов о среднем образовании выпускникам.
Она знала, что он должен был вернуться лишь через несколько дней, но вопреки всему, едва ли не бросая всё, он мчался обратно, лишь бы вернуться во время и успеть на торжественное мероприятие. Это даже Зою тронуло.
А её сводный брат – Гоша, всё это время жил у бабушки, очень редко появляясь в их доме. Это было разительной переменой, особенно сказавшейся на настроении Мартыненко, тот, казалось бы, уже порядком привык к тому, что его сын всё чаще стал оставаться у них на ночь и даже позволил себе размечтаться на столько, что было уж поверил, что Гоша решит вновь переехать в их отчий дом. Но этого не произошло. Он наоборот, словно сбежал от них по неведомым никому причинам...
Несколько дней назад, она пешком возвращалась из кинотеатра 'Мечта', в который теперь изредка ходила в гордом одиночестве. В этот день она была без своего мотоцикла, и поэтому уже успела позвонить Вадиму, который должен был вот-вот подъехать к самому кинотеатру, на ступеньках которого тогда сидела Зоя.
Она слушала музыку на довольно высокой громкости через наушники, когда заметила компанию, идущую по тротуару мимо кинотеатра и мимо её, соответственно. И, быть может, она и не задержала бы на них своего взгляда, если бы не заметила знакомые ей лица.
Как на зло, в наушниках заиграла какая-то медленная мелодичная композиция на английском языке, она знала, что в переводе песня была про несчастную любовь. Зоя, даже не помнила, как именно та оказалась у неё в телефоне, и потому давно собиралась удалить эту песню, уже лишь потому, что была фанаткой совершенно другого жанра музыки, но всё о ней забывала и откладывала на потом. А тут вдруг она заиграла, что Леонова мысленно назвала весьма символичным.
Компания состояла всего лишь из четырёх человек. Два парня и две девушки. Ничего необычного. Вот только Зоя знала этих парней, учитывая, что один из них теперь ей официально едва ли не родственником приходиться. Мимо Леоновой шли Родион и Гоша, а рядом с ними две девушки.
Вероятно, компания вела себя шумно, потому как некоторые прохожие оборачивались им в след, но не делали каких-либо замечаний.
Как-то неожиданно они поделились на парочки, и немного отстали друг от друга. Первая парочка – чуть впереди, вторая – суть сзади.
Родион, сверкая в наступающей темноте, своей белозубой улыбкой что-то рассказывал, прижимая к себе за плечи миниатюрную блондинку, которая, поражённая его красотой и, наверняка, очарованная неземными зелёными глазами смотрела на него, идя неуверенно и изредка спотыкаясь.
Следившая за ними Зоя отметила, что парень ничуть не изменился с их последней встречи, оставаясь всё таким же опасно красивым и ужасно испорченным. Но, она могла бы сказать, что он явно сделался шире в плечах, возмужал что ли...
Вдруг они, бывшие как раз-таки первой парочкой, остановились, прямо под фонарём, тем самым открывая себя и свои лица взору Зои, всё ещё затаившейся на ступенях кинотеатра.
Что-то сказав Родион, сделавшийся вмиг серьёзным поднял свою руку прямо к лицу замершей в предвкушении девушки, и провёл большим пальцем по её губам, словно стирая губную помаду.
Зоя не ручалась, учитывая, что зрение её было далеко от идеала, но она бы заметила помаду или хотя бы блеск для губ в свете фонаря, который находился как минимум в десяти шагах от подножия лестницы.
Её могли заметить в любой момент, но, с другой стороны, у кинотеатра сейчас было многолюдно – только что закончился фильм и все впечатлённые новой голливудской комедией выходили из здания. Некоторые звонили своим друзьям и выказывали своё мнение о фильме им, отчасти из-за этого Зоя и начала слушать музыку на высокой громкости, сквозь которую всё же немного доносился шум вечернего города.
Проделав этот немного киношный жест, парень медленно начал склоняться к губам девушки, чтобы уже через секунду прижимать её податливое тело к себе и с упоением целовать её губы... У Леоновой не оставалось ни малейших сомнений – каким именно станет исход этой их прогулки.
Тем временем, она обратила внимание и на вторую парочку, которая, уже потихоньку шагая, навёрстывала расстояние разделяющее их от первой. Темноволосая девушка, идущая рядом с парнем, что-то говорила, при этом время от времени улыбаясь. Гоша если и обращал на неё внимание то немного, слушая щебетания брюнетки в пол уха. Всё больше он смотрел себе под ноги или же переводил взгляд на встречных прохожих. Девушка, замечая это, дергала его за руку, которая находилась во власти её ладони и пальцев, переплетённых с его пальцами.
Он не изменял своему стилю. Был во всём чёрном и с неизменной банданой, повязанной поверх тёмных волос. Бандана была кроваво-красного цвета, наверняка, с каким-нибудь рокерским принтом в виде черепов или вообще скелетов. Красный цвет хоть как-то разбавлял его немного готический внешний вид.
В противовес ему темноволосая девушка выглядело очень нежно – на ней было какое-то платье, отдающее голубизной и в тон платью кеды на ногах.
Они выглядели как хулиган и отличница, вдруг решившие прогуляться вместе.
Девушка вдруг осторожно отпустила его руку и, сделав несколько шагов вперёд, обгоняя его, остановилась, стоя лицом к Гоше, вынужденному тоже остановиться. Он что-то сказал – Зоя видела движения его губ – а девушка что-то ответила, при этом улыбка её стала ещё шире.
Быстро сделав шаг вперёд, она решительно прижалась губами к его губам. Наверняка, заметив, чем занимается первая парочка, и, приняв это как сигнал к безотлагательному действию, бойкая девчужка решила не тратить зря времени и взять всё в свои руки, видя, что парень уже начал терять к ней интерес.