Текст книги "Осторожный подход к любви (СИ)"

Автор книги: Veronika Verona

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

   Зоя молча повесила кулон-кольцо на спинку дивана, на котором совсем недавно сидела.

   – Это и было твоё дело? – наконец подняв веки, спросил Влад.

   – Нет. Это было лишь предисловие, а на самом деле... – она вдруг осеклась, понимая, какая же она дурочка, что решила всё ему выложить да по полочкам разложить. Обман! Нужно действовать обманом. – Давайте прогуляемся при свете дня?

   Влад приподнял брови, но, тем не менее, спустя минуту бодро встал, развел руки в стороны:

   – Не возражаю.

   Прекрасно! Он уже попался на мой крючок. А если и подыгрывает, то тоже неплохо. Теперь осталось дело за малым.

   – Интересный кактус, – вдруг заметила Зоя.

   – Что? – не сразу понял ход её мыслей мужчина. Девушка указала ему на растение, стоящее у него на подоконнике. – А... – отмахнулся. – Совсем недавно приобрел. Увидел и понял, что он должен быть моим.

   На широком подоконнике в сиреневом горшке стоял не простой кактус, а цветной. Его колючки были желтого цвета. Словно какой-то художник решил подшутить над бедным растением и раскрасил его. Чудны дети твои, матушка Природа...

   План Зои работал. Всё шло именно так, как и должно было быть. Она оглядывалась по сторонам и с предвкушающей улыбкой представляла, как всё ею запланированное воплотится в жизнь.

   Вот они, идя рядом с её домом, повернули в сторону подъезда Олеси. Рядом с разросшимися кустами шиповника она остановилась, что сделал и Влад, правда не понимая причины заминки.

   – Давайте присядем на скамейку, – предложила она и присела, не дожидаясь ответа.

   – Интересный выбор, – усмехнулся Влад. – Я надеялся на поход в парк.

   – В другой раз, – беспечно отозвалась девушка, с огромным усердием кося глаза в сторону столь интересующего её сейчас подъезда. – У вас есть домашнее животное? – спросила из вежливости, чтобы хоть как-то отвлечь его внимание.

   – Целый зверинец, – серьёзно сказал он и весело засмеялся, когда Зоя округлёнными глазами посмотрела на него. – Шучу. Животных нет. Есть только кактус.

   – Да я помню, – улыбка мимолетно коснулась её губ. – Неужели никогда не хотелось завести себе какого-нибудь щеночка или котенка?

   Он лишь пожал плечами.

   – Раньше нет. Я же в разъездах постоянных был. Каждая командировка неожиданно даётся. Куда же мне тогда девать питомца? Соседке на иждивение? Да она бы его отравила, чтобы её больше в няньки не оставляли.

   – Неужели в те моменты, когда вам было одиноко, вам никогда не хотелось погладить кошку, послушать её мурчание?

   – От одиночества кошки не спасают.

   Его слова не были лишены смысла и Зоя даже разделила точку его зрения. Конечно, только в том случае, если смотреть с такого ракурса. Но! Её ушки ловили кое-что интересное...

   – Значит, раньше не было такого желания, да? – он кивнул. – А сейчас появилось?

   Мужчина немного поколебался с ответом.

   – Скажем так – я начал об этом задумываться в последнее время, – весело отозвался он, как вдруг нежданно-негаданно спросил: – Куда это ты всё время смотришь? – он обернулся и...

   Зоя думала, что такое бывает только в фильмах. В момент, когда Владимир обернулся, словно по какому-то злому року, хотя красивее будет выразиться – по волшебству из подъезда выпорхнула счастливо улыбающаяся Олеся, держащая под руку какого-то лысого толстенького мужичка.

   Парочка прошла к дорогому чёрному внедорожнику. Мужичек чуть ли не подпрыгивая от нетерпенья, открыл ей дверцу, таким образом, видимо проявляя галантность. И каким-то образом увернувшись, он умудрился смачно поцеловать запястье Олеси. Она засмеялась, что-то при этом говоря ему, а тот в свою очередь покрыл её руку от запястья до самого локтя легкими поцелуями, а затем быстро обошел машину и сел за руль.

   Вторая парочка притаившаяся в кустах шиповника молчала, продолжая исправно выполнять роль партизан.

   Девушка боялась что либо сказать. Всё пошло не по задуманному плану. Влад должен был увидеть не это.

   Она рассчитывала, что он увидит Олесю в столь прекрасном образе, и сердце его вновь вспомнит те чувства, которые он испытывал к ней долгие десять лет назад.

   Зоя видела, как вся его фигура напряжена, а глаза смотрят на Олесю и ни на кого больше. Не то чтобы там выражались какие-то чувства. Вновь непроницаемость какая-то.

   Наверное так люди замирают, когда давно не видели старого знакомого. Просто стоят ( в нашем случае – сидит) и рассматривают каждый дюйм тела, таким образом отмечая и подмечая изменения кардинальные и не очень.

   Неожиданно он резко отвернулся. Ладони упирались в колени, а голова была опущена вниз. Лица видно не было, да и если честно, то и Зоя особо на него не смотрела. Ей просто-напросто было ужасно стыдно за себя и свой поступок.

   – Очень жестоко с твоей стороны, – упрекнул девушку Влад, вскинув голову, и окинул её колючим взглядом.

   Она ожидала самых последних и грязных ругательств в свой адрес, но... это был простой упрёк!

   – Что?– переспросила она, при этом слыша как тот самый внедорожник газанул и проехался как раз возле них, а затем скрылся за поворотом.

   – Поступить так со мной, – он выделял паузами каждое слово. – Не ожидал.

   – Простите, – прошептала она.

   Приподняв ковбойскую шляпу с широкими полями над макушкой, а в следующее мгновение вновь вернув её на голову, издевательский голос демона воскликнул: 'Адью, мусье!'

   Олесе сидевшей в салоне автомобиля, вдруг сделалось дурно, сразу после того как их машина выехала со двора. Её спутник не мог этого не заметить, поэтому сразу же забеспокоился:

   – Солнышко, что с тобой? Ты побледнела, – властный и холодный голос, абсолютно не вяжущийся с образом вот такого полноватого и не будем кривить душой мерзкого таракана. Такие голоса должны быть у политических деятелей, которые агитируют людей на какие-то деяния, а те в свою очередь слушают их с открытым ртом и не смеют не то что не подчиниться, а даже слово лишнее сказать.

   Женщина лишь отмахнулась, и тут укорила себя за столь фривольный жест в присутствии этого жукообразного. С ним нужно действовать как можно аккуратней и вежливей, а то от последствий не отделаешься.

   Она мило улыбнулась с лживым восхищением посмотрев на своего спутника.

   – Показалось, наверное.

   Он поджал губы. Первый признак того, что ситуация накаляется и нужно действовать, чтобы окончательно его не разозлить. Она знала о том как быстро он может разозлиться и прийти в бешеное состояние, а уже через пару секунд быть спокойным и рассудительным.

   Такие люди ведь нередко встречаются. Люди, которые способны загораться как спичка, а потом резко потухать, забывая о причине своего гнева.

   Опасные люди с таким характером – это как бомба замедленного действия и если она взорвётся, то эффект будет сравним со взрывом водородной бомбы.

   Её рука дотронулась до мягкого плеча, облачённого в серый свитер. Она старалась выглядеть кроткой и нежной, но выходило наверное не очень, хотя... таракан вроде поверил и успокоился.

   – Прохожий похож на одного знакомого, которого я давно считала умершим, – легко соврала она.

   – Мёртвые иногда воскресают, – бросил он, выкручивая руль в левую сторону, да так лихо, что если бы не ремень безопасности, то Олеся упала бы на водителя.

   Придя домой, Зоя сразу же ушла в свою комнату, и с разбегу упав на кровать и зарывшись лицом в подушку, она как маленькая девочка заревела в голос. Благо хоть подушка приглушала эти рыдания.

   Ей было ужасно стыдно. Влад такой хороший, а она с ним так подло поступила...

   Но ведь она не хотела! Вернее хотела, но... Откуда же она могла знать, что этот кавалер за ней заедет? Боже... Как она могла решить, что Олеся вся из себя такая красивая поедет на общественном транспорте?

   Какая же она дура! Правильно говорят – не умеешь, так и не берись! Почему? Почему, она не одумалась?

   Стоило ей прикрыть глаза как в памяти всплывал момент как, не прощаясь Владимир, встал со скамейки и ни разу не обернувшись ушёл.

   А потом заморосил дождь. Кратковременный правда. Но как же это было символично.

   Вот тебе и наступило бабье лето.

   Кто-то как-то пошутил по этому поводу, мол, бабье лето по-мужски скупое на тепло, зато рыдает по-бабски.

   Чувство стыда охватило её тогда с двойной силой, а потом ещё и предательство примешалось в эту ядрёную смесь для самобичевания.

   – Что с тобой? – спросил мамин голос, а её тёплая рука погладила Зою по спине.

   Приподняв своё зарёванное лицо от подушки, она давясь рыданиями кое-как связно ответила:

   – Я его обидела, – каждое слова некрасиво сипя выходило из её горла, а сама она тряслась, словно билась в истерике. Хотя, пожалуй всё именно к этому и шло.

   Жанна Егоровна сразу вспомнила ночные события, и легонько улыбнулась, расценив ситуацию по-своему. Она посчитала, что её дочь просто поссорилась со своим мальчиком, с которым вчера гуляла до самой полуночи. Она даже не могла перестать улыбаться, потому что сразу же вспомнила и свою молодость, когда вот точно также убивалась по любому поводу.

   – Кого же ты обидела? – уклончиво спросила мама, желая вызвать таким ненавязчивым вопросом свою дочь на откровенность. Но откровенным разговорам, если и предстояло состояться, то точно не в этот вечер.

   – Его, – ответила Зоя, словно мама и так должна была всё понять. – Он меня не простит, – качала головой, заливая подушку чёрными от туши слезами. – Никогда не простит!

   – Боже мой! – воскликнула добродушно Жанна Егоровна. – Да что же такое непоправимое ты наделала? Скажешь ты мне или нет?

   Зоя качала головой.

   – Значит – нет, – правильно расценила её жест мама. – Ну что ж ладно, – тихо проговорила, вновь начиная поглаживать спину девушки. – Обидела... Раз обидела, значит нужно попросить прошения. Что качаешь головой? – она потрепала Зою по макушке. – Если извинишься от чистого сердца, тогда простит. А если просто так, для галочки, то конечно нет.

   – Всё не так просто, – аргументировала Зоя, начиная утирать слёзы.

   – Всё сложное состоит из простых вещей, – уверенно заявила Жанна Егоровна и тихонько удалилась, отставив успокоившуюся дочь наедине с собой и собственными мыслями.

   Пробуждение Зои было вынужденным. Она сама не заметила, как заснула. Последнее, что девушка помнила – были угрызения совести и мокрые от солёных слёз щеки, которые, кстати, в данный момент ужасно зудели и доставляли неприятный дискомфорт.

   Не то чтобы наступило утро, и пора было уж вставать и чесать по направлению к старой нелюбимой школе. Напротив, за окном было темно, а темнота судила о том, что сейчас поздний вечер или же вообще ночь.

   И проснулась она не от мелодии будильника – громкого рыка в микрофон какой-то новоиспечённой рок-звездули. Проснулась девушка от звона бьющегося стекла, а может и не его вовсе. Ясным было одно – кто-то что-то разбил. Предположительно на кухне, но рассматриваться могут различные варианты.

   После звона последовала пауза, а затем раздались крики. Кричали родители. Причем друг на друга. Очередной, столь надоевший до самой печенки скандал.

   Почему родители такие? Устраивают целые представления с театральными жестами для усиления эффекта. Как по мне так это просто театр одного актера... Зачем скандалить? Зачем кричать? Ведь можно все нужные и даже не нужные вопросы выяснить, не повышая голоса и не разбивая телевизоров с тарелками – тихо да мирно. При таком варианте никто бы и лишние невосстанавливающиеся нервные клетки не убивал. Но... самое ужасное всех внутрисемейных скандалов состоит в том, что все эти крики, сопровождающиеся бранными выражениями, слышат дети. А как по мне так скандалы в присутствии детей – самое низкое и поганое, что может произойти. Не зависимо от возраста дети всё равно продолжают оставаться детьми. Тело, внешность, характер, привычки – всё меняется, но ранимая душа остаётся. Случайно обронённое слово или фраза, например как 'если бы не она – я бы не загубила свою молодость, стирая грязные пелёнки' в процессе скандала остаётся выжженным клеймом-воспоминанием в сердце ребёнка. Потом это клеймо постепенно начинает заживать, но ведь шрам-то остаётся. Из этого растёт недоверие к противоположному полу как к будущим супругам, а из этого объясняется такое внушительное количество 'старых дев' и 'закоренелых холостяков' – всё это идёт из семьи...

   Осторожно выглянув в коридор, я пошла на крики. Как и предполагалось эпицентр сегодняшних разборок уже по привычному находился на кухне.

   Мама стояла у плиты и украдкой утирала слёзы, а отец сидел на табурете, привалившись спиной к стене и что называется 'учил её жизни'.

   – Не позволю! – заплетающимся языком он что-то вдалбливал матери, при этом махая указательным пальцем из стороны в сторону. Стоявшая у плиты мама, как-то подозрительно хмыгнула носом несколько раз, при этом пытаясь как можно усердней оттирать содой испачканную чем-то желтоватого цвета поверхность плиты.

   Притаившись, я боялась, лишний раз шевельнуться, решая, что же мне делать – вмешаться или же просто уйти обратно, как ни в чем не бывало. Но ведь в то же время, видя свою маму такой, моё сердце просто делало невероятные кульбиты, обливаясь собственной кровью.

   Не характерная для меня злоба и агрессия начали холодными щупальцами-присосками выкарабкиваться из самых глубоких впадин моей души. Не было страха, не было паники, не было слёз. Была огромная злоба, переходящая в ярость. Моё тело меня перестало слушаться – ладони покрылись противным холодным потом, а сердце пустилось в пляс, забыв свой обычный размеренный ритм.

   Как же мне хотелось сейчас с размаху ударить ногой по двери, с такой силой, чтобы она, открывшись, ударилась бы о стену, с которой тут же посыпалась штукатурка. Стремительно подойти, нет – подлететь, к отцу и изо всей силы ударить его по опухшему из-за затянувшегося запоя лицу. Не кулаком, а просто залепить хорошенькую пощёчину.

   Как он мог заставлять женщину плакать? Как он мог вот так скатиться и пить как самый последний сапожник? Как он может таким своим существованием намеренно отравлять нашу жизнь? По какому праву? За какие грехи мы вынуждены расплачиваться? Как он может называть себя мужчиной?

   Сколько я видела семей, в которых отцы просто обожали своих детей. Они ходили с ними в парки, кино, аттракционы, по магазинам... Самое удивительное, но в моём школьном классе на родительские собрания ходили в большинстве не мамы, а папы. А этот... не удивлюсь, если он не знает даже в школе, под каким номером я учусь.

   Мне довелось видеть семьи, в которых отчимы любили чужих детей как своих собственных. Господи, да какие семьи я только не видела! Видела-то много, а вот свою замечать не хочу, вернее одного её представителя.

   В этот момент раздался звук бьющегося стекла – на пол полетела кружка. Моя любимая, между прочим.

   – Вырастила мне позор на седую голову! – ещё громче прежнего заорал этот седовласый старец, ударив раскрытой ладонью по столешнице.

   Неожиданно мама развернулась, видимо хотела высказать ему много е в лицо, как вдруг заметила меня...

   – Зоя? – её лицо вытянулось от удивления. Она не ожидала, что я тут присутствую и являюсь негласным свидетелем ругани. – Давно ты тут? – ответить я не успела, меня опередили.

   Раздался мерзкий смех, от которого меня сразу передёрнуло:

   – Заходи, красота, – псевдолавковым голоском поманил меня в комнату. – Обсудим кое-какие важные вопросы.

   Понимая, что обратного пути нет и не будет, я сделала шаг вперёд, затем ещё один и ещё в итоге оказавшись рядом с мамой. Её глаза были полны слёз, но до последнего удерживались, чтобы не скатиться по щекам.

   Чуть приподняв уголки губ, я пыталась хоть как-то утешить её. Мои старания были тщетны.

   – Ну! – вскрикнул отец, поддавшись вперёд. – Что молчишь? – язвительный тон. – Язык проглотила?

   Вот начала всех моих истерик.

   Сейчас он начнёт меня обвинять во всем о чём только подумать можно – тунеядстве, лени, тупости, распущенности, избалованности... А я не смогу промолчать, потому, как моя непомерная гордость этого просто не выдержит.

   – Что ты хочешь от меня услышать? – сдерживая скопившуюся злобу, спросила я. Видя, как его лицо просто за долю секунды из бледного становится багряно-бордовым, я просто закрыла глаза и начала тереть виски пальцами ладони. Не знаю зачем я так сделала... Это просто что-то вроде привычки, которая сопровождает меня уже далеко не первый год.

   Раздался хлопок по столу, а затем отец встал. Это отчётливо было слышно по отодвигающемуся с характерным звуком стулу.

   – А ты не хочешь мне ничего рассказать? – елейно пропел, подступая всё ближе и ближе.

   Всхлипывающая мать неожиданно встала на мою защиту, став между мной и отцом. Она стала своеобразным барьером, препятствующим нашему столкновению.

   – Валера, успокойся. Не тронь мне ребёнка! – вытянув руки перед собой и упираясь ими в массивную грудь отца, она пыталась удержать его. Находясь в нетрезвом состоянии, он не оценил столь благородного порыва и продолжил идти на меня, а мама попыталась его оттолкнуть. Результат – как с гуся вода. Отец лишь качнулся, но на ногах удержался, более того даже и на шаг не отступил.

   А потом... потом он толкнул маму в сторону, а она в отличие от него упала, ударилась головой об пол. Страшный звук, наверное, он навсегда останется в моей памяти. Это был глухой звук удара мягкого тела об пол и чуть более звонкий удар головы о ту же поверхность. Она лежала не подвижно несколько секунд, и за эти несколько секунд я, наверное, могла бы поседеть. Моя голова стала бы серебристой, однако она зашевелилась – протянула руки к голове.

   Отец ни на что не реагировал, продолжая своими остекленевшими глазами глядеть на меня. Сказать, что было страшно – ничего не сказать. В тот момент я ощущала всю свою беспомощность. Никто не придёт на помощь, ни соседи, ни друзья.

   – Мне долго ждать ответа? А? – он вдруг сделал быстрый выпад рукой и схватил меня за волосы. Это было неожиданно и больно, а ещё ужасно унизительно. Мои ногти впились в его запястье, зубы укусили вторую руку, которая тянулась к моему горлу, а нога со всей силы давила его ступню – он взвыл и отпустил меня. Правда не долго я радовалась своей свободе...

   Его ладонь быстро пролетела в нескольких сантиметрах от моего лица – благо я успела отскочить. Меня никогда не били, только ругали за всякие провинности. А сейчас могли дать пощёчину, за что только я не знала. Я не могла поверить, что этот человек мой отец, понимаете – ОТЕЦ!

   Почему у всех любимые папы, папочки, а у меня ненавистный алкаш отец?

   – Дрянь! – шипел он, тряся кулаком. – Я тебе покажу как нужно относиться к отцу!

   – Ты мне не отец, – весьма тихо, но весомо сказала я.

   Выражение его лица надо было видеть. Его челюсть слегка приоткрылась и свесилась, а я вошла в такой азарт, что теперь мне хотелось сделать ему также больно, как он сделал мне. Хотелось уничтожить его, раздавить. Пульсирующий ком злобы наконец-таки взорвался, и мне нужно было выплеснуть всё на кого-то другого, а другим оказался сам обидчик. Так почему бы не оторваться?

   – Что ты сказала? – переспросил, при этом насмешливо вывернув своё ухо ближе ко мне.

   – Ты мне никто! – крикнула я, так громко, как, наверное, не кричала никогда в жизни.

   Я творила невообразимое, но в тоже время так отчётливо понимала это, что не могла ин чего другого поделать. Тогда мне казалось, что я поступаю правильно в том, что страдаем не только мы с мамой, но и он... Хотя как он пострадал? Он мало что соображал тогда.

   А я продолжала кричать что-то, даже не помню точно что. Это были обидные слова, страшные слова, грубые слова. На моём лице была улыбка, как потом как-то спустя долгое время призналась мама. Улыбка была такой жестокой, словно на моих глазах сбили котенка, а я улыбалась этой... сумасшедшей улыбкой.

   Вдруг произошло то, чего не ожидал никто – по щекам отца проложили свои ручейки скупые мужские слёзы. Нет, он не рыдал, просто по лицу начали катиться небольшие капельки. Даже его лицо не поменяло удивлённой гримасы.

   Они вошли в здание школы как раз за секунду до того как прозвенел звонок на урок. Первый учебный день начался с опоздания – с кем ещё подобное могло приключиться?

   – Представляешь, возвращаюсь я вчера домой, – она на секунду прикрыла глаза, задумываясь, – часов этак в восемь и бац, – неожиданный хлопок в ладоши и я вздрогнула, – увидела одну парочку.

   Наверное, мне сейчас предстояло услышать какую-нибудь забавную историю, потому как просто так о событиях своего вчерашнего дня Настя мне рассказывать вряд ли бы стало, если бы это не было чем-то стоящим. Я же чувствовала себя ужасно, вот только это всё было изнутри, а снаружи я пыталась сиять улыбкой.

   – Какую? – зевая на ходу, безо всякого интереса, спросила я.

   В школе стояла странная абсолютно не характерная для этого места тишина, хотя звонок и прозвенел совсем недавно, обычно все снуют туда-сюда, а тут прям образец порядочности – ни души. Естественно, кроме нас.

   – Соседку свою застала целующейся с соседом, – захихикала она, слегка запрокинув назад голову.

   – И? Что такого? – никак не понимала причину её веселья я.

   – Ничего такого, учитывая, что им под полтинник и целовались они вчера под подъездом как подростки, – она даже перекривилась, – бе-е-е, как так можно? Взрослые люди, а всё туда же. Вот уж не ожидала от Риммки и Степаныча такого.

   Услышав кто и с кем целовался, я даже с шагу сбилась, умудрившись споткнуться о собственную ногу.

   – От кого? – поперхнулась я.

   – Да ты их не знаешь, – наивно предположила Настя. – Я главное идя вчера домой, вижу, возле подъезда Риммка стоит, а тут к ней бодренько так подбегает Степаныч, хватает и как засо... – запнулась, – поцелует, я хотела сказать.

   – А она? По мордасам? – хотя такая женщина скорее подзатыльников ему надает, прямо как в прошлый раз.

   – Нет. Ну, по началу поколотила его по спине, а потом обняла. Так что может на моих глазах образовалась новая счастливая ячейка общества.

   Какие хорошие новости от уже слегка забытой парочке из Настиного подъезда. Может, они тогда-то и снюхались, когда она его позвала свои кулинарные способности проверять да оценивать. Уж теперь-то Степаныч вряд ли что-нибудь станет на стенах писать, а может... и напишет, только уже о своём реальном опыте...

   Настя шла уверенно, словно звонок для ученика, а не для учителя. Она плавно завернула за угол и стремительно шла по направлению к лестнице.

   Её подруга странно хмурая и тихая сегодня двигалась чуть позади. Девушка списала это на то, что второе сентября счастливыми людей не делает и этому факту есть подтверждение.

   – Что с тобой? – резко дав по тормозам, остановилась на полпути к кабинету Настасья. Она обернулась ко мне лицом и скрестила руки под грудью. Для пущего эффекта ещё и очень умело накрашенные глаза сурово прищурила. – Переживаешь, что придётся сидеть с Ильёй? Да, я помню, как он тебя бесил, – она даже сочувствующе похлопала меня по предплечью.

   – Нет, я не волнуюсь, – только смогла и выдавить из себя. Сразу вспомнился вчерашний день и тот момент, когда мы сидели непозволительно близко друг к другу и наши тела слегка соприкоснулись... Тут же почувствовала удушливый жар, волнами заливающий мои щеки. Ну вот, только спалиться перед ней не хватало... К тому же мне почему-то крайне не понравился тот факт, что противный Полежаев вдруг превратился в просто Илью.

   – Врушка, – усмехаясь, фыркнула обладательница тёмных кудрей. – Знаешь, что тебя выдало?

   Чёрт, она всё поняла! А может – нет? Может она что-то другое там поняла?

   – Алые щёчки, – наглые руки умудрились потрепать меня по щекам, но когда я собиралась возмутиться о вопиющем безобразии из-за того же угла, что и мы минуту назад, показалась староста.

   Страдая от приступа отдышки, она пыталась какой-то тетрадью, использующеюся в качестве веера, хоть как-то охладить пылающее лицо.

   – Что стоим? Дискотеку ожидаем? – осведомилась Ксюша, уперев кулаки в боки и оглядывая с ног до головы Настю.

   – Цирк. Устроишь представление? – не осталась в долгу подруга, при этом она слегка повысила свой голос, что свидетельствовала об её подпорченном настроении.

   – Малышева, для кого так вырядилась? – староста, судя по всему привыкшая к подобному отношению к собственной персоне, осмелилась полюбопытствовать.

   – Много будешь знать – кислотой в лицо плеснут.

   – Ой, ну, что ты начинаешь, – отмахнулась Ксюша. – Я же по-дружески.

   Стоящей рядом с ними мне было крайне неловко прерывать их, но вроде как звонок уже был, поэтому надо бы спешить. Да и учитель новый – непонятный фрукт. Поэтому надо бы быть примерными девочками и пойти в класс.

   – Я тоже по-дружески оболью.

   Не знаю, сколько бы они так проболтали, но вмешаться было просто необходимо. А то последствия мне как-то не нужны.

   – Может, на урок пойдём? – робко вставила своё словцо в их беседу я.

   На мне сошлись две пары глаз – одна смотрела с благодарностью, в то время как другая – с укором.

   – Что же ты раньше молчала? – нахмурилась староста и вдруг резко обернулась назад. – Он идёт! Быстро в класс.

   До нас и вправду доносились чьи-то шаги. Походка была лёгкая, наверное, по крайней мере, не такие громкие как у нашего сторожа – сто пятидесяти килограммового Ильича.

   – Да ну это просто уборщица, – неуверенно сказала Настя.

   Шаги всё приближались и приближались.

   – Хочешь проверить? – истерично шептала Ксения.

   Звук становился громче и громче.

   – Может прогуляем? – нет, ну, а что? Нужно же как-то выкрутиться из щекотливой ситуации.

   – Вот уж не ожидала от тебя подобного Леонова, – с явным упрёком сказала староста.

   Пока велась наша коротенькая тихая беседа, Настя успела снять свои туфли с довольно-таки приличной шпилькой, и покрепче сжав их в руках, она прошипела:

   – Побежали, куры, пока нас не засекли! – и приспустила трусцой к кабинету.

   Из-за угла начала тянуться тень, неизвестный должен был вот-вот предстать перед нами.

   Мы, замершие от такого резкого поворота, посмотрели друг на друга практически одновременно.

   Бледнеющая Ксюха, громко вздохнула и прошептала напоследок, оборачиваясь назад:

   – Ну, ни пуха, ни пятачка!

   Этот забег на короткую дистанцию замыкала, конечно же, я.

   Спустя пару секунд после нашего фееричного появления в классе, появился и новый учитель.

   Кстати, наша с Ильёй вторая парта сиротливо стояла посреди второго ряда. Его не было. Меня оставили одну. Впрочем, может это даже и лучше... Горевать никто не станет.

   Воспользовавшись отсутствием моего соседа, Настя пересела за мою парту.

   В тот момент я судорожно доставала из рюкзака нужные принадлежности: пинал, дневник, книгу, тетрадь. Правда, всё это оказалось на моём столе далеко не с первого раза. Сначала я достала вовсе не ту книгу, а потом долго не могла найти пинал, среди всего того, что находилось в рюкзаке.

   Так вот, пока я потрошила свои вещи, он собственно и появился.

   А поняла я это, когда Настя, которая сидела в полуоборота к двери выдохнула:

   – Да он секси...

   Найдя наконец-то пинал, я уж было обрадовалась, а затем до меня дошла последняя фразочка сказанная Настасьей.

   – Что? – боясь, что ослышалась, я переспросила. – Что? – мои брови были непозволительно выгнуты вверх от удивления. Никогда ранее не доводилось слышать подобных слов от подруги в адрес учителей.

   – Он секси, – всё же нет, всё было услышано и воспринято правильно.

   Всё ещё не веря в происходящее, я обернулась и... Вот так насмешка судьбы!

   В класс вошел высокий худощавый мужчина, приятной наружности, довольно-таки молодой... ну относительно других наших школьных учителей. Мы по негласной команде сразу же встали с насиженных мест, приветствуя учителя.

   В отличие от нашей первой встречи, теперь его темные волосы были зачёсаны назад (хорошо, что хоть лаком не уложил или того хуже – гелем), а на переносице красовались чёрные очки в прямоугольной оправе.

   И в этот раз он не изменил строгому официально-деловому чёрному костюму. В этот раз пиджак был застегнут на все три пуговицы, а в прошлый раз он бал расстегнут вовсе. Из карманчика пиджака миленько выглядывал уголок синей ткани как раз тон-в-тон к рубашке. Кажется, это был костюм-тройка, куда, помимо пиджака и брюк, входит жилет.

   Мужчина прошел к учительскому столу, при этом по пути пройдя мимо меня, а легкое дуновение ветерка, вызванное его телодвижениями, заставило поморщиться меня от ужаса.

   В руках он держал классный журнал в прозрачной обложке, чёрный футляр для очков, книгу по своему предмету – химии и какие-то тетради.

   Да, его смело можно было назвать симпатичным, но чтоб так как это имела ввиду Настя – вряд ли...

   Он, положив вещи на стол, не спешил садиться. Напротив, он окинул весь контингент класса быстрым взглядом серых глаз (не сомневаюсь, что на меня он смотрел дольше других!), его лицо сохраняло странное выражение абсолютного равнодушия, но в тоже время и какой-то надменной ироничности.

   – Доброе утро, – секунду я сканировала его тембр голоса и интонацию. Голос оказался красивым – низкий, внятный, чёткий, уверенный. Такие голоса обычно мне доводилось слышать у ведущих новостей по главному каналу. – Садитесь.

   Всё бы ничего, я бы даже обрадовалась, что у нас уроки вести будет теперь вот такой экземпляр из вуза, но... Было одно большущее, огромнейшее но – это тот самый тип с парковки!

   Ну, всё! Плакали мои хорошие оценочки и за четверть и за год. А я так надеялась на хорошее начало года.

   Уже порядком подзабыв того наглеца, не дающего мне проехать, я никогда бы не представила его своим, да ладно своим – вообще учителем, как-то не реально всё это. Такие, как он, могли бы стать весьма успешными юристами, экономистами – да кем угодно, но не учителем!

   Учителишка? Он?!

   Да таких людей нельзя к детям подпускать!

   – Знакомиться будем по ходу занятий, – отчётливо произнёс он без говора, характерного для нашей сельской местности. – Меня зовут Станислав Андреевич, – очень уж неприятно познакомиться мне с вами... Стасик. Я даже подленько улыбнулась, мысленно обещая себе отныне звать его только так. – Надеюсь, запомните, – вздохнул. – А сейчас, – вновь быстро пробежался глазами по рядам, – не будем попусту тратить время – пишем тему урока, – он развернулся к доске и написал тему ровным красивым подчерком, который без зазрения совести можно было бы отнести к разряду каллиграфических.