Текст книги "Осторожный подход к любви (СИ)"
Автор книги: Veronika Verona
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)
Но, Ксения была счастлива, и Зоя не осмелилась бы с этим спорить.
Так же в то их поистине 'выпускное' лето, Демидова поведала и о том, что Настя, столь сильно рвавшаяся в столицу, провалилась с поступлением и теперь подала документы в менее именитый вуз нашей страны, вот только уже на обучение на платной основе. Кажется, на переводчика – Зоя уже и не помнила точно.
С годами былая дружба Зои с Малышевой и вовсе прервалась. Они, конечно, поначалу созванивались, и даже подолгу разговаривали, но постепенно всё прекратилось и забылось. И, если бы она встретила Настю на улице, то, вероятнее всего, вряд ли бы узнала.
Тут же Зоя покачала головой, немного ухмыльнувшись. Уж она-то знала, что встретить Малышеву здесь, в их городе, весьма маловероятно: Настя теперь предпочитала проводить свою бесценную молодость на самым дорогих курортах мира (по крайней мере, если можно было верить фотографиям, которые ей показала Наташа, случайно забредшая на страницу Насти).
Всего год назад состоялась их первая встреча выпускников. Явились все, кроме троих – Зои, Насти и Ильи.
Проведя весь вечер перед телевизором, вместе с пластиковым ведёрком фисташкового мороженого, Леонова прождала возвращения Анисимовой до трёх часов ночи. А как только та вернулась, начала расспрашивать.
Конечно, Зое хотелось пойти на эту встречу, увидеть всех своих уже бывших одноклассников, узнать, кто кем стал, и как изменились они внешне. Было лишь одно 'но' – там мог быть и Полежаев, видеть которого девушка хотела меньше всего на свете. Она всё ещё боялась, что едва заметив его все её чувства, которые она медленно и болезненно выжигала из своего сердца и памяти, смогут воскреснуть из пепла как птица Феникс. Возможно, через пять лет, она всё же появиться там, и смело посмотрит в глаза своей первой любви.
Лишь от Наташи она и узнала, что его там не было. А затем, покачиваясь, пройдя до ванной, она и поведала ей, что все только и обсуждали пару Илья-Настя, которая, как выяснилось, разбежалась спустя полгода после выпускного. Инициатором разрыва (кто бы сомневался!) была сама Малышева, и на этих словах Зоя вздрогнула, страшась даже представить, как тяжело это расставание далось Илье. И что самое интересное – никто не знал, где Полежаев. Одни говорили, что он по окончанию университета уехал в Лондон и стал там большой шишкой, другие твердили, что видели священника уж больно похожего внешне на Илью. Словом, парень исчез.
– Прости, мы опоздали, – раздался полный раскаяния мужской голос рядом с девушкой. Повернув голову чуть влево, она увидела того, кого так ждала всё это время. Вновь глянув на часы, она с изумлением заметила, что прошло ровно пятьдесят три минуты её терпеливого ожидания.
Перед ней стояли двое – мужчина и девочка. Впрочем, девочкой она бы её уже не назвала – Илона была подростком, но всё такой же, как и запомнилась ей при первой встрече – немного недоверчивой девчонкой, чрезмерно активной и имевшей слишком доброе сердце. Девчонкой, всегда напоминавшей ей котёнка, немного диковатого, но с огромной охотой, идущего к своему, так сказать, проверенному человеку.
Зою так и подмывало ответить 'не прощу', но видя эти лица такие виноватые-виноватые, и две пары глаз смиренно опущенных в пол, сердце девушки сжалилось над опоздавшими, и она позволила себе мимолётную улыбку. Её спутники её и не заметили даже, вот улыбка была – а вот и следа от неё не осталось, поминайте, как звали.
– Ладно уж, – смилостивилась она, и одним движением руки очки – с носа перетянула на макушку. – Садитесь и говорите, чего звали меня.
Повеселев, Вадим и Илона переглянулись и тут же уселись на скамейку, по обе руки от Леоновой. По хитрым-прехитрым синим глазам девчонки, она поняла, что её сейчас заставят в чём-то поучаствовать или они ещё что-то придумали, что Зое, наверняка, не придётся по душе. Конечно же, сначала попросят, а затем уже и заставят.
– Зой, – подала голос Илона, как-то виновато глянув на девушку, начиная немного нервно теребить одну из десятка цветастых фенечек на своём запястье. – Ты только не кричи, хорошо? Выслушай нас.
Неожиданно Леонова заволновалась. Немного прищурившись, посмотрела в глаза Илоны, затем перевела взгляд на Вадима, который вообще сидел с отсутствующим выражением лица, словно он тут отдыхает, на природу любуется, а к нему тут подсели двое и мешают уединению. Ага, ему бы ещё газетку в руки, да сигаретку в зубы.
– Что-то случилось? – крутила головой то влево, то вправо, пытаясь хоть что-то понять. – С родителями?
Она и сама не смогла бы сказать в какой именно момент, перестала разделять свою новую семью на маму и Мартыненко Николая Николаевича. Наверное, всё пошло с простой оговорки, когда она назвала Мартыненко 'папой'. Честное слово, это было оговоркой! Но потом как-то прочно засело у неё в голове, и отчаянно стесняясь, она иногда обращалась к нему именно так.
А опасения её не были беспочвенны – а всё потому, что за последние годы чета Мартыненко вдруг загорелась непонятно откуда взявшейся в их сердцах страстью к путешествиям. Изначально они устроили себе что-то наподобие свадебного путешествия – поехали в самый разгар последнего месяца осени поближе к тёплому морю и горячему солнцу – в Египет. И тут-то всё и началось. Потом они посетили Турцию, Кипр, и ещё парочку курортных мест, а затем проехались и по Европе, побывав практически во всех странах континента.
У Зои едва сердце из груди не выпрыгнуло, когда мама прислала ей фотографию, при этом сама она находилась за тридцать девять земель от неё. Успокаивало Леонову лишь то, что рядом с Жанной Егоровной находится и её муж. А увидев эту фотографию, заволновалась бы любая любящая и преданная дочь – эти двое носящие ныне одну и ту же фамилию, были запечатлены на фото в полный рост, на лицах, почему-то серых, как и вся их одежда, словно этих двоих в пепле изваляли, светилась поистине радостная улыбка до ушей (а Мартыненко так вообще в камеру махал, то ли приобнимая, то ли придерживая маму Зои за талию). И всё это на фоне извергающегося вулкана!
Она тогда сразу же набрала номер матери, и, наплевав, что подобный разговор вылетит ей в копеечку, чуть ли не с замиранием сердца слышала смех Жанны Егоровны, и её же пояснения, на счёт того, что они фотографировались с более чем безопасного расстояния. И пока Леонова разговаривала по мобильному телефону, Анисимова, к слову, с которой они вместе снимали квартиру на двоих, уже примчалась к ней из кухни со стопкой в руках, в которой, судя по запаху, находилась валерьянка.
Как раз-таки и сейчас родители Зои находились в отъезде уже ровно неделю. Отправились они уже в менее экстремальное место, но не беспокоиться о них она не могла. Потому и этот странный взгляд Илоны, и нахмурившийся и подозрительно молчащий Вадим, сыграли с её нервами злую шутку.
– С ними всё в порядке, – быстро подал голос Вадим, на секунду отвлекшись от созерцания озера.
– Что ты, что ты, – тут же поспешно отрицательно покачала головой синеглазая. – Мы немного о другом хотели поговорить с тобой. – И глаза у неё после этих слов снова стали хитрые-прехитрые. Заметив пристальный взгляд Зои, Илона тряхнула головой, и светлая чёлка немного прикрыла её глаза.
Зоя начинала терять терпение от всей этой недосказанности:
– О чём? Говорите уже и я пойду.
– Возьми щенка, – выпалила девчонка на одном дыхании, при этом ухватив Леонову за руку, словно та была готова вот-вот подняться и рвануть от них куда подальше.
– Щенка? – приподняв брови, переспросила Зоя. Только этого щенка ей для полного счастья и не хватало! А потом к удивлению добавилось и нотка разочарования и немного раздражения, оттого, что она просидела в парке едва ли не час, считая, что её ждёт важный разговор, а тут на-те они щенка решили пристроить. – Нет, спасибо.
Тут-то вскочила со своего места и девчонка. Притопнула ногой от возмущения и такого скоропостижного отказа.
Изначально, Илона не планировала никуда ехать, но как только узнала, что Вадим собирается увидеться с Леоновой, то тут же увязалась за отцом хвостиком, а тот просто-напросто не смог отказать дочке, которую чересчур уж баловал. А как раз-таки по дороге, заехав в магазин за мороженным, она и заметила в кустах маленько щенка, тихо скулящего в поисках матери.
– Ты его даже не видела! – воскликнула Илона. – Вот когда увидишь, сразу захочешь взять его к себе. Пап, – обратилась к Вадиму, – дай ключи от машины! – И требовательно протянула руку.
– Вы его ещё и с собой привезли? – немного ошалело спросила, уже без сомнений, будущая хозяйка щенка. – Совсем обалдели? – Ключи из кармана пиджака мужчины перекочевали на маленькую ладонь Илоны, после чего она тут же сорвалась с места.
Провожая взглядом худенькую спину, девушка лишь покачала головой, и некоторое время продолжала молча переваривать ситуацию. Она-то понимала, что теперь ей ну никак не отвертеться и придётся взять этого малыша-подкидыша к себе, а то ещё и на жалость давить начнут. А жалость у Зои всегда была самым слабым местом.
Как только Илона исчезла из виду, скрывшись за живой изгородью зелёных кустов, совестливо ровно подстриженных, а не 'кое-как', как это обычно и бывает. Вдруг ожил и Вадим.
– Прости, опоздали мы как раз из-за этого пса, – повернулся к Зое всем корпусом, тем самым сосредотачивая всё своё внимание на ней, и привлекая её сделать тоже самое. – Я хотел поговорить о другом.
– О чём же? – со вздохом спросила, уже особо-то и не рассчитывая услышать хоть что-то серьёзное. Правда, она ошиблась. Лицо да и голос Вадима были серьёзны как никогда.
– О ком, – поправил он её. – О Гоше, – Сердце тут же, словно абсолютно чужое ей, предательски дрогнуло и замерло, а потом как зажгло в груди – словами не передать! Пульс стучал где-то в висках, больше напоминая колокольный звон. В голове билась лишь одна мысль – что-то случилось, что-то страшное. А затем, эта же мысль рождала новый вопрос – жив ли он?
Вадим смотрел на неё, не отводя своего всепонимающего взгляда. Так смотрел, словно пытался запомнить любое только возможное изменение в её лице, глазах, позе. Зоя уже начала искренне жалеть, что сняла очки, потому что теперь он видел её глаза, и именно поэтому Леонова для него в данный момент была не просто как открытая книга, а как десятки раз перечитанная книга.
– Что с ним? – резким движением вернув очки на прежнее место, она успела скрыть глаза, подозрительно заблестевшие.
Наверное, поняв её смущение, бывший водитель Зои, отвернулся, как бы показывая, что потерял весь свой интерес к ней. Его взгляд был направлен на асфальт, совсем рядом со скрещёнными в лодыжках ногами Леоновой.
– Он в больнице. Попал туда с передозировкой наркотиками. От лечения отказывается. На контакт не идёт.
Именно этого Зоя и боялась – наркотиков или алкоголя!
За эти годы изменилась жизнь и её сводного брата. А вот в лучшую или худшую сторону, судить она бы не взялась. Они давно не виделись, наверное, все эти шесть лет они встречались лишь мельком, да и то, такого Зоя никак не могла припомнить.
А он времени зря не терял! И вместо того, чтобы пойти работать по своей специальности, вместо этого он связался с компанией парней-музыкантов, как выражался сам Гоша 'близких ему по духу' (а эти слова Зое передавала Жанна Егоровна, которая звонила каждую неделю и посвящала дочь в последние новости, как всего города, так и их семьи).
Николай Николаевич рвал и метал, когда узнал – чем занимается его сын, на минуточку, обладатель двух высших образований. Да-да, парень оказался не таким, каким казался на первый взгляд. А казался он знатным хулиганом и драчуном, уж особенно в своём неформальном образе. Как выяснилось, у Гоши было целых два высших образования, кстати, второе он получал заочно, и это происходило как раз-таки в то далёкое время его знакомства с Зоей.
Тем не менее, спустя два года их тесного сотрудничества, вернее, репетиций в гараже вокалиста, им как-то удалось пробиться в мир музыки. Их песни в жанре рок крутили едва ли не на всех радиостанциях страны, а клипы занимали почётные первые места в музыкальных чартах.
Их группа была популярна и знаменита не только в пределах страны, но и за её границами. Тут же, как по волшебству всё завертелось: слава, гастроли, любовь поклонников...
А Леонова была и правда рада, что Гоша пробился и теперь его музыку услышали миллионы. Она-то помнила, как виртуозно он играл.
Не раз, гуляя по столице, Зоя видела плакаты с изображением рок группы с непроизносимым названием на английском языке, и её взгляд неизменно останавливался на гитаристе.
Судя по его изображению на этих плакатах – он изменился: отрастил волосы, едва спускающиеся ниже плеча, набил несколько татуировок на обеих руках, но что было неизменно, так это только его бадана.
Конечно, это было большим стереотипом, что все рок-музыканты поголовно алкоголики и наркоманы, но вездесущие папарацци несколько раз застукивали то фронтмена их группы с 'белой пылью' под носом и огромными, как чёрная бездна зрачками, то барабанщика севшего за руль в нетрезвом виде (более того, они это на видео засняли!) и ещё много-много чего... Но, она всегда выдыхала с облегчением, не видя в подобной хронике ни фото, ни даже упоминания имени Гоши.
Правда, недавно скончалась бабушка Гоши, и, возможно, это могло вызвать у него депрессию, нежелание принимать реальность такой, какая она есть и тому подобное, Зоя была не особо сильна в психологии.
– Жаль, – попыталась скупо ответить она. – Что же ты хочешь от меня?
Ей казалось, что она наконец-то научилась совладать с собой и скрывать свои истинные эмоции за все эти годы. Она думала, что всё же сумела стать самоучкой-актрисой, носящей разные маски и играющей разные роли. Это ей только казалось.
Четыре года назад, её посреди ночи разбудил звонок, так ей и сообщили, что её отца больше нет на этом свете. Что она тогда почувствовала? Да ничего, кроме пустоты. Казалось бы – ну умер и умер, мы все смертны, да и она особой любовью к нему не отличалась, да и в свете последней их встречи так и вообще лучше промолчать.
Всё-таки она приехала на похороны вместе с мамой, пусть и зарекалась сама себе тысячу раз, что больше не переступит порога той ненавистной квартиры. И ведь сидела у гроба, и видела, как Жанна Егоровна утирает слёзы, и, надо же такому случиться, чувствовала как у неё самой пекло в носу, а горле стоял душащий ком. Но ни единой слезинки тогда она не проронила.
Как ей показалось, единственным человеком, кто искренне рыдал и скорбел об умершем была её бабушка – Александра Владимировна. Она видела, как тяжело бабушке было пережить смерть сына, пусть и такого непутёвого, но всё-таки родного и любимого.
С безучастным выражением лица стояла Зоя и смотрела, как тёмный гроб на тросах спускают в могилу, как подходят люди и по горсти оранжево-коричневой земли бросают на крышку гроба, с характерным звуком. Лицо было спокойно, а глаза всё же блестели...
Нелепая это была смерть. Он просто шёл домой из магазина, в руках – бутылка водки. И то ли споткнулся он, то ли ещё что-то случилось, но стеклянная бутылка выскользнула из его ладони, а сам он упал на асфальт, покрытый осколками. Один из них оказался смертельным – попал в артерию.
– Поговори с ним. Убеди прекратить употреблять эту отраву, да и чтоб согласился пройти курс лечения. Родители ещё ничего не знают, надеюсь, что всё обойдётся. – Донёсся до неё глухой голос Вадима, опустившего голову, будто сквозь пелену, возвращая из воспоминаний к реальности. Возле живой изгороди показалась Илона с улыбкой на лице, несущая что-то в руках, и это что-то было бережно укутано в зелёный плед.
– С чего ты взял, что меня он подпустит к себе? С чего решил, что именно меня он вот так послушает? – спросила она, не узнавая свой голос, тот стал вдруг каким-то хриплым, точно прокуренный. Глаза Зои продолжали следить за приближением девочки с щенком на руках.
– Знаю, – весьма весомо сказал он, быстро бросив на девушку непонятный взгляд. – Знаю, что послушает.
А щенок оказался очень и правда милым и к тому же ещё и необычайно пушистым, за что Илона, немного стесняясь, призналась, что присудила ему имя Пушок. Оригинальностью и новизной оно, конечно же, не отличалось, но прекрасно ему подходило.
Молодой пёс оказался трёхцветным, или как это называется на языке биологии – имел черепаховый окрас (хотя это, наверное, больше к кошкам относиться), о чём Илона тут же поведала, а так же добавила, что щенки с такой расцветкой приносят счастье их хозяевам. А когда Зоя всё же усомнилась, спросив уж не кошек ли с таким окрасом она перепутала с этим щенком, который вряд ли принесёт ей особо много счастья, скорее одни хлопоты. На что Илона, удивлённо вздёрнув брови, сказала, что это не несёт в себе существенной разницы.
– Ладно, возьму это чудо к себе, – нарочно немного сварливо буркнула Зоя, любуясь радостью в глазах Илоны и облегчением Вадима.
По дороге в больницу, Зоя заехала в магазин – за яблоками, а не типичными и уже немного устаревшими фруктами любого больного апельсинами, а затем в церковь.
Почему-то.
Пусть она и не считала себя набожной, а иногда так и вообще относила себя к атеистам, но сейчас, ей отчего-то показалось, что сделать это не просто нужно, а жизненно необходимо.
Оставив машину, на мини-стоянке, она поспешила к ступенькам, ведущим в высокий, можно даже сказать – величественный, белоснежный храм, с несколькими золотыми куполами и такими же крестами.
Да, изменения коснулись даже её транспортного средства. Она, как бы горько не было это осознавать, променяла своего железного коня на удобный кожаный салон автомобиля, по заднему сидению которого в данный момент и скакал щенок, вылезший из своего тёплого кокона.
Всему виной спонтанное желание – она ехала в этот храм, чтобы купить крестик. Абсолютно простой, безо всяких завитушек и драгоценных сплавов, всего лишь позолота украшала его. Но Зоя выбирала сердцем, а не глазами.
Даже сейчас она помнила, как когда-то вечером прокравшись в комнату Гоши, нашла там амулет, который она ему так и не вернула, а продолжала всё это время носить с собой в рюкзаке, а затем и сумочке. Стало быть, пришло время отдать ему должок...
В больнице её встретила приятного вида немолодая женщина-медсестра и даже вызвалась проводить к нужной палате. Безусловно, это было проделано не без своего умысла.
– А вы кем ему приходитесь? – идя по больничному коридору, спросила медсестра, как бы невзначай. Но неразумно выдала себя с головой покосившись в сторону Зои с интересом, горящим в маленьких, точно пуговички тёмных глазах.
– Сестра, – немного поколебавшись, всё же ответила, и сама того не замечая прибавила шаг, чтобы как можно скорее оказаться рядом с Гошей.
Наконец-то оказавшись у двери 'нос к носу', Зоя уже было протянула свою ладонь к стальной ручке, как её вдруг отдёрнули. Не сильно, даже можно сказать, что сделано это было мягко и очень вежливо. Её всего лишь дернули за рукав накинутого наспех лишь на плечи белого медицинского халата – что поделать дресс код у них тут! Обернувшись, она увидела перед собой всё ту же медсестру:
– Извините, – немного смутилась она своего своевольного жеста, и её скулы едва заметно порозовели. Странное дело, женщине явно под пятьдесят, а то и больше, а она ещё смущаться не отучилась, словно девочка шестнадцатилетняя.
Пока она нервничала и от этого ещё больше смущалась, говорила, Зоя смотрела на неё и думала, что кроме злобных и вечно всем не довольных медсестёр и врачей, можно встретить и такую – слишком открытую и такую же слишком добрую. Пожалуй, ко всем её положительным качествам Леонова смело бы приписала слово 'слишком'.
– Вы не могли бы взять поднос с едой, – отчаянно крутя пальцами белую пуговицу на таком же белоснежном халате, грозясь и вовсе выкрутить ту вместе с ниткой, она не знала, куда деть глаза и старалась говорить как можно тише. – Он ведь не ест ничего, никак, голодовку объявил. Мы к нему и так и этак, а вас может и послушает. Возьмите, а?
– Конечно, давайте, – через силу улыбнулась Зоя. – Я попробую его уговорить.
Повеселев женщина, попросила её постоять немного, побежала к столовой, откуда буквально через пару минут вышла и быстрым шагом направилась к Леоновой, всё ещё терпеливо ждущей её.
– Вы только его убедите,– повторяла медсестра. – Голодовка – это не дело. Стимула у него нет. Словно весь интерес к жизни потерял, – немного дрожащим голосом говорила она, словно это не чужой парень лежал на больничной койке, а её родной сын.
Посмотрев на женщину в последний раз, она всё же нажала на ручку двери до основания.
– Убедите... – прошептала медсестра, когда Зоя скрылась за дверью, а как только та закрылась, перекрестила пространство.
Прикрыв за собой белоснежную дверь, Леонова остолбенела с подносом в руках, не сводя взгляда с фигуры, лежащей в позе эмбриона под одеялом. Кажется, он даже подрагивал, словно его знобило. Гошу она толком и не видела, он лежал на боку к стене лицом, всё, что ей было любезно представлено на обозрение – лишь затылок.
Рядом с единственным пациентом этой палаты, сидела молоденькая медсестра, в ушах которой были уже немодные большие серьги-кольца и, вероятнее всего, уже собирала все принадлежности, которые ей понадобились для укола. Заметив Зою, она начала вдвойне ускоренно собираться, а задержавшись у двери (у которой всё ещё находилась Зоя) вдруг пробежалась взглядом по её фигуре, словно подозревала в чём-то, а затем стремительно вышла.
Казалось, что в этой палате, даже солнечный свет другой – тусклый какой-то, но отчасти это было вызвано несколькими верхушками деревьев, которые и препятствовали свету пробиться в окно. Унылая обстановка окружала её. Стены были окрашены в символ вечной депрессии – синий цвет, кстати, уже отжившей свои лучшие годы. Кое-где краска была ободрана, а в некоторых местах так вообще бессовестные пациенты нарисовали сатанистский символ.
Медленной походкой к стулу она не дошла, а скорее проплыла, каждый шаг Зои, был отчётливо слышен в воздухе, рассекавший тишину комнаты глухим стуком каблуков о старый потертый временем линолеум. Затем раздался более звонкий стук алюминиевого подноса, соприкоснувшегося с деревянной поверхностью тумбы. Потом раздражающе зашуршал полиэтиленовый пакет с килограммом красивых красных яблок, который Зоя достала из сумки.
Какое-то время она сидела неподвижно, словно ждала дальнейших действий от брата. Но с его стороны ничего не предпринималось. И только тогда, она позволила себе легонько дотронуться до затылка парня:
– Привет.
Ох, как же он дёрнулся! Словно через её руку его током ударило, да сразу триста вольт шарахнуло. Едва ли не подскочив на постели, перевернулся – теперь уже лицом к Зое. Смотрел и не верил, что она здесь перед ним сидит и улыбается.
Он, тут же закинув руку за голову ухватился за край подушки и подтянул ту на деревянную спинку кровати, а после полусидел со скрещёнными на груди руками и с подозрением в глубине глаз смотрел на неё.
– Что ты здесь делаешь? – далеко не дружелюбным тоном спросил её Гоша, немного прищурившись.
Его волосы напоминали ей один большущий колтун, который расчесать и привести в божеский вид будет работой тяжёлой и непосильной.
– К тебе пришла, проведать... Или ты меня прогнать хочешь?
Вопрос повис в воздухе.
Он закрыл глаза, замерев. Послышался глубокий вздох, затем последовал такой же выдох.
– Уходи. – Со страшным спокойствием бросил он.
– Уйду, – кивнула согласно. – Но не сейчас. – После такого наглого заявления, Гоша открыл глаза и продолжал смотреть на Зою своим немигающим взглядом.
– Чего надо? Оставь меня в покое, – Леонова не обратила внимания на его слова, а лишь на тон. Голос сделался чуть мягче. С немым ликованием она решила, что победа будет за ней.
– Оставлю, – заискивающе говорила-пела Зоя, словно лиса из сказки. – Но с одним условием – ты всё съешь, – взмахом руки, указала на поднос, только что ею же и принесённый в палату.
– Я не голоден.
Весь металл в его голосе не действовал на Леонову. Вот ни капельки, она даже наоборот отчего-то развеселилась. Поставив поднос себе на колени, она взяв подозрительно лёгкую больничную ложку, зачерпнула из тарелки немного перловой каши, после чего поднесла ту ко рту Гоши, при этом вторую ладонь расположив под ложкой, чтобы каша не дай боже, не приземлилась парню на рубашку или одеяло.
– Ну, давай же! За Зоюшку, за любимую сестричку, – сюсюкалась девушка, вновь и вновь поднося ложку к упрямо поджатым в одну тонкую линию губам, отчего те побелели, а Гоша лишь отмахивался рукой, словно от назойливого комара.
Потом случилось чудо – не иначе, – каша достигла адресата. За первой ложкой последовала и вторая, и третья, а потом со словами 'я не маленький' у Леоновой отобрали эту самую ложку и съели всю кашу в рекордные сроки, оглушая тишину палаты звуком соприкосновения металла с керамикой тарелки.
– Так не терпится от меня отделаться? – понимающе улыбнулась она, следя за тем, как тарелка оказалась практически пустой. В ответ парень лишь неопределённо дернул плечом. Вот так вот, понимайте, как хотите, то ли действительно отделаться хочет, то ли тем самым демонстрирует, мол, оставайся, раз уж пришла.
Поставив пустую тарелку обратно на поднос, парень откинулся на подушку, и уже другим, изрядно потеплевшим взглядом, смотрел на Зою. А как иначе-то? Путь к сердцу мужчины никто не менял.
– Как там твой этот жених великовозрастный? – услышав вопрос, она неосознанно опустила взгляд, словно обвинили её в чём-то непотребном.
О, несомненно, он имел в виду Рокотова. Ох, с ним связана отдельная история.
После того неожиданного его признания во время выпускного, немало воды утекло. Станислав Евгеньевич как относился к ней до того дня, так всё осталось и прежде, лишь с некоторыми изменениями. Изменения заключались лишь в том, что они стали больше общаться и больше видеться.
Он тогда уволился из школы, проработав там лишь год. И сделал он это, кстати, с чистой совестью – к ним в школу направили молодого специалиста, вот он и уступил, так сказать, своё место другому. Вернее, другой.
Вернувшись обратно в столицу, Станислав Евгеньевич восстановился в своём университете (к слову, в том же, где училась и Зоя). Именно так её бывший учитель, стал ещё вдобавок и её преподавателем.
Вероятнее всего, именно в это время и происходило 'окультуривание' и самой Леоновой. Под весомым словом 'окультуривание', имеется в виду то, что она сменила свои извечные джинсы на юбки и платья, а кеды и кроссовки на женственные лодочки и туфли на каблуке, и, конечно же, её любимый мотоцикл все эти годы оставался запертым в гараже Мартыненко.
У Зои и Станислава Евгеньевича даже сложилась своеобразная традиция, каждую пятницу ходить куда-нибудь вдвоём. Поначалу мужчина постоянно водил её в оперу, которую она абсолютно не понимала, а затем и вовсе стала не переносить на дух. Одни мучения было Зое слышать эти вопли недорезанных мартовских котов и кошек, в то время как её спутник сидел с умиротворённым лицом и, казалось бы, действительно наслаждался происходящим.
Куда больше ей нравился балет. Она была очень поражена тем фактом, что смотреть сие по телевизору и в живую будет иметь такую огромную разницу. Если смотря балет, записанный на видеозапись, Зоя всегда томилась от скуки, то всё менялось, когда она увидела это действо вживую. В режиме реального времени всё было иначе, и именно это и завораживало.
Пожалуй, их отношения можно было считать больше дружескими, нежели какими-то романтическими. Наверное, он понимал, что на большее пока рассчитывать не стоит, и поэтому терпеливо ждал. По крайней мере, первые два года. Даже не смотря на то, что Рокотов познакомил Зою со своими родителями чуть раньше. А с родителями Леоновой он был знаком, и всегда наведывался в гости на чашечку кофе, когда был в их городе.
Свои отношения парочка не афишировала, но и не скрывала. Самые бдительные быстро их раскусили, а некоторые и до сих пор оставались в счастливом неведенье.
А может и больше времени прошло бы, прежде чем она поняла, как много на самом деле значит в её жизни этот странный человек.
Всё случилось в один день. Рокотов должен был вернуться из другой страны, как раз в день Нового года, вернее вечер. Это был первый Новый год, который Зоя встречала не со своей семьёй. Они договорились со Станиславом, что проведут его вместе.
Он говорил, что вернётся поздним вечером, но к наступлению Нового года точно успеет, об этом Рокотов едва ли не клятвенно уверял, естественно, в своей привычной немного иронической манере.
Зоя накрыла стол красивый, даже ёлку два раза перенарядила – всё должно было быть идеально. Вот только время близилось к полночи, – а его всё нет и нет, – Леонова заволновалась. Набирала его телефон десятки раз, а женский голос механически говорил что-то про выключенный аппарат и не действие сети.
Не на шутку она тогда перепугалась, надумав себе невесть что, но больше всего масла в огонь подлил экстренный выпуск новостей, в котором молодая девушка рассказывала о разбившемся самолёте, якобы пилот не справился с управлением.
Мобильный телефон выскользнул из неожиданно ослабевшей ладони.
Это был его самолет.
Она провела ладонью по лицу, и с немым удивлением почувствовала влагу на пальцах. Зоя продолжала стоять посреди празднично украшенной комнаты, и просто смотреть перед собой, а слёзы всё катились и катились по щекам.
В голове не было мыслей, абсолютно никаких. Только где-то на задворках сознания, витал вопрос – как же она теперь будет без него жить дальше? Ведь привыкла уже к нему. Удалось ведь Станиславу, упрямцу такому, приручить её. И главное, сама-то и не заметила, когда это произошло. А может и всегда было...
Вдруг тишину разразил долгий дверной звонок. На негнущихся ногах доковыляв до коридора, Зоя распахнула дверь, даже не удосужившись хоть краем глаза глянуть в глазок.
Вместо человека, она увидела большущий букет розовых роз, и мужские руки, обнимающие его. Так и замерла, словно молнией поражённая. Очевидно, не понимая этой повисшей тишины, мужчина выглянул из-за букета, и, Леонова тут же перешагнув порог квартиры, босиком стала на холодный бетон лестничной площадки, и порывисто обняла его за шею, время от времени касаясь холодной от декабрьского мороза щеки своими разгорячёнными губами.
