Текст книги "Девушки"

Автор книги: Вера Щербакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Глава 18

К концу марта дом, в котором обещали дать комнаты Варе с матерью и Симе с Комовой, был окончательно готов. Накануне Варя с Симой, неразлучные соседки, ездили в магазин покупать мебель: кровати, диваны.

Сима с делано-озабоченным лицом хозяйки осматривала покупки, плюхалась на все диваны – хороша ли пружина, какой взять?

Варя вспылила:

– Хватит дурачиться! Иди нанимай грузовое такси,

С мебелью подъехали к новому дому и стали разгружаться. В квартире с закупоренными окнами пахло разогретой масляной краской, замазкой, жалко было ступать на паркет, так вдохновенно вчера его натерли полотёры.

Шофер, заглядывая из коридора в дверь, спросил завистливо:

– Замуж, что ли, кто из вас за большого начальника выскочил?

– А мы сами с усами, – пояснила Сима. – Айда таскать! – и, ловко вскочив на перила лестницы, съехала вниз.

На новой квартире быстро устроились, расставили все с помощью набежавших девушек. Пришла и Лизочкина мать – Прасковья Яковлевна.

Ирина принесла в подарок семейство слонов.

– На счастье, – сказала она и велела поставить на диванную полочку.

– Чай, что ли, устроим? – спросила Сима, выходя из своей комнаты в новом голубом платье, одетом по случаю торжества. – Я в магазин, а ты. Томка, живо чайник на газ!

– Живите не тужите, – приговаривала Прасковья Яковлевна, обходя квартиру и всюду заглядывая. Сразу видно, что люди с понятием строили. И шкафчики есть и полочки! Мамаша довольна будет. А вот уж ванная – первое дело старому человеку. Ой, кто-то звонит, окаянный! – вскрикнула она, напуганная неожиданно раздавшимся телефонным звонком в передней.

Варя с волнением первый раз брала трубку своего телефона и, недоумевая, кто же успел узнать их номер, который она сама еще не знала, произнесла:

– Слушаю вас.

– Мне Жданову, – сказали по телефону.

– Жданова слушает.

– Жданову, знаменитую стахановку московского завода, такую рыженькую, строгую…

– Симка, озорница! – рассмеялась Варя. – Приходи скореё, колотить будем!

Утро в новой квартире Варя начала с того, что поздравила себя с новосельем. До чего все же было хорошо проснуться хозяйкой своей комнаты после пяти лет жизни в общежитии! Комната с уютно расставленной мебелью, залитая вся солнцем, выглядела красивеё, чем вчера вечером.

Варя не спешила вылезать из постели: никто ей теперь не помешает, и она никому не в тягость. Что хочешь, то и делай. И гостей можно принять в любое время. Варя, улыбаясь, представила, как Иван Титов заходит навестить её. Впрочем, это едва ли осуществимо: с какой стати она вдруг станет звать его к себе? Вот если бы он сам как-нибудь догадался. Но едва ли…

Они ежедневно видятся в цехе. Он, случается, подходит к её станкам в привычном синем халате, туго обтягивающем его широкие плечи, спрашивает, как идут дела, заговаривает с девушками из бригады. Если он и не бывает перед глазами, то все равно Варя чувствует его присутствие и каждую минуту знает, поблизости он или вышел из цеха. Варю всегда радостно тревожит внимательный взгляд его тёмно-серых глаз, который как будто не хочет отрываться от её лица. Девушки давно уже твердят Варе, что Титов влюблен в неё.

«Влюблен ли он, не влюблен, я не знаю, – писала в дневнике Варя. – Его жизнь проходит с моей рядом, а мне хорошо. Ну, а дальше все же что?»– впервые откровенно спросила она себя, невольно нахмурясь. Она боялась этого вопроса, потому что не знала, как ответить на него.

«А дальше вот что: я, а не Комова и никто другая, становлюсь ему все болеё необходимой в работе над чертежами, и он привык советоваться со мною. А Тамара, ляпнув несколько технических несуразностей, за которые ребята над ней здорово посмеялись, прикусила язык. Жду маму. Жду и надеюсь, что с её приездом жизнь пойдет иначе, и мое самочувствие перестанет быть зависимым от поведения другого, для меня совершенно постороннего человека. Я ведь волевая, что задумаю, то и сделаю. Итак, здравствуй, мамочка, приезжай спасать свою дочку!» – дописала с улыбкой Варя.

Мать долго трясущимися руками вдевала нитку в иголку. Рука её, маленькая, сухая, с синими жилками, казалась рукой подростка. Мать обкусывала нитку, заново поднимала иголку к свету, протирала очки.

Варя следила за нею в полуоткрытую дверь, затаив дыхание.

«Приехала, родная моя! Как постарела за время болезни!.. И уже хозяйствует».

– Мамочка, здравствуй, – проговорила Варя, настежь распахивая дверь в комнату. – Теперь навсегда, никуда я тебя не отпущу!

– Мама, мама приехала! – закричала следом вошедшая Сима, тоже бросаясь обнимать Марью Николаевну.

– А мы ждем телеграмму, – упрекнула её Варя. – Ведь могли бы, мама, тебя встретить.

Марья Николаевна виновато улыбалась, лицо её молодело от улыбки. Приехала она, к удивлению Вари, с одним чемоданчиком, будто всего-навсего погостить в своем неизменном коричневом костюме.

– А багаж? – спросила Варя. – Разве, что изменилось в наших планах?

– Нет, ничего, – отвечала мать и, подойдя к ней, погладила её по волосам.

«Может быть, и не следует омрачать первые минуты встречи», – так думала Марья Николаевна, сидя в поезде, но сейчас, глядя на огорченное, по-ребячьи обиженное лицо дочери, она решила сразу сказать ей, что раньше осени едва ли сможет переселиться к ней.

– Впрочем, суди сама, Варенька. Человека, которого прочат назначить вместо меня, «без ущерба для дела», – как сказал секретарь райкома, – послали сейчас на курсы. Ну что мне делать с нашим секретарем?! Подумаешь, какой я незаменимый человек!..

– Ах, мама, мама, ну зачем ты говоришь так о себе! – воскликнула Варя, целуя мать. – Секретарь наверняка прав!

«Не может она иначе, милая моя. А смотрит на меня с виноватой улыбкой. Ну ей ли в чем-нибудь быть виноватой передо мной?!» И, бросившись снова обнимать мать, Варя сказала, что до осени недалеко, она потерпит, только пусть почаще за это время мать навещает их.

– По графику, Марья Николаевна… Мы составим, – пошутила Сима, очень довольная, что все так хорошо кончилось.

Мать похвалила квартиру, порядок в ней. Сима приготовила ей ванну.

После обеда Марья Николаевна легла отдохнуть, а Варя сидела рядом и рассказывала о том, что её сейчас волновало больше всего: о работе над проектом потока.

– Сдружились все мы, мама, крепко-накрепко, а ругаемся каждый день Если товарищ в чем неправ, просчитался, тут же начистоту все. А письмо в будущеё… помнишь, мама, я тебе говорила? Решили так: написать в нем о лучших наших ребятах. А лучшими хотят быть все! Вот и постановили: быть во всем правдивыми, духом гордыми, здоровыми, крепкими. Начали с мелочей: обязали всех каждое утро заниматься зарядкой, не лгать ни при каких обстоятельствах, не опаздывать на собрания. И вот даю голову на отсечение, как говорит Сима, через год нас не узнаешь, – энергично заверила Варя. – Да ты не смейся, мама!

Через полчаса мать задремала на диване, а Варя, накрывшись платком, на цыпочках прошла на балкон, чтобы не мешать ей. В поселке уже всюду горели огни, а на фасаде заводоуправления прилаживали цветную иллюминацию к празднику, которая то вспыхивала на несколько секунд, то гасла. Марья Николаевна удивилась, когда приехала, как разрослись и похорошели завод, поселок, сколько зелени. Но если бы она побывала в цехах, она их тоже не узнала бы.

«Вот завтра и повожу маму по заводу, – решила Варя. – Одна моя Сима чего стоит!»

Приподнявшись со стула, Варя заглянула к ней в окно. В комнате полумрак от настольной лампы. Кулакова сидит за столом, подвернув одну ногу и раскачиваясь, словно от зубной боли, зубрит что-то. Настойчивая! Вот ведь бросила курить. Ходит теперь с полными карманами леденцов и наделяет ими каждого встречного и поперечного! А с осени решила идти учиться в техникум, к экзаменам готовится… А Лизочка сейчас, наверно, в парткабинете работает над своим докладом о коммунизме, который поручили ей сделать на общем комсомольском собрании. И Ирина, вызвавшаяся помогать Лизочке, там же. На них смешно смотреть со стороны: они часто спорят свистящим шепотом, возмещая сдержанность в голосе энергичными жестами. Куда девалась сдержанность Ирины?

Лизочка тайком жаловалась на неё Варе:

– Затвердит что – ни с места!

А Варя, глядя на них, радостно думала: «Через год могу спокойно уходить на учебу, Сима меня заменит или Ирина. Впрочем, до тех пор из моей бригады будет несколько. Бригадирами пойдут. Нет, а Лизочка-то какова со своим шефством: рассказывала, рассказывала про метод «воздействия» на Колю: куда ходили, что делали… и, бац, замолчала».

В одиннадцатом часу вечера, когда Марья Николаевна, поспав немного, чувствовала себя отдохнувшей, пришли Ирина с Лизочкой поздравить её с приездом.

– А где же Сима? – спросила Марья Николаевна. – Все занимается? – И тут же крикнула – Иди к нам, Симочка, посиди!

Сима не замедлила явиться.

– Что мне сейчас в голову пришло, Марья Николаевна… Послушайте, девчата, вот если бы изобрести такую машинку, чтобы из головы в голову сразу готовенькими знания пересаживала! Нам тогда и делать было бы нечего. Запасами Марьи Николаевны жили бы… Воображаете?

– Нет, не могу! – сказал лукавый Тамарин голос, и в ту же секунду она вошла в комнату. С Марьей Николаевной Тамара успела повидаться раньше всех. – Мечты, мечты, где ваша сладость?.. – пропела она, насмешливо покосившись на Симу.

– Выходит, и помечтать нельзя? Старуха ты, Томка, в свои двадцать два года. Вот что!.. А ну, закрой дверь, а то нос прищемлю! – гневно прикрикнула на неё Сима. – Марья Николаевна, а как товарищ Ленин смотрел на мечту: вредит она делу? Есть у него на этот счет соображения?

– Соображения есть, – отвечала с улыбкой Марья Николаевна. – «Что делать?» не читала? Там Владимир Ильич приводит цитату Писарева. Да вот у Вари имеётся этот том, – добавила она, доставая с полк и книгу.

Сима, схватив книгу, убежала к себе. Через минуту, снова появившись в дверях с раскрытой книгой, она кричала восторженно:

– Перепишу красиво на хороший лист бумаги и приколю над Тамаркиной кроватью, да не плохо бы в комитете комсомола повесить! Вот послушайте:

«Разлад между мечтой и действительностью не приносит никакого вреда, если только мечтающая личность серьезно верит в свою мечту, внимательно вглядываясь в жизнь, сравнивает свои наблюдения с воздушными замками и вообще добросовестно работает над осуществлением своей фантазии. Когда есть какие-нибудь соприкосновения между мечтой и жизнью, тогда все обстоит благополучно».

– Это ли не ответ! Слышишь, Комова! – заключила Сима и со свойственной ей нетерпеливостью пустилась было в поиски нужной бумаги.

Но девушки остановили её, уговорив сделать это завтра.

– Ну ладно, завтра, – согласилась Сима, предвкушая обильное угощение в честь приезда Марьи Николаевны, над которым Варя уже хлопотала в кухне.

Тридцатого апреля набежала туча, ударил первый гром. В цехе потемнело, и вскоре хлынул дождь. Подсобные рабочие, ползая на коленках, поспешно закрывали рамы в фонарях крыши. Но запахи дождя, распускающейся зелени уже успели проникнуть в цех и, заглушая запахи тавота, носились в воздухе.

Варя поймала на себе Лизочкин взгляд и, повинуясь ему, подошла к ней.

– Вздохни поглубже, аромат какой.

– Да, хорошо.

– Вот таким ароматом при коммунизме будут дышать рабочие всех заводов, всех предприятий… Я не шучу! Уже есть машина климата. В цехах забьют фонтаны. зашумят деревья, на которых, чего доброго, и птицы петь станут… Рабочие за работой смогут слушать их трели, потому что вот такого шума не будет.

– Да ты что, вычитала, что ли, где об этом?

– Обязательно вычитала!.. – обиделась Лизочка. – Готовлюсь к докладу, думаю…

После обеда девушки остались посидеть в сквере во дворе завода, где припекало солнышко, летали мотыльки, а садовник в белом фартуке высаживал цветы из ящиков в клумбы. Варя ушла пораньше, сказав девушкам, что нужно разобраться в инструментальном ящике, хотя на самом деле ей просто хотелось погрустить наедине об уехавшей сегодня матери…

В цехе двери во двор были открыты, гулял сквозняк, не находя себе ни в чем забавы: ни поднять, ни раскачать нечего, – все тяжелое, металлическое, даже запах разогретого масла и тот ему не поддавался. Проходя мимо разобранного ремонтниками станка, Варя невольно остановилась: сложив крылышки, сидела на нем бабочка. Так странно и радостно до стеснения в груди было видеть это слабое, полувоздушное создание на тяжеловесном барабане!

Слова Лизочки о том, как будет на заводах при коммунизме, невольно пришли на ум Варе. Но она и таким, пока еще шумным и с далеко не ароматическим воздухом, любила свой цех, из окон которого виднелся теперь

её новый дом и второй, по соседству, где жил Иван Титов. Вот, выходит, зря она уповала на приезд матери, успокаивая себя несбыточной надеждой, что это поможет ей заглушить в душе все возрастающеё чувство любви к человеку, который её и знать не хочет. Даже открыться матери она так и не собралась в эти дни. Впрочем, зачем, если её признание ничего не изменит!

Глава 19

В праздничное утро Варя проснулась с головной болью, и Сима настояла, чтобы она не ходила на демонстрацию.

– За тебя твой портрет пойдет, – сказала она упрямо. – К Мавзолею станем подходить, подниму его до небес. Не беспокойся!

– А я не беспокоюсь, – улыбнулась Варя.

Тамара, одеваясь, распевала во все горло. Она сумела получить в завкоме гостевой билет на трибуны и рассчитывала у заводоуправления застать директорскую машину.

Оставшись одна, Варя легла, принуждая себя уснуть, глядишь, и время пройдет незаметно, и головная боль утихнет. День, с утра хмурый, разгулялся, проглянуло солнце. Варе не спалось. Тогда она встала, надела халат и прошлась по коридору в надежде, что, может, еще кто-нибудь дома – вместе бы скоротали время. Но в комнатах было пусто, тихо.

Варя включила радио. Парад давно окончился, и теперь звучали уже песни демонстрантов. И так вдруг стало горько на душе, уныло, что она не там, на Красной площади, со всем народом, а здесь одна, словно наказание какое отбывает.

– Идут славные шарикоподшипниковцы, – сказали но радио. – Много миллионов экономии обещают они дать стране за счет рационализаторских предложений и внедрения скоростного режима резания. Уже переведены на повышенную скорость целые участки по примеру знатных стахановцев: Варвары Ждановой и Тамары Комовой.

– А стахановка сидит здесь и чуть не плачет, – сказала вслух Варя, снова ложась в постель. «Интересно, а Комова слыхала передачу или нет?» – подумала Варя, представляя, как возгордится теперь тщеславная Тамара. Сколько поздравлений, рукопожатий от знакомых и даже незнакомых людей! Ну и в числе поздравителей, конечно, Иван Титов: Тамара позаботится об этом. Все для неё просто, все она может: сама подойдет к нему, сама назначит свидание. Давно ли она так вот, на виду у всего цеха, бегала за Белочкиным, как теперь бегает за Иваном? Легко живется на свете таким людям, и, честное слово, надо иметь порою большое присутствие духа, чтобы не позавидовать им.

Вскочив с кровати, Варя растворила балконную дверь, в которую сразу пахнул на неё поток холодноватого воздуха и освежил голову.

«Нет, и тысячу раз нет! – сказала она себе. – Комовой мне завидовать стыдно и унизительно. Ее победы мне не нужны, да и «побежденные» ею не для меня. Что касается Титова… Ну что ж: если и он окажется в числе «побежденных»– значит, он не таков, каким я его представляю».

К концу дня на лестнице раздались чьи-то шаги. Варя вышла на кухню запереть дверь, ей стало страшно: одна во всем доме! Не успела она потянуть за ручку дверь, как с той стороны кто-то сильно рванул её. В плаще и шляпе стоял перед ней Иван Титов. У Вари потемнело в глазах.

– Разрешите войти? – спросил он, снимая шляпу и поправляя свои черные, зачесанные назад, блестящие волосы.

– Да, да, – проговорила Варя, отступая от порога и сторонясь. Она никак не могла справиться с охватившим её волнением. Вот уж не ждала кого, да и постель в комнате осталась неубранной,

«Не позову», – подумала она. И тут появилась Тамара с веткой цветущей вишенки в руках, в сером нараспашку пальто, раскрасневшаяся веселая, красивая.

– На директорской машине прикатили, – похвалилась она Варе, – оттого и быстро. Радио слыхала? Воображаешь, нашлись сумасшедшие, качать меня вздумали. Еле вырвалась, да вот спасибо, Иван Семенович помог, – болтала Тамара, стаскивая с руки щеголеватую кожаную перчатку. – Проходите, Иван Семенович, пригласила она, отперев ключом дверь своей комнаты.

«Так он не ко мне, он с ней, как я не поняла сразу!»– стыдясь своего радостного замешательства при встрече с Титовым, думала Варя, машинально, сама не зная для чего, направляясь в ванную. Там она постояла немного, потрогала краны, собираясь с мыслями. И когда голос Тамары настиг её там: «Варя, Варя, где ты? Иван Семенович хочет посмотреть твою комнату», – она уже вполне владела собой. С улыбкой, перебегая взглядом с лица Ивана на Тамарино, Варя пригласила:

– Посмотреть комнату, пожалуйста! Только, извините, не совсем прибрано.

В комнате, стоя перед гостями, Варя сказала все с той же улыбкой:

– Садиться не приглашаю. Знаю, что спешите куда– нибудь, ведь на дворе праздник.

– О да, на улице прекрасно, – начала Тамара, но Титов перебил её:

– Не знаю, как Тамара, но я никуда не спешу, так что позвольте сесть. – И он сел на диван с таким видом, будто собирался пробыть здесь долго. – Не выгоните меня, Варя? А чаю к пирогам дадите? – с шутливой жадностью посматривая на тарелку, сказал Иван. – Тамара, да посодействуйте же мне!

– Еще чего! И не подумаю, – с гримасой неудовольствия отозвалась Тамара. – Моих пирогов не хотите?

– А разве есть? Так тащите их сюда скореё. Чем больше, тем лучше!

– Ах так? Значит, и я у тебя, Варюшка, гость! – бесцеремонно объявила Тамара, предоставив Варе все хлопоты по столу. – Давай пои и корми нас.

Она подсела к Титову на диван и, облокачиваясь на его плечо, стала рассказывать что-то, смеясь каждому своему слову. Варя не вслушивалась в её болтовню, а лишь со скрытым недоброжелательством следила за нею и Титовым; Иван, казалось, смущался. Он через минуту снял её руку со своего плеча и придвинулся к столу. Варя налила ему чаю. Выпив два стакана, он вдруг заспешил домой. И уже в прихожей, прощаясь, не обращая внимания на что-то говорившую ему Тамару, Титов неожиданно спросил Варю:

– Вы будете завтра в театре? Обязательно будьте! – и посмотрел на неё тем особенным, тревожащим её взглядом, который Сима называла влюбленным.

Варя любила, когда всем коллективом завод выезжал в театр. Всюду знакомые, куда ни оглянешься: помолодевшие лица, праздничная одежда. Варя в этот вечер обновляла черное бархатное платье и мельком взглянула на себя в зеркало.

Ирина сказала:

– Будь я парнем, влюбилась бы. Тоненькая, золотоволосая. Прелесть просто! Гляди, гляди! – вдруг проговорила она поспешно.

Варя оглянулась. С лестницы бельэтажа с высоким, красивым молодым человеком, яркая, в бордовом вечернем платье и серебристых туфлях спускалась Сима.

Они прошли мимо девушек, до того занятые своим разговором, что не заметили их.

– А мой кавалер к Лизочкиной маме убежал новую сказку слушать, – чуть приметно вздохнув, сказала Ирина.

– Целуй его за меня, – поручила Варя.

«Вишневый сад» Варя пришла смотреть впервые. Она слушала по радио отрывки из этой пьесы, и ей запомнилась поразившая её фраза: «Петя, душа дрожит…»

Варя тогда еще не понимала, как может дрожать душа, и все же у неё сочувственно сжалось сердце, – с такой тоской были произнесены эти слова. Позднеё, прочитав пьесу, она не могла отделаться от двойственного чувства: жалко и досадно за этих людей! Произносят монологи перед шкафом, плачут о прошлом и палец о палец не ударят, чтобы изменить свою жизнь. Даже Аня с Петей, которые были несколько иными среди всех, едва ли сумеют постоять за свои мечты и убеждения.

Теперь же Варя смотрела на них как зачарованная, временами забываясь до того, что переставала понимать, где она. Старинная дворянская усадьба с изразцовыми печами, окнами в вишневый сад, раннеё майское утро, птичий гомон, приветственные возгласы приехавших на родину людей – все это было, как в настоящей жизни!

Лизочка, отыскав Варю во время антракта в фойе, сообщила ей по секрету:

– Ещё одна чудесная деталь для доклада: вишневый сад! Вообрази только: сады, сады… куда ни пойдешь. Вся земля в садах. Как это мне раньше не приходило в голову?

– Лизочка, а ты думала о том, что вот Чехов еще только мечтал о поколении, которое ие станет работать на тунеядцев, и, смотри, это поколение уже родилось! Доживи он, могли бы пожать ему руку, – заключила Варя, рисуя себе, как живого, любимого писателя. – Да ты, Лизок, чему улыбаешься?

– Вспомнила о лакеё Яше и его милой. Иностранец какой выискался! Уехал поросенком, вернулся свиньей! Матери родной стыдится! Ко мне бы его подшефным, – лукаво добавила Лизочка, складывая руку в энергичный кулачок.

Коля Субботин, стоявший поодаль, густо покраснел.

«Вот тебе и птичка-невеличка!»– усмехнулась про себя Варя.

– Лизочка, ты уж очень, – заметила она негромко. – Жалко его…

– Ты меня пожалей! – воскликнула Лизочка и взяла Варю под руку. – Знаешь, что он натворил? – зашептала она Варе с выражением ужаса на лице. – Он… он поцеловал меня…

– А ты?

– Я? Я растерялась и сказала ему: «Дурак!» А надо бы отругать как следует…

– Да, это с твоей стороны упущение, – проговорила с улыбкой Варя. – Ну, не горюй, надеюсь, еще случай представится…

Лизочка недоуменно заморгала ресницами.

– Не понимаю! – И, сообразив, надулась, по-детски оттопыривая губы. – Пошли, Коля!

Варя засмеялась, провожая их ласковым взглядом: «Ай да Лизочка!..»

Иван Титов с Комовой шли Варе навстречу, о чем-то оживленно разговаривая; по тому, как вдруг посмотрела на неё Тамара, Варя поняла, что говорили о ней и этот разговор чем-то неприятен Тамаре.

– Вы улыбаетесь? – спросил Титов, останавливаясь около Вари. – Поделитесь с нами секретом вашего хорошего настроения.

– Да вот Лизочка меня развеселила, рассказав про одно происшествие, – отвечала Варя, – но это уже не моя, а её тайна…

– Тайна! Подумаешь, как романтично!.. – брюзгливо подхватила Тамара, очень недовольная тем, что Титов подвел её к Варе и, кажется, не собирается уходить от неё. И все это хорошо видно в бинокль Белочкину, который неотрывно с бельэтажа следит за ними.

– Ну что ж, – сказал Титов, больше обращаясь к Варе, бросая на Тамару лишь беглый взгляд, – я в долгу перед Вами за ваш чай и пироги. Пойдемте, сегодня угощаю я! – И, взяв девушек под руки, повел их в буфет.

Возвращаясь полутемным фойе в зал на свое место, Варя боялась оглянуться назад: ей казалось, что там, следом за ней, идет Иван Титов. Но зачем и где же он сядет?

– Я обменялся местами с вашим соседом, – нагнав Варю, – сказал ей Титов. – Вы ничего не имеёте против?

Варя промолчала, чувствуя, что лицо её пылает и лишь спасительная темнота служит надежной защитой. Они сели, встреченные удивленным взглядом Ирины, в ту минуту, когда тяжелый бархатный занавес медленно раскрывался, и Варя, стараясь вызвать в себе прежнеё настроение, будто перед нею не артисты, а сама жизнь, устремилась глазами на сцену.

В последнем действии умирал одинокий старик в заколоченном доме, а лучи заходящего солнца равнодушно пробивались сквозь ставни. Но теперь уже трагедия не действовала на Варю с былой силой: присутствие Ивана мешало ей. Ирина тоже отвлекла её: она тяжело дышала, украдкой вытирая крупные слезы на смуглых щеках. Варя погладила её руку, лежавшую в кресле. Она чувствовала, что не смерть старика растревожила Ирину и нелегко ей успокоиться. Вспомнилось, наверное, глядя на неё с Иваном, как сидела и она когда-то в театре с Павлом и не было тогда конца края их молодому счастью…

– Вам понравилось? – спросил Титов Варю после скончания спектакля, стоя рядом с нею и аплодируя актерам.

Он никогда еще не видел Варю такой красивой и в такой близости от себя, и что-то похожеё на робость начинало мешать Ивану пригласить её на затеянное Тамарой веселье, к которому он вдруг утратил всякий интерес.

«Не поедет Варя, не пойду и я!» – решил Титов.

– Да, понравилось. Спектакль чудесный, – отвечала Варя, невольно оглядываясь на бельэтаж. Там стояла Тамара и грозила им кулаком. Посмотрите-ка, – показала она на неё Ивану. – Сбежал кавалер, и девушка сердится. Ступайте к ней!

– А если я не пойду, а останусь с вами? – сорвалось у Титова. – Что вы скажете мне на это?

«Что скажу?»– подумала Варя, на миг заглядывая в эти милые ей, настороженно ждущие сейчас её отпета глаза Ивана.

– Я скажу, что очень рада! – произнесла она трудные слова, не находя в себе силы солгать ему, и почувствовала себя сразу так, точно взлетела вверх на высоких качелях, и ей теперь ничего не страшно. Хотелось озоровать, веселиться и даже погрозить Комовой кулаком, как грозила она. Война так воина! И Варя с первого слова приняла приглашение Титова поехать с ними. Она ждала этого случая давно, с того памятного вечера, когда Иван приходил за ней в техникум, а Тамара увела его к себе. А зря, надо было еще тогда идти с ними и отстаивать свое право на любовь к нему!

На улице, дождавшись Лизочку с Колеи Субботиным, Ирину, Тамару с Белочкиным, сели в просторную машину, заказанную Иваном. Вечерняя Москва с освещенными витринами, блеском реклам и разноцветными огнями светофоров поплыла перед взором Вари.

– Внимание, внимание! – весело сказала Лизочка, приподнимая руку. – Представьте, что мы путешествуем в машине времени и вот перед нами, – ну, скажем, 2059 год! Смотрите, какие дворцы, сколько света!.. Коммунистическое «далеко» проплывает за окнами. Итак, вообразите, 2059 год на земле!

«Нет, не могу! – подумала Варя, отдавая свою руку в горячие руки Ивана. – Да и зачем? Мне и в этом году хорошо!»

Третьего мая утром, вернувшись с вечеринки домой, Варя записала в свой дневник:

«Я непредвиденно пошла на этот вечер, в чужую мне компанию, лишь ради Титова. Я очень надеялась на его безраздельное внимание ко мне… Кажется, после разговора в театре и позднеё в машине я могла на это рассчитывать… Но он вел себя по меньшей мере странно, словно боялся обойти кого-нибудь из нас своим вниманием: танцевал по очереди то с ней, то со мной. Да и других девушек не забывал. Я тоже веселилась изо всех сил, хотя были такие минуты, когда я еле сдерживала слезы»,