Текст книги "Девушки"
Автор книги: Вера Щербакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)
Глава 1
Портрет Ленина, вышитый цветными нитками, – подарок отцу от ивановских рабочих – Варя Жданова помнила с раннего детства. Ленин был изображен говорящим, с поднятой рукой, в простенькой черной кепке и с красным бантом на лацкане пиджака. Кончики ленты развевались по ветру. Этот портрет и сейчас висел в их доме в Подмосковье, где жила мать и откуда отец ушел на фронт в свой последний путь.
Проснувшись ровно в семь, как загадала с вечера, Варя под впечатлением сна, в котором успела погостить у матери, поискала глазами портрет Ленина, но, увидев на стене ходики с подвешенным к гире амбарным замком, сразу поняла, что она в общежитии. К этому пора бы уже привыкнуть, не первый год живет здесь. В комнате, как всегда, был беспорядок. На лампочку с ночи вместо абажура натянут черный Симин чулок, сохранявший в ступне форму её ноги: стол, сдвинутый в угол, с неубранной грязной посудой (как поели вчера, так и оставили), расшатанные стулья, заваленные одеждой, а на стенах – картинки с русалками и длинноволосыми девами. Сейчас, при свете утреннего, все еще по-летнему яркого солнца было особенно неприглядно и убого в н. ч комнате.
«А мы живем и не замечаем», – отметила про себя Варя, невольно оглядываясь на спящих девушек.
Сима Кулакова, не чувствительная ни к жаре, ни к холоду, спала под одной простыней, обхватив подушку руками. Русые густые волосы её были старательно накручены на бигуди и завязаны разноцветными тряпочками. Другая обитательница комнаты – Тамара Комова – спала под ватным одеялом, накрывшись с головой, а ноги торчали голые.
Усмехаясь, Варя вспомнила «проповеди» Тамары о том, что девушка должна уметь даже спать красиво.
На кухне, раскрыв окно и по привычке полюбовавшись на блестевшую, словно водная гладь, стеклянную крышу завода и на решетчатые стальные контуры будущего высотного дома вдали, Варя принялась делать зарядку. Но сегодня нельзя было ни попрыгать, ни побегать как следует: в кухне теснота из-за снесенных сюда со всего общежития стульев, табуреток, кастрюль и тарелок для вечернего «бала с угощением». Судя по предварительным приготовлениям, пир предстоял горой, – надо спешить, а то не дадут позаниматься.
Усаживаясь за стол, Варя с удовольствием подумала о том, что мать, наверно, тоже склоняется сейчас над книгой, и ясно представила себе её гладко причесанную голову с жиденьким седым пучком.
В одиннадцатом часу, шлепая босыми ногами, в небрежно надетой юбчонке, без блузки, с мохнатым полотенцем на голове, розовая от сна, сладко позевывая, вышла на кухню Сима Кулакова.
– Ах, вот ты где! – сказала она Варе, толкая дверь в соседнюю комнату. – Дрыхнут еще. Эй, тетеревята! – закричала Сима и, выхватив из-за плиты полено, стала колотить им по тазу:
– Подъем! Вставайте!
– Встаем, Симок, – поспешно ответили за дверью.
«Бал» назначался на четыре, а еще ничего не было готово, хотя по обширной Симиной программе числились пельмени, винегрет и многое другое. Сама Сима ничего не делала, потому что терпеть не могла кулинарии, зато распоряжалась и кричала громче всех.
Пришли девушки из других комнат: у многих из них, как у Симы, на головах огромными тюрбанами возвышались намотанные полотенца.
Варя подивилась:
– Вот дались вам эти кудри!
– Тебе хорошо, – обиженная за всех, проворчала Сима, – у тебя своя навечно.
– В парикмахерской у мастеров нужно завиваться, – хвастливо посоветовала пышнотелая Тамара Комова, стоя в комнате перед зеркалом и осторожно расчесывая на пальце свои каштановые локоны. У неё сестра работала маникюршей в парикмахерской, так что Тамара завивалась всегда бесплатно и без очереди, являясь даже на работу к станкам с прическами, каждый раз одна другой замысловатеё. Девушки, устав ей завидовать, с легкой руки Симы, прозвали её «подопытным кроликом». На Тамаре, мол, учатся делать новые прически.
Комова вышла на кухню, в бордовом, с цветами, атласном халате и в расшитых, опушенных мехом тапочках.
– Я, девчонки, только позвонить схожу в автомат, – заявила она с улыбкой, радуясь своему великолепию.
– А стряпать за тебя, царица Тамара, кто будет? – крикнула ей вдогонку Сима.
– Ладно, пе трогай её, – заметила одна из девушек, – Счастливая она, Тамара: бригадир и красивая очень…
Голубые, слегка выпуклые, лучистые глаза Симы насмешливо посмотрели на говорившую. Не дав себе труда сдержаться, она запальчиво возразила:
– Нашла красавицу! Тут напудрено, там подкрашено. Смотрелки крохотные, зеленые, как у кошки… Нет, уж, если хочешь знать, в нашей комнате самая красивая Варя Жданова. Вот кто! Варюшка, покажись!
Смущенная общим вниманием, Варя вспыхнула румянцем и, шутливо нахмурившись, взглянула на Симу, но работы своей не оставила. С подвернутыми по локоть рукавами, она старательно раскатывала тесто для пельменей. Высокая, стройная, с нежным лицом, обрамленным светлыми с золотым отливом слегка кудрявившимися волосами, Варя была хороша собой. Все смотрели на неё, словно видели её впервые, и торжествующая Сима прочитала в глазах подружек: «Глядите-ка, а ведь и верно!»
– Комова одевается по моде, ни на шаг не отстаёт, – сказал кто-то из девушек.
– Ну, это никому не запрещается, – перебила её Сима, почувствовав себя задетой.
Сима одевалась хотя и небрежно – вечно у неё что– нибудь свисало, лежало не так, – но за модой гналась. Над ней посмеивались, она отругивалась и не унывала.
Вскоре вкусные, дразнящие запахи распространились по всему дому и вызвали целый поток желающих помочь стряпухам, но повезло одному Толе Волкову; его поставили к мясорубке, одолженной на этот случай в семейном доме. Буйные кудри Толи подобрали под желтый платок, а брюки завесили кружевным передником. Теперь, с долговязым «шеф-поваром», возвышающимся над девушками на целую голову, ни на минуту не замолкали смех и шутки. А помощников все прибывало, так что пришлось отрядить в коридор на вахту Симу Кулакову.
– Я миндальничать не стану! – грозно пообещала она.
– Симок, ты все-таки поосторожней с кавалерами, – смеясь, просили её девушки, – танцевать не с кем будет…
К четырем часам все было готово: кровати превращены в диваны, стол «накрыт на тридцать персон», как объявила Сима.
Варя скрепя сердце переоделась в свое лучшеё платье и, уложив книги в портфель, спрятала его. Каждый выходной – одно и то же. Да и какой это бал? Ну, поедят, выпьют (хорошо еще, немного и только красного), потом неизменная игра в «фанты» и «почту», потом танцы до поздней ночи. Тамара вон собирается уезжать – должно быть, на свидание. Варя позавидовала ей, а девушки осудили Комову: «Раз складчина, так складчина! И Коля Субботин придет из-за неё».
Тамара, на особый манер припудривая свой коротенький, слегка вздернутый носик, чтобы он казался подлиннеё, высокомерно заметила:
– О, этот мальчик так влюблен в меня, что все простит, Не беспокойтесь.
Ей не ответили. Тамара оглянулась на девушек и, поймав Варин укоризненный взгляд, полушепотом, заискивающе проговорила:
– Я что-нибудь сказала не так, Варенька, да? Язык мой враг мой. Ну, не сердись на свою болтливую подружку, дан я тебя поцелую! И, поцеловав Варю напевая, продолжала одеваться.
Несколько позднеё, наблюдая за тем, как Субботин, худощавый, сутулящийся юноша, разговаривал с Комовой и подавал ей плащ, Варя с тайным удовольствием отметила про себя, что не так-то уж он влюблен в Тамару, если не просит её остаться. Он даже не поинтересовался, куда она едет. Варя не знала, чему это приписать: его выдержке или равнодушию? Она разделяла мнение многих девушек в цехе и в этой давней, но неровно сложившейся дружбе между Тамарой и Субботиным была на стороне Коли.
– Ты, рыжик, не скучай, веселись без меня здесь, – говорила Тамара Коле, взявшись за скобку двери. – Я скоро приеду, только сестру навещу, – пояснила она с затаенной улыбкой.
– Сестру с усами, – буркнул Толя Волков, обнимая Субботина за плечи и уводя его в комнату. – Ишь ты, «рыжик»!..
Коля вспыхнул и, как за якорь спасения, схватился за свои очки, которые принялся вдруг старательно протирать. Волков хотел добавить еще что-то, но только криво улыбнулся, как бы говоря: «Три не три, а давно уже слепым ходишь. Эх, Коля!..»
Симу за столом выбрали тамадой. И хотя тостов было лишь два, но она ухитрилась вместить в них столько разных пожеланий, что мужская половина запротестовала, объявив тосты несостоятельными из-за недостатка вина.
– Подумаешь, винохлебы! – передразнила недовольных гостей Сима и тут же пообещала, поднимаясь со стула – Не унывайте, тетеревята, мы вас угостим сейчас!..
Через минуту трио (Толя на гитаре, Сима с подружкой на балалайках) лихо и слаженно играло попурри из русских танцев.
«Ай да Сима! – думала Варя. – И когда только она научилась? Упрямая: решила и сделала!..»
– Вторым номером, товарищи, тот же Толя с той же гитарой, но под другим соусом… Гавайская гитара! – объявила Сима звонким, с «металлом», голосом заправского конферансье. – Попрошу освободить кончик стола.
«Кончик» освободили, и Толя, положив гитару на ребро, стал играть неаполитанский романс. Сима, держась за гриф, слегка трясла инструмент, и звук получался точь-в-точь похожий на звук гавайской гитары.
Едва успели отзвучать последние аккорды, а слушатели дружными аплодисментами просили уже новых песен.
– Меня хвалите, меня, это я изобрела! – требовала Сима.
Она, как говорится, «вошла в раж» и не обращала внимания ни на свою ведущую роль тамады, ни даже на растрепавшуюся прическу с хохолком на темени, которая давалась ей обычно с большим трудом.
Последним сюрпризом вечеринки был так называемый «поход на луну»: коллективная прогулка на свежем воздухе. Впрочем, не возбранялось гулять и парами.
– На улице тьма-тьмущая, и луна еще не взошла, – раздался чей-то робкий протестующий голос.
– Для нас взойдет! – возразила Сима. – Айда, тетеревята!
Варя не пошла на прогулку и, сердясь на Симу, осталась дома. «Подружка называется! Даже комнаты убрать не помогла! Вечно у неё так – веселье на первом плане. Ладно бы только в выходной, а то все свободное время убивает на танцплощадках. Да и одна ли она? Вон и Тамара Комова, – а еще бригадир! Закатилась на целый день, как месяц ясный… Нет, надо все это высказать им, а может, просто перейти в другое общежитие. Здесь трудно работать и учиться. Конечно, уйти легче всего, – размышляла Варя. – Прийти в комитет комсомола и сказать: «Помогите, товарищи, переёхать в другое общежитие…»
Варя живо представила, как все это будет на самом деле, и чувство, очень близкое к чувству стыда и раскаяния, охватило её. «Ну, положим, переселят, а дальше что? Я же с ними в одной бригаде. И из бригады вон? Да, из бригады Тамары Комовой нужно уйти немедленно или перестать бегать у неё на поводке».
Варя в волнении поднялась с кровати и, натыкаясь на беспорядочно сдвинутые стулья, стала ходить по комнате.
«А как бы поступила мама в таком случае, что бы предприняла она? – И тут же ответила: – Мама так просто не ушла бы! Она тут навела бы порядок!»
О, как она хочет подражать матери! Сколько передумала об этом перед отъездом в Москву, какие были мечты, какие она давала себе клятвы! «И что же вышло? – с горечью спрашивала себя Варя. – Сижу в плену своей робости, мучаюсь и… молчу… молчу. Нет, жить дальше так нельзя! В комитет комсомола надо идти не с просьбой, а с сердечным разговором. Там помогут и научат. Вот завтра же пойду…»
Глава 2
Домой Тамара Комова вернулась поздно, во втором часу ночи, когда девушки уже спали. Она пришла с большим букетом последних осенних астр и очень пожалела, что никто сейчас не видит её. Не долго раздумывая, она подошла к той самой Варе, которой недавно завидовала и которую считала своей соперницей, и разбудила её.
– Извини меня, Варенька, – сказала Тамара, – тебе привет… Очень просили передать…
– От кого? Как не стыдно из-за пустяка будить среди ночи… – недовольно проворчала Варя. – Могла бы и завтра.
– Нет, девочка моя, этот привет я должна передать тебе сегодня, сейчас же, – с улыбкой возразила Тамара, присаживаясь на кровати. – Послушай только, от кого! Не догадываешься? От Левы Белочкина! – Последние слова Тамара выговаривала медленно, не спуская с Вари глаз и не сомневаясь, что смутит её. Но на лице Вари не дрогнул ни один мускул: она равнодушно и, главное, как показалось Тамаре, совершенно искренне сказала:
– От Белочкина? Вот не ожидала… С таким же успехом он мог передать привет Симе или какой-нибудь другой знакомой девушке. Стоило из-за этого будить!
«Ах, хитрая! Ну подожди!.. Ты еще у меня запоешь не так!»– озлясь, подумала Тамара, а говорить продолжала ласково:
– Пойми меня, Варенька, и не осуди. Я ведь не к нему ехала на свидание. Это просто судьба, фатум– Вот бывает же так: случайно встретились в трамвае, поздоровались, конечно, и целый вечер пробыли вместе… Однако он от меня теперь не уйдет. Ты извини, пожалуйста, тебе больно, я знаю… Нет, нет, не перебивай меня, я скажу как честный человек, – горячилась Тамара. Ей не нравилась добродушная усмешка Вари, – Видишь ли, я так понимаю: счастье каждый сам себе добывает… А Белочкин – это счастье! И ты мне лучше не мешай… Ты меня еще плохо знаешь!
«Действительно я еще её мало знаю, – подумала Варя. – Грозит, предупреждает… Распоясалась девица!» Вслух Варя сказала:
– Мне твой Белочкин совершенно не нравится. И зря ты передо мной порох тратишь. Спокойной ночи. – И Варя плотнеё накрылась одеялом.
Лев Михайлович Белочкин, а попросту Лева (как все звали его в цехе) работал на заводе сменным инженером. Он участвовал в драмкружке, где играл всегда трагические роли, пел небольшим, но приятным голоском грустные романсы. Многие девушки думали, что в его жизни произошло что-то тяжелое и он очень нуждается в утешении.
Однажды Белочкин пригласил Варю провести с ним вечер. Варя согласилась. В разговоре он жаловался на одиночество, тоску, сожалел, что не удалось устроить личную жизнь:
– Сначала я не любил, меня любили… Потом наоборот… И вот я одинок, Варенька…
Варя сочувственно вслушивалась в его журчащий голос и заглядывала в темные глаза под надвинутыми полями шляпы, думая о том, почему это в цехе Лева слывет пустым щеголем, хотя как инженер он не на плохом счету.
Дома Варя села за дневнник – записать впечатления дня и… написала письмо матери о Леве. «Мама, я, кажется, могу влюбиться..» Как потом она стыдилась этого письма! И вот сегодня Тамара снова напомнила о Белочкине…
«Никак, ревновать вздумала» глупая. Ну и на здоровье», – усмехнулась Варя и повернулась к стене. Не было ни с ял, ни желания разуверять Тамару.
В Москву на завод Варя Жданова приехала три года назад. Дом, в котором до войны жил отец и куда она приезжала из провинции на каникулы, погиб от бомбы, и ей предложили поселиться в общежитии. Девушка с готовностью согласилась: ей очень хотелось начать самостоятельную жизнь.
В бюро пропусков Варе выписали разовый пропуск. Когда-то, давно, она ходила по заводу с отцом, держась за его руку, и ей запомнились бесконечные шеренги разнообразных станков со множеством проводов, подъемные краны, величественно проплывающие над головэй, электрокары с готовой продукцией, грузовики и над всем этим высокий стеклянный потолок, сквозь который заглядывало в цех солнечное небо, дробясь и отражаясь тысячекратно в блестящих шлифованных деталях станков.
Варя плохо слышала, что объяснял ей тогда отец. Из-за непривычного постоянного шума у неё разболелась голова, но все-таки ей не хотелось уходить с завода.
Сейчас цехи стали как будто меньше и теснеё: появилось много новых сложных станков. Завод разросся в ширину 'за счет дополнительных помещений, построенных уже после войны. С горделивым чувством в дуле Варя долго ходила из цеха в цех, прежде чем попала в главный коридор к выходу. Завод, оказывается, стал до того огромен, что в нем можно заблудиться! И Варя задумывалась о том дне, когда она пройдет тут не робеющим новичком, а кадровым рабочим, в спецовке, с инструментом в руках и повесит свою табельную марку!
Варю, как она и мечтала, поставили к станку, дав в учителя старого рабочего. Целые штабели готовых блестящих подшипниковых колец разных типов стояли на оцинкованном столе, в ящиках и просто на палу рядом со станком. Скоро, скоро эти кольца разлетятся и разбегутся по всей стране!
– Все, что в движении, все на наших подшипниках: и автомобиль, и корабль, и самолет! – с гордостью объяснял Варе мастер. – Вот только насчет земного шара утверждать не берусь, на каких он подшипниках вертится. Впрочем, должно быть, на наших, раз ему износу нет!
А в конце дня старый рабочий заметил:
– О, да ты бойка в работе!
Они вместе пошли в столовую, и мастер угощал Варю на свои талоны компотом из свеклы.
– Что новичок? – бесцеремонно разглядывая Варю, спросила у мастера белокурая высокая девушка. – Сима Кулакова! – тут же отрекомендовалась она Варе, крепко, до боли, пожав её руку.
– Вот и товарка тебе, – сказал мастер. – Тоже мою школу прошла, смышленая!
Сима, узнав от Вари, что поселилась она в общежитии, пригласила её перейти к ней в комнату. Варя, сомневавшаяся, как её примут, где поселят, с радостью отозвалась на приглашение.
В комнате с Симой жила и Тамара Комова.
– Ого, в нашем полку прибыло! – дружелюбно встретила она Варю.
Тамара все опасалась, как бы к ним не поселили по– жилую женщину.
– Знакомься, значит, располагайся, – напутствовала Сима, убегая куда-то. – Томка, помоги ей!
Тамара быстро познакомилась с новой квартиранткой. Не прошло и часу, как она рассказала ей о своей жизни: мать с младшим братом в колхозе под Смоленском, сестра здесь, в Москве. На завод Тамара поступила с надеждой, что тут скореё, чем где-либо, можно получить комнату. В цех она не пошла: там ей показалось трудно.
– Работаю покуда в конторе, а потом посмотрю, – закончила Тамара.
Варя принялась уговаривать её перейти на станок – вместе бы работали.
– Ну нет, подожду, – отнекивалась Тамара. – Дай присмотреться.
Видя девушек часто вместе в цехе, их привыкли очи– тать подругами.
Вскоре, по совету комсомольской организации, Варя пошла учиться в ремесленное училище при заводе. «Это, мама, первая ступень по пути к высокому званию инженера», – написала Варя матери, не сомневаясь, что мать одобрит её поступок.
Тамара была другого мнения об учебе.
– Два года! Очень-то надо! – с презрением говорила она. – Я поучусь на курсах и догоню тебя.
– А я хочу учиться серьезно, – возражала ВаряГ
Тамара, как и обещала, окончила краткосрочные курсы наладчиков и перешла работать на станок.
Однажды в выходной они все слушали по заводскому радио выступление девушки-комсомолки из соседнего цеха. «Моя личная пятилетка» назывался её доклад.
Тамара слушала выступление, лежа на кровати положив руки под голову.
Подумать только, сказала она, обращаясь к Варе с Симой, – теперь этой девчонке не жизнь, а масленица: авторитет обеспечен, все па работе к её услугам, деньги лопатой гребет…
Почему ты так думаешь? – спросила в недоумении Варя. – А по-моему, ей сейчас нелегко, ведь такая ответственность, весь завод следит…
– Так и не так, – снисходительно улыбаясь, возразила Тамара, – Соображай: ведь она от целого коллектива выступала! Хотят не хотят, а помогать придется.
Сима, приподняв с подушки свою белокурую кудлатую голову, даже свистнула.
– Крепкую платформу подвела! С кем ты толкуешь, Варя? Разве не видишь – она о сладком пироге печется!
На следующий день, в обеденный перерыв, Тамара, ничего не объяснив подругам, бегала в комитет комсомола и к начальнику цеха.
«О чем она хлопочет?»– недоумевала Варя.
В конце смены Тамара опять ушла куда-то и заявилась в общежитие лишь под вечер. Не раздеваясь, она опустилась на табуретку и оглядела комнату. Она посмотрела на свою постель, которая ничем не отличалась от других: то же казенное серое одеяло, подушка блином-
– В первую получку – плюшевое одеяло, это раз, – проговорила она, загибая указательный палец, – во вторую…
Варя перебила её:
– Откуда ты сегодня такая?
– Ах да, поздравь меня, Варюша: я получила разрешение на создание бригады, а Лева Белочкин уже выделил станки, те, что за колоннами, знаешь?
– Бригаду? Тебе? – вырвалось у Вари. «Вот почему Комова сегодня так разбегалась», – догадалась она.
– А что, думаешь, не справлюсь?
– Я не о том. Справишься, конечно, станки за колоннами рассчитаны на изготовление несложного типа колец, на них обычно работают одни ремесленники, – в простоте душевной сказала Варя.
– Ну, знаешь, – заносчиво произнесла Тамара, – труд везде – труд. Священный в нашей Советской стране! Не хочешь – твое дело, а я наметила тебя в бригаду, ну и Симку, раз живем вместе, и Мусю Цветаеву. Подумай… Нет, ты странная, – сердито выговорила Тамара, натирая на ночь лицо кремом. – «Простой тип, ремесленники работают!» Ремесленники – квалифицированные рабочие! Да что я тебя уговариваю: сама училась, знаешь В ТНБ сказали, расценки на эти кольца те же…
Варя слушала Тамару, невольно хмурясь. «Станки обычные, каких много в цехе, но не в станках в конце концов дело. А вот не нравятся мне её разговоры, – думала Варя. – Плюшевое одеяло, наряды… О том ли сейчас мечтать. Как работать будем, вот важно… Что ж, посмотрю, уйти никогда не поздно», – решила она.
Потом, когда их бригаду ставили в пример и хвалили, Варе было неприятно, словно она участвовала в каком-то обмане. Но с Тамарой теперь было трудно говорить об этом.
– Чего ты чочешь? Руководить бригадой? – сердилась она. – Разве у нас мало поковки и резцов, и это. когда у других перебои? Или плохо зарабатываете?
– Не учишься ты, Тамара, вот что плохо. Переведут на другой тип колец, и тебе не справиться с наладкой…
– Не каркай, ворона! – сказала раздраженно Тамара, но тут же, спохватившись, просила – Да разве я против, Варенька? Давай организуй, будем учиться. С той недели и начнем. Ну, целуй меня в щеку – и мир!
Мир водворился, а жизнь в бригаде по-прежнему шла самотеком. Приход в цех ремесленников на практику положил конец всему этому мнимому благополучию. Тамаре пришлось уйти со своих обжитых станков на другие, где, кроме известных ей резцов, к которым она уже применилась, был чистовой, фасочный, наносящий на стенку кольца окончательный блестящий ободок.
Тамара, как и ожидала Варя, не справлялась с этим новым резцом. Фаски на кольцах получались уродливые: то чересчур большие, то маленькие. Это, правда, не было еще окончательным браком, но кольцо приходилось перетачивать заново – лишняя работа Варя дивилась в душе: «До чего же неспособная эта Тамара пора бы научиться ставить резец!..»
Обычно, испортив несколько колец, Тамара с независимым видом подходила к ней:
– Ах проклятущий резец. Поди, дорогая, утихомирь его!
Варя, работая станочником, не всегда быстро могла откликаться на зов бригадира: в результате станки простаивали, а сменщику Коле Субботину, с которым они соревновались, сдавали их разлаженными.
– Ничего, на то он и влюбленный, все стерпит! – не стеснялась хвастаться Тамара, правда лишь в кругу тех, кто восхищался её деловыми качествами.
И Коля действительно все терпел.
В понедельник, после работы, Варя преднамеренно задержалась дольше всех в раздевалке, а затем спустилась в цех к станкам Субботина, стараясь остаться незамеченной. Но Коле сейчас было не до неё и не до кого бы то либо. Сердито-сосредоточенный, весь перепачканный в тавоте, он возился у первой пары. Прошло всего сорок пять минут дневной смены, а у него уже вышли из строя все резцы. – Варя определила это сразу, как только подошла ближе. Четыре других станка могли тоже каждую секунду выйти из строя, судя по размерам колец, которые с особой тщательностью проверяла на приборе контролер.
– Ну и ну!.. – ужаснулась Варя, решив бежать наверх за спецовкой, чтобы помочь Коле в наладке, хотя вся кипела негодованием.
– Ты что тут делаешь, почему домой не ушла? – спросил, увидев Варю, Волков. – И сердитая какая…
– Рассердиться… на дружка твоего. Советую полюбоваться, как он нам план заваливает.
– А ну, пошли! – отрывисто произнес Волков, вероятно догадываясь, что имеёт в виду Варя.
– Здравствуй, Николай. Со станками никак запарился, помочь? – проговорил Толя, незаметно подмигивая Варе – Ай-я-яй, вот не ожидал!..
Субботин вздрогнул, выпрямился и, не глядя в глаза другу, сказал невнятно:
– Да вот, копаюсь… Ничего, справлюсь как-нибудь.
– Ведь не впервой так, Варенька, заговорила, подступая, пожилая, полная станочница в клеёнчатом черном фартуке. – Тамарка совсем задурила парню голову, полсмены налаживает после неё. А работать когда? Нет, не по совести поступает Комова, а Николай зря спускает ей.
– Замолчи, прошу! Комова тут ни при чем… И вообще это мое личное дело! – раздраженно прикрикнул на станочницу Субботин.
Варя от удивления, не удержавшись, покачала головой:
– Ничего себе – личное дело!.. Коля, да ты что?.
Субботин перебил её:
– Ребята, честное комсомольское, разобьюсь, а норму дам, несмотря на задержку! – сказал он с жаром. – Не верите?
– Верим, ты наладчик хороший, – отозвался Волков. – Только не маловато ли одной нормы, вот что мы думаем… Правильно я говорю, Варя?
Коля мучительно, до слез, покраснел, и Варе вдруг стало стыдно за него: до чего довел себя человек! Но и Тамарку она ни за что теперь не оставит в покое.
Назавтра Варя сказала Комовой:
– Вот что, Тамара, на днях я решила идти в коми-' тет комсомола… и пойду! Опять Коле Субботину станки сдали разлаженными. Так нельзя, необходимо предпринять что-то…
– Ни я, ни ты никуда не пойдем, – нахмурясь, приговорила Тамара. – Подруга, тоже!
– Я пойду, я не могу не идти, – убежденно возразила Варя.
– А я говорю, не пойдешь! – перебила её Тамара. – Совесть у тебя нечиста. Не можешь простить мне Белочкина. Я все открою!
– Белочкина? Ну, это ты брось! – воскликнула Варя. – Неправда это, ты знаешь!
Они стояли внизу в коридоре, разделяющим завод надвое. Здесь было сумрачно, а в раскрытые ворога, продуваемые сквозняком, то и дело проезжали грузовики. Варе на минуту показалось, что она заблудилась где-то в незнакомом переулке, и ей стало не по себе. Тамара, заметив на её лице испуг, торжествующе сказала:
– Давай-ка, девочка, на мировую, чем выносить сор из избы…
Варя оттолкнула руку Тамары, повернулась и, забыв что она в одной спецовке, пошла по коридору к выходу!
«Кого подругой называла? – лихорадочно думала Варя. – Как же, бригадир стахановской комсомольской бригады, прославленная Тамара Комова! С одним резцом справиться не может… А теперь командует, грозит, лишь бы у сладкого пирога быть, как говорит Сима. В комитет комсомола надо идти немедленно, а то еще, чего доброго, Комова подумает, что я испугалась».
Варя представила себе внимательные, умные глаза Бориса Шарова, и у неё мурашки заходили по спине. «Скажу все начистоту: предпочитала, Борис, худой мир доброй ссоре, мечтала даже перевоспитать её…»
В коридорах было уже пусто, отработавшая смена ушла, и только уборщицы, посыпав пол мокрыми опилками, шли со швабрами в ряд, как на сенокосе. Шарова не оказалось в комитете комсомола.
«Ну, значит, не судьба сегодня», – решила с облегчением Варя и вместо того, чтобы в свободный от учебы вечер зайти в читальню позаниматься, пошла домой, очень расстроенная объяснением с Комовой. Она ждала от неё всего: упреков, возражений, но не такого бесстыдства.
В комнате было не топлено и не прибрано. Сима Кулакова как пришла с работы в пальто и сапогах, так и завалилась на чровать читать какой-то растрепанный, без начала и конца роман.
– А, это ты, – буркнула она Варе, не отрываясь от книги.
Варя заметила, что и руки у Симы были в перчатках.
– Подай-ка закурить, – показала Сима на пачку «Бокса» на столе. Варя покорно и молча подала. Сима метнула на неё полный любопытства взгляд: «Что такое, какой-нибудь новый подход?»– спросили её глаза.
Варя обычно стыдила Симу за курение, прятала от неё папиросы. Сима хвастливо оправдывалась, что она в прошлом, когда отец был на фронте, а мать умерла, почти беспризорничала и что с неё многого спрашивать нельзя. «Наверно, из детдомов бегала, ужиться ни с кем не могла, – часто упрекала её Варя. Нашла чем похвастаться!»
– Что случилось? – спросила, не выдержав, Симч, откладывая книгу. – Уж не с мамой ли что? Письмо получила?
– Нет, – сказала Варя, сидя на кровати в унылой позе, тоже не раздеваясь.
«Вот ведь, оказывается, и друга настоящего у меня нет, поговорить не с кем, – думала Варя. – С Симой – не поймет, пожалуй, хотя и не любит Тамару. Несерьёзная, танцы одни на уме. Читает вечно ерунду и где достает только? Прошу: брось курить, так нет!..»
Сима вскочила с кровати, оттолкнула с грохотом ногой табуретку в угол и несколько раз обежала вокруг стола, надеясь погреться.
– Лентяйка Тамарка, никогда печки не топила, её ведь очередь. Варя, перестань глядеть на меня такими глазами, слышишь? – крикнула она. – Обидел тебя кто, что ли? Да скажи же! Я за дочь Марьи Николаевны и подраться могу…
«Вот у неё весь разговор; подраться», – с укором подумала Варя.
– Нет, ничего. Я просто не совсем здорова.
– Тогда ложись, – приказала Сима и, навалив на Варю всю одежду с вешалки, чертыхаясь, побежала в сарай за дровами.
Тамара пришла поздно. Сима, думая, что Варя спит, остерегалась говорить громко, только шипела на неё. Варя с чувством неприязни незаметно из-под одеяла наблюдала за Комовой, как она медленно раздевалась, долго причесывалась перед своим овальным зеркалом с ручкой. Затем, сняв замок с тумбочки, села есть.
Сима, завивая на ночь бумажками свои слегка намоченные волосы, покосилась на Тамару и громким шепотом заметила:
– И эту вонючую рыбу запираешь? Ах ты, жадина…
Крепкая на сон Сима быстро уснула, а Тамара, подойдя к Вариной постели, тронула девушку за плечо:
– Ты не спишь? Поговорить надо. В последней раз, – добавила она, придвигая стул и усаживаясь.
– Я думаю, нам говорить не о чем, – отозвалась Варя.
– Варенька, ты не сердись, – заискивающе сказала Тамара – Я погорячилась давеча в цехе. Ну, извини меня.
Все-таки мы с тобой дружили и дружить будем что нам мешает?
– Нет, Тамара, дружбы у нас с тобой не получилось и не получится, возразила Варя, в волнении приподнимаясь с подушки. – Мы по-разному понимаем дружбу. По-твоему, если дружишь – значит, сор из избы не выноси, так ты говоришь? По-комсомольски это? Нет, так комсомольцы не поступают. Они правды не боятся, а ты боишься!
– Значит, пойдешь на меня ябедничать Борису Шарову? грубо спросила Тамара. – Смотри покаешься!
«Ну, вот и все, завтра же попрошусь в другую бригаду, – размышляла Варя. – Хорошо бы все же с Симой в другое общежитие переселиться. Видеть Тамарку не могу!»
