Текст книги "Потерянная реликвия"

Автор книги: Веда Талагаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

– Где Гвендаль?

Вопрос этот был адресован юноше в зеленом плаще. Он замер, подняв на всадника глаза, ставшие еще больше от испуга, но ничего не ответил. Леогрен тоже взглянул на всадника и чуть не закричал. Ему показалось, что вместо лица у того огромная птичья голова с загнутым клювом и холодными черными глазами. Кони под всадниками угрожающе всхрапывали и ржали, высоко поднимая тяжелые копыта.

– Где Гвендаль? – хрипло повторило существо с птичьей головой.

– Не знаю, – осипшим голосом ответил юноша, и глаза его сверкнули злым упрямством, – А и знал бы, так не сказал бы.

– Где Гвендаль? – вновь молвил всадник, словно не понял ответа, и угрожающе простер руку вперед.

Крик замер у Леогрена на устах. Вместо руки ему почудилась худая и костлявая птичья лапа с черными когтями. И вот тут-то случилось то, о чем Леогрен долго вспоминал, заикаясь от испуга. Юноша в зеленом плаще отступил назад. Заговоренный клинок дрогнул в его руке, выскользнул из пальцев и упал на снег. Юноша опустил голову на грудь, словно заснул, а когда секунду спустя резко вскинул ее, его голубые глаза было не узнать. Они до самых уголков были черны.

– Ie jarnor! – проговорил он замогильным голосом и выбросил вперед руки с растопыренными пальцами.

Земля закачалась под ногами у Леогрена, поток тяжелого густого воздуха подхватил всадников, сорвал их с седел и перекинул через плетень. Туманные фигуры промелькнули на фоне ночного неба и унеслись далеко в сторону леса. Испуганные кони заметались по двору и, перепрыгнув через плетень, понеслись в поле. Волна густого воздуха, унесшая всадников, раскидала в разные стороны, гоблина, Мило, Игрена и Вайла, сбила самого Леогрена с ног и отбросила на стену сарайчика, стоявшего в глубине двора. Ударившись спиной о доски, которыми была обита постройка, Леогрен увидел, как в поле темные силуэты всадников быстро ползут по сугробам в сторону леса. Резким свистом всадники подозвали коней, с обезьяньей ловкостью вскарабкались в седла и помчались обратно в лес. Еще не достигнув опушки, они растаяли в темноте, словно сгустки тумана.

– Элиа! – испуганно вскрикнул гоблин, вскакивая и бросаясь к своему спутнику.

Юноша в зеленом плаще снова бессильно опустил голову, покачнулся и упал. Зато друзья Леогрена поднялись на ноги и бросились наутек. Леогрен набрал в легкие побольше воздуха и что было сил пустился их догонять. Не помня себя от страха, ребята добежали до коновязи, вскочили в седла и через десять минут уже были на дороге, ведущей через Таласу к Дымящим очагам.

– Элиа, – опять позвал старый гоблин, склонился над упавшим юношей и взял его за плечи.

Элиа сел и растерянно огляделся. Его глаза посветлели и постепенно приняли свой обычный цвет.

– Это опять случилось? – тихо проговорил он и огляделся в поисках меча.

Урдальф поднял упавший клинок и вложил ему в руку.

– А вы не помните, хозяин? – удивился он.

Элиа покачал головой.

– А где нечисть? – спросил он.

– Вы ее разогнали, – ответил гоблин, – Забияки тоже разбежались. Вставайте-ка, и пойдем, а то на шум из корчмы сбегутся любопытные. Разговоров не оберешься.

Он помог юноше подняться на ноги и заботливо стряхнул снег с его одежды. Элиа глядел по сторонам так, словно не вполне понимал, что происходит.

– Я не ослышался, Урдальф, им нужен был мой дядя? – спросил он, глядя поверх плетня в сторону леса, – Странный всадник спрашивал о Гвендале?

– Не знаю, зачем им понадобился Чародей, – проворчал гоблин и взял Элиа под руку, – Идемте во флигель. Хифмас сказал, комната готова.

– Нет, – Элиа покачал головой и высвободил руку, – Агенор ждет нас в Лунной башне, не будем медлить, выедем сейчас же.

– Верховный Чародей подождет и до завтра, – возразил Урдальф, – Чего ради вы потащитесь на ночь глядя по заснеженным дорогам без сна и отдыха?

– Нам следует рассказать обо всем Агенору, – в свою очередь возразил Элиа, убирая меч в ножны, – У меня на душе неспокойно. Слишком уж сильным было колдовство, с которым мы столкнулись. Я даже не могу вспомнить, что произошло. Нам следует ехать немедля.

Влажная и холодная ночь укрыла подножие Лунных гор. Сырые туманы пеленой висели над низинами и горными ущельями. По небу медленно, тяжело позли с севера сизые и лохматые тучи, полные дождя со снегом. Вершины Лунногорья окутывали вечные снега, но внизу сказывалось теплое дыхание близкого юга, и начало зимы было подобно поздней осени, промозглой и грязной. Дремучий лес у склона гор стоял голый, палая листва серо-коричневым ковром устилала тропинки и поляны. На черной паутине сплетенных между собой ветвей в темноте блестели капли холодной влаги. Лес убегал от подножья Лунных гор далеко на юг и заканчивался на пустынном берегу. Темные воды глубокой реки мерно накатывались на берег, оставляя на песке влажные следы. Южный берег реки терялся в мареве туманов, окутывавших землю, а вдоль северного тянулась грунтовая дорога, разбухшая непролазной грязью от осенних дождей. Слева от дороги в центре круглой лужайки стояли три высоких камня, выщербленные ветрами и блестевшие от осевшей на них туманной влаги. Кругом на много миль в этот глухой час не было видно ни единой живой души. Ледяной ветер дул все сильнее, волнуя реку, заставляя деревья в лесу тревожно шелестеть ветвями и скрипеть. Тучи нависали все ниже. На севере над раздвоенной вершиной Двурогой горы сверкнула молния, ударил гром, и воздух наполнился смесью капель и снежных хлопьев, не позволявшей разглядеть что-либо в двух шагах. Когда дождь со снегом разошелся не на шутку, а в небе во всю бушевала гроза, из леса на берег реки выехали двое путников. Оба они были закутаны в дорожные плащи и под порывами холодного ветра пригибались к шеям своих лошадей. Вернее, только один из них ехал на лошади. Он был худощав, по его свободному длинному одеянию и плащу с капюшоном в нем можно было узнать чародея. Второй путник, плотный, коренастый и низкорослый восседал на пони, таком же крепком и упитанном, как он сам. Не смотря на одежду состоятельного горожанина и умение ездить верхом, в путнике за версту можно было признать уроженца горных краев – гнома. Избегая грязной труднопроходимой колеи, в которую превратилась дорога, чародей и гном проехали краем леса до поляны с камнями. На поляне они остановились, и чародей, подобрав полы длинной мантии, спрыгнул с седла.

– Приехали, – сказал он, снимая притороченную к седлу кожаную сумку.

Голос его звучал молодо и взволнованно.

– Хвала небесам, камень стоит, – не менее взволнованно проговорил гном и неуклюже сполз со своего пони на землю.

– А, по-твоему, он должен был уйти, Нок? – насмешливо фыркнул чародей, роясь в своей сумке.

– Не дразни меня, я волнуюсь, Юн, – вздохнул гном, подошел к камням и остановился в нескольких шагах от них.

– А я, думаешь, не волнуюсь? – ответил чародей и с трудом перевел дыхание, – Сейчас решится все. Сейчас будет ясно, гожусь я на что-либо, как волшебник, или учитель зря терял со мной время.

– Он бы рассердился, узнай, что мы здесь, – заметил Нок.

– Да пошел он, – непочтительно огрызнулся чародей, – Я должен это сделать. Пять лет я искал средство, чтобы вернуть к жизни нашего друга, и вот наконец сегодня я его испытаю.

– Ох-ох-ох, я этого не переживу! – взволнованно пропыхтел гном.

– Так отойди и не мешай, – строго приказал чародей.

Он вынул из сумки круглую склянку синего стекла, повесил сумку обратно на седло лошади, пересек поляну и остановился перед камнями. Дождь со снегом хлестал землю, воду и лес. Капли стекали с краев капюшона чародейского плаща и с его широких рукавов. Чародей озябшими руками вынул пробку из синего фиала. Резкая вспышка молнии осветила его фигуру и три каменные глыбы, возвышающиеся среди поляны. Гном, держа пони под уздцы, молча и пристально наблюдал за своим спутником. Чародей подошел вплотную к среднему камню, не такому высокому, как остальные, и провел ладонью по его шершавой мокрой поверхности.

– Сейчас, дружище, я освобожу тебя, – прошептал он, – Или здорово опозорюсь. Ну, – чародей запрокинул голову вверх, капюшон упал ему на плечи, открыв длинные волнистые волосы, – не подведи меня, мандрагоровое зелье, я три месяца тебя варил.

Он крепко зажмурил глаза, так что лицо его, бледное в ночной темноте, прорезали мелкие морщинки. Потом задышал глубоко и ровно, лицо его разгладилось и приняло отрешенное выражение.

– Тьма беспроглядная, заклинаю тебя силами неба и земли, светом всепроницающим и всеобъемлющим, – услышал гном, стоявший в стороне, чужой низкий голос, – Во имя добра вечного и всемогущего отступись, отдай того, кого взяла! Обещаю его Золотым полям и Солнечным островам. Да обратится душа его к свету и да не вернется во тьму никогда!

Чародей поднял синюю склянку обеими руками и вылил ее содержимое на камень, окатив его сверху донизу. Струйки прозрачной, как обычная вода, жидкости потекли по камню, и в том месте, где мандрагоровое зелье касалось каменной поверхности, по ней бежали трещинки. Видя это, гном издал взволнованный возглас. Ветер усилился, высокие черные волны бежали по реке, ударяясь о берег и поднимая брызги. Гроза бушевала над лесом и горами. Чародей по-прежнему стоял, протянув руки к камню. Склянка давно выпала из его пальцев, они напряженно дрожали, на лбу у чародея вздулись вены.

– Ну что там? Ну как там? – нетерпеливо воскликнул гном, переминаясь с ноги на ногу.

Вспышка молнии и оглушительный громовой удар были ему ответом. Чародей покачнулся и упал в грязь.

– Юн! – испуганно заорал гном и кинулся к волшебнику.

– Все, я без сил, – задыхаясь, проговорил чародей, когда гном поднял его, поддерживая под руку, – Больше сегодня ничего сделать не смогу.

– Думаешь, не получилось? – огорченно спросил гном.

Новые вспышка и удар опять послужили ответом на его вопрос. В ту же секунду камень с грохотом рассыпался на куски. Чародей и гном с испуганными воплями упали обратно в грязь. Холодный дождь хлынул, как из ведра, хлопья снега замелькали еще быстрее. На их колышущемся фоне чародей и гном увидели, что на месте обрушившегося камня темнеет высокая худощавая фигура, неподвижно замершая, с бессильно опущенными вдоль тела руками.

– Получилось, – прошептал гном, указывая на фигуру пальцем.

– Получилось, – уставившись на фигуру во все глаза, проговорил чародей.

– Получилось! – завопили они в один голос и вскочили на ноги.

Тот, кто стоял между двух камней на поляне, неуклюже пошевелился, сделал глубокий вдох и закашлялся.

– Воздух, – прошептал он, – Я могу дышать. Мой голос. Я могу говорить, – он поднял голову вверх, – Дождь, снег, ветер – как хорошо! Как хорошо жить.

– Ну еще бы! – воскликнул чародей, всплеснув руками и радостно рассмеялся.

– Это правда он? – гном с недоверием взглянул на чародея и кинулся к расколдованному, – Орн, мой дорогой друг!

– Нок, здравствуй, мой славный гном! – вышедший из камня крепко обнял Нока и похлопал его по плечу, – Неужели я правда вижу тебя?

– Все благодаря Юну, – гном обернулся к чародею, – Я горжусь тобой!

– Я сам горжусь собой, – заявил чародей, – Это первое из моих великих деяний – освобождение зеркального демона из камня, – С возвращением, Орн!

С этими словами он повис у спасенного на шее.

– Юн, маленький чародейчик? – удивленно проговорил расколдованный, заглядывая чародею в лицо, – Каким ты стал! Сколько же времени прошло с тех пор, как Ночной ловчий обратил меня в камень?

– Целых пять лет, – с беспечным радостным смехом махнул рукой Юн, – Мы все тебе расскажем, но сейчас пойдем-ка отсюда в место потеплее. Мы устроили стоянку в лесу, под корнями старого дуба. Там сухо и довольно удобно для ночлега. Давайте отправимся туда, пока не случилось то, чего я боюсь.

– А чего ты боишься? – спросил расколдованный, сделал шаг и рухнул на землю, как подкошенный.

– Именно этого, – вздохнул чародей, – Ты разучился ходить, и нам все-таки придется тебя тащить.

– Как же холодно! Накапать в чай бальзама на травах? Поможет тебе скорее согреться.

– Нет, я отлично согреюсь и чаем без бальзама.

Пока Верховный Чародей колдовал над чаем – колдовал в прямом смысле: заклинанием сделал из воздуха чайник, волшебной палочкой высек огонь и заставил воду в чайнике кипеть на нем – Элиа успел обойти квадратную комнату на самом верху башни, служившую старому волшебнику лабораторией, и осмотреть все, что в ней находилось. Элиа всегда любил разглядывать чародейские диковинки – колдовские книги, хрустальные шары, видящие зеркала, волшебные снадобья и магические амулеты. Дома Гвендаль редко пускал его в свой кабинет, где занимался магией, и ему не часто удавалось поглазеть на все эти удивительные вещи. Но старик Агенор, привязанный к Элиа почти, как к сыну, не делал таких секретов из атрибутов чародейского ремесла, и Элиа, навещая его в царском дворце в Ильрагарде, часто бывал в волшебной лаборатории. Лунная башня в отличие от лаборатории Верховного Чародея в Ильрагарде не была его постоянной резиденцией. Агенор приезжал в башню только по особым случаям или тогда, когда искал уединения и хотел предаться каким-то серьезным раздумьям. Башня была одной из четырех чародейских лабораторий, построенных в Дивном Крае еще Старыми Волшебниками в незапамятные времена, и служила для изучения небесных светил и наблюдения за погодой. Она была сложена из прочных каменных плит, стояла на высоком открытом холме в нескольких милях к северу от города Нитар и была видна со всех сторон издалека, поднимаясь к небу, как серебристо-серая игла. Солнечная башня находилась в Армаисе, ее использовал для тех же целей Гвенхивар, придворный чародей короля Налдара. Звездная башня в Аладане, далеко на севере, служила лабораторией то одному, то другому чародею, коих собрал вокруг себя король этой заснеженной страны Гвидо. Облачная башня была затеряна в дальних горах где-то в Занбааре. Ее местонахождение было давно позабыто и даже в старинных хрониках упоминалось весьма туманно. Символическое изображение всех четырех башен украшало гобелен, висевший в проеме между окнами на западной стене. Стены комнаты были расположены строго по сторонам света, и в каждой имелось по три окна – в прошлое, настоящее и будущее, как объяснил Агенор. Перед каждым из средних окон стояло по подзорной трубе, обращенной к звездам. На столе в центре комнаты лежали свитки карт звездного неба разных времен года и разных широт Дивного Края. У восточной стены стоял удобный диванчик и пара плетеных кресел на случай появления гостей. Из расставленных по углам шкафов со стеклянными дверцами выглядывали предметы, о назначении которых Элиа мог только догадываться, а возле южной стены на треножнике бурлил котел, над которым клубились белые пары. Элиа в шутку называл этот котел прогнозом погоды. Стоило взять из стеклянной чаши, стоявшей рядом с котлом, розовый камешек и бросить его в воду, пар начинал рассеиваться и в котле проступали картины с видами Дивного Края. Картины оживали и показывали, какая погода в настоящий момент стоит в том или ином месте. Элиа бросил камешек в туман, послышался булькающий звук, пар рассеялся, и в воде появилась просторная долина, с севера окруженная лесом, а с запада ограниченная горами. Она была укрыта белыми сугробами, над ней кружились легкие снежинки. В долине стоял город из розового камня – Ильрагард, столица Страны Чародеев. Через замерзшую реку к нему тянулись мосты, ночное небо накрывало его своим темным куполом, снег, кружившийся в воздухе, оседал на его островерхих крышах и башнях. За восточными воротами города виднелся царский дворец. Над ним развевались зеленые знамена с золотыми яблоками – гербом Ильраана. Вид Ильрагарда всегда вселял радость в сердце Элиа, с тех самых пор, как он впервые увидел город в долине Ильрадана. Юноша улыбнулся и бросил в котел еще один камешек. В воде отразились безлюдные хребты Занбаргардских гор, заснеженные вершины и пропасти, укрытые мглой. Снегопада в Западном Занбааре не было, стояла глухая тишина, с неба светил тусклый месяц. Третий камень показал дальний юг Дивного Края, берег реки Калумад у самой границы страны Нумар. В темноте Элиа увидел стену леса и поляну у дороги с высокими камнями. Шел сильный дождь со снегом, и за ним Элиа даже не мог толком разглядеть, три ли камня стоят на берегу или только два. Видеть это место Элиа было тяжело. Он побывал там лишь однажды и больше не находил в себе сил туда вернуться. Стараясь больше не смотреть на камни на берегу Калумада, Элиа опустил в котел новый розовый камешек. Котел показал южные армаисские степи. Дождь и гроза, надвигавшиеся с юга, от реки Калумад и Нехоженых Земель, еще не достигли Армаиса. Элиа увидел бескрайнюю плоскую равнину, поросшую высохшими высокими травами, припорошенную заморозком. По равнине, облитые серебристым лунным светом, бежали дикие единороги. Их гривы вились по ветру, копыта мелькали в быстрой скачке. Они промчались, как тени, и скрылись из вида, оставив ощущение ликующей радости. Элиа улыбнулся, хотя предыдущая картина и заволокла его взгляд дымкой грусти.

– Хватит баловаться с котлом, – добродушно пожурил его Агенор, – Садись-ка, выпей чаю.

Перед чародеем по воздуху плыл серебряный поднос с чашками и блюдом горячих пирожков. Поднос опустился на круглый столик перед диваном. Элиа глядел на его передвижения во все глаза. Любое, даже самое маленькое волшебство, каждый раз приводило его в изумление. Верховный Чародей усмехнулся и сел на диван. Элиа устроился в плетеном кресле. Дуя на чай, он ждал, пока Агенор заговорит о главном. О том, что он рассказал, едва переступив порог.

– Значит, говоришь, нелюди требовали Гвендаля? – чародей не стал тянуть с расспросами.

Несмотря на длинную синюю мантию, расшитую звездами, и островерхую бархатную шапочку, внешне он чем-то очень походил на сурового капитана дальнего плавания: величественная осанка, крепкие плечи, решительный взгляд из-под мохнатых седых бровей и короткая серебряная борода.

– Они появились неведомо откуда и таким же непонятным образом исчезли, – промолвил юноша, сделав глоток чаю из чашки, – Давно ли ты в последний раз получал от Гвендаля известия? Мне он не шлет писем уже пятую неделю.

– Ко мне прилетел голубь с письмом две недели назад. Чародей написал, что переговоры с гоблинами страны Пан прошли успешно, и он скоро вернется в Ильраан отчитаться перед царицей, – старик взял с блюда пирожок, – Твой дядя не любитель писать письма, так что не слишком волнуйся из-за отсутствия вестей. Эгмар то же не шлет писем с горы Таноан.

– Надеюсь, с ним все хорошо? – забеспокоился Элиа, – Таноанские гоблины злобны и коварны.

– Эгмар хороший переговорщик, он мудр и осторожен. Если кому и следовало ехать послом в Занбаргардские горы, так это ему, – ответил Агенор, – Больше ничего не случилось с тобой?

– Нет, ничего особенного, – Элиа отвел глаза под пристальным настороженным взглядом чародея и виновато вздохнул, – Ну, хорошо, это снова произошло. Колдовской камень заговорил во мне и очень-очень сильно. Я даже не помню, что я делал. Должно быть, темное колдовство было слишком могущественным. Вот почему я беспокоюсь за Гвендаля.

Верховный Чародей тяжело вздохнул, слушая юношу, и в свою очередь печально опустил глаза.

– Я загляну в шар и проверю, все ли в порядке, – пообещал он успокаивающим тоном.

– Агенор, – Элиа сделал еще глоток, глядя в чай, потом поднял на чародея глаза, – Зеленый камень ведь у тебя хранится? Может, ты отдашь его мне? Так будет лучше.

– Не думаю, – твердо произнес старик, в его взгляде на миг промелькнуло что-то похожее на жалость.

– Хорошо, как скажешь, – Элиа пожал плечами, стараясь говорить как можно равнодушнее, но голос его слегка дрогнул.

Чародей порывисто встал с дивана и подошел к западным окнам. Несколько мгновений он стоял, печально глядя на ночные зимние просторы и пляску снежных искорок за стеклом. Элиа подавлено молчал, прихлебывая чай.

– Ты не рассказал, как зимняя рыбалка на Прозрачном озере, – наконец проговорил чародей прежним, приветливым и беспечным тоном.

На лице Элиа опять засияла улыбка.

– Просто замечательно, – с простодушным восторгом проговорил он, – Такая рыба ловится! Но ты не поверишь, этим рассказам никто никогда не верит. Вот если б ты сам увидел!

Чародей рассмеялся, Элиа тоже.

– Еле утащил Урдальфа с озера, – продолжал он, – С его радикулитом нельзя столько торчать на холоде. Только волшебные Гвендалевы настойки и припарки могут в случае чего вылечить нашего старичка гоблина.

– Чародей и в этом знает толк, – согласился Агенор и раздраженно буркнул, – Придумал бы он еще лекарство от юношеской глупости!

– То есть? – удивился Элиа, – Ты сам-то так и не сказал до сих пор, из-за чего меня вызвал. Что стряслось?

Верховный Чародей вновь испустил вздох, полный и растерянности, и раздражения одновременно.

– Даже не знаю, как рассказать, – молвил он, покачав головой, – Кажется, для Страны Чародеев опять настали неспокойные времена. Только на сей раз царица сама в этом виновата. Ты можешь себе представить, мальчик мой, она собралась замуж!

Элиа на всякий случай поставил чашку на столик, чтобы не уронить.

– За кого? – ахнул он.

– Если б только знать! – всплеснул руками старый чародей, опять сокрушенно вздохнул, вернулся к дивану и сел, – Это старая и темная история, Элиа. Как вспомню о ней, хочется кричать дурным голосом до того все глупо. Нортигерн во всем виноват!

– Отец царицы? – удивился Элиа.

– Да, наш покойный царь, – мрачно сдвинув густые брови, кивнул чародей, – Он заварил эту кашу еще до рождения девочки. Как-то раз ударила ему в голову блажь поехать на охоту. И не в Разнолесье поближе к дому, а захотелось ему, видите ли, поохотиться на горного козла. Вот и поехал он в страну Пан, высоко в горы. Там блуждал он со своими егерями и слугами, пока не увидел вдруг огромного козла, какого еще никто не встречал, и погнался за ним. Проклятый козел! – чародей выговорил это с таким сердечным надрывом, что Элиа до конца и не понял, о ком же идет речь – о горном козле или о самом царе Нортигерне, – Гнался царь за этим козлом, гнался и не заметил, как очутился один среди высоких горных вершин. Вся его свита отстала по дороге, а козел взял да и убежал. Попробовал царь вернуться той же дорогой, да вдруг оступился и упал в трещину в скале, такую глубокую, что выбраться было невозможно. Царь начал звать на помощь. Тут-то и появился, откуда ни возьмись, некий незнакомец. Царь взмолился к нему о помощи. "Вытащи меня, – сказал он, – Меня дома ждет царица, у нее скоро будет ребенок". "И моя жена ожидает дитя, – сказал ему незнакомец, – Я тебя вытащу, но взамен попрошу вот что: если у одного из нас родится сын, а у другого дочь, давай поженим наших детей". Захотелось ему, видите ли, породниться с Ильраанскими царями.

– И Нортигерн согласился? – спросил Элиа.

– Ну да, чего со страху не наобещаешь! – горестно вздохнул Верховный Чародей, – Вернулся он домой, а там его уже ждет царица с дочерью на руках. Обрадовался он наследнице и на радостях забыл об этом обещании. Признался мне только перед смертью, плакал-каялся. И что хуже всего – на отрез отказался сказать, кто же был тот незнакомец. Сказал только, что был он тоже в роде как король.

– А если у него тоже родилась дочь? – предположил Элиа.

– Куда там! – возразил Агенор, – В этом году, в день Летнего солнца, во дворец прилетел голубь с письмом. А в письме требование вспомнить царево обещание и выдать молодую царицу за ее давешнего суженого.

– Ну дела! – ахнул Элиа и налил расстроенному чародею новую чашку чая, – И что же, царица согласилась?

– Да, представь себе! – возмущенно воскликнул Агенор и отодвинул чашку, чтобы не разлить, – Заявила мне, что она уже взрослая, и что хватит ей уже во всем меня слушаться.

– Ну и чего она этим добьется? – удивленно пожал плечами Элиа, – То ей командовал ты, а теперь она хочет, чтобы ей командовал муж?

– Не совсем так, – с иронией усмехнулся чародей, – То она командовала мной, а теперь хочет командовать мужем. Батюшкин характер!

– Ну, – Элиа успокаивающе коснулся рукой широкого рукава чародейской мантии, – может, она его любит?

– Любит! – вскричал чародей, подскочив на диване, – Да она его никогда в жизни не видела!

– Ну и что? – Элиа опять пожал плечами, – Женщин такие пустяки не волнуют.

– Да ты в уме ли, мальчик? – Верховный Чародей побагровел от возмущения, достал из рукава платочек и принялся яростно обмахиваться, – Она так молода, совсем еще не знает жизни. Ей рано думать о замужестве, тем более о таком странном, подозрительном замужестве. В конце концов, она должна и о своем народе побеспокоиться. Еще не известно, что это за жениха такого сосватал ей покойный батюшка! Короче, Элиа, – чародей повернулся к юноше и требовательно посмотрел ему в глаза, – Она любит тебя, дорожит твоим мнением. Ты должен на нее повлиять.

– Да ты что! – возразил Элиа, – Она меня и слушать не станет. Если она что решила... Ты же знаешь царицу. А я, кстати, даже не знаю, как ее зовут.

– Ты и не должен этого знать, – заметил Агенор, – Имя правителя может быть открыто только по истечении срока правления при передаче престола наследнику. Или, спасите нас, небеса, в случае смерти. До тех пор имя царя Чародеев может быть известно лишь посвященным, – чародей помолчал, вертя чашку с чаем за ручку, потом умоляюще взглянул на юношу, – Поговори с ней, пожалуйста, Элиа.

– Ладно, я попробую, – с сочувствием молвил юноша.

Он снова подошел к погодному котлу и бросил в него камешек. В котле показался стоящий на высоком холме вблизи западной границы Ильраана город Альтамур, окруженный белыми стенами, озаренный яркими зимними звездами. Следующий камень опять показал Элиа берег реки Калумад, едва различимый за стеной из снега и дождя. Элиа недовольно, болезненно поморщился и хотел уже опустить в воду новый камень. В этот момент по комнате прокатился хрустальный перезвон. Над столом в центре лаборатории на шелковых шнурах висели колдовские амулеты – круглые медальоны из обожженной глины, раскрашенные в разные цвета. На каждом из них были нарисованы руны с защитными заклинаниями. Амулеты вдруг начали качаться, издавая тихий, прозрачный звон. От этого движения поток невидимой силы пробежал по башне сверху донизу. Несколько раз качнувшись и зазвенев, медальоны остановились и затихли. Верховный Чародей и Элиа переглянулись.

– Случилось что-то плохое? – с тревогой спросил Элиа.

Чародей задумчиво посмотрел вдаль, за окна, словно прислушиваясь к чему-то.

– Скорей что-то хорошее, – промолвил он.

Элиа почему-то захотелось опять взглянуть на реку Калумад и камни на берегу. Он повернулся было к котлу, но камешек, который он держал в руке, выскользнул из пальцев, и в воде отразилась долина Семиречья в стране Ридэль.

– Пойду спать в комнату к Урдальфу, – сказал Элиа, отойдя от котла, снова затянувшегося паром и туманом, – А завтра, так и быть, вернусь с тобой в Ильрагард и поговорю с царицей. Не знаю только, что из этого получится.

Орн проснулся оттого, что солнечный луч припекал ему щеку. Луч пробивался меж корней дерева, которые сплетались над его головой, образуя свод просторной то ли норы, то ли пещеры. В ней было сухо и почти тепло. Орн лежал на еловом лапнике, накрытом дорожным пледом. Слева от него спал Нок, а справа Юн. Друзья сладко посапывали и похрапывали, прислонившись головами к его плечам. Орн улыбнулся, глядя на них, и осторожно, чтобы не разбудить, выбрался наружу, в залитый зимним солнцем лес. Он выполз из-под корней могучего дуба, распрямился и сладко потянулся до хруста в костях. Стояла тишина прохладного погожего утра. Ночная гроза прошла, как по волшебству, солнце играло на обледеневших ветвях деревьев, серебрило прихваченную заморозком опавшую листву и затвердевшую землю. Прищурив глаза от яркого света, Орн смотрел по сторонам и с наслаждением вдыхал свежий холодный воздух. Все вокруг казалось ему прекрасным, как никогда прежде. "Я словно опять выбрался из-за зеркала, в котором просидел семьсот лет", – подумал демон и пошел по тропинке от дуба к руслу лесного ручья, извивавшегося между деревьями и кустами боярышника. Ручей был схвачен тонким прозрачным ледком, который солнце уже начало растапливать. Орн присел на ствол поваленного вяза и подставил солнцу лицо. Рядом на тропинке скакал и чирикал воробей. Орн заглянул в оттаявший ручей и вдруг увидел в глубине у самого дна большую серебристую рыбину. Жирный карп сонно вилял хвостовым плавником, греясь в лучах солнца, пронизывающих холодную воду. Завтрак! Вчера вечером Орн смог лишь доползти до походной постели, устроенной чародеем и гномом. И только сейчас он остро почувствовал, насколько проголодался. "Я ж не ел целых пять лет", – сказал он себе. Осторожно привстав с поваленного дерева, демон склонился над ручьем. Раньше он легко мог одним взглядом заворожить и усыпить любое живое существо, но сейчас, сколько он не смотрел на и без того сонную рыбу, она никак не желала всплывать кверху брюхом. Орн во все глаза глядел на карпа несколько минут, щелкнул пальцами, но никакого результата так и не дождался.

– Да что ж такое! – сказал он в сердцах, – Мои чары не действуют. Я ходить вчера не мог, неужели и колдовать разучился? Эй, чародей! – позвал он, обернувшись в сторону дуба, – Проснись! Со мной что-то не так, я не могу колдовать.

Захрустели промерзшие сухие листья, и из-под дерева выполз Юн. Позади него показалась заспанная бородатая физиономия Нока.

– Все так, – зевая во весь рот, возразил чародей, стоя на четвереньках между корнями, – Чтобы вернуть тебя, я должен был что-то отдать светлым силам на откуп. Я отдал твои чары, их у тебя больше нет. Можно было сделать по-другому, но я темным колдовством не занимаюсь.

– Ну ладно, – пожал плечами Орн, – Как уж нибудь обойдусь. Главное, что я жив.

– И теперь ты сможешь смотреться в зеркало, без вреда для себя, – добавил Юн, потом часто заморгал, глядя на Орна, протер глаза, изменился в лице и пролепетал, – Только, пожалуйста, не смотрись туда!

– А-а-ах! – протяжно выдохнул гном, изумленно глядя на демона из-за спины чародея.

– Что? – испуганно воскликнул Орн, схватившись за лицо, – Что со мной? Дайте сейчас же зеркало! Нок!

Гном только отрицательно затряс головой. Тогда Орн порывисто наклонился обратно к ручью, на сей раз глядя не на рыбу, которая продолжала равнодушно дремать на дне, а на свое отражение в зыбком зеркале воды. Стоило ему разглядеть себя в ручье, ноги у него подогнулись, и он сел на поваленное дерево.

– Это ж не я! – выдохнул Орн растерянно.

Увиденное в ручье лицо было чужим. Оно сохранило тонкие черты человеческого облика, который принял Орн до того, как обратился в камень, но на этом сходство с его прежней внешностью заканчивалось. Орн привык видеть себя смуглым черноглазым молодым человеком с волнистыми темными волосами. Из воды же глядели большие ярко-серые глаза, а волосы вдруг сделались прямыми и падали на плечи длинными льняными прядями. Кожа, некогда покрытая загаром, теперь оказалась бело-розовой, точно у девицы, и Орну показалось, что его лицо покрыли слоем пудры. И к этой странной наружности вдобавок прилагались острые оттопыренные уши, какие были у Орна в его безобразном демоническом обличии. Видя, как у демона растерянно дрожат губы, чародей смущенно кашлянул.