Текст книги "Апельсиновый вереск. По ту сторону Ареморики (СИ)"

Автор книги: Вайолет Девлин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

Вайолет Девлин
Апельсиновый вереск. По ту сторону Ареморики

Пролог

иная временная нить – пять сотен гердрат от трубящего рога

Узкий бревенчатый мост покачивался над глубокой пропастью. Ходили легенды, что в той пропасти с самых ранних времен проживали лесные тролли. Одни из первых уродливых существ, созданных богиней Дану. Острые камни, вырастающие из потрескавшейся земли на дне ущелья, оживали, чувствуя приближение теплой крови и сырого мяса. Дану наделила их острым обонянием и ужасной неповоротливостью, чтобы наблюдать за тем, как тролли, не способные развернуться на узком мосту, пытаются схватить маленьких юрких людей.

Леса Приморского королевства таили в себе множество опасностей, и потому не многие могли себе позволить бесстрашно разгуливать среди высоких коренастых деревьев.Вдруг чернеющие тени поползли по скалам, незаметно приближаясь к мосту. Вслед за ними шла босая женская фигура. Изгибы ее тела были спрятаны под темно-зеленой накидкой, ткань покрывала опущенную голову. В руках она держала два копья, кованых лапами нечисти. Тени зашипели у ее ног, извиваясь, точно клубок скользких змей. Мост беспокойно качался, когда женщина ступала по бревнам. Остановилась она, лишь достигнув середины.

– Звала? – ее голос был подобен шелесту созревающей листвы.

Она возвышалась в гордом одиночестве посреди лесной чащи на хлипком мосту, но стоило ее голосу разнестись негромким шепотом по округе, как рядом возникла старуха. В ее седых волосах, спускающихся к земле, запутались алые бусины. Платье созданное из тончайших нитей шелкопряда, развевалось по ветру, а морщинистое лицо по-доброму насмехалось.

– Звала, – проскрипела старушка.

– Что с тобой стало? – покачала головой женщина. – Кто бы мог подумать… богиню погубила любовь.

– Осуждаешь? – в ее голосе затеплилась улыбка.

– Как я могу осудить богиню? – спросила она в ответ.

– Век мой недолог. Ареморика больше не хочет видеть во мне богиню. Мне нужна твоя помощь, Моргана.

– Не зови меня так, – крепче сжала копья женщина. – Это имя наполнено ненавистью и людской злобой.

– Как знаешь, – равнодушно бросила старушка.

– Чем же фея может помочь богине? Не в моих силах исправить допущенные тобой ошибки.

– За все свое существование я ни разу не ошибалась. Я создала в этом мире веселье.

– Ты поселила в нем смерть.

– Невелика разница, – она махнула рукой в сторону пропасти. Послышалось негромкое завывание. Богиня улыбнулась. – Но я не хочу покидать этот мир, зная, что все, над чем я трудилась, будет разрушено. Загляни в будущее, Морриган. Исполни последнюю волю своей богини.

Тени взвились. Им не нравилось такое обращение к их хозяйке.

– У меня есть ответ на твой вопрос, – прошелестела Морриган. Поднялся сильный ветер, раскачивая мост сильнее. На небе заклубились серые тучи, а первые капли холодного дождя полетели на землю. – Грядет мрачное время, недолго нам осталось. Покуда престол принадлежит королю, ввергающему свой народ в жестокость, ни сын его, ни дочь, не знающие доблесть, не взойдут на трон. Жнец добродетели вернется, и когда с головой окунется в дурман апельсинового вереска, распахнуться пред истинным правителем Примории двери. Ценность, что дороже злата, найдет путь домой. Алчность погрязнет в топи и в расщелине бесстрастного суда вынесется громкий приговор: “Не бывать правлению династии Арагда”.

Пророчество, произнесенное на одном дыхании, удовлетворило богиню. Она улыбнулась, заполняя оставшееся пространство на лице морщинами. Резким движением руки она поймала упавшую с небес каплю в ладонь. Перекатывая ее меж пальцев, старушка задумчиво произнесла:

– Люди… Для чего они нам? Они глупы, тоскливы и оставляют после себя только скуку. Зачем даровать власть смертным?

– В них есть сострадание. То, чего лишены все созданные тобой твари.

– Сострадание, говоришь, – капля в ладони высохла. Богиня взглянула на небо, застыв в ожидании, – ты слишком молода, Моргана, и не понимаешь, что власть лишает людей сострадания. Впрочем, когда-нибудь ты узнаешь. А теперь… – с ее лица напрочь стерлась блуждающая улыбка, а в глазах взметнулась решительность. Тени у ног Морганы закричали, ослепленные светом, исходящим от богини, – ты найдешь того, в чьих силах свергнуть Арагда. Я не вмешиваюсь в дела смертных, да и доживаю свой последний век, зато ты, фея Морриган, прозванная в народе злой чародейкой Морганой, поможешь восстановить в Ареморике равновесие.

Морриган пораженно отшатнулась.

– Я не могу повлиять на исполнение собственного пророчества! – ее голос дрожал от едва сдерживаемой ярости.

– Используй волшебство, дарованное тебе Ареморикой.

– Это невозможно…

– Если ты до сих пор так думаешь, то ты так ничего и не поняла,Моргана...

Этери

ЧАСТЬ I

Незнакомец

“Понадобиться очень много пастилы”– подумала Этери Фэрнсби, поправляя сползающие на кончик носа затемненные очки-прямоугольники. Небрежно придерживая одной рукой руль автомобиля, она прижимала плечом смартфон к уху, откуда, периодически с помехами, доносился голос Лилит Фэрнсби. Заснеженные вечнозеленые деревья вдоль трассы, сливались в один размытый белоснежный пейзаж, а обильный снегопад засыпал лобовое стекло. Стеклоочиститель работал, но все равно не поспевал за жуткими погодными условиями. Окно автомобиля было немного опущено из-за чего в салоне пахло морозным декабрьским утром.

– Ты приедешь? – спросила Лилит на другом конце провода.

– Я постараюсь, мама.

Этери взяла бумажный стаканчик с изображением белой сеточки гирлянды и сделала глоток кофе. Разум начал проясняться, кофеин забурлил в жилах. Лилит настаивала на ее присутствии на семейном рождественском ужине. С индейкой, высокой елью и пудингом с изюмом. Этери не любила семейные праздники. Как правило, в особняк ее родителей, единственное здание в городке Хоу-Хэль имеющее более двух этажей, съезжалось огромное количество людей. И все они до единого смотрели на девушку с любопытством и осторожным подозрением. Мать запрещала ей на таких мероприятиях снимать очки, но Этери наслаждалась испуганными совершенно нормальными глазами родственников, а потому просто не могла себе позволить пропустить такое веселье.

Врачи назвали эту особенность врожденной патологией. Депигментация радужки в молодом возрасте. Этери перечитала множество медицинских книг, чтобы смело заявлять – ее всю жизнь окружают шарлатаны. Депигментация редко проявляется частично, да и отклонение от нормы никак не может объяснить почему Этери видит то, что другие люди не замечают.

Ей было восемь когда она впервые увидела черные широкие ленты плотно прилипшие к коже ее одноклассника. Они опутывали его с ног до головы, особенно сильно обвивая шею. Этери, как и положено порядочному ребенку, сообщила Нэлу Трэнсту о том, что ему стоит чаще пользоваться щеткой. Девочка решила что это грязь. Нэл назвал ее чокнутой. В школе ее побаивались, все же мутная радужка глаз не имеющая цвета и неестественно широкий зрачок отпугивали потенциальных друзей, а после этого случая, ее еще чаще стали обходить стороной.

Нэл умер через месяц. Утонул в реке. Причем воды Нарва не были глубоки, в них спокойно можно было зайти по пояс и почувствовать ногами дно. Местный дознаватель Уолтер решил, что Нэл поскользнулся на гладких булыжниках и неудачно упал в реку. Конечно, мистера и миссис Трэнст эта новость не порадовала.

Лилит, узнав о смерти мальчика, выразила соболезнования миссис Трэнст. Немного нервно и дергано, но выразила. Возможно дело в том, что ни одну фигуру так не окружало туманом неизвестности, как Лилит Фэрнсби.

Много лет назад, аквалангисты нашли Лилит на дне Туманного озера. Ее грудь тяжело вздымалась, когда она пыталась вдохнуть. Женщине помогли выбраться на берег, довезли до ближайшего города, расспросили. Вот только Лилит не смогла ничего рассказать. Она помнила лишь свое имя.

Простоватое платье и летние босоножки тоже не могли дать ответов на вопросы, в отличие от кольца на безымянном пальце и его отсутствующая фаланга. То колечко странным образом притягивало к себе взгляд. Камень чем-то отдаленно походил на изумруд с вкраплениями кварца. Ободок был вытесан из какого-то минерала неизвестной породы. Лилит никогда не снимала это кольцо.

Этери узнала эту историю не от матери, а из вырезок старых газет. Лилит отказывалась отвечать на ее вопросы, да и не знала, как объяснить дочери то, чего не понимала сама. Поэтому когда маленькая Этери рассказала Лилит о лентах и странной смерти Нэла, она выронила из рук маленькую фарфоровую чашечку. Та разбилась вдребезги, украшая паркет из ясеня некрасивым кофейным пятном.

– Не придумывай, – сказала она тогда, присаживаясь, чтобы собрать осколки.

– Но…

– Тебе показалось, – Лилит резко вскинула голову, окидывая дочь высокомерным взглядом. Взрослые часто так смотрят на детей. – Нэл просто неудачно упал в воду. А то что ты увидела, всего лишь тень.

Этери точно знала, что видела. Ленты передвигались по телу Нэла, выплясывая смертельный танец. После того случая девушка часто замечала их, но больше никому не рассказывала.

Автомобиль одиноко пересек границы города и вскоре мчался по свободной дороге в сторону магазинчика “Книжное сознание”. Невысокие домики теснили друг друга, намереваясь заползти на территорию не принадлежащую им, автомобиль миновал галантерейную лавку старушки Хопкинс, и несколько излюбленных Этери кафетериев. Наконец, затормозив около дома выстроенного из красного кирпича, Этери припарковалась и вышла из машины, забыв замотать шею шерстяным шарфом. Утренний снег приятно хрустел под ее ногами, а снежинки путались в темных волосах.

Девушка приветливо улыбнулась невысокой ели украшенной гирлянадами и алыми лентами. По пути выхватив одну из них, поднялась на крыльцо, и толкнула дверь, стараясь не задеть хлипкий венок из елочных ветвей, висевший на старом гвозде.

В магазинчике пахло жжеными яблоками, книжной пылью и корицей.

– Доброе утро, – из-за длинной торговой стойки появился низенький старичок в смешном красном колпаке и с длинной седой бородой. Мистер Ли помахал Этери и выставил перед собой бумажный пакет с яблоками в карамеле, усыпанными разноцветной крошкой.

Этери подхватила одно, надкусила, и блаженно закатила глаза. Вкуснее яблок в карамеле чем миссис Ли, никто в городе не делал.

– Переодевайся и приступай, – кивнул ей мистер Ли, вновь юркнув в подсобку.

Она задумчиво доела яблоко и прошла в маленькую темную комнатушку. На полу были свалены стопками старые книги, высились книжные стеллажи, полки прогибались под тяжестью томов. Этери сняла с крючка плотный хлопковый фартук, повязала его, а волосы собрала в низкий хвост лентой, позаимствованной у ели.

Девушка любила свою работу, пускай она и казалась многим монотонной и скучной. Раскладывать по полкам книги, слушать шелест страниц, помогать посетителям определиться с выбором или дать им дружеский совет – все это она делала с удовольствием.

Подхватив несколько тяжелых стопок, Этери вышла из комнаты, закрыв ее ногой и удивленно замерла.

Посреди магазинчика стоял молодой человек в строгом нефритовом костюме. Его волосы цвета темного северного неба спускались ровными прядями к плечам, растянутые на лисий манер глаза, были чуть прищурены, а шею небрежно обвивал коричневый кашемировый шарф. Пальцы незнакомца плавно скользили по корешкам книг, и каждое его движение было наполнено легкостью.

– Извините, мы еще закрыты, – не смогла скрыть недовольных ноток в голосе, Этери.

Молодой человек развернулся к ней, окидывая пристальным изучающим взглядом от которого Этери поежилась. Кем бы ни был этот странный парень, он вызывал у нее странное чувство беспокойства.

– Ох, – изумленно произнес он, – прошу прощения. Я полагал, магазин уже открыт.

Он говорил с небольшим акцентом, который Этери не удалось распознать.

– Мне сказали, что здесь я могу найти Этери Фэрнсби, – он улыбнулся уголком губ.

– Да, – помедлив отозвалась девушка, – Чем могу помочь?

Этери свалила стопки книг на стойку. Отряхнув руки от пыли, она подошла к незнакомцу чуть ближе. Стоило ей приблизиться, как она увидела странное свечение, пробивающееся через его шарф. Свет был теплым, ластился, переливаясь языками пламени. Тотчас магазинчик наполнился запахом сладких апельсинов и полевых трав. Молодой человек не замечал его, зато Этери не могла отвести взгляд. Оно казалось ярким даже через призму затемненных линз очков. Она никогда не видела ничего подобного прежде. Свет разительно отличался от черных лент, предвещающих смерть.

– Подберите мне книгу, – вдруг сказал он, вырывая Этери из размышлений. Она нехотя отвела взгляд от шеи, поднимая его к лицу. Парень улыбался, но его чернеющие глаза оставались холодными, они внимательно следили за каждым её движением.

– Ищите что-нибудь особенное?

Он задумался, качнулся на пятках, и откинув непослушную прядь с лица сказал:

– Что-нибудь волшебное.

Этери усмехнулась, поманив его к стеллажам с фантастикой. Они находились в маленьком тесном уголке, полки неровными рядами уходили вверх, а рядом, расположилась старая деревянная лестница.

Молодой человек принялся придирчиво рассматривать книги. Все предложенные Этери варианты, он категорически отвергал. Дошло до того, что они начали спорить на повышенных тонах, не сойдясь во мнении насчет литературы Уильяма Гибсона.

– А та книга, – сказал он, указав наверх, – на самой верхней полке.

– С обветшалым корешком с краю?

– Да. Достаньте мне ее.

Этери вздохнула, закрепила лестницу и начала подниматься по ступенькам. Книгу, на которую указал незнакомец, она видела впервые. Ветхая, с посеребренным тиснением, она казалась неподъемной. Девушка с трудом достала ее с полки и вдруг почувствовала, как ступенька под ее ногами ломается. Послышался треск. Этери не успела даже вскрикнуть и взмахнуть руками, как уже летела вниз, готовясь к столкновению с землей. Но удара так и не случилось. Она приземлилась прямо в руки единственному посетителю магазина. Книга свалилась на пол, подняв маленькое облачко пыли.

– Поймал, – сказал он, возвращая Этери в горизонтальное положение. Подняв книгу с такой легкостью, будто бы она ничего не весила, он протер обложку и сказал, – Я возьму ее.

Этери поправила очки и кивнула. Сердце зачастило, а дыхание сбилось. Она испугалась, но вовсе не падения, а того, что этот человек, не прикладывая никаких усилий сумел ее поймать. Подозрительность девушки возрастала с каждой минутой.

Пока он рассчитывался, ее взгляд скользил по острым чертам лица незнакомца. Тот убрал бумажник, взял книгу в руки и покинул магазинчик, даже не услышав вырвавшееся у Этери:

– До скорой встречи.

Эти слова стали пророческими, как вскоре решила сама девушка.

Авалона

иная временная нить – шесть сотен гердрат от трубящего рога

(примечание автора: дьерд – военный, командующий собственным отрядом всадников;

хьенд – всадник высшего звена, направляет войска во время военных действий, командир первой армии;

хэлл – обращение к мужчине в империи;

хэлла – обращение к женщине)

Бесчеловечность.

Авалона, женщина по прозвищу Чернеющая сталь, сидела в огромном шарообразном помещение и слушала крики боли. В чертоге Алой Инквизиции раздавалось эхо голоса Святого Деррака. Мужчина, облаченный в доспехи и алый плащ по которому змеилась эмблема Алой Инквизиции, склонился над маленьким зеленым существом и через каждые несколько слов вонзал в его кожу острозаточенные железные иглы. Феи жили несколько сотен гердрат, и чтобы убить их, следовало сначала обескрылить. Нет ничего более ужасного для фейри, чем потерять крылья. И Алая Инквизиция это знала. Она знала, что фейри боятся железа, и потому святые никогда не снимали железные доспехи. Авалона считала инквизиторов трусами, не способными сразиться с врагами в честном поединке. Им не был известен кодекс чести, да и ей, по-хорошему, он должен быть неизвестен.

Показательные казни. Авалона их не любила. Все всадники культа Морриган должны присутствовать в зале. Видеть пытки тех, кого они самолично сдали на руки Алым. Как же это мерзко. Их учили ненавидеть, взращивали в этой ненависти, чтобы сделать из них оружие. Омерзительная политика империи Сион.

Но были и те, кому доставляло удовольствие видеть корчащийся от боли маленький народец. Авалона кинула взгляд в сторону парня, сидевшего рядом с ней. Фонзи Баррад, чье имя мечника Воитель Пламени, улыбался, наслаждаясь каждой секундой мучений феи. В его глазах горел искрящийся огонь ненависти. Он распалялся с каждым мгновением, с каждым криком феи. Фонзи улыбнется еще шире, когда сердце феи перестанет биться. Он служил империи верой и правдой, никогда не щадя своих врагов. Но смертоноснее его ненависти было лишь равнодушие другого всадника.

Визг тоненького голоса феи стал громче. Она размахивала маленькими ручками, и каждый раз, когда она обжигалась о спинку железного стула, к которому была привязана цепями, раздавался нечеловеческий вой.

Авалона отвернулась, но жесткая хватка пальцев вернула ее подбородок к отвратительному зрелищу пыток.

– Смотри, – не разжимая бескровных губ, произнес мужчина, восседающий с прямой, как палка спиной по другое ее плечо. – Нам нельзя проявлять слабость при них.

– Убери руку. – Авалона дернула головой. Густые волосы цвета сухой коры кедра разметались по плечам. Несколько красных бусин, вплетенных в мелкие косички выпали и прокатились по паркету. Хватка ледяных пальцев не пришлась ей по душе. – Непозволительное поведение в отношении дьёрда.

– Меня всегда поражала твоя целеустремленность, – спокойно заметил он. – До церемонии ты никто, хэлла. Такой же обычный солдат, как и мы все.

Авалона криво усмехнулась.

– Пожиратель душ мнит себя обычным солдатом. Ты слишком хорошего мнения о себе.

Он ничего не ответил, просто смотрел на Святого Деррака, не моргая. Под куполом чертога порхали маленькие синеглазые птички. Их верхнее оперение обладало красивым насыщено-голубым отливом, а расположенные под хохолком перья казались чернее ночи. Голубые сойки никогда не покидали это место, из-за чего чертог Алой Инквизиции прозвали Гнездовьем. Одна из птичек, самая маленькая и юркая, отделилась от стаи и стремительно подлетела к Авалоне. Птичка парила в воздухе прямо перед ее лицом. Авалона поморщилась, отмахиваясь от нее рукой. Сойка отлетела к противоположной стене.

Пытки феи утомили девушку. Взгляд вновь заскользил по залу. В первых рядах она заметила девчушку, что была одета в точно такие же зеркальные доспехи, как и у всех всадников культа, но на ней блестящая кираса смотрелась донельзя нелепо. В карих больших глазах застыли слезы. Авалона нахмурилась. Хэлла помнила это маленькое и слабое существо, чудом прошедшее все этапы подготовки в Часовых Городках. Старшие по званию всадники страдали дурной привычкой делать ставки на выбывание новичков. Как правило, из сотни детей под конец обучения оставалось не более двух десятков. На Фейт поставили почти все, и только хьенд Хагалаз, всадник высшего звена, задумчиво проговорил:

– Ее сердце бьется в ритме храбрых.

Авалона никогда не слышала от него более лестных слов. Хагалаз Кадоган обучил их многому. Его методы могли показаться местами жестокими, но если бы не он, они все погибли бы на первом этапе обучения. Авалона покачала головой. Эта девочка не должна находиться в Гнездовье. Здесь сидят люди с черствыми сердцами. Их чувства заморожены многолетней ненавистью. Все это показалось хэлле неправильным.

В другой части чертога находился еще один человек, не знающий пощады. Западные корни вкупе с жесткими взглядами империи выковали из него идеальное смертоносное оружие. Кевин – единственный мужчина из всадников культа Морриган, который не отращивал волосы, а наоборот, намеренно сбривал их. Его загорелая кожа с бронзовым отливом стала в диковинку коренным сионийцам. В часовых городках на мальчика смотрели, как на заморский фрукт. У него был приятный голос с журчащими акцентными нотками и обаятельная улыбка.

Авалоне всегда было его жаль. Кевин родом из западного государства Дэхарт иль Зоро, где издавна взращивали воинов. Они были созданы для ведения войны и выбора не имели. Как Кевин попал в империю по сей день остается для Авалоны загадкой. Но какие бы причины не побудили его семью мигрировать, это решение было верным.

Хэлл, явно уставший от присутствия в чертогах, потер покрасневшие от усталости глаза. Авалона сделала мысленную пометку и взглянула на Святого Деррака как раз в момент предсмертного крика фейри. Фея больше не шевелилась. Ее голова с медными короткими волосами завалилась назад, руки безвольно болтались вдоль тела, а глаза казались стеклянными. Она умерла в незаслуженных муках. Но имперцам не было до этого дела, ведь каждый фейри до единого являлся слугой Приморского королевства, с которым империя воевала уже не первый десяток лет.

Инквизитор повернулся к сидящим в Гнездовье всадникам.

– Избавит от гнили священную землю империи пресвятая Морриган. Да будет так.

– Да будет так, – повторили за ним воины.

Святой Деррак скрылся за неприметной дверцей, ведущей в келью, а всадники покинули чертог.

Авалона остановилась напротив изваяния величественной богини Морриган. Красивое безупречное лицо не выражало никаких эмоций. Женщина смотрела вверх, поднимая к небу факел с вечным огнем. Она подарила сионийцам свет, провожая их по дороге истинного пути. Теперь их задача – разобраться со тьмой.

Позади богини развевался гобелен с изображением герба Континентальной империи Сион. Профиль головы ярой лошади в полном боевом облачении. Алые глаза яростно сверкают, грива заплетена в сложную косу, а наголовье в виде летящего золотого орла, казалось, кричало нечто страшное. Одного герба хватит, чтобы вселить ужас в сердца врагов империи.

Позади раздалась тихая поступь шагов.

– Церемония завтра на рассвете, – как бы невзначай произнес Пожиратель душ. – Ты станешь полноправным обладателем титула “дьерд”.

– Что тебе от меня нужно? – устало спросила хэлла. Долгое пребывание в Гнездовье не радовало ее. – За все наше обучение в Часовых Городках ты так ни с кем и не заговорил, – она подумала и медленно добавила, – сегодня я впервые услышала твой голос.

– Тебе предстоит нелегкий выбор, Авалона, – не обращая внимания на ее слова, продолжал он. – Избрать себе в отряд воинов с которыми придется сражаться плечом к плечу. Не ошибись с выбором.

Хэлла медленно развернулась так, чтобы видеть исхудавшее лицо мужчины. Бледная кожа казалась покрытой инеем, бескровные губы вечно сжимались в тонкую линию, а глаза – два черных омута, в которых сложно отличить зрачок от радужки. Авалона привыкла видеть молчаливого одинокого мальчика, с легкостью справляющегося с этапами обучения. Привыкла видеть юношу столь же одинокого, но не стыдящегося своего одиночества. Но она даже не пыталась увидеть в Пожирателе душ человека, с которым можно двигаться плечом к плечу.

– Как твое имя?

Да, Авалона его не знала. Стыд уколол ее в шею.

– Иэн, – ответил хэлл, не сводя прямого взгляда с герба империи.

Она кивнула, давая понять, что запомнила его.

– Не беспокойся, Иэн, дьерды редко ошибаются.

Мужчина, прозванный Пожирателем душ, впервые улыбнулся и еле слышно произнес:

– И все же они ошибаются…

В маленькой келье пахло сыростью и ирисами. Откуда в каменном узком помещении взялся аромат цветов, Авалона не знала. Она сидела на скамье, стараясь не содрогаться от холода. После обряда очищения, когда ее тело полностью привели в порядок, избавив от грязи, ее переодели в полупрозрачный отрез алой ткани и оставили ждать. В таком виде хэлле надлежало появиться перед двумя десятками хьендов и более сотни рядовых всадников.

Шелк одежд будущих дьердов должен быть прозрачным, чтобы воины высшего звена видели каждый шрам, полученный в битве, чтобы они знали, что всадник достоин повести за собой собственный отряд. У Авалоны шрамов было достаточно, но значимых всего два. Один тянулся от шеи к правому плечу, а второй, рваный, украшал ее спину. Странным образом он напоминал руну смерти. Вертикальная неровная линия, пересеченная крестом. Тогда ей пришлось пожертвовать всем, чтобы оказаться здесь. Теперь у девушки нет ничего, кроме гордости, от которой, впрочем, не так уж много проку.

Дверь, ведущая в келью, бесшумно распахнулась. Авалона удивленно вскинула брови, неотрывно рассматривая посетителя. Только через секунду, когда удивление сошло на нет, она поднялась на ноги, почтительно склонив голову.

– Сядь, – процедил Хагалаз.

Мужчина находился не в лучшем расположении духа. Хьенд, отвечавший за их обучение в Часовых городках, сложил руки на груди. Его черные доспехи сверкали ярче начищенных монет. Авалона увидела в них свое отражение. Волосы, заплетенные в две косы, в которых, словно змейки, мелькали алые ленты. Смуглое лицо казалось бледнее чем обычно, а в глазах отражалось непонимание.

Она последовала приказу, опустившись на скамью. Хагалаз Кадоган прикрыл дверь и остановился напротив девушки.

– Вам нельзя здесь находиться, – непочтительно слетело с острого языка Авалоны.

Мужчина насмешливо вскинул бровь. Он провел рукой по короткостриженным темным волосам. Отросшая за несколько дней щетина делала его намного старше.

– Твоя правда. Но разве я мог не увидеть свою ученицу перед посвящением? Помнишь, что я сказал тебе в первый день, когда ты была еще несмышленой девчонкой?

– Она не проживет и дня, – с улыбкой вспомнила хэлла.

– А ты мне что? Я стану лучшей, – пропищал хьенд, подражая тонкому девичьему голоску. – Вам нельзя было с нами даже разговаривать, а ты дерзила.

– Никогда не забуду ту порку, – хмыкнула она.

– Хвалю. Ты стала лучшей. Я впервые ошибся в своих предположениях, но теперь меня не покидает мысль, что лучше бы ты сгинула на первом этапе обучения, – его тон сменил ностальгическую направленность и стал резким. Авалона вздрогнула, как от удара розга. – Быть дьердом – это совсем не то же самое, что быть простым всадником. Как думаешь, почему в дьерды выбирают только мужчин?

– Гендерная несправедливость?

– Потому что присяга, которую дает дьерд, заставляет его любой ценой защищать свой отряд. Они умирают, Авалона. Умирают против воли. Дьерды сражаются за империю и своих воинов. Это не звание, а самоубийство. А ты пока не готова умереть, защищая границы.

Авалона похолодела, но внешне никак не выдала своей тревоги. Она смотрела в зеленые глаза Хагалаза и гадала, как многое ему известно? Он всегда казался ей опасным. Против него даже она не вышла бы с мечом в руке. Но у нее не было выбора. Она уже стояла напротив.

– Уходи, – он кивнул в сторону двери. – Если хочешь жить, собирай вещи и уходи. Считай это жестом доброй воли. Я договорился, тебя отпустят.

– Я не собираюсь бежать.

Всадница плавно поднялась и сделала несколько шагов к хьенду. Он был намного выше нее, но это она сейчас смотрела на него свысока. Как он мог подумать, что она испугается и сбежит? После всего, через что ей пришлось пройти, чтобы оказаться здесь!

– Тогда считай, что ты уже труп, – безразлично сказал Хагалаз.

– Вы не понимаете, – покачала она головой. Ее накрыло волной безысходности. – У меня ничего нет. Семьи, друзей, дома. Только общественное признание и звание всадника. Я живу для того, чтобы сражаться, и если погибну защищая тех, кто станет биться со мной во имя одной цели, то жалеть уж точно не стану.

Хэлл привалился спиной к каменной кладке. Его взгляд стал расфокусированным и был устремлен поверх ее головы.

– Может быть это и к лучшему, – задумчиво произнес Хагалаз, – для империи нет ничего лучше дьерда, которому нечего терять. Выбрала себе воинов?– Давно.

– Всех четырех?

– Еще во время обучения, я знала с кем хочу сражаться. Но с последним всадником определилась недавно.

– Надеюсь он достойный воин.

Хьенд никак не мог знать, кого из трех сотен всадников Авалона выбрала себе в отряд. И все же… ее не покидало чувство, что ему известно, о ком она говорит.

– Как вы догадались? – с интересом спросила девушка.

– Догадался? – его смех стал для Авалоны неожиданностью. Серьезный, хладнокровный мужчина почти никогда не позволял себе проявлять чувства. Авалона вдруг уловила едва заметное сходство с другим человеком, который столь же редко смеется, но чей взгляд остается безропотно холодным. – Девочка, ты выросла на моих глазах. Думаешь, я не в состоянии понять, по какому критерию ты выбирала их? Шут, ребенок, чужестранец и изгой. Тех, кто, по твоему мнению, достоин защиты.

Хэлла нахмурилась. Ей не нравилось, с каким пренебрежением воин высшего звена отзывается о всадниках. Хагалаз Кадоган всегда был таким, но никогда прежде он не разговаривал с ней в таком тоне. Так, будто ей дали шанс, которым она не решилась воспользоваться. Испугалась.

– А как вы собирали отряд?

– Сила. Всегда выбирай самых сильных воинов, если потом не хочешь получить удар мечом между ребер. В моем отряде нет всадников, уступающих мне в силе, поэтому я жив и поэтому живы они. Ты же отбирала по иному критерию. Не поменяешь выбор, исход будет ясен каждому хьенду. Никто не начнет воспринимать всерьез заведомо мертвое тело.

Авалона слушала его с каменным лицом, сцеживая злость по крупицам. Ее выдержка не была на столь же высоком уровне, что и у Хагалаза. Ярость протекала по венам, желая вырваться наружу, но вместо этого она стояла босиком на холодном камне и была вынуждена выслушивать его.

– Твой будущий отряд состоит из неудачников. Фонзи Баррад? Его ненависть сжигает все на своем пути. Усмирить его смогут только железные путы, которыми ты никогда не воспользуешься, потому что чувство жалости возьмет верх. Или взять, к примеру, ту девчонку. Сейчас она слабее всех всадников вместе взятых. Чтобы раскрыться, ей понадобиться много времени, которое ты не сможешь ей дать.

– С Кевином тоже что-то не так? – перебила его Авалона. – Он силен, не глуп, отлично владеет мечом и знает несколько языков.

– Он чужестранец, – снисходительно объяснил он. – На него всегда будут смотреть с подозрением и гадать, является ли он предателем. А что до Пожирателя душ, этот парень никогда не подчиниться. Никому.

Голос Хагалаза стал тише, и хотя его поучительные интонации никуда не делись, хэлле почудилась едва заметная печаль, окутывающая мужчину. Он тряхнул головой, направляясь к выходу из кельи. Напоследок он обернулся, смерив Авалону странным взглядом, и произнес:

– Главное потом не пожалеть.

Дверь закрылась, и в этот раз, в замочной скважине послышался щелчок.

Грубая льняная повязка была слишком туго затянута. Темная ткань не давала увидеть Авалоне в каком направлении ее увели. Она лишь успела заметить двух мужчин, облаченных в доспехи, а дальше ей завязали глаза. Все органы чувств обострились, хватка на плечах ощущалась чрезмерно сильной, но не болезненной. Просто неприятной. Авалона не любила когда к ней прикасались незнакомцы. Ей претило прикосновение человеческих рук. Пришлось приложить колоссальное количество усилий, чтобы не вырваться. Умом хэлла понимала, что идти самостоятельно с закрытыми глазами ей было бы сложно, но ее сердце леденело от неприязни.