Текст книги "Лидия (СИ)"

Автор книги: Василий Воронков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 28 страниц)

15

Всё вокруг заливал слепящий свет.

Я слышал чьи-то голоса, истеричные всплески сирены, шум работающих механизмов, но всё это доносилось откуда-то издалека и было слабым, едва различимым, точно окружавшее меня сияние, подобно кокону из пустоты, мешало звуку пробиться.

Далёкие приглушённые голоса звали меня, из сверкающего вакуума доносилось моё искажённое имя. Я хотел откликнуться, но не мог – мучительный приступ судороги сжимал мою грудную клетку.

Я попытался сделать вздох.

Искажённые, как от световой рефракции, голоса превращались в глубокое гортанное эхо – в монотонный гул, от которого ломило барабанные перепонки. Всё тонуло в свете. Из-за кислородного голодания голова моя отяжелела, а судорожная боль разрывала грудную клетку.

Но потом гул прекратился, и надо мной сомкнулась тишина.

Я вздрогнул и вытянулся, как во время агонии – в последней попытке набрать воздуха в грудь. Прошлое и настоящее смешались, время перестало существовать. Я не мог понять, что происходит сейчас, а что уже свершилось, что я уже никак не могу изменить.

Я попытался вспомнить.

То, что уже необратимо. То, что я слышал в последний момент. Перед тем, как…

14

Мы летели на Европу, Юпитер-2.

Тело ломало от перегрузок – я чувствовал себя куда хуже, чем раньше, отвыкнув от полётов за два месяца на Земле. Хоть экипаж и состоял лишь из шести человек, на Ахилле нечасто удавалось найти место, где мы с Лидой могли бы остаться одни.

Она тоже с трудом переносила полёт и часто спала в своём коконе, приняв таблетки и надев на голову наушники, чтобы не слышать надсадный гул, доносившийся из металлической утробы корабля. Она жаловалась на головную боль.

– От всего отвыкаешь так быстро, – сказала она, когда я застал её в кубрике.

Она вылезала из кокона, нетерпеливо сбрасывая его ногами, зависая на мгновения в воздухе над сверкающим полом – точно пыталась выбраться из липкого амниона, который приставал к её телу, не отпуская, притягивая назад.

– Я всё ещё не могу поверить, что мы с тобой… – начал я, но не договорил.

– Что?

Лида, наконец, сбросила с себя кокон и поплыла в отсеке, раскинув руки, забыв, что голову её по-прежнему сжимают наушники, не пропускающие звук.

Я показал пальцем на своё правое ухо. Лида виновато улыбнулась.

– Ты как себя чувствуешь? – спросил я.

– Не очень, – ответила она. – А у нас что, смена караула? Тоже решил поспать?

– Да нет, – сказал я. – Не знаю. Нельзя же всё время спать.

Лида подалась вперёд, разведя руками так, словно разгребала в воздухе невидимые волны.

– Ах, вот как! Значит, я всё время сплю?

– Ну, сейчас ты не спишь, – сказал я.

Она приблизилась ко мне и схватила за руку; нас, словно течением, медленно понесло к открытому люку.

– Сколько нам ещё осталось? – спросила Лида. – Когда дрейф?

– Через пять часов, – сказал я.

– Так много! – Она качнула головой. – Атрей летел быстрее, но я… – Лида задумалась. – Я чувствовала себя лучше.

– Это пройдёт, – сказал я.

– Конечно, – улыбнулась Лида, – через пять часов. А потом ещё полтора месяца без остановок. А потом…

Я схватился рукой за поручень над люком, и мы зависли в проёме – между кубриком и коридором.

– Хватит жаловаться, – сказал я и поцеловал её в губы.

Её лицо слегка опухло от невесомости, а щёки болезненно раскраснелись.

Лида поцеловала меня в ответ и вдруг нахмурилась.

– А что ты говорил тогда? – спросила она.

– Тогда – это когда? – не понял я.

– Ну, когда я не слышала.

– А… Ну, тогда…

13

Мне оставалось лишь ждать.

Я лежал, повернувшись к стене, сжимая рукой ноющую рану на правом плече. Синтетическая ткань пропиталась кровью. В комнате всё ещё не горел свет. Камера – я не видел, но чувствовал её электрический взгляд спиной – по-прежнему следила за мной в темноте.

Я боялся, что усну.

Во сне я мог повернуться, лечь на спину, показать неусыпному объективу камеры свой окровавленный рукав, и тогда все мои мучения оказались бы напрасны. Темнота и слабость затягивали меня, несколько раз я едва не провалился в сон и, придя в себя, сильно, до боли, сжимал рукой правое плечо. Только боль удерживала меня на поверхности, не давала потерять сознание.

А потом включился свет.

12

Перед началом дрейфа мы все собрались в рубке. Я по привычке ожидал от первого пилота какую-нибудь напутственную речь или парочку скоромных шуток, но тот просто подключился со штурманом к нейросети и уродливо застыл в кресле, вылупив глаза и широко открыв рот, как слепая рыба.

Несколько минут мы сидели в давящей тишине.

Режим диагностики активировался ещё до того, как пилот и штурман вернулись к жизни. На экране высветилась схема корабля и стали последовательно, как отчитываемые по атомным часам секунды, загораться зелёные огоньки – "проверка прошла", "проверка прошла"…

Первый пилот устало потёр рукой лоб.

Я посмотрел на Лиду, она почувствовала мой взгляд, улыбнулась, сложила вместе ладони, как при молитве, и склонила голову, прикрыв глаза. Спать.

Я с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться.

Первый пилот собирался что-то сказать – я видел, как он взволнованно вздохнул и приоткрыл рот, – но вдруг замер, уставившись в терминал, точно за мгновение у него онемели все нервы. Штурман устало качнул головой, потянулся к приборной панели, коснулся большой сенсорной кнопки, и всё вокруг вздрогнуло, разошлось волнами, как мираж, а я понял, что кнопка ещё не нажата, и пальцы штурмана по-прежнему тянутся к ней – так медленно, что движение застывает в воздухе.

Я не понимал, что происходит.

– Ну, вот и всё, – сказал первый пилот. – Мы в дрейфе. Все системы работают нормально.

– Что ж, в таком случае мы свободны? – спросила Лида.

– Да, – сказал пилот. – Первое дежурство… Вы и вы.

Он быстро взглянул на меня и на штурмана. По отсеку вновь прошла стремительная волна, и всё вокруг на мгновение расплылось, как отражение в воде.

– А что… – начал я.

– Что? – не понял первый пилот.

– Вы не почувствовали? – спросил я. – Какой-то толчок?

– Да нет, ничего такого, – ответил пилот. – Диагностика прошла успешно, маршевый благополучно выведен из цикла.

"Выведен из цикла" – я даже не смог вспомнить, чтобы кто-нибудь так говорил. Мне захотелось спросить первого пилота, как много он вообще летал.

– Мне кажется, я тоже что-то почувствовала, – сказала Лида. – Трудно объяснить. Почти неуловимое.

– Это старый корабль, – послышался чей-то голос.

– Это не обнадёживает, – сказал я.

– Диагностика, – сказал пилот.

Мы продолжали сидеть, уставившись на экран, где высвечивались результаты проверки всех систем корабля.

– Давайте ещё раз, – предложила Лида. – Полная диагностика. Это ведь вполне соответствует инструкциям, да? – добавила она, улыбнувшись.

Первый пилот нервно заёрзал в кресле.

– Так, – сказал он. – Проведём повторно. Но кто-то должен подключиться. Вы и вы, – и он указал пальцем на меня.

– Я бы предложил сначала провести диагностику, прежде чем подключаться к сети, – сказал штурман. – Вроде так полагается, нет?

Пилот недовольно скривился.

– Ладно. Диагностика, – сказал он.

На секунду я закрыл глаза. Я чувствовал странное недомогание, суставы ломило, а гортань горела, как при горловой чахотке. Это было похоже на внезапную кессонную болезнь, вызванную отключением маршевого двигателя.

Я попытался расслабиться, вздохнул – и в этот момент сигнализатор у меня в ухе раздражённо завибрировал. Мой череп пробуравил пронзительный тревожный сигнал.

– Что такое? Чёрт! – крикнул я. – Какая-то ошибка?

– Это автоматически, – ответил первый пилот, не оборачиваясь.

Сигнализатор вновь задрожал, издав истошный вой, и я застонал, прижав руку к уху.

– Сейчас, – торопливо сказал пилот.

Он нажал несколько кнопок на приборной панели, и сигнализатор замолк, однако я всё ещё слышал слабый, как эхо, звон, доносившийся со всех сторон.

– Результаты двух диагностик не совпадают, – сказал пилот. – Более того…

Он с силой зажмурил глаза и снова посмотрел на экран, где один из зелёных огней сменялся на красный и тут же вновь становился зелёным, как будто вычислительная машина сама никак не могла определиться.

– Более того, – сказал пилот, – двигатель ещё работает. По главному энергетическому контуру даже видно…

– Да может такого быть! – крикнул штурман. – Проблема в самом модуле диагностики! Проверка через нейроинтерфейс тоже ничего не показала.

– Так, но… В любом случае может потребоваться перерасчёт программы ку…

– Да какой к чёрту перерасчёт! Ускорение – ноль. Нет ускорения! Мы в дрейфе.

– Так… – Пилот поморщился и прижал ко лбу ладонь. – Но без модуля диагностики… Так… По протоколу мы должны связаться с центром.

Лида напряжённо смотрела на меня, но не говорила ни слова.

– Ещё раз диагностику? – предложил я.

– И что? Что это даст? У нас уже есть… – начал штурман.

– Давай! – сказал первый пилот. – Ещё раз диагностику! Сверим результат. Или есть другие варианты?

Штурман лишь неопределённо качнул рукой.

– Какой бы ни был результат, это уже ничего не изменит, – сказал он. – У нас уже есть проблема.

Но первый пилот всё равно включил диагностический режим.

– Другие варианты? – повторил он и вдруг вцепился в подлокотники кресла, приподнимаясь; ремень безопасности впился ему в грудь. – Кто вообще отвечает за состояние этой системы?! Почему она…

– Давайте успокоимся, – послышался голос Лиды. – Сейчас пройдёт ещё одна проверка, и…

Я не понимал, что мне делать.

– Ну, вот… – пробормотал первый пилот, глядя на экран. – Теперь всё в порядке. Двигатель отключён, ускорение – ноль.

– В четвёртый раз продиагностируем? – осклабился штурман. – А то, может, оно по нечётным только…

– Хватит! – крикнул первый пилот. – Я здесь принимаю решения. Двигатель отключён, ускорения нет. Есть проблемы с модулем автоматической диагностики. Об этом я сейчас сообщу в центр. Пока все проверки вручную…

– Да какая разница – вручную или нет? – перебил его штурман. – Мы считываем данные с тех же шин. Очевидно же, что это…

– Пока все проверки вручную, – повторил первый пилот. – Плановое дежурство… ну, я уже говорил. Остальные – свободны. Вернее… А я пока…

Пилот на секунду замолчал, вздохнул и, наконец, отвернулся от терминала.

– Есть возражения? – спросил он.

– Все свободны, всё хорошо? Я считаю, что мы не можем продолжать полёт, – сказал штурман. – Эта экстренная ситуация. У нас проблема с диагностикой. Что там ещё будет? Сейчас двигатель, потом система жизнеобеспечения.

– Это решение примет центр, – сказал первый пилот. – Мы пока ничего сделать не можем.

– Так связывайся! – крикнул штурман.

– А ты чего молчишь? – обратился ко мне первый пилот. – Как будто воды в рот… Нам нужно принять решение!

Я глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, решая, что ответить.

– Ладно… – прозвучал голос Лиды. – Разбирайтесь тут пока, а я…

Она скинула с себя ремень и, оттолкнувшись, вытянувшись, как пловчиха, заскользила в открытый коридор.

– Ты куда? – спросил я.

– Голова просто раскалывается. Я на секунду.

– Подождите, – сказал пилот. – Сейчас всё решим, – но Лида уже исчезла в открытом люке.

– Связывайся! – повторил командным голосом штурман.

– Ладно, – согласился первый пилот. – А вы… – Он раздражённо посмотрел на меня. – Подключайтесь уже, какого чёрта? Сколько раз надо повторять? Дежурство никто не отменял, да и… – Пилот раздражённо дернул за лямку ремня, давившего ему на грудь. – У нас экстренная ситуация! Подключайтесь все! По протоколу! Постоянная проверка всех систем!

Я в спешке активировал свой терминал и откинулся на спинку кресла. Мне послышался слабый гул, как от системы воздуховода, который доносился из чёрных прорезей головного устройства в центре триптиха. Я вдруг начал считать – шёпотом, едва заметно двигая губами – как первый пилот перед началом ускорения с земной орбиты.

Десять…

Восемь…

(Я пропустил одну цифру).

– …что связь с Землей? – раздался чей-то голос слева.

– …непонятно, – прозвучал ответ. – Сейчас. Видимо, просто…

Пять…

Четыре…

– …и что в таком случае? – Я почти узнал голос штурмана.

Два…

Один…

И…

И стремительная волна тьмы мгновенно смела всё вокруг.

Нейросеть воспринималась не так, как обычно – я не падал, я летел в пустоте, я чувствовал своё тело, я дышал, я ощущал течение времени. При этом какая-то сила выталкивала меня наружу, пыталась вернуть на поверхность, в реальный мир.

В сомкнувшейся надо мной темноте неожиданно прорезался болезненный свет.

Я не хотел смотреть на него и закрыл рукой глаза, однако свет просачивался сквозь пальцы. Он становился ярче с каждым мгновением, застилал всё вокруг, прожигая меня потоком фотонов, пронизывая каждую клеточку моего тела. Я подумал, что не могу так ощущать себя во время нейросеанса, и тут же ослепительная пустота накрыла меня с головой. Мне послышались голоса, крики – искажённые, как лучи, проходящие через скопление газов. Головокружительное зарево притягивало меня к себе.

Я закричал сам – и не узнал собственного голоса.

В следующую же секунду я оказался в рубке. Непонятная сила прижимала, вдавливала меня в кресло.

– …как мог включиться?

– …отрубить… главная магистраль…

Я с трудом различал слова.

– Что произошло? – заорал кто-то. – Вы говорили, что ускорение…

– Сбой… – штурман закашлялся, проглатывая слова. – Какой-то сбой в главной магистрали. Двигатель как бы самопроизвольно переключается… Сейчас был вырос, и…

Несколько человек так и не вышли из сети – или же были без сознания. Оба старших техника сидели, намертво привязанные к креслам – головы их безжизненно откинулись назад, как у сломанных кукол.

– Откуда здесь гравитация? – хрипло спросил я.

Отсек задрожал, как будто корабль на полной скорости летел сквозь раскалённые слои атмосферы, а потом сила, вжимавшая меня в пол, неожиданно ослабла.

– Это не гравитация, – сказал навигатор. – Это… перегрузки.

– Замечательно! – крикнул первый пилот. – Нет, это просто… Отрубите! – Он посмотрел на меня расширенными от ужаса глазами. – Просто отрубите эту чёртову…

– Что отрубить? – спросил я, с трудом осознавая происходящее. – Главную магистраль, но мы же… – И тут же замолчал, вспомнив.

Лида!

В кресле у терминала её не было. Я взволнованно дёрнулся, сбросил с себя ремень, и в тот же момент меня швырнуло на триптих терминала.

– Все остаются на своих местах! – нервно кричал пилот. – Никто не…

Но я не обращал на него внимания. От открытого проёма в коридор меня отделял лишь один прыжок – я сжался, как перед броском, и оттолкнулся изо всех сил от приборного щитка с чёрной решёткой.

Пилот снова что-то прокричал мне в след.

– …корабль! – услышал я, прежде чем провалился в коридор. – На радаре…

Сигнализатор в ухе завопил, я поморщился от боли, но не стал возвращаться назад.

Я вывалился в коридор и уже собирался прыгнуть в сторону кубрика, когда внезапный всплеск невозможной силы тяжести придавил меня к стене, не давая пошевелиться.

Из рубки доносились крики.

Через секунду я снова плыл в невесомости. Тело болело так, словно я упал с высоты в несколько метров на цельнометаллическую плиту. Я перевёл дыхание, потянулся вверх, ухватился за поручень в стене – и тут увидел Лиду.

Она падала, раскинув руки, неподвижно глядя перед собой ослепшими глазами – как утопленница, которая проваливается в темноту.

– Лида! – закричал я.

Коридор вдруг превратился в отвесный тракт, залитый фальшивым светом, а воздух стал плотным, как тяжёлый газ.

Я оттолкнулся ногами от стены. На мгновение всё вокруг потемнело, как перед обмороком, я потянулся рукой к поручню, висящему над головой, и тут же взбесившаяся сила тяжести отбросила меня назад, обратно.

Лида бесчувственно упала рядом со мной.

Кровь бешено пульсировала у меня в висках. Я приподнялся – руки дрожали так, словно мне приходилось поднимать груз в несколько центнеров весом – и потянулся к Лиде. Свет в коридоре снова замигал, и упрямое тяготение, прижимавшее нас к стене, исчезло.

Я схватил Лиду за руку, притянул к себе. Мне послышалось, что она застонала. Передо мной проплыло несколько капелек крови – красные вздрагивающие пузырьки, которые уносило вверх какое-то невидимое течение, подъёмная сила.

– Лида… – прошептал я.

Я оттолкнулся от стены и, придерживая Лиду за талию, поплыл к жилому отсеку. Всплески гравитации прекратились, но мне всё равно казалось, что мы поднимаемся куда-то вверх, всплываем на поверхность.

В кубрике у меня закружилась голова.

На несколько секунд я потерял ориентацию в пространстве.

Лёгкий судорожный толчок чуть не отбросил нас обратно, в коридор, но я успел ухватиться за металлическую скобу у открытого люка, и через мгновение наши тела вновь потеряли вес.

Отсек с коконами был как-то причудливо перевёрнут в пространстве – как на морском корабле, который огромные волны подняли килем вверх. Мы повисли у ближайшего кокона, и я принялся раздирать одной рукой его мягкую синтетическую скорлупу.

Корабль снова вздрогнул – можно было подумать, что кто-то пытается запустить его гигантское плазменное сердце, пропуская по заизолированным венам мощные электрические разряды. Несколько красных капелек проплыли перед моими глазами – как пузырьки воздуха в воде. Лида была уже внутри кокона, и я укутывал её в этот плотный амнион, стягивал ремнями.

Её глаза по-прежнему неподвижно смотрели прямо перед собой.

Застегнув спальный мешок, я завис над Лидой, придерживаясь за стену. Мне нужно было возвращаться, но я не хотел уходить, не хотел оставлять её одну.

Время больше не имело значения.

Я наклонился и поцеловал её в губы. Холодный бесчувственный поцелуй. По моему телу пробежала дрожь, как от озноба.

Сигнализатор в ухе вновь истерично заорал, разрывая мои барабанные перепонки:

– Код! Красно-чёрный! Это они!

– Что? – крикнул я.

– Быстро!

Это был голос первого пилота – испуганный и надрывный. Его рваный крик резко замолк, как будто ему не хватило дыхания. Я оттолкнулся от стены и поплыл в коридор.

– Уровень радиации!.. – завизжал сигнализатор. – Они собираются атаковать! У нас сейчас отрубится сеть!

От волнения я едва мог совладать с собственным телом. Я резко оттолкнулся от стены, надеясь в один мощный прыжок долететь до рубки, но не рассчитал усилие и врезался правым плечом в металлическую скобу. Я почувствовал тупую боль и схватился за ушибленную руку. На секунду я даже решил, что сломал кость.

Из стен выстрелили люминофоры – длинные красные нити, которые могли гореть, даже если полностью отрубалось электричество, – мониторы на стенах сначала залила ровная темнота, а потом стали вспыхивать огромные, в человеческий рост, буквы – "внимание", "тревога", "режим", "код 1202".

Я впервые видел, как активируется на корабле аварийный режим.

Весь коридор залило красным маревом. Казалось, что кровь стоит у меня в глазах, однако я не слышал ни единого звука – меня окружала мёртвая тишина.

Я вздохнул, попытавшись успокоиться, и медленно, стараясь не делать лишних движений, потянулся к приоткрытому люку.

Я залез в рубку, хватаясь трясущимися руками за настенные поручни. Первый пилот уже сидел в кресле, рот его был слегка приоткрыт, а остекленевшие глаза слепо смотрели в потолок.

Я оттолкнулся от стены и нырнул к терминалу нейроинтерфейса.

Каждое моё движение занимало чудовищно долгие секунды, тогда как пилоты красно-чёрного были уже давно подключены к нейросети и находились в течении другого, медленного времени, когда можно принимать сложнейшие решения, выполнять множество задач за неуловимые мгновения.

Я упал в кресло, активировал терминал, и меня…

11

Мне оставалось лишь ждать.

Я по-прежнему не оборачивался. Я лежал, не двигаясь, скорчившись на кровати, как труп. Вся надежды была на то, что Таис сама зайдёт ко мне в камеру.

– Поднимитесь! – прогремело под потолком.

Я ждал этого резонирующего голоса и даже не шелохнулся.

– Встаньте с кровати!

Я продолжал лежать, задержав дыхание. Меня выдало бы даже малейшее движение – едва уловимый вздох, который могли засечь датчики камеры наблюдения.

– Поднимитесь с кровати! – не унимался голос. – Встаньте в центре комнаты!

Голова наливалась тяжестью, лёгкие распирало от боли. Я быстро, отрывисто вздохнул и – замер, прислушиваясь. Голос несколько секунд молчал, а потом с потолка послышалось отрывистое позвякивание – точно такую же какофонию я слышал в последние секунды на Ахилле, перед тем, как подключиться к сети.

Я лежал, сжавшись на затянутой плёнкой кровати и зажмурив глаза. Не знаю, сколько прошло времени, но надсадный шум у потолка внезапно оборвался, и меня оглушила тишина.

Голос молчал.

Тогда я начал считать – медленно, про себя, от десяти до единицы – отмеряя непонятно вязкое, как бессонница, время. Когда я дошёл до четырёх, очередной дребезжащий крик с размаха ударил мне в спину:

– Встаньте! Немедленно! Встаньте с кровати!

Я продолжал лежать.

– Пожалуйста… – Голос, искажённый модулятором, неожиданно смягчился и стал похож на человеческий. – Пожалуйста, поднимись! Это Таис.

Было непросто побороть в себе желание обернуться.

– Что с тобой? – проскрежетал металлический фальцет, вновь срываясь на звон. – Ты не можешь подняться? Тебя беспокоит свет?

И вдруг я почувствовал – сейчас! Не имело больше смысла притворяться мёртвым – это слишком сильно пугало её, и она никогда не решилась бы ко мне зайти. Я сделал глубокий вздох и, медленно, точно через силу, поднял над головой трясущуюся правую руку, как бы делая ей немой ослабленный знак, моля о помощи перед тем, как провалиться в беспамятство.

Я держал руку ровно секунду, старательно изображая частую припадочную дрожь – через каждый мой палец, каждую фалангу как будто проходили болезненные разряды электричества, – а потом расслабился, и рука безвольно, как конечность манекена, упала обратно на кровать.

Таис молчала.

Мне оставалось лишь ждать.