Текст книги "Четвертый берег (СИ)"

Автор книги: Василий Кленин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

– Сроки?

– Как ты там говорил? А! Времени всегда мало, Мэй. Первый доклад жду в конце этого месяца. Итоговый доклад – в конце лета.

– Слушаюсь, мой генерал.

Глава 13

Гонец яростно тянул поводья и слегка неловко болтался в седле. Все-таки к местным седлам и высоким сильным лошадям привыкнуть трудно. Но парень справлялся.

– Мой бригадир! Полковник Гото Арита передает: примерно в пяти ли впереди большая деревня. Там тысячи две наших на постой влезет.

Гванук задумался. Деревня в походе – это всегда хорошо. И лагерь получится быстрее поставить да свернуть; и Армию накормить; и обороняться, в случае чего, сподручнее. Это не говоря о комфорте!

Только вот солнце еще высоко – до заката можно восемь-девять ли пройти.

«А куда спешить? – задумался бригадир. – До Дижона далеко, враг о нас всё равно знает. И к Парижу возвращаться смысла уже нет».

С Парижем вышло грустнее всего. «Театр» был организован просто отлично! Гванук до сих пор в этом убежден. Армия из-под столицы ушла незаметно, осажденные ничего не прознали. Гонцы между Армией и «театральным» лагерем носились ежедневно и ряженые Головорезы отчитывались: всё спокойно, враг боится и трепещет. И они не врали. Отсутствие почти всей Армии парижане не заметили. Они заметили другое…

Осаждающие и раньше не очень крепко следили за всеми бесчисленными воротами Парижа, а тут вообще перестали. Особенно, теми. что за Сеной. И слишком поздно (да еще и почти случайно) удалось узнать, что хмурым, дождливым вечером через ворота Сен-Мишель на правом берегу вышло несколько сотен всадников.

Раньше они на это не решались. Все-таки разъезды Ариты бродили и за рекой. Вернее, отдельные всадники могли проскочить, а вот большие отряды нет. Последних быстро заметили бы и снарядили погоню. А еще послали быструю весть в Руан – и в Нормандии тоже начали бы ловить бегунов. Охота с двух сторон.

Но тут внушительный отряд вышел – и узнали чуть ли не через неделю! Уже после Водемона.

Да, сначала был Водемон.

Как и предсказал Ли Чжонму, волочиться до замка графа-изменника с тремя десятками пушек и внушительным обозом пришлось две недели. В герцогстве Бар к Пресвитерианцам с радостью прибилась почти тысяча недобитых рыцарей, жандармов и прочих людей герцога Рене. Совершенно неорганизованные, деморализованные. Гванук взял себе сотни полторы, чтобы разбавить ими роты третьего полка Шао. Очень уж спетыми были кодлы бригандов – О (как и полковнику Чо) это сильно не нравилось.

Остальных же (хотя бы с трёхпроцентной голубизной крови) бригадир О отдал Орлеанской Деве – рыцарями пусть сама занимается.

В итоге бедному графу Антуану де Водемон радость недавней победы омрачило явление аж десятитысячного войска под стенами его дивного замка. Гванук осаду решил не затягивать, но с наскоку кидаться на врага не стал. Все-таки Водемон смотрелся крепким орешком: стоял на самом кончике каменистого извилистого холма, имел для замка внушительные размеры – целое ли в длину и половину ли в ширину. Стены высокие и крепкие, людей внутри тоже немало. Конечно, далеко не все, кто был под Буленвилем – бургундцы уже ушли домой и наемников увели (или распустили). Но для обороны замка народу более чем достаточно.

Гванук уже знал, что недавняя победа графу Антуану особо не помогла. Нанси – столица герцогства – не спешила открыть ему свои ворота, клятву верности поспешили принести лишь пара мелких владетелей.

Лотарингия ждала и молчала. Может быть, надеялась, что начальство придет и разберется. Только вот в Империи толком не было начальства. Король Чешский Сигизмунд уже давно избран королем Германии (тут избирали королей!), но вот императором уже лет 20 не мог стать. Императором королей делал главный священник Европы – папа. Только вот долгое время в Европе было аж три папы. Даже когда собрали собор (при активном участи Сигизмунда) и выбрали, наконец, единого папу, тот за почти 15 лет так и не короновал Сигизмунда. Зимой этого года старый папа помер, но и новый – Евгениус – тоже не спешил делать Сигизмунда императором. Стоит добавить, что и своей родной Чехией Сигизмунд тоже не правил, ибо народ в ней взбунтовался. Гуситы (так называли себя бунтовщики) били и войска короля, и войска папы! Они трактовали веру по-своему и никого не желали слушаться.

Понятно, что такому правителю было немного не до Лотарингии.

– А тут и мы! – улыбнулся Гванук. – Сейчас быстренько вскроем Водемон, снимем оковы с рук Рене. Пока герцог тепленький – договоримся с ним о том, что там просит генерал, отвезем его в Нанси – и бегом до Парижа!

Бригадир О совершенно не желал затягивать эту войну. Зато вся французская сторона настаивала на грамотной осаде.

– В отличие от Парижа, для осады замка нас вполне достаточно, – разумно решил Жан-Бастард. – Окружим Водемон, большой гарнизон быстро подъест припасы, истощит колодцы – и им придется выйти в поле.

Гванук недоумевал: понятно, что лезть на стены этого замка никому не хочется; понятно, что защитники легко отобьют такой штурм; но он же видел под Парижем возможности артиллерии Пресвитерианцев! Неужели не понимает, что пушки Чахуна местные стены обрушат еще быстрее? Видимо, это косность мышления. Они тут привыкли, что пушки долбят стены месяцами.

– Штурм будет через три дня, – заявил он безапелляционно. – Сегодня по замку начнут бить наши мортиры. С юго-запада, недалеко от лагеря. В течение двух дней мы установим глухую осаду замка, как и предлагал граф Жан. Но помимо обычно палисада на востоке, там, где холм продолжается, мы незаметно оборудуем батарею полевых орудий. С утра третьего дня они начнут массированный обстрел стен. И как только те обрушатся – штурмовая колонна войдет в замок. При этом, со всех сторон остальные отряды будут имитировать штурм, дабы защитники не могли собрать все силы на защиту проломов.

Гванук выдержал паузу. И неожиданно поймал себя на мысли, что подражает генералу.

– Я планировал, что честь первой атаки достанется моей бригаде Звезды… Но, может быть, кто-то желает, чтобы я уступил эту честь?

Рыцари Орлеанской Девы молчали, так как Гванук лично до совета просил об этом Жанну. А вот полковник Чо Татва развернул свои плечи (что аж заскрипели ремни, стягивающие железные бляхи) и шагнул вперед.

– Мой бригадир, третий полк Шао с гордостью выполнит эту задачу! – и ударил себя кулаком по стальной груди.

Это был расширенный совет. В узком кругу стояли только бригадиры и полковники, а вот вокруг – все ротавачаны. За спиной Чо, помимо шести ротных расположились и несколько авторитетных бригандов. Гванук подошел к полковнику и пристально осмотрел его людей. Ротавачаны встречали взгляд командующего и твердо кивали. Бриганды слегка смущались, но один из них улыбнулся с фальшивой угодливостью и проскрипел:

– Ваша Светлость, всё исполним! В лучшем виде!

Драный Шаперон. Гванук забыл его имя, но прозвище запомнил. Чо Татва подробно описал ему местных лидеров, с которых генерал велел не спускать глаз. Этот и впрямь выглядел опасно. Особенно, когда улыбался.

«Ну, что ж, поулыбаемся» – и бригадир О ответил своей уже знаменитой кривой усмешкой.

– Слава богу, – он неспешно выдавливал из себя слово за словом. – В нашей Армии не требуется согласие простых солдат. На тебя, рядовой Шаперон, я посмотрел с одной мыслью. Я знаю, как воюют на ваших войнах. Знаю, что идущим первыми достается самая сочная добыча. Так вот, слушай: в Армии Пресвитерианцев любой, кто выйдет из боя раньше времени – умрет. А если он бросит своих товарищей ради грабежа – умрет мучительно. Пресвитерианец участвует в бою ровно до того момента, пока командир ему не скажет, что бой окончен. После этого он помогает пострадавшим товарищам. Наши воины получают долю в добыче – но они не грабят сами… Вот для чего я обратился к тебе, рядовой Шаперон. Чтобы ты понял всё сам и передал остальным.

Он подошел к бывшему бриганду.

– Понял ли ты меня?

Драный Шаперон смотрел уже без улыбочки. Но глаз не отводил. Пауза затягивалась.

– Понял, господин бригадир, – медленно ответил бриганд. Тоже медленно. Без прежней фальшивой послушности.

Штурм прошел без запинок. После двух дней обстрела люди графа де Водемона были деморализованы. Мощная канонада из трех десятков стволов на третий день заставила их испачкать подштанники. Третий полк без труда занял пролом, захватил две башни и начал зачищать стены. За ними шли Головорезы и люди Жанны – в первую голову лотарингцы и барцы, пытавшиеся склонить защитников в сдаче и искавшие казематы с пленниками.

Грабежи были. Гванук больше удивился, если бы их не было. Даже испугался: ведь это означает, что авторитет Драного Шаперона на наемников просто невероятен. Поздним вечером, перед строем повесили дюжину бригандов, чья вина в грабеже была неоспоримой. После всем новобранцам предложили сдать награбленное при условии прощения «на первый раз». Свои кошели вывернули человек сорок… причем, среди них оказалось даже несколько ветеранов-минцев.

То, что искушению, проистекающему от новобранцев-бригандов, поддаются надежные, казалось бы, солдаты, печалило. Но Гванук тут только рукой махнул, в голове его сидела более тяжкая печаль.

Герцога Рене в замке не оказалось.

Пресвитерианцы и бригада Девы спасли несколько десятков благородных пленников. Тут и местные прирейнские графы, бароны, рыцари; и немного французских пленников, даже людей короля Карла – типа де Родемака. Из узилищ выпустили маршала Лотарингии дю Шатле и епископа Меца Конрада. Последний, как узнал Гванук, был не просто священником высокого ранга, но и суверенным князем небольшого епископства. Последнее казалось бригадиру странным, хотя, он помнил, что нечто подобное в Чосоне и Ниппоне пытались провернуть буддистские монастыри.

Выпустили всех. Шустрый правовед Рауль Жоливе тут же подскакивал к каждому владетелю и предлагал ему заключить союз дружбы с Армией Пресвитерианцев против Бургундии и Англии. Понятно, что после заточения почти все охотно соглашались.

Но главной добычи не нашлось. Утекла добыча, о чем охотно сообщил плененный граф Антуан де Водемон уже после трех первых – разминочных ударов. Герцога Рене забрал с собой маршал Бургундии де Туланжон. Он оставил лотарингцу практически всех остальных, но забрал главного пленника.

«И получается, весь этот поход прошел впустую» – вздохнул командующий.

Что делать? Бегом возвращаться под Париж, не получив никаких выгод? Или идти дальше?

«А дальше – это уже Бургундия» – Гванук даже испугался. Лезть на такого сильного врага? Окончательно плюнуть на задуманный генералом план? А с другой стороны: нельзя забывать о том, что и Жанна в этот поход ввязалась ради Рене.

Гванук пребывал настолько в расстройстве, что велел повесить Антуана де Водемона и весь командный состав замка.

– Что⁈ Как можно! Это же благородный дворянин? Это вассал не короля, а императора? В конце концов, за него можно получить выкуп… – заголосили французские аристократы.

И Гванук не сдержался.

– Граф нарушил закон? – рыкнул он. – Он напал на французское войско? Причем, против любой справедливости! Он вступил в тайный сговор с врагами Франции?

Французы стихли.

– Граф де Водемон виновен во множестве преступлений. У нас в Армии преступников казнят. И честь на деньги мы не размениваем.

Простым воинам было предложено искупить вину службой в лотарингском отряде, который стал спешно собирать маршал дю Шатле. Три сотни «перешли на сторону добра» и заменили отряд из Бара, который оставили в замке в качестве гарнизона.

А утром как-то само собой было решено идти дальше. За пленным герцогом Рене. Догнавшее корпус известие о том, что король Генрих с Бедфордом сбежали из Парижа, только укрепили Гванука и Жанну в принятом решении. Если уж одна добыча упущена, нужно заполучить, хотя бы, вторую.

…Все-таки решили остановиться в деревне. Ночь прошла в комфорте и покое (Гванук еще нигде не видел, чтобы простолюдины жили в таких хороших домах). Выспавшееся войско долго, с ленцой вставало на дорогу, вернее, на две. Дороги шли параллельно друг другу, то сближаясь, то расходясь, виляя между горками и рощицами. Гванук решил использовать обе, чтобы сильно не растягивать почти десятитысячное войско. Вытянутое в одну линию, да еще с пушками и орудийными ящиками оно могло легко растянуться до 8–9 ли (примерно 4 километра – прим. автора).

Кто же знал, что это станет причиной беды.

Близился полдень. Левая колонна шла на юг по широкой ложбине, тогда как правая (вместе с дорогой) отклонилась к западу и шла почти по самому берегу мелкой речушки. Между дорогами вклинился жидкий, просвечивающийся насквозь перелесок. В целом, местность открытая и почти ровная. Лишь на востоке, чуть впереди, словно горб кита, вздымался седой, известковый кряж. Почти полностью голый. Разведчики Монгола (набранные уже из местных) разумеется, его осмотрели перед подходом основных сил и двинулись дальше вверх – куда задирались обе дороги.

«Голова» длинной змеи Армии (представленная полком Ариты) уже приближалась к подъему, тогда как хвоста ее даже видно не было. Справа, за деревьями, не столько видно, сколько слышно было вторую колонну – пушки всегда тащат с особым шумом.

И именно в этот момент случились две вещи: от Ариты к бригадиру примчался взволнованный гонец с криком: «За холмом разведчики увидели вражескую конницу!»; и в этот же момент Гванук заметил, как перевал холма, за который уходили обе дороги, начал прорастать щетиной рыцарских копий.

Совсем внезапных засад не бывает. На любую, самую внезапную атаку нужно время. Но неведомый враг рассчитал это время прекрасно. Его конница уже шла наверх, когда разведка ее заметила. Чужие рыцари первые оказались на седловине холма, они уже растягивались в шеренги и готовились атаковать вниз по склону.

– Арита, прикрой!

Проклятье! В левой колонне почти нет Пресвитерианцев. Лучшие части Гванук отправил правым путем, защищать пушки. Здесь же, кроме бригады Девы, были только всадники, и второй да третий полки Шао. Причем, второй шел в самом конце колонны и доберется сюда через полчаса, не раньше! (китайский/минский час вдвое больше европейского – прим. автора).

Бургундские (многие опознали их желто-синие косые полосы на знаменах) рыцари и жандармы уже начали разгон. Копейщики Ариты не успевали построиться. Не успевали! Кажется, они примут удар стоя на месте – и это будет ужасно.

«Пушки! – заорал сам у себя в голове бригадир О. – Ну, почему они справа? Не стрелять же им сквозь лес…».

Он отсылал приказ за приказом: правой колонне – послать мушкетеров сквозь лес; третьему полку Шао – развернуться и прикрыть широким строем конницу; второму полку… да просто спешите к месту битвы! Но всё двигалось крайне медленно! Медленно – у него. Тогда как первые шеренги бургундцев уже влетели в полк Ариты. Пистолетные залпы сделали этот удар не столь сокрушительным, но численное превосходство и выгода позиции не оставляли Самураям шанса.

А в это время вслед за рыцарями из-за холма повалили сотни и сотни латной тяжелой пехоты. Они мчались не за всадниками, а в сторону речки. К пушкам! К неготовым стрелять пушкам, которые остались почти без прикрытия, так как Дуболомы углубились в рощу!

«Мне нечем их остановить» – обомлел Гванук.

Но, по счастью, опасность видел не только он. Конница Орлеанской Девы – коей имелось уже больше тысячи – уже вовсю неслась к полю боя. Рыцари Жанны скакали медленно – по бездорожью – обходя колонну справа. И тоже увидели стекающую с холма пехоту.

Пехота! Которая не стоит, ощетинившись копьями и алебардами, а бежит, поломав строй – это же мечта для рыцаря. Расплываясь в подобие шеренг, кавалеристы Девы устремились на наемников. Уничтожение пехоты казалось неумолимым, но тут…

Линия рыцарей начала ломаться. Всадники исчезали из поля зрения, летели, кувыркаясь, по полю. Гванук сначала в суеверном ужасе сделал знак защиты от зла, но потом понял: ямы! Небольшие ямки, с колышками или без. Накопанные в большом числе они могут поломать любую конную атаку.

Рыцари валились на землю, мучительно пытались вынуть ноги из стремян, оглушенные ползали по полю – а к ним уже с жадными улыбками спешили пешие латники.

Можно ли в этом боевом грохоте услышать крик одной женщины? О был уверен, что он услышал. Повернулся – и точно! По полю, пустив коня в галоп, неслась Она. Короткие волосы мечутся черными языками пламени, рот открыт в крике боли. Дева птицей летела в самую кучу павших рыцарей, оставив далеко позади свою свиту. Безумная женщина, в латах, но безоружная – только знамя с золотыми лилиями в правой руке!

– Куда же ты, дура! – заорал Гванук и, забыв обо всем, ринулся ей наперерез.

Даже он, даже на неуставшей лошади – всё равно не успевал. Жанна д’Арк догадалась спрыгнуть с коня, но потом кинулась в самую свалку – СПАСАТЬ своих людей. Гванук был уже близко, его хвандо с ледяным свистом зло вылетел из ножен – и кинулся на защиту Девы. Вот какой-то бургундец жадно замахнулся алебардой, но в последний момент жало хвандо впилось в его горло. Вот Дева получила крепкий удар фальшионом в кирасу, но отрубленная рука уже не повторит удар.

– Назад, полоумная! – Гванук схватил ее за плечо, дернул на себя, тут же получил сильный удар окованным рантом щита. Покачнулся, выстоял, шагнул вперед, закрывая Деву. В это время к ним на помощь пришли Жан-Бастард и еще десяток рыцарей свиты. Павшие всадники стали сбиваться в единый кулак вокруг этой группы и начали давать достойный отпор пехоте.

Казалось, линия боя выравнивается…

– О, посмотри!

Жанна, опираясь на плечо Гванука, указывала на восток. На известняковый «горб кита». Там, на безумно удобной позиции строились сотни лучников. Длинные лонгбоу было видно даже отсюда.

Англичане.

Стрелки уже выпустили по первой стреле и натягивали луки повторно. Густая стая стрел летела красиво и совершенно бесшумно. А известняковый холм слева и справа обтекала новая свежая пехота. Попроще снаряженная и вооруженная, но свежая и многочисленная. Видимо, они с лучниками прятались очень далеко от дороги – раз разведка их не обнаружила. К месту боя пришли нескоро…

Но невероятно вовремя.

Жуткую картину приметила не только Орлеанская Дева. Третий полк Шао – который уже построился и практически пришел на помощь Самураям – вдруг смешался. А, получив пару порций стрел – оплыл и плавно потек. За холм, в лес, как можно дальше от этого побоища.

Бриганды.

– Это очень хорошая засада, – одними губами произнес Гванук.

Глава 14

Гванук, с повязкой на левой руке и опухшей правой половиной лица (такая вот асимметрия), махнул головой. Образина Робер Драный Шаперон, задрав подбородок и выпятив грудь, вышел из строя и двинулся к главнокомандующему. Он из всех сил пытался изобразить строевой шаг, но больше всего это походило на выступление клоуна, пародирующего солдата.

Наполеон сдержал гримасу недовольства.

– Мой генерал! – громко выкрикнул бригадир О, морщась от боли. – Я прошу наградить рядового Шаперона за проявленный героизм. Во время битвы с бургундцами, он самовольно возглавил атаку части третьего полка Шао. Был нарушен прямой приказ командира. Но! Благодаря этому маневру бойцы Шао опрокинули еще не построившуюся на левом фланге пехоту и поднялись на каменистый холм. После чего, из шести сотен английских лучников почти все перешли на нашу сторону. С их стрелковой поддержкой пехота левого фланга была окончательно опрокинута, а третий полк Шао начал заходить во фланг бургундским рыцарям. В это же время до центральных позиций дошли второй полк Шао и часть пехоты Орлеанской Девы. Они пришли на помощь Самураям… простите, Конному полку Армии. А конницу Девы выручили мушкетеры. Они также изменили маневр, вышли на шум боя… и перебили вражескую пехоту.

Уже позже мы узнали, что командующий бургундцев – маршал де Туланжон – пошел в первую атаку лично и уже не руководил боем. Поэтому резервы их армии подходили по первоначальному плану. Их мы встретили уже огневым боем: ружьями и даже несколькими пушками. Никто не ожидал, что мы можем так быстро привести пушки в боевое положение. Опять же, английские лучники помогли. Остатки врага бежали. Сил для преследования у нас не имелось – конница пострадала больше всего. Но мы захватили вражеский обоз. И весь описанный мной успех начался с нарушения приказа третьим полком Шао.

Наполеон уже ознакомился с ходом битвы из письменного донесения, но сейчас слушал максимально внимательно. Теперь всё делалось на публику – почти вся Армия выстроилась на площади возле Храма Пресвитера Иоанна.

– Как предлагаешь наградить героя? – громко спросил генерал.

– Поскольку рядовой проявил командирские качества прошу произвести его в плутовачаны и выдать 20 золотых экю!

– Что скажешь, Драный Шаперон? – Наполеон по-отечески улыбнулся недавнему бандиту.

– Рад служить Вашей Светлости! – с добрым смехом ответил тот. – Только просьба у меня: дайте деньги Элиаху Простаку. Это он первый заприметил своих старых сослуживцев – Джона и Тома. Осталось только добраться до них. Простак одной фразой убедил старых друзей, что за Пресвитерианцев воевать гораздо… это воевать за правое дело! А они командовали четырьмя сотнями из шести. Да и оставшиеся двести тоже долго не ломались.

Вот такой оказалась причина внезапной «смены флагов» англичанами. Лучники английской армии – те же наемники. Которые часто сами сбегали со службы (как и означенный Простак). А этих отдали бургундскому герцогу, потом вообще отправили в Лотарингию. За что было бороться простым ребятам, многие из которых вообще были родом из Уэльса?

И измена примерно полутысячи лучников стала решающим фактором. Без нее левую колонну полностью уничтожили бы. Оставшиеся без прикрытия Дуболомы могли порешить немало врагов, но тоже были обречены. А потом настала бы очередь тыловых частей. Наполеон изучал ход битвы сам и с Гвануком, и лучшее, что можно было сделать в той ситуации – увести хотя бы часть Армии. Правда, при таком раскладе врагу досталась бы вся артиллерия и оба командующих: Гванук и Жанна.

Очень хорошую засаду организовал бургундский маршал.

Антуан де Туланжон увел своё войско из-под Водемона буквально за неделю до прихода Пресвитерианцев. Узнал об этом в пути, развернулся. Но вскоре получил сообщение о падении замка… а после – что дерзкие Пресвитерианцы идут за ним! Маршал решил, что враг в ходе штурма был сильно потрепан, и решил дать бой. У него было целых три дня, чтобы выбрать место битвы, накопать ям в нужных местах, скрыть свои отряды.

И он выполнил всё прекрасно!

«Слава богу, что Туланжон погиб в бою! – невольно улыбался Наполеон. – Переманить его к себе шансов не было, а такой талантливый враг мне не к чему».

Победа у Скалы-Кита оказалась вполне себе Пиррова. Конница – французская и пресвитерианская – уполовинилась. Серьезные потери у мушкетеров, егерей и обоих полков Шао. По счастью, почти не пострадали артиллерия и гренадеры.

«В принципе, нам была открыта дорога на Бургундию, – виновато признавался Гванук. – Пленные сообщали, что на юге есть лишь небольшие гарнизоны. Было чем штурмовать их замки. Но я не решился. Очень большие потери, почти две тысячи раненых. Ну, и добыча…».

Наполеон кивнул: добычу они взяли знатную. Во-первых, то, что де Туланжон вез из Лотарингии. Плюс добыча с самих бургундцев! Армия сопровождала такой огромный обоз с трофеями и ранеными, что до Руана (к Парижу даже не заворачивали) они шли больше месяца. Лето уже было на исходе.

Конечно, самой ценной добычей оказалось не оружие, не кони, не драгоценности. В обозе бургундцев Гванук нашел живого и почти здорового герцога Рене Барского и Лотарингского.

И вот его крайне важно было как можно скорее привезти в Руан!

Наполеон помнил герцога по историческим книгам, как Рене Доброго. Хотя, так его прозовут гораздо позже. 22-хлетний герцог, несмотря, на широкую челюсть и внушительные габариты в целом, был не воином, а царедворцем. Он любил балы, хорошо знал поэзию (даже сам сочинял), охотно покровительствовал искусствам… Зато простую битву позорнейше проиграл. А всего-то надо было довериться опытному Барбазану.

После первой же беседы Рене и Наполеон прониклись симпатией. Кажется, и Жанну герцог любил совершенно искренне, а не из-за политических выгод.

«Жанну все любят искренне, – вздохнул генерал. – Разве что, кроме короля».

Договориться о недрах в Лотарингии с герцогом удалось на удивление легко. Рене (видимо, оправдывая будущее прозвище) сразу и легко отдал Армии Пресвитерианцев права на разработку любых залежей железа и каменного угля в Нанси, Бламоне, Водемоне, Саарбрюккене и ряде других владений. На три года – без любых податей! Главное: не затрагивать пашни, выпасы и охотничьи угодья общин и феодалов.

Едва оформив бумаги, Наполеон не удержался и сразу вызвал к себе мастера Тадаши Гэ. Несмотря на ночь на дворе.

«Тадаши, складывай все оружейные обязанности на молодежь! – генерал вывалил бумаги перед кузнецом. – Будешь строить железодельную империю! Возьми немного мастеров, рудознатцев, я еще дам тебе проводников из местных и целый дань золота для старта! Собирай караван, грузи инструменты – и в ближайшие дни отправляйся в Лотарингию… Охрану тоже выделю. Первым делом займись коксом – уголь местным не жалко (они им не пользуются), так что ты их против себя не настроишь. Отправляй его сюда, но, когда выйдешь на массовое производство – можешь излишки продавать и местным».

«А в Руан бесплатно отдавать?» – нахмурился старик Тадаши.

«Я тебе дань золота даю, постыдись! – улыбнулся Наполеон. – Хочешь, оформим, как выплату за кредит? В общем, не суть. Пусть рудознатцы попутно ищут не используемые залежи железа. Как только крепко встанешь на ноги, построишь надежную базу – займись и железом. С коксом можно даже настоящие плавильни ставить, он дает больший жар. Если что, я перешлю к тебе бригаду от Чжоли – чугун лить начнёте!».

Зная хватку Тадаши, можно допустить, что к зиме он уже развернётся. Главное, чтобы жители Лотарингии ничего эдакого не устроили. Но здесь придется изо всех сил прикрываться дружбой с герцогом. Если что, Пресвитерианцы лично помогут тому усмирять непокорных.

На следующий день генерал снова встретился с герцогом Рене. Уже по другому – не менее важному – вопросу.

– Ваша Светлость, мы в Нормандии уже третий месяц. Как только помогли Деве обрести свободу, она тут же написала письмо Его Величеству Карлу. Дважды. Но за все эти месяцы от него не получено ни одного сообщения. Возможно, письма затерялись… Хотя, тот же Жан де Мортен узнал о Жанне д’Арк и Пресвитерианцах еще в июне – и сразу прибыл в Руан. В общем, странная ситуация сложилась: мы воюем за Францию, освобождаем страну – а наши отношения с правителем… не прояснены.

– Ни слова больше! – пылко перебил его герцог. – Это недоразумение необходимо исправить. Сам Господь послал вас нашему королю, и он, конечно, должен принять вашу клятву верности.

Наполеон закусил губу: поступать на службу Карлу он как раз не собирался… Но детали потом!

– Я лично отправлюсь к моему королю и сам ему всё расскажу!.. Пути на юг уже свободны? – стушевался он вдруг.

– Думаю, что через Орлеан – вполне… Главное, Париж обойти. Да, я думаю, Жанна даст вам достойный эскорт из своих рыцарей.

Рене умчался на юг, а Наполеон занялся Армией. Ей, конечно, же нужен отдых. По счастью, в недостроенном Иле казармы уже готовы, так что все бригады и полки могли отдохнуть с комфортом. Огромные госпитали в Иле и Руане занимались лечением раненых. Погибших восполняли рекруты. Учебные роты работали под Руаном всё лето, сейчас же, после подвига третьего полка Шао, добровольцы пошли потоком. Если войско (или как говорили в Армии – бригаду) Девы пополняли, в основном, рыцари, то к Пресвитерианцам шли бриганды, городские люмпены, крестьяне, лишившиеся службы экюйе и кутилье. В полк Самураев вступали даже бродяги-рыцари, не имевшие своей земли.

«Ронины – улыбнулся генерал. – Полк Ариты в любой стране состоит из ронинов».

Прикинув темпы рекрутирования, на заседании штаба прикинули, что за месяц-полтора Армия восстановит (и даже несколько увеличит) свою численность и обучит новобранцев на минимальном уровне.

А значит, можно начинать новую кампанию!

«Только вот через полтора месяца здесь начнет заметно холодать» – подумал Наполеон. Если честно, ему казалось, что и август непривычно холоден для северной Франции… Пресвитерианцы же постоянно его спрашивали: а это уже зима?

«С зимой вам, друзья, еще предстоит познакомиться» – вздохнул главнокомандующий. Вслух он такое, конечно, не сказал

Пока Армия «набирала жирок», Мэй Полукровка тщательно изучал ситуацию вокруг, чтобы внезапная опасность не порушила мирный отдых в Иле. По всему выходило, что в Нормандии не осталось ни одного крупного отряда англичан. Где-то еще держались мелкие гарнизоны, по лесам и полям бродили банды. Но не более. Король с герцогом Бэдфордом, скорее всего, умудрился уплыть в Англию, так что морской фронт нельзя считать безопасным.

В Бургундии, Франш-Конте и Невере – тишина. Там спешно собирали наемную армию, но дело шло туго. Париж по-прежнему в руках врага. Но его гарнизон и ополчение способны только на оборону. А вот в Нидерландах находился сам герцог Филипп и основные бургундские силы. До сих пор они не подавали признаков жизни, но это единственная сила, которая могла испортить жизнь Пресвитерианцам. Размеры ее Полукровке были неведомы, но точно то, что войско это свежее, не битое и полное сил. Да и артиллерией бургундцы, оказывается, пользуются достаточно активно.

«Если будет поход, то туда, – прикидывал Наполеон. – В Пикардию, Фландрию и дальше».

Конечно, оставалась еще Бретань на западе, однако ее герцог менял сторону уже раз пять. А на юге – английская Гасконь. Но это очень далеко.

…Встреча с королем состоялась в середине сентября – Рене Добрый оказался очень инициативным посланником. Или Карл не мог сказать «нет» Анжуйской семье?

В любом случае, герольд, весь в золотых лилиях, приехал в Руан и пригасил «генерала Луи» с Орлеанской Девой на встречу с королем под Орлеаном. Наполеон собирался спешно: взял с собой три роты Самураев (две – копейных, воины которых всё больше напоминали местных рыцарей; и одну пистолетную – для экзотики), а Жанна отобрала около двухсот рыцарей. Именно яркие одеяния герольда вовремя натолкнули Наполеона на мысль о символике. Ехать на переговоры с лазорево-золотыми знаменами будет странно. Ведь желтые лилии на синем поле – это сейчас символ не столько Франции, сколько королевского дома. Нужно что-то иное.

Генерал уже многажды видел, что французы нередко воюют с белыми крестами. Их размещали на знаменах, на вымпелах: прямые белые кресты на лазоревом или червлёном поле. Но бывали кресты и на двуцветных полях. Вот в последних генералу и почудился морской флаг Франции, который республиканцы из его личного прошлого превратили во флаг государственный.