Текст книги "Четвертый берег (СИ)"

Автор книги: Василий Кленин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Солнце начало уже свой спуск по небосводу, когда вестовой Чахуна доложил: артиллерия противника подавлена. Практически полностью.

– Наступаем? – с улыбкой полуспросил-полупредложил Арита. – Кони уже отдохнули.

– Нет.

– Но почему? Пушек у них нет, всего их войска осталось уже меньше нашего!

– Разве у нас кончились ядра? – повернулся Наполеон к вестовому.

– Выстрелов на 12–15 еще есть! – бодро отрапортовал юный уроженец Канарских островов. – Но можно еще из тылов подвезти.

– А раз есть, то мы будем стрелять, – это Наполеон сказал уже Самураю. – Беречь порох нужды нет – исход войны решится сегодня.

И они продолжили обстрел. Лупили по пехоте, по аркебузирам, по рыцарской коннице. Филипп отводил войска всё дальше назад, но пушки неспешно продвигались вперед (как и вся остальная Армия). Когда закончились ядра, Наполеон приказал сократить расстояние на дистанцию картечного выстрела и продолжить обстрел. Расстояние между армиями сократилось до максимально рисованной: бургундцы начали ответный обстрел из арбалетов, луков и немногого уцелевшего огнестрела. Пресвитерианские лучники и егеря тоже подтянулись на передовую, а остальные полки замерли в напряжении, готовые броситься на защиту Псов.

Бургундское войско почему-то не атаковало, хотя, находилось в критической ситуации. Оно уже практически вжалось в стены домов арраского предместья. Отступать особо некуда, но герцог Филипп почему-то продолжал придерживаться своей тактики.

Заряды у канониров Армии подходили к концу. Еще несколько залпов – и рукопашная станет неминуемой. Конечно, все видели, что она будет не очень сложной – бургиньонов оставалось заметно менее десяти тысяч, среди них находилось множество раненых.

К счастью для Армии, враг не знал, что пушки Псов делают последние выстрелы. Нервы у герцога или кого-то из его командиров сдали: заревели с нотками злого отчаяния трубы, затем распахнулись сразу несколько ворот в городских стенах – и оттуда потекли войска.

Глава 24

– Отходим! Отходим! – закричал Наполеон, пытаясь разом отослать всех вестовых ко всем полкам. Совершенно неясно, что это за отряды и чем вооружены – надо быстро разорвать дистанцию!

Вот в чем дело оказалось! Вот почему герцог Филипп так упорно не хотел наступать, вот почему бургиньоны так отчаянно не втягивались в сражение в диком поле. У врага был план: приманить врага к Аррасу, вероятно, старательно расстрелять из своих многочисленных пушек. А потом, когда Пресвитерианцы втянутся в битву, из города выйдут спрятанные свежие отряды и…

Лишь цепочка случайностей и интуитивно верных решений не дала этому плану осуществиться.

По счастью, узкие ворота выпускали бургиньонов очень медленно. И Армия в драку не втянулась, хотя, была уже на волоске от рукопашной. Пресвитерианцы успели отойти на безопасную дистанцию и настороженно следили за потоком свежих врагов. Бесполезные (пока) пушки отвели в тылы, несколько упряжек с пустыми зарядными ящиками отправили на исходные позиции за порохом и ядрами.

– Но это нам вряд ли пригодится, – сам себе под нос сказал генерал. Враг намного ближе, и теперь ему уже нет смысла отсиживаться в обороне.

Это Наполеон успешно предугадал. Но вот что он совсем не предвидел…

– Сиятельный, что это?

Войска Филиппа спешно готовились к атаке. Хотя, часть их была совершенно не готова к битве, но новые тысячи влили сил и энергии в общую массу. Пока конница медленно оттягивалась к флангам, пехота немного неловко перестраивалась… совершенно неправильным образом!

– Колонны? – полузабытое слово из прежней жизни артиллерийского капитана Итальянской армии словно нехотя ложилось на язык и выдавливалось изо рта.

Тактика ведения войны колоннами вошла в жизнь, наверное, за полвека до его рождения. Однако реалии Семилетней войны привели к тому, что все страны Европы продолжили воевать шеренгами. Прусский опыт жесткой выучки, быстрой перезарядки и железной дисциплины вдохновил многих. Но всё изменилось после свержения короля Луи. У республиканцев появилось огромное количество полных энтузиазма солдат… которые толком не умели ни маршировать, ни стрелять залпами. Вообще, мало что умели. И (по крайней мере, в первые пару лет) вооружение этих армий тоже было отвратительным. И вот тут колонны пригодились снова! Собрать большую толпу, полную революционного гнева, но не имеющие ни выучки, ни хорошего оружия. В линейном построении такое войско быстро поляжет, не нанеся толком урона. А вот сбей их в колонну, поведи ее быстрой атакой прямо на вражеские шеренги. Большая часть солдат в таком построении оказывается неуязвимой для пуль, сами же они толком не стреляют, ибо не из чего. А затем, дойдя до противника, они ударяются в рукопашную, где ярость и гнев дают им немалое преимущество.

…Лишенная огнестрела колонна – это идеальное построение против Армии Пресвитерианцев!

Наполеон осознал это моментально. Как и угрозу, возникшую перед его людьми. Но откуда⁈ Откуда у бургундцев XV века такие тактические знания? Ведь тут никаких колонн и в помине не было! Неужели это его появление в Европе так повлияло на местных жителей?

«Потом, потом подумаю об этом! – осадил он сам себя. – Сейчас нужно не упустить победу!».

Если пушек у него сейчас, считай, что не было, то Дуболомы вполне себе были готовы вести обстрел. Прекрасная мысль: отвести мушкетеров ближе к флангам, чтобы обстреливать колонны не в лоб, а под углом. Только вот сделать этого не было времени – бургиньоны уже атаковали! Восемь колонн, примерно по 500–600 человек в каждой (всё свежее подкрепление у герцога) уже нацелились узкими сторонами на врага. Впереди шли самые бронированные пехотинцы, закрывшись тяжелыми щитами-павезами. А позади колонн неспешно тащилась остальная изможденная долгой битвой армия герцога.

– Очень и очень тревожно, – тёр виски Наполеон.

По его приказу уже шло перестроение: на первый план выходили щитоносцы, Шао… даже шапероновцам приказали выйти в первую линию. Где-то ряды щитов чередовались с мушкетерскими шеренгами. Хотелось бы, конечно, чтобы «лбы» колонн наткнулись именно на щитоносцев, но разве такое предугадаешь? Инициатива у атакующего.

Сколько раз Наполеон сам говорил эту истину своим командирам. И теперь наглядно видел ее правоту. Смогут ли Дуболомы, даже со штыками, даже имея щиты-доски устоять перед ударом колонны?

Нет, не зря он наставлял своих командиров. Они тоже, оказывается, не готовы были пассивно ждать действий неприятеля. Гванук успел собрать несколько ударных групп из гренадеров. Два полка Головорезов (кроме нескольких рот, участвовавших в обороне деревеньки на левом фланге) были до сих относительно свежи. И запас гранат у них сохранялся приличный.

Дождавшись приближения колонн, шагов за 20 до соприкосновения эти ударные кулаки рванули вперед – как раз в промежутки между колоннами. Разворот налево/направо – и в бургиньонов полетели гранаты. Теперь, когда к пулевой стрельбе прибавились еще и взрывы – большинство колонн смешалось. Опять же, как реагировать на изменения в ситуации? Дальше ломить вперед под взрывами гранат или попытаться достать гренадеров? Некоторые выбирали второй вариант… но рубиться с Головорезами врукопашную – дело непростое. Бойцы Гванука, яростно отбиваясь и активно пуская вражескую кровь, отходили к общему строю, под прикрытие пик и луков.

Гото Арита тоже не отставал. В нынешнюю кампанию эти два командира словно соревновались: кто больше впечатлит генерала. Самурай выбрал все четыре пистолетные роты и послал на крайнюю левофланговую колонну. Всадники выстроились на расстоянии комфортного выстрела и принялись поливать пехоту свинцом! Выстрел, разворот, уход к заднюю линию, перезарядка, ожидание очереди, выстрел. Такую каракольную стрельбу Самураи уже тренировали, но в бою применяли впервые. Выходило сумбурно, всадники постоянно нарушали линии, сталкивались в развороте – но враг терпел страшные потери.

Пока бургундская конница опомнилась и пришла на выручку пехоте, от левой колонны противника почти ничего не осталось. А большинство конных стрелков успели вовремя отступить и скрыться под прикрытие своих же копейщиков. Рыцари и Самураи столкнулись в яростной встречной атаке; бургундцы брали числом, но их тяжелые кони были уже совершенно измотаны долгим сражением. А вокруг кружили пистолетчики и выцеливали врагов поштучно.

В это время до строя Армии дошли все колонны. Сильно прореженные, местами полностью деморализованные, они все-таки жадными жвалами мечей, секир, гвизарм и прочего инструментария впились в шеренги Пресвитерианцев. Сеча закипела практически по всей линии фронта. С тыла к врагам подходили уставшие, но еще не сломленные отряды герцога, а у Армии Наполеона уже не осталось резервов. Кроме штаба и около сотни личной стражи Наполеона.

И тут генерал остро осознал, что сейчас-то всё и решится. Не в этот день – это слишком общо – а прямо в эти несколько сотен вдохов. Ну, может, несколько тысяч… Вот кто сейчас переломит, кто опрокинет своего врага – тот всё и получит.

Вообще всё.

Если хватит воли к победе у Пресвитерианцев, то Бургундия лишится своей крупнейшей армии. Причем, армии, которую прозорливый герцог уже пытается учить воевать по-новому. А значит, вся Пикардия, Фландрия и, скорее всего, другие владения Филиппа в Нидерландах падут к ногам Наполеона, как перезрелое яблоко. Самая густонаселенная и богатая часть феодальной империи бургундских герцогов.

Но если сейчас враг задавит своей массой, если не отступит… Нет, Армия Пресвитерианцев не исчезнет. Слишком хорошо обучены солдаты, слишком много опытных офицеров – часть ее непременно уцелеет. Оторвется, сможет вернуться в Иль… Чтобы там погибнуть. Ибо Церковь не упустит момента, чтобы впиться в горло раненого льва. Папская булла всё еще в действии. А когда все вокруг поймут, что Пресвитерианцы слабы – все тут же вспомнят об отлучении от Церкви.

«А у нас теперь даже Золотого Флота нет, чтобы сбежать» – пришла совсем некстати паскудная мысль.

Чувства генерала, казалось, передались всей его Армии. И не только ей – бургундцы (особенно, свежие, небитые) орали, как дикари, бились насмерть, пытаясь проломить строй. Особенно тяжело приходилось Дуболомам, главное преимущество которых – огненный бой – нельзя было использовать. Густая стена штыков, конечно, представляет опасность для врагов, но минимальный доспех и никаких щитов, кроме досок – это делало мушкетеров уязвимыми.

Строй Армии гнулся и потрескивал, как натянутая до предела ткань, но держался. Наполеон нервно теребил удила: больше всего ему хотелось выхватить саблю и ринуться в бой. Бешено колотящееся сердце уверяло его, что это поможет! В нем столько желания, что песчинка в его лице непременно переломит ход боя. И только железный приказ разума удерживал генерала от глупости. Он совершенно точно полезнее здесь, на командном пункте.

Прошла первая тысяча вдохов. Потом вторая. Казалось, невероятным, но ни одна сторона не желала уступать. Возникла даже страшная мысль: а если сейчас обе армии взаимоистребят друг друга?

Изначально относительно прямая линия строя изогнулась и измочалилась, как русло речки в холмистой низменности. Где-то враг вдавился на пару десятков шагов, а где-то неудобная кочка позволила Пресвитерианцам закрепиться и стоять в почти полном окружении. На удобных тропинках, что прорезали местные поля во всех направлениях завязывались самые яростные схватки, где росли горы трупов. Сваленные тела превращались в дополнительный вид укреплений.

Неприятный холод коснулся сердца генерала: неужели здесь сегодня поляжет великая Армия? Столько лет он ее создавал, такой проделал путь…

Новые странные крики не сразу проникли в его сознание. Кричали свои же Пресвитерианцы. Но кричали как-то по-новому. К ярости и отчаянию вдруг примешались радость и даже некоторое ликование.

Странно.

Наполеон внимательно оглядывал поле боя и не видел каких-то особых причин для радости. Всюду люди равноуспешно истребляли друг друга, всюду – раненые и умирающие люди, боль, кровь. Не сразу он понял, что источник радости находится немного в стороне.

– Сиятельный!.. Аррас… – выдавил потрясенно один из адъютантов.

Наполеон поднял глаза. Не сразу, но он заметил, что над воротными башнями висят новые полотнища флагов. Знакомые флаги: сине-красное поле, рассеченное толстым белым крестом.

Флаги Новой Франции.

Пресвитерианцы увидели это первыми и воспряли духом. Постепенно невероятные перемены обнаружили и бургиньоны. Крепость, надежный тыл, обоз войска, в конце концов – в руках врага⁈ Паника шквальным ветром пронеслась по рядам людей герцога: что за враг появился за спиной?

На самом деле, Наполеон задавался тем же самым вопросом. Несомненно, план захватить Аррас, пока все бургиньоны снаружи – прекрасный! Но до сражения он и предположить не мог, что ситуация повернется таким образом. Что скрытые резервы выйдут из города, который останется беззащитен и с распахнутыми настежь воротами. Даже будь у него возможность выделить резерв на это, как было сохранить его до самого конца такой тяжелой битвы? И как скрыть его на этой голой равнине?

…А бургундцы начали бежать. Задние ряды рванули первыми, пытаясь отбить Аррас, но уткнулись в крепко запертые ворота. Сверху на них лились ругань, стрелы и камни. Паника распространяется крайне быстро – и вот уже линия фронта рушится, ломается. Бургундцы отходили, потом, когда все начали понимать, что отходить некуда – побежали.

Изумленный Наполеон двигался вслед за наступающей Армией, и уже около ворот, поравнявшись с полковником Аритой, узнал, наконец, что же за люди захватили город.

– Это Гуго Лепайе! – радостно завопил Самурай и в ответ на недоуменный взгляд генерала, пояснил. – Рыцарь из Камбре. Он встал во главе взбунтовавших горожан и рыцарства. Мы вместе изгнали сторонников епископа, а потом я оставил ему несколько наших знамен. Как знак нашего покровительства. И они, получается, решили помочь нам в ответ! В бой не вступили – немного их. А вот город в самый подходящий момент захватили!

Действительно, город без гарнизона и с открытыми воротами и сотня может захватить. Удержать, конечно, нет, а вот занять ворота и башни легко. И пусть враг гадает, сколько воинов внутри.

Потрясающе!

Битва при Аррасе закончилась страшнейшим разгромом сильнейшего войска герцога Филиппа Бургундского. Более семи тысяч пали на поле боя, более пяти – сдались на милость победителя. Бургиньоны лишились всей артиллерии, огромного количества оружия и доспехов, обоза, казны.

Пресвитерианцам бой дался тоже нелегко: погибли почти две тысячи человек, тяжелые раны получили полторы тысячи. Легкораненых – тьма! Артиллерия осталась практически без боезапаса. Бапом и Аррас превратились в два огромных госпиталя. Измученная Армия не вошла в Аррас, разбив лагерь практически на месте финальной схватки. Сил не хватало даже на установку палаток. Хотя, не всем.

Наполеон надолго запомнил бивак Шаперонова полка, на который попал во время вечернего обхода. Огромные костры горели полукругом, подле них несколько блестящих шоколадно-черных африканцев отбивали завораживающий ритм в огромные барабаны. А центре полукруга – тоже голый по пояс – полковник Чо выполнял огромным мечом какое-то заковыристое упражнение… или танец? Меч рассекал багровую черноту по замысловатым траекториям, а мясистый полковник в исступлении выкрикивал:

– Шаперонов полк нельзя уничтожить! Мы пройдем там, где другие переломают все ноги! Вы выживем там, где другие подохнут! Шлите нас на смерть – мы плюнем ей в лицо!

И на всё это заворожено смотрели сотни французских солдат-шапероновцев. Немного их выжило в этой битве, но те, кто «плюнул в лицо смерти» – в исступлении орали, подхватывая слова своего китайского полковника.

«И во что это всё выльется?» – с усталой улыбкой покачал головой генерал.

Хотя, по-настоящему у него было сил озадачиваться этими вопросами.

А утром легче не стало. Утром столько отложенных дел навалилось, что некогда было чаю заварить. Один только сбор мертвецов и похороны отняли у Армии кучу сил и времени. Сбор трофеев – нагрузка приятная, тут грех жаловаться. А вот трансформация управления в Аррасе – уже сложнее. Выявить, найти и изолировать всех бургиньонов; найти людей, которые способны подхватить осиротевший штурвал власти. Убедиться, что вторые не предадут, а будут служить Пресвитерианцам; собрать для гарантии заложников. И всё это так, чтобы с одной стороны, показать городу, кто теперь хозяин, а с другой – не обозлить горожан. Для последнего имелся уже проверенный рецепт; трудозатратный, но проверенный: выпотрошить местное церковное руководство. А львиную долю богатства клириков раздать людям. И простым, и… непростым. Земельным вопросом Наполеон пока заниматься не стал – больно долго и непросто.

Оставалась еще бедная Фландрия. Она, конечно, упала к ногам генерала, но ведь нужно еще наклониться и подобрать! А сил у Армии практически не оставалось. С большим трудом удалось собрать три ударных отряда примерно по тысяче человек (куда набрали и нормандцев, и союзников из Камбрэ), которые отправились на север покорять (освобождать?) фламандские города. Отряды, конечно, крошечные, совсем без артиллерии, поэтому командирам настоятельно рекомендовали вести себя больше разведчиками, чем наступающими войсками. Оценить обстановку, а там уже принимать решение.

Первые же гонцы, прибывшие из Фландрии, обрадовали Наполеона: фламандцы, натерпевшиеся от карательного похода Филиппа, радостно восставали и впускали Пресвитерианцев к себе. Если раньше за союз с чужаками были лишь отдельные группировки и только ради выгоды, то теперь почти всё население с радостью кидалось в объятья «посланникам пресвитера Иоанна». Три отряда шли по графству парадным маршем.

Но поскольку в жизни всё устроено гармонично, то хорошие вести с севера почти сразу уравновесились грозными новостями с востока.

Со стороны Люксембурга к Аррасу мчалась многочисленная конница.

При том, что в городе здоровых солдат оставалось меньше, чем раненых.

Глава 25

– Нет, ну, я бы тоже издалека принял эту толпу за войско, – пожал плечами Монгол Чхве Сук, выгораживая своих разведчиков. Поморщился и уточнил. – Ну, за отряд.

Гванук не стал спорить и лишь вяло кивнул. Когда ему поручили руководить обороной от «неизвестной восточной армии», он воодушевился, собрал всё, что есть и помчался искать хорошую позицию для встречи врага. Конницы у него было приблизительно «ноль» (вся она ушла во Фландрию) – лишь горстка разведки да щепотка пикардийских добровольцев; так что он искал овраги поглубже да кусты погуще. И в поисках оных наткнулся ровнёхонько на авангард вражеской армии. Последний сразу сдался на милость героических Пресвитерианцев и без пыток признался: никакое это не войско, а посольство.

Гванук на слово не поверил, но присмотрелся – и правда. На всю многоконную толпу набиралось от силы сотни две воинов. Остальные: слуги, пажи, кучеры, конюхи и тьма прочей специализированной свиты. Все они торжественно окружали несколько тяжеленных карет и больше десятка повозок попроще.

Пришлось встречать посольство.

– Ее Светлость Елизавета фон Гёрлиц, герцогиня Люксембургская!

Перед ним стояла немолодая уже женщина с порочным лицом. Лицо и шея – смертельно бледные, что только усиливало неприязнь бригадира О. Герцогиня была обряжена во множество тяжелых, богато расшитых одеяний, в которых Елизавета нещадно потела. Ситуацию лишь слегка спасал бодрящий предлетний ветерок.

Но ее же усугубляла проблема: Гванук совершенно не понимал, что ему делать. О герцогине он знал не многим больше того, что вот только что сообщил церемониймейстер. Елизавета была вдовой герцога, но фактически она уже не распоряжалась территорией Люксембурга (весьма внушительной, судя по картам). Здесь уже несколько лет хозяйничали бургундцы.

И всё.

– За Полукровкой послали? – прошипел Гванук.

– Час назад уже, – безмятежно пожал плечами полковник Чхве.

Ему-то хорошо! Его не мучают страхи возможной потери (приобретения?) большого герцогства! А Гвануку что делать?

По счастью, герцогиня фон Гёрлиц сама упростила ситуацию. Показав себя во всем своем «величии», дама удалилась в карету, пока ее челядь на поляне расставляла походную мебель, растягивала ветряные заслоны и навесы. Десятки людей трудились, как муравьи, ради удовольствия одной женщины.

Мэй Полукровка, видимо, сразу понял значимость события: бросив все дела в Аррасе, примчал на место как раз к моменту забивания последних колышков.

– А генерал? – встревожился Гванук.

– Занят, – сухо бросил начальник разведки. – Но мы были вместе, когда прибыл гонец. И сиятельный озвучил мне основные задачи.

Едва соскочив с коня, он сразу двинулся к карете, по пути погружая бригадира О в контекст:

– Эта Елизавета – тупая баба, считающая, что власть и титулы нужны для того, чтобы роскошно жить. Она еще при муже разоряла свое владение, а овдовев, утроила усилия. Короче, она уже давно продала бургундцам свою вдовью долю в Голландии; пытается продать и Люксембург. Но тут затыка вышла: местные элиты против. И не только. Император Сигизмунд (слышал о таком?) тоже выходит из Люксембургской династии. Как и несколько других императоров до него. И ему эти французские герцоги поперек горла. Он, говорят, хочет посадить в Люксембурге свою дочь. По иронии судьбы – тоже Елизавету. Беда только в том, что Филипп Бургундский деньги герцогине дает, та их берет. И по итогу, бургиньоны там уже почти хозяева. Хотя, формально власть еще принадлежит Елизавете фон Гёрлиц.

– И что делать будем?

– Будем брать в оборот! – хлопнул кулаком по ладони Полукровка. – Люди, нуждающиеся в деньгах – самые удобные для этого. Надо только выяснить осторожно: чего она от нас хочет?

Осторожно выяснить не получилось; дурнопахнущая жадная гусыня сама всё рассказала, узнав, что говорит с полномочным послом «герцога генерала Луи». Добрых полчаса Пресвитерианцы с нескрываемой тоской на лицах слушали причитания о том, как все хотят обмануть бедную несчастную даму. Потом в деталях рассказала, как она ненавидит герцога Филиппа, как безжалостные сапоги его жестоких наемников топчут славные земли Люксембурга…

– За шкуру свою боится, – на минском шепнул Полукровка. – Чтобы мы не решили, что она союзница Филиппа. Всё одно к одному складывается.

А потом Елизавета выдала такое, что даже ветер стих от потрясения.

– Я хочу принести оммаж Его Величеству Карлу, – излишне суетливо затараторила она. – Скажите, если я стану вассалом короля, я ведь ничего не буду должна бургундскому герцогу? Ведь Карл с ним воюет…

Когда тишина стала уже совсем неприличной, Полукровка откашлялся и снова шепнул Гвануку:

– Насчет оммажа королю сиятельный ничего не говорил… Там вообще всё сложно с этим корольком поганым. Но бабе деньги нужны – всё ради них.

И, набирая скорость, Мэй начал растекаться в изысканных речах (местную куртуазию он долго изучал и старательно применял), в которых перемежал совершенно безосновательные комплименты с утверждениями о том, что Пресвитерианцы всегда чтили законное право герцогини на власть в Люксембурге, полученное от почившего супруга.

– Любые поползновения что бургундского деспота, что императора Сигизмунда Орлеанская Дева и генерал Луи считают откровенно преступными и готовы защищать вас от них… Во имя Господа! – с некоторой заминкой добавил циничный Полукровка.

Имя Карла в его речи не прозвучало ни разу. Словно, того и нет.

«А нечего сидеть и молчать! – молча согласился Гванук. – Сам ведет себя так, будто, его и нет – значит, так оно и будет».

Благородная гусыня, меж тем, поплыла. Даже не заметила, что мысль про оммаж уплыла куда-то в тень. Мэй движением фокусника развернул перед ней тиснёную папку с листами договора. Пояснил, что после его заключения Люксембург и ее власть в герцогстве окажутся под надежной защитой. Елизавета с легкой растерянностью оборачивалась на своих советников, что робко стояли позади.

– Разумеется, вы можете изучить и обсудить весь документ. Мы охотно прислушаемся к вашим пожеланиям, – медоточиво улыбнулся Полукровка.

Советники метнулись к папке, как голодные к тарелке.

– Пункты, обведенные красными чернилами, мы не обсуждаем, – небрежно добавил Мэй.

– Почтенный… – слегка растерянно влезла герцогиня, положив рыхлую ладонь на папку. – А как же все-таки быть с деньгами?

Мэй покаянно развел руками. Он был само сожаление, вид его был виноватым настолько, словно, он сам вогнал гусыню в долги.

– Здесь мы бессильны, Ваша Светлость. Пресвитерианцы – воины чести, воины Высшего закона. Незыблемость законного права собственности, гарантия возврата вложений – это одни из важнейших принципов нашего Городского кодекса. Нельзя брать деньги и не отдавать их. Даже такому злодею, как герцог Филипп. Мы не признаем его права на Люксембург (и вообще на какие-либо земли, кроме собственно, Бургундии), но деньги… Нет, это бесчестно.

– Но зачем же мне… – багрянец стал пробиваться сквозь толстый слой белил на щеках и шее Елизаветы. Ей все-таки хватило ума не заканчивать фразу «зачем тогда мне нужны вы?», но эмоции ее читались так же легко, как заголовок «Друга Франции».

– Ваша Светлость, неужели вы могли подумать, что мы не поможем вам в этой прискорбной ситуации⁈ – Мэй схватился за сердце. – Дело чести помочь Даме в ее беде. Вы, наверное, знаете, что до полного уничтожения войска герцога Филиппа Пресвитерианцы помогли народу Камбрэ освободиться от гнета нечестивого епископа? Так вот, мы раздали народу 50 тысяч ливров. В закромах епископа мы нашли 50 тысяч ливров! Только монетой!

Гусыня растерянно хлопала глазами.

– Вы предлагаете…

– Именно так. Церковь грабит ведь не только простых прихожан. Она грабит и законных владык своих земель. Грабит вас! Верните себе награбленное – этого с лихвой хватит, чтобы рассчитаться с подлецом Филиипом.

– Но папа! Что скажет Святой Престол!

– Ваша Светлость! Вам наверняка известно, что нас папа отлучил от Церкви почти полгода назад. И что? Мы живы, мы процветаем и продолжаем спасать людей Франции! Потому что нельзя отлучить нас от Бога! Церковные клирики могут говорить что угодно. Они преследуют лишь свои корыстные цели, мы же служим Господу. Как и Орлеанская Дева. Прогоните папистов – и ваша жизнь наладится. Бог на стороне праведных. На вашей стороне!

Гванук слегка поморщился. Полукровка – это, конечно, не Токеток. Тот всегда вещал от самого сердца. А глава разведки расчетливо бил в самое уязвимое место гусыни. Деньги. При этом, в лицо называя ее чуть ли не праведницей.

Паскудно. Но как с такими иначе?

…Герцогиня ушла в свой шатер в полном раздрае. Мэй чуть заметно выдохнул и тут же властно велел местному слуге подать вина.

– Подождем. Главное, чтобы она подписала договор, – не стесняясь, болтал он на минском. – Мы тут же распишем это в красках в «Друге Франции». Как союз против Бургундии, – он откашлялся и заговорил голосом глашатая. – Все благородные люди поднялись, чтобы скинуть бургундское ярмо гнета!.. И всё. Вернуться ей будет некуда. И денег негде взять. Так что, разгром люксембуржской епархии – дело времени.

Долго бурлили страсти под пологом герцогского шатра. Только на следующий день Гванук и Мэй были вызваны на аудиенцию. Договор переписали, Елизавета (или ее советники) беззастенчиво вписала в новый текст разовую выплату в 5 тысяч ливров. Мэй хмыкнул:

– Захваченная армейская казна Филиппа легко это покроет, – и выложил встречное. – Взамен мы нижайше просим, чтобы Люксембург позволил нашим вербовщикам рекрутировать тысячу человек в Армию Пресвитерианцев.

Бригадир О кивнул: Армии сейчас очень нужны люди, а в Нормандии уже не так много бесхозных рук осталось.

Гусыня вцепилась в гостей и начала торговаться, как базарная торговка. Людей ей было не жалко (особенно, когда она поняла, что годятся недворяне и даже необученное мужичьё), но она сразу решила продать их подороже. Очень мягко Мэй осаживал все ее попытки поправить финансы за счет Пресвитерианцев. Наконец, кто-то из советников предложил ограничить срок рекрутчины пятью годами. Полукровка кивнул: продано!

– Думаешь, разумно? – напрягся Гванук. – Они хотят вернуть своих и заполучить себе такую же Армию, как у нас.

Глава разведки кивнул.

– О, в этой Европе нас ждут долгие-долгие войны. Такой уж тут народишко. Так что за пять лет мало кто будет в состоянии вернуться. И еще… Но это уже совсем между нами! Ты думаешь, что через пять лет будет существовать герцогство Люксембург? У Ли Чжонму на всю эту феодальную вольницу имеются четкие планы. И, если эта жадная корова останется во главе Люксембурга – ее власть падет одной из первых.

Гванук скосился на гусыню, которая взволнованно следила за непонятным ей диалогом, и кивнул.

Договор заключили (с оговоркой, что его, конечно, должны подписать «генерал Луи» и Орлеанская Дева – и тогда тот вступит в силу). Елизавета на радостях закатила пир.

«Она всё везла с собой, даже не будучи уверенной, что пригодится! – смеялся Гванук, вливая в себя очередной кубок вина. – Этой бабе хоть немного призадуматься бы о планировании расходов – может, и долгов станет поменьше».

Но это не его проблема. Счастливая гусыня, думающая только о грядущих 5000 ливров, тут же поделилась с послами идеей:

– Возможно, вы могли бы также спасти и еще одну даму в беде?

И она рассказала о графине Якобе. Дочь покойного графа Голландии Виллема стала наследницей Голландии (почти всей Голландии, уточнила Елизавета, ведь у нее самой там была своя вдовья доля, которую она легко продала бургундцам). Сначала голландской «даме в беде» пришлось долгие годы бороться с родным братом и по совместительству Льежским епископом Иоанном.

– Видите! – не удержался и ввернул Мэй. – Во что превращаются эти слуги Господни в жажде власти и славы.

Елизавета кивала, но в другом смысле: Льежское епископство было огромным! Не меньше, чем все три епархии, что недавно захватили Жанна с Рене Добрым, и раз в пять больше Камбрэ. Чего этому Иоанну еще не хватало? – как бы возмущалась гусыня. В общем, на радость Якобы, ее брат-епископ помер, но тут в борьбу за Голландию влез… опять Филипп Бургундский.

«Какой шустрый герцог! – изумился Гванук. – Нам попался серьезный противник, ни на Цейлоне, ни в Нусантаре у нас таких не было».

Про давний и забытый Тиндэй он старательно не подумал. Старался не думать.

Со слов Елизаветы герцог Филипп три года пытался отнять у бедной Якобы ее графство. Мучил, давил, угрожал. Наконец, они вроде бы договорились, что официальный титул графини Голландии и Геннегау остается у дочери Виллема, как наследницы. Но Филипп получал официальный титул наместника этих владений. Понятно, что это означало: бургиньоны стали фактическими хозяевами всех земель. Силы у герцога было в избытке.