Текст книги "Собрание сочинений в трех томах. Том 3"
Автор книги: Василий Федоров
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)
ПОИСК ПРЕКРАСНОГО
ПУТЬ РУССКОЙ СОВЕТСКОЙ ПОЭЗИИ[1]1
В основу статьи положен доклад III съезду СП РСФСР.
[Закрыть]
Мир сегодня разделен на два непримиримых стана, но человечество, как никогда, представляет собой единый организм. Идет двоякий парадоксальный процесс: с каждым годом возрастают мировые связи, усиливается восприятие человечества как единого организма, в то же время ускоряется процесс социального расслоения и обновления. Сегодня для поэта знание мира – это четвертое измерение, без которого не понять человека как объекта поэзии. Без этого четвертого измерения поэтическая ракета, даже хорошо сработанная технически, не достигнет цели. Только знание жизни, знание того, что происходит в мире, может дать поэту настоящую смелость.
Надо ясно осознавать, что, кроме опасности атомной войны, на мир надвигается опасность не менее грозная. Уже сейчас земля и небо нуждаются в защите. В защите нуждаются океаны, моря и реки. В защите нуждается все живое. Нашу планету давно пора приводить в порядок, а между тем огромная энергия человечества, его материальные ресурсы, ум, изобретательность тратятся на бессмысленные войны, затеваемые империалистами, у которых уже давно нет ни поэзии, ни поэтов. Лучшие поэты мира сегодня с нами.
Особенно остро это чувствуешь в атмосфере безграничной любви к Владимиру Ильичу Ленину. Его столетний юбилей был торжеством русской и мировой культуры, ибо в нем воплотилось все прекрасное, что до него выработало человечество. И для нас благо, что в нем Культура и Революция были неразделимы. Создавая новое общество, он дал ему и образец нового человека.
Осмыслить образ Ленина, создать его в поэзии – значит взглянуть на мир его глазами, что-то в этом мире открыть, познать. Ленин – всегда открытие, всегда познание. Вот почему от Полетаева и Маяковского, от Есенина и Демьяна Бедного до наших дней к образу Владимира Ильича обращались лучшие наши поэты. У нас теперь есть богатая поэтическая Лениниана. Два объемистых тома стихов и поэм, изданных «Художественной литературой», в какой-то мере воссоздают живой, неповторимый облик вождя: «от нежности до грозной силы». К сожалению, по многим стихам и поэтам последнего десятилетия не всегда ощущаешь огромность этого диапазона: Много написано о его нежности, доброте, заботливости, скромности, но ведь он прежде всего был мыслителем, человеком борьбы, суровым и беспощадным к врагам. Иной товарищ говорит о Ленине, как грешный поп о безгрешности Христа. Ни в жизни, ни в поэзии нам поповская елейность не нужна.
Нашему советскому строю больше полувека. С нами уже давно нет тех, кто перебросил первые мосты от классической поэзии к поэзии революционной, – Блока и Брюсова, давно нет главных ее зачинателей – Маяковского, Есенина, Бедного, влияние которых с годами все больше и больше увеличивается. Стоит лишь посмеяться над теми, кто в свое время раздувал ложную идею, что интересы разных поколений в нашем обществе несовместимы. Сегодня в нашей стране работают несколько поколений поэтов, и мы особенно признательны тем, кто зажигал свой поэтический светильник от первичного огня революции. Сегодня с нами работают, показывая пример неиссякаемого вдохновения и трудолюбия: Николай Тихонов – поэт мужественных интонаций, новым содержанием оспоривший воинственные ритмы Киплинга; Михаил Исаковский – после Есенина один из первых певцов советской деревни в самый ответственный период ее перестройки; Алексей Сурков – воин и гражданин, доказавший, что музы не молчат, когда говорят пушки; Василий Казин, утвердивший в нашей поэзии тему труда как одну из главных; Степан Щипачев, философская лирика которого так много сделала для воспитания чувств советского человека; Николай Ушаков – полномочный посол русской поэзии на Украине. Без этого поколения, в рядах которого уже нет Сельвинского и Светлова, Александра Твардовского, творчество которого оказало большое влияние на многих поэтов, и Александра Прокофьева, самозабвенного певца России, пропевшего ей гимны в ее трудные времена, трудно было бы объяснить успехи нашей поэзии.
Заслуга нашей старой гвардии также и в том, что она сформировала узловое поколение, называемое сегодня средним, имеющее немало заслуг перед народом и поэзией. В именах оно может быть представлено С. Наровчатовым и М. Лукониным, Н. Грибачевым и А. Решетовым, Д. Кугультиновым и К. Кулиевым, С. Смирновым и М. Дудиным, М. Каримом и А. Кешоковым, С. Орловым и А. Межировым, Н. Доризо и Б. Слуцким и другими.
Я назвал это поколение «узловым» из-за той исторической роли, которая выпала на его долю. Рожденное Отечественной войной, ее тяготами, победой и взлетом народного самосознания, оно является связующим звеном двух поколений – старшего, идущего от революции, и младшего, пришедшего уже после Отечественной. Не случайно в идеологических атаках на нашу поэзию буржуазная пропаганда главный свой удар всегда направляла на дискредитацию старших поэтов в глазах молодых, пытаясь разрушить и ослабить их связи, даже доказать, что они вредны для молодых талантов. Сознательно замалчивались или принижались поэты среднего поколения как ортодоксы и консерваторы, и поднимался невероятный шум вокруг тех молодых, которые шли на крючок сомнительных комплиментов и на соблазн мировой известности. Им говорили: «Вы чистые и чуткие, не заражены предрассудками классовой борьбы. Миллионеры тоже плачут». Надо признать, что машина буржуазной пропаганды работала так настойчиво и целеустремленно, что ей кое-что удалось. Но ей не удалось главное: поссорить поколения наших поэтов, то есть не удалось оторвать молодую поэзию от революционных и патриотических традиций.
Время требует, чтобы центр тяжести нашей поэзии перемещался в сторону молодых. Именно в понимания этого процесса поэты среднего поколения: не были обескуражены замалчиванием. Они активно боролись з§ свою смену, талантом и трудом сумели доказать: не нам, российским поэтам, от своего многажды миллионного читателя за фирманом на талант и славу ездить в чужедальние края. В нашей молодой поэзии стало меньше пустого шума, видимости успеха и претенциозной скандальности. Если это и случается, оно уже носит характер не течения, а скорее эксцентричности.
Так в общих чертах мне представляется наше поэтическое движение. Основные черты развития поэзии остались те же. Прежде всего это интерес к личности, к внутреннему миру человека. Углубление в психологию человека обусловлено многими причинами: процессом демократизации нашей общественной жизни, обострением мировых противоречий, все более ощутимых человеком, дальнейшим проникновением в космос, который по закону отражения усиливает взгляд человека на себя. Наконец, все это поднимает наш гуманизм на более высокую ступень.
Наши враги пытаются сбить нас с толку абстрактным толкованием гуманизма. Они нам говорят: «Поэты всегда были гуманистами, всегда стояли в оппозиции к государству, а вы своему служите». На это мы отвечаем: «Да, мы служим нашему Советскому государству. Все, за что боролись великие гуманисты прошлого, стало нашей государственной политикой. В этом смысл Октябрьской революции, в этом смысл жизни и титанической работы Ленина. Именно в силу этого мы, поэты, стали в своей стране государственными людьми».
Враги не могут с нами спорить стихами. У них нет поэзии, а вот теорий на ее счет у них много. Они все учат нас, как, о ком и о чем писать. «О рабочем классе не пишите, – говорят нам их теоретики, – он стал реакционным». Но мы-то знаем, когда и почему они заговорили о реакционности рабочего класса. Это началось после того, когда рабочие Венгрии, Польши, Чехословакии пресекли в своих странах происки империалистов, как не однажды это делали русские рабочие. Рабочий класс достоин прекрасных стихов и поэм. И наши поэты их пишут. Лучшая поэма Бориса Ручьева «Любава», отмеченная республиканской премией Максима Горького, посвящена героям трудовой Магнитки. В благодарность за это горожане присвоили Борису Ручьеву звание «Почетного гражданина Магнитогорска» – честь, которой может гордиться поэт.
Тема труда не придумана теоретиками социалистического реализма. Она идет по земле уже несколько тысячелетий, начиная с Гомера, Гесиода, Горация и древних русских былин. Тем поэтам и критикам, которые гнушаются рабочей темы, надо напомнить главу из «Илиады», где описано, как Гефест отковал Ахиллесу щит. По нынешним понятиям олимпийский бог был в этом деле просто рабочим средней квалификации. Наши рабочие герои – люди, но они делают во сто крат больше, чем бог-кузнец. Они куют щит для всей нашей Родины.
Так тему труда понимают многие наши поэты. Естественно, видное место в разработке этой темы принадлежит поэтам Урала – Людмиле Татьяничевой, например, доказавшей своими талантливыми стихами, что для нас рабочая тема – не узкая, а широкая – до проблемы счастья на земле. Оттуда же пришел Михаил Львов. Из горячего цеха завода в горячий цех поэзии с добротными стихами о товарищах вошел молодой поэт Валентин Сорокин.
Буржуазные теоретики уверяют, что интересы отцов и детей несовместимы. У них тенденция – разъединять, у нас сама жизнь объединяет. У нас повидавший жизнь мастер слова Ярослав Смеляков за «Комсомольскую поэму» и Владимир Фирсов за поэму «Республика бессмертия» получили премии одного имени – имени Ленинского комсомола. Если внимательно прочитать книгу «День России» Я. Смелякова, удостоенную Государственной премии СССР, то увидишь, что вся книга посвящена историческим связям – с классической поэзией, с рязанскими Маратами времен революции, с командармами давних лет, с героями пятилеток, с революционерами угнетенных стран, с бессмертием русского языка.
Ты, пахнущий прелой овчиной
и дедовским острым кваском,
писался и черной лучиной,
и белым лебяжьим пером.
Ты – выше цены и расценки —
в году сорок первом, потом
писался в немецком застенке
на слабой известке гвоздем.
Владыки и те исчезали
мгновенно и наверняка,
когда невзначай посягали
на русскую суть языка.
Буржуазные советоведы уверяют, что национальные интересы разных народов различны. Нет, народам нечего делить. Каждый народ в поте лица добывает хлеб свой. Ссорятся и ссорят народы лишь те, кто делит барыши. У нас нет барышников. Вот почему на груди русского поэта Леонида Мартынова, балкарца Кайсына Кулиева, калмыка Давида Кугультинова, кабардинца Алима Кешокова – один и тот же золотой профиль А.М. Горького. Правда, Алим Кешоков получил премию за прозу, но в этом ему помогла поэзия.
Наша поэзия по природе своей новаторская,, потому что создает образ нового, коммунистического человека, которого история еще не знала. Все формальные поиски имеют смысл лишь в этом свете. Но это совсем не значит, что все мы автоматически становимся новаторами. Образ нашего человека, а значит, и вообще художественный образ стал многомерней. Он складывается из чувства истории, как чувства будущего, из чувства космического, для всех нас еще нового, из чувства природы и красоты. И во всем этом чувство судьбы человеческой. Мера новаторства – мера выражения всего этого. Когда мне говорят, что Леонид Мартынов сложен, я отвечаю вопросом: а почему он должен быть простым. Разве полет на Луну так уж прост? Он осваивает сложные стороны человеческой жизни и деятельности, делает их достоянием широкого круга людей, готовит их к тому, чтобы потом все тайны природы были для них проще. Для примера процитирую отрывок из стихотворения «У телевизора»:
Раздвинув телевизорную клетку,
Вдруг шар земной вплыл в комнату. У окон
Он заметался. Всплыл под потолок он
И вплыл в экран обратно.
И прекрасно!
Все в комнате кроваво было красно,
И на окне цветы чуть не зачахли.
И все предметы быта бездной пахли.
Вдруг уловить запах бездны в предметах быта не каждому дано. Хорошо, что у нас есть такой поэт, как Мартынов, работающий на одном из трудных и сложных участков нашего поэтического фронта.
Нам особую радость доставляют успехи тех, которые как поэты и личности сформировались за последние годы. Хотя мы уже давно говорим, что у нас нет поэтических провинций, но практически лишь теперь в наших близких и далеких городах выросли поэты, наступающие на пятки столичным. В северной Вологде возмужал и окреп Сергей Викулов, посвятивший свое талантливое перо колхозной деревне. После ухода от нас такого крупного мастера, каким был Николай Иванович Рыленков, знавший и любивший деревню, Сергей Викулов – один из видных поэтов этого направления. Им написано много отличных стихов и несколько поэм, отражающих разные периоды в жизни села.
У Викулова конкретный человек всегда конкретен в мыслях и чувствах. И когда, как в поэме «Против неба на земле», он размышляет об этой родной ему земле, его мысли приобретают значительность.
Земля извечно к людям с добротою.
И с радостью… И ежели на ней
есть страх и ужас,
горе есть и зло —
она к тому нисколько не причастна.
Ей, созданной для радостей и счастья,
пока что в этом просто не везло.
В той же Вологде работает талантливая поэтесса Ольга Фокина. На ее поэзии печать особой нравственной чистоты. Ее слух чуток к народному языку. Она пользуется им естественно, без всяких демонстраций, зная меру, ибо всякое подлинное художество – есть поиск меры. По краскам и сочности языка с ней перекликается волжский поэт Николай Благов. Когда началась война, будущий поэт был подростком. В одном из стихотворений он говорит о том, что в заботах никто не заметил, когда они, подростки, развернулись в плечах. В его поэтической судьбе повторилось то же самое. Заметили, когда стал виден издалека. Ему удаются стихи как на современные темы – о земле и хлебе, так и на исторические. Сколько в нашей поэзии было «Плачей Ярославны», но Н. Благов сумел сказать по-своему хорошо:
Весть ночная в подоконник спящий
Постучится где-то далеко —
У России, Матери кормящей,
От груди отхлынет молоко.
За последние годы большой качественный и количественный рывок сделал новосибирский поэт Леонид Решетников. У него появились те заглавные стихи, которые как бы венчают тематические ансамбли военных и гражданских стихов. Критика справедливо отмечала, что стихотворение «Разговор с моим сыном» стоит в одном ряду с известным стихотворением Э. Багрицкого о поколениях. Оно написано в духе воина-победителя, знающего себе цену.
Потому что покуда
Вы – для пуль только медь,
Мы же – гильзы,
Откуда
Вам лететь
И лететь!
Отвлеченные суетой и перевоспитанием очередного гения, мы не успеваем замечать появления истинных талантов и роста поэтов, мнение о которых успело сложиться. В Томске работает Василий Казанцев – поэт тонких чувств и точных интонаций, в Воронеже – Владимир Гордейчев, выступивший с новой интересной книгой «Узлы», в Иванове – Владимир Жуков, давно известный широкому читателю, в Волгограде – чуткий лирик Федор Сухов и лирик-публицист Артур Корнеев, в Ленинграде – Олег Шестинский и Вячеслав Кузнецов, в Ростове – Борис Куликов.
Рождение поэтического имени во многом зависит от издательской политики. У нас слишком увлекаются «дождями брошюр», которые на нашем огромном книжном рынке не оставляют заметного следа. Когда все лучшие стихи поэта сходятся в одной книге, мы замечаем: перед нами настоящий поэт. Так случилось с Евгением Савиновым из Ярославля, издавшим свой первый однотомник.
Называя эти имена, не хочу сказать, что Москва обеднела талантами. В ряду известных утверждаются новые имена. Хорошо работает Дмитрий Ковалев – поэт страстный и чуткий к правде. Серьезным философским складом заметно выделяются стихи Владимира Туркина. В поэтическом котле Москвы варится много молодых талантов. Они все на виду. Так, за последние годы очень выдвинулись Владимир Соколов, прошедший трудную школу ученичества у Блока, и Владимир Цыбин, много взявший у Павла Васильева. Из года в год крепнут стихи Андрея Дементьева. Рождение таланта нельзя регламентировать. Больших успехов мы вправе ждать от таких еще молодых, как А. Передреев, А. Говоров, С. Поликарпов, С. Куняев, В. Кузнецов, Ю. Панкратов. Возможно, уже в скором времени появятся и другие новые имена. Для хороших стихов все возрасты хороши. Например, стихи Семена Кирсанова и Николая Брауна с каждым годом становятся моложе и талантливей.
Несколько слов о поэмах. В поэзии они примерно то же, что в прозе повести и романы. Как документы жизни они достоверней лирики, хотя лирика почти документальна. Поэма дает жизнь в развитии, во взаимосвязях событий, в столкновении характеров. Поэма закономерней. Она требует фиксации мгновений, но подчиненных общему движению и большим категориям замысла, для разрушения которого достаточно одного ложного хода. Характерная черта: поэмы последнего десятилетия по преимуществу лирические. Как будто все говорит за то, что высказал еще Лермонтов; «Умчался век эпических поэм, и повести в стихах пришли в упадок». Действительно, такой эпический поэт, как А. Твардовский, написал лирическую поэму «За далью – даль», крупная поэма М. Луконина «Признание в любви» тяготеет к лирике. «Суд памяти» Е. Исаева – вещь эпическая, она написана на материале, который потребовал только эпической разработки. За последние годы появились поэмы А. Софронова, С. Смирнова, Е. Евтушенко, Р. Рождественского, К. Лисовского, А. Рогачева и опять разительный перевес в сторону лирического жанра. Ответ надо искать в тех общественных сдвигах, повысивших самосознание личности, в сознании важности своей роли, своих мыслей и чувств, обостренных временем. В этом легко убедиться на «Поэме прощания» А. Софронова, где трагическая любовь стоит в центре мира со всеми его сложностями и противостояниями, и в этих сложностях и противостояниях трагическая утрата любви становится неизбежной. Человек еще бессилен перед злыми сипами природы. В этой поэме А. Софронов достиг высоких поэтических взлетов.
Идея самосознания личности еще определенней выражена в поэме С. Смирнова, в самом ее названии – «Свидетельствую сам». В нее легло все, что было пережито поэтом лично, но за личным встает то, что было пережито страной. Характер – вот ее сюжет. Поэт не обходит сложных вопросов войны и мира. За стихи последних лет С. Смирнов вполне заслуженно получил премию имени Горького. В своих стихах поэт не боится высказываться об исторических именах, игравших большую роль в жизни страны. Замалчивание этих имен антиисторично, оно нарушало наши идеологические коммуникации. От истории, какой бы она ни была, отмахнуться нельзя. И вообще, в связи с этим надо честно признать, что немалая часть интеллигенции, причастная к воспитанию молодежи, в свое время растерялась. Она слишком занялась своими болями, а пока она занималась ими, подросшее поколение частью осталось без направления. Именно в это время буржуазной пропаганде кое-что удалось.
Теперь о «Братской ГЭС» Е. Евтушенко. В ней немало частных поэтических удач – таких, как начало «Пролога». Но замысел противопоставления надуманного цинизма египетской пирамиды оптимизму Братской ГЭС произволен и несостоятелен. Братская ГЭС, только что народившаяся, в экскаваторном ковше показывает Пирамиде историю России со времен Стеньки Разина, а консервативная Пирамида, простоявшая тысячелетия, даже не заметила, что из ее страны ушли англичане. Не случайно в конце поэмы эта сюжетная линия пропадает. Слабость этой вещи не только в этом. Поэт имеет право приспосабливать материал к своим интересам, но для этого надо, чтобы эти интересы были большими, а не суетными. Примером такой суетности, ослабляющей стихи талантливого поэта, может служить его стихотворение «На красном снегу уссурийском». Описав трагическую смерть нашего солдата, рухнувшего на снег, поэт начинает перечислять то, чего хотели бы маоисты: изъять Пушкина и Шевченко, заставить наших девушек таскать гранит для памятников кормчего и многое другое. Это принимаешь. Но, когда появляются имена нынешних поэтов, например Кулиева, Смелякова, книги которых могут затоптать копыта, или Булата Окуджавы, на гитаре которого могут порвать струны, это уже отдает бестактностью. Евтушенко ставит известных поэтов в неловкое положение.
В связи с этим хочу сказать о поэзии, посвященной нашей армии. Для нас и сегодня тема Отечественной войны – боевая, мобилизующая тема. Она – вековая. Наши потомки будут думать и писать на эту героическую тему. Сегодня поэты по-новому, более углубленно осмысливают ее значение для судеб мира. К печали народов, победа над немецким' фашизмом не стала конечной победой над мировым злом. В мире сохранились и действуют силы, которые породили фашизм, поэтому тема армии, тема воспитания советского воина – наша первейшая обязанность. Своими стихами мы воспитываем в нем любовь ко всему близкому и дорогому, что он должен защищать, но мы помним, что высшее проявление этой любви – солдатский подвиг. О самом же подвиге и готовности к подвигу мы пишем, но пишем еще недостаточно. Из постоянно работающих на эту тему можно назвать: из старших – Н. Флерова, И. Лашкова, Ю. Мельникова, из молодых – Ф. Чуева. Жаль, что некоторые известные поэты, такие, как Е. Винокуров, вошедшие в поэзию стихами об армии, за последние годы от них отошли. Винокуров работает активно. Его стихи, особенно в книге «Характер», философичны, но армейская тема не принизила бы его философских размышлений. Более активно могли бы работать и многие другие поэты, особенно такие оперативные, как М. Максимов, В. Урин, часто выступающие в газетах, А. Смольников, понимающий толк в этом деле.
Теперь от суровых дел – к более нежным.
Оперируя статистическими данными о роли женщин в нашем обществе, социологи пророчат нам близкий матриархат. Эта тенденция проявляется и в нашей поэзии. За последние годы хор женских голосов резко увеличился. К тем именам, которые у нас есть, прибывают все новые и новые. А у нас, кроме тех, кого я называл, есть Вера Инбер – поэтесса высокой классической школы, Ольга Берггольц, широко известная отличными стихами и поэмами, Маргарита Алигер – автор известной поэмы «Зоя», Елизавета Стюарт и Мария Комиссарова, много сделавшие в поэзии. Активно работают Юлия Друнина, Римма Казакова, Маргарита Агашина, Белла Ахмадулина, Новелла Матвеева, Ирина Снегова, Елена Николаевская, Лариса Васильева, Ирина Волобуева. Одним словом, если матриархат, то всех назвать очень трудно, тем более что ряды поэтесс растут быстро.
В 1968 году Пермское книжное издательство выпустило сборник «Княженика» с общим эпиграфом: «Десять молодых голосов. Возраст от девятнадцати до тридцати». Все авторы – женщины. К женскому дню в журнале «Звезда» появилась рецензия Е. Вечтомовой: «Сборник – начало, заявка, проба пера (как пробуют первый лед – выдержит ли?), а опора надежная – «Урал…» Опора настолько надежная, а многие стихи настолько легкие, что можно было бы обойтись без пробы, хотя одновременный выход десяти поэтесс' трудно выдержать и железному Уралу. Может быть, матриархат вещь хорошая, но зачем же торопить события!
Теперь – о песне.
О значении песни говорить не надо. Она сама сказала о себе: «Нам песня строить и жить помогает». До сих пор мы поем песни Революции, .предвоенной и военной поры. Только одно имя Михаила Исаковского – это целый этап жизни нашего народа. Мы помним и поем песни В. Лебе-дева-Кумача, А. Суркова, А. Софронова, А. Чуркина. На особом месте стоят песенные откровения А. Фатьянова, которые, на мой взгляд, оцененные сердцами, еще не получили достойной оценки в нашей критике. И не только А. Фатьянова. Не могу не разделить чувства поэта Н. Агеева, написавшего однажды:
Не слышно песен Исаковского, —
Без них душа как сирота!
Когда-то пели – дух захлестывало,
Бралась любая высота.
Успех этих поэтов был и есть в том, что они не разрывали связей с праматерью всех лучших песен – с народной песней. К сожалению, сегодня наше песенное хозяйство находится в состоянии, вызывающем тревогу. Несколько лет назад наш секретариат провел совместное совещание с секретариатом композиторов Российской Федерации, посвященное современной песне. Для разговора был привлечен широкий актив. Композиторы и музыковеды были обеспокоены не меньше нас, поэтов. Народная песня – это фундамент музыкальной культуры народа. Она лежит в основе всех других жанров. Достаточно вспомнить, как в одной из симфоний Чайковского начинает звучать мотив: «Во поле березонька стояла…» Справедливо мнение, что современная песня за редким исключением перестает быть питательной средой для других музыкальных жанров, а значит, эти жанры становятся худосочней и беспочвенней. Вина за такое состояние в равной степени лежит и на поэтах и на композиторах. Потеряв национальную и социальную окраску, то есть потеряв признаки советской песни, она перестает быть интересной. Таких «растерявшихся» песен сегодня слишком много, они как расхристанные битники – слишком похожи друг на друга.
Бесцветность унизительна. Надо помнить о «Катюше», которая победоносно обошла мир. Не надо забывать, что гимн, объединивший демократическую молодежь мира, родился и впервые прозвучал на русском языке. А ведь его написал поэт Лев Ошанин, работающий не в плане поэтических абстракций, а верный мелодике русского песенного стиха. Эта верность приносила и приносит успех многим песням не только Льва Ошанина. Международный успех «Подмосковных вечеров» М. Матусовского тоже обязан этой верности.
У нас очень мало новых массовых песен, особенно военно-боевых. А многие из тех, что есть, бесстрастны. Они какие-то дежурные, не приживаются. Сегодня в большом ходу мотивы лирические. Здесь у нас определенный успех и в мелодическом и в тематическом разнообразии: песни Н. Доризо не спутаешь с песнями В. Бокова или, скажем, Е. Долматовского, а песни С. Острового с другими. Особый сибирский колорит в песнях В. Пухначева. Из более молодых успешно работают В. Харитонов и Ю. Полухин. Одним словом, песни лирические у нас есть. Слушая их, жить бы да радоваться. Но вот беда: песни лирические все чаще подменяются ипохондрическими. Песенки кабаре получили у нас всесоюзную эстраду: радио и телевидение. Когда я слышу их, мне часто вспоминается ресторанная сценка. За столиком сидят молодой человек, явно из жуликов, и не очень требовательная девушка. Он несколько раз заказывал ей яблоки, несколько раз бегал к оркестру с рублями в кулаке, заказывал сногсшибательную музыку и душещипательные песенки. Тогда, разнеженная, она сказала: «Гриша, не приучай меня к роскошной жизни!» По многим теле-и радиопередачам так и чувствуешь, как тебя приучают к роскошной жизни. Получилась парадоксальная ситуация: в поэзии шло углубление, в песнях – оглупление. Например, в передачах «Московская суббота» прошла песенка с припевом:
Как Робинзон,
Как Робинзон,
Хочу в леса, в поля.
Как Робинзон,
Как Робинзон,
Хочу начать с нуля.
Хочется спросить: а куда вы, товарищ Робинзон, двинетесь после нуля? Конечно, эту песенку можно выдать за одну из множества туристических, но и в качестве таковой она не так безобидна. После таких Робинзонов, побывавших в лесах и полях, старый колхозник сказал с обидой и гневом: «Где скот, там и потрава!» А вот и другой образчик пошлости:
Все обещания твои
Я собираю, как букеты.
Ты сладких слов не говори,
Они похожи на конфеты!
Во всяком оглуплении есть свой отрицательный смысл. Если бы бессмысленные слова предлагались поэтом один на один со слушателем, то можно было бы не беспокоиться: понравилось, пусть себе поет. Но ведь у нашей пропаганды миллионный размах. В ожидании лучшего приходится выслушивать песенку, состоящую из одних повторов имени Колумба, или такое:
Просто все, что мы доверяем мечтам,
Означает тару-рам!
Тут уже звучит призыв пойти ниже нуля: не просто тара-рам, а тару-рам. Между прочим, имена создателей подобных новаций редко запоминаются, но автора этих строк, И. Шаферана, я запомнил по радиопередаче, посвященной ему. В ней он был представлен по меньшей мере на уровне классика советской песни.
Думаю, что сдвиг в сторону пошлости произошел не без постороннего влияния. А всякая подражательность не минует пошлости.
За последнее время в песенной пропаганде кое-что изменилось. Стали изредка передавать народные песни, одинокой гармонью прозвучит песня Исаковского, но сиповатый речитативчик с припляской и прищелкиванием пальчиков по-прежнему еще в большом почете.
Конечно, нельзя все песенные беды сваливать на радио и телевидение. Нам, поэтам, особенно тем, кто работает в этом жанре, следует признать и свою вину. Надо больше доверять себе, своему порыву. Едва ли автор «Марсельезы» знал, что его песня станет исторической, а она написана Руже де Лилем в одну из горячих ночей французской революции. То же самое можно сказать и об авторе «Интернационала». Они не ждали специального заказа. Многие современные песни существовали сначала как стихи, например «Я люблю тебя, жизнь» Константина Ваншенкина, «Что было, то было» Маргариты Агашиной. Но при этом было надо, чтобы в поэтических строчках жила мелодия и была смысловая прозрачность, а такие качества мы найдем сегодня у многих поэтов.
Поэтам-песенникам не надо бояться пророчеств. До войны мы пели «Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей земли не отдадим». Неудачи первых лет войны не могут перечеркнуть этих слов. Они оказались пророческими, потому что в них жила народная вера в незыблемость наших советских границ. Такие боевые песни нам нужны и сегодня.
И еще: мы почти не переводим песен с языков национальных республик, чем обедняем свой песенный фонд. Во всяком случае, состояние национальной поэзии гарантирует нам добротность.
Немного статистики. В Российской Федерации ежегодно издается около пятидесяти поэтических книг, из них примерно двести – в автономных республиках, на их родных языках. Если к последним прибавить десятки книг национальных поэтов, выходящих на русском, то наша многоязычная поэзия предстанет внушительной. Мы можем судить о ней по тем стихам, которые стали фактом русской литературы, по именам, известным не только в нашей стране, но и за ее пределами. Поэзия, как синтез духовной жизни народа, не может родиться на пустом месте. Рождение настоящего поэта предполагает наличие поэтической культуры во всех ее формах, как письменной, так и устной. Но все это должно пасть на душу, заново прорасти и развиться, как это случилось в судьбе Расула Гамзатова, Мустая Карима, Алима Кешокова, достигших высокого мастерства и оригинальности. В этот первый ряд по праву встали Давид Кугультинов и Кайсын Кулиев.
Они поставлены мной рядом не по закону контрастов, а скорее в силу общности главных тенденций не только в их поэтической поступи, но и в работе многих других. Верные национальным традициям и опыту своих народов, в стихах они достигают такого уровня художественных обобщений, которые делают их стихи близкими не только русскому читателю, но и любому другому. В этом один из главных признаков подлинной народности. Опыт второй мировой войны научил национальных поэтов мыслить большими категориями. Мир так взаимосвязан, что судьба любого малого народа, как никогда, сегодня зависит от судеб других больших и малых народов. Отсюда и кулиевское сознание: