Текст книги "Хромовые сапоги (СИ)"

Автор книги: Василий Коледин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

– Вылезайте, ребята, – говорит он тихо, проникновенно и совсем не по-военному мягко.

            Мы, не спеша, стараясь не побеспокоить ни мертвого, ни его родственников и соседей, выпрыгиваем на землю, придерживая карабины на плече, которые при приземлении бряцают. Странно, но меня озаряет догадка, вот почему говорят «бряцать оружием». Синие ворота открыты. Во дворе стоят табуретки и лавки. Вокруг очень много народу. Здесь и женщины, и мужчины и даже дети. Кажется, что вся улица проснулась. Никто не обращает на холод никакого внимания. Женщины не расчесаны в каких-то куртках и телогрейках, мужики без головных уборов, мрачные и молчаливые.

            К нам подходит майор в полевой форме. Я узнаю его, это помощник коменданта гарнизона.

– Так, курсанты, выносим гроб и ставим его во дворе на табуретки. Понятно? – он говорит с нами строгим командным голосом.

– Понятно, – довольно дерзко и непочтительно отвечает ему Васильев.

– Я не понял, сержант, что ты такой смелый?! – замечает тон Сереги и пытается поставить его на место майор. – Может хочешь потом посидеть у меня на губе?

– Майор! Занимайся свои делом! – вмешивается наш подполковник. – Не цепляйся к моим людям!

– Надо понимать с кем разговариваешь? – пытается оправдаться помощник коменданта.

– Хватит! Нашел место! – обрывает его подполковник и тот замолкает.

            Мы аккуратно выдвигаем гроб по полу кузова и перехватываем его. Несколько курсантов подставляют плечи и он, в конце концов, оказывается на плечах шестерых человек, по три с каждой стороны. Я, Вадька, Тупик, Васильев и еще двое курсантов не принимаем участие в выносе гроба, а стоим возле машины и держим карабины своих товарищей. Гроб плавно плывет мимо расступившихся людей и опускается во дворике. Одна из женщин, видимо мать, кидается на него с криком и голося навзрыд начинает обнимать и целовать красный ящик. Ее пытаются оттащить от гроба, но она хватается за него руками. Я не в силах смотреть, отворачиваюсь и смотрю на противоположную сторону улицы. Еще бы закрыть уши, чтоб не слышать этот пронзающий душу рев матери, потерявшей своего сына.

– Однако приятное времяпровождение у нас, – говорит Вадька, останавливаясь рядом со мной.

– Да уж…

– Охренеть… – рядом нарисовывается Тупик, он достает сигарету и пытается прикурить, чиркая спичкой, которая никак не может вспыхнуть. Он бросает ее и достает другую, которая тоже сопротивляется.

– Оставь, – прошу я его оставить докурить, потому что мои сигареты закончились.

– Ладно, – третья спичка загорается, и я чувствую приятный запах табака, который возвращает меня к повседневной, такой обычной и спокойной жизни. Я вдыхаю этот аромат и стараюсь не обращать внимания на раздражающие крики и причитания. Этот дым становится для меня некой опорой или каким-то якорем, который держит меня возле бухты жизни, неподверженной штормовым волнам.

            Вскоре вернулись другие шестеро курсантов, они поставили гроб в указанное место и им там больше делать нечего. Они тоже закуривают. Мы ждем команды уезжать. Все вокруг становиться невыносимым, всем хочется уехать и не видеть больше этого материнского рыдания и скорби, лицезрение горя не легкое чувство.

– В машину, ребята, – это подошел подполковник, его голос тих и немного дрожит.

            Мы залезаем по очереди в кузов, усаживаемся и не смотри друг на друга, все поглощены увиденным и услышанным. Автомобиль взревел и, развернувшись в несколько этапов, покинул печальное место. Мы едем в училище в полном молчании.

 

                                                     *                    *                    *

 

            Прошло еще две недели. Наступила настоящая зима. В тот год снег выпал рано и таять не хотел. Оттепели пока не показывали своего носа, а умеренные холода не позволяли снегу, чуть припорошившему чернозем, пожухлую траву, сухие не убранные листья и превратившего город из грязного и серого в светлый, но никак не чистый. До Нового года оставались считанные дни. И на повестку дня встал вопрос места его встречи. Стас собирался встречать праздник со своими школьными друзьями Мариком и Шуриком. Бобер, познакомившийся с девушкой, планировал встречать его с ней, а Вадька надеялся на протекцию своего отца, который пообещал отпросить его на несколько дней домой, в родной городок. Я же никак не мог определиться с кем мне встречать самый лучший праздник в году. Девушки у меня на тот момент не наблюдалось. Друзья собирались встречать отдельно. С волнением я ждал субботы, чтобы узнать, как собирается встречать Новый год Вовка и Кузя. В моих планах было встретить бой курантов с родителями, а потом плавно перебраться к Вовке или в другое место, но в его компании. Настроение последние дни отличалось приподнятостью и каким-то счастьем, которое бывает только в молодости, когда каждый год тебя приближает не к старости, а к какой-нибудь цели, к завершению очередного этапа и началу нового. Как же! Новый год сулил новую жизнь и не только в пожеланиях, что произносятся с ударом часов и звоном бокалов: «С новым годом, с новым счастьем!». Он по-настоящему обещал новую, неведомую, взрослую жизнь! В новом году закончится все старое и опостылевшее, а начнется новое счастливое и не детское.

            Была пятница. Занятия закончились, мы поужинали и сидели в комнате вчетвером, распивая грузинский чай с печеньем, что купил Вадька.

– Так что ты там говоришь? – спрашивает Вадька Бобра. – Что страшные истории любил в пионерских лагерях?

– Ага… – Серега отхлебывает горячий напиток из своего стакана и, издав восхищенный возглас, продолжает. – Я такие истории рассказывал, что все со страху чуть ли не описывались. Впрочем, я не утерял свой талант.

– Ты хочешь сказать, что сможешь нам так рассказать, что мы побледнеем от страха? – скептически спрашивает Вадька.

– Могу…

– Ты забываешь, что мы уже не в том возрасте, Серега! – подключается к сомневающемуся Вадьке Стас. – Возможно пионэрам ты мог забить баки, но не нам же!

– Эт вы зря так думаете! И вам при должной подготовке и при наличии настроя я мог бы преподнести урок «страшных историй».

– Ладно, давай как-нибудь попробуем… – предлагает Вадька и я понимаю, что тот что-то задумал. Он толкает меня ногой под столом, требуя подыграть ему.

– А давайте сегодня и попробуем, – предлагаю я и смотрю на Вадьку, который опускает веки в знак того, что я угадал его мысль.

            Мы допиваем чай и Бобер, собрав стаканы, уходит в умывальник мыть их, его очередь. Когда дверь за ним закрывается, Вадька предлагает поиздеваться над нашим товарищем. В его голове созрел план, ужасный и одновременно смешной. Ужасный для непосвященного Бобра и смешной для нас, услышавших детали дружеской шуточки.

– Надо будет дождаться, когда Бобер уйдет из комнаты к Денису или еще куда. Но так, чтоб его не было продолжительное время, надо подготовить все. Ты Принц, должен контролировать его отсутствие, если он придет раньше, то все может сорваться!   Так что на тебе его отсутствие. Делай все, лишь бы он не вернулся раньше, чем все будет готово. Мы выслушиваем коварного Вадьку и от души смеемся, предвкушая в последующем море смеха и веселья. Не каждый день Вадька предлагает посмеяться над своим земляком и товарищем.

– Вадик, а ты уверен в успехе, уж очень все просто? – сомневается Стас.

– Так это ты думаешь так, потому что знаешь, что и как. А когда ни с того, ни с сего происходит с тобой нечто, чему нет объяснения, всякие такие странные вещи, мистика и хрень, то ты будешь в недоумении и поверишь во все! Самое главное, я прошу вас не смеяться, терпеть, но не смеяться!

            Бобер вскоре ушел к Денису, где он проводил последнее время вечера. Что они делали, о чем говорили, я не знаю, но он предпочел то общество нашему. Возможно по этой самой причине Вадька и решил напугать своего земляка, так сказать по причине ревности.

            Итак, когда мы остались одни, Вадька взял в свои руки подготовку к ночному розыгрышу. Я периодически по приказу организатора выходил и смотрел где Бобер и не собирается ли тот возвращаться в комнату. Параллельно мы стали слепыми орудиями Вадьки. Он давал нам указания, а сам что-то мастырил на кровати Бобра и возле нее. Катушка черных ниток уменьшалась на глазах. Он то и дело отматывал метрами нитки, куда-то их пришивал, протягивал длинные концы к нашим кроватям, маскируя их, укладывая на полу так, чтобы никто случайно не задел их и не порвал. Потом он взял у Стаса пустой спичечный коробок и довольно долго с ним возился, что он изобретал, нам стало известно впоследствии. К десяти часам вечера все было готово, и мы проходили предполетный инструктаж.

– Значит ждем отбоя. Начинаем не сразу. Ведем соответствующие разговоры. Стас, ты расскажи чего-нибудь из детства. Ты, Принц, напомни ваш случай на стажировке. Помнишь, ты рассказывал о приведении в парке. Начинаем по моей команде. Я скажу: хватит, давайте спать! Первым буду я. Как только Бобер услышит мою «адскую машинку». Начинай ты Принц. Потом ты Стас! Все понятно?

– Да.

            Как всегда, за пятнадцать минут до отбоя мы выстроились на вечернюю поверку. Прокричав все наши фамилии и услышав отзывы, старшина распустил всех для вечернего туалета. И в положенный час все разошлись по своим комнатам. Только наряд стал шуршать в умывальниках и туалетах, готовя их к следующему дню.

            Предусмотрительный Вадька подвывернул верхнюю лампочку и включил настольную лампу, создав в комнате уют и необходимую таинственную атмосферу, но главным образом для того, чтобы спрятать нитки, тянущиеся от кровати Сереги в разные стороны, ведь при ярком свете ил легко можно было обнаружить.

– Зачем верхний свет выкрутил? И так он его не включит! – спросил Стас.

– Так надо! – отрезал Вадька и был, как всегда прав. Я это понял чуть позже, поэтому не переставал удивляться его прозорливости и чутью.

            Мы все легли по кроватям и застыли в ожидании своего товарища. Он, как всегда задерживался.

– Отбой! Отбой! Выключаем свет! – дежурный офицер Гвозденко стал прохаживаться по коридору и заглядывать в комнаты. – Свет выключаем! Отбой!

– Да, да, сейчас… – обещали жильцы комнат, но свет гасить не торопились.

– Свет выключаем! – Гвозденко заглянул в нашу комнату.

– Выключаем! – Вадька приподнялся и погасил настольную лампу, комната погрузилась во полумрак. Только огни с улицы вырисовывали очертания внутренностей нашей берлоги.

            Когда в коридоре все стихло дверь тихонько отворилась и в комнату втиснулся Бобер. Он попытался включить верхний свет, но это у него не получилось. Я мысленно захлопал в ладоши прозорливому Вадьке.

– А что у нас свет не работает?

– Наверное лампочка перегорела, – сомневающимся голосом ответил организатор предстоящего мероприятия.

            Бобер в темноте, не замечая расставленных капканов, разделся и лег в свою кровать, скрипнув пружинами. На какое-то время все замолчали. Мне показалось, что молчание стало даже гнетущим.

– Уютненько, как в гробу… – это Вадька отозвался из своего угла.

– Да уж… – подтвердил Стас.

            В комнате опять восстановилась тишина, которая изредка нарушалась далеким шумом проехавшего одинокого автомобиля, да шумом голых деревьев, стонущих под сильным ветром.

– Серега, а помнишь, как было на стажировке? – вступил в свою роль и я.

– В смысле? – не понял он.

– Ну помнишь, как мы нарвались на приведение в парке?

– А! Да не очень приятная встреча, – согласился он.

– Вы о чем? – вмешался в наш диалог Вадька.

– Да был у нас случай в прошлом году на стаже. Я, по-моему, рассказывал… – медленно проговорил я, изображая усталость и нежелание больше ничего рассказывать.

– Да ладно! На-ка расскажи! – будто бы удивился Вадька.

– Да ну ее! Спать хочу! – отнекивался я, продолжая громко зевать.

– Серега, расскажи ты! – попросил его Вадька, поняв мой посыл.

            Бобер некоторое время тоже отнекивался, но вскоре сдался и начал рассказывать нашу историю. Слушая его, я ловил себя на мысли, что со временем любой случай может превратиться в довольно занимательную историю, которая ничего общего с правдой иметь не будет. Рассказ Бобра был красочным, но не правдивым. Краски он сгустил, напридумывал много деталей, которых вовсе не было. Его и наши чувства стали неестественно яркими и сильными. Но для данной ситуации все, как нельзя лучше подходило для создания атмосферы таинственности и страха. Бобер очень увлекся рассказом и все мы почувствовали, что он по-новому переживает события той ночи. Рассказав он замолчал и в комнате ненадолго воцарилась тишина.

– А мы вызывали духов, – прошептал Стас.

– И приходили? – спросил Бобер.

– Да, всегда…

– И как вы понимали, что они пришли?

– Холод и всякие потусторонние звуки, в общем как-то становилось ясно…

– Может попробуем сейчас? – предложил Вадька.

– А как?

– Просто предлагаю мысленно каждому представить пиковую даму и обращаясь к ней просить явиться духу, ну скажем, Пушкина.

– А давайте попробуем, о таком методе я слышал, – согласился Стас.

– Ну, что попробуем?!

– Давайте, – сдался и Бобер.

            Все замолчали и стали изображать мысленную работу. Обстановка сложилась подходящая для дальнейших шагов мистификации. Поэтому Вадька приступил ко второй части своего плана, без ранее оговоренного сигнала. Мы это поняли и стали ждать своей очереди. Он тихонько стал тянуть за свои ниточки, как умелый кукловод дергает за нитки своих марионеток. Привязанный под кроватью Бобра спичечный коробок стал издавать странные звуки. Они напоминали скрежет, словно кто-то скребется из потустороннего мира. Бобер сначала не обратил внимание на этот тихий, печальный скребок, но, когда он замолчал на несколько секунд, Вадька усилил звук и тут уж наш товарищ его услышал.

– Тихо! Слышите? – вскрикнул Бобер.

– Чего? – спросил Стас, изображая непонимание.

– Слышите? Кто-то скребется…

– Да кто там может скрестись? Акстись, Бобер! – Вадька тоже подыграл Стасу.

И вновь потянул за ниточки. Коробок сильнее заскрежетал. Если бы я не знал, что этот звук дело рук Вадьки, то я бы, наверное, тоже бы напрягся, как и Бобер.

– Ладно, давайте спать! – Вадька предлагал мне вступить в дело и сыграть свою партию.

            Я держал свои концы ниток наготове намотанными на указательном пальце правой руки. Немного потянул, ничего не произошло. Тогда я приподнялся на подушке, потянул сильнее и стал смотреть на кровать Сереги. Его очередной испуганный вскрик возвестил нам, что я действую хорошо. Я стал тянуть сильнее и, приглядевшись заметил, что одеяло с Бобра стало сползать. Он подтянул его, я сразу ослабил натяжение и потом повторил свои действия, вот тут он и вскрикнул.

– Твою мать!

– Что такое? – спросил Вадька, как ни в чем не бывало.

– У меня одеяло само съезжает!

– Да ладно, тебе! Давайте спать! – это была команда для теперь Стаса.

            Стас потянул за свои нити и тряпка, висящая на окне и называемая нами шторой, стала колыхаться и отлетать от окна. Тут Бобер уже не выдержал соскочил с кровати и бросился включать настольную лампу, запутался в нитках, тянущихся от его кровати к нашим. Ему, видимо, показалось, что он запутался в чем-то таинственном и неприятном и начал скакать на месте и стряхивать с себя паутину или еще что. Тут Вадька не выдержал и первым расхохотался, а уж за ним и мы со Стасом. Бобер, продолжая прыгать, еще не понял, что виновниками всего того, что он пережил были мы.

– Чего вы хохочите!? Я запутался в какой-то паутине!

            Вадька включил лампу, и тут наш бедный друг увидел на себе нитки и обо всем сразу догадался.

– Ну вы козлы! Я же на самом деле перепугался! Разве так можно?! А что если бы меня хватила «кандрашка»?

– Да ладно, Бобер! Ты на самом деле перепугался? – не поверил ему Вадька.

– А как ты думаешь?! Сначала этот скрежет, словно кто-то из могилы хочет выбраться, потом одеяло слезает. Я его натягиваю, а оно сползает само. А потом еще и развивающаяся штора! Блин! Ну вы и дураки!

            Он долго еще причитал, лежа в своей кровати, укрывшись почти с головой. Но на утро все было забыто и наши дружеские отношения не испортились.

 

          *                    *                    *

 

            Наступил самый, наверное, долгожданный день в году. Именно день, а не время года или период. Конечно, если говорить о времени года, то долгожданнее весны и лета ничего быть не может, а вот самый долгожданный день в году – это бесспорно тридцать первое декабря. Даже день рождения в молодости не мог с ним сравниться по любви и ожиданию. Впереди сказочная ночь, от которой зависит, можно сказать последующие дни и месяцы, так, по крайней мере, утверждают астрологи. Отучились мы накануне, а тридцать первого у нас был законный выходной. Правда так получилось только из-за того, что он выпал на воскресенье. Официально этот день не являлся выходным. Только первое и второе января ярко краснели в календарях. А в канун праздника всем полагалось работать. Когда наши матери успевали нарезать салаты и приготовить курицу в духовке уму непостижимо. Но из года в год столы у советских людей ломились от разнообразных салатов, закусок, колбас и выпивки.

            С утра просыпаешься с щекоткой внизу живота. Что-то должно сказочное сегодня свершиться. Редко, но бывает, выглянешь на улицу, а там снежок лежит и сразу усиливается настроение зимнего праздника. Впрочем, даже без оного настроение прекрасное. Не испортит его отсутствие снега и плюсовая температура на улице.

            Только один год из четырех, проведенных в училище я встречал праздник внутри забора, а не вне его, это было в прошлом году на третьем курсе, когда нас из-за пьянки не выпустили в город. Хотя каждый год все желающие покидали училище и отправлялись встречать Новый год с приехавшими родственниками, близкими и друзьями.

            Подняли нас на час позже положенного, а это плюс к воскресному часу, то есть мы выспались на славу и готовы были к ночным приключениям. «Парадка» уже была готова, выглажена, почищена и нетерпеливо висела в шкафу. Оставалось выдраить умывальники, туалеты, коридор и свою комнату. Ну без этого, можно сказать, ритуала никуда! Праздник ли, отпуск ли, выходные ли, – уборка территории святое дело. Но что-то омрачало мое предвкушение праздника. Не решен был главный, самый важный вопрос – где и с кем встречать!

            Чуть только появились первые посетители умывальников, в майках и тапочках, с полотенцами на плечах и зубными щетками во ртах, наши каптерщики вытащили большую колонку в коридор и врубили мелодии и ритмы зарубежной эстрады. «„Ottawan“, сменяла „Modern Talking“, после которой звучали песни „Sisi Catch“ и „Bad Boys Blue“, а затем проникновенно затягивали „Scorpions“ свою „ветер перемен“ и потом уже Салтыков со своей группой „Форум“ и „Электроклубом“. А ведь перемены, которые звали и о которых пели „Scorpions“ уже ждали нас, они притаились где-то совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки и только ждали удобного случая, чтоб выскочить и завертеть нас в карусели событий!

            Как же приятно проснувшись по команде, однако, иметь возможность не вскакивать и не лететь в умывальник, стараясь успеть до зарядки переделать столько важных и необходимых дел, а просто, никуда не торопясь, полежать и понежиться в еще теплой постели, потягиваясь и зевая, лежать, закинув руки за голову, и слушать музыку, разговоры проснувшихся соседей по комнате, суету в коридоре и громкие разговоры умывающихся товарищей. Никто не заглядывает из командиров в нашу комнату, никому нет дела до нас. И даже если мы не пойдем на завтрак никто нас не кинется искать и не осудит, а только поблагодарит за лишний кругляш масла, да дополнительные вареные в крутую яйца, – наш выходной завтрак.

– Ты встаешь? – спрашивает меня Вадька.

– Да, займи мне очередь в умывальник, – прошу я его, а сам продолжаю, лежать и радоваться жизни.

            Вскоре Вадька возвращается, он чистый и благоухает одеколоном, потому что гладко выбрит, к празднику готов.

– Вадь! – возмущаюсь я игнорированию своей просьбы с его стороны.

– Да успокойся! Там мало народу, много свободных кранов. Иди!

            Я все-таки нехотя поднимаюсь, просовываю ноги сначала в галифе, а потом и в военные тапочки. Взяв из тумбочки умывальные принадлежности, закинув вафельное полотенце на плечо, и я иду умываться. В умывальнике действительно почти все краны свободны. Поплескавшись изрядно взбодрив себя, я вытираюсь и иду в туалет, откуда несет облака табачного дыма. Там уже сидит на подоконнике Бобер. Я прикуриваю и присаживаюсь рядом с ним.

– Кто сегодня из офицеров? – спрашиваю я.

– Дюша, вроде, – говорит он, имея ввиду молодого офицера этого года выпуска, командира взвода ШОшников, доброго малого, которого мы ни во что не ставим, потому что по словам Плавинского: «курсанта куда ни целуй у него везде задница».

– На завтрак пойдешь?

– Схожу, наверное, – предполагает мой друг. Потом, немного помолчав он спрашивает.  – Слушай, принц, а ты уже решил где будешь встречать Новый год?

– Нет пока. А что? Ты ведь, вроде уже решил? – удивляюсь я.

– Да понимаешь, какая незадача. У подруг родаки никуда не уходят и хата будет занята. А что там делать с ее предками мне? Вот и облом случился.

– Да уж…

– Ну так возьмешь меня с собой? – просит он.

– Давай, вот только я еще и сам не знаю где и как буду встречать. Может вообще и мне придется сидеть с родителями всю ночь.

– Ну и ладно, будем вместе встречать, хоть и сами, я имею ввиду без твоих, хотя я думаю ты чего-нибудь придумаешь.

– Ладно. Договорились. Если будет альтернатива, тебя зову.  

– Только я сначала забегу переоденусь, а потом подскочу к тебе! Лады?

– Лады! – нехотя соглашаюсь я.

            В туалет заходит Дюша, на нем расстегнутая шинель и шапка сдвинута на затылок по курсантской привычке и моде. Он сразу же проходит в кабинку. Уже из нее лейтенант спокойным голосом говорит нам.

– Не курите! – потом из кабинки раздается звук крепкой струи, бьющейся об очко.

            Выбросив бычок в унитаз, я возвращаюсь в комнату, оставив Бобра с вновь зашедшими покурить товарищами. Те ждут ухода лейтенанта и закуривают свои сигареты. Вадька шуршит в шкафу, «скребя по сусекам». Стас читает какую-то книжку. Обстановка приятная и расслабленная.

– Рота! Выходи строиться на завтрак! – кричит старшина.

– Мы идем? – задаю я извечный вопрос нашему завхозу.

– Вадик, у нас есть что? – тоже интересуется Стас.

– Сгущенка и шпроты, – отвечает он и показывается из шкафа, держа в руках две банки.

– Прекрасно, идем завтракать! – Стас откладывает книгу и начинает одеваться.

            Я тоже натягиваю теплые портянки и вскакиваю в сапоги. Только мы со Стасом из нас четверых все еще носим портянки. Я пробовал одевать сапоги на носки, но к вечеру носки имели несколько дыр, не подлежащих зашиванию. Поэтому я вернулся к верному средству, не стесняясь натягивать портянки. Да и теплее в портянках и ноги не натираешь.

            Накинув шинель и взяв в руки ремни, мы выходим в фойе. Из роты в сто с лишним человек здесь стоит от силы человек сорок. Старшина, не считая и не задерживаясь, командует, и мы спускаемся во двор, чтобы вновь построиться и следовать по утреннему морозцу в теплый столовый блок. Рядом проходит и орет песни первый курс, идущий на завтрак в полном составе. Они разрывают рты и смотрят с завистью на наш четвертый, выпускной курс, им еще тарабанить и тарабанить. Как еще далеко, – думают они тоже самое, что и мы четыре года назад.

            Завтрак проходит медленно, никто никуда не спешит. Курсанты даже после того, как поели, сидят и болтают. Старшины нигде нет, а скомандовать вместо него: «рота, закончить прием пищи!» никто из присутствующих сержантов не хочет. Только спустя полчаса нашего завтрака, когда некоторые решили самостоятельно просачиваться в общежитие, появился старшина и мы уже в составе примерно двадцати человек возвращаемся в расположение роты.

            В одиннадцать часов объявлено построение в парадной форме одежды. Сам Чуев будет нас напутствовать добрым словом. Я даже знаю, что он будет говорить. Одна из его любимых фраз, которую он произносит из года в год обязательно будет произнесена им и в этот раз: «Теперь мы встретимся с вами только в следующем году»! Признаться, тем не менее мы прощаем его за нее. Ведь в канун Нового года невозможно испортить настроение такой мелочью.

            Строгин разносит по комнатам постоянные увольнительные записки, которые старшина в целях экономии времени и сил раздал замкомвзводам. Мы кладем их в военный билет, который всегда присутствует в увольнении. Все улыбаются, у всех без исключения хорошее настроение. Еще бы! Никто не остается в роте. Даже наряд на праздник будут нести курсанты первого курса.

– Можете уже уходить, – информирует он.

– Как? А построение?

– Все, считайте, что было!

– До скольки увольнение?

– До десяти завтрашнего, а потом вновь расходимся.

            Я оказываюсь не прав. В этот раз нам не повезло, мы не услышим крылатых Чуевских фраз. Однако, как изменчив мир, в котором мы живем. Я оглядываю себя с ног до головы. Готов. Смотрю на своих друзей, они тоже готовы. Мы прикрываем за собой дверь, так как замков все равно ни у кого нет и спускаемся по лестнице на выход.

            На улице пошел редкий снежок. Он крутится под ногами, перед лицом, залетая в уши и за воротник, легким дуновением ветерка его кружит в ритме вальса, оттанцевав, он ложится на старый огрубевший снег, превратившийся во многих местах в лед. Дорожка вдоль училища заботливыми руками курсантов посыпана песком. Прохожие смело идут по ней, не опасаясь поскользнуться и упасть. Настроение у всех и у нас, и у незнакомых прохожих лучше не бывает. Но прохожие идут мимо, спеша по своим делам, а мы останавливаемся и жмем друг другу руки, после чего двое из нас убегают, а мы со Стасом идем мимо забора, за которым на нас смотрят несколько пар грустных глаз первокурсников, метущих снег.

– Так я переоденусь и вечером к тебе подбегаю! – кричит мне вдогонку Бобер. Я поднимаю руку в знак того, что услышал его.

            Стас и я спускаемся вниз по улице. Автобуса нет, а ждать его стоя на остановке зимой как-то не хочется. Мы идем и периодически смотрим назад, не показался ли «пятнадцатый». Автобуса не видно, и мы продолжаем спуск. Ни я, ни мой друг не произносим ни единого слова, но между нами нет тягостного молчания. Наверное, мы как супружеская пара со стажем, понимаем друг друга и без слов.

– С Бобром будешь встречать? – наконец, проронил мой друг.

– Видимо. Слышал же, напросился.

– А еще с кем?

– Пока не знаю. Зайду к Вовке, может с ним, у него всегда имеется компания на случай любого праздника.

– Ну, если ничего не получится, то приходи ко мне…

– Так ты же вроде с Мариком и компанией.

– Да, но ты не помешаешь…

– А Бобер?

– Что-нибудь придумаем…

            Мы опять молчим теперь уже до самого дома Стаса. Автобус так и не догнал нас. Я жму руку Стасу, и мы расходимся.

– Я позвоню! – говорит он прежде чем уйти.

– Домой. Я думаю часов до одиннадцати точно буду, а потом еще, наверное, и утром.

– Ладно! С наступающим!

– И тебя!

            Дома меня никто не ждал. Все-таки рабочий день для всех. Родители отдавали все свои силы любимому государству. Причем я говорю без иронии. Любовь была взаимной. Государство отвечало людям тем же. В проходной комнате стояла живая елка и благоухала хвоей. Кресла были сдвинуты с привычных мест, как это всегда мы делали в детстве. Несколько опавших иголок, лежали на паласе и подлокотнике ближайшего кресла. Сама елка была намного меньше чем в детстве, но сам факт ее наличия говорил о том, что традиции семьи не прекратились с взрослением детей. В холодильнике оказалось много съестного, которое меня порадовало. Перекусив, я переоделся и набрал Вовке. Долгие гудки говорили о том, что его нет дома. Я позвонил Кузе, тот оказался на месте. Поговорив с ним о его планах, мы решили встречать праздник совместно. По словам Кузи Вовку он видел час назад, и он собирался вернуться домой к трем часам.

            В ожидании своего друга детства, я прилег на софу и погрузился в приятные воспоминания. Вид моей комнаты, множество моделей парусников, стоящих на практически всех горизонтальных поверхностях, светомузыка, собранная мной в девятом классе под руководством школьного друга, моргающая в такт Джо Дассену тремя цветными лампочками, выкрашенными мной самим, невольно навевали на меня ностальгические воспоминания. Школа, первая любовь, дружба, уроки, учителя, – все казалось милым сердцу. С возрастом в памяти остается только хорошее, все плохое забывается. Эта прописная истина много раз мною подтверждена.

            Через час я вновь позвонил Вовке. На этот раз он был уже дома. Оказалось, что он тоже не собирался никуда идти и не знал, как встречать Новый год. Я предложил ему встретить совместно, и он с удовольствием согласился. Поручив таким образом организацию праздника сведущему человеку, я успокоился. Праздник будет встречен не скучно. Мы условились еще через пару часов созвониться.