Текст книги "Хромовые сапоги (СИ)"

Автор книги: Василий Коледин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

            И вот в такое тяжелое время мой друг решил идти под венец! Но грузин всегда был грузином. Семья каким-то образом организовала обычную свадьбу. Водка имела место на столах, ящики советского шампанского были подготовлены к распитию. С кавказским размахом шли приготовления к свадьбе сына.

            Не скажу, что меня сильно разочаровало, но мне стало грустно при виде свидетельницы со стороны невесты. Мы собрались за несколько дней до торжественного дня, чтоб познакомиться. Мне со стороной невесты, а невесте и ее подружке со стороной жениха.

– Тамазик, а посимпатичнее свидетельницы не нашлось? – разочарованно спросил я своего друга, когда мы возвращались со встречи.

– Я сам в шоке!

– Удружил!

– Ну, извини! Потерпи! Тебе же не жениться на ней!

– Да, но говорят, мне целоваться с ней! – почему-то бытует мнение, что свидетель и свидетельница должны обязательно целоваться на свадьбе, иначе счастья молодым не светит. Кто такое придумал, я не знаю. Но я твердо для себя решил, что на эту глупость не пойду.

– Подумаешь! Чмокнешься и все.

– Как у тебя все просто…

            Но он оказался прав, ничего сложного не случилось. Видимо своим видом и полным равнодушием к подружке невесты я отбил у нее всю охоту соблюдать кем-то установленные обычаи. Мы ни разу не поцеловались со свидетельницей, кроме того, за мной приударила ее подружка, но и ей тоже ничего не отломилось. Свадьба для них прошла скучно и не интересно, впрочем, как и для меня.

            Вспоминать саму свадьбу мне совсем не хочется. Она не отложилась у меня ни в сердце, ни в душе и даже ни в голове. Не знаю обижу ли этим высказыванием я своего друга или нет.

            Вот и все самое значимое событие, произошедшее в промежутке между началом июня и концом июля. В остальном все дни проходили довольно однообразно. Я ходил в увольнение домой. Мы с Вовкой и Кузей частенько, вспоминая детские годы, сидели на лавке во дворе и резались в домино, либо карты. Иногда мы ходили в парк, иногда в кино, в общем скорее всего из-за такого времяпровождения я и считал, что свобода стала если не обременительной, то уж явно однообразной.

            И только с приходом августа жизнь моя снова приобрела краски и череду приятных и не очень событий.

 

                                                                 ГЛАВА 8.

 

            Август ознаменовался первым очень важным событием. Начался пошив нашей будущей лейтенантской формы и все это происходило в военном ателье. В один из дней, это был обычный будний день, нас сняли с самоподготовки и строем куда-то повели. Никто из нас не делал никаких предположений, почему-то все были равнодушны к причине такого похода. Строгина никто не пытал, не говоря уже о старшине. Впрочем, все быстро выяснилось, когда, не успев выйти за ворота училища, мы, перейдя проезжую часть улицы, вошли в так называемый район «пентагон», где жили в основном семьи офицеров, а через несколько дворов уже оказались у ателье. Здесь прозвучала команда разойтись, а первому взводу войти в помещение пошивочной мастерской.

– Я же говорил, что идем шить форму, – заявил Тупик, но никто не обратил на него никакого внимание, всех занимал сам процесс.

            Мастеров работало немного, в основном это были пожилые женщины, но среди них был один старичок, видимо, еврейских корней. Он тщательно измерял размеры, долго щурясь на ленту сантиметра, а потом, шепча себе поднос цифры, наверное, чтоб не забыть, записывал их на листке бумаги химическим карандашом, слюнявя его через каждую цифру. Я почему-то сразу захотел попасть не к нему, а к женщине, что казалась самой молодой из всех.

– Стас, давай поменяемся, – попросил я своего друга, когда подошла моя очередь и мне следовало идти к старичку.

– Молодой человек! Я жду вас! – сказал старичок, смотря на меня в упор.

– Эээ… сейчас не моя очередь… – попытался я отказаться и пропустить вперед кого-нибудь, так как Стас, стоявший после меня, уж пошел на примерку к женщине.

– Не задерживайте своих товарищей и меня, милостивый государь, – картавя и сердясь настоял старичок.

            Мне пришлось не ломаться и идти к нему. Еврейский мастер обхватил мою грудь лентой и, отпустив ее через мгновение, стал пристально разглядывать на ней объем моей груди.

– Не волнуйтесь, товарищ лейтенант, я сошью вам форму лучше всех, – прошептал он мне почти в ухо, когда стал измерять длину моих рук от плеча до кисти. – Я так понимаю, что вы считаете меня старым, и что я забуду ваши мерки?

– Нет… – стал отрицать я, но старик точно установил причину моего нежелания идти к нему.

– Таки не волнуйтесь! Я уверяю вас, что ваши кителя и брюки будут лучшими! А теперь измерим ноги…

            Сняв с меня все мерки, он похлопал меня по плечу и легонько толкнул в спину, пригласив следующего курсанта.

            После первого похода в ателье нас стали регулярно, раз в две недели в него водить. Постепенно офицерская форма, точно также, как и мы стала приобретать объем и, простите за тавтологию, форму. Рукавов еще не было, но в тех местах, где они крепятся к плечам, уже торчала вата и нитки и создавалось впечатление, что рукав только что был оторван. Старик меня всегда встречал улыбкой и легкими подколами. Правда на третью примерку меня стала обслуживать женщина. Когда я спросил, почему она стала шить, а не старик, она долго молчала, пыхтя и держа иголки во рту.

– Иван Соломонович приболел…, наконец отозвалась она, вынув металл изо рта.

– Так вы будете заканчивать мою форму?

– Нет. Он послезавтра уже выходит с больничного.

            Это меня успокоило, потому что я на самом деле проникся симпатией и доверием к старику и мне очень захотелось, чтоб форму сшил именно он. Я сам себе был вынужден признаться, что в его кителях я уже чувствовал себя комфортно, уверенно и теперь переживал, чтобы никто не испортил то, что начал старик.

            Но не только примерки отвлекали нас от повседневной рутины. В августе нас на день привлекли к сельхоз работам. В средней полосе студентов осенью отправляли в колхозы помогать собирать картошку. Мы же проживали на юге страны и соответственно должны были собирать какие-нибудь другие овощи, прорастающие в наших широтах, несколько более экзотичные.

Утром будничного дня всю роту посадили на автомобили с брезентом и вывезли в ближайший совхоз для сборки помидоров. Поля этих овощей красных, бурых и еще зеленых раскинулись по необъятным степям. Куда ни кинь взгляд, везде ровными рядами торчали невысокие кустики, согбенные под тяжестью тяжелых и многочисленных плодов.

            Мы высыпали из машин и закурили в ожидании команды, поясняющей что нам делать и каким образом. Чуев стоял возле кабины первой машины и курил с взводными офицерами. Прошло с полчаса прежде чем к офицерам подошли сельские руководители и стали что-то объяснять. Чуев кивал головой и дымил сигареткой прямо в лицо мужику, стоящему рядом с ним и объясняющему задачу, поставленную перед ротой. Наконец, видимо задача была уяснена маленьким военным умишком и из уст командира прозвучала команда строиться.

– Друзья мои! Перед нами поставлена нелегкая задача по уборке всего этого поля, – он обвел рукой вокруг себя, указывая на необъятные ряды помидорных кустов. – Нужно собрать все плоды, независимо от их спелости. Правда надо сортировать помидоры. В одни ящики класть спелые, в другие – средней спелости, а зеленые пока собираем в кучи, а потом хозяева решат, куда их собирать. Старшина!

            Старшина подошел к нему и стал выслушивать указания. Потом он вернулся к роте и подошел к Строгину.

– Женя, ваш участок вон от того ряда, видишь там виднеется куча зеленых помидоров? Видишь?

– Да…

– И отсчитывай ровно сорок рядов. Идете отсюда и до пересечения рядов проселком. Сейчас приедут колхозники привезут тару – ведра и ящики. Сортируйте, как сказал Чуев. А зелень складывайте в кучи. Все понятно? Пойду второй взвод инструктировать.

– Все слышали? – спросил нас Строгин, когда старшина отошел. – Не надо больше повторять?

            Все всё поняли и второго объяснения не потребовалось. Взвод рассыпался и в ожидании тары мы, подойдя к своему наделу, опять закурили, удобно пристроившись возле зеленой кучи неспелых, твердых и кислых плодов. Все старались присесть и прилечь на землю и на вырванную ботву так, чтобы случайно не раздавить помидоры и не испачкать свою «хэбэшку». Погода нас радовала, было тепло, но пасмурно. Идеально для сбора урожая в поле. Отсутствовали палящие солнечные лучи, мы не должны были изнемогать от высокой температуры и обливаться потом и в то же время отсутствовали осадки, под которыми сбор урожая становился бы настоящей каторгой.

            Вскоре появились трактора с прицепами, полными ящиков и ведер. Сельские рабочие выгрузили всю тару на землю и уехали за новой партией для других взводов. Мы, не став ждать специальной команды, взяв ведра, побрели по дорожкам между рядами. Когда ведро наполнялось, мы несли его в начало пути и вываливали его содержимое в кучу, которую разбирали сержанты, сортируя помидоры по их спелости и раскладывая по ящикам, которые ставились один на другой. Вскоре из ящиков выросли баррикады. От молодецкой дурости и скуки, сержанты во главе со Строгиным стали строить из ящиков крепость, устанавливая ящики в крепостную стену почти с человеческий рост. В стене были сооружены бойницы, вход в крепость не прикрывали ворота, но одна стена как бы нахлестывалась на другую, тем самым прикрывая защитников этой ящичной крепости. Когда строительство приостанавливалось из-за отсутствия сырья, они прятались за стенами и держали оборону, не подпуская врагов, несущих полные ведра помидоров. В нас летели зеленые, упругие плоды, при попадании они разлетались словно зеленая кровь. Нам приходилось уворачиваться от снарядов защитников крепости. В ответ им с нашей стороны летели ответные снаряды, которые взрывались при попадании в стены и самих защитников, иногда не успевающих спрятаться за стеной. Правила игры возникли сами собой. Считалось, что наступающие побеждают при успешном вываливании содержимого своих ведер под стенами крепости.

            Сержанты второго взвода, заметив наше веселье переняли все правила игры и вот уже второй, а за ним и третий взвода включились в веселую забаву. Мало того, соседние крепости стали враждовать между собой и уже неясно было кто с кем воюет. Помидоры летели в разные стороны, гибнув безвозвратно. Урожай был под серьезной угрозой.

            Забаву прервали появившиеся вдалеке трактора, они мчались забрать уже собранный урожай и уберечь его от участи сгинуть в пылу жаркого боя. Поравнявшись с крепостями, трактористы и колхозники опять выгрузили пустые ящики, а вместо них стали с помощью сержантов загружать ящики, полные спелых и не очень помидоров. Вскоре крепости исчезли, но, когда тракторы скрылись за горизонтом, строительство крепостей возобновилось, но уже под огнем наступающих «ведерщиков». Под шквальным огнем сержантские стены росли ввысь и в стороны.

– Ура! – кричали в неистовом наступлении «ведерщики» и огневым напором брали крепости приступом, каждый раз побеждая врага.

            Вскоре мы все так извазюкались в помидорном соке, что можно было выжимая «хэбэшки», собрать до литра томатного сока.

– Теперь в умывальники будет не протолкнуться, – ворчал Вадька.

– Почему?

– Так все же кинуться стираться!

            Об этом, пожалуй, кроме Вадьки, никто в те моменты веселой забавы не подумал. Но этот нюанс не остановил нашу молодецкую удаль, обстрел помидорами продолжался, пока не появился Чуев. Он одним своим видом остановил кровопролитие. Курсанты присмирели. Но забавы продолжились, правда видоизменившись. Новым веселым увлечением стали прыжки на помидорную кучу. Все началось с падения Тупика на зеленую помидорную кучу в результате толчка Фомы. И вот мы стали с разбегу прыгать на две невысокие кучи, выросшие ввиду отсутствия свободных ящиков.

            Задача заключалась в том, чтобы упасть в самый центр кучи с определенного расстояния. Недолет или перелет не считался. Тот, кто приземлялся в центре считался победителем. Заступ аннулировал победу.

            Уже ничто не могло нас остановить. Ни форма, уже давно мокрая и в помидорных косточках, которая подлежала тщательной стирки, ни сапоги с засохшими следами от разбитых помидоров, которые тоже требовали мытья и чистки, ни лица и руки, получившие максимум увлажнения, все одно мы тянулись к плодам и нет-нет, но метали их в своих товарищей.

            Обеда мы в тот день в привычном понимании были лишены, но колхозники привезли нам лотки с горячими буханками белого хлеба, мисками соли, пучками кинзы и салом. Лучшего мы и придумать не могли. Помидоры были под рукой, а хлеб с салом заменил и первое, и второе. Потом на тракторе привезли алюминиевые бидоны с горячим чаем и эмалированными кружками.  Проблема с обедом была решена. Устроившись на земле мы с аппетитом уплетали вкуснейшее и нежнейшее сало с только что испеченным хлебом, заедая все это посоленными помидорами.

– А нечего у нас получился пикник! – с набитым полным ртом радовался Вадька.

– Так ты же был не доволен?!

– Нет, я только говорил, что умывальник сегодня будет занят и надо поторопиться его занять.

– Тогда ты Вадька занимай, а мы будем сдерживать желающих, – предложил Бобер.

            После обеда, который закончился уже в четвертом часу, мы загрузили оставшиеся кучи с мятыми зелеными помидорами во вновь привезенные ящики и на этом наша миссия была признана выполненной.

            Мы загрузились в училищные автомобили и удобно устроившись на деревянных лавках направились домой. Дорогой все курили, ели, распиханные по карманам, по примеру Вадьки, красные помидоры, подсаливая их колхозной солью, набранной им же в достаточном для всего взвода количестве.

            Вечером в общежитии, как и предвидел наш прозорливый друг, перед умывальниками растянулись огромные очереди желающих привести форму в порядок, кое-где простирнуть, где-то застирнуть, а кому-то необходимо было стирать все и галифе, и китель, и даже пилотку. Наши казачки подсуетились, и мы со Стасом оказались в выгодном положении вторым и третьим в очереди. Аккуратному Вадьке не пришлось долго возиться со своей формой, и он скоро уступил место Бобру, а тот уже мне и Стасу.

            На утро, те у кого форма за ночь не успела высохнуть, облачились в «парадку». Осмотрев нашу разношерстную гоп-компанию, Чуев приказал всем переодеться в парадную форму одежды. За что получил по полной от комбата на плацу перед разводом на занятия.

– Я не понял, Чуев! – крикнул комбат, когда наш строй занял свое место.

– Я, товарищ полковник! – отозвался ротный.

– Ааа… я не понял ибиома…, что за женихи?! – возмутился полковник нашим внешним видом громко и в своем стиле. – А, Чуев, куда вы собрались ибиома?

– Вчера все постирались и не высохли, – попытался объяснить свое решение командир роты.

– Не обсохли они… ибиома! Женихи ибиома! После занятий переодеться в повседневную форму!

– Есть, товарищ полковник! – взял под козырек Чуев.

            Хотя, признаться, мы были рады походить в «парадке» не только в увольнении, ноги хотя бы полдня отдыхали в ботинках от сапог, а наши и наших преподавателей носы не мучились от крепкого запаха сапог и портянок.

            Проходя первыми перед комбатом, наши коробки лихо поворачивали головы в сторону командования, и мы представляли себя уже без пяти минут офицерами, чеканящими шаг легкими, пока еще военными ботинками. Молодецки крича строевой клич: «и раз», мы, улыбаясь от счастья и молодости, проходили словно на параде, правда держа в левых руках портфели и дипломаты. Тритий курс, не говоря уже о первом и втором, как всегда с завистью и нетерпением смотрели на нас, таких красивых, веселых и даже где-то в меру беспечных. Ведь когда мы выпустимся они сразу же приблизятся к своей заветной цели, правда, каждый к своей. Третий курс станет четвертым, выпускным, второй перейдет на третий и станет старшим курсом, а первый из «минусов» превратится в почетный второй курс, имея за собой новых первокурсников. Так устроена была жизнь в любом военном училище, да и во всей армии.

 

*                *               *

           

Наконец, в середине августа вернулась в город Лора. Об этом я узнал от Аллы Петровны. На неделе я вечером позвонил им домой и трубку взяла она.

– Здравствуй, Володя! Да вернулась. Она же помогала бабушке, та приболела, а нам с отцом не удавалось вырваться – работа, вот Лоре и пришлось ехать вместо нас. Ну, сейчас, слава богу, все нормально! Нет, она сейчас в институте, у них начался семестр. А по выходным она дома, грызет гранит наук. Заходи, конечно! Будем рады тебя видеть! Лора, как вернулась сразу же спрашивала звонил ли ты или нет! Так что обязательно заходи!

            Положив трубку, я вновь почувствовал, как мое сердце громко стучит и пытается выскочить из груди, благо рядом с автоматом никого не было и мне не пришлось ни стыдиться перед курсантами молокососами, которые всегда крутились возле аппарата, ни объяснять своим товарищам отчего я так глупо улыбаюсь.

            В субботу я, переодевшись дома и перекусив, отправился через дорогу в дом с булочной. Однако Лору я не застал.

– Убежала к подружке, – сетовала Алла Петровна, – срочно той что-то понадобилось, и Лорка побежала. Но она обещала скоро вернуться. Заходи, подожди ее у нас!

– Спасибо, Алла Петровна, но я лучше зайду позже. Я тоже обещал встретиться с Романцевыми, – вежливо отказался, представив, как я буду сидеть с Аллой Петровной, развлекать ее разговорами и ждать, словно верная супруга возвращения своего любимого.

– Как только вернется, я ей скажу, что ты приходил. Она позвонит! – пообещала женщина и я ушел.

            Я в ожидании звонка отправился к Вовке и просидел у него до вечера. Только в восемь вечера у него в квартире раздался звонок.

– Да, приветствую вас. Ивам не хворать! Да. Да. У меня. Ничего не делаем. Дать трубку? Минуту… – он протянул мне телефонную трубку. – Вас месье. Мадмуазель Лория.

            Я с трепетом, но не подавая виду, что волнуюсь, взял у него красный рог телефона и поднес его к уху.

– Але…

– Привет! Прости, что так получилось! Срочно нужно было встретиться с подружкой. Вы там заняты?

– А что?

– Ну, не хочешь зайти ко мне?

            Я не просто решил зайти, я побежал к ней, несмотря на то, что до конца увольнения оставалось меньше двух часов. Дверь открыла Лора. Она, вернувшись от подружки, не переоделась и осталась в джинсах и клетчатой рубашке. Прям из вестерна, – подумал я. Длинные, темные и волнистые волосы, в беспорядке разбросанные по плечам и груди, голубые большие глаза. Боже, ну какая она красавица.

– Заходи! – она пропустила меня в коридор.

– У меня мало осталось времени, через час я должен вернуться в училище.

– Жалко, что так получилось! Но если б я знала, то перенесла встречу на будний день, хотя там точно горело… Ну все равно, проходи! Хоть ненадолго.

             Я разулся, и девушка провела меня в свою комнату, по пути мы встретили ее мать, которая хлопотала по хозяйству, бегая между кухней и комнатами.

– Хорошо, что зашел! – улыбнулась Алла Петровна. – Проходите, сейчас ужин будет готов!

– Алла Петровна! Не стоит, я скоро ухожу.

– Как?!

– Увольнение заканчивается.

– Ну покушать то успеешь!

– Простите, но дома тоже будут ждать и пичкать ужином, а откажусь, мама обидится...

– О, да мы матери все такие…

            В комнате Лора усадила меня на диван и присела рядом. Ее глаза смотрели на меня и с улыбкой, и с грустью. Я никак не мог понять какие они на самом деле. Девушка положила свою руку мне на колено, и я невольно вздрогнул.

– Давай исправим сегодняшнюю ошибку…

– Давай. А как? Хотя я хочу сразу тебе сказать, что ничего страшного не произошло и вины в том, что ты встречалась с подружкой уж точно нет.

– Ну и хорошо. А я предлагаю сходить в театр. Через две недели в наш краевой приезжает оперная труппа. Я могу взять билеты.

– Прекрасно! Тогда, если будет возможность, то лучше брать на субботу.

– Договорились… у тебя получится?

– Легко. У нас же по выходным свободный выход, а в субботу он дольше, чем в воскресенье, так что не опоздаю.

– Тогда я покупаю билеты.

            Пробыв у Лоры еще с полчаса, я откланялся и побежал домой переодеваться, так как время уже поджимало. Но знакомый уже четыре года маршрут был пройден в срок, и я вернулся в училище даже на десять минут раньше намеченного срока.

            В последующие две недели моих увольнений мы с Лорой провели вместе. Оказалось, что оперная труппа прибудет только в конце августа, а первые представления начнутся только в начале сентября. Но пока лето не попрощалось и стояли жаркие дни, вот только день стал заметнее укорачиваться, да листья стали быстро желтеть и осыпаться под ноги прохожим. Но это не мешало и не портило мне настроение. Всему свое время и во всем надо искать позитив. А мой позитив был в том, что несмотря на убывающее лето и приближение осени впереди ждал выпуск и путевка в офицерскую жизнь.

Мы гуляли по улицам любимого города, бродили по парку, пиная ногами кучи желтых, красных, бордовых листьев, сидели в кафе и ели мороженное. Странно, но оказалось, что можно итак проводить время и не скучать от этого и не выдумывать чем бы еще заняться. Лора была чудесным собеседником. Ее интересовало буквально все и вся, у нее обо всем имелось собственное мнение.

– Ты вспоминаешь школьные годы? – как-то спросила она. Я задумался. Сходу ответить на такой простой вопрос я не смог. Не то чтобы он был сложен, просто я никогда не задумывался.

– Наверное, нет, – ответил я, после недолгого молчания.

– Почему так неуверенно?

– Я не задумывался над этим и даже если и вспоминал, то не отдавал себе в этом отчет что ли, или специально не сидел и не вспоминал… А ты?

– Я вспоминаю только тогда, когда либо мои цели, которые я ставила в школе перед собой, либо какая-нибудь заветная мечта сбылись, либо вот я чего-то очень сильно хотела, я запомнила это и сейчас хочу, но у меня этого нет. И вот я думаю и вспоминаю, что мое желание никак не сбудется аж со школьных лет.

– А к чему ты это сейчас вспомнила? У тебя что-то сбылось или наоборот, никак не сбудется?

– Сбылось…

– А что, если не секрет?

– В восьмом классе я влюбилась в одного мальчика. Влюбилась так сильно, как это могут делать только школьницы. А этот мальчик был то ли гордым, то ли стеснительным и никак не хотел отвечать на мои знаки внимания к нему. Правда вокруг него крутилось много моих одноклассниц, и я просто растворялась в их кругу. 

– Так и что потом? – я начал догадываться к чему она все ведет.

– Потом? Потом мы расстались и долгое время не виделись. Вот я и мечтала о нем, скучала по нему жуть, как сильно. Представляла себя, что вырасту стану очень известной, меня будут показывать по телевизору и он случайно меня увидит. Сразу влюбится, найдет меня и долго не сможет попасть ко мне, я же известная и ко мне не просто попасть. Он будет писать мне письма и одно из них только благодаря случаю попадет ко мне. Я все вспомню и его, и свою любовь. Найду его, и мы будем много и долго плакать от счастья. Смешно?

– Да вроде не очень…

– А мне вот стало сейчас смешно, когда вспомнила эти детские мечты!

– А почему именно сейчас вспомнила? – стал я ее пытать, чтоб услышать кто же был этот мальчик.

– Не знаю… вот сидим мы с тобой, мне так хорошо, спокойно, нет ни переживаний, ни нервов, ни беспокойства, даже, поверишь, стремлений никаких нет. Рядом со мной хороший человек… кажется, что еще надо в жизни…

– И поэтому ты вспомнила о школе?

– Да, наверное…

            Потом мы еще гуляли, смеялись и самое главное, когда мы возвращались домой, Лора держала меня под руку, прижималась ко мне и иногда она склоняла свою голову мне на плечо и так мы долго шли. Потом я ее провожал до двери и бежал домой переодеваться, так как времени всегда оставалось под обрез.

 

*                *                  *

 

            К последним выходным августа нам выдали офицерскую полевую форму. Был вечер, и все женатики уже уволились. Это был если не предел наших мечтаний, то уж точно один из самых счастливых дней за всю учебу. Всем курсантам было хорошо известно, что каждый год перед госэкзаменами выпускникам выдавали полевую офицерскую форму, с голубым кантиком на галифе, портупеей и фуражкой с офицерской кокардой. Это считалось последним, окончательным этапом в становлении офицера.

Была пятница и мы непередаваемо гордые и до одури счастливые получили заветную форму согласно заранее запрошенного размера. Портупея, сложенная змеей и хромовые узконосые, выделанные из тонкой кожи, блестящие сапоги пахли непередаваемым запахом взрослой жизни. Весь вечер мы гладили кителя и галифе, пришивали пока еще курсантские погоны, стараясь понять сколько оставлять места под правым погоном для ремешка портупеи. Какие это были приятные, трепетные хлопоты. И какое счастье, что на следующий день мы пойдем в увольнение уже почти офицерами!

Вечером почти все вырядились в полевую и стали бродить по коридорам, заходя в комнаты к друзьям.

– Здравия желаю, товарищ офицер! – приветствовали мы друг друга шутя.

– Вольно, товарищ курсант, – отвечали те, кто был в форме тем, кто еще не успел в нее облачиться.

            Вадька подшил толстенный подворотничок и заканчивал с погоном, когда Бобер стал мять на сапогах гармошку.

– Серега, на офицерских сапогах не стоит мастырить гармонь. Общевойсковики и связисты наоборот, гладят сапоги с кремом, чтоб те выглядели трубами, как у фашистов.

– Не знаю, у летчиков почти у всех всегда была гармошка.

– Ну, как хочешь, я поглажу.

            И Вадька, закончив с портняжничеством, не стал формировать гармонь, а пошел в умывальник с коробочкой крема, стопкой газеты «Правда» и утюгом. 

            На вечернюю поверку вся рота, за малым исключением стояла в офицерской форме.

– Господа офицеры! – скомандовал старшина, тоже успевший переодеться.

 Мы выполнили команду, соответствующую царским и советским уставам, кроме, конечно, слова господа. Прочитав список роты и отметив отсутствующих, он удалился в комнату командира роты. Через пять минут вышел Чуев.

– Друзья мои! Мне приятно вас видеть в этой форме! С завтрашнего дня сдаем ХБ и «парадку». Эта форма становиться единственной для повседневного ношения и увольнения!

– Ура! Ура! Ура! – не сговариваясь прокричала рота. Лица всех курсантов сияли счастьем и улыбками.

            На следующий день утренняя зарядка прошла, как спектакль. Молодые красавцы-офицеры бежали задорно, с чувством собственного достоинства, а молодая смены с упоением смотрела на нас. Пожалуй, впервые мы вышли на утреннюю зарядку с желанием. Еще бы! Мы первый день были одеты в заветную для каждого курсанта форму! Ловя на себе завистливые взгляды, стуча как-то по-особенному, легко и непринужденно, новенькими хромовыми сапогами, мы бежали ровным строем, гордо вздернув головы и свысока кося взглядами на младшие курсы.

            Вернувшись с показательных выступлений и совершив утренний туалет, рота стала готовится к занятиям и тут вернулись женатики, они появились в коридоре в «прадках» хоть с пришитыми на левом рукаве четырьмя желтыми полосками, тем не менее чмошниками-курсантами. Увидев нас в офицерской полевой они, широко раскрыв глаза побежали в каптерку, но каптерщики, будучи еще теми шутниками, отказали им в выдаче формы.

– Все! Закончились комплекты! Чуев заказал, но привезут только через месяц!

            Что тут стало твориться! Инициативная группа бросилась к дежурному офицеру, им в то утро был Дюша. Не понимая причину паники, лейтенант пошел в каптерку и после его визита, наконец, и женатики получили положенную полевую форму. Правда несколько человек все-таки остались в «парадках». Ими оказались те, кто по заранее известным разнарядкам планировали попасть на флот. Поскольку у морских офицеров, пусть даже в погонах с голубым просветом, отсутствует полевая форма, то и курсантам не положена была такая форма. Однако с того дня будущие «моряки» стали ходить в «парадке», как в повседневной форме.

            Курсантские «хэбэшки» и «парадки» мы перед построением на завтрак умудрились сдать. Наверное, никакая форма так быстро не сдавалась. Правда оставались еще шинели, теплое белье, сапоги, курсантские ботинки, но на их сдачу и досдачу других элементов Чуев выделил еще два дня, для того, чтоб не было столпотворений у каптерки.

            В нашем взводе только двое остались при своей форме, это Тупик и Славка. Они планировали после выпуска попасть на северный морфлот. Хотя в СССР и не было авианосцев, но морская авиация существовала, тем более авиация войск ПВО.

– Что, Олежка, как чмошник одет, к морю готовишься? – подкалывали мы Тупика. Он злился и огрызался, но видно было, что ему не очень уютно в курсантской форме среди нас, одетых в полевую.

– Зато я потом не буду знать сапог!

– Так и мы не вспомним о них! Ты хоть раз видел штурманов на КП в сапогах?

– По тревоге будете одевать!

– Да хрен там! Не тешь себя! Никто не носит сапоги в полках!