Текст книги "Хромовые сапоги (СИ)"

Автор книги: Василий Коледин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

            Она подсела ко мне поближе, и ее нога коснулась моей. Потом ее рука легла на мою коленку, и я почувствовал ее тепло на своей ноге. Неловкость положения меня напрягало, я не знал, как себя вести.

– А давно ты работаешь на почте? – выдавил я из себя глупейший вопрос.

– Нет. Всего два года.

– Не поступила?

– А я и не поступала никуда.

– Почему? Разве ты собираешься всю жизнь проработать на почте?

– А чем плохо? Разве все должны быть врачами, учителями, инженерами, должны иметь высшее образование? А кто тогда будет печь хлеб, стоять у станка, наконец, работать на почте? Разве только высшее образование способно приносить удовольствие от работы. Мне вот нравится работать на почте, я приношу не меньшую пользу обществу, чем, скажем, офицеры. Да, они защищают Родину, но пока не от кого ее защищать, вы пьете и ничего не делаете. А мы работники почты нужны людям каждый день!

– Ну мы пока нет войны учимся, готовимся отразить агрессию вероятного противника. Ведь в полку всегда проходят полеты, потом устраиваются учения…

– Да у нас все знают, как офицеры учатся! – рассмеялась она.

            Света вновь придвинулась ко мне и теперь мы сидели почти прижавшись друг к другу. Закипел чайник и противно засвистел. Света не тронулась с места, а я стал переживать не случится ли пожар. Света, наконец, услышала свист.

– Ой, чайник кипит! Я сейчас! – она соскочила с дивана и побежала на кухню. Вскоре на столе появился чайник на деревянной подставке, заварной чайничек, две чашки и сахарница. – Вам сколько заварки?

            Я встал и подошел к столу. Света наливала в мою чашку заварку и, остановившись, посмотрела на меня.

– Спасибо, хватит! Света, послушай, не обращайся ко мне на «вы»! Ладно?

– Ладно.

            Мы сели за стол и выпили чаю. Разговор наш не клеился. Наверное, в этом был виноват прежде всего я. Мне никак не приходило в голову, о чем можно говорить с совсем незнакомой девушкой, придя к ней домой, хотя и по ее приглашению. Света молчала и как-то странно посматривала на меня.

– Вкусный чай, – выдавил я из себя, хотя чай на самом деле был противный, грузинский, даже не краснодарский.

– Спасибо…

– А тебе завтра на работу?

– Да, но во вторую смену. Завтра могу выспаться.

            Что это? – подумал я. – Намек или нет? Она так сказала потому что хочет, чтоб я остался? Я посмотрел на девушку. Она выпела свой чай поставила чашку на стол и посмотрев на меня все тем же загадочным взглядом, встала и пошла к дивану, на который села с ногами, обняв коленки руками и положив на них свою симпатичную головку. Я одним глотком допил свой чай и решил, что мне следует поступить так же – пересесть на диван. Поставив свою чашку, я прошел к Свете и тоже сел на диван, но не вплотную к девушке, а немного поодаль, сантиметрах в двадцати. Она улыбнулась и пододвинулась ко мне. Ее голова повернулась в мою сторону, а глаза, насмешливо улыбаясь, стали изучать мое лицо. Ощущение дурацкого положения не покидало меня. Я не знал, что мне делать. То ли встать, сказать, что уже поздно и уйти, то ли продолжить сидеть и ждать, что произойдет дальше. Мы сидели и молчали. Вдруг Света еще теснее пододвинулась ко мне, навалилась на меня и закрыла глаза. Тогда я спонтанно, не отдавая своим действиям отчет, обнял ее за плечи и поцеловал в губы. Девушка моментально ответила мне тем же. Она обвила меня руками, повалила на спину и стала страстно целовать. Я не сопротивлялся, в моей голове возникло странное сравнение, я представил себя на месте девушки, а Свету в качестве юноши.

            Потом мы перешли в спальню, она расправила кровать, сбросила с себя всю одежду оставшись только в одних беленьких трусиках, помогла мне раздеться, словно я был не в состоянии это сделать сам. Толкнула меня обеими руками на скрипучие пружины железной кровати, которые закачались подо мной и села на меня верхом, обжигая поцелуями и гладя своими руками мое лицо, шею, грудь. В свете луны она была восхитительной наездницей. Я был загнанным жеребцом. Что-то меня постоянно мучило, разъедало сомнением мозг.

            Глубокой ночью я проснулся. Который был час я не знал, а посмотреть на часы не мог, так как на моей руке лежала голова Светы. Она крепко спала, да так тихонько, что я невольно прислушался к ее дыханию. Меня поразила тишина ночи, ее спокойствие и в то же время какое-то таинственное, мистическое ожидание чего-то, а может кого-то. Я никогда не думал, что ожидание может быть вокруг тебя, раньше мне казалось, что это сугубо внутренне чувство. Но в ту ночь я ощутил его не изнутри себя, а вне себя. Воздух был пропитан странным, пугающим ожиданием. Словно все вокруг притаилось и ждало чего-то мощного, неумолимого, что не пожалеет никого и ничего, не примет во внимание никаких просьб, предложений или компромиссов. Я почувствовал себя в невидимой вате, которая была везде, она не мешала дышать, но в то же время сковывала мои движения и волю. Мне не хотелось шевелиться и мне не хотелось думать. Я ощутил себя в странном физическом и умственном оцепенении. Где-то совсем недалеко очень тоскливо и жалобно завыла собака, ей никто не откликнулся. Она подскуливала по-особенному, совсем не так, как собаки воют на луну, а как-то просяще и заискивающе. За окном дерево стояло не шевелясь, а потом вдруг тихонько прошелестело оставшимися листьями, словно по нему пробежала легкая дрожь и вновь оно замерло в нерешительности. Я явственно услышал тиканье часов, что висели у Светы на кухне, хотя дверь в спальню была закрыта. Закрыв глаза, я стал заставлять себя уснуть, но сердце билось так сильно, что я подумал отодвинуться от спящей девушки, чтоб не разбудить ее. Мое волнение стало расти и уже совсем скоро я почувствовал, как по телу пробежал холодок, и оно покрылось мурашками. Я свободной рукой подтянул одело до подбородка и не моргающими глазами уставился в темный прем окна. Не знаю почему, но в голове возник образ Елены Кузьминичны. Она стояла перед глазами в своем домашнем халате, отчего-то поверх которого был привязан фартук и печально качала головой, приговаривая какие-то слова, которые я не мог сначала разобрать. Прислушавшись, мне показалось, что она сокрушается и спрашивает меня зачем я так поступил, видимо, имея ввиду меня и Свету. Мне и самому было стыдно за этот поступок, ведь по сути я изменил своей любви. Я не испытывал к Свете никаких сильных чувств и даже наша близость была какой-то простой, обыденной, скучной. Тогда зачем я все это сделал? Наверное, чтоб отвлечься от печали, – решил я и мысленно попытался передать это объяснение Елене Кузьминичне. Она только покачала головой и сокрушенно махнула рукой.

            Потом я стал проваливаться в окружавшую меня незримую вату, глаза сами собой закрылись. Мысли еще роились в голове, но они словно пчелы из улья стали вылетать наружу, и я физически почувствовал пустоту в голове. Вот последние мысли наперегонки устремились к выходу, толкаясь и не уступая друг другу дорогу, они все-таки вырвались на свободу.

 

 

                                                   *                 *                    *

 

            Полеты в полку на той неделе так и не начались. Погода не позволяла, был первый минимум, а он никак не подходил для большинства летчиков. В полк прибыло большое пополнение выпускников и им как воздух необходимы были ПМУ – простые метеоусловия. У старожилов же было достаточно налетано в СМУ и Минимумах, поэтому командир ждал хотя бы незначительного улучшения погоды, но оно никак не приходило, осень вступала в свои права. Каждое утро заместитель командира полка на спарке вместе со штурманом полка облетали район полетов и докладывали, что облачность многослойная, местами обильные осадки, болтанка и погода никак не позволяет ставить на крыло желторотых летунов. Возвращаясь они долго беседовали в вышке руководителя полетов и вскоре по громкой связи звучала уже привычная команда: «Полетам на сегодня отбой!»

Мы же, честно отсидев на КП до двух часов, обедали привезенной из технической столовой, едой и вместе с несколькими штурманами так же, как и мы ожидавших своих наведений, на оперативной машине возвращались в гарнизон. Так прошел понедельник, вторник, а за ними и среда.

            В четверг, я не выдержал и ни говоря Женьки ни слова, к концу рабочего дня отправился к Елене Кузьминичне. Все дни наступившей недели я не находил себе места. Меня съедало чувство стыда за то, что я совершил. Хотя, размышляя, я никак не мог понять, а что собственно такого нехорошего мог совершить? Ну переспал я с девушкой, и что? Ведь с Наташей у нас все кончено! Однако к Свете все эти дни я не ходил и старался избегать любой даже случайной встречи с ней.  Наконец, набравшись храбрости, я пошел в знакомую мне квартиру.

            Тетя Лена оказалась дома, она вообще в тот день на работе не была, так как немного приболела и решила отлежаться денек дома. Она встретила меня не так, как обычно. Немного сухо и печально. Я сначала подумал, что это из-за ее болезни. Она провела меня на кухню поставила чайник на плиту. Выложила на стол печенье, конфеты.

– Посиди со мной, давай чайку попьем, – грустно сказала она и усадив на табуретку меня, сама села напротив. – Как твои дела?

– Да вроде все нормально… полетов сейчас нет, вот шляемся…

– Давно что-то не заходили ко мне.

– Да, не хотели беспокоить.

– Ну, что ж вы! Разве вы можете беспокоить. Мы рады всегда вас видеть.

            Мы помолчали, когда тишина стала невыносимой я спросил ее о сыне, как он, приезжал ли в отпуск, пишет ли, не надо ли ему чего-нибудь передать. Она поблагодарила, но передавать ничего не просила. Чай мы давно выпили, но разговор не клеился. Я подумал, что она плохо себя чувствует и решил оставить ее.

– Я, наверное, пойду, надо еще зайти в штаб, Атрепов просил помочь ему с картами, – соврал я, чтоб найти хоть какой-нибудь благовидный предлог уйти.

            Она не возражала и встала провожать меня до дверей. Уже в коридоре женщина вдруг замерла и будто решившись сказала:

– Как Света? Как у тебя с ней?

            Я замер. Холодный пот появился внезапно и заструился по телу. Значит Света была права, здесь все обо всех знают. Они узнают о тебе, как только ты подумал что-то сделать. Но как?! Меня никто не видел, утром я ушел по тихим улицам, не встретив ни одной живой души.

– Елена Кузьминична… это… так… просто…зашел… – я начал нести что-то невразумительное.

– Не надо ничего объяснять, – как-то уж очень спокойно сказала женщина. – Ты сам решаешь, что тебе делать.

– Я очень скучаю… мне не хватает…Наташи, она не пишет…

– Успокойся! Я не виню тебя ни в чем. Видно вы не подходите друг к другу. Это моя ошибка. Я отпускаю тебя! – это было произнесено так, будто прорвало плотину, так вырвалось у нее, видимо, тоже наболевшее. – Я всегда к тебе очень хорошо относилась и так будет всегда! Живи счастливо и не позволяй никому управлять тобою! Дай я тебя поцелую! Не бойся, я не заражу тебя!

            Она притянула меня к себе, я не сопротивлялся, обняла и поцеловала в щеку. Что-то внутри меня мгновенно успокоилось, перестало тревожить и беспокоить. Так бывает, когда ты после долгой ссоры с близким человеком, наконец, миришься и вы сбрасываете груз недопонимания, который несли на себе во время ссоры, когда твой близкий человек не хотел тебя понять, а ты его. Во мне будто расцвел цветок, который долго вял хотел вовсе завянуть, но потом внезапно передумал, набрал силы и распустил все свои лепестки. Я внезапно испытал сильное чувство благодарности к этой совсем посторонней мне женщине. Она не стала для меня родной, но она сделала для меня нечто такое, что вызвало во мне ответную огромную благодарность. Мне захотелось ее обнять и поцеловать и, видимо, Елена Кузьминична это почувствовала, потому что она улыбнулась и сказала:

– Тебе не за что меня благодарить! Ступай! И не забывай меня! – она еще раз притянула меня к себе и вновь поцеловала, но теперь в другую щеку, потом оттолкнула и открыла дверь, выпуская меня на улицу. – Иди! Будь счастлив!

            Я почти уже счастливый вышел на улицу и как на крыльях полетел в общагу. Вечером Женька собирался пойти к своей библиотекарше, а я решил, что пойду к Свете. Мои чувства к этой девушке не изменились. У меня не проснулась к ней любовь, я не чувствовал никакой влюбленности, не появились у меня и трепетные переживания перед встречей с ней. Все осталось, как и прежде, но не совсем. Теперь исчезло ощущение вины из-за того, что я встречаюсь с ней. Я на самом деле ощутил себя свободным и самостоятельным. Я мог делать теперь все, что захочу! А к ней я хотел пойти. Не от того, что она запала в душу или я влюблялся, нет. Наверное, это было желание почувствовать свободу, делать то, что совсем недавно я делал, но переживал, мучился и стыдился. Желание проверить, что изменилось и изменилось ли. Я хотел проверить буду ли я в присутствии другой девушки думать о Наташе, как это было всегда, до этого момента. Но одно еще я явно ощущал – отсутствие нескончаемой тоски по Наташе. У меня исчезло постоянное ее присутствие в голове, в груди, в сердце. Я свыкся с тем, что мы расстались и расстались навсегда. Она еще не была забыта мной, ее образ был еще свеж в моей памяти, но он уже не вызывал во мне никаких чувств кроме приятного воспоминания. Она стала моим очередным воспоминанием. Все! Жизнь пошла дальше, а она осталась в прошлом.

– Ты сегодня где ночуешь? – спросил меня Женька.

– У Светки.

– Хорошо. Я если получиться в библиотеке, – улыбнулся он, шутя о своей девушке.

– Жень, Светка говорила, что у нее симпатичная подружка медсестра, работает в санчасти. Может тебя познакомить с ней, – предложил я, от переполнявших меня добрых чувств.

– Можно, а то что-то меня уже напрягает моя библиотекарша. Ни да ни нет, словно девочка-целочка.

– Так может она и есть?

– Хм…может и так…

– Но ты все равно пойдешь сегодня к ней?

– Да, так сказать последняя попытка. Но отчего-то уверен, что последний раз иду. Не светит мне ничего с ней.

            Поужинав в шесть часов вечера, мы отправились в город, я на улицу Свердлова, а Женька в дом офицеров. По дороге мы перебрасывались пустыми фразами, в общем-то бессмысленными и скучными. Оставив своего товарища у дома офицеров, я прошел через парк, вышел к реке и мостику и тут меня осенила идея, пройти на улицу Свердлова дворами. Я не повернул направо, как это делал в прошлый раз, а пошел прямо к дому Елены Кузьминичны, миновав его и пройдя небольшой двор, в котором в хорошую погоду хозяйки сушили свое постельное белье, я заметил несколько столбов, между которыми были натянуты веревки, я очутился прямо перед домом Светы. Ничего себе! – невольно вырвалось у меня. – Так значит они соседи! Так вот как тетя Лена могла увидеть меня у Светы. Хотя, вряд ли. Что она в окна заглядывала что ли? Подъезд Светиного дома с другой стороны и его не видно со стороны дома тети Лены. Тогда как? Впрочем, мне уже стало совершенно неважно это обстоятельство. Я махнул на него рукой и, обогнув дом, вошел в нужный мне подъезд.

            Света оказалась дома и, я так полагаю, ждала меня, потому что открыла мне дверь сразу и очень обрадовалась, так обычно радуются долгожданному событию, когда чего-нибудь ждут, переживают, нервничают, а потом вдруг то, что ждут сбывается и человек облегченно выдыхает. Так и Света, увидев меня на пороге своей квартиры, с облегчение выдохнула.

– Уф! Наконец! Проходи! – она пропустила меня внутрь все того же ярко освещенного коридора и закрыла за мной дверь. – Наконец! Я так тебя ждала! А ты все не приходил и не приходил!

– Извини, некогда было, – то ли соврал я, то ли нет. – Но теперь я буду почаще к тебе заходить!

– Я очень буду рада! Ты надолго сегодня?

– Пока не выгонишь, – пошутил я, целуя ее в щеку.

– Была бы моя воля я тебя не выпускала бы! Проходи! Ужинать будешь?

– Нет, спасибо! Мы в «техничке» поужинали.

            Она подошла ко мне вплотную и, глядя мне в глаза, обняла и поцеловала долго и как-то уж чересчур нежно. Мне стало одновременно и приятно и не по себе. Какой-то холодок легкий, едва уловимый пробежал по телу. Я не хотел серьезных отношений с этой девушкой, впрочем, и с другими тоже. После моего освобождения я хотел быть свободным от обещаний, любовной тоски, слезных расставаний и всего того, что сопутствует любви. С меня пока хватит! – так я решил для себя. И эта нежность меня насторожила и, наверное, даже несколько напугала. Кроме того, что-то еще заставило меня напрячься. Но что? Несколько минут я пытался докопаться до причины моего беспокойства. И вдруг меня осенило! Это был запах ее духов «тет-а-тет». Именно эти духи стали первым запахом Наташи. Она их очень любила. Хотя и Ольга ими пользовалась. Вспомнив про Ольгу, я облегченно выдохнул. Модные духи, они у многих, тем более в таком маленьком городке. Видимо завезли партию и женщины их скупили.

– Мне нравится, как ты целуешься, – прошептала Света, оторвавшись от моих губ. – Мне показалось, что ты даже немного дрожал…

            Еще бы! Я ведь от страха, наверное, дрожал, но может и от странного возбуждения, ощущаемого мной впервые после долгого времени. Света провела рукой по мои джинсам и, поняла, что она недалека от истины.

– Пойдем? – она махнула головой в сторону спальни.

– Да.

            В спальне ничего не изменилось. Света задернула шторы, стянула покрывало с кровати и сбросила с себя халат, оставшись в тоненьких трусиках-недельке. Я такие уже ни раз видел на Наташе, да на девчонках в общежитии. Раздевшись, я лег на кровать и стал ждать. Света легла рядом со мной и положила голову на мою грудь. Ее рука стала гладить меня. Мой взгляд упал на ее руку и тут я понял, что имел ввиду Сергей, когда говорил о Светиных руках. Она совсем не занималась маникюром. Ногти на ее руках были ужасны. Маленькие, неухоженные и совсем не знавшие ни лака, ни обработки кутикул. Форма ладоней мне тоже не понравилась, в общем ее руки были руками крестьянской девушки, знавшей в своей жизни только труд с землей. Вряд ли она пользовалась даже кремами. Это открытие меня поразило, но не до такой степени, чтобы я отказался от близости с ней. Как и говорил Сергей, Света все равно была симпатичной, возбуждающей желания, обаятельной девушкой. Я постарался не подать виду, что меня поразили ее руки. Положив свою ладонь на ее руку и остановив движение я другой рукой приподнял ее голову, повернув лицом к себе и стал целовать ее. Света моментально откликнулась. Вскоре ее трусики полетели на пол.

– Ты спишь? – Света только пошевелила губами, но я услышал ее вопрос.

– Нет, пока не хочу…

– Мне очень хорошо с тобой, – тихо сказала она.

– И мне, – почти не соврал я.

– У тебя с Наташкой все?

– А откуда ты знаешь про нее? – я приподнялся на подушке и посмотрел на девушку.

– Я же тебе говорила, что у нас все всё знают… маленький городок, здесь не скрыть ничего… – она улыбалась немного печально что ли, а может мне это показалось в потемках.

– И что же тебе известно?

– То же, что и всем. Елена Кузьминична всем рассказала, что ее Наташка нашла себе жениха. Что он курсант, приезжавший на стажировку, что у них большая любовь, что она скоро выйдет замуж, что уедет из Андреева поля… Знаешь, а я ведь видела тебя в прошлый раз… Ты сразу же мне понравился…

– А где ты меня видела? Я же на почту не заходил.

– А ты считаешь, что я только на почте живу?

– Прости, конечно, нет…

– Там на дискотеке… помнишь, когда у вас возникла драка? Я тогда побежала в милицию, но опоздала, все решилось без моего участия. Я хотела тебя тогда пригласить на танец, но «белых» танцев было совсем немного, и я не успела это сделать, а потом вы ушли. Хотя ты тогда и не обратил бы на меня внимания и вряд ли танец чем-то мне помог бы…

            Мне не очень нравился весь этот разговор и я, вспомнив о Строгине, решил изменить тему.

– Света, помнишь ты рассказывала о своей подружке, которая работает в санчасти?

– А! Про Лену…, да.

– Давай ее познакомим с моим товарищем.

– С Евгением?

– Ты всех знаешь? – я опять удивился тому, что она знала и Строгина по имени, хотя они ни разу не встречались.

– У нас все про всех знают. Не забывай об этом. Даже то, что мы сейчас лежим и говорим о наших друзьях, наверное, уже завтра будут обсуждать.

– И как ты к этому относишься?

– К чему?

– Ну хотя бы к тому, что будут говорить о том, что у тебя ночует курсант? Чем они та занимаются? А, понятно, чем! Ох уж эта…

– Мне все равно! Про меня многое, что говорят… не самое приятное…называют меня по-разному…а мне все равно…разве они вправе меня осуждать? Да и за что? За то, что я хочу быть любимой, за то, что ищу свою любовь? Ищу сама без помощи всяких там приворотов и заговоров…

– О чем это ты говоришь?

– Неважно…так, всякие мысли в голову лезут…

 

*                   *                    *

 

            Стажировка быстро подходила к концу. В этот раз Строгин не просил отпустить нас пораньше, а командование в лице Атрепова и начальника штаба не предлагало. После нашего разговора Светка познакомила Женьку со своей подругой, и мы несколько раз вчетвером ходили в бар дома офицеров, один раз купили билеты в кино на югославский фильм, такой бредовый, что не досидели и половины сеанса. Неделю мы пропадали на КП так как установилась теплая солнечная погода – бабье лето, и командир полка спешил с налетом молодых летчиков. Перехватов было совсем немного, так как молодежь выполняла другие упражнения, ну, а те, что все-таки случались штурмана честно делили с нами. Так что за смену мы наводили от силы три-четыре раза. Но эти упражнения отчего-то всегда были ближе к окончанию дневной смены и нам приходилось все свободное время торчать на КП. Мы подолгу сидели в курилке, выкуривали много сигарет, жмурясь от солнечных лучей и греясь под их прощальным теплом. Затем начиналась вторая смена и все повторялось. Вечерами уже за полночь мы возвращались в гарнизон и ни мне, ни Женьки уже не хотелось идти в гости к своим подружкам. Однако в пятницу, в крайний летный день полеты были в одну смену и Женька, окончив свое крайнее в тот день наведение, подошел ко мне в курилке.

– У тебя еще есть наведения? – спросил он, прикуривая от моей сигареты и садясь на лавку рядом.

– Да одно осталось. В ЗПС на большой высоте, взлет цели через пятнадцать минут.

– Полеты сегодня до восемнадцати. Мы можем не ужинать на КП, а уехать с оперативной часов эдак в пять.

– Зачем? – пожал я плечами.

– Мы сегодня с Ленкой договорились пойти к вам в гости. Оторвемся по полной! Ленка купила водки и пива. Говорит, что Светка готовит еду.

– Да? А я ничего не знаю, мне она не говорила! – удивился я.

– Так я сегодня утром после завтрака заходил в санчасть. У нас же на следующей неделе в четверг конец стажу! Конец «каникул Банифация»!

– Вот черт! Уже?!

– Что не хочешь уезжать?

            Я на минуту задумался и прислушался к себе. Нет, услышав и осознав наше скорое возвращение, я не ощутил себя расстроенным. Стажировка прошла нормально. У меня было прекрасное свободное время и самое главное! Я стал свободным! У меня прошла болезнь под названием несчастная любовь! То, что происходило со Светой никак нельзя было назвать любовью. Мне приятно было с ней спать, но и все! Все было просто, ясно и без заморочек. Я готов к возвращению в стены родного училища. Странно, но четвертый курс настолько легко проходил, что мне даже стало нравиться жить и учиться в военном заведении. Отношение к нам со стороны офицеров изменилось, мы стали почти им равными, в их обращениях к нам стало чувствоваться и уважение, и некоторая опаска, поскольку у нас ходили разговоры, что выпускники по обычаю мстили своим офицерам-обидчикам.

– Не знаю. Скорее даже хочу! – немного помолчав, уверенно ответил я.

            Наведение мое закончилось. Оперативный не возражал против нашего отъезда раньше окончания полетов, поэтому мы, удобно устроившись в кабине оперативной машины, убыли в гарнизон. Сменив форму на гражданскую одежду, я и Женька отправились к семи часам на улицу Свердлова 15.

            Помню стояла теплая солнечная погода. Бабье лето правило балом жестко и безапелляционно. На бескрайнем голубом небе в течение всего дня не появилось ни малейшего облачка, не говоря уже о тучках. Температура, правда, не поднималась выше двадцати градусов, но под солнечными лучами казалось, что на самом деле вернулось настоящее лето. Впрочем, в тех краях такая погода и стоит все лето, а то и такого тепла не всегда дождешься. К примеру моя летняя поездка в Калинин может стать показательной.

Мы не спешили и даже ненадолго остановились на деревянном мостке. Стоя над черными водами речушки, не горной, но какой-то загадочной, крутящейся тихими омутками, под корягами и под склонившимися к ней деревьями. Закурив и облокотившись на гладкие от времени перила, я смотрел на воду и думал и жизни. Вот так и жизнь черна, непрозрачна и порой опасна своими завихрениями. Вот она течет плавно, спокойно, а вот, вдруг, закрутилась и плывущий по ней желтый одинокий листок завертелся и исчез в глубине потока. Наверное, сейчас я выплыл и удержался на поверхности, а что произойдет через пять минут? Разве кто-нибудь скажет мне об этом?

Женька тоже молчал, но о чем думал он, я не знал, да и те особенно и хотел знать. Он словно завороженный смотрел на водоворот и курил, выпуская дым не вверх, как это он делал всегда, а вниз, пытаясь додуть струю дыма до самой воды.

– Ну, что идем? – спросил я его, когда бросил окурок в воду.

– Да. Сколько время?

– Почти половина восьмого.

– Идем, Ленка сказала, что будет к семи, чуть позже. Наверное, уже пришла.

            Он тоже бросил свой бычок в черный поток бесконечности, который завертелся по часовой стрелке, всем своим движением говоря, что он в северном полушарии, мы же пошли по хорошо мне знакомой дорожке к дому Светы. Ленка пришла за двадцать минут до нас и девушки, разговаривая и, видимо, обсуждая своих кавалеров, накрывали на стол. Подружку Светы я видел впервые. Ею оказалась девушка невысокого роста, светловолосая, с короткой стрижкой, волосы по плечи. Сказать, что она была худенькой нельзя, скорее она была стройненькой. Правда ноги, растущие из-под короткой юбки, мне показались коротковатыми, попа немного широковата, а вот грудь была небольшой, но уж очень правильной, как у молодой девочки, но не торчащей в разные стороны. Грудь я оценил только потому, что лифчик на девушке отсутствовал и грудь хорошо просматривалась через тонкую футболку. Лицо Лены поначалу показалось мне знакомым, но как только я стал всматриваться, то это ощущение улетучилось. Нет, я впервые видел эту девушку. Ей было скорее всего около двадцати лет. Она говорила с московским акцентом, акая и растягивая слова в предложениях, впрочем, это не раздражало слух.

            Света встретила нас все в тех же джинсах и в той же майке, что были на ней в первый день моего посещения ее квартиры. Стол был накрыт на кухне: нарезанная вареная колбаса по два двадцать, пара салатов, конечно, оливье и под шубой, соленые грибы, белые грузди, помидоры и огурцы из домашних солений, хлеб. На плите остывала жареная картошка. Женька водрузил в центр стола бутылку «столичной», купленную в военторге гарнизона вчера.

– Проходите, мальчики, у нас все готово! – пригласила нас за стол хозяйка.

– А водку вы зря принесли, – вставила Лена. – У нас есть отличное домашнее малиновое вино.

– Ничего, лишним не будет! – успокоил ее Женька.

            Мы расселись за небольшим столом. Разговор сначала не клеился. Это и понятно. Я не знал Лену, она – меня. Женька практически не знал Свету – она его. Да и внутри наших сложившихся пар еще не существовало понимания, какое появляется спустя продолжительное время – год, два, а то и больше. Но после нескольких рюмок вина и водки я почувствовал, что настроение у каждого поднялось, появилось какое-то доверие к сидящему рядом и напротив человеку. Души наши стали раскрепощаться и все чаще я слышал смех и видел улыбки на лицах девушек. Одно меня немного забеспокоило.  Все чаще мой взгляд натыкался на серые большие глаза сидящей напротив меня Лены. Она смотрела на меня и казалось пыталась что-то мне сказать. Несколько раз я заметил, что Женька почувствовал что-то неладное и недовольно раз-другой зыркнул в мою сторону. Я стал стараться пропускать Ленино лицо и скользя по нему, не останавливаться на нем. Но, слава богу, скоро у всех взоры помутнели и уже трудно стало понять кто на кого смотрит и с каким выражением. Мы опьянели и девушки в большей степени чем мы. В очередной раз, когда мы с моим товарищем вышли на крыльцо дома покурить, Женька сказал мне, что пора переходить к делу.

– К какому? – не понял я.

– К основному! К тому из-за чего мы здесь собрались! – возмутился он моему непониманию сути вечеринки.

– А! – до меня дошло. – Так нет проблем! Давай!

            Мы вернулись на кухню, и я подсел поближе к Свете.

– Свет, может пойдем спать? – спросил я слегка заплетающимся языком, но я был в хорошем состоянии и был уверен, что у меня все, что должно было произойти наверняка получится.

– Да, пойдем, – согласилась она и сразу обратилась к Лене. – Уже поздно, оставайтесь с Женей у меня! Ну, куда вы пойдете на ночь глядя!

– Да, нет, Света, я, наверное, все-таки пойду домой… – сказала Лена, словно она ни раз говорила эти слова до нашего прихода.