Текст книги "Хромовые сапоги (СИ)"

Автор книги: Василий Коледин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

– Сказал же, что сделаю, но только в воскресенье!

– Спасибо! – я тоже выбрасываю окурок, но в окно, и мы уходим по своим комнатам, одевать кители и хромовые сапоги.

            Через десять минут рота спускается по лестнице и, не строясь перед дежурным по училищу, спокойно выходит на улицу. Никому уже не нужно проверять наш внешний вид и увольнительные записки, – все эти атрибуты увольнения у нас в порядке.

            Я специально не спешу за автобусом, который обгоняет меня и подъезжает к остановке. Зачем? Мне приятно идти пешком. Погода теплая, хотя уже по утрам чувствуется, что осень вступила в свои права. Днем еще тепло, а утром, пока солнце не нагрело воздух, руки лучше держать в карманах. Пройдя прилегающую к училищу территорию, под ногами начинает шуршать желтая и красная, опавшая с кленов и лип, листва. Здесь ее некому убирать, территория не принадлежит училищу, с его утренними уборщиками, а дворникам не до этой ежедневно падающей листвы. Легкий ветерок гонит угасающие листы по тротуару и загоняет их под скамейки, в кучи и на газоны. Странно, осень символизирует угасание жизни, а для меня это только начало. Причем начало не только офицерской жизни, но и начало любви.

            Дома я обедаю и оставаясь в форме иду за Лорой, вчера мы договорились с ней погулять. Моя девушка свободна и не устала от моего общества и это меня очень радует.

– Куда ты хочешь пойти? – спрашиваю я девушку, когда мы выходим на улицу.

– Знаешь, что-то не хочется провести время в помещении, пока стоит такая прекрасная погода. Пойдем погуляем в парке, может потом зайдем в кафе. Как тебе такой план?

– Прекрасно, я согласен.

            В старом парке еще работают аттракционы. Конечно, почти все они предназначены для веселья дошколят или школьников младших классов, но среди них есть один, который годится и для более взрослых детей, таких как студенты и курсанты. Это колесо обозрения. Оно у нас не очень высокое, но обладает всеми необходимыми атрибутами, открытыми кабинками на двух и четырех человек, которые по желанию можно крутить вокруг своей оси. С самой высокой точки колеса открывается чудесный вид на старый город, с его особнячками, старинными одноэтажными домиками, прилепленными друг к другу так, что создается плотный строй.

– Поднимемся? – спрашиваю я Лору.

– Страшновато…

– Ты что ни разу не поднималась на колесе?

– Если честно, нет.

– Ну тогда я беру билеты!

– А это не опасно?

– Не опаснее других аттракционов!

– Ладно, с тобой прокачусь…

            Купив билеты, мы сели в корзину, и для пущей безопасности я закрыл вход железной цепью.

– А ремней на сиденьях нет? – беспокойно спросила девушка

– Зачем?

– Ну, чтоб не выпасть!

– Не беспокойся, я сяду рядом и не дам тебе выпасть, – улыбаясь успокаиваю я трусиху.

            Я пересаживаюсь со своего места напротив на лавку рядом с Лорой.

– Ой! – вскрикивает она, так как корзина немного перекосилась и закачалась, под нашей тяжестью.

– Ничего! Сейчас все успокоится.

            Колесо, не останавливаясь, продолжило свое вращение. Мы медленно стали подниматься, уклоняясь от веток кленов, растущих очень близко. Почему-то работники парка никак не могут отпилить эти ветви, мешающие катающимся. Постепенно эти ветви и сами кроны деревьев остались внизу, а перед нами открылся вид на город с высоты птичьего полета. Невдалеке возвышался наш небоскреб в семнадцать этажей, одна из достопримечательностей города, в общем не богатого на них. Когда его строили, то совершили какую-то ошибку и здание стало крениться. Тогда его фундамент срочно стали заливать бетоном и крен в конце концов остановился. Так оно и стоит, синея издалека и паря над одно и двухэтажными домиками, кучно проросшими по бокам нешироких улиц. Вон там за ним между деревьев просматривается крепостная стена, вернее ее кусочек с бойницами. В другую сторону торчит шпиль дома на улице Ленина. Чуть ниже в деревьях затерялась моя школа, а за ней и мой дом. Все это знакомо с детства и всегда умиляло меня.

            Я осторожно подкручиваю корзину так, чтобы и Лора наслаждалась окрестными пейзажами, не крутя при этом головой на сто восемьдесят градусов. Она берет мою руку и кладет ее на свою. Уже не стесняясь, девушка прижимается ко мне.

– Красиво…

– А ты ни разу до этого дня не прокатилась!

– Зато сейчас катаюсь! – Она все-таки крутит головой, рассматривая дома и людей под нами.

– Тебе не страшно?

– Нет! Что ты! Мне очень хорошо! Я никогда не думала, что наш город так красив с высоты! Вон, видишь!

– Что?  – я не понимаю на что она указывает и пытаюсь смотрит в ту же сторону, куда и она.

– Смотри, вон за музеем изобразительных искусств через два дома ниже! Видишь крышу дома?

            Я присматриваюсь и точно! На крыше, из светлого металла лежит человек в одних плавках и загорает. Он лежит на каком-то куске тряпки, раскинув руки словно витрувианский человек, что нарисован Да Винчи.

– Не замерз он там? – спрашивает Лора сама себя.

– Да не должен, тепло еще.

– Смотри еще! – восклицает девушка.

Я смотрю и вижу, что на крышу по лестнице поднимается девушка в купальнике. Вскарабкавшись, она осторожно подползает к мужчине и ложится рядом с ним, на его плечо. Это картина вызывает умиление у Лоры, и она сильнее прижимается ко мне.

Колесо продолжает крутиться, а мы поднимаемся к самой верхней точки и, когда начинаем спускаться крыша с загорающей парочкой скрывается за кронами деревьев. Понимая, что пик «опасности» корзина миновала, Лора совсем успокаивается и уже смело и раскованно крутит головой в разные стороны, даже сама подкручивает корзину.

– Красиво, – говорит девушка протяжно и немного мечтательно. – Мне понравилось. Можно как-нибудь повторить.

– Договорились, повторим.

            Корзина снижается и, сделав замкнутый круг, выпускает нас на свободу. Мы спускаемся по ступенькам на асфальт, держась за руки. Лицо у Лоры счастливое и светится оно если не счастьем, то радостью, пусть и недолгой.

– Пойдем в кафе-мороженное, – предлагаю я.

– Пойдем!

            В кафе мы сидим возле окна. В стальных мисках на ножках тает по три шарика сладкого продукта. Мы болтаем и кажется, что мир живет только приятными минутами и часами. Скоро начинает темнеть, зажигаются фонари, мороженное давно съедено, а мы сидим и смотрим в окно на гуляющих прохожих.

            Потом мы бредем по улице к парку, слышатся звуки духового оркестра, старики опять развлекают прохожих или сами развлекаются. Рядом со мной красивая девушка, которая идет рядом со мной под ручку. Мы словно попали на семьдесят лет назад. Юнкер, без пяти минут офицер и его барышня прогуливаются под звуки военного оркестра. Это очень романтично. Совсем стемнело. Но фонари здесь справляются с их извечным врагом – темнотой.

– Тебе не пора? – спрашивает Лора.

– Скоро… – вздыхаю я.

– Проводишь меня?

– Конечно!

            Мы также медленно и никуда не спеша направляемся к ее дому. В парке еще людно. Детей не видно, но таких парочек, как мы много. Только выйдя на улицу, ведущую к дому с булочной на первом этаже люди куда-то исчезают. Здесь довольно темно, тротуар освещают только горящие окна маленьких, иногда покосившихся одноэтажных домиков. Проходя мимо некоторых ворот нас облаивают хозяйские собаки. Лора немного вздрагивает, но больше от неожиданности, чем от страха. Мы проходим мимо моей любимой школы, ее окна темны, словно они закрыты оконными веками, они спят, но в понедельник вновь откроются и будут источать свет знаний.

            Вот и дом Лоры показался внизу. Мы входим во двор, обогнув светящуюся витрину хлебного магазина. Вот ее подъезд. Поднимаемся на второй этаж и останавливаемся у двери.

– Можно я прикоснусь своими губами к твоим? – трепеща от незнакомого мне чувства робости, нежности и какого-то страха, страха перед отказом, спрашиваю я.

– Да, – лишь выдыхает девушка.

            Я прижимаю ее к стене и медленно прикасаюсь к ее влажным не пухлым, а скорее даже тонким губам, которые обещают мне море блаженства. Потом я чувствую ее отзыв, и мы сливаемся в каком-то сказочном поцелуе. Я читал в книжках, в любовных романах о поцелуях, будто они могут быть сладкими. Раньше я думал, что это выдумка их автора. Но в тот миг я поверил в этот эпитет для слова поцелуй, он, как нельзя точно передал мои ощущения. Он оказался действительно сладким, будто ее губы были намазаны вареньем. Никогда раньше, да, наверное, и никогда после я не испытывал такого наслаждения от простого соприкосновения губ двух разных по полу человек. Мне казалось, что я потерял ощущение своего тела, оно превратилось в что-то воздушное, не имеющее ни веса, ни массы, ни объема, ни каких других физических свойств, с помощью которых физики описывают мир. Если есть душа, то, когда она теряет свое тело происходит, наверное, тоже самое, те же ощущения, что происходили в тот момент со мной.

            Не знаю, как долго продлился наш поцелуй, ибо время тоже исчезло, как физическая величина, мы находились вне времени и вне пространства, они растворились, улетели, исчезли, словно их никогда и не было.

– Иди, – шепчут ее губы все еще соприкасаясь с моими. – Пора…

– Да, иду… – шепчу я, но никак не могу оторваться от нее.

– Когда ты появишься в следующий раз?

– На следующей неделе, – завтра у меня экзамен.

– Ни пуха, ни пера!

– К черту!

– Я буду тебя ругать…

– Только не сильно.

– Ладно! Иди уже… опоздаешь…

– Иду…

            Я опять ее целую, но теперь уже не так долго. Она нежно отстраняет меня и, выпутавшись из моих объятий, достает ключи из маленькой сумочки, которую я намедни так оплошно нес.

– Я позвоню.

– Буду ждать.

– Пока!

– Пока!

            Я, не дождавшись, когда она повернет ключ в замке и откроет дверь, сбегаю по ступенькам и, хлопнув дверью на тугой пружине, оказываюсь на свежем воздухе. Темнота и прохлада встречают меня. Дуновение легкого ветерка пытаются остудить мою кипящую от любви кровь. Я взволнован, будто сдал все экзамены на отлично. Еще долго волнение мое никак не уляжется. Поднимаясь вверх по улице, я перематываю в памяти недавние моменты, улыбаюсь им, известным только мне и как дурак, что-то шепчу себе под нос. Странно выгляжу я со стороны, наверное, люди не поймут, глядя на меня, что внутри у этого курсанта клокочет буря. Буря эмоций и чувств, они раздирают меня, разрывают в клочья весь мой привычный мир. Но именно после бури в природе наступает спокойствие, после грозы воздух невероятно чист и свеж, после нее рождается озон. Буря ломает старые сгнившие и отжившие деревья в лесу, освобождая место для новых, крепких и сильных деревьев. Именно катаклизмы в природе рождают все новое и здоровое. В человеке, к примеру, после несчастий, разочарований, пустоты сердца, вдруг, но непременно и обязательно рождается любовь. Я полюбил!

 

*                 *                  *

 

Вечером того же дня Игорь принес мне мои рубли с просверленными в них отверстиями. Ровно пятнадцать кружочков с профилем Ленина и с датами его жизни. Конечно, кое-какие монеты были просверлены некачественно, но Игорь объяснил свой брак «уж очень мягким сплавом». Оставалось купить серебряную цепочку, размером, подходящим для моих рублей и все, украшение кавказской женщины готово.

Однако, просверлив рубли и подготовив все для создания «ювелирного украшения», я вдруг засомневался в правильности своей задумки. А не оскорблю ли я этим доморощенным украшением Лору? Возможно она остро воспринимает любые намеки на свое происхождение, или остро или даже болезненно чувствует лишнее внимание к ее национальности? Мало ли! За все время, что мы встречались я ни разу, не заводил разговор на эту тему и она тоже молчала. Может наоборот ее полу-осетинская натура не приемлет подарков, сделанных своими руками, и ей подходят только золотые украшения?

В общем сделав шаг, я задумался и остановился в нерешительности. Поразмыслив, я решил прежде чем дарить ей рубли, потихоньку разведать, что она думает на эту тему. А уже потом решить, дарить или нет. Рубли я убрал в тот же мешочек и положил его обратно в портфель.

На утро следующего дня мы сдавали успешно госэкзамен по научному коммунизму. Все сдали. Многие, в том числе и я на «отлично», другие на «хорошо». Как у нас потом говорили: «сдадим наши удовлетворительные знания на хорошо и отлично!»

Со вторника мы начали готовиться к очередному экзамену. Времени, как и на прошлый экзамен нам выделили много, целую неделю. А студенту и курсанту чем больше времени, тем хуже, он потратит его на развлечения, а не на подготовку. В классах с утра и до вечера были организованы преферансные столы, и все повально играли на будущую зарплату. Даже Тупик с оставшимися крохами пытался отыграть немного на отпуск.

Но мои мысли все неделю были заняты совсем другим. Впервые в своей молодой жизни я серьезно задумался о женитьбе. Мое увлечение Лорой переросло в серьезное чувство. Я считаю, что если ты сам задумываешься о таком шаге, как просить другого человека быть с тобой всю жизнь, то лучшего доказательства твоей любви быть не может. У меня не возникло никаких сомнений после того, как внезапно сам собой мозг выдал эту идею. Она возникла ниоткуда и очень просто. Как желание купить мороженное в жаркую погоду, как напиться из-под колонки. Все просто, но от этого и гениально. Не было ни размышлений, ни тяжелых подсчетов за и против. Все быстро, даже молниеносно, спонтанно и уверенно. Без сомнений.

И решил я сделать первое в жизни предложение в предстоящую субботу. Откладывать такое в долгий ящик я не мог. Натура у меня такая, требует моментального воплощения в жизнь замыслов и желаний. Кое-как я дождался пятницы. Об учебе и речи не шло, я напрочь с ней закончил. Хотя, признаться, следующий экзамен был профильным, мы учили этот предмет все четыре года и нам забывать его не давали даже на стажировках. Поэтому и волнений ни у меня, ни у других по поводу сдачи его не было. Нас учили так, что разбуди меня ночью и задай вопрос, касающийся наведения истребителя на цель, его параметры, радиус разворота, угол крена, высоту и дальность обнаружения, я бы ответил без запинки.

В пятницу вечером я погладил форму, навел острые стрелки на галифе, начистил сапоги и пересчитал свои финансы. Не густо, – решил я, но на цветы должно было хватить. В субботу я по пути завернул на цветочный рынок и у армянина, с его помощью, выбрал двадцать одну красную розу, с крупными бутонами, длинными стеблями и сочными, свежими листьями. Торговец, связал их в букет, получился довольно внушительный букет, чтоб не уколоться он отрезал все шипы.

– Вот, дорогой, дари на здоровье! Твоя девушка будет довольна! Девушке даришь?

– Девушке…

– Э! Удачи тебе!

            Я отдал все свои деньги и теперь если Лора захочет пойти в кафе, то я не смогу ее повести туда. Но зато такой букет не должен остаться без внимания и запомнится надолго, – был уверен я. Шагая по улице, я аккуратно нес этот букетище и встречные девушки с нескрываемой завистью смотрели на него.

            Чтоб не шокировать родителей я не стал заходить домой, а прямо направился к Лоре. Во дворе мне встретилась старушка, которая долго провожала меня взглядом, видимо, пытаясь узнать в какую квартиру идет «офицерик».

            Вот и заветная дверь. Я страшно напряжен. Отдавая отчет своим действиям, меня немного колотит, но уверенности не убавилось. Мое решение значит твердое и серьезное. Звоню. Через пару секунд на пороге появляется она. Лора растерянно смотрит на меня и некоторое время ничего не может сказать.

– По какому случаю такой красивый букет? – она наконец приходит в себя.

– Лора… – я запинаюсь и все слова, которые я придумал вдруг вылетели из моей головы.

– У тебя какой-то знаменательный день, – пытается она помочь мне.

– Нет… вернее, да! Лора, дорогая, я точно выгляжу дураком, но не перебивай меня, а то я собьюсь. Я очень волнуюсь!

– Не буду, может войдем в квартиру?

– Нет, давай здесь.

– Хорошо. Давай здесь, – она выходит на лестничную площадку и прикрывает за собой дверь.

– Лорочка, ты, думаю, почувствовала, что я очень к тебе неравнодушен. С самого первого дня, когда ты появилась в нашем классе, я думал о тебе. Потом ты перевелась в другую школу и вроде бы я успокоился, даже забыл, хотя нет, просто сердце задремало. И вот этой весной судьба нас вновь свела. Все мои чувства вдруг проснулись и зацвели… Я очень сбивчиво говорю?

– Нет, нормально, продолжай…

– Эта встреча разбудила во мне дремавшие, как медведь в спячке чувства. Он же спит до поры, до времени, до весны. Вот и я спал до этой весны. Увидев тебя я не сразу, но понял, что эээ… очень, очень люблю тебя! Вот! И я очень прошу тебя быть со мной всю жизнь. Рядом со мной! И давай вместе состаримся… Корче, я очень хочу, чтоб ты стала моей женой….

            Я закрыл рот и посмотрел на нее, ведь когда говорил, я смотрел куда угодно, только не на нее. Мне казалось, что она смеется надо мной. Лора молча смотрела на меня. Она долго не проронила ни слова. Но в ее глазах я читал борьбу чувств. Там в этих озерах бурлила кипящая лава. Наконец, она взяла протянутые мной цветы, взяла меня за руку.

– Володенька, мне очень приятно слышать от тебя все эти слова, объясняющие твои чувства. И поверь, я тоже испытываю к тебе чувства. Но разве можно принимать такое серьезное решение так скоропалительно?! Ведь прошло всего три месяца! Давай не будем спешить… Кроме того, подумай еще, что может случиться если я соглашусь. Ведь мое призвание – наука, я хочу учиться дальше, заниматься серьезно новыми методами протезирования, двигать науку, как говорит моя мама. А ты можешь попасть в глухой гарнизон, где кроме фельдшера никого нет из медиков. Нет ни поликлиник, ни приличных больниц! Что я там буду делать? Мне нужны медицинские центры, новое современное оборудование, материалы… все это можно найти только в больших городах… и вот придется нам жить порознь… ты в гарнизоне, я в Москве или Ростове, может в Краснодаре… Разве это нормально? Разве это семейная жизнь? Пожалуйста не обижайся, но подумай об этом! Ну разве наука совместима с глубинкой?

            Она обняла меня свободной рукой и поцеловала в губы, но недолго и без эротической подоплеки, словно сестра любимого брата.

– Давай пока не будем больше говорить об этом! Ладно? – я кивнул головой. У меня в душе все опустилось. Разочарование, скорбь и печаль пронзили мое сердце. – Заходи, у нас блины. Поедим и можем пойти погулять.

– Извини, но в другой раз… – я развернулся и, не оборачиваясь, сбежал по лестнице, хлопнул дверью и очутился на улице.

            Смятение чувств, непонимание, что же произошло, злость на себя и не в коем разе не на Лору, крах надежд, разочарование, – вот что обуревало меня в ту минуту. Я закурил и, смотря себе под ноги побрел в училище. Мне не хотелось никого видеть, ни с кем говорить. А это возможно было только в нашей комнате в общежитии. Все наши в увольнении, рота безлюдна и там я смогу предаться своим стенаниям и слезам. Сколько я выкурил сигарет по пути в училище трудно пересчитать, я докуривал одну и тут же доставал другую. Я шел и, наверное, разговаривал сам с собой, потому, что прохожие шарахались от меня в стороны. Вспоминая свои слова, я злился на себя за то, что не смог выразить грамотно свои чувства, что не смог ее убедить, не смог предложить другой сценарий развития наших отношений. Я плевался и ожесточенно курил, бросая окурки прямо на тротуар.

            Поднявшись на наш этаж и войдя в комнату, я бросился на кровать, которая раскачиваясь заскрипела. Полежав так и почувствовав мокроту на подушке, я все-таки встал, снял с себя хромовые сапоги с уже сформированной, конечно, искусственно гармошкой и портупею, вытащив ремень из-под правого погона, я повесил офицерский полевой китель с нашитыми пока еще курсантскими погонами на вешалку в шкаф. Оставшись только в футболке и галифе с голубым кантиком, я сел за стол. Носки приятно раздражают мое обоняние тонким запахом новой кожи.

            На столе лежит какая-то книга, я ее листаю, пытаясь углубится в чтение, но ничего не получается. Мои мысли далеко от моего тела. Но мозг странная штука, в нем, наверное, стоят какие-то предохранители, которые не дают ему перегореть. Постепенно я успокаиваюсь и возможно это от того, что я вспоминаю весь наш разговор с Лорой и цепляюсь за одну фразу, как за соломинку: «Давай пока не будем больше говорить об этом» – значит слово пока все меняет? Она не отказала мне, просто отложила свое решение! Что ж, я понял и услышал тебя! Давай подождем, ведь вся жизнь у нас впереди! Я готов ждать и надеяться! Надежда умирает последней, – так говориться в поговорке. Но, по-моему, надежда никогда не умирает! 

 

                                                                 ГЛАВА 10.

 

            До выпуска остается пять дней! Все экзамены давно сданы, комиссия уехала, мы свободны, как ветер. Муштра тоже закончена, генеральная репетиция, в которой принимали участие и летчики и все роты позади. Уже никто не ходит в учебный корпус, никто не появляется в столовой, о прохождении строем по училищу вообще речи не идет, так как из роты постоянно присутствует человек десять-двадцать и те меняются, дискретно, так у нас в штурманском деле говорится. В общежитии разброд и шатания, Чуев закрылся у себя в кабинете и нос не кажет в коридоре. Ему уже дали новую двадцать третью роту, но и там он появляется, видимо, очень редко. Даже старшина не может к нему попасть. Взводные все-таки появляются каждый день, но они просто курят вместе с нами в умывальнике и туалете, братаются, натянуто смеются, вспоминая смешные случаи и исчезают в новой роте. Там они дерут молодое поколение, злобствуют и тиранят «плафонов». Про построения для увольнения никто не вспоминает. Хочешь иди, не хочешь сиди в комнате. Постоянные увольнительные записки у нас давно в карманах, но мы их даже не достаем, это уже простые бумажки. Вообще над всеми нами веет воздух свободы и даже некоторого беззакония. Комплект офицерской формы мы получили еще позавчера, парадный китель с брюками и золотыми погонами я отнес домой, так сделали все. Так как ночь перед выпуском я проведу дома. Ночую я иногда дома, но не каждый день, отчего-то мне кажется, что в общежитии слаще спится, да и веселее здесь. Утром все равно тем, кто ночует дома надо еще появляться в общежитии, но нас никто не проверяет, не считает и не беспокоит. Старшина объявляет построение, мы нехотя бредем в строй, а потом, выслушав план на день, который кстати очень простой, все сводится к сдаче курсантского имущества, разбредаемся по комнатам и умывальникам с туалетами. На этаже грязь, уже никто не дежурит, а курсантов младших курсов пока не назначают дневальной сменой на этаже, это происходит только сегодня.

            Мы стоим в умывальнике и курим. Время одиннадцать, и мы собираемся пойти в блинную, которая недавно открылась через дорогу, пообедать. У меня появилось немного денег – это Тупик расплатился со мной по карточному долгу. Он стоит рядом и на нем все еще курсантская «парадка», как и еще на нескольких наших товарищах.

– Олежка, ты в курсе традиции? – улыбается Бобер.

– В курсе! Я не дамся! – опять по-настоящему злиться Тупик, его уже все достали с намеками, предупреждениями и не скрываемыми прямыми угрозами. Речь идет о старой традиции, существующей чуть ли не с момента основания училища и его первого выпуска. Ночью, перед выпуском, причем не в последнюю ночь, а в одну из последних, курсанты, те что выпускаются в обычные полки, ловят курсантов, попавших по распределению на флот. Они их затаскивают на прыжковую вышку и бросают с нее в бассейн, который до настоящего времени еще не спущен.

– Поймаем! – смеется Бобер.

– Посмотрим! – Тупик кидает недокуренную сигарету и в сердцах уходит в комнату к Пашкину, который приютил этого женатика-моряка.

– У тебя рубли есть? – спрашивает меня Бобер.

– Есть.

– Поменяешь мне, а то у меня пятерка.

– Ладно.

            Это уже другая традиция. Впрочем, таких традиций, связанных с деньгами, несколько. Первой и самой главной, неизменной, самой почитаемой и уважаемой является традиция, когда молодой лейтенант отдает свой рубль первому курсанту или солдату, отдавшему ему честь. С этой целью наши будущие лейтенанты заранее приобретают рубли, готовясь вручить рубль счастливчику. Зная об этом, многие курсанты даже специально подкарауливают молодых лейтенантов.  Со мной такой казус произошел на втором курсе. Я был назначен в день выпуска на уборку территории перед училищем. И вот подметая я заметил приближающегося лейтенанта, прекратил мести и отдал ему честь, без всякой задней мысли. Я тогда не знал об этом обычае. За это лейтенант вручил мне полновесный рубль. Рассказав удивленно об этом случае Вадьке, я узнал от него об этом обычае.  Кроме этого у лейтенантов нашего училища принято при прощании со знаменем училища, когда офицеры становятся на одно колено, положить под него металлический рубль, который остается лежать на плацу и после прощания. Кроме всех этих рублей, нам остро нужны мелкие и крупные монеты. Другой традицией положено проходя в парадном лейтенантском строю мимо трибуны, кидать в воздух горсти монет. С этим обычаем вот уже много лет безуспешно борется наш комбат. Он считает, что это недостойно звания советского офицера. Берет с выпускников слово, что те не будут кидать в воздух мелочь, но с каждым разом во время прохождения строя перед начальником училища вверх летят монеты разного достоинства и со звоном рассыпаются по плацу.

– Когда будем Ловить Тупика? – спрашивает Фома, только что вошедший в туалет.

– Давайте завтра утром.

– Договорились.

– Не знаете, Перовский решил с рестораном? – беспокоится Сусик, появившийся из кабинки и застегивающий галифе.

– Вроде да. «В дали от жен» забронировали.

– Блин! Добираться не очень удобно, – сетует Сусик.

– Да ладно, мотор возьмешь! – машет на него Фома.

– Придется… – Сусик уходит, за ним ухожу и я, оставляя Бобра курить уже с Фомой.

            Вечером я сижу в парке на лавочке один. Мне никто не нужен, я в тоске и печали. Листва засыпает меня золотом осени, кленовые листья стекают с меня словно огромные, плоские капли воды. Оркестр не играет, тишина нарушается только детским смехом и неспешными беседами проходящих мимо меня пенсионеров. Но я не разбит и не подавлен. Я мечтаю. А мечтаю о том, как прослужив пару лет поступлю в академию, закончу ее и попаду в «придворный» полк, после которого у меня откроется дорога в академию генштаба. Потом будет Москва. И вот тогда я найду Лору. Она оценит мое восхождение и, конечно, даст согласие на мое предложение, ведь все причины отказа будут уже несостоятельны.

            Дым сигареты щекочет мне нос и горло, уж очень крепкая эта «Ява». Мимо проходят девушки. Они как будто между прочим смотрят на меня. По их заинтересованным взглядам я угадываю желание познакомиться со мной.

– Какой красивый летчик, – громко говорит одна из них.

– Красавчик, – соглашается другая.

            Они замедляют шаг в ожидании моей реакции, но не дождавшись, проходят мимо все еще медленно в надежде на мою запоздалую реакцию. Однако, я не обращаю на них внимания, и они так и уходят ни с чем.

            На следующий день небольшая группа, состоящая из Стаса, Вадьки, Бобра, Фомы, Юрки и меня, шепчется в туалете, разрабатывая план по купанию нашего морячка Тупика. Почему только Тупик нас интересует, сказать не сложно. Только он своей обидчивостью, злостью и в то же время беззащитностью вызывает острое желания окунуть его в холодную воду. Пока женатики не вернулись из города. Теперь вообще сложно заставить кого-либо вернуться в строго назначенное время. За все предыдущие четыре года в нас воспитали острое чувство пунктуальности, но сейчас неприятие сроков является неким бунтарством и протестом, тем более, что за него не следует никакого наказания. Обсудив план до мелочей, распределив роль и степень участия каждого заговорщика, мы в ожидании своей жертвы замолкаем и ведем себя, как ни в чем не бывало.

            Кое-кто сходил на завтрак и вернулся в общежитие. Стали появляться женатики и все те, кто решил ночевать в городе. Среди них Олега пока нет. По времени начались занятия в учебном корпусе, училище опустело будто вымерло. Как раз то, что доктор прописал. Только к десяти часам появился Олег. Он не подозревает и ни о чем не беспокоится, расслаблен и доволен жизнью. Наивный! Он думает, что наши намеки так и останутся пустыми словами! Неужели за четыре с лишним года он так и не понял, что наш коллектив не бросает слов и обещаний на ветер!

– Олег, привет! Тебя искал замполит! – говорит серьезно, тоном легкого безразличия Вадька.

– Да? – удивляется Тупик. – А зачем?

– А я откуда знаю! Он возмущался, почему тебя нет. Потом ушел.

– А куда?

– Да вроде на спортивный городок… – говорит Вадька, тем самым посылая жертву в заранее расставленные силки, ведь именно там бассейн и именно там затаились другие заговорщики.

– Принц, а тебя искал Чуев! Они, кстати вместе ушли, – добавляет хитрый Вадька.

            Я сокрушаюсь, ругаюсь, мол нет им покоя и на очке мол достанут, а потом предлагаю Тупику пойти вместе. Он соглашается не подозревая, что сам летит в западню.

– Ладно, – говорит Вадька, – все равно делать нечего, пойду с вами. Ты, Принц, куда?