Текст книги "Тайна замка Морунген (СИ)"

Автор книги: Варвара Корсарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Август слушал, полуприкрыв веки, с ленивым интересом. Я перевела дух. Не сказать, что мужчины нашли общий язык, но, по крайней мере, шла видимость светской беседы.

Которую Август вскоре прервал довольно решительно.

– Благодарю за обед и интересный рассказ, господин Вайс, – произнес он с легкой усмешкой и поднялся с кресла. – Нам пора. Надеюсь, в этом месяце вы не пропустите срок уплаты акцизных взносов. Я попрошу податного инспектора проследить за этим.

Отец враз сдулся и замолчал, сердито вытирая лоб платком. Я чуть не взвыла от досады: ну что за удовольствие вести себя как несгибаемый болван! Хоть раз мог бы забыть, что он наместник, и просто получать удовольствие от беседы!

Мы вышли на улицу, Август поискал глазами Курта и карету.

– Нет, Август, нам еще не пора, – я потянула его за рукав. – Вы обещали мне прогулку по Ольденбургу.

– Что за игру ты выдумала, Майя? – спросил он с раздражением. – У меня нет никакого желания в нее играть. За последние месяцы я изучил ваш городишко вдоль и поперек. Глаза бы мои его не видели вместе со всеми его жителями, провались они к чертям в преисподнюю со своими махинациями.

– Вы мне обещали! – я ткнула пальцем в его грудь. – Извольте выполнять ваше обещание. Идемте!

– Майя, прекратите командовать. Чего вы хотите добиться, не пойму, – сказал он с досадой, крепко ухватил меня за руку и встряхнул.

Я знала, что Август не выносит, когда ему открыто противостоят, и может выйти из себя. Я была готова к этому, но все же немного заробела, как в первые дни нашего с ним знакомства.

К несчастью, на дальнем конце улицы мелькнула знакомая и неприятная для меня фигура. Заметив нас, Лео Цингер вежливо приподнял шляпу и замедлил ход, наблюдая. Вероятно, со стороны казалось, что наместник грубо обходится со мной.

Август отпустил мою руку, вздохнул и внезапно уступил.

– Ладно, – сказал он ворчливо. – Идем. Что ты хочешь мне показать?

– Ваших арендаторов, ваших фермеров. Зависимых от вас людей. Покажу их вам такими, какими вы их еще не видели.

Когда мы дошли до конца улицы, Август не выдержал и спросил недовольным тоном:

– Куда ты меня ведешь?

– Заглянем на маслобойню госпожи Вальтрауд Доппелькремен. Очень достойная женщина. Ее заведение месяц стояло закрытым… после того, как вы наложили арест за неуплату налогов и несоблюдение санитарных норм. Но теперь все улажено, и госпожа Вальтрауд снова поставляет отличное масло к столу бургомистра.

– Хорошо. Как раз хотел узнать, продолжает ли она при этом сбывать простым жителям несвежее масло. И не разводит ли по-прежнему молоко колодезной водой.

– В прошлый раз вы это не смогли этого доказать, верно?

– Жалоб на нее поступало достаточно.

– Эта была ошибка или наговор конкурентов. Она продает лучшее масло в округе, а ее дед поставлял сыры к королевскому двору. Сейчас она готовит прекрасный мягкий сыр. Хочу его попробовать и заодно познакомиться с ее новой породистой коровой.

– Ты ведешь меня знакомиться с коровой? Ты в своем уме?

– Беспокоитесь, что не достойны такой чести? Пустяки, не берите в голову. Коровам нет дела до чинов и титулов. Это прогулка и визит вежливости, ничего более.

Его суровое лицо было спокойно, лишь брови насмешливо приподняты, а серые глаза смотрели на меня не мигая. Наверное, он решил, что я свихнулась или слишком много себе позволяю. Я попросила с улыбкой:

– Пожалуйста, попробуйте вести себя… как обычный человек.

– Я не обычный человек, Майя, – напомнил он. – Я наместник с железным сердцем и, как твердит молва, ставленник дьявола.

– Ну мы-то знаем, что это не так. Довольно ворчать, ваша милость! Мы уже пришли.

Дом госпожи Вальтрауд Доппелькремен был одним из самых богатых в городе. Старый, но крепкий, с красной черепичной крышей. На заднем дворе располагались маслобойня и сыроварня, на первом этаже хозяйка принимала покупателей. Коровы госпожи Вальтрауд жили на ферме за городом, но лучших или новеньких она держала тут же, в коровнике, оборудованном столь толково и основательно, что самые бедные горожане могли только мечтать жить в подобном уюте.

Я вошла во двор и позвала:

– Госпожа Вальтрауд! Можно к вам в гости?

– Майя! – донеслось из-за дровяника. – Голубушка, какой сюрприз! Ты не заглядывала… с весны? С тех пор как тебя забрали в чертов замок. Иди же скорей сюда, голубушка! Ты видела мою Кристу? Три ведра в день! Не молоко – мед! Ты должна попробовать сыр, который я из него варю. Уже выдержан, уже на леднике!

– Мы за этим и пришли! – бодро прокричала я в ответ. – За сыром.

Госпожа Вальтрауд вышла из-за дровяника, вытирая руки полотенцем, увидела моего спутника, да тут и встала, как вкопанная. Появление наместника на пороге ее дома не пришлось ей по вкусу. То-то она пошла красными пятнами и насупилась так, что ее густые брови сошлись на переносице.

– Я не одна, – запоздало предупредила я.

– Добрый день, госпожа Доппелькремен, – сухо поздоровался наместник.

– Добрый день, господин барон. Я уже все заплатила вашему податному инспектору, – ответила та крайне неприветливо.

– Рад это слышать. Но не забудьте о пени на штраф.

В ответ та насупилась еще больше, и по движению ее бровей я догадалась, что она готова разразиться бурной речью.

– Вы угостите нас сыром? – весело вклинилась я.

И наместник, и хозяйка маслобойни посмотрели на меня, переглянулись. Их взгляды говорили: «Бедное глупое дитя!»

Госпожа Вальтрауд вздохнула и махнула рукой, приглашая внутрь. Когда я проходила мимо нее, скромно опустив глаза, она воспользовалась ситуацией и прошипела мне в ухо:

– Что ты задумала, Майя Вайс? Почему я должна угощать своим лучшим сыром человека, который чуть не разорил меня? И который столковался с дьяволом? Зачем ты привела его сюда? Не ожидала от тебя такого, ох, не ожидала! Бедный твой отец!

– Он вовсе не ставленник дьявола, а человек, который усердно несет свою службу! – прошипела я в ответ. – И поверьте, это ему непросто дается! Прошу, посмотрите на него другими глазами!

– Глаза и меня одни, других мне господь не дал, – отрезала госпожа Вальтрауд.

Когда мы вышли на улицу десять минут спустя, мое настроение было совсем нерадостным, но я не сдавалась.

Я чувствовала азарт и нетерпение. Из кожи вон вылезу, но покажу местным, что Железный Полковник – обычный человек, и достоинств у него куда больше, чем недостатков! И что с дьяволом он отродясь не водился. А Августа научу видеть в местных жителях не только подданых, налогоплательщиков и будущих рекрутов, но и добрых, отзывчивых людей.

– Сыр госпожи Вальтрауд и правда неплох, – сказал Август. – Но молоко она все же разводит. Я заметил бутылку с водой возле кувшина. Завтра пошлю к ней инспектора, пусть проверит. Ну, Майя, наигралась в походы в гости? Теперь можно отправляться в Морунген?

– Нет. Мы зайдем проведать почтмейстершу госпожу Вернике и старого фермера Гросса с его птицами. Ну, может еще к кому заглянем… у вас ведь тут и родственники проживают. Дети и внуки баронских бастардов. У вас общий предок, почему бы вам не узнать друг друга лучше?

– Твоя затея может кончиться дурно, – предупредил он. – Да и мое терпение не безгранично.

– Вот уж не поверю. Потому что тот, кто способен вынести болтовню княгини Шваленбергской более часа – самый терпеливый человек на свете.

Я повела его по улицам Ольденбурга. Август шел неспеша, заложив руки за спину, прогулочным шагом. Но смотрел по сторонам так холодно и неприветливо, что, казалось, цветы в палисадниках вяли от его взгляда.

Встречные снимали перед ним шляпы и кланялись с угодливым видом, но случайно обернувшись, я обнаружила, что их угодливость мигом сменяется неприязненной миной, стоит им оказаться за спиной наместника.

– Хочешь отправить письмо? – спросил Август, когда мы остановились у почты.

– Хочу проведать госпожу Вернике. Она – душа нашего города. Все про всех знает и помнит все легенды и сказки. А сколько у нее интересных почтовых историй! И про ограбление дилижанса, и про посылку с живыми зайцами, и про смешную путаницу адресов на письмах…

– Письма она действительно путает частенько. Возраст – это не шутка. Ну ничего, скоро госпожа Вернике сможет наслаждаться заслуженным отдыхом. Я направил запрос в столицу, через неделю приедет новый начальник почты. Молодой и толковый.

Я ахнула.

– Да как вы посмели! Она не переживет отставки! Я помню ее на этом посту столько же, сколько помню себя…

– Все меняется, – спокойно сказал Август, словно не заметив моей вспышки гнева. – Почта – важная государственная служба. Работа почтмейстера требует внимательности и острого ума. Госпожа Вернике больше не справляется со своими обязанностями.

– Нет, справляется, – сказала я сквозь стиснутые зубы. – Вы сами сейчас убедитесь, что ее ум остер.

Полковник только вздохнул. Кажется, моя затея и мой пыл начали его забавлять.

Увы, визит к почтмейстерше тоже обернулся неудачей. Госпожа Вернике смотрела на нас испуганными подслеповатыми глазами. От волнения долго не могла найти очки и без конца извинялась дрожащим голосом. Она решила, что наместник вновь явился к ней с инспекцией и все порывалась показать ему учетные журналы и подшивки квитанций. Попутно выяснилось, что она совершенно не помнит, куда положила журнал за прошлый месяц, и потеряла реестр почтовых отправлений, а также копии сообщений со станции светового телеграфа.

– Да нет же, госпожа Вернике, наместник не будет проверять документы. Мы пришли посмотреть на вашу герань, – успокаивала я ее изо всех сил. – Его милость знает толк в хороших цветах. Не так ли, барон? – вопросила я с нажимом.

– Безусловно, – вежливо отозвался он. – Хотя вряд ли отличу герань от азалии.

Госпожа Вернике так перепугалась, что не угодила, что начала причитать и заламывать руки. И я неожиданно увидела ее иначе: передо мной была старушка, добрая, ласковая, но бестолковая и суетливая. Она сильно сдала за последний месяц.

Я вздохнула.

– Пожалуй, мы придем в другой раз, – сказала я, схватила Август под руку и поскорей повела к дверям.

– А как же герань? А как же чай? – донеслось нам вслед. – Ваша милость, записи будут на месте к вечеру, я обещаю! Это досадное недоразумение! Не стоит сбрасывать меня со счетов! Я работаю здесь уже без малого сорок лет!

– Тише, тише, госпожа Вернике! – торопливо говорила ей ее помощница, которая во время визита наместника пряталась за стойкой и носа не казала. – Что толку кричать и умолять? У него железное сердце, его не смягчишь. Никакого понимания у человека. Его только могила исправит.

– Я назначу ей хорошую пенсию, – успокоил меня Август, когда мы оказались на улице, но я повесила голову и вздохнула.

– Вы правы. Ей пора на покой. Но вы можете оставить ее… например, помощницей при новом почтмейстере? Чтобы она чувствовала себя важной и незаменимой.

– Это обязательно? – сухо спросил он. – Новому служащему может не понравится, если в его работу будут вмешиваться и стоять над душой.

– Я лишь предложила. Но вы, конечно, лучше знаете как нужно.

Он промолчал.

Через час стало понятно, что моя затея провалилась. Я ничего не добилась – только хуже сделала. Мы заглянули еще к нескольким знакомым горожанам. Выяснилось, что у каждого есть зуб на наместника и они вовсе не рады видеть фон Морунгена своим гостем. А меня они быстро записали в предательницы, о чем и не замедлили сообщить украдкой, выпроваживая на улицу.

Полковник мне ни капли не помогал. Он как будто вознамерился предстать перед ольденбуржцами самым мерзким, холодным и неуступчивым человеком. Если у горожан до этого и были сомнения насчет его железного сердца, то теперь они развеялись окончательно.

Последний визит мы нанесли старому фермеру Гроссу – тому самому, который наловил птиц на продажу, но так привязался к ним, что не мог отнести их на рынок.

Сначала все было плохо, потому что у Гросса гостил господин Швайгер – отец садовника Эмиля и дальний родственник Августа. Встреча с кузеном его совершенно не обрадовала. Несколько месяцев назад Август оплатил его аренду и взял его сына в замок, но господину Швайгеру пришлось выступить смиренным просителем, и он не забыл унижения.

Он держался с Августом вежливо, но на лице его отчетливо показывалась неприязнь. И, возможно, зависть.

К счастью, фермер Гросс проявил радушие. У него не было долгов в казну, за ним не числилось никаких проступков. И потому он был счастлив, что сам наместник явился посмотреть на его птиц. А когда выяснилось, что Август знавал командира роты, где когда-то служил его сын, и вовсе обрадовался и пригласил наместника выпить пива и полюбоваться на дрозда, который умеет кричать: «Служу его королевскому высочеству!»

Господин Швайгер с видимой неохотой присоединился, а я решила остаться во дворе с младшим сыном Швайгера – чумазым карапузом лет пяти, которого отец тоже привел посмотреть на птиц.

Мы мирно кидали мячик, пока тот не улетел на крышу сарая. Достать его никак не получалось.

Мужчины вышли из дома переговариваясь. Пиво смягчило сердце господина Швайгера и развязало ему язык. Август слушал с равнодушным видом.

При виде наместника сынишка Швайгера спрятался за мою юбку.

– Ты что? – удивилась я. – Чего испугался?

– Его, – он ткнул грязным пальцем в наместника. – Моя нянька говорит, полковник забирает непослушных детей и ест на ужин. У него железное сердце и железные зубы, вот такенные! А на ночь он свинчивает себе голову и кладет в корзину возле кровати. Честно-честно!

Август услышал его лепет и неприятно усмехнулся.

– Глупая твоя нянька! Видишь, у него обычные зубы. И голова у него не свинчивается. Но руки длинные, и он нам сейчас достанет мячик с крыши. Ваша милость, пожалуйста, помогите!

Он нехотя подошел, мальчишка пискнул и сильнее вцепился в мою юбку. Я взяла его на руки.

– Тихо, дурачина! Не бойся! Ваша милость, а ведь он тоже ваш родственник. Троюродный племянник? Или внучатый племянник? Или кузен? Я запуталась. Но посмотрите, как сильно фамильное сходство! Он мог быть вашим сыном. Черные волосы и этот ваш баронский подбородок фон Морунгенов. Только глаза у него темнее и нос курносый.

Август стоял и смотрел. Потом перевел глаза с лица мальчишки на мое лицо, и я вдруг смутилась: его взгляд стал жадным, пристальным, и был полон неутоленного желания. Он сказал странным глухим голосом, как будто борясь с непривычными чувствами:

– Да… он мог быть моим сыном. Вполне. Сложись все иначе, в мои годы я мог быть отцом. Давно я не думал об этом.

У меня захватило дыхание, потому что вдруг в этот миг вдруг увидела мысленным взором: я держу в руках другого мальчишку, который похож на Августа как две капли воды – у него его глаза, и его нос, и его подбородок и волосы, и такой же, как у Августа упрямый характер… мальчишка обнимает меня за шею, и называет мамой, и просится к отцу на руки.

Я содрогнулась и помотала головой, отгоняя тревожащий образ.

Август отвернулся и спросил хриплым голосом:

– Где ваш мяч?

Он подошел к крыше, протянул руку, достал игрушку и вручил мальчишке. Тот смотрел на него с любопытством и уже почти без страха.

– Идем, Майя, – приказал Август резко. – Хватит нам гулять. Пора домой. Господин Гросс, – обратился он к фермеру. – Благодарю за отличное пиво и интересную беседу. Вижу, у вас крыша прохудилась. Я передам управляющему, чтобы тот позаботился о ее ремонте. Вы отец солдата, вам положено.

Фермер Гросс рассыпался в благодарностях, но Август не слушал. Он взял меня под руку и быстро повел прочь. Шагал широкими шагами, и лицо его было сердитое. Я подозревала, что сердился он на самого себя, потому что позволил подумать о том, что не осуществилось в его жизни.

Карета ждала, на козлах дремал Курт. Завидев нас, он встрепенулся, зевнул и размотал кнут. Август открыл дверь и подал мне руку:

– Обратно едем вместе. Пришлось оставить коня на местной конюшне. Он сильно повредил ногу из-за того мерзавца.

И я опять поразилась гневу, что прозвучал в его голосе. У меня по спине пробежала дрожь.

Первая половина поездки была не самой приятной. И мне, и полковнику было неловко друг с другом в тесном пространстве кареты: события сегодняшнего дня что-то изменили в наших отношениях, которые и без того были запутанными.

Из-за этой неловкости я без умолку болтала, не думая, что говорю. Просто комментировала все, что попадалось на глаза, например: «Ох, какое дерево высокое! А вы видали гигантские кедры Но-Амона, ваша милость, когда ваш полк там стоял?»

Август отвечал односложно. Он смотрел в окно и барабанил пальцами по стеклу. А потом неожиданно прервал меня и сообщил:

– Конюх сказал, что камень бросила эта рыжая стерва Рита, твоя подруженька. Ну, как мне ее наказать? Выпороть? Запереть на неделю в каталажке? Сослать в работный дом?

Я всплеснула руками.

– Вы в детстве не совершали глупых поступков? Не мстили втихую обидчикам? Когда были слабым, маленьким, и каждый мог вас унизить? У таких, как она, другого оружия против вас нет.

– Это не оружие, это дурь. Которую нужно выбивать из людей с раннего возраста, – ответил он коротко. – У этой девчонки побольше шансов в жизни, чем было у меня.

– Ну да, ей-то никто не предлагал обменять сердце на золото, – ответила я в запальчивости, но тут же осеклась и попросила прощения: – Извините. Иногда мне кажется, что мы из разных миров, Август, и никогда не поймем друг друга.

– О чем я и толкую. Наконец-то ты догадалась.

– Вот и нет. Есть другая догадка. Вы нарочно мне грубите. Нарочно стараетесь быть солдафоном. Полно, Август! Я знаю, что вы можете быть сентиментальным. Вы с удовольствием вспоминаете детство и друзей. Заботитесь, как бы не обидеть близких. Вон, даже Барбелу не хотели выгнать, потому что это огорчило бы госпожу Шварц. Помогли вашим родственникам, хотя они этого не заслуживают и не испытывают благодарности. Вы оказываете большую услугу вашему другу князю Рутарду – следите за порядком не только на своих землях, но и на его. И хотите, чтобы ваши земляки стали жить лучше. Хотя и не любите их. Вы заботитесь не только о том, чтобы набить карман.

– Ну что за вечное женское желание представить мужчину благородным слюнтяем! – парировал он. – Брось, Майя. Не выдумывай ерунды. Мне жаль, что я испортил твою прогулку. Но неужели ты действительно полагала, что я буду мило беседовать с горожанами, которые с удовольствием проломили бы мне голову, если бы могли сделать это безнаказанно?

– Август, почему вы так ненавидите местных? Между вами старые счеты?

– И старые, и новые. Твои земляки, Майя, жулики и лицемеры. Цепляются за традиции, которые покрывают бесчинства. Готовы закрывать глаза на преступления, потому что это им удобно. Готовы встать на сторону преступника и обвинить жертву по той же причине. Потому что так удобнее.

– Мы с вами уже спорили об этом. Я считаю, что вы неправы и смотрите на людей однобоко. И часто в них ошибаетесь.

– Хочешь продолжить спор?

Бог весть почему, но мне стало его очень жаль. Я придвинулась ближе, положила ладонь на его рукав и помотала головой:

– Не хочу. Не вижу смысла. Кстати, вы не испортили мне прогулку. Мы отлично провели время. Мне было приятно повидать старых знакомых. Жаль, что это не доставило вам удовольствия. Но вы вели себя не так уж плохо. Хоть и не расточали любезности. Спасибо, Август, что выполнили мою просьбу. Я ценю время, проведенное с вами.

И тут меня словно толкнуло: я потянулась к нему и поцеловала в щеку. И коснулась ладонью другой его щеки, и легко погладила. Мне хотелось дать ему понять, что хотя бы один человек на земле любит его таким, какой он есть, и вовсе ему не нужно пытаться быть хуже, потому что это бесполезно – любить я его не перестану, что бы он ни задумал.

Мужчины бывают ужасными болванами.

Однако я не знала, как он воспримет мой поступок, и поэтому быстро отпрянула от него и с бьющимся сердцем отодвинулась к окну. Я не вешаюсь вам на шею, ваша милость, вовсе нет!

Что случилось потом, стало для меня неожиданностью. Август отчетливо скрипнул зубами, положил мне ладонь на плечо и развернул. А потом обхватил руками и крепко прижал к себе так, что не отодвинуться. Я уперлась ладонями в его грудь – левая касалась твердых мышц, а под правой чувствовался металл – и запрокинула голову. В ушах зашумело, по спине пробежали мурашки.

– Что мне с тобой делать, Майя? – свирепо спросил он, приблизив свое лицо к моему. Я чувствовала тепло его дыхания, его глаза впились в мое лицо. – Что мне с тобой делать? Ты ужасная дурочка. Ты знаешь это?

– Вы опять неправильно судите о людях и обо мне, – ответила я, но больше ничего сказать не смогла, потому что Август поцеловал меня.

И это не был нежный и ласковый поцелуй. Поцелуй был яростный и причинил мне боль. Август плохо себя контролировал, и это одновременно испугало меня и обрадовало. Он словно хотел вознаградить себя за что-то, или получить то, к чему давно стремился, и теперь боялся, что это у него отнимут.

Я обняла его за шею и вернула поцелуй. Август сжал меня крепче, его железное сердце стучало оглушительно и неровно…

Целоваться на узкой скамье было неудобно; он теснил меня, прижимал к спинке сиденья, я постоянно сползала, но прекратить целоваться было невозможно. Мы оба словно обезумели.

Однако колеса начали подпрыгивать по гальке, зазвучали голоса, и карета встала; мы прибыли. Слишком скоро!

Август отпустил меня; он тяжело дышал, глаза его сверкали. Я дрожащими пальцами поправила прическу и застегнула верхнюю пуговицу на платье.

Август открыл дверь и помог мне выйти. На его лице застыло ожесточенное выражение, и я не стала гадать, что это означает.

Он не отпустил мою руку, когда я ступила на землю. Быстрым шагом пошел к крыльцу, и приходилось бежать, чтобы поспеть за ним.

– Ваша милость! Подождите, стойте! – сказала я, задыхаясь, но он как будто не услышал.

У крыльца щебетала яркая стайка: княгиня и ее подопечные вышли на прогулку.

– Август! – с улыбкой позвала Карина, подбрасывая в руке воланчик. – Присоединитесь к нам? Мы затеяли игры на свежем воздухе!

И тут ее глаза расширились: она увидела, что Август тащит меня за руку, а я упираюсь, мое лицо красное и несчастное. Бианка едва слышно охнула и приложила ладони к щекам. Роза, которая сидела на парапете, болтая ногами, как хулиганка, усмехнулась.

Сложно понять, что они подумали.

– Не сейчас, дорогая Карина, – довольно нелюбезно ответил Август. – Я очень занят.

Мы быстрым шагом поднялись по ступенькам, прошли в коридор, а затем Август толкнул первую попавшуюся дверь и затащил меня внутрь. И опустил задвижку.

– Вы что, рассердились на меня?! – воскликнула я. – За что? Вы меня с ума сведете!

– Это ты меня с ума сведешь, – сказал он тихим голосом, обхватил мое лицо ладонями и впился в мои губы. В первый момент я оторопела, но уже в следующий отвечала ему с равным пылом. Остатки здравого смысла покинули меня; я едва сознавала, где я, и что происходит.

… Неважно, что будет потом. Сейчас есть его горячие губы, и жесткие щеки, и его плечи под моими руками, а его сердце стучит жадно, грозно, и мое откликается и заходится в безумном ритме.

Мы сделали шаг, второй, и наткнулись на кушетку.

Скоро и вовсе никаких мыслей не осталось: было тяжелое дыхание; пальцы Августа расстегивали пуговицы на платье и скользили по моей обнаженной коже, а я вздрагивала от его прикосновений. И в какой-то момент поняла, что лежу на спине, и Август избавился от сюртука, и ворот его рубашки расстегнут, а мое платье спущено с плеч, и я чувствую прикосновение его горячей кожи к своей, и металл пластины на его груди холодит мою обнаженную грудь.

Сознание вернулось вспышкой; в этот миг по коридору прошли люди. Послышался шум беседы и русалочий смех Карины, и аристократический голос княгини отдавал распоряжения мажордому, а тот почтительно отвечал.

Я вдруг увидела себя словно со стороны. Тело Августа показалось ужасно тяжелым и жарким; его нога придавила мою, жесткая ткань его брюк царапала мое бедро; его спина была напряжена под моими ладонями, его поцелуи жгли кожу.

Наваждение ушло. Голова стала ясной, в груди похолодело, и стало страшно, и откуда-то возникла острая обида.

Не знаю, что за бес вселился в Августа… но это неправильно. Так не должно быть.

Я с усилием отвернулась; его губы скользнули по щеке, он поцеловал меня в шею, да так, что наверняка останется след.

– Ваша милость! Август! Довольно!

Я легко толкнула его плечи. Он будто не почувствовал: тогда я толкнула сильнее.

– Хватит! Остановись!

Он замер и хрипло произнес:

– Я не хочу останавливаться.

– Август, пожалуйста. Не надо… вот так. Я не хочу.

Его мышцы напряглись еще сильнее, а потом он поднялся и сел ко мне спиной. Оперся локтями о колени и с силой потер лицо.

– Да, – сказал он глухо. – Конечно.

Я села, стараясь не смотреть на него, и стала застегивать платье.

Август запустил пальцы в волосы и чертыхнулся. Потом еще раз.

– Иди, – сказал он не поворачиваясь. – Сейчас в коридоре никого нет. Тебя не заметят.

– А… ты?

– Я побуду еще тут. Пока… не могу выйти. Мне нужно прийти в себя. Черт бы тебя побрал, Майя! Прости. Я идиот.

– Август, нам нужно поговорить, – сказала я с отчаянием.

– Потом, ладно? – попросил он устало. – Иди уже. Пока сюда не сбежался весь замок.