Текст книги "Тайна замка Морунген (СИ)"

Автор книги: Варвара Корсарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Глава 13 Ольденбуржцы

– Вернусь в подвал, – мрачно сказал он, когда мы остановились у двери моей комнаты. – Прослежу, чем занимается Тейфель. Как бы этот увлеченный юноша не наворотил чего в исследовательском пылу.

– Август, зачем он здесь, этот Гаспар Тейфель? Вы его хорошо знаете? Раньше с ним встречались?

– Князь Рутард знает его неплохо, – он помрачнел еще больше. – Вел с ним дела. Тейфель представляет корпорацию, которая скоро начнет прокладывать здесь чугунные дороги. Так сказать, проводит рекогносцировку на местности и улаживает разные тонкости. Полезный человек.

– Тейфель говорит, что напросился ехать в ваш замок. Давно хотел побывать в нем… по-моему, это странно.

– По-моему тоже, но я немало встречал в жизни чудаков. Обычно их чудачествам есть простое объяснение.

Полковник говорил небрежным тоном, но глаза его оставались встревоженными и задумчивыми.

– Может, у Тейфеля есть и другое хобби, кроме изучения наследия Жакемара, – предположила я. – Он надевает плащ, шляпу и в обличии вора Горностая в полночь громит сейфы богачей.

– Каждый имеет право на маленькие увлечения, – развел руками полковник. – Майя, прошу – нет, приказываю – не ходи по замку и его окрестностям одна. Бери с собой Кербера. Или слугу. Я был бы рад, если бы ты подружилась с Розой, и она составила тебе компанию в твоих изысканиях. Она взбалмошная девушка, но у нее есть кое-какие полезные навыки.

– Да, уже поняла, – ответила я холодно. – Необыкновенная девушка. Любит на досуге грабить захоронения. И зверюшка у нее милая. Горностай. Не правда ли, занятное совпадение – знаменитого грабителя тоже так зовут! Интересно, с чего бы?

– Если ты считаешь, что Роза – это грабитель Горностай, то должна подозревать всех дам, которые взяли в моду держать этих животных дома, – сказал полковник с намеком на веселье. – Княгиня Клара, пока не увлеклась кошками, раньше тоже держала горностая. И Карина Кальбек.

– Карина успела много рассказать вам о себе, – заметила я тихо. – Вы на ней хотите остановить выбор? Отдам должное вашему вкусу. Она красивая и добрая.

Полковник невесело улыбнулся. Он протянул руку и коснулся моей щеки. Я затаила дыхание от неожиданности. И уж совсем неожиданными стали его слова:

– Голубка Майя, – сказал он негромко. – Не бери в голову. Пусть все идет своим чередом. Все сложится так, как должно, и все будет хорошо. Поверь мне.

Он опустил руку, и пока я думала, что могли означать его странные слова (либо они означали что-то очень важное, либо вообще не имели никакого смысла), он ушел.

Я позвала горничную и велела зажечь камин и приготовить сидячую ванну. После знакомства с Арахнофером я была чумазая, как черт. В волосах паутина, на лице и руках следы ржавчины, платье в пыли.

Впрочем, настроение мое воспарило. Может, потому что я была на волоске от гибели и теперь мои тело и голова ликовали, что остались живы и могут творить новые глупости. Да и последние слова полковника отчего-то обнадежили. Он как будто пытался через намеки, иносказания донести до меня некую важную мысль. Впрочем, влюбленные девушки часто неправильно истолковывают слова объектов своего обожания.

Я разделась, забралась в ванную и блаженствовала долгое время. Настал час ужина, но я не пошевелилась. Не хотелось выбираться из воды, одеваться и идти по темным коридорам в гостиную. Потом наведаюсь на кухню, если голод одолеет.

Однако мое почти счастливое состояние прервал стук. По двери деликатно барабанила незнакомая рука.

– Госпожа Майя, к вам можно? – спросил из коридора грудной голос.

Карина Кальбек! Вот так сюрприз! Я подумала, не притвориться ли мне спящей или утонувшей, но любопытство заставило откликнуться:

– Секунду, госпожа Кальбек.

Я выскочила из воды, наскоро вытерлась, замотала мокрые волосы полотенцем, накинула халат. Опустила на ванной колесики, откатила в угол комнаты и закрыла ширмой. Затем отперла замок и приоткрыла дверь – немного, только нос просунуть.

Из темноты коридора улыбалась Карина Кальбек. Кожа ее лица матово светилось, зубы казались фарфоровыми. В руках эта прекрасное привидение держало корзинку.

– Я к вам с гостинцем и предложением поговорить, – сказала она дружелюбным, певучим голосом. – Пустите?

– Простите, я не одета. Принимала ванну.

– Ну так пустите? – повторила она более настойчиво и улыбнулась еще шире. – Я помогу вам расчесать и уложить волосы.

Я пожала плечами и распахнула дверь.

– Прошу.

Карина упругим шагом вошла в комнату и огляделась.

– Зачем вы пришли? – Буду придерживаться той же тактики, что и в разговорах с Розой и Бианкой: откровенность и прямота.

– Вы отсутствовали за ужином, у господина Тейфеля и его милости фон Морунгена были мрачные лица, а эта несносная Роза чему-то втихую радовалась, как будто ей рассказали гадкую шутку. Вот я и забеспокоилась. Вы мне интересны, госпожа Майя. Я волнуюсь за вас, хоть вы и найдете это странным. Вы позволите присесть?

Не дожидаясь ответа, она изящно устроилась на кушетке, шурша платьем.

Я молча смотрела на гостью. От рыжих волос, светящейся кремовой кожи и блеска ее карих глаз в комнате как будто стало светлее. Даже пламя в камине устыдилось и спряталось под золу. Оно не могло соперничать с пылкой, полной жизни Кариной.

Ух, какая!

– Я принесла вам малины, – она протянула корзину с ягодой цвета ее платья. – Собрала сегодня. Охота на бекасов не удалась, но полковник показал, где возле замка можно набрать ягоды. И поделился историей о том, как на следующий день после вашего знакомства отправил вам корзину земляники.

У меня дыхание перехватило. Я любила вспоминать ту историю. И теперь Август поделился нашим секретом с этой… красоткой!

– Вот как! И что же еще он вам рассказал?

– О ваших с ним отношения? – Карина очень проницательно улыбнулась. Она читала мои чувства на лице, как слова на бумаге. – Больше ничего. Из его милости очень сложно вытащить информацию. Да и эту историю он рассказал просто потому, что к слову пришлось. Я спросила его, любит ли он бродить по лесам и есть ли у вас тут ягода, а его невоспитанный камердинер влез со своими замечаниями и проболтался. Так что не вините его. Майя, – сказала она очень нежно, – пожалуйста, не прогоняйте меня. Давайте поговорим о полковнике. Его милости фон Морунгене и о том, что ему требуется.

Мое лицо ясно показало, что я думаю об этом предложении. Я совершенно не хотела об этом говорить! Но Карина не отставала.

– Майя, я не желаю вам зла, поверьте. Вы очень мне нравитесь. Вы такая… необыкновенная. Честное слово, я вам завидую!

Она прижала руки к груди и посмотрела на меня с ласковым укором. Я не услышала в ее голосе фальши.

– Что именно вы хотите от меня узнать?

– В первую очередь мне бы хотелось узнать вас получше.

Она огляделась, как будто рассчитывала найти ответы в моей комнате. Встала и медленно прошлась вдоль стен. Выглянула в окно, задержалась у светильника и произнесла с забавным ужасом:

– Зачем эти страшные скелеты у вас в комнате? Почему вы от них не избавитесь?

– Привыкла, – пожала я плечами. – По-моему, они милашки.

– Вам нравится в этом замке? – она повернулась и пристально на меня посмотрела. – Вы к нему привязались?

– Да.

– К замку или к его хозяину?

Я вспыхнула. Вопрос был бесцеремонный.

– Прошу, простите! – Карина вновь покаянно прижала руки к груди – характерный для нее жест. – Я лишь пытаюсь понять… есть ли у меня шанс.

– Какой… шанс? – спросила я хриплым голосом.

– Выйти замуж за его милость, – ответила она и обезоруживающе улыбнулась.

– Я не знаю.

Карина, казалась, внезапно устыдилась.

– Простите, – повторила она еще раз. – Думала, я могу быть откровенной с вами.

Чтобы скрыть неловкость, она повернулась к скелету и сказала с наигранной беззаботностью:

– Пожалуй, у этого костяного юноши и впрямь обаятельная улыбка. Так, а это что? Что он такое держит в своих прекрасных зубках?

Она сунула палец прямо в медную челюсть, подцепила мятый клочок бумаги и вытащила. Я встревожилась… что это? И тут вспомнила, и ужаснулась.

– Стойте! Не трогайте!

Я метнулась к ней, но было поздно. Карина уже развернула проклятую бумажку и пробежала глазами злосчастный список, в котором я объяснялась в любви к полковнику и перечисляла все «за» и «против» нашего союза!

– Бедное дитя! – сказала она потрясенно. – Бедная влюбленная Майя!

Я вырвала бумажку из ее белых рук, скомкала и бросила в камин, но Карина не отшатнулась от грубого жеста, а обняла меня и нежно прижала мою голову к своему плечу. Внезапно я расплакалась – второй раз в этот день. От досады и от того, мой секрет выплыл наружу таким вот глупым образом. И от дружеского сочувствия, которое я получила, от кого не ждала.

– Прости! Прости! – повторяла Карина голосом, полным раскаяния. – Я не сразу сообразила, что вижу. Думала: мусор. Или какой-то секрет замка. А это, оказывается, твой секрет.

– Секрет, о котором почему-то знают все, – глухо пробормотала я.

– Плачь, Майя, – она погладила меня по спине. – Слезы – отличное лекарство при несчастной любви. Ах, он болван с железным сердцем! Он тебя отверг? Или ты не говорила ему?

– Первое, – сказала я, отстраняясь и вытирая слезы. Мне было стыдно за свой нервный срыв, хотя у меня было оправдание – денек выдался непростой. – Он считает, что я достойна лучшего.

– Он прав, Майя. Милая, это так. Поверь, мне совершенно не хочется быть твоей соперницей. Кроме того, я вижу, что полковник к тебе… да, по-мужски неравнодушен.

Она помолчала и произнесла нараспев, словно вспомнив и процитировав чьи-то слова:

– Ты ему приятна, как свежий ветер в знойный день или как лучи весеннего солнца после зимы, – она тряхнула головой и усмехнулась, а затем добавила другим, обыденным тоном: – Но они лишь дополнение к его жизни, не более. И не заменят ему весь мир.

Она тряхнула головой, сверкнула глазами и решительно закончила:

– Я хорошо знаю таких людей, как полковник. Они и себе не могут добыть счастья, и другим его не приносят. С такими мужчинами уживаются лишь те, кто не станет ждать от них любви и сострадания.

– Разве это не главное в браке? – спросила я угрюмо.

– Нет, – улыбнулась Карина с жалостью. – Мой опыт показывает, что куда важнее найти в муже сдержанность, вежливое обращение, бережливость и умение защищать то, что ему принадлежит. Но юным девушкам этого бывает недостаточно, и винить я их не буду. Однако послушай, Майя…

Она коснулась моего плеча и сказала тихо:

– Прости, я буду его добиваться. Он – тот человек, которого я заслужила.

– Вы это поняли за два дня? Успели влюбиться в него без памяти? – спросила я не без сарказма.

– О нет, я не влюблена! Больше я такой ошибки не допущу, – она печально улыбнулась. – Полковник имеет то, что я ищу в мужчине. Мы многое пережили. Оба знаем, почем фунт лиха, и не будем добавлять друг другу хлопот. Он не будет намерено жестоким с женщиной. Он может дать супруге многое, хотя и не будет способен на нежную сердечную страсть. Мне нужен такой человек с железным сердцем, – она улыбнулась.

– Не говорите ерунды!

Она погладила мое предплечье.

– Майя, прости, но я буду стараться заполучить его. По-дружески предупреждаю тебя. Не нужно тебе пытаться… помешать. Ты только сделаешь себе больнее.

– Вы мне угрожаете? – изумилась я.

Вот хитрая лиса! За ее ласковыми словами прятались острые зубки!

Но Карина так испуганно замотала головой, что я решила, что ошиблась.

– Вовсе нет! Ты неправильно поняла меня. Я просто возвращаю тебя в реальность.

– Ах, поступайте, как хотите!

Я попробовала отвернуться, но она удержала меня.

– Милая Майя, девочка, я помогу тебе! Да-да! – сказала она задумчиво, охваченная какой-то идеей. – Девочка, ты заслуживаешь счастья, и найду для тебя человека, с которым ты будешь счастлива. О, я уверена, что уже знаю одного мужчину, который жаждет составить твое счастье… он видит тебя ночами во сне и мечтает о тебе.

Я скривилась.

– Карина, бросьте.

Но она лишь лукаво улыбнулась.

– Спасибо тебе, Майя, – напоследок она пожала мою руку. – Спасибо за то, что ты сделала для полковника. Что ты сделала для моего будущего мужа. Ты спасла его жизнь, и я не останусь в долгу.

Вопреки всему, ночь прошла спокойно. Я без кошмаров проспала до самого утра, а когда проснулась, чувствовала себя сносно. Впрочем, радостью не лучилась, как того требовала прекрасная погода.

За окном сияло солнце, пели птички, а я решила сбежать из замка.

Хотя бы на день. Чтобы не встречаться со странными девушками и не вести тяжелых для меня разговоров. Чтобы стряхнуть с себя наваждение. Отдохнуть от сумрака и толстых стен замка, где загадки – такое же привычное явление, как омлет на завтрак.

Я уже давно не видела отца и не получала от него писем. Но знала от кухарки, а та от своей сестры Марты, что господин Готлиб Вайс жив-здоров. Какое-то время назад он вернулся из столицы и день-деньской сидит дома как сыч, за рабочим столом, с часовой лупой в глазу и любимыми инструментами в руках.

Как обстояли дела с отцовской задолженностью в казну города и княжескую казну я тоже не знала. Полковника не расспрашивала. Эта тема была щекотливой, а нынче я плохо понимала, о чем можно говорить с Августом безопасно.

Решено: еду в Ольденбург. Проведу там день, вечером вернусь. Или не вернусь… в любом случае, смена обстановки поможет взглянуть на последние события спокойно и рассудительно.

Но вот незадача – Август велел не выбираться никуда одной. Без его разрешения Курт не повезет, а подговаривать слуг было чревато неприятностями и для меня, и для них.

Однако все сложилось как нельзя лучше.

За завтраком хозяин дома извинился и объявил, что первую половину дня гости будут предоставлены сами себе, потому что ему необходимо уехать в Ольденбург. Он все еще исполняет роль наместника и дела требуют постоянного надзора. Князь Рутард благодарно улыбнулся, а Карина воскликнула:

– Ничего страшного! Служба всегда должна быть для мужчины на первом месте. Ведь это то, что делает его мужчиной.

– Рад, что вы это понимаете, – сказал полковник суховато, что доставило мне удовольствие.

Княгиня Клара обещала Августу, что обеспечит гостям развлечения и тут же начала планировать игру с мячами и шашки на свежем воздухе, прогулку с корзинами для пикника, и что-то еще не утомительное и приличное.

После завтрака я ринулась вон из столовой и догнала Августа в холле.

– Ваша милость! Подождите! Август! – я схватила его за рукав и вздрогнула от того, как просветлело его лицо, когда он повернулся ко мне. – Можно с вами? Хочу повидаться с отцом. Вы верхом? Разрешите Курту отвезти меня в карете или повозке? Подождете меня? Или у вас совсем нет времени?

– Сколько слов за один раз! – улыбнулся он. – Конечно, я подожду. Собирайся, сейчас запрягут. Майя, я рад видеть тебя прежней и энергичной этим утром, – добавил он ласково, и я смешалась.

Я ему приятна, как свежий ветер в знойный день, как первые весенние лучи после холода, вспомнила я. Которые хороши в свое время и приносят радость, но не заменят Августу весь мир.

Я понимала, что Карина, скорее всего, права. Поступки и слова полковника это подтверждали. Однако, когда он смотрел на меня так, как сейчас, казалось, я и есть весь мир для него.

Но почему тогда он отталкивает меня?

– Я уже готова и вас не задержу, – я отвернулась, опечаленная. – Идемте.

Оттого что весь путь до Ольденбурга я была погружена в разные мысли, показалось, что добраться до дома удалось в два раза быстрее, чем обычно.

Я ехала в карете, Август, как водится, верхом, чуть поодаль. Я наблюдала за ним из окна. В пути произошло одно незначительное, но непонятное для меня событие.

Когда карета миновала поворот на заброшенный серебряный рудник, полковник придержал коня и какое-то время стоял, напряженно глядя в лес, словно ожидая, что оттуда появится кобольд, или призрак, или банда браконьеров. Курт тоже остановил карету.

Полковник снял шляпу и медленно провел рукой по глазам, а потом сжал губы, тряхнул головой, надел шляпу и тронулся, махнув нам рукой. Лицо у него стало очень мрачным, как в день, когда я встретила его впервые.

Когда въехали в Ольденбург, я меня как гора с плеч упала. Я не ожидала, что буду так рада оказаться на знакомых улицах.

Но радость моя скоро померкла, когда я увидела, какими взглядами провожают горожане карету наместника. И с какой злобой отворачиваются и плюют через плечо, завидев его самого.

Когда проезжали старую прачечную, из придорожных кустов вылетел тухлый помидор и шлепнулся о дверцу кареты. Тут же второй круглый предмет полетел прямо в полковника; тот успел придержать коня и предмет, оказавшийся камнем, упал перед копытами на мостовую и рассыпался осколками. В кустах зашуршало, кто-то быстрый и юркий умчался прочь.

От неожиданности конь испуганно вскинул голову, дернулся, отпрянул, попал копытом в выбоину и едва не упал. Полковник с трудом успокоил его. Чертыхнулся, спрыгнул на землю и осмотрел ноги животного. Конь дрожал, и теперь, когда двигался, легко прихрамывал.

– Это ж какой сволочью нужно быть, чтобы пугать животное, – сказал Август сквозь зубы.

– Зачем он это сделал? И кто это, вы не заметили?

– Не заметил, – он мотнул головой. – Видать, рассчитывал, что конь меня сбросит и я сломаю шею. Ну, попадись он мне…

Август говорил почти спокойно, только на щеке его подрагивала жилка, да набухли вены на лбу. Он был в ярости, и я не завидовала тому, кто учинил такую подлость.

Мы были недалеко от моего дома. Полковник проводил меня до двери.

– Я закончу дела через час-два, – предупредил он меня. – Наведаюсь в магистратуру, разберу пару дел этих… местных идиотов, а потом заберу тебя. Или ты останешься дома?

– Нет, заберите меня, – ответила я, поколебавшись. – Вернусь в Морунген.

Я была огорчена. Недавний эпизод выбил меня из колеи. Кажется, неприязнь ольденбуржцев к наместнику достигла новых высот. И она была взаимной: в голосе полковника слышалась глухая злоба, когда он говорил о своих земляках.

Я вошла в дом и несколько минут стояла в прихожей неподвижно. На меня обрушились знакомые и забытые запахи, цвета, звуки: шелест клетчатых занавесок, тепло нагретых солнцем досок под ногами, аромат какао из кухни и, конечно, тиканье многочисленных часов.

Как же я соскучилась по этой музыке! Я шла по комнатам и без труда угадывала голоса старых друзей. Вот это тиканье, тонкое, захлебывающееся, идет от часов в виде канарейки в клетке. Вот так, солидно, с прищелкиванием, стучат корабельные часы. Так, а это что?

Я подошла к стене, чтобы изучить нового обитателя дома, и присвистнула от удивления. Не было сомнений, что этот механизм изготовил отец. Собрал сам, от первого до последнего винтика.

У часов была одна-единственная стрелка и шесть циферблатов. На самом большом, неподвижном, пять делений. Вместо цифр – столы, накрытые к завтраку, полднику, обеду, вечернему чаю и ужину. В картинках прорезаны окошечки, за ними прячутся подвижные диски с изображением разных яств.

Ага, понятно! Диски вращаются на одно отделение каждые сутки. Значит, на обеденном столе окорок сменяется отбивными, назавтра отбивные сменяются тушеной рыбой, рыба – сосисками в кляре и так далее. Часы избавляют хозяйку от раздумий, что приготовить.

Мне стало смешно. Отец соединил в одном изобретении две своих страсти: любовь к механизмам и любовь к еде. Пожалуй, такие часы пользовались бы в столице популярностью! Вкусно покушать там любят и механические изыски ценят.

Послышались шаги, из мастерской вышел отец: в голубой блузе, рабочем фартуке, нарукавниках, на глаз надвинута лупа на ремне.

Увидев меня, он застыл от удивления.

– Привет, папа, – сказала я смущенно.

– Что-то случилось? – спросил он дрогнувшим голосом. – Фон Морунген тебя выгнал? Ты попала в беду?

– Нет-нет! Все хорошо. Просто приехала проведать. Вечером вернусь в замок.

Отец вздохнул, снял лупу, нарукавники, бросил на кресло.

– В замке, говорят, сейчас весело, – сказал он, не глядя мне в глаза. – Гости, праздник. Что там делаешь ты? Почему фон Морунген не отпускает тебя?

– Мне нужно там быть. У нас договор до конца года, – я ушла от ответа, потому что сама толком не знала, зачем остаюсь в замке.

– Тебе там плохо, Майя, – сказал он. – Я же вижу. Я знаю свою дочь. Что-то неладно.

– Все ладно, но мне нужен твой совет. Марта дома? Она подаст нам чай? За чаем расскажу, в чем дело.

Пока Марта хлопотала, отец сидел развалясь в кресле, сцепив руки в замок на животе. Он внимательно смотрел на меня из-под полуприкрытых век и как будто что-то прикидывал.

– Ну, и о чем ты хотела поговорить со мной? – спросил он угрюмо, когда мы остались одни.

– Во-первых, расскажи, как обстоят дела между тобой, Лео Цингером и княжеской казной. Этот дом еще наш? Или Лео разрешил тебе жить в нем из жалости?

Отец уловил упрек, нахохлился и сверкнул глазами. Но я уже не была прежней покорной Майей. Его недовольство меня не смутило. Он криво усмехнулся, отвел взгляд, достал из рукава платок и стыдливо вытер губы.

– Будто не знаешь, чей это теперь дом! – ответил он с напускным раздражением. – Фон Морунген выкупил закладную у Цингера. И прочие мои штрафы покрыл. Хочешь упрекнуть, что я тебя не поблагодарил за эту милость?

Я изумилась.

– Хочешь сказать, этот дом теперь принадлежит Августу? То есть, барону фон Морунгену? Он мне ничего не сказал!

Отец смутился и почесал в затылке.

– Хм… он просил не болтать об этом в Ольденбурге. Что, правда, не знала?

– Нет!

– Он сказал, что придержит закладные, пока я не соберу средства. Или до тех пор, пока ты не уедешь из замка и дом потребуется тебе самой.

Я молчала, ошеломленная.

– Майя, какие у тебя с ним отношения? – спросил отец грубовато. – Скажи прямо. Я твой отец и имею право знать. Говорят, он скоро женится на какой-то знатной особе. Тогда ты вернешься домой?

Я со стуком поставила кружку на стол.

– Я его друг. И я смотрю за его механизмом. Пусть в это сложно поверить, но это так.

– Вот именно. Поверить сложно, – отец недобро прищурил глаза.

– Барон фон Морунген – порядочный человек, и не давал мне повода… беспокоиться о его поведении, – сказала я почти искренне.

– Майя, ты глупое дитя, – резко прервал меня отец. – Он захотел тебя в первый миг, как только увидел.

Я густо покраснела. Ужасно, когда родитель затевает такие разговоры!

– С чего ты взял? – сказала я с трудом. – Ты ошибаешься.

– Ты моя дочь, – он хлопнул ладонью по столу и повысил голос. – Я чувствую, когда моему ребенку грозит опасность. И я мужчина. Уверен, я правильно истолковал тот взгляд, каким Морунген встретил тебя. Мне хотелось убить его на месте! И когда ты приблизилась к нему… я понял сразу: быть беде. Его визит принесет нам много несчастий. И оказаться в каталажке за вольности с налогами – меньшая из них. Если бы ты тогда согласилась на предложение Цингера…

– Ни слова о Цингере! Ты ошибся во всем, – сказала я горячо. – Разве не видишь! Мы многим обязаны фон Морунгену. И я буду с ним, пока я ему нужна.

Видимо, мои слова прозвучали убедительно, потому что отец сдался. Пожал плечами, вздохнул, пробормотал: «Твое дело» и положил себе еще варенья на блюдце.

На всякий случай, я решила перевести разговор на другое.

– Папа, что тебе известно о мастере Кланце?

Отец удивился вопросу.

– То же, что и всем. Искусный механик, анатом. Возможно, шарлатан и авантюрист. Возможно, гений. Возможно, безумец. Возможно, сам дьявол. Это ведь он засунул железное сердце наместнику в грудную клетку, так?

– А что ты знаешь о мастере Жакемаре? О зодчем замка?

– То же самое, за одним исключением: я уверен, что он гений и безумец.

– Хорошо. Ты тоже искусный мастер. Скажи, зачем начинять дом механизмами? Они в Морунгене повсюду. В стенах, на крыше, в подвале. В саду. Под землей. Одни мертвы, другие идут вхолостую. Без какой-либо цели. Вот, смотри…

Я протянула отцу чертежи, которые составил мастер Кланц, и свои заметки.

Он задумчиво пролистал их и ответил:

– Ну вот, говорю же… гений и безумец. Строил механизмы только для того, чтобы их строить. Все равно что изготовить часы без стрелок. Или музыкальную шкатулку без молоточков.

– Но и часы без стрелок можно использовать для чего-то… если подумать.

– Логика безумца, каким и был Жакемар.

– Отнюдь, – у меня забрезжила идея. – Часы без стрелок… музыкальная шкатулка без молоточков… Что если механизмы в замке… часть чего-то большего? Им не хватает некой детали… они были не закончены? Может, эта деталь была изъята или потеряна? Должно быть что-то, что объединит их. Закончит систему, сделает ее рабочей!

Отец призадумался.

– Пожалуй, это мне что-то напоминает…

Он перевернул еще пару листов, почесал лоб и сдался. Отодвинул заметки, побарабанил пальцами по столу и неожиданно сказал:

– Теперь ты мне ответь: кто такой Гаспар Тейфель?

– Откуда ты его знаешь? – встрепенулась я.

– Этот тип бродил по Ольденбургу и задавал жителям разные неудобные вопросы. Он интересовался прежними хозяевами Морунгена. Особенно докучал тем, кто был знаком с мастером Кланцем в давние годы, когда он тут гостил. Тейфель расспрашивал о событиях далеких лет. Очень странный молодой человек. Он нашел хорошего собеседника в лице Цингера, будь он неладен. Они, можно сказать, спелись. Сам вчера видел их в трактире: сидят, нос к носу, за кружкой ячменного, Лео болтает, этот Тейфель слушает, и лицо внимательное-внимательное.

– Черт меня побери со всеми потрохами!

Любимое ругательство полковника вырвалось у меня само собой. Лео и Тейфель спелись? Что еще за новости? О чем они могли разговаривать? Зачем Тейфелю расспрашивать горожан о давних делах?

В моем мозгу крепко засели разные подозрения.

– Пойдем в сад, – предложил отец, отодвигая чайную пару. – Покажу тебе новые саженцы. Нагуляем аппетит до обеда. Мне тебя не хватало, Майя, и я рад, что ты решила показаться дома, хоть и ненадолго.

До обеда мы работали в саду, и я чувствовала себя счастливой.

Все было, как в детстве. Листья, травы, небо. Отец добродушно посмеивался и болтал о знакомых. Как только он ушел в дом проверить, как продвигаются дела с обедом, из-за забора послышался свист, над досками показалась рыжая растрепанная голова.

Рита! Явилась не запылилась.

– Майя! – завопила она. – Тебя наместник привез? Это ты сидела в той карете?

– В той карете? Так это ты кидала в нас помидорами? – сказала я раздельно и взбеленилась, когда Рита кивнула.

– Из-за тебя жеребец фон Морунгена повредил ногу. Ах ты… да как ты могла! Иди сюда, кому сказала! Рыжая негодяйка! Я тебя хорошенько проучу!

Я схватила хлесткую ветку и со свистом рассекла воздух.

Рита озадаченно моргала. Она не ожидала от меня крика и гнева.

– Эй, я не хотела никого калечить! Это случайно вышло. Ты же знаешь, я лошадей люблю. Лучше бы себе Морунген ногу сломал. Ничего, что-нибудь другое придумаю! Будет следующий раз знать, как хороших людей в каталажку отправлять. Он ведь и отца моего на две недели под замок посадил! За капкан в Сыром Логу…

– Иди сюда, сказала! Поговорим.

– А драться не будешь?

– Посмотрим, насколько ты усвоишь то, что я тебе скажу. Если не поймешь слов, придется их в тебя вколачивать.

– Жизнь в Морунгене тебя испортила – неодобрительно отозвалась Рита, но перекинула через доски ногу, чтобы забраться в сад. – Ты стала злая, как наместник. Все равно Морунгена местные проучат, попомни мое слово! Он уже у всех в печенках сидит.

– Тебе что-то известно? – я насторожилась. Не хватало нам новых покушений!

Рита многозначительно улыбнулась, но ничего рассказать не успела. Ее лицо вытянулось, она быстро перекинула ногу обратно и ее как ветром сдуло – только подбитые каблуки прогрохотали за забором.

Хлопнула калитка, я обернулась: а вот и наместник!

Мое сердце встрепенулось, как всегда, когда я видела его.

Август фон Морунген вошел во двор тяжелой походкой уставшего и чем-то недовольного человека. Но спина его была прямой, как всегда, фигура внушительной.

От крыльца уже спешил отец, не особо стараясь скрыть кислую мину.

– Возвращаемся в замок – обратился ко мне Август. – Дела в Ольденбурге на сегодня закончены. Что тут забыла эта рыжая оторва? Опять подбивала тебя на шалости или пришла клянчить, чтобы ты попросила за ее брата и папашу?

– Рита просто пришла меня проведать.

Я отбросила ненужную хворостину и улыбнулась.

– Добрый день, барон, – отец чинно кивнул и неловко потер руки. – Спасибо, что привезли мою дочь. Уже забираете ее обратно?

– Да. Нам пора.

Мужчины посмотрели друг на друга с глубокой неприязнью.

Я вздохнула и решительно сказала:

– Через пять минут Марта подаст обед. Мы останемся на обед, ваша милость.

Август изумленно вздернул бровь. Отец не удержал протестующего и гневного возгласа, но тут же спохватился и выдавил:

– Да-да, буду счастлив! Пойду распоряжусь, чтобы на стол поставили еще один прибор.

Он метнул на меня испепеляющий взгляд и пошел в дом. Август тоже смотрел не меня безо всякого веселья.

– Да, – сказала я твердо. – Вы останетесь на обед. А потом… а потом мы с вами немного погуляем. Гости в Морунгене подождут.

– Ты что-то задумала, – постановил Август.

– Всего лишь хочу показать вам мои любимые места в Ольденбурге, – я пожала плечами. – Вы же показывали мне разное в поместье. Теперь моя очередь.

И добавила жалобно:

– Пожалуйста, Август. Однажды вы обещали выполнить любую мою просьбу. Вот, прошу: не спешите возвращаться в замок. Мне нужно с вами поговорить. Не о личном, – добавила я, вспыхнув.

– Ладно, – согласился он. – Я и правда голоден. Ваша кухарка, помнится, крепко меня недолюбливает. Надеюсь, она не подложит мне в блюда яд. Давненько меня никто не травил. Уж целый месяц как. Даже скучновато стало.

Он неожиданно улыбнулся – быстро, неуловимо, но мне и такая улыбка была в радость.

А вот следующий час радостным назвать было сложно. Обед в отцовском доме заслужил титул второго самого неловкого обеда в моей жизни. Первый случился в замке Морунген, когда я только туда приехала.

Присутствие наместника было отцу как кость в горле. Он даже не особо старался быть гостеприимным хозяином. Наместник прекрасно знал, какие чувства испытывает к нему Готлиб Вайс, и Готлиб Вайс знал, что думает о нем наместник, поэтому притворяться не имело смысла.

Мужчины не смотрели друг на друга. Август мало ел, мало пил, и почти ничего не говорил. Кухарка смотрела на гостя без приязни, и едва кивнула в ответ на комплимент ее мастерству.

Отец тоже помалкивал в тарелку. Пришлось мне отдуваться. Я делилась историями всех часов, которые жили в нашем доме, и просила отца дополнить рассказ, когда я что-то забывала.

Сработало безотказно. Работу свою отец любил, и вскоре разошелся, а когда подали вино, после двух бокалов и вовсе забыл, кто сидит в его столовой. Он раскраснелся, распустил шейный платок и жестами показывал, как восстанавливал корабельные часы для флагманского корабля флота его Величества.