Текст книги "Жизнь начинается снова. Рекламное бюро господина Кочека (сборник)"

Автор книги: Варткес Тевекелян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 56 страниц)

– Еще бы! – сказал человек с седой головой. – После такого террора и запугивания избирателей мудрено было бы не победить. Вся Германия покрылась сетью концентрационных лагерей, в которые бросают всех, кто проявит малейшее недовольство существующим режимом!

– Вам не кажется, господа, что в результате варварских методов, применяемых национал-социалистами в управлении страной, пропасть между Германией и внешним миром углубляется? – спросил посол.

– Гитлер не придает этому никакого значения, зная заранее, что великие державы и пальцем не пошевельнут, чтобы обуздать фашизм и положить конец варварству в центре Европы! – ответил послу старик.

Франсуа Понсэ, видя, что гость из Парижа все время молчит, не принимая участия в разговоре, спросил Василия:

– Скажите, мосье Кочек, какое впечатление вы уносите с собой из Германии?

– Самое тяжелое, – сказал Василий.

– Действительно, здесь творится нечто умопомрачительное!.. Впрочем, этого нужно было ожидать. Мы, французы, вместо того чтобы сблизиться с Германией, когда здесь существовали демократические порядки, тащились в хвосте политики Англии и Америки – боялись остаться в изоляции. А теперь расплачиваемся за это и будем еще расплачиваться жестоко…

– Господин посол, я коммерсант и, признаюсь, плохо разбираюсь в политике. Но, пробыв в этой несчастной стране немногим больше двух недель и увидев все собственными глазами, я ужаснулся. Временами мне кажется, что в Европу возвращается средневековое варварство. Неужели государственные деятели великих держав, в первую очередь Франции, не понимают, что нужно остановить фашизм, – остановить сейчас, немедленно, иначе будет поздно?

– К сожалению, уже поздно!.. В настоящее время интересы союзников резко расходятся. Англичане жаждут ослабления Франции, чтобы иметь возможность единолично господствовать в Европе. Запомните мои слова: они попытаются и фашизм в Германии использовать в своих интересах!

– Как бы им не пришлось расплачиваться за такую близорукую политику! – сказал Василий и встал, чтобы откланяться.

– Скажите, мосье Кочек, я ничем не могу быть вам полезным? – спросил Понсэ.

– Благодарю вас. Я свои дела успешно закончил и на днях возвращаюсь в Париж.

– По приезде передайте, пожалуйста, сердечный привет Маринье и расскажите ему обо всем, что видели здесь…

До выборов в Берлине оставалось несколько дней. Каждый день под звуки фанфар и духовых оркестров устраивались парады, факельные шествия, шумные митинги и собрания. В самый день выборов – 5 марта – отряды СА разместились во всех пунктах голосования. Выборы и подсчет голосов происходили под руководством нацистов. В результате национал-социалисты получили в рейхстаге двести восемьдесят восемь мест – абсолютное большинство.

На следующий же день после выборов террор в Германии усилился. Начались повальные обыски и аресты, конфискация имущества евреев и враждебно настроенных к фашизму людей. Василий слушал выступление Геринга по радио. Как бы отвечая на вопрос, почему все так происходит, тот говорил без тени смущения: «В большом деле без издержек не обойтись. Это неизбежно…»

В Германии делать было больше нечего. Все, что Василий видел вокруг себя, возмущало, вызывало чувство негодования. Он возвращался домой с тяжелым сердцем.

Германо-бельгийскую границу поезд Берлин – Париж пересекал ночью. На немецкой пограничной станции пограничники и таможенники побежали по вагонам. Они обходили одно за другим купе, будили пассажиров, проверяли документы, вещи. Некоторым пассажирам пограничники предлагали сойти с поезда с вещами и направляли их в помещение таможни при вокзале. Носильщиков почему-то не оказалось, и пожилые люди, мужчины и женщины, сгибаясь под тяжестью чемоданов, шагали к вокзалу.

Очередь дошла до Василия. Офицер пограничной службы повертел в руке чехословацкий паспорт и сказал:

– В таможню с вещами!

– У меня один маленький чемодан, его нетрудно проверить и здесь, на месте. – Василий хотел было открыть чемодан.

– Не возражать! – гаркнул офицер.

Василия проводили в помещение пограничного пункта. В большой комнате, обставленной казенной мебелью и пропитанной запахом казармы, за большим столом сидел грозного вида офицер. Рядом с его столом стоял человек в форме таможенного чиновника. Взяв паспорт Василия, офицер начал задавать уже ставшие привычными вопросы:

– Фамилия?.. Место рождения?.. Профессия?.. Зачем ездил в Германию?

Получив исчерпывающие ответы на все эти вопросы, офицер исподлобья взглянул на Василия:

– Иудей?

– Словак и католик по вероисповеданию.

– Иудеи заклятые враги Германии, но… – небольшая пауза, – славяне тоже не лучше, хотя они и христиане!

Василий молчал.

– Отвечайте на вопрос: почему на вашей родине, в Чехословакии, угнетают немецкое меньшинство?

– Политикой я не интересуюсь и ответить на ваш вопрос не могу. Потом, я живу во Франции.

– Все вы невинные овечки и ничего не знаете! Подождите, придет время – сами разберетесь или мы заставим вас разобраться!..

Василий молча положил перед офицером договоры, заключенные в Берлине и Лейпциге.

– Из этих бумаг следует, что вы установили коммерческие связи с немецкими торговыми организациями. Не так ли? – спросил офицер.

– Совершенно верно. Я совладелец рекламной фирмы в Париже, и у нас давно установились добрые отношения с немецкими деловыми кругами!

Офицер вернул ему паспорт и договоры.

– Можете следовать дальше!

Чемодан его даже не открыли.

Переехав французскую границу, Василий облегченно вздохнул. «Нет, ехать еще раз в Германию с чехословацким паспортом не стоит!» – подумал он.

В Париже Василия ждало множество новостей.

Лизы дома не оказалось, и он, оставив чемодан, поспешил в контору. Первым, кого он увидел, был Борро.

– Ну, Анри, какие у нас новости?

– Есть кое-какие!.. Начнем с того, что за последнее время мосье Жубер находится в подавленном состоянии духа и почти ни с кем не разговаривает. Никто не решается спросить его о причине такого настроения, а он, в свою очередь, избегает разговоров на эту тему. Даже ваша телеграмма о выгодных заказах не произвела на него никакого впечатления!.. Поступило предложение от крупной американской фирмы послать к ним представителя для переговоров о рекламировании нескольких кинокартин. Мы еще не ответили им – ждали вашего приезда. Гомье закончил эскизы для Италии, и, если вы их одобрите, мы тотчас отошлем их… Что касается лично меня, то я собираюсь посетить, как вы пожелали, национал-социалистский рай – побывать в Берлине, Лейпциге…

– Хорошо, что напомнили об этом!.. Сегодняшняя Германия, Анри, – это страшная тюрьма, и при малейшей оплошности вы можете исчезнуть в ней бесследно, как исчезают многие. Я соглашусь на вашу поездку при условии, что вы дадите мне слово ничего там не видеть, ничему не удивляться, а главное – молчать!

– Смею заверить вас, дорогой патрон, что у меня нет никакого желания очутиться за решеткой и тем более исчезнуть бесследно из этого лучшего из миров!.. Постараюсь быть немым как рыба. В этом вы можете на меня положиться, – сказал Борро.

– Когда вы собираетесь ехать?

– Хоть завтра, если у вас нет возражений. Немецкая виза у меня в кармане, остается купить билет.

– Возражений нет. Хочу обратить ваше внимание на важность прочных деловых отношений нашей фирмы с ярмарочным комитетом в Лейпциге. Учтите, у них неисчерпаемые возможности обеспечить нас заказами.

– Сделаю все, что в моих силах!

Не успел Василий разобрать почту, как в кабинет вошел Жубер. Он молча пожал компаньону руку, медленно снял пальто, повесил на вешалку.

Борро оказался прав: вид у Жубера был неважный, он заметно осунулся, побледнел.

– Хорошо, что вы приехали, – сказал Жубер, присаживаясь к столу Василия. – Надеюсь, путешествие было приятным?

– Поездка была удачная, но тяжелая… Вы знаете из моей телеграммы, что мне удалось завершить переговоры с Берлинской конторой кинопроката и, самое главное, заключить выгодный договор с Лейпцигским ярмарочным комитетом. Таким образом, на ближайшее время мы с вами избавлены от капризов рынка. И все-таки поездка была ужасная! Вы даже представить себе не можете, что творится там, в Германии. Неприкрытая диктатура, уничтожение всякой демократии, подавление человеческой личности, варварство… Временами мне не верилось, что все это я вижу наяву… – Василий замолчал, заметив, что Жубер не слушает его, и спросил: – А теперь скажите, что с вами?

– Почему вы задаете мне такой вопрос?

– За короткое время моего отсутствия вы сильно изменились.

Жубер хотел было что-то сказать, но промолчал.

– Если вы не хотите быть со мной откровенным, не смею настаивать. Но мне казалось, что между друзьями не должно быть секретов!

– Ах, мой друг! Я несчастный человек…

– Что случилось?

– Вы знаете, как я любил Мадлен… Для нее я пожертвовал всем, чуть не разорился…

– И что же?

– Мне и больно и горько говорить об этом… Недавно я случайно застал ее с другим. И знаете, что самое досадное? Нет, вы даже представить себе не можете! Старый, толстый боров!.. Менять Жана Жубера – и на кого? На старого развратника!

Не огорчайтесь!.. Древний поэт сказал: «Лучше на худом челне пуститься вплавь в открытое море, чем довериться лживым клятвам женщины»…

– Я ведь любил ее!..

Под вечер Василий позвонил Сарьяну.

– Приехали? – обрадовался тот. – И голова цела? Браво, брависсимо!.. Он еще спрашивает, хочу ли я встретиться с ним?! Не хочу, а настаиваю на этом. Больше того, на правах дружбы требую!..

– Приходите к нам!

– Мне совестно утруждать каждый раз Марианну. Не лучше ли встретиться где-нибудь в ресторане?

– Нет, не лучше. Я еще и жену не видел. Заехал домой с вокзала, а она уже ушла на лекции. Приезжайте к нам, посидим, выпьем бутылочку вина, потолкуем…

Вечером не успел Василий войти в дом, как Лиза бросилась к нему, обняла и вдруг расплакалась.

– Ну что ты, что ты? – успокаивал ее Василий, проводя рукой по гладко причесанным волосам жены.

– Я так беспокоилась, так волновалась!.. Места себе не находила, ночей не спала…

– Но ведь для беспокойства не было никаких оснований!

– Как же не было? Ты думаешь, я дурочка и не знаю, что творится там, где ты был… О господи, когда будет конец нашей проклятущей жизни? – Лиза вытерла слезы.

– Твердо могу сказать тебе – конец будет не скоро. Совсем даже не скоро, и поэтому нам нужно беречь нервы.

– Тебе легко говорить – беречь нервы. Я тут одна-одинешенька в этих стенах… Чего только не лезло в голову…

– Ты лучше расскажи, как жила без меня, что у тебя нового?

– Все по-прежнему. Впрочем, у меня маленькая радость: профессор Жерико, прочитав мой реферат, обещал зачислить меня с будущего учебного года на основное отделение университета. За время твоего отсутствия я встречалась с фрау Браун. Она охотно приняла от меня еще пятьсот франков и обещала принести на днях список французских журналистов, подкупленных немецким посольством и работающих на Германию. По ее словам, в списке есть фамилии довольно известных политических обозревателей.

– Это очень важно, мы найдем способ известить французские власти. Пусть они знают предателей и примут необходимые меры.

Лиза покачала головой:

– Боюсь, что французские власти никаких мер не примут…

– К сожалению, ты, пожалуй, права…

– Раза два звонил Сарьян – спрашивал, нет ли от тебя вестей.

– Хорошо, что напомнила! – спохватился Василий. – Он обещал приехать сегодня. Как у нас с едой?

– Кусок холодного мяса, фруктовые консервы…

– Вот что, я сбегаю куплю вина, а ты приведи себя в порядок и накрой на стол.

– Хлеба, хлеба не забудь!

Стол был давно накрыт, закуски расставлены, бутылки раскупорены, а Сарьяна все не было. Василий начал тревожиться, – журналист человек пунктуальный и никогда не опаздывает.

Он влетел в дом как вихрь, когда его уже перестали ждать.

– Извините, пожалуйста! Причины у меня весьма основательные… К тому же я голоден как волк! – Он сел за стол, выпил вина и принялся за закуску.

– Признавайтесь, Жюль, – не задержало ли вас свидание с прекрасной дамой? – спросил Василий.

– Кажется, я имел уже случай сообщить вам, что я однолюб и, кроме Жаннет, никаких других женщин просто не замечаю!.. Исключение, конечно, составляет Марианна, – тут же поправился Сарьян. – Нас, группу журналистов, пригласили на Кэ д’Орсэ, и лично мосье Бонкур сделал довольно важную информацию. Но обо всем этом потом, сперва расскажите о ваших впечатлениях!..

Пока Василий со всеми подробностями рассказывал о виденном и пережитом в Германии, Сарьян отдал должное и ветчине с корнишонами, и холодной телятине, не забывая подливать себе вина.

– Кажется, я понял секрет успеха Гитлера, – говорил Василий, – он выбрал удачное время для захвата власти. Экономический кризис потухает повсеместно, – разумеется, и в Германии тоже. Заметно некоторое оживление в промышленности и торговле. Гитлер ловко использует это, создавая у своих соотечественников впечатление, что все это происходит благодаря ему. Безработица постепенно ликвидируется, жизнь улучшается, – как же не быть благодарным фюреру? Он, Гитлер, жонглирует демагогическими лозунгами, утверждает, что выступает против магнатов капитализма. Народ верит, что именно он порвал ненавистный немцам и действительно несправедливый Версальский договор. Германия вооружается на всех парах, – безработные получают работу, а промышленники – колоссальные барыши.

– А где же были левые – социал-демократы и коммунисты, имевшие одно время большинство депутатских мест в рейхстаге? – спросил Сарьян.

– Насколько я знаю, социал-демократы отвергли предложение коммунистов о совместных действиях и раскололи левый фронт. Коммунистическая же партия Германии страдала некоторой левизной, сектантством. Руководство ее утверждало, что коммунистам в такой экономически развитой стране, как Германия, нет дела до городской мелкой буржуазии и крестьянства. А мелкая буржуазия в Германии составляет большинство населения. Она-то и стала опорой фашизма…

– О боже мой! – вздохнул Сарьян. – Стоит встретиться двум приятелям, как они только и делают, что говорят о политике, даже в присутствии дамы!..

– Я всегда с удовольствием слушаю ваши беседы, – сказала Лиза. – Что поделаешь, мы живем в такую эпоху, когда политика заслоняет собою все остальные интересы!..

– Кстати, как идут у вас дела с той немкой, знакомой Ганса Вебера? – спросил Лизу журналист.

– Она оказалась довольно сговорчивой…

– Эта самая фразу Браун, – сказал Василий, – передаст нам на днях список известных французских журналистов, купленных немецким посольством и работающих в пользу Германии. Как вы считаете, можно ли будет каким-либо способом разоблачить этих продажных писак? Марианна, например, думает, что никто не примет никаких мер в отношении журналистов, берущих деньги у немецкого посла, – даже если правительство будет располагать неопровержимыми доказательствами.

– Видите ли, – сказал Сарьян, – у нас считается нормальным, когда журналист получает деньги от политических партий, акционерных и страховых обществ, даже от отдельных предпринимателей и пишет в их пользу. Действует простейшая логика: каждый зарабатывает свой хлеб как может. Конечно, в данном случае речь идет о поддержке фашизма. Но как мы сумеем доказать, что эти журналисты действительно подкуплены немцами? Сослаться на их статьи? Пустое, в свободной стране каждый волен писать, что он думает. Боюсь, что Марианна права: тут ничего не сделаешь! – Он помолчал, подумал. – Я бы мог попытаться опубликовать этот список в газете, но опять-таки нужны веские доказательства, иначе патрон не согласится. Допустим, мы сумеем уговорить его. Журналисты тут же возбудят против нас судебный процесс, и мы проиграем его… Постойте, что, если этот список вручить самому министру? Поль Бонкур доверяет мне, – пусть, по крайней мере, знает, кто из журналистов продает Францию!..

– Вы правы, – сказал Василий, – Бонкур честный политик и убежденный антифашист; ему, может быть, удастся использовать список журналистов-изменников в борьбе против профашистски настроенных членов кабинета и в Национальном собрании.

– Я так и сделаю. Но положение самого Бонкура становится шатким…

– Почему?

– По многим причинам… Но главным образом из-за разногласий с премьер-министром Даладье. Вам, наверно, известно, что три государства – Югославия, Чехословакия и Румыния, потеряв всякую надежду на защиту со стороны Франции от возможной немецкой агрессии, заключили между собой союз и создали малую Антанту. В противовес этому английское правительство, во главе с Макдональдом, выдвигает идею создания пакта четырех. Сегодняшний неожиданный вызов журналистов на Кэ д’Орсэ был связан именно с этим. Поль Бонкур прав, когда утверждает, что в этом пакте четырех – Англия, Франция, Германия и Италия – англичане оставляют за собой роль арбитра, а Франция оказывается лицом к лицу с двумя тесно связанными между собой фашистскими государствами. Премьер-министр требует от Бонкура других предложений, а других предложений у него нет.

– Неужели французы попадутся на удочку англичан?

– Правые во Франции и лейбористы в Англии надеются, что таким путем можно направить интересы Гитлера на Восток. Немецкая армия увязнет в снегах России, а Европа избавится от войны. Чтобы сладить с Гитлером, англичане обещают ему даже колонии. Лозунг правых – «избегать войну любой ценой» – очень популярен среди обывателей и имущих классов не только Франции, но и Англии.

– До чего же поганая штука политика! – вырвалось у Василия.

– Поганая, что и говорить! – Сарьян поднялся. – Кажется, мы заговорились, уже поздно, пора домой… Спасибо за угощение, за приятную беседу. – У дверей он повернулся к Василию: – Как только получите список, дайте его мне, я все же покажу его министру!..

После очередной встречи с фрау Браун Лиза вернулась домой очень взволнованная.

– Знаешь, Василий, немка, передав мне список журналистов, рассказала страшные вещи!.. Она перепечатала для посла телеграмму из Берлина о том, что сегодня утром на одном из пригородных вокзалов Бухареста был убит двумя выстрелами из револьвера румынский министр внутренних дел Дука – главный вдохновитель всей франкофильской политики на Балканах. Днем посол Кестнер созвал на совещание своих ближайших сотрудников, доверительно сообщил им об этом факте и произнес речь, которую стенографировала фрау Браун. Вот копия этой речи, – хочешь послушать? «Поздравляю вас, господа, лед тронулся, исчез с земли один из самых ярых врагов Германии на Балканах, господин Дука. Да будет земля ему пухом!..» Ты подумай, какой цинизм!.. «Учтите, господа, что это только начало. В Берлине считают, что с помощью пяти или шести подобного рода политических убийств Германия сэкономила бы средства на войну и добилась бы в Европе всего, чего только пожелала бы!.. Итак, – продолжал посол, – прежде всего речь идет о Дольфусе. По мнению Берлина, он единственный австриец, который по-настоящему против аншлюса. Но полагают, что он будет устранен своими же соотечественниками, так как в Австрии число сторонников аншлюса растет с каждым днем. Вторым убийством, которое необходимо нам для того, чтобы добиться своего в Европе, должно быть убийство югославского короля Александра. Авторитетные круги Берлина утверждают, что его исчезновение положит конец единству Югославии и всей политике союзнических отношений между Францией и Балканами. Затем настанет очередь Титулеску – верного союзника Парижа и Лондона. Далее, авторитетные круги утверждают, что в тот день, когда не станет Бенеша, немецкое меньшинство в Чехословакии вернется к матери-родине. И еще, до тех пор, пока жив король Альберт, Бельгия никогда не войдет в германскую систему… Надеюсь, господа, вы согласитесь со мной, что было бы неплохо, если бы и во Франции исчезли те или иные политические деятели». Дополнительная запись стенографистки: «В ответ на последние слова герра Роланда Кестнера раздаются аплодисменты присутствующих…»

– Дай-ка сюда! – Василий взял у Лизы копию стенограммы и пробежал ее глазами. – Вот мерзавцы! Без счета убивают своих, а теперь принялись за политический террор в соседних государствах!..

– Нужно немедленно предупредить «отца» – он найдет способ сообщить органам безопасности тех государств, в которых предполагаются злодейские убийства!

– Ты права. Только как предупредить? Была бы здесь фрау Шульц!

– Нужно ее срочно вызвать!

– Правильно, попробуем вызвать фрау Шульц!

И Василий сел за письмо. Он писал:

«Вернувшись из Германии, где мне удалось заключить несколько выгодных договоров и завязать перспективные отношения с некоторыми немецкими деловыми кругами, я застал Марианну нездоровой. Она, по-видимому, захворала всерьез и нуждается в уходе. Я очень занят делами фирмы, – у нас самый разгар выполнения заграничных заказов, и отлучаться мне невозможно. Есть, конечно, выход: положить Марианну в больницу, но, признаться, ни ей, ни мне этого не хочется. Отец, не могла бы приехать к нам тетя Клара, хотя бы на короткое время? Убедительно прошу тебя, уговори ее, – пусть она соберется к нам в Париж как можно скорее.

О своих делах напишу подробно в другой раз…»

– Тебе, Лиза, придется полежать в постели несколько дней, – сказал Василий жене, прочитав ей написанное. – Во всяком случае, не выходи из дому до приезда фрау Шульц. Читай, готовься к экзаменам, – словом, делай все, что захочешь, но не показывайся на улицу!

Копию списка журналистов, подкупленных немецким посольством в Париже, Сарьян вручил министру иностранных дел Бонкуру при очередной встрече и сказал ему, что список получен из самых достоверных источников. Бонкур использовал этот список в одном из своих публичных выступлений: «Правительство Франции располагает данными, свидетельствующими, что некоторые журналисты, имена которых нам известны, находятся в весьма тесных связях с посольством одной иностранной державы и отдают свое перо на служение этой державе». Присутствовавшие на этом выступлении министра рассказывали, что в ответ на сообщение Бонкура последовали многочисленные вопросы: «Кто они? Почему не называете фамилий?.. Неужели правительство осмелится отменить свободу слова и заткнуть рот журналистам?» Кто-то крикнул с места: «Франция – свободная республика, и каждый вправе говорить или писать все, что захочет…»

Сообщение министра никаких последствий не имело, – на страницах парижской печати по-прежнему появлялись прогерманские и профашистские статьи.