Текст книги "Вот придет кот"

Автор книги: Валерий Заворотный

ВОЖДЬ

Хорошо, какой там у нас год подкрался? Две тысячи седьмой, кажется.

Ну, что тебе рассказать? Подкрался, опрокинул бокальчик шампанского, закусил салатом оливье и произнес: «Так-с… Чего тут веселенького намечается?.. Ага, – выборы. Снова, значит, выборы… Ладно, хоть так развлечемся, на безрыбье и рак – рыба…»

Но пропусти мимо ушей, брат мой, эти недостойные кривляния. Выборы – вещь серьезная, а потому и поговорим серьезно.

Как тебе известно, выборные кампании в странах с недоразвитой (то есть западной) демократией сильно травмируют психику граждан. А при такой нервотрепке ни о каком гражданском обществе речи идти не может. Если, конечно, мы хотим иметь стабильное гражданское общество с единой генеральной линией, единым руководством и единым образом мыслей. Поскольку всё остальное – бред.

В странах же суверенной демократии забота о душевном покое людей является главной целью, и потому выборные кампании здесь не должны нарушать стабильности.

Гармония жизни при суверенной демократии обеспечивается тем, что наличие разных партий – коли уж этого нельзя избежать – не отменяет главенства одной из них, руководимой лидером нации. Число голосов, поданных за главную партию, должно постоянно расти. Причем рост этот необходимо заранее планировать, чтобы исключить неразбериху и путаницу.

«Но, – спросишь ты, – в чем же тогда интрига выборов? И не соскучится ли народ без интриги?»

Вопрос резонный. При суверенной демократии народ не должен нервничать, однако не должен и скучать. А интрига заключается в том, какой именно план по числу голосов будет «спущен сверху» на этот раз. Интрига – в трепетном ожидании: будет ли это, скажем, девяносто процентов или ограничатся, скажем, восьмьюдесятью?

Суверенная демократия не отменяет, а, наоборот, обостряет выборную борьбу. Главной партии в таких условиях приходится бороться не только с конкурентами (этих как раз можно в расчет не брать), а в первую очередь с самой собой. В руководстве партии возникают жаркие дискуссии. Образуются группы радикалов, согласных только на девяносто процентов, не меньше. Им противостоят группы умеренных, готовых согласиться на восемьдесят. Не исключено и появление ренегатов – беспринципных типов, которых удовлетворят и какие-нибудь шестьдесят-семьдесят. В таких условиях определить окончательную цифру и передать ее «на места», в избирательные комиссии – адов труд.

Вот где настоящая интрига, скажу тебе. Вот где борьба!

Только и это еще не всё. Когда цифра, наконец, согласована и доведена до сведения каждого губернатора, образуется новая интрига.

Ты можешь спросить: «Откуда ей взяться, если почти все губернаторы – члены одной, главной партии?» Верно, почти все до единого (иначе партия не звалась бы «Единая»). Но в том-то и фокус, что партия одна, а их много. И такой глупости, как выборы губернаторов, теперь, слава богу, нет, в отличие от времен, которые ты застал. Потому что невозможно строить какую-либо демократию, а тем более суверенную, опираясь на волю не до конца созревшего населения. Созревание же его – населения – возможно лишь в условиях «вертикали власти». А вертикаль, как ты понимаешь, не может быть выбрана. Она может быть только назначена. Это азы демократии.

Теперь – об интриге.

Суть ее в том, что партия, как уже сказано, одна, а губернаторов много. Это порождает здоровую конкуренцию. Сразу после того, как губернаторам сообщили нужную цифру, они начинают бороться друг с другом. Каждый стремится перевыполнить план. Образно говоря, толкнуть штангу потяжелее, навесив лишний блин. И народ вновь замирает в ожидании: кто возьмет больший вес?

Но заметь, что при всем накале страстей, при всей непредсказуемости результатов (девяносто, восемьдесят, семьдесят?), при всей остроте выборной кампании, никаких сомнений в том, кто победит, а следовательно, и никаких поводов для излишних волнений нет. То есть достигается гармоничное единство борьбы и стабильности.

Вот что такое суверенная демократия…

Хорошо, с теорией закончили. Теперь попробую рассказать о самом процессе, за которым, правда, следил не очень внимательно – другие дела отвлекали.

Но если по правде, то и следить было, в принципе, не за чем. Разве что, какой лозунг выберет любимая партия на сей раз, поскольку ни одна уважающая себя партия не идет на выборы без лозунга.

Тут история последних ста лет предлагает разные варианты. Например: «Вся власть советам!» Однако этот слишком затерт и порой вызывает ненужные ассоциации. Более радикальные, такие как, скажем: «Кишкой последнего попа душить последнего тирана!», не соответствуют духу времени. «Даешь коммунизм к 80-му году!» тоже потерял актуальность. К тому же под лозунгом хорошо идти в бой, если он привязан не к абстрактной идее, а к конкретному символу. Избирателю хорошо бы видеть перед собой какой-то четкий образ, вызывающий любовь и надежду.

В данном случае образ этот, естественно, мог быть лишь один. Потому, не мудрствуя лукаво, его и выбрали.

Лозунг звучал незамысловато: « План Путина – победа России».

В чем именно состоит план и над кем следует одержать победу, не уточнялось. Да в том и не было необходимости. Какая разница?

Сам автор плана (не важно какого, важно, что плана) согласился украсить своей фамилией первую строчку партийного списка. И тут проявилась, я бы сказал, гибкость мышления. Согласившись на первое место в партийном списке, лидер нации решил в данную партию до поры до времени не вступать. Чем слегка озадачил многих не искушенных в политике граждан.

Но если с партийностью лидера возникали вопросы, то по части любви к нему вопросов ни у кого не было. Тем более у юных защитников дела партии, о которых я уже, помнишь, рассказывал.

В марте, как только повеяло весной и любовью, пятнадцать тысяч молодых активистов, не в силах больше сдерживать чувства, собрались в Москве.

Акция получила название «Связной президента» и началась большим митингом. Впечатление, доложу тебе, было сильным. Демонстраций мы с тобой повидали немало, но меня, признаюсь, всегда смущал некий разнобой в одежде. А здесь на всех участниках общая униформа – одинаковые белые курточки, одинаковые красные кепочки и одинаковые фирменные сумочки через плечо. Никакой пестроты, залюбуешься. Добровольный, спонтанный порыв. Стихия!..

После митинга все разъехались по Москве – предстояло нести слово правды в гущу народа. Молодые активисты шли по улицам и вручали прохожим анкету на предмет выявления сознательных граждан. Среди вопросов был, например, такой: « Как Вы думаете, США откажется от планов захвата наших ресурсов?» Если выяснялось, что отвечающий не знаком с планами захвата, надлежало разъяснить. Другой вопрос звучал так: « Вы согласны, что в случае устранения Путина или отхода от его курса в стране наступят смутные времена, власть захватят ставленники Запада и экстремисты?»

В случае правильных ответов сознательным гражданам дарилась SIM-карта для мобильного телефона. С ее помощью каждый мог отправить сообщение лично Путину Владимиру Владимировичу.

И в завершение на Триумфальной площади состоялась акция «НАШИ выборы». У прохожих – и сознательных, и подающих надежды – пытались выяснить, кого считают они лучшим лидером со времен Александра Невского.

Выбор оказался единодушным, победу одержал В.В. Путин!..

Всё прошло блестяще, но мне особенно понравилась идея насчет SIM-карт – берешь в руки мобильник, вставляешь карту, и летят, летят простые слова твои прямо в Тот Самый Телефон!

Разве могли мы во времена своей юности представить себе такое? А ведь как много порой хотелось сказать. Но не было ж тогда мобильников, не было!

Тем не менее, находились и в наше время упорные люди, способные достучаться. Ты, небось, уже не помнишь такую книжку «Лицом к лицу с Америкой»? А она у меня вот тут рядом, на стеллаже, на верхней полке стоит. Достал по такому случаю, чтобы выписать один текстик.

Книжку издали в 1959-м, вскоре после того, как Н.С. Хрущев слетал в Америку. Нанес эпохальный, так сказать, визит. Летел он в Штаты встречаться с их Президентом как Главный Начальник партии (до «лидера нации» тогда еще не додумались, креативности не хватило). Летел, полагаю, чтобы нести туда идеи мира и социализма.

Накануне столь рискованной поездки ему слали кучу писем со всех городов и весей. Затем их собрали в одной книге – той самой, что достал с полки сразу, как описал тебе историю с мобильниками. Там есть одно письмецо, которое просто не могу не процитировать:

«Дорогой Никита Сергеевич! Я не подписываю это письмо не потому, что по примеру многих подлых анонимов собираюсь шипеть и вонять, но потому только, что не могу же я писать о своем уважении к Вам и о своем восхищении Вами и сообщать при этом свое имя и свой адрес…

Честно скажу. Когда Вы встали у руля, я, как и многие ленинградцы, и особенно интеллигенция, встретила Ваше появление, мягко говоря, без особого энтузиазма, но Ваша поразительная работоспособность, Ваша неукротимая, просто бешеная, извините, энергия быстро покорила наши сердца. Вряд ли сейчас найдется в Ленинграде человек, который не говорил бы о Вас с теплотой и уважением:

– Наш Никита не подкачает!..

Если Вам предложат в США посмотреть “устрашающие” базы ракетных установок, пошлите их культурно к чертовой бабушке. Когда Вас станут спрашивать, что Вас “поразило” в США, скажите им, что Вы предполагали встретить в США более высокую технику. Скажите им, что Вы увидели много интересного, но во многих отношениях это совсем не та Америка, которая была в Вашем представлении, что кое-чему США следовало бы поучиться у нас.

Пусть эта старая лиса Аденауэр почитает Ваше заявление и пусть после прочтения подрищет немного…»

Думаю, Никите Сергеевичу очень понравилось. Автор, правда, немного спутал немецкого канцлера Аденауэра с американским президентом Эйзенхауэром, но это мелочи. Зато всё четко и точно – в лоб, по-простому.

Для мобильника текст, конечно, длинноват, хотя общая интонация наверняка совпадала с большинством посланий, отправленных через много лет с помощью SIM-карт в адрес другого лидера.

Собственно, гражданам предстояло выбирать не лидера нации, а депутатов Думы. Но в горячем порыве любви многие об этом как-то забыли.

Осенью 2007-го любовь, вернее сказать, не любовь, а бурная страсть, начала перехлестывать через край. В ноябре поток ее наполнил чашу Дворца спорта в Лужниках. Сюда съехались пять тысяч посланников из всех уголков Державы (пока еще только энергетической).

Вспыхнули прожектора, трибуны расцвели флагами. Откуда-то сверху взволнованный голос провозгласил: «Открывается Форум сторонников Владимира Путина!»

Грянул… Тьфу, черт, едва не сказал: «Интернационал».

Нет, конечно же, нет. И вовсе не грянул, а задушевно полился хор голосов.

Кого здесь только не было! И певцы тебе известные и тебе неизвестные. И солисты из той «Фабрики звезд» – очаровашки, милашки, все как с конвейера, чудо! Но больше других тебе наверняка бы понравился девичий ансамбль «Поющие вместе», исполнивший песню «Такого, как Путин».

Я приведу лишь пару куплетов. Прочитай и вообрази эти ангельские лица:

 
«Мой парень снова влип в дурные дела,
Подрался, наглотался какой-то мути,
Он так меня достал, и я его прогнала.
И я хочу теперь такого, как Путин.

Такого, как Путин, полного сил.
Такого, как Путин, чтобы не пил.
Такого, как Путин, чтоб не обижал.
Такого, как Путин, чтоб не убежал…»
 

Прочитал, представил, проникся? Тогда рассказываю дальше.

Художественная часть закончилась, и на сцену вышел тов. Грызлов, автор известного правила: «не место для дискуссий». Но поскольку дискутировать здесь было не с кем, он четко заявил, что грядущие выборы есть никакие к черту не выборы, а «референдум доверия Владимиру Владимировичу Путину».

Для наиболее тупых эту мысль повторили другие участники – знаменитый спортсмен, знаменитый оружейник, знаменитый режиссер и кто-то из других знаменитостей. Всех не запомнил, прости. Единственное, что врезалось в память, это фраза знаменитого режиссера (из новой генерации – способный мальчик, от папы талант, по наследству). Звучала она так: «Все успехи в кинематографе были связаны с Владимиром Путиным».

И сие, без сомнения, верно. Так же как успехи в спорте, медицине, воздухоплавании, строительстве, живописи, балете и ряде других сфер.

Затем на трибуне появился сам виновник торжества.

Я мог наблюдать этот великий момент лишь на экране «ящика», но признаюсь, он меня растрогал. (Не «ящик», а момент)

Кого мы видели с тобой, братец? Кого мы видели? Толстопузика Никиту Сергеевича? Ведомого под ручки Леонида Ильича? Генсека Черненко?

Помнишь Черненко? Нет?.. Ну, хоть байку помнишь: «Террорист подошел к Черненко и выстрелил в упор… Черненко упал… Упор – тоже». Милые шуточки периода «гонки на лафетах».

Но дожил-таки твой братец, дожил. Сподобился увидеть лидера нации, шагающего по ковровой дорожке четким шагом офицера лейб-гвардии, отмахивая шаг правой рукой, чуть отстранив левую, будто придерживая саблю. Подтянут, строг, неулыбчив, походка тверда…

Вот написал, закрыл на секунду глаза, и сразу вспомнилось:

«В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат…»

Дворец спорта, быть может, и не тянул на тот, булгаковский, однако явление лидера народу было подготовлено не хуже. И картина, что мог он лицезреть, шагая по ковровой дорожке, отличалась, полагаю, не сильно.

«То пространство, которое он только что прошел, то есть пространство от дворцовой стены до помоста, было пусто, но зато впереди себя Пилат площади уже не увидел; ее съела толпа. Она залила бы и самый помост, и то очищенное пространство, если бы тройной ряд себастийских солдат по левую руку Пилата и солдат итурейской вспомогательной когорты по правую; не держал ее…»

Себастийских солдат не было, врать не стану. И вспомогательной когорты не наблюдалось. Даже скромные ребята из Службы охраны в костюмах при галстуках не слишком выделялись в толпе. Зато сами ликующие… Зато сотни флажков и огромных флагов… Зато десятки аккуратно выписанных плакатов и плакатиков… Зато волны, одинаковых шарфиков над толпой…

«Лишь только белый плащ с багряной подбивкой возник в высоте на каменном утесе над краем человеческого моря, Пилату в уши ударила звуковая волна: “Га-а-а…” Она началась негромко, зародившись где-то вдали у гипподрома, потом стала громоподобной и, продержавшись несколько секунд, начала спадать. “Увидели меня”, подумал прокуратор…»

Не могу сказать, что распирает от желания проникнуть в мысли героя этого действа, но всё ж интересно, какие ассоциации родятся в такие минуты?

А может, и не было никаких ассоциаций? Просто вспомнились тихий Дрезден, кружечка пива в уютном кафе, скромные планы – год прослужить, два, три, еще одна звездочка на погонах, а дальше – кто знает?

Или не вспоминал ничего, просто оглядывал зал, отмечая по старой привычке то там, то здесь напряженные лица, сканирующие глазами толпу.

Или глядел молча на флажки с транспарантами, ожидая, пока стихнет запланированный восторг. Глядел, вспоминая фразу: «Что ни строим, выходит КПСС».

Но скорее всего, ни о чем не думал, ничего не разглядывал, а повторял мысленно текст – первые слова, что предстоит бросить туда, где смолкал восторженный гул.

Для начала, естественно, следовало рассказать об успехах.

Поведал, подчеркнул, выделил, подытожил. Улыбнулся, выждал аплодисменты…

После чего надлежало упомянуть недостатки. Таковых насчитал немного, разве что: « Медленнее, чем хотелось бы, отступает коррупция».

(Не возьму на себя смелость править, но, быть может, тут вышла оговорочка. Хотел, наверное, сказать « быстрее, чем ожидалось, наступает».)

Покончив с недостатками, коснулся «лихих девяностых».

Развенчал, заклеймил… Но сильно ворошить не стал, вспомнив, быть может, что собственной карьерой обязан тем самым «лихим» и что не будь тех «лихих», не махать бы собравшимся здесь флажками. Вот об этом не стал. И правильно сделал.

Дальше надо было сказать, наконец, зачем, собственно, всех позвали.

Объяснил: « Стране нужен не популистский, а ответственный парламент, работающий на интересы всех граждан. И именно поэтому партия “Единая Россия” должна завоевать в Государственной Думе большинство».

Полностью согласен, абсолютно верно. Кому ж еще представлять «интересы всех граждан», как не одной, единственно достойной партии?

И уже в самом конце речи затронул главную тему. А что у нас главное, дорогой? Что мешает нам больше всего?.. Правильно – враги. И о них было сказано со всей прямотой.

«…К сожалению, находятся еще внутри страны те, кто шакалит у иностранных посольств, иностранных дипломатических представительств, рассчитывает на поддержку иностранных фондов и правительств, а не на поддержку своего собственного народа».

И в этом тоже целиком согласен с оратором – тупые шакалы. Лишь собственный народ может, скинувшись налогами, обеспечить такой Дворец и такой праздник души. Никакие «иностранные фонды и правительства» не потянут, зря стараетесь.

Но добро бы эти шакальи морды только паслись у посольских ворот. Так нет:

«Вот сейчас еще на улицы выйдут. Подучились немного у западных специалистов, потренировались на соседних республиках, теперь здесь провокации будут устраивать».

Словом, «оранжевые» не дремлют. А потому бдительность и еще раз бдительность!..

Политика – занятие гнусноватое, но и в нем существуют некие правила. Они касаются, в частности, «программных» речей. Одно из таких правил гласит:

Любая программная речь пишется ради одной фразы. И фраза эта не должна выпирать в самом начале текста, иначе остальная говорильня затушует главную мысль, и слушатель ее забудет. Лучше всего приберечь ключевую фразу для завершения, умело связав ее со всем, что сказано прежде. То есть в основной части можно говорить о чем угодно и сколько угодно. Важно, чтобы всё это под конец стянулось к одной мысли. (Две или больше слушатель может не осилить.)

Ну, к примеру, что-нибудь в таком роде:

«У нас очень-очень много успехов в очень-очень-очень разных областях жизни. [ Перечисляются области. Какие – не важно, успехи можно найти везде.]

Однако у нас имеются и отдельные недостатки на отдельных направлениях в отдельных случаях. [ Выбираются два-три случая, которые всё равно не скрыть и о которых всё равно болтают повсюду.]

Мы смело движемся к новым победам, и нас ждут новые, невиданные успехи, но… [ Здесь желательно сделать паузу, окинуть взглядом зал и набрать побольше воздуха.]

Но враг не дремлет! И наши успехи пойдут коту под хвост, если мы все, как один… И один, как все… И все за одного…»

А дальше – главная фраза: «Все – на борьбу с врагом!!!»

Вот, приблизительно так.

С этой точки зрения речь во Дворце спорта, на мой взгляд, можно считать образцовой. Хотя лично я предпочел бы, наверное, более короткий вариант:

«Всё хорошо, ребята, осталось избрать парламент. Только не популистский, а ответственный– такой, в котором не тусуются разные партийные шавки, а выступает одна солидная партия. И именно поэтому партия “Единая Россия” должна завоевать в Государственной Думе большинство. Но выборы – такая штука, где принято зачем-то считать голоса. Конечно, мы понимаем, что всё будет подсчитано, как надо, но находятся еще внутри страны те, кто шакалит у иностранных посольств. А потому будьте бдительны, вспомните об “оранжевой чуме” – там всё тоже началось с подсчета голосов. И здесь, у нас, подлые шакалы не дремлют – потренировались на соседних республиках, наслушались всякой дряни о “честных выборах”. Вот сейчас еще на улицы выйдут».

Все, конец, дальше можно не продолжать. Цель поставлена…

И призыв был услышан.

Вдохновленные речью молодые орлята вернулись к себе домой, но не прошло и месяца, как юный вожак – тот, что когда-то возвестил народу о явлении Лидера нации, – предложил устроить возле Кремля палаточный лагерь «Зимний Селигер».

Правда, идея не подошла – то ли морозец смутил, то ли старшие товарищи отговорили. Тогда возникла стратегия «упреждающего захвата». В тех точках Москвы, где могли собраться оранжевые шакалы, было решено выставить дозоры по 15–20 человек. В случае появления врагов надлежало быстро свистнуть наверх и вызвать подмогу. Через двадцать минут, как было рассчитано, подлетала сотня новых орлят. Если противник не отступал, скликалась еще тысяча.

К боям подготовились основательно. На Рижский вокзал столицы из других городов подвезли отряды наиболее стойких бойцов, разместив их в железном ангаре. Не «Шератон», конечно, полевые условия, но и не отдыхать же призвали – враг у ворот. На войне – как на войне.

Хотя враг, надо сказать, проглядывался неотчетливо. Большого скопления предателей Родины в пределах видимости не наблюдалось. Да и за пределами – тоже.

Дни шли, мороз крепчал, а коварный враг по-прежнему не хотел вылезать из нор.

Поморозив недельку, бойцов отвели колонной на митинг у стен Кремля. Здесь было повеселее – артисты, песни, танцы и хороводы. Кто-то из журналистов, описывая веселье, заметил, впрочем, что и тут не обошлось без речей. Ему, как он писал, особо запомнилась фраза о предателях, «прогибающих свой зад перед Западом».

Я, прочитав репортаж, честно скажу, обзавидовался. «Прогибание зада» – мощный образ. В жизнь не подобрать – талантишка не хватит.

Словом, повоевали, отдохнули, разъехались…

А день выборов тем временем приближался. Страсти накалялись, борьба усиливалась. Но, если помнишь, при суверенной демократии главная, единая (и она же, считай, единственная) партия борется, в основном, сама с собой. Цель борьбы – определить, какой процент «спустить вниз» – в избирательные комиссии, а также какую идеологию придумать. Ибо совсем уж без идеологии нельзя, даже имея хороший лозунг.

С процентом после недолгих споров определились. Было решено проявить скромность и не забирать девяносто. Прикинули, что семидесяти вполне хватит. На том и остановились, сообщив цифру губернаторам и другим лицам, ответственным за подсчет голосов.

Проблема с идеологией тоже, в конце концов, разрешилась. Избирателям было сообщено: « Наша идеология – постепенное и уверенное развитие, постоянное производство и накопление улучшений… В политике – это накопление демократии и доверия к политическим институтам, в первую очередь к выборам».

Накоплением демократии и доверия к выборам занялись сразу же.

Во-первых, подняли барьер для прохождения в Думу с пяти до семи процентов. Таким образом, всякая мелкота автоматически отсевалась, а число мест для главной партии, вызывающей наибольшее доверие (потому что она главная), автоматически увеличивалось.

Во-вторых, чтобы мелкота, объединившись, не смогла всё же пролезть в Думу, было запрещено любым партиям объединяться в блоки. Это, разумеется, тоже повышало доверие к выборам, так как нельзя доверять абы кому, если имеется главная партия.

В-третьих, из бюллетеней убрали графу «против всех» (помнишь, была такая). Этот шаг способствовал накоплению демократии. Графа придумана в «лихие девяностые», чтобы избиратель мог, видишь ли, отказать в доверии всем кандидатам, если никто из них ему не нравится. Но теперь, в период стабильности, такая графа, как ты понимаешь, становилась просто смешной. Как может не нравиться никто, если, по крайней мере, один кандидат – от главной партии – просто не может не нравиться? Это же глупо!

А на тот случай, если кто-то не проникнется доверием и решит вообще не голосовать, был отменен порог явки. Это значит, что теперь достаточно было прийти одному человеку, и выборы можно считать состоявшимися. А уж явку одного избирателя главная партия точно бы обеспечила.

Все эти нормы были прописаны в законе и приняты большинством голосов, которое, слава богу, имелось.

Таким образом, был сделан еще один важный шаг на пути укрепления суверенной демократии.

И вот, наконец, пришел этот день. Граждане страны явились в нужные места и побросали нужные бумажки в нужные урны. Избирательные комиссии, составленные из нужных людей, подсчитали нужный процент для каждой партии. Главная, единая и неделимая получила семьдесят процентов мест в Думе.

Оранжевые шакалы вместе с их покровителями были посрамлены!..

Кроме главной партии немножечко мест было отведено еще трем, не представлявшим угрозы для стабильности. Среди них неизменный Владимир Вольфович, а также коммунисты и еще одна партия, рождение которой ты не застал. Называлась она «Справедливая» и лидером избрала одного из больших начальников. Тот к власти особых претензий не имел, но заявил, что, коли эта власть – в персональном ее воплощении – устанет стоять на одной ноге и опираться лишь на единую и неделимую, он готов предложить свою помощь. То есть коли одна ножка затечет, можно будет опереться на другую.

И все, казалось бы, славно, если б не мелкие пакости, не дающие главной партии спокойно насладиться победой.

Меня всегда удивляло, насколько велика бывает людская неблагодарность. Вот, скажем, тов. Зюганов мог бы тихонько занять отведенное ему место, посадить рядом небольшую группу соратников и на том успокоиться. Так нет, обиделся, что где-то как-то не так посчитали голоса. Заявил, к примеру, что в Мордовии на некоторых участках, по данным официальной комиссий, главная партия получила 104 и даже 109 процентов.

Ну и что? Во-первых, отдельные избиратели в порыве энтузиазма могли голосовать за нее по два-три раза. Во-вторых, общее число голосов сознательных жителей Мордовии, отданных за главную партию, всё же не превысило ста процентов, а составило лишь девяносто три. В то время как, скажем, в Ингушетии она получила девяносто восемь, а в Чечне – девяносто девять.

Все нормально, любовь есть любовь. Из-за чего шум?

Но добро бы шумели только проигравшие, так ведь стали возникать и все эти наблюдатели, которых милостиво допустили поглядеть, как люди опускают бумажки. Поглядели бы тихо-мирно и разошлись. Нет, полезли выяснять что и как, а после и вообще озверели, состряпали длиннющий пасквиль:

«Наблюдатели зафиксировали нарушения со списками избирателей и явкой, подкуп и принуждение избирателей, массовое использование фальшивых бюллетеней, многократное голосование по открепительным удостоверениям, вбросы большого числа бюллетеней за один раз, фальсификации при подсчёте голосов, отказы в выдаче наблюдателям копий протоколов…»

Вот она – неблагодарность людская!

Слава богу, хоть шакалы не вышли на улицу. Зато покровители не отмолчались, хотя, казалось бы, европейцы. Ведь пригласили, допустили, как порядочных, дали чуточку понаблюдать. И вот результат, вот бумаженция:

«Европейскими наблюдателями, а также некоторыми оппозиционными российскими партиями и общественными деятелями выборы оценены как несвободные, несправедливые и прошедшие с многочисленными нарушениями».

Ну скажи, разве можно после этого сохранить веру в человечество?..

Всё, заканчиваю. Устал ты, поди, уже от этих выборных баек и от моего трепа. Я сам, честно говоря, слегка притомился.

Знаешь, трепаться хорошо, наблюдая за всем на приличном расстоянии – откуда-нибудь со стороны. Вблизи оно как-то тоскливо смотрится. Тут же не треп, а жизнь.

Я вот пишу тебе сейчас об этих «встречах вождя с народом», об этих «стихийных митингах» с добротно выписанными плакатами, с одинаковыми курточками, флажками, портретиками и вспоминаю, что вся наша с тобой жизнь – та, которую ты застал, – прошла под чьими-то портретами. Тут и Никитушка-кукурузник, чей светлый лик в техникуме заставляли таскать на демонстрациях, и Леня – «Ильич номер два», портрет которого уже не таскал – в армии чуть поумнел. Но, как выяснилось, не настолько, чтобы не полезть на кособокую баррикаду из ржавых труб, ящиков и досок, над которой висел портрет Ельцина, вырезанный из журнала «Огонек».

Портреты, плакаты, постеры…

Кто-то (вроде бы Набоков) однажды сказал, что нормальная страна – это такая страна, где портрет главы государства не превышает размеров почтовой марки. Но вот сколько уж лет прошло, а опять не выходит.

Мне всё хочется понять: эта извечная персонификация власти, она в башке – потому, как ничего другого не знаем, или сознательно воспроизводится каждый раз – потому, что так удобнее править? Хотя вопрос, конечно, дурацкий. Если в башке, то, значит, в любой – и в той, которой правят, и в той, которая правит. Консенсус, знаете ли. Жизнь в ожидании чуда: «Вот придет кот».

Две попытки вырулить на иную дорогу – и в феврале 17-го, и в августе 91-го заканчивались только сменой портретов. Но всё же попытки были и повторялись. Значит, потребность все-таки есть. Вопрос – есть ли желание этой потребностью воспользоваться? Как «сверху», так, кстати говоря, и «снизу».

Словеса «демократия» и «свобода» за последние двадцать лет не произносил только ленивый. Однако хотеть «свободы» и взвалить на себя груз этой самой реальной свободы – две разные вещи. Точно так же, как болтать о демократии с высоких трибун и пойти на реальное самоограничение собственной власти.

Дедушка с портрета из «Огонька» хотел исключительно добра – чего же еще? Свободу воспел – без цензуры, без вранья, без ЦК КПСС, без много чего еще. Даже судебный процесс затеял, помнишь, над родной партией.

Что получилось у дедушки? Пошумели, поболтали, затихли, спустили на тормозах.

Хорошо, допустим, ломать, как в Восточной Европе, трудно – с люстрацией, с запретом символики. Денег не хватит сносить и сковыривать, воли не хватит очищать и очищаться. Тогда можно, скажем, как в Испании после Франко – забыть, примириться и двигать дальше. Но если так двигать, то лишь четко и громко назвав всё своими именами: жертв – жертвами, а палачей – палачами, не вихляя с «неоднозначностью». И четко сказав, куда идем и во имя чего примиряемся. Вот два пути. До сих пор не выбран толком ни один, ни другой.

Прежний разгул закончен, теперь наводим порядок, объявляем стабильность. Во имя чего? Как чего? Снова во имя добра, естественно. И замирение объявляем – во имя той же стабильности. Двуглавый орлуша танцует под гимн СССР, премьер Столыпин вальсирует с предсовнаркома Ульяновым, неоднозначный генералиссимус – не то эффективный менеджер, не то элементарный преступник.

Только это называется не замирение, дяденька, это называется, извиняюсь, шизофрения. Куда ты будешь двигаться, стоя у Мавзолея, подле которого бюстик Вождя народов? Коли он для тебя все еще Вождь, так прямо и скажи. А если не Вождь и режим его, как твоя Дума заявляла, преступный, тогда с бюстиком разберись – что ж у тебя преступник под окнами красуется?