Текст книги "Вот придет кот"

Автор книги: Валерий Заворотный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

«Американские копы охраняют Нью-Йорк»,

– читает он дальше в журнальчике.

И воображает себя Егор на месте того копа. Ведь и он когда-то, пацаном еще, иначе представлял себе тоскливую жизнь свою. Не о том он мечтал, чтоб с бомжами возиться, лотошников потрошить, старух-торговок гонять. Думал он «save and service». Думал «защищать и служить», как на тех копских значках написано. (Видел он этот сериал по телику, видел.) Только б их, америкосов, сюда, в тех рубашечках наглаженных, на тех автомобилях мордастых. Поездили б по колдобинам, дали б им бензину – полбака на тачку. И рацию бы им – такую, как у Петьки Хныкина в машине, и зарплату бы – как у него, у Егора. А хоть и как у лейтенанта. И за гроши эти схлестнулись бы они с «быками» на «мерседесах» – при стволах, при мобильниках, при сканерах. Карманы от баксов пухнут, крыша – хрен подступишься, руки поотрывают… Назащищали бы тогда, сявки! А эдак, как в фильмецах ихних, эдак любой дурак сможет.

И представляет себе Егор, что едет он по городу Нью-Йорку в тачке полицейской, навороченной, где компьютеры и прочие прибамбасы. Едет, весь кольтами обвешанный, рядом с героем-напарником Сильвестром-Сталлоне-Арнольдом-Шварценеггером.

И мерещится ему, как подъезжают они к небоскребу. (Нет, лучше к складу заброшенному такому, с воротами железными. Сарай, в общем. Только здоровый, каменный.)

Не торопясь, вылезает Егор из машины – сначала нога его в ботинке показывается, словно в том сериале, а потом весь он – форма с иголочки, фуражка с кокардой, бляха на груди.

Девки на тротуаре кипятком писают.

Сарай, понятное дело – не просто сарай. Наркоту прячут. И хмырей с автоматами там – до и больше.

Подходит Егор вразвалочку к железным дверям и ногой по ним с размаху – хрясь!..

Но эти, в сарае, тоже не пальцем деланные. И двери у них – не картонки хрущевские. Однако и Егор не салага. Save and service он, а не абы что. Возвращается он, значит, к тачке и достает помповое ружье. Там, в машине, две таких дуры у сидений присобачены. По стволу на рыло.

Берет Егор ружье, оборачивается к сараю, нажимает курок, и… Привет, Маруся! Разлетаются железные двери, густой дым валит, в дыму чурки косоглазые мечутся и босс их главный – козел упакованный из штата Техас. Все носятся, орут и в Егора, естественно, палить начинают. Ну, пули-то его не берут, чихал он на эти пули. Но тут главный босс достает базуку и целит прямо в грудь, прямо в значок серебристый.

И видит Егор, что плохо дело.

Щурится козлина техасская, рот свой белозубый кривит, ухмыляется. А патроны-то у Егора закончились! Закончились, бляха-муха!

Только не зря есть у Егора напарник. И всегда может Егор в трудную минуту рассчитывать на верного своего друга Сталлона-Шварценеггера. Напрасно лыбится бандитская морда! Хлопает дверца за спиной Егора, вылезает из тачки Арнольд-Сильвестр, достает свой кольт и высаживает в поганую рожу всю обойму. Потом второй кольт достает и еще одну обойму разряжает.

Кранты, абзац!

Нет, постой… Не всё еще… Хоть и достали арнольдовы пули мафиоза, живуч оказался, зараза. Уполз, спрятался в сараюге.

Бросается тогда Егор в дымный сарай, вцепляется мертвой хваткой в жирного гада. Поднимает его, долбает об стенку, подбрасывает над собой, ловит на лету и в угол швыряет.

Лежит козлина на цементном полу, не в силах пошевелиться. А тут и Арнольдушка подоспел. Сигару достает и предлагает Егору шлепнуть мафиозную тварь тут же, немедля.

Но нельзя сразу мочить. Поговорить полагается.

Медленно, медленно подходит Егор к техасской вонючке, кладет руку ему на плечо и цедит сквозь зубы: «Вы, – говорит, – имеете право хранить молчание. Все, что вы скажете, – говорит, – может быть использовано против тебя, сучка… Но коли баксов невпроворот, можешь адвоката нанять. И вооще, всяких там прав – качать не перекачать…»

(Повезло тебе, гад, покачал бы ты у меня в России, в участочке. А теперь лежи, чмо, и не рыпайся.)

Слушает егорову речь техасский босс, но времени зря не теряет. Пока Егор насчет прав его распинается, он за спиной мину быстрехонько мастерит.

Только кончил Егор говорить, как – раз!.. Швырнул в него козел мину, а сам заржал. И хоть успел Арнольд-Сильвестр из-за плеча пальнуть, хоть снес башку паразиту, да только остался лежать на полу подарочек. Лежит чертова мина, проводки из нее торчат, а сверху огонечки мигают. Десять секунд осталось до взрыва!.. Девять… Восемь…

Другой бы наложил в штаны. Но не таков Егор. Молча садится он на пол, смотрит пристально на проводки разноцветные и решает – какой бы ему перекусить?

А секунды бегут…

– Режь скорее! – долбит за спиной напарник. Пусть и Шварценеггер, да нервишки-то не железные.

– Не ссы, – отвечает ему Егор. – Прорвемся… Сейчас, только проводок выберу.

По правде говоря, знает он, что один бес – какой резать. Какой ни выбери – не ошибешься. Не было еще такого, чтоб кто ошибся. Надо только выждать, пока последняя секунда отстукает.

«Пять… Четыре… Три… Два…» – считает за спиной Арнольдик.

И тут…

И тут все прахом идет. Дрожит и тает небоскребный город Нью-Йорк в тумане, гикается в свой Гудзон.

Раздается стук, и какая-то сволочь распахивает дверь в комнатушку Егора.

Поднимает он голову и видит перед собой Петьку Хныкина.

«Чего сидишь? – лениво цедит Петька. – Кончай бодягу. У шестого дома ларек открыли. Пошли стричь».

И топает Егор стричь ларек… Такая у него жизнь – куда денешься?

Понять можно.

И светило наше, гаранта стабильности нашей тоже можно понять.

Умом величия не охватить, аршином общим не измерить, но если отвлечься от функции… Все ж люди, все человеки.

Вот жил себе человек и жил. Мечту в детстве лелеял – походить на героя со щитом и мечом, рисковать жизнью в тылу врага. Глядел с завистью на каменную громадину возле Литейного моста, где сидели в кабинетах бойцы незримого фронта.

Мечта сбылась. И хоть в логово к врагу не послали, но и Дрезден, считай, на границе с тем логовом. Вначале, может, и тосковал о другой работе, геройской – стрельба, погони, шифры, ключи. Но потом втянулся, обрел смысл жизни, сделался «специалистом по общению». Текучка порой заедала, да где ж без нее, без текучки? Коли заест, можно пройтись по городу, постоять над Эльбой, выпить пивка в одиночестве за маленьким столиком. А совсем заест, так Саксонская Швейцария недалеко. Пусть и не та Швейцария, но зато двадцать минут езды.

Год проходит, второй, третий, четвертый, должности меняются, новые звездочки на погонах. Служишь исправно – знаешь, с чего начинается Родина. А теперь знаешь, и где кончается. В душе порядок и вокруг порядок. Полный орднунг, куда ни глянь.

И вот в одночасье всё рушится…

Кто виноват? Кто великую страну развалил, державу?

Ну, ясно кто – враги. Не ЦК же КПСС.

А «страна» – это как? Без ЦК? И кто державу держал?

Нет, если так размышлять, далеко зайти можно. Проще – враги. Учили же: мир так устроен. Не кулинарный техникум за плечами – Высшая школа КГБ.

Человек формируется под влиянием разных факторов, а картина мира зависит от того, как тебе этот мир объяснили. Бывают, правда, исключения, хотя в данном случае едва ли. Зачем копать, если схема проста и понятна?

Но тут – сбой. Привычная схема треснула, надломилась.

Тоска, сумятица… Однако закон дзюдо гласит: «Никогда не сдавайся». Ставим щит и меч до поры в угол, начинаем новую жизнь.

Кабинеты, кабинеты, кабинеты… Питер, Москва, ступенька, ступенька, ступенька. Чем выше, тем больше неразличимых, отштампованных людишек вокруг. Тебя используют, ты используешь. Орднунг сменяется тихой грызней под ковриком.

Ничего, привыкаешь.

Еще год, еще, еще… И вот – пробил час, грянул он, бой курантов. Призвали, назначили. Отказываться не стал.

Новый кабинет, новый стол, высокое кресло – выше некуда. Садимся, обдумываем схему. Позади – бардак, впереди… Что впереди?.. То, что в памяти сохранил – Держава. Какая? Не важно какая, главное, что держава.

Кто противится?.. Враги… Хорошо учился, запомнил – кругом враги. Слопать норовят, «отхватить кусок пожирнее». Гуляешь вместе на саммитах по тенистым аллейкам, но вместе не получается – болтают промеж собой на английском, поглядывают свысока. Ну, ничего, выпендривайтесь, выпендривайтесь, я-то английский выучу, а вы без нефти, газа не проживете.

Вот только работать с кем? Толковых по пальцам пересчитать, у остальных одна работа – петь тебе аллилуйю с суконными рожами. Но если подумать, может, оно и неплохо. Народ мудр, однако ж пока не созрел для другого. Так что пускай распевают.

С другими бы разобраться – с «пятой колонной». Наслушались врагов, хают вертикаль, тычут пальцем в суконных. А кто без них обходился?

С горлопанами разговор один – закрой пасть и молчи в тряпочку. Вещать – дело царское. Как там в книжечках: «рычаги информационного воздействия»? Вспоминаем старенький телевизор, «голубой экран», программу «Время», диктора с бумажкой. Вот они – рычаги. Выстроил вертикаль из суконцев, настроишь и «ящик». Всех – в один строй. Для благого ж дела…

И снова годы идут. Всё больше привыкаешь и к аллилуйщикам. И к суконным рожам вокруг привыкаешь. Прут, тырят, на лапу берут? А за нитку потянешь – бог знает куда приведет. (Да и знаешь ты – куда). Черт с ними. Менять без конца – себе дороже.

Чиновнички воруют и не делают ни хрена? Так они всегда воровали и особым рвением не отличались. Можно, конечно, прикрикнуть для вида еще разок. Хорошо, прикрикнешь. Завтра выйдешь на трибуну и скажешь, нахмурив бровь: «Мы не отдадим страну в руки бездействующих и коррумпированных бюрократов…»Тебе вяло поаплодируют. И среди тех, кто будет хлопать в ладошки, увидишь ты те же суконные рожи. Они хорошо знают, что ты всё знаешь про них. И ты знаешь, что они знают про то, что ты знаешь.

Все знают про всех. Все за руку в общем кружке.

Стабилизация…

Я, братец, иногда представляю себе такую картинку. Сидит некий человек в большом кабинете, устал, наработался, смотрит в окно. За окном – вечер, в кабинете тишина, всё спокойно вокруг. И вообще всё спокойно, ты не зря поработал. Система, над которой трудился не один год, выстроена, партия – одна и лояльна тебе, даже с избытком, за парламент можно не беспокоиться. Ты долго выстраивал такую систему и полагал, что сможешь управлять ею. Ты думаешь так до сих пор. Но единственные, кто суверенен в такой системе, – это окружающие тебя людишки с циничной усталостью в глазах.

Ты сам их породил, и тебе уже не обойтись без них. Кто от кого больше зависит – поди, разберись.

Тебе не перечат, тебе изо дня в день трендят, что велик и незаменим, докладывают о заоблачном «рейтинге». И ты сам начинаешь верить в собственную незаменимость. Хотя цена этим речам и людишкам, произносящим их, тебе известна. Не секрет и то, что, уйди ты завтра, все гурьбой кинутся облизывать очередного начальника и клеймить тебя.

«Что поделать? – думаешь ты. – Таков удел всех, обладающих властью».

Большой кабинет, удобное кресло, темные шторы.

Покой, порядок, стабильность.

Кругом – стабильность…

МАЙДАН

И вдруг, так вот сразу – в тишине и благодати – ни с того ни с сего грохотнуло: «Майдан!!!»

Эхом – по коридорам, по кабинетам, над креслами, над портретиками.

Задергали ушами: «Где?.. Как?.. Что за хрень?..»

Рассказываю.

К тому времени, когда мы с тобой последний раз виделись, страны, в которой мы имели счастье родиться, уже не было на картах. Развалили ее, как известно, три мужика под елкой в Беловежской пуще.

Все, что ты мог лицезреть в 99-м году, и сейчас наверняка помнишь.

Прибалты, наслаждаясь независимостью под крылом европейцев, изрядно возомнили о себе и начали делить всех на граждан и «неграждан». Европа поморщилась, сказала: «Как-то не комильфо выходит, ребята». Но свобода, как мы знаем, хмелит. Тем более совсем-совсем независимых. Да и натерпелись в конце тридцатых, после «Молотова – Риббентропа», забыть трудно.

В общем, вели себя не очень хорошо.

Можно было, конечно, через Европейский суд надавить. Попытались. Враз не получилось. А долгую тяжбу начинать с теми европейскими бюрократами – это ж одна морока. «Замучишься пыль по коридорам глотать», как выразился однажды наш гарант.

В 2006 году мы ответили симметрично. Запретили латвийские шпроты. Главный санитарный врач провел санитарно-политический анализ и выяснил, что шпроты те ни к черту не годятся – сплошная отрава.

В Молдавии тоже стали чудить – кого-то не того выбрали. Политсанитарный врач разобрался и с этими. Проверил молдавские вина и тоже нашел отраву. (Леонид Ильич, должно быть, недоглядел. А сам ведь из тех краев – мог бы заметить.)

Словом, и молдаван приструнили. Не хотим вашего пойла, глотайте сами.

Одновременно занялись грузинским вином и «Боржоми».

В Грузии вообще невесть что творилось. Сначала Гамсахурдию – того, что еще при тебе правил, сменил, если помнишь, Шеварднадзе. Этого, после короткой стычки в 2004-м, скинул новый президент. Звали Саакашвили. О нем и обо всем, что с ним связано, я постараюсь тебе еще рассказать. Если хватит терпения.

Саакашвили был паренек импульсивный, тоже захотел в Европу и даже, представь себе – в НАТО. А такого, сам понимаешь, мы уж никак не могли стерпеть.

«Цинандали» – вон! «Гурджаани» – вон! «Саперави» – вон! И «Боржоми» – туда же.

Борьба велась нешуточная. Но больше всего заботила Украина. О ней, собственно, и пойдет речь.

Кравчука, может быть, вспомнишь. Первый «незалежный» президент – тот, что вместе с Елкиным порушил СССР.

Кстати, еще раз о Союзе – для объективности. Просто чтобы освежить память.

У нас же в марте 91-го был референдум – насчет того, сохранять Союз или нет. Тогда проголосовали «за» 78 процентов. Вздыхающие о «катастрофе XX века» не устают про то напоминать. Мне, честно говоря, тоже хотелось бы прокатиться без всяких там виз в Прибалтику, выпить рюмочку «Старого Таллина» (тогда еще с одним «н» писалось, теперь – с двумя). Хотелось бы в Ригу махнуть свободно, без визы. Да много куда еще. Так ведь развалили державу охламоны под елкой.

Только вот как-то подзабылось, что в августе того же 1991 года на Украине (нынче принято говорить «в Украине») провели такой же референдум – о независимости. Теперь уже – о независимости от Союза. И там проголосовали «за» девяносто процентов.

Такая вот нестыковочка имеется. Но это так – для справки…

В 1994-м на (в) Украине Кравчука сменил Кучма. Ностальгией, видимо, страдал не слишком, хотя бы потому, что написал книжку «Украина – не Россия». В НАТО, правда, не рвался, но в сторону Европы поглядывал. С ним отношения складывались более или менее терпимо, за исключением того, что братья наши изредка подворовывали газ из трубы, по которой мы гнали его европейцам. Кучма эти домыслы отвергал, но затем всё ж признался: «Бывает. Воруем. Нехорошо».

Со временем, глядишь, всё и наладилось бы потихоньку, но тут в 2004-м подоспели выборы украинского Президента. Одновременно с нашими.

Кучма должен был уходить. (Там, в отличие от нас, особо не засидишься.) Его должен был заменить либо некто Янукович – близкий, в общем-то, по взглядам человек, либо некто по фамилии Ющенко. Этот рвался в Европу и нашего гаранта не шибко любил. Наш отвечал взаимностью.

Рядом с Ющенко присутствовала – как будущий премьер – некая дама. Очень красивая, доложу тебе, дама с фамилией Тимошенко. При Кучме отвечала за газ, именовалась в народе «газовой принцессой» и была слегка замешана в ряде скандальчиков. Небольших – на десяточек-другой миллиардов. С кем не случается?

Дама была, помимо того, что красавицей, еще и с энергией через край. Начала вместе с партнером выступать на главной площади («Майдан Незалежности») и собирала кучу людей. Вылитая Долорес Ибаррури, честное слово!

Узрев такую прыть, наши отрядили в Киев группку политтехнологов – модная нынче специальность, к тому же, говорят, доходная. Не знаю. Мне вообще-то кисловатым видится, когда идеи подменяются технологиями. Постарел, видать, от жизни отстал.

Ребятишки-технологи свое отработали. Янукович, как было всенародно заявлено, победил, хотя и со скрипом.

Наш гарант немедля прислал теплое поздравление.

И тут случился казус.

Тот народ, что собирался на Майдане, стал кричать о подтасовках. Начали требовать пересчета голосов, расставили палатки, дневали и ночевали в них, тарабанили в пустые бочки, слали петиции в Верховный суд. Одним словом, распоясались. Но сказал же их Кучма: «Украина – не Россия». Сдается, что так.

День кричали, два кричали, неделю кричали, две недели, бодались с ОМОНом, уходить не хотели.

Наконец Верховный суд признал выборы сфальсифицированными. Проще говоря – туфтой. Назначили «третий тур». И в туре этом Ющенко обскакал Януковича.

Пришлось задуматься о новом поздравлении. Корявенько получилось.

Такой вот вышел Майдан. Полный майдан, братец…

Ющенко, идя на выборы, избрал для своей партии оранжевый цвет, а посему те события украинцы стали именовать «Оранжевой революцией». У нас в теперешние времена всё больше говорят об «оранжевой чуме». Пусть и Ющенко уже сменился, и соратнице его прежние грехи вспомнили, а потрясение долго не забудешь.

Сам посуди. Ладно прибалты, ладно молдаване с их кислым вином. Но тут же – Киев! Последняя линия обороны, можно сказать.

Ну, куда же ты, Киев – мать городов русских?.. Сало, что ли, теперь запрещать?

Эх, Киев, Киев, мать твою! (Извиняюсь.)

Меня в эти дни обуревали сложные чувства. С одной стороны, голос крови по линии папы призывал гордиться победой демократии на исторической (отчасти) родине. Но и голос подлинной Родины взывал к бдительности. Чтобы преодолеть раздрай в душе, подверг ситуацию логическому анализу.

Докладываю результаты.

Во-первых. Гордиться надлежит всегда и везде только нашими, здешними, успехами в стабилизации, а не сомнительными «демократическими ценностями».

При всем уважении к выбору народных масс в (на) Украине, наши кровные братья выбрали неверный путь. Если каждый раз честно подсчитывать голоса, то бог знает что можно насчитать. И тогда – прощай стабильность.

Во-вторых – насчет разных партий. Я вообще считаю это анахронизмом. Если бы наши братья выбрали путь благоденствия под сенью одной-единственной партии (скажем, партии «Единая Украина»), то расходы на выборные кампании удалось бы значительно сократить. Можно было бы считать голоса один раз или вовсе не считать, будоража массы.

В-третьих – что касается Президентов. Как можно рассуждать о каких-то «выборах Президента»? Лидер нации должен быть один, выбранный раз и навсегда. Любой другой путь – это путь в тупик.

Как сможет благоденствовать нация, если в ней время от времени будут сменяться Президенты, а не править единственный, всеми горячо любимый национальный лидер? Я отказываюсь это понимать.

И, наконец, в-четвертых.

Данный сценарий выборов-перевыборов, без сомнения, навязан свободолюбивому народу Украины извне. Ты, надеюсь, догадываешься, из какого «вне». Зачинщиков долго искать не надо, посмотри на ту же Европу, о Штатах уже не говорю.

Все эти «ревнители свободы» понапихали всюду своих «агентов влияния». И в то время, пока наши бескорыстные политтехнологи в (или «на», запутался) Украине бились из всех сил, помогая ее народу встать на единственно верный путь, эти гнусные шпионы сбивали людей с панталыку.

Вывод один:

Стабильность должна быть стабильной и стабильно стабилизироваться…

А теперь без трепа.

Мне кажется, систему заклинило именно после Майдана. Такой, знаешь ли, «момент истины». Вылез в ботиночке маленький гвоздик и начал мешать ровной походке. До того шагали без помех, и вот тебе!..

Главный метод любой стабилизации – гипноз. «Раньше все было очень плохо, теперь все будет очень хорошо». Метод надежный, но всегда рождает самогипноз. «Нет причин беспокоиться, Государь. Цена нефти прет к небесам, стабильность торжествует, народ благоденствует».

И вдруг – бух!

Выясняется, что этот самый народ, вкушающий плоды стабильности, не имеющий никаких претензий к любимой власти, способен задавать вопросы. (Пока, слава богу, не здесь, но кто знает, что будет завтра?)

Выясняется, что этим неблагодарным вдруг может, например, не понравиться, когда мухлюют на выборах. И что самое кошмарное: народ этот способен выйти на улицы.

Из-за чего? Добро бы из-за колбасы, это еще понять можно. Так ведь нет! Из-за ерунды сущей – какие-то там голоса у него на выборах сперли.

Требовалась быстрая реакция. И она последовала.

Задействовали телевизор – к тому времени уже полностью отлаженный и вещающий как положено. Кликнули резерв партии – «наших» орлят.

Юные орлята слетелись быстро. Главный орленок взмыл над всеми, проклокотав, что Родина в опасности и лидер нации под угрозой. Захлопал крыльями, обещая «вывести на улицы 300 тысяч человек и отстоять Россию».

Триста тысяч не набралось, но в одном из митингов участвовали тысяч шестьдесят. Изрядное количество подвезли из других городов. Всех облачили в одинаковые накидки, выдали транспаранты, написанные единым шрифтом, флажки, изготовленные по единому образцу. Стихийный порыв, никакой казенщины.

Ребята стояли, дружно внимая речам ораторов. В толпе суетились активисты – давали указания, проверяли списки, руководили процессом. Глаза сверкали от ощущения собственной значимости. Ни щитов, ни мечей, правда, при себе не имелось, однако готовность к бою чувствовалась.

Но пасаран! Майдан не пройдет! Таков наш ответ Чемберлену…

Зрелище казалось экзотичным, хотя у ребятишек имелся аналог. Не отечественный, правда. Китайский.

Без сомнения, помнишь товарища Мао Дзедуна – весьма популярная личность в годы нашей юности. Какой прекрасный, вспомни, социализм строил, покруче нашего. Одно время в его колхозах даже ложки и миски общими были, готовить дома еду не разрешалось – один котел, один стол для всех. А сколь мудро действовал, изводя «оранжевую чуму»?

Если вдруг подзабыл детали, напоминаю.

В какой-то момент ощутил товарищ Мао, что делишки в стране идут плоховато – со жратвой проблемы, и вообще. Народ не то чтоб роптать начал (китайцы вообще не из тех, кто на власть ропщет), но чем черт не шутит. К тому же среди начальников, что вокруг престола толклись, кой-какие шатания вроде бы как бы наметились. Или вроде бы как бы могли наметиться. Словом, занервничал он малость. И решил всех разом поставить на место. А способ избрал такой.

Молодому поколению – тем, кто еще не был испорчен мыслями и не подвержен шатаниям – объяснили, что в рядах старшего поколения имеются скрытые враги Отечества и лично товарища Мао (что, впрочем, одно и то же). Особенно много врагов среди недоразвитых преподавателей. Их надлежало разоблачить. Учеба временно откладывалась ввиду более важных дел.

Отряды бывших студентов и примкнувших к ним активистов назвали «хунвейбинами». Словечко, памятное, должно быть, и тебе.

Бороться с врагами Отечества (оно же – товарищ Мао) предлагалось, развешивая на заборах плакаты – «дадзыбао». Предлагалось также изо дня в день ходить по улицам и проспектам с лозунгами, флагами и портретами вождя.

Развесили. Походили. Оказалось – недостаточно. Профессоришки упорствовали в своем невежестве. Тогда засевших в аудиториях профессоров велено было выволакивать па улицу, ставить на колени и заставлять каяться. Самых упертых надлежало бить палками до тех пор, пока не расколются или не перестанут дышать, отравляя воздух.

Идея получила широкий отклик, число молодых борцов, с радостью забросивших учебу, росло день ото дня, как и число избиваемых стариков.

Но для поддержания энтузиазма одних профессоров было маловато. Посему следующим объектом назначили всех, кто так или иначе мог навредить товарищу Мао. Искать таких следовало не только в рядах гнилой интеллигенции (ее уже почти не осталось), но – что самое занятное – и в рядах местного партийного руководства. Высшим руководством товарищ Мао занялся лично. Мероприятие получило название «огонь по штабам».

Дело пошло. Тем из соратников Вождя, кто имел или мог иметь неправильные мысли, был преподан урок. Хотя большинство давно отучились иметь какие-то мысли, кроме одной – как ему угодить.

Дальше, правда, возникла небольшая заминка. Энтузиазм начал перехлестывать через край. Били уже всех подряд, без разбору.

Пришлось создавать новые отряды, призванные усмирять не в меру разгулявшихся сверстников. Затем – уже с помощью армии – громить и этих, новых.

Однако и с такой задачей товарищ Мао справился.

Ну, то седая старина, вспомнил по аналогии. В нынешние времена хунвейбина так просто не изготовишь – другой контингент. Общество потребления, увы, расслабляет. Но если быть объективным, не уверен, что такая задача впрямую ставится. До поры до времени, во всяком случае. Энтузиазм тоже дозировать надо. И потом – весь этот «огонь по штабам»… Кто знает, куда занесет молодняк?

Я думаю, местные наши хунвейбинчики – просто страшилка. «Демонстрация флага», как говорят на флоте.

Юные борцы пошумели, порезвились и разъехались. Впереди маячил очередной Селигер – палатки, музыка, солнышко, травка, высокие гости в рубашечках.

Веселуха на площади – дело хорошее, но и отдохнуть не грех.

Хотя, должен сказать, среди этих ребят часто попадались вполне адекватные. Где-нибудь встретишь, разговоришься – про жизнь, про заботы, про интересы – вполне нормальная речь. Но только политика влезет, как он тебе сразу: «С колен поднимаемся… Кругом враги… Оранжевая чума…» И, конечно же – «патриотизм». Как мантра.

Патриоты все до одного, любо-дорого смотреть. Флажки к небу, шарики ввысь (по большей части – с портретиками), улыбки, кричалки (особенно, если в телекамеру смотрит). Правда, иногда с явным перебором. Он бы, родной, еще попросил медальку ему на грудь за патриотизм навесить…

Вот, сказал про медальки, и о наших с тобой медальках вдруг вспомнил.

У вас там медали в зачет берут? А то можно было бы на весы подкинуть – глядишь, немного грешков скостят.

Ты честный человек, награду эту с собой наверняка не взял. А я, хоть и грешен, тоже не прихвачу – Даньке подарил, когда тот еще совсем клопом был. Вытащил из ящика, показал, он глазенки вылупил, ну, я и отдал, только заколку отломал, чтоб не поранился. Будь он тогда постарше, рассказал бы ему наверно, чем закончилась история с теми медалями. Эпизод примечательный.

Сейчас тебе рассказываю потому, что ты этот цирк не видел, прогулял в увольнении, а когда вернулся, кутерьма началась – «Град», если помнишь, взорвался, не до цирка стало.

И еще потому рассказываю, что нам с тобой в ту пору было ровно столько, сколько большинству из этих ребят с флажками.

Армия это, 65-й год. У нас общих воспоминаний – лишь о детстве да об армии. Затем дороги разошлись. Только теперь, видишь, удосужились поговорить. Точнее, мне одному говорить приходится, а тебе – слушать.

Если, конечно, слышишь ты там, где сейчас…

Так вот, дело было в 65-м, когда двадцать лет Победы отмечали. Тогда же первая «массовая» юбилейная медаль появилась – Леонид Ильич распорядился. Сейчас такие дают вроде бы лишь тем, кто войну прошел, а этой велено было наградить «весь личный состав Вооруженных Сил». Так что мы оказались первыми и последними солдатиками, войны не хлебнувшими, но медаль получившими. Собрали нас, помнишь, в клубе, речугу толкнули, медальки в коробочках выдали и развели по казармам.

Тебе повезло, ты в увольниловку отправился, а меня за грешки какие-то пихнули дежурным по батарее – порядок блюсти в сей торжественный день.

Порядок обеспечили. Сержанты, запершись в каптерке, отметили праздник скромным банкетом из припрятанной водочки. Рядовые в данном мероприятии участия не принимали, хотя и у них, полагаю, кое-что было припрятано. Выглядели они после нашего возвращения из каптерки тоже веселенькими.

В положенный час стали готовиться к отбою. Но поскольку все были навеселе, то не придумали ничего лучшего, как поснимать свои медали и навесить их на чей-то снятый мундирчик. Смотрелся неплохо.

А затем случилось вот что. Может, вспомнишь, был у нас такой рядовой Сафронов, большой затейник, мы его тогда еще прозвали Сафроня Ложкин – в одной комедии появился такой герой, полный придурок. Сафроня, кстати, придурком не был, но народ развлекать любил.

Да помнишь ты его, помнишь – он каждый Новый год в маскхалате Деда Мороза изображал.

И вот, значит, берет этот Сафроня мундир с полусотней медалей, напяливает на себя. Общий гогот. Сафрон проходится взад-вперед между койками, потом решает выйти на крыльцо. Все – за ним. Он гоголем спускается по ступенькам и направляется в роту охраны потешить ребят. Мы, постояв, возвращаемся в тепло, но парочка на крыльце остается.

Через десять минут влетает один из них и орет: «Атас! Халява Сафроню гонит!»

Мы – снова на крыльцо и видим такой пейзаж. Небо, луна, дорожка с липами… А по дорожке этой несется, гремя медалями, рядовой Сафронов, бледный как смерть. За ним бежит прапорщик Халява, красный от натуги. Полы шинели – что крылья орла.

Все тут же драпанули в казарму. Сафрон влетел, заметался, словно мышь, и забился в угол.

Ну, думаем, сейчас вмажут. Клизма с иголками – по полной программе.

Халява вошел, оглядел нас, идиотов, отдышался, снял фуражку и вытер пот. Затем устало посмотрел на наши постные рожи и негромко сказал: «Щенки, засранцы… Люди под те медали кровь проливали. А вы…» Потом махнул рукой и вышел.

По мне, так лучше бы наорал…

Ну, дальше что? Дальше отправились спать. Я – дежурный. Пошлялся по коридору, открыл дверь на крыльцо, спустился, направился к бетонной тумбе у забора. Помнишь эту бандуру возле курилки? Там еще когда-то, говорили, стоял бюст Сталина, в пятьдесят шестом снесли, заменили вазой с цветами.

Постоял, вижу – в столовой окно светится. А ночь уже, вроде бы не должно светиться. Пошел туда, заглянул в окошко.

Там, в нашей столовке солдатской, за длинным столом сидели трое прапорщиков – Халява, Джанибеков из второй батареи и этот, высокий, грузин, – помнишь?

На столе водка стояла, миска, железные кружки.

И вот сидели они за тем столом – трое стареющих прапорщиков, на войну призванных сопляками вроде нас, – и пили за свою Победу. И, быть может, за того усатого истукана, чей бюст когда-то стоял возле казармы. За того, что бросил их под танки, половину командного состава загодя в чистках перестреляв…

О чем говорили они, мне слышно не было. Едва ли какую-то высокопарную хренотень несли. Просто сидели, пили водку из кружек, не чокаясь, а я на них через оконце глядел.

Это – к вопросу о патриотизме.

Не знаю, прибавилось у меня тогда патриотизма или нет. А если и прибавилось, то настолько ли, чтобы махать флажком? Но с тех пор я медальку ту больше на грудь не цеплял. И портретики на демонстрациях не носил. Даже за отгулы.