Текст книги "Вот придет кот"

Автор книги: Валерий Заворотный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

БЛИЗНЕЦЫ

Я сказал тебе, что XXI век, если быть точным, наступил в январе две тысячи первого. По календарю – все верно. Но, как любили писать в советских газетах: «жизнь внесла свои коррективы». Наступил этот век на девять месяцев позже. Точнее – на восемь месяцев и десять дней.

11 сентября (не помню уж, какой это был день недели) я возвратился домой из редакции, бросил сумку, ботиночки снял кряхтя и вошел в комнату. Смотрю, отрок наш Даниил сидит на полу, уставившись в телевизор. Что само по себе выглядело странноватым, поскольку он у нас к этому делу не приучен. Еще более странно, что пялился он, как мне показалось, на какой-то боевик – что-то там грохотало, рушилось, копы американские по экрану метались.

– Ты с чего это? – спрашиваю.

Отрок молчит. Повторяю вопрос. Молчит.

Тогда и я на экран повнимательнее глянул. И вижу снизу, на синей строчечке выписано: CNN. А чуть правее – «Live». Живьем, стало быть, транслируют. Судя по всему – Нью Йорк: небоскребы торчат. А из двух – тех, что Всемирный торговый центр, или, как их еще называли, «близнецы» – валят клубы дыма. Оба горят и здорово горят. Потом начинают рушиться.

Бред какой-то…

Даниил наконец оборачивается и произносит одно слово: «самолеты».

Что? Где? Какие самолеты? Тащу стул, присаживаюсь рядом (на полу, ноги скрестив, уже слабовато).

Начинаю дитя теребить: «Просвети, что за дела?»

Ну, он просветил. Не знаю, хватит ли у тебя воображения это представить. Два самолета – гражданские, с пассажирами – врезались в «близнецов». После того как один протаранил, думали – ошибка пилота. После второго очухались – теракт.

Вот и представь, если сможешь: Америка, Нью-Йорк, камикадзе в «Боингах».

Спустя минуту картинка меняется. Теперь уже Вашингтон. С вертолета – крупным планом. Пентагон. Тоже горит.

Комментаторы надрываются, слова разобрать трудно. Кто-то, слышу, орет, чуть не проглотив микрофон: «Это не башни упали. Это мир рушится!»

Так начался у нас двадцать первый век…

Мир не рухнул. Однако таким, каким ты его застал, он, похоже, больше не будет.

«Близнецов» таранили не боевики, сидевшие до того в пещерах. Вполне респектабельные мальчики родом из Саудовской Аравии. Хотя родиться могли где угодно, важно, кого и как отзомбировали. Поезда в Италии – ты это застал – взрывали вполне себе европейцы из «Красных бригад».

И все-таки трещина между «исламским» и «неисламским» миром с этого дня обозначилась. Запад и Восток, в прежнем их понимании, свое отвоевали. Теперь, боюсь, начинается другая география: Север – Юг. И это надолго.

Но я тебе политинформации читать не хочу, наслушались в армии. Я тебе о жизни пытаюсь рассказать – такой, какой ее вижу. И какой ты ее увидеть уже не смог.

А жизнь первые месяцы после 11 сентября 2001 года выглядела так.

Президент Буш в тот день находился, если не ошибаюсь, где-то на юге Штатов. Впрочем, ты же Буша не застал. Я имею в виду Буша-младшего. Он сменил Клинтона в двухтысячном. У того, как помнишь, репутация слегка подмокла после истории с Моникой Левински. Решил в плейбоя сыграть. Дело житейское – Кеннеди тоже в этом отношении ангелом не был. Но не в Овальном же кабинете!

Словом, американцы поменяли его на другого. Выбрали сына прежнего своего гаранта – тоже Буша и тоже Джорджа. А посему именовать стали Буш-младший. Этот был пуританином, любил собачек, бегал трусцой и под чужие юбки не лез. Глаголы, правда, иногда путал, буковки не те произносил, но не за грамотность же выбирали. Тем более что речи, поди, не сам писал. А если не всегда разбирал то, что написано, так уж явно не хуже Леонида Ильича.

Отреагировал младший Буш на теракты, как говорят, своеобразно. Один из комментаторов приписывает ему фразу: «Надо срочно кого-то разбомбить!» Только кого – не ясно. Но это можно оправдать – в тот момент никому ясно не было.

А вот реакция Путина, надо признать, была куда четче. Это правда.

Тут недавно выступала Кондолиза Райс – ты ее тоже не знаешь – эта дама при Буше командовала Госдепом. Так вот, по ее словам, она в первые же минуты после атаки на «близнецов» связалась с Путиным и попросила его не приводить войска в боевую готовность. В прежние времена ведь как игрались? Если, скажем, у них объявляют повышенную готовность (а в Штатах ее тогда, ясное дело, сразу объявили), то наши тут же поднимают по тревоге своих. В ответ на другой стороне бугра – следующая степень: руку на кнопку и пр. Тогда здесь, у нас – то же самое… Как при Карибском кризисе, когда мы ракеты на Кубе поставили.

И на сей раз такая чехарда вполне могла начаться. Но, как рассказала эта самая Райс, Путин ответил ей: «Мы готовность отозвали, не беспокойтесь. Чем мы можем помочь?»

Ну, грамотно поступил, согласись. Даже мне, охальнику, не придраться.

С этого времени отношения с американцами вроде бы стали налаживаться. В ноябре оба гаранта встретились, наговорили друг другу комплиментов, но и по делу вроде бы тоже о многом договорились. Решили «тесно сотрудничать в противодействии новым угрозам». Одним словом – будем дружить, ребята. Бог даст, на сей раз получится.

То есть «на личном уровне» дружба сложилась. Буш за всё время президентства – а он два срока отсидел в Белом доме – ни разу худого слова о нашем гаранте не сказал. «Я, – говорит, – в глаза ему глянул, вижу – хороший человек». (Не вру, почти так и молвил.) Вот что значит быть «специалистом по общению».

К былой профессии своего коллеги – на сей предмет его часто пытали – Буш относился спокойно. Но и наш, замечу, особо не комплексовал. Да и в общении с прессой уже поднаторел. Отвечая как-то на вопрос дотошного журналюги, мило пошутил: «Папа вашего президента тоже, насколько я помню, не в прачечной работал». Припомнил тому службу в ЦРУ.

Так вот дружили. Пока не решил Буш-младший, что пришло время «кого-то разбомбить». Цель выбрал подходящую – Саддама Хусейна. Один раз уже врезал ему в Кувейте, еще при тебе. Но Саддам урок не воспринял. Теперь пришло время разобраться по-крупному.

Нашим такая прыть не понравилась. Может, Саддам этот и сволочь изрядная, но ведь старый друг, одних пушек-танков сколько назакупал у нас в свое время. С оплатой малость тянул, но это уж наше дело. Для хорошего человека (пусть и сволочи) чего не сделаешь?

«Политическая элита» заспешила в Ирак – депутаты и прочие большие чины отметились. Ручку жали, обнимали, заверяли, что не допустят.

Начали американцев увещевать. Однако те уговорам не вняли, быстренько сколотили коалицию и вмазали по полной программе. С легитимностью особо не заморачивались – объявили, что Хусейн ядерную бомбу стряпает. Или бактериологическое оружие. Эксперты ООН искали, но не нашли? Значит, плохо искали.

Бомбу Саддам изготовить не мог, пусть даже и собирался. Реактор принялся строить в семидесятых, да не достроил. Израильтяне – тоже не особенно заморачиваясь – подняли самолеты, махнули через Иорданию, долетели и раздолбали. Крик тогда поднялся страшенный. Однако длился недолго. Многие – в том числе, подозреваю, и наши – восприняли с облегчением. Пусть Хусейнчик и друг, но иметь под боком эдакого дружка с бомбой врагу не пожелаешь.

Что тебе обо всем этом сказать? Американцы ведут себя часто не лучшим образом. Слон в посудной лавке аккуратнее действует. Но и мы при выборе друзей щепетильностью не отличаемся. Был такой министр иностранных дел у Ельцина по фамилии Козырев. Неплохую мысль как-то высказал – о том, что надо бы перестать «дружить с политической шпаной». Хороший совет, а ведь до сих пор не усвоили…

Ну, извини – опять в политике по уши. Но в этой истории не политика, а житейские детали больший интерес представляют.

Дело не во всех этих Хусейнах и прочих Генсеках. Интереснее, как реагирует на них тот самый народ, который они взялись облагодетельствовать.

Не знаю, помнишь ты или нет, но друг наш Саддам был фигурой колоритной и снискал большую любовь народа. (Любовь закончилась, правда, виселицей, но это спустя много лет.) Поскольку не уверен, что ты интересовался биографией нашего друга, то в двух словах набросаю.

К власти пришел в конце семидесятых. До того поучаствовал в разных заговорах, не слишком удачных. В конце концов фортуна ему улыбнулась – возглавил партию, стал большим начальником, получил генеральские погоны, затем фельдмаршальские (это уж, как водится) и был провозглашен Президентом. Вошел во вкус, соперничков разогнал, недовольных рассовал по тюрьмам. Лагеря, пытки, «пропавшие без вести» – обычное дело. Вознесся, забурел, воздвиг себе первые памятники, стал горячо любим подданными и правил без малого тридцать годков. Можно сказать, жизнь удалась.

Не сложились лишь отношения с соседями. В Иране к тому времени появился свой обожаемый лидер – небезызвестный тебе аятолла Хомейни. Тот, который попер шаха и устроил «исламскую революцию».

Ну а поскольку двум великим людям рядом жить трудно, Хомейни вознамерился этот казус исправить. Решил свои порядки распространить на саддамовский Ирак, начал строить бедному Хусейну всякие козни, захотел отнять у него кусочек земли (или это Саддам захотел, тут дело темное), в общем, разругались вдрызг. Началась большая война.

Поначалу Саддам брал вверх. Он к тому времени сколотил немалое войско, закупил у нас бомбы, ракеты и кое-чего еще. Брал, главным образом, в долг, но, как я уже сказал, для друга чего не сделаешь. Хомейни же, напротив, устроил в Иране чистку армии, заменил двести пятьдесят генералов молодыми борцами за правое дело – по большей части сержантами – и потому воевать с Хусейном был не очень готов. Но, как известно, ежели не хватает умения, берем энтузиазмом. И действовал аятолла по-простому – гнал на саддамовские окопы волны «стражей исламской революции», заваливая противника трупами. Метод этот получил соответствующее название – «метод человеческих волн».

Фельдмаршал Хусейн тоже брезгливостью не отличался – применил химическое оружие. Еще раньше опробовал его на собственном населении, травя газами курдов, живущих на севере и решивших восстать против своего благодетеля.

Так воевали почти восемь лет. Потеряли около миллиона человек. Но какой вождь эти мелочи считает?

Победы не одержал никто – граница осталась на прежнем месте. Притом каждый из двух заявил о своем военном триумфе и воздвиг соответствующие памятники. В Тегеране соорудили мраморный фонтан, вода которого была окрашена в красный цвет, символизируя кровь мучеников. Саддам повелел воздвигнуть десятки статуй, изображавших его самого, указывающего перстом в сторону «поверженного» врага. Шедевры эти должны были стоять вечно.

«Вечность» длилась пятнадцать лет…

В 1991-м Саддам, отдохнувший к тому времени, решил завоевать еще кусочек землицы под названием Кувейт. Но тут у него вышел облом. Американцы, как помнишь, вместе с союзниками, заручившись мандатом ООН, разметали его доблестные войска за сто часов и выгнали из Кувейта.

Однако вождь на то и вождь, чтобы всегда одерживать победы. Даже если наоборот. Посему народу было объявлено, что всё в порядке, что победа за нами – строим новые памятники. Народ воодушевился и на следующих выборах отдал за любимого вождя 99 % голосов.

Но девяносто девять всё же не сто, и в 2002-м ошибку исправили – на референдуме Саддамчик получил уже 100 процентов.

Излагаю тебе всю эту тягомотину лишь потому, что она имеет прямое отношение к тем самым житейским деталям, что характеризуют отношения «народ – вождь».

События развивались по такой схеме. (Я об этом уже рассказывал, теперь чуть подробнее.)

В том же 2002-м, когда благодарный народ отдал 100 процентов голосов своему любимцу, и спустя год после того, как рухнули «близнецы», американцы решили, что с Саддамом пора кончать. Сперва ввели экономические санкции – перекрыли нефтяную трубу, а стало быть, и поток денежек. Не помогло, Хусейна такими штучками не возьмешь. Народ потерпит, а самого вождя проблема баксов хотя и волновала, но не сильно. Как потом выяснилось, кое-какая личная заначка – не то тридцать, не то сорок миллиардов в западных банках лежала.

Когда санкции не помогли, тогда снова – коалиция. Правда, уже без мандата ООН.

В марте 2003-го Саддаму дали 48 часов на то, чтобы умотать из Ирака. В ответ: «Ага, как же, прям счас и убегу! За мной тысячи верных бойцов – каждый день по улицам маршируют, рвутся в бой, грудью заслонят своего Хусейна».

Маршировали тысячами, десятками тысяч, всё верно. Но Буш почему-то не испугался, и началось вторжение. На сей раз управились за три недели. До Багдада шли с боями, дрались, в основном, с пехотой и танками (с нашими, староватыми). Авиации у Саддама практически не осталось – часть разнесли в первый же день, остальное он умудрился перебросить в Иран, от греха подальше. Иранцы, несмотря на былую вражду, самолетики приняли. Но потом фиг отдали. «Восток – дело тонкое…»

В Багдад войско Буша вошло без единого выстрела. Поговаривают, что генералов Саддама американцы просто купили. Может, и так, не знаю, однако штрих примечательный.

А затем началось самое интересное.

Как только была занята столица, на улицы высыпали толпы людей. Тех самых, что должны были «грудью заслонять». Но заслонять не стали, а занялись другим делом.

Перво-наперво снесли громадную статую великого лидера в центре города. Тросом за шею и мордой об асфальт. Бронзовую голову долго таскали за джипом по улицам. А потом…

Потом состоялось великое разграбление. Тащили всё – из дворцов, контор и даже музеев. Кто – вазу, кто – ковер, кто – телевизор, кто – холодильник. Кто – на спине, кто – на телеге, кто – на машине. Буйствовали чуть ли не целый месяц подряд. «Грабь награбленное».

Это единство вождя с народом транслировалось по всему миру. Американские солдатики пялили глаза, но поделать ничего не могли. Полицейские части захватить с собой не удосужились, а местные стражи порядка, поскидав форму, усердствовали наряду со всеми. Равно как и бывшие воины, переодетые в штатское.

Саддам, убежав от американцев (а заодно и от ликующих толп), прятался какое-то время по разным закоулкам, пока не был пойман, отдан новым властям, судим и повешен.

У меня в связи с этим вот какая ассоциация возникла. Быть может, не совсем корректная.

В августе 91-го, когда родная КПСС приказала долго жить, никакой интервенции, слава богу, не было, как и массовых грабежей. Тащить и «приватизировать» стали позже. Но ведь и на защиту любимой партии в том августе никто не вышел. Ну просто никто. А ведь партийцев-то восемнадцать миллионов насчитывалось. И на тебе – ни протестов, ни митингов, ни одного голоса в защиту. И партийные начальнички ни словечка не пикнули, только в кабинетах документы жгли. Страшные тайны, должно быть, прятали. Народу лишнего знать не положено.

Такая вот занятная ассоциация.

Как это там: «История учит лишь тому, что ничему не учит»…

Ну, да бог с ней, с историей. Вот только куда она теперь захочет повернуть – ему одному известно. Новый век, без тебя начавшийся, преподнесет еще, боюсь, немало сюрпризов.

Моих мозгов, для того чтобы грамотно разобраться в этих проблемах, не хватит. Остается слушать более знающих людей да почитывать книжки. А в книжках пишут разное.

Есть, к примеру, такой автор с фамилией Фукуяма. Живет в Америке. Так вот он еще в начале девяностых опубликовал в тамошнем журнале статью, которая называлась «Конец истории?». А потом книжку выпустил с таким же названием. Книжка понаделала много шума и была переведена аж на двадцать языков. Шум вызвала сама идея, положенная в основу. Передать ее тебе внятно не смогу, но когда взялся искать, то наткнулся в одном из журналов на такое высоконаучное объяснение. Господин Фукуяма, писалось там,

«утверждает, что распространение в мире либеральной демократии западного образца свидетельствует о конечной точке социокультурной эволюции человечества».

В переводе с научного на кухонный сие означает, видимо, что, поскольку «призрак коммунизма» свое отбродил, то и самое интересное в истории последних веков закончилось. Теперь все заживут более или менее одинаково.

Фукуямовскую книжку нашел, почитал. С трудом, но осилил. Принялся даже кой-какие выписки делать, да потом бросил – тяжкое занятие.

Вот, скажем, одна из цитат:

«Человечество приближается к концу тысячелетия, и кризисы авторитаризма и социалистического централизованного планирования оставили на ринге соревнования потенциально универсальных идеологий только одного участника: либеральную демократию, учение о личной свободе и суверенитете народа».

Два раза перечитал, едва продрался. Ну, скажи ты просто: «Наигрались, ребята, с социализмом. Ничего путного из теории дедушки Маркса не вышло. Теперь – сплошная демократия, а потому больше веселухи не ждите. Кончилась история. Не в прямом, слава богу, смысле, но, так сказать, в идеологическом. Свобода нынче шагает повсюду».

Только не очень понятно, куда при этом деть, например, тот же Китай, Сингапур, Южную Корею и других, где с экономикой полный порядок, а насчет свободы имеются вопросики.

Он, Фукуяма, в одном месте, правда, оговорился (опять же, высоконаучно). Сказал, что, мол,

«невзирая на очевидное отсутствие в настоящее время какой-либо альтернативы демократии, некоторые новые авторитарные альтернативы, ранее неизвестные истории, смогут утвердиться в будущем».

Значит, кое-какие отклонения все ж просвечивают. Не совсем, значит, конец истории грядет. Что уже веселее. А то куда ж развиваться?..

Теория занятная, только вот не совсем стыкуется с теми же «Боингами» в Нью-Йорке.

Стал копать насчет «Боингов» и наткнулся на другую книжку. Автора зовут Сэмюэль Хантингтон. Труд называется «Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка». Суть, насколько я понял, сводится к тому, что нынче имеются несколько цивилизаций. Он их обозначает, как Западная, Исламская, Синская (читай – китайская), Африканская и другие. Там, где проходят некие условные границы между ними, там возможны столкновения и конфликты. Вот эти конфликты и станут определять будущее, поскольку мир всё теснее, а люди в разных цивилизациях по-разному смотрят на этот грешный мир. Разные у них представления об отношениях с Богом, с государством, об отношениях между мужчиной и женщиной, по-разному трактуют они права и обязанности, «свободу, равенство, братство» и прочее.

И еще, – пишет он, – люди из элиты тех цивилизаций, что по его раскладу не относятся к Западу, раньше были с этим Западом «ментально» связаны: учились, как правило, в тамошних заведениях и невольно усваивали тамошний образ жизни. Теперь же среди них в моду входит «возврат к корням». Что же касается простого народа, то хотя он – народ – от корней этих никогда и не отрывался, подобно элите, но всё ж постепенно знакомился с западными обычаями и культурой. А культура эта и обычаи, как выяснилось, плохо стыкуются с их «корнями». В результате подобная двойственность тоже будет служить причиной конфликтов.

Одним словом, если в прежние времена сцеплялись и дрались только вдоль отдельных политических границ, то в новом веке предстоит столкнуться цивилизациям. «Железный занавес» накрылся, но грозит новый раздрай, посерьезнее.

Может, ты с этой теорией и согласишься, но мне здесь, признаюсь, не все понятно.

Насчет влияния западных обычаев (включая джинсы и Кока-колу) готов принять. И насчет влияния учебы в западных университетах – тоже. Поучившись в Европе и «приняв ценности», так просто живой бомбой не станешь и, прежде чем убить тысячи ни в чем не повинных людей, призадумаешься. Однако ж как объяснить, что большинство ребят, захвативших те же «Боинги», поокончали такие вот европейские университеты и колледжи?

Своими измышлениями морочить тебя не буду – мелковаты. Но полагаю, японец Фукуяма, хоть и умный человек, насчет «конца истории» мог слегка ошибиться. Не исключено, что балет продолжится. Закручивается лишь очередной пируэт. Тот, что начался с падения нью-йоркских «близнецов». И сдается мне, братец, что пируэт будет не из самых легких.

Жаль только, доглядеть не удастся. Это уж Даньке досматривать и его детишкам.

Ну да чего там. Быть может, когда-нибудь кто-нибудь и мне пришлет туда, где ты сейчас, что-то вроде такого же письмеца. Тогда почитаем вместе…

И вот еще что.

Говоря о том, что случилось в Нью-Йорке, да и о многом другом, я, бывает, ерничаю. К тому же далеко не обо всех деталях пишу. Ты не сердись. Это лишь потому, что не хочу вытаскивать такие детали из памяти. Не хочу я мешать треп с печальными вещами и рассказывать тебе подробно о страшных моментах. Хотя в тех же «близнецах», ты ж понимаешь, сколько людей погибло. А вся эта суетня с каким-то там Бушем или с этим козлом Хусейном – что она по сравнению с их жизнями?

Да и у нас тут много чего невеселого было. И здесь тоже хватало терактов – и в Москве, и в Беслане (это городок такой в Осетии, едва ли ты о нем слышал). И та же война в Чечне продолжалась. Теперь ее, вроде как, закончили. Почему вроде? Ну, потому, что загасили как-то, а что дальше будет, не знает никто.

Так что и здесь не только политическая трескотня шла, не только резвилась при дворе вся эта братия. Много чего грустного случилось.

Но если об этом говорить, тогда другое письмо писать надо. А мне трудно всё в кучу валить и о людях ушедших рассказывать, по которым эта «политика» сапогом прошлась.

Захочешь узнать – они сами тебе расскажут. Они ж все теперь там, у вас…

А что до письма, то еще раз повторю: всё, что пишется здесь, – не повесть, не роман, не какое-то там «эссе» (за много лет так и не смог понять, что за зверь). Нацарапал я уже таких опусов, сколько мог и как сумел. Я сейчас только с тобой разговариваю и только тебя перед собой вижу. Правда.

И теперь, когда первые три десятка страниц отбарабанил, мне, поверь, действительно все равно, кто там и чего там говорить станет, если прочтет.

Я уже вначале сказал, что врать не хочу. Ты ж не хуже меня понимаешь, что не знаю я – тебе ли пишу, себе ли, кому ли еще. Может, и в пустое пространство пишу. Кто ведает?

Существует ли там что-то, в безвременьи этом, или нет там ничего – кому известно?

А коли что и есть, то как знать – доведется ли свидеться?..

Знаешь, у меня на сей счет был интересный разговор с одним субъектом. Давно, – еще когда в Академгородок летал. Там рядом, на Алтае, есть небольшой поселочек, Верхний Уемон называется. В нем, говорят, Рерих когда-то собирался открыть филиал своего института. Того, что в Гималаях – «Урусвати». В этом алтайском поселке ребята, на Рерихе помешанные, создали в шестидесятых годах что-то вроде коммуны. Их в Городке так и называли: «рерихнутые». Но, в основном, славные были ребята, пусть и среди них всякий народ попадался – там же гора Белуха недалеко, «Беловодье», Шамбала и всё такое.

Поскольку о той коммуне много всяких небылиц рассказывали, захотелось самому глянуть. Сел на попутку, доехал, пожил несколько дней. А на обратном пути у меня этот разговор и случился.

Путь неблизкий, сидим в кузове с хмурым таким мужичком – кепка на глаза, ватник, кирзачи. Километров десять промолчали, вдруг он спрашивает:

– Ты с Уемона?

– Оттуда.

– Сам из тамошних?

– Да нет, – говорю. – Поглядеть приехал.

– Ну, и как тебе?

– Интересно. Поглядел, как живут, как про нирвану толкуют – что с кем после смерти случится, кто куда потом залетит, кому повезет, кому нет…

Он кепчонку снял и ни с того, ни с сего завелся.

– Ни хрена, – говорит, – они там не знают. Я, – говорит, – дальше всех залетел. Я смерть эту, вот как тебя, видел. Клиническая, называется. Доктора битый час откачивали, едва вытащили. У меня с тех пор полмозга не работает. [Что было заметно.] Никакой ихней нирваны нет. Брешут все.

– Да неужто?

– Нету, я тебе говорю. Не так там всё.

– А как?

И поведал он мне о своих клинических приключениях.

Этот колоритный рассказ я, естественно, целиком повторить не смогу, но если коротко, приключилось с ним вот что.

Вначале несло его по длиннющему коридору. (Об этом «коридоре» я и раньше читал, его после реанимации многие вспоминают. Врачебное объяснение точно не помню. Но, кажется, там что-то с периферийными долями мозга происходит.) Потом, когда миновал он коридор, очутился в огромном зале.

– Да не зал, не зал, понимаешь. А вроде как поле. Да и не поле – стены кругом огромадные. Во – на километрища вверх тянутся. Чтоб я сдох!..

Выглядел же «зал», по его словам, так.

– Стены высокие, конца не видать, и сплошь выложены какими-то плиточками мелкими. С ноготок, не больше. А в дальнем краю – два выхода. Один – белый, другой – черный. На входе в тот зал очередюга. Ждут, кого куда определят. Стоят, ругаются. [Настоялся, поди, в очередях.]

Вот, значит, ждут, трясутся. А кто-то там, сверху, командует: этих – сюда, в белый проход, а этих – в черную дырку. Каждому – по делам его.

«Но есть – сказал он, – и те, кто ни рыба ни мясо. Грешил немного, но и белой дырки не заслужил».

– А этих, – спрашиваю, – куда?

– Этих, – отвечает, – в плиточки тонкие превращают, и – на стенку. Чтоб вечно там, значит, висели.

Такую вот картинку обрисовал мне тот мужичок.

Может, у вас там и впрямь так?

Но ты, надеюсь, в светлый коридор попал. Ты ж правильно жил – врал мало, работал много. Не всё успел, может быть. А кто всё успевает?

Мне, естественно, тоже в светлый хотелось бы. Да, боюсь, не получится. Но и в черную дырку вроде бы есть шанс не угодить.

Так что, скорее всего, – плиточкой на стеночке…