Текст книги "Мы вернемся осенью (Повести)"
Автор книги: Валерий Кузнецов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
– Голубь! К телефону.
– Здорово, начальник! – услышал Виктор в трубке знакомый насмешливый голос.
– Реук! Ожил, бродяга! – закричал он. – Ты откуда звонишь?
– Снизу, с вахты. У вас тут порядок, как на мясокомбинате. Пройти нельзя. Ты спуститься можешь? Давай где-нибудь посидим, все равно уже поздно. Или ты занят?
Они пошли в кафе недалеко от управления. Здесь было пусто, продавщица ушла в подсобку и гремела там ящиками.
– Лежал я четверо суток без сознания, ощущение – будто ночку хорошо поспал... А потом начал летать.
– Как это?
– Лежу на кровати, а кажется, что она поднимается вертикально – ну, и я, естественно, с ней. И такое ясное ощущение, что хватаешься за кровать, чтобы не выпасть. Кормили по-царски: двадцать пять граммов бульона и двадцать пять граммов воды. Правда, есть не хотелось.
– Бедный ты, бедный! – Голубь жалостливо посмотрел на друга. – Что, больше нельзя было?
– Он мне подвздошную кишку порвал, – объяснил Реук, – желудок и еще что-то. Понимаешь, мы когда из вертолета вылезли, Сергеева уже в партии не было.
– Я с ребятами к зимовью подошел – тишина. Участковый к окну встал, а я в дверь стучу. Опять тишина. Я дверь толкнул – она медленно так открылась. Стою, ничего не понимаю: нет его, что ли? Или спрятался? И уже в какую-то секунду до выстрела увидел в щели двери ствол. Ну, кинулся, конечно, в сторону... Выстрели он из «тозовки» – я бы царапиной отделался. А там – жакан! Но тебе я тоже не завидую, – усмехнулся Реук.
– Это когда Сысоева откопали? Завидного, конечно, мало. Лидка в обморок упала. А потом – началось. Она кричала на всю улицу, как только Сергеева не называла. Проболталась, что Сергеев паспорт убитого берег для себя.
– А тот?
– А что тот? За ним в Минске убийство, ты лежишь, неизвестно, на каком свете – и тут еще Сысоев. Семь бед... Скрипел на нее зубами, потом уж взмолился: уберите эту тварь, пока я ее не пришил, сысоевские деньги-то вместе делили... Лидка, как услышала, аж взвыла: врешь, я не знала, что он в погребе! Сергеев ей: зато все остальное знала! Словом, нашли друг друга: носок да рукавичка – и оба шерстяные.
– Да, – вздохнул Реук, – весело время провели. Да ко всему еще и дома горе. Долго не забуду.
– Как дома? Ты же холостяк?
– А помнишь, мы на Туркане к бабке заезжали? Баба Катя. Она еще до войны мать мою удочерила, а после ее смерти меня на ноги поставила. Я ведь рано осиротел. Ну вот, а пока я в больнице валялся, она ко мне ездила – это осенью-то с Туркана, при ее возрасте. Простудилась, конечно. Схоронил я ее недели две назад. Последние дни от нее не отходил. Бредила, какую-то избушку вспоминала, пожар, тайный лаз... И почему-то к этому делу приплетала все время тебя и какого-то Брагина.
– Меня?
– Тебя. Вроде как ты ее должен от кого-то спасти... Бред, одним словом. Когда в себя пришла, я у нее пытался выяснить, о чем она бредила. Она улыбается и молчит. Я еще ей напомнил, как она тебя звала. Пошутил, уж не влюбилась ли ты, бабка, в Голубя. А она – и впрямь: перстень сняла с пальца (у нее шикарный перстень, сколько себя помню, носит) и мне подала. Передай, говорит, Голубю своему, скажи от Катерины Масленниковой память.
Реук вынул из кармана комок бумаги, развернул его.
– Держи бабкин подарок.
Голубь с удивлением рассматривал серебряный перстень старинной работы. На внутренней стороне ободка он различил какие-то буквы. Он повернул перстень к свету и прочитал, видимо, давно выцарапанную и полустертую временем надпись: «БРАГИНЪ».
– Больше она ничего не говорила?
– Про твоих родителей спрашивала, не из Ачинска ли.
– Родители? – Голубь пожал плечами. – Нет. Дед у меня жил одно время в Ачинске. В двадцатые годы еще. Может, она его знала?
– Он у тебя кем был?
– Дед у меня был боевой! Комсомолец двадцатых годов. В ЧОНе за бандами гонялся, в милиции работал. Только недолго. Что-то там у него случилось: бандита какого-то упустил, а тот потом застрелил его друга... Или наоборот: сперва бандит застрелил его друга... Что-то в этом роде. Словом, ушел он из милиции. Я это из материнских рассказов знаю, отрывочно. Дед-то у меня не из говорливых был.
– Ну, а я о бабе Кате и того меньше знаю.
– Вот и спросил бы, пока с ней сидел.
– Я же говорю, спрашивал. Она сперва отмалчивалась, а потом сказала, что за свои грехи сама перед богом ответит. Еще что-то из писания мне цитировала, я точно забыл, а смысл помню. Что-то вроде: блажен тот, кто ни хрена не знает.
– Может, она и права, – проговорил Голубь, глядя на перстень. – Только, кажется мне, что бабке твоей было о чем рассказать. Впрочем, сейчас уже все равно.
Они расплатились и вышли из кафе. Стемнело. Сквозь пелену мелкого осеннего дождя виднелись желтые расплывчатые круги фонарей.
Мы вернемся осенью
Вымысел, основанный на фактах, имеет свойство со временем срастаться с ними настолько прочно, что вам остается только уверовать в него. В противном случае придется вместе с ним отрицать факты.
Из разговора в автобусе
Глава первая
– Привет охотникам!
Виктор с трудом стянул сапог и только после этого обернулся. Перед ним в дверях стоял Сергей Темных, следователь прокуратуры. Белоснежная рубашка, вишневого цвета галстук, под пиджаком жилетка, отутюженные брюки, заправленные, правда, в сапоги, – единственная уступка, на которую пошел щеголеватый следователь, отправляясь в тайгу.
Сергей с неменьшим интересом рассматривал Виктора.
– Ну, положим, одет ты... для тайги, хотя ватник, например, мог найти и поприличнее. А почему не брит?
– Предупредить надо было, что сегодня приедешь, побрился бы, – буркнул Виктор. В солдатских защитного цвета брюках, в старом, латаном-перелатаном ватнике, в потерявшей вид не то кроличьего, не то кошачьего меха шапке – он выглядел полной противоположностью своему гостю. Донельзя обиженный этим контрастом, он, продолжая разуваться, размотал портянку и обнаружил, что носок порвался. Виктор снял его, задумчиво осмотрел и швырнул под кровать, окончательно расстроившись: запасных носков не было.
– Совершенный маразм, – покачал головой Темных. Он положил свой чемодан на стол, порылся в нем и вручил Виктору пару шерстяных носков. После этого, подняв нравоучительно палец, продолжал: – Ты как работник уголовного розыска деградируешь, и этому, сколько я заметил, споспешествуют три условия. Первое – постоянное и преимущественное общение с преступным миром. Второе – дефицит свободного времени, мешающий тебе хотя бы в общих чертах ознакомиться с культурными ценностями, накопленными до тебя человечеством. Третье – иллюзия бесконтрольных властных полномочий. Я вообще на досуге иногда задаюсь вопросом: что с тобой было бы, если бы вдруг упразднили прокуратуру?
– Если бы упразднили прокуратуру, у тебя было бы меньше досуга, только и всего, – прокряхтел Виктор, стягивая второй сапог.
– Будешь дерзить – заберу носки обратно, – кротко заметил Темных. – А теперь расскажи лучше, как подвигаются наши дела.
Виктор неторопливо переобулся, удобно устроился на койке и закурил. Темных терпеливо ждал.
– Ну, что? По всему видать – приостанавливать придется дело. Во всяком случае, пока надеяться не на что. Днем с охотниками хожу по лесу, птичек фотографирую, ночью в засаде сижу. Баландин вокруг деревни мотается, хлеба надеется раздобыть, патроны наверное кончаются, документы нужны. Раза два ночью выходил из леса, да собаки его чуть не погрызли.
– Почему?
– А ты попробуй, не меняй белья в тайге полмесяца – тебя не то что собаки – жена близко к дому не пустит.
– Я холостяк. Что ты намереваешься делать?
– Это у Баландина надо спросить. Он, видимо, уже на последнем самолюбии держится. В тайге весна, есть ему нечего... Я тут между делом кое-какие справки навел – тебе для работы пригодится. Материалы в папке на столе.
– Спасибо. А как ты тут вписался? Все еще в фотокорах ходишь или уже опять – старший лейтенант милиции?
Виктор улыбнулся:
– Уже подрядили доску Почета оформить. Имею также заказы населения на изготовление портретов. Жить можно... если бы не Баландин, – он повернулся лицом к стене и сонным голосом попросил: – Я посплю. Ты разбуди меня к вечеру, часиков в десять, а?
Сергей взял папку с материалами и стал ее просматривать.
Баландин в пьяной ссоре застрелил соседа и скрылся в тайге – вот и все дело, не считая нюансов. У Виктора одна цель – найти убийцу. Ему, Сергею Темных, требуется собрать и тщательно зафиксировать все доказательства вины Баландина для суда, когда его разыщут. Ведь все равно когда-нибудь да разыщут.
– Например, к морковкину заговенью, – пробормотал Сергей, закрыв папку с материалами.
Дело, однако, от этого страдать не должно. Любая мелочь может в суде сыграть решающую роль в поисках истины, и, если даже сама истина очевидна, в суде ее нужно все равно доказывать. На то и суд.
– Начну-ка я, пожалуй, с сельсовета? – задумчиво спросил Сергей, глянув в зеркало и, получив от своего отражения утвердительный кивок, пошел одеваться.
...Виктор за время работы в управлении уголовного розыска изъездил большую часть края. Знал в лицо почти всех начальников милиции, следователей прокуратуры, не говоря об оперативниках. С Сергеем же познакомился только в этой командировке. У них сразу установились приятельские отношения, сдобренные изрядной долей иронии. Уже на оперативном совещании в окружном отделе милиции следователь привлек его внимание не то, чтобы аккуратным – праздничным видом. Со смешанным чувством удивления и обиды Виктор подумал тогда, что и ему никто не запрещал появиться в отделе таким же пижоном. Нет – привык быть сереньким. Однако с признанием достоинств следователя решил повременить до той поры, пока тот не заговорит.
Темных же молчал, слушал начальника милиции, грузного, седоватого майора, излагавшего обстоятельства убийства и ход работы по розыску Баландина.
– Поселок находится в 165 километрах от Байкита... по реке, – продолжал начальник, постукивая карандашом по столу. – Через два дня после происшествия вылетели туда вертолетом начальник районной милиции и старший инспектор угрозыска...
– Почему через два дня? – спросил Голубь.
– Погоды не было, – ответил вместо начальника Темных, а тот продолжал: – Однако за день до их прилета Баландину удалось проникнуть домой, взять припасов и снова скрыться, причем охотники пытались его задержать, и он, отстреливаясь, ранил одного из них. Сейчас там находится старший инспектор угрозыска. Пока вот четыре дня прошло – Баландин не появлялся. Есть мнение, что он ушел из этого района тайги и направился в сторону Байкита...
– Чье мнение? – снова спросил Голубь.
– Начальника Байкитской милиции, – поднял на него глаза майор. – С ним по рации из поселка разговаривал старший инспектор. Сказал, что бессмысленно сидеть в поселке. Просился в Байкит, – майор усмехнулся. – Дочка у него там родилась. Но версия в общем-то убедительная. Возле Байкита оленьи стада, совхоз там. А ему одному в тайге сейчас тяжело. Хлеба он успел взять – почему бы и не податься к Байкиту?
– А дальше?
– А дальше – на запад, к Енисею. Ну, и к вам – на магистраль.
– Документы у него с собой?
– Нет, – покачал головой начальник милиции. – Вот из-за этого я работника и держу в поселке. Без документов Баландину на людях не показаться. А ему ведь первое время хотя бы легализоваться надо. Документов же его дома не нашли. Скорее всего, мать спрятала. Обыск делали – бесполезно.
– Ну, и что вы предлагаете? – спросил Виктор Голубь.
Начальник пожал плечами.
– В стадах все пастушьи бригады имеют рации. Появится Баландин – предупредят. Поселок контролирует наш работник. Остается ждать, когда у Баландина не выдержат нервы, или он...
– Захочет кушать, – подсказал следователь, невинно глядя на Голубя.
– Да, – невозмутимо подтвердил майор. – А вы предлагаете гоняться за ним по тайге? – он мельком оглядел отутюженного следователя и с едва уловимой иронией закончил: – Не рекомендую: он с пяти лет охотник.
Снова наступила тягостная тишина. У Виктора зрели возражения по поводу позиции начальника милиции, но он терпеливо ждал, когда заговорит Темных. Судя по реплике, он тоже не согласен с планом розыска.
– Разрешите? – Темных поправил ослепительный платочек, ровной полоской белевший в кармашке пиджака. – Позиция руководства отдела мне ясна. Закрыт район Байкита, закрыт поселок. Остается ждать, в каком из этих двух мест появится Баландин. Это зависит, как я понял, от запасов продуктов, которые он успел взять.
– Там небольшой сидор у него был, – неохотно вставил начальник милиции. – Охотники говорили: краюхи две хлеба, картошка... Дня в три-четыре съесть должен... Если, конечно, не растянет.
– Четыре дня прошло, – заметил Темных, – тем не менее, Баландин не появляется. Где же он может быть? – следователь загнул палец. – Первое: он охотник, знает угодья и расположение лабазов, а там всегда найдутся продукты. Сколько он таким образом может прожить, не привлекая нашего внимания?
– Долго, – покачал головой начальник милиции. – Сейчас охотники вышли из тайги, сидят по домам. Может, ближние лабазы кто из них и посещает, а дальние – навряд ли...
Темных загнул следующий палец:
– Второе. Я недавно работаю на Севере, но мне кажется, что разговор байкитского инспектора по рации вряд ли составляет секрет для небольшого поселка. Это я к тому, что если в поселке известно мнение милиции о предполагаемом передвижении Баландина к Байкиту, то почему оно не может быть известным самому Баландину? У него там родственники, которым путь в тайгу не заказан – хоть днем, хоть ночью, так?! Я предполагаю это в качестве версии. Возможно такое?
– Хм... возможно, – проворчал майор.
– А если возможно, то Баландину выгоднее оставаться возле поселка, пока... – Темных с юмором взглянул на Виктора, – пока милицейское начальство не дозреет до принятия этой версии в качестве основной и не отзовет инспектора обратно в Байкит. И, наконец, – Темных помолчал. – Вашего сотрудника угрозыска все знают, в том числе и Баландин. И куда бы он ни пошел...
– Что ж ему, оперативнику, по-пластунски ползать в поселке? – обиделся майор.
– Это он, видимо, к тому, Иван Данилович, – перебил его Голубь, – что меня там никто не знает.
Начальник посмотрел на него. Прищурился.
– В шпионов играть будем? И кто нам это предлагает? Прокуратура?
– Очень плохо, что прокуратура, – спокойно возразил Голубь. – Самим надо было догадаться.
– Иван Данилович, – вставил Темных, – я не собираюсь навязывать своего мнения. Но ведь вы прекрасно понимаете: посижу я там неделю, допрошу людей – приостановлю дело. Если у вас нет других предложений, то... Баландин нам за это только спасибо скажет.
– Действительно, Иван Данилович, – поддержал его Виктор, – давайте сейчас решать, что делать. А то ведь он, – Виктор показал на следователя, – приедет в поселок и, не будучи в курсе наших планов, всю малину... испортит.
– Как бог свят, – весело согласился Сергей. – Я лицо официальное, притворяться не умею.
Начальник покрутил головой, глядя то на одного, то на другого.
– Это когда же вы спеться успели? Ну, хорошо. Только давайте отчетливее продумаем идею вашего... изобретения. Расшевелить, что ли, Баландина?
– Создать видимость обстоятельств, которые притупили бы его подозрения, внушили мысль о возможности появления в поселке, – объяснил Голубь. Темных одобрительно кивнул ему, и Голубь продолжал, – пусть ваш инспектор еще раз обговорит эту свою версию об отсутствии Баландина с начальником, подтвердит ее какой-нибудь придуманной правдоподобной информацией – и тот отзовет его из поселка. Я же туда прибуду под видом геолога...
– Геолога – это... – поморщился майор. – В такую рань геологу в тайге делать нечего.
– Ну, журналиста, неважно...
– Фотокорреспондентом! – подсказал Темных. – Фотокорреспондент приехал снимать виды. И привезти его должно нейтральное лицо, ну, там кто-нибудь из отдела культуры...
– А в качестве провожатых в тайге попросить дать ему двух-трех охотников. Вот тебе и поисковая группа! Надежные кандидатуры мы выясним через тамошнего инспектора и тебе дадим, – майор взглянул на Голубя. – Годится?
– Дня через два, – продолжал Темных, – подъеду я. Поселимся, естественно, в одном доме приезжих...
– У них там нет дома приезжих. Ничего, подберем вам... чтобы подальше от глаз и вместе, – проговорил майор, делая пометку в блокноте. Он покачал головой. – В общем, конечно, до ЦРУ нам далеко, и фотокорреспондентская деятельность твоя продлится, на мой взгляд, не более трех-четырех дней. Потом тебя все раскусят. Но нам этого хватит. Если за это время Баландина не обеспокоят твои фотоэкскурсии и не соблазнит отъезд байкитского инспектора – а мы организуем ему пышный отъезд, – то... Либо его там нет, либо он все понял. Что до первого, то ты, я думаю, с охотниками в первые же дни разберешься. А если он все поймет...
– Тогда Баландин вынужден будет уходить на Байкит, – пожал плечами Голубь. – Тоже неплохо.
– Неплохо... – пробормотал майор. – Только кто же в поселке будет, пока ты по тайге шастаешь? Может, все-таки оставим инспектора, а?
– Нет. Баландина нужно выманить из тайги. А для этого – убрать милицию из поселка. Пусть инспектор перед отъездом организует дневные дежурства охотников возле дома Баландина. Я думаю, мы с ним увидимся и обсудим это.
– Ну, что же, – майор пожевал губами. – Диспозиция вроде обозначилась. Давайте рассмотрим технические детали...
С совещания Сергей и Виктор вышли вместе.
– Что же это ты, товарищ из управления, молчал? – поинтересовался Сергей, предлагая Виктору сигарету. – Это ведь тебе нужно было выступать, а мне слушать.
– А у меня правило – не соваться со своими предложениями без особой нужды, – невозмутимо ответил Виктор, прикуривая. – Скажи спасибо, что тебя поддержал. И потом, чего ради я должен бить горшки с Иваном Даниловичем? Оно, как видишь, и без битья все закончилось... к обоюдному удовольствию.
– Ну, ты... миротворец, как я погляжу. С чего бы это?
– С того, – пожал плечами Виктор. – Может, я с Данилычем насчет рыбы договорился. Красной. Откуда ты знаешь?
– Вот пижон! – изумился Сергей. – И много вас таких в управлении?
Голубь поправил ему галстук и нравоучительно продекламировал:
– Чем кумушек считать трудиться, не лучше ль на себя, кума, оборотиться?
Темных некоторое время смотрел на него, потом вздохнул:
– Ладно. Пошли ко мне. У меня тоже рыба. Правда, не красная, да ведь ты же – с магистрали. И пелядке рад будешь...
– Вот это другой разговор, – удовлетворенно кивнул Виктор. – С этого бы и начинал. А то «пижон», «миротворец»... Тоже мне, евангелие от Сергея.
На другой день Виктор вылетел в поселок. Инструктор отдела культуры, молоденькая девушка, полдня водила его, показывая достопримечательности. Проклиная ее добросовестность, Виктор стоял на берегу Тунгуски, куда девушка привела его. По реке шел лед.
– Вот погодите, река очистится через день-два, – объяснила ему девушка, – и вам обязательно надо будет съездить на мыс Пролетарского. Это недалеко.
– Мыс... как вы сказали? – удивился Голубь.
– Пролетарского, – повторила девушка. – Был такой человек. Погиб здесь в 1936 году. Неужели вам ничего не сказали в окружном отделе культуры?
– Да, я, знаете ли... – промямлил Виктор. – Мы все больше насчет пейзажных снимков обговаривали... У меня тематическая командировка... целевая. Но я заеду на обратном пути в Байкит и все узнаю. Пролетарский... интересная фамилия.
Он уныло подумал, что девушка вряд ли увидит его в Байките и сочтет трепачом. А жаль, девушка была красивая.
...За то время, пока Сергей не был в поселке, Виктор перезнакомился с охотниками, организовал несколько поисковых групп, которые под видом сопровождающих целыми днями прочесывали с ним тайгу. Недалеко от баландинского жилья, в спрятавшейся за оградой баньке каждую ночь выставлялась засада, о которой в поселке кроме Виктора знало два-три человека. Зато о другой, «скрытной» засаде, устроенной в дневное время в сарае возле дома Баландина, знал весь поселок.
Виктор уже привык к жесткому режиму, почти не оставлявшему времени для сна. В поселке к нему привыкли, и никто, кроме посвященных, не сомневался в том, что с утра фотограф лазит с охотниками по тайге, днем запирается и проявляет свои снимки, а ночью спит. Правда, поговаривали, что командированный наповадился тайком бегать к воспитательницам (все четверо жили при яслях и были незамужними). Кто-то даже вроде видел, как он утром возвращался к себе, озираясь, как кот. Но, учитывая весеннее время, избыток в поселке женского одинокого населения, а также несерьезную профессию приезжего, – явного осуждения в адрес фотографа общественное мнение не высказывало. А Голубь, узнав об этом, был даже горд и пожалел, что недостаток времени не дает ему возможность подтвердить слухи.
Иногда, перед тем как заснуть, он вспоминал то, что сказала ему девчонка из отдела культуры о Пролетарском. Он тогда удивился, потому что не мог сообразить, где слышал эту необычную фамилию. Несомненно псевдоним, причем оттуда, из тридцатых годов. Пролетарский, Первомайский, Веселый... Веселые, задорные фамилии. Где-то ему встречалась и эта. Но где, когда?..
