Текст книги "Штурмовик (СИ)"

Автор книги: Валерий Гуминский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

Передо мной строчкой прошлась очередь, швырнув мелкие камешки в лицо. Больно! Хорошо, что по ногам Салиски не попало!

– Ходу, Хруст, ходу! – заорал я, и понял, что зря. Негра приколотило к земле, часть головы просто снесло крупным калибром. Салиска повернулась ко мне с полными ужаса глазами. Рот ее беззвучно открывался и закрывался, но я не понимал, что она кричит. В уши словно ваты напихали. Потом понял, что со слухом у меня в порядке. Это девчонка впала в истерику. Голосовые связки пережало от увиденной картины, вот и не может слова сказать. Беззвучный вопль. Мне стало страшно.

А еще я понял, что нам не уйти. Ноги обожгло страшной болью. Словно огненной плетью перетянули вдоль колен. Сжав зубы, я с диким ревом подтянулся на руках и накрыл своим телом Салиску. Все, отвоевался, амба! А вот теперь по спине словно кувалдой саданули, причем три раза. Хорошо, наверное, что я умер мгновенно от болевого шока.

Но кто-то на небесах считал иначе.

Глава 2. Обретение

– Вы в своем уме, полковник? Он же безнадежен, как и любой «овощ»! – сквозь пелену бессознательного тумана слышался раздраженный незнакомый мне голос. – О каком спасении идет речь? О чем вы? Ваш боец уже второй месяц занимает ценную аппаратуру, нужную другим раненым! Он в коме, и не выйдет оттуда!

Вот чего он разорался? Ничего я не в коме, даже не болит ничего! Удивленно открыл глаза и зажмурился. Настолько ослепительно белым выглядел потолок. Или это подсветка такая? Где я вообще нахожусь? Поводил глазами по сторонам. Нет, так ничего не понятно. Стены такие же белые, матовые фонари в нишах под пластиковыми крышками; удалось рассмотреть небольшую часть какого-то аппарата, умиротворенно попискивающего через каждые две секунды. Специально посчитал.

– И все же я прошу уделить еще какое-то время майору Сиротину, – пробубнил низкий голос. Узнал. Это полковник Штармайер. Бригадный командир, один из лучших вояк, с которыми мне повезло встретиться когда-то в жизни. – Сюда летит челнок с криогенной камерой. Мы отправим его на Землю. Там все-таки есть шанс…

– Какой шанс, господи?! Он в коме – раз. У него ампутированы ноги – два! Наконец, позвоночник вдребезги! Зачем мучить человека? Даже если его вытащить – как он будет жить с осознанием полного бессилия? Вы сами себя поставьте на его место и смоделируйте ситуацию! Какой выход? Пуля в голову или ампула с ядом!

Голоса стали удаляться, отчего я уже не слышал, о чем шел разговор. Мне стало не до этого. То, что сказал доктор – если это был именно он – стало для меня шоком. У меня нет ног? Бред! Но даже если этот человек не врал – это не так страшно, можно вживить биоимпланты, и ноги, пусть и нескоро, снова появятся. Но позвоночник?

Я решил поднять руки, и с ужасом понял, что не чувствую их. Они как лежали бревнами под простыней, так и продолжали бездействовать. Вот это было очень плохо. Диагноз «овощ» был применим именно ко мне. Вот только не хотел я для себя такого сценария. Сжав зубы, сделал еще одну попытку. Тщетно. Ни один нерв, ни один мускул не реагировал на сигналы мозга. Даже боли не ощущал. Ни капли. Паника огромной волной накрыла меня с головой. Нечем стало дышать. Мне срочно надо было с кем-то поговорить. Открыв рот, я громко крикнул:

– Эй, кто там есть живой?

Какое-то хриплое карканье драной вороны. Горло дернуло болью. Сплошная пустыня с потрескавшейся от жары землей. Совсем плохо. Все же думают, что я в коме, лежу себе спокойно в вегетативном состоянии, ни о чем не беспокоюсь. И как мне привлечь внимание? Хоть бы датчики какие установили или мониторы для отслеживания! Совсем было отчаявшись, я вспомнил, что аппаратура, подключенная к таким пациентам вроде меня, контролируется диспетчером. Так что любые изменения в пульсе и в других параметрах обязательно будут замечены. Надо только подождать. Рано или поздно сюда прибегут хлопотливые медсестры, а, может, и сам лечащий врач. Так и случилось. Послышался дробный топот множества ног, и в палату ворвались седоволосый, с элегантными тонкими усиками, мужчина в зеленом халате, а с ним ассистенты: парень и девушка. Они тут же бросились к возбужденно попискивающему аппарату, считывавшему все параметры моего организма, а мужчина, по всей вероятности – главный в этой богадельне, осторожно присел на край постели и внимательно посмотрел на меня. Доктор даже не притрагивался ко мне, и я видел сострадание в его прозрачных глазах.

– Господа, вы можете нас оставить на несколько минут? – поднял он голову, обращаясь к ассистентам.

Те беспрекословно подчинились и вышли из палаты. Доктор задумчиво перевел взгляд куда-то в сторону, и стал созерцать плафон светильника.

– Пить, – наконец-то я протолкнул через сухое горло внятное слово.

– О, да, конечно! – мужчина спохватился, налил мне из стеклянного кувшина, стоящего на прикроватной тумбочке, воды в стакан и помог мне сделать несколько глотков.

– Рук не чувствуете? Если трудно говорить – моргайте. Да – один раз. Нет – два раза. Угу, как я и предполагал. Боли в спине есть? Так… Так-так. Я хочу вам сказать, чтобы вы не лелеяли надежды на скорое выздоровление: шансов на то, что вы будете полноценным человеком – нулевые. У вас нет ног, но это не проблема. Биоимпланты на Земле вам могут еще поставить, но вернуть к жизни позвоночник – увы. Это инвалидная коляска на всю жизнь. Новый позвоночный столб еще можно вживить, но с двигательными реакциями – увы, увы… Все очень скверно.

– Где я? – с трудом ворочая языком, мне удалось вклиниться в печальный рассказ доктора.

– На орбитальной станции над Тефией. Госпитальный модуль. Вас доставил сюда армейский челнок, приписанный крейсеру «Индиго». Жизнь мы вам, майор, сохранили, но здоровье с такими ранениями, увы – не в наших силах, – снова повторил свое поганое междометие мой собеседник.

– Пустое, доктор, – прошептал я. – Я слышал… ваш разговор с полковником…

– Что ж, – кашлянул мой собеседник в сторону, – тогда я избавлен от объяснений. Мне искренне жаль, что вы попали в такую переделку, и мой долг был, в первую очередь, спасти вашу жизнь. Я это сделал, но дальнейшее лечение господин Штармайер предлагает на Земле.

– Шансов… никаких?

– Откровенно – да. Вы будете жить в вегетативном состоянии, ожидая постоянной помощи, даже в том, чтобы сходить в туалет. С пербитым позвоночником вы даже не будете чувствовать, что гадите в штаны. Простите за грубость. Но согласитесь, это унизительная процедура для человека, привыкшего к жесткому ритму жизни, для воина, наконец…

– А в чем тогда желание остаться со мной наедине? – голос мой, наконец-то, окреп.

Доктор еще раз кашлянул, почесал переносицу, словно собирался с духом сказать мне нечто, что изменит всю непутевую будущую жизнь.

– Вам может помочь один человек, профессор Линкер, и он как раз сейчас развернул свою лабораторию на станции. Только помощь довольно своеобразная… В общем, как смотрите на то, чтобы профессор посетил вас?

– Валяйте, мне уже терять нечего, – безразлично ответил я, плотно смежая веки. Меня стремительно уволокло в спасительный сон.

Поблескивая стеклами очков, невысокого роста смуглолицый крепыш, закинув ногу на ногу, сидел на стуле, терпеливо ожидая, когда я соизволю проснуться.

– Ага! Вот и здравствуйте, майор! – совсем не вежливо, с нотками радостного облегчения воскликнул крепыш. – Уже два часа…, – он демонстративно посмотрел на часы с позолоченным корпусом, – да, уже два часа я терпеливо жду вашего пробуждения! Я – профессор Линкер, если так угодно. Уже знаете? Отлично. Мистер Кьезо передал ваше желание поговорить со мной. О чем – знаете?

– Понятия не имею, – крепыш мне не понравился, врун несусветный – два часа он ждет, и я грубовато попросил воды. – Мне сказали, что в вашем лице я найду какую-то надежду. И в чем же она заключается? И какая ваша сфера деятельности?

Слава богу, голос мой уже не был похож на карканье вороны, обретя нужную крепость для долгого разговора. Уколы, капельницы и глюкоза сделали свое дело. Счастье, что я еще могу шевелить голосовыми связками. А то вообще беда.

Профессор засмеялся, похлопал себя по колену, потом выставил большой палец и менторским тоном сказал:

– Я нейродиагностик, ну и физик немного. Сейчас в своей лаборатории тестирую некоторые возможности человеческого организма, и в основном, с людьми, имеющими такие травмы, как у вас.

– Не вижу связи со своим ущербом, – я повертел глазами, словно пытался этим жестом высказать свое недоверие. – Как физика поможет овощу?

– Физика – вспомогательная дисциплина в моем бизнесе, она всего лишь придаток к моей теории.

– Короче, профессор, суть вашей программы?

– Не буду томить, мистер Сиротин. Мне, в общем-то, безразлично, кто становится моим подопытным: невинно осужденный, рецидивист или «овощ», как вы пояснили несведущему профессору, кхе-кхе! Мне важен конечный результат. Я со своими помощниками провожу эксперимент по перемещению сознания за «барьер».

Линкер показал пальцами «кавычки».

– Барьер – это сама смерть, за которой, как утверждают упорные неверующие, ничего нет. Совсем. Там темно и неинтересно. Я переселю ваше сознание в мозг другого человека, который идеально подходит вам по всем физическим параметрам. Каким образом? Ага, заинтригованы?

– Виртуальная капсула, что ли? – скривился я. – Лучше сразу убейте, чем такое издевательство. – Суррогат жизни… Или что-то другое? Валяйте, хоть сказки послушаю.

– Смейтесь, смейтесь, – Линкер нисколько не обиделся. – Я с виртуальными мирами дел не имею. У меня нечто другое. Потом целовать будете.

– Перебьетесь.

– Ха-ха! Юмор у вас еще остался! Ладно, поясню суть своего предложения: мы усыпим вас с помощью инъекции и поместим в криокамеру. Такая операция не даст вашему мозгу умереть во время бессознательного состояния. Наша аппаратура будет фиксировать все процессы, которые произойдут в момент криосна. В это же время, пока мозг окончательно не погрузится в «спячку», мы «перепишем» его матрицу: то есть все воспоминания, умения, навыки – все, что отложено в памяти неповрежденным и не угасшим. Как? Позвольте не раскрывать наши профессиональные тайны. Такая аппаратура уже существует.

– В чем смысл операции? Заморозить мое тело до создания биоимплантов позвоночника? – я все же проявил заинтересованность. Как вариант – подходит, если отбросить все условности и первобытные страхи. – Хотя… Я могу поверить в наложение моей матрицы в подходящее тело, которое еще живое и наслаждается теплым солнышком. Наслышан о таких операция. Но ваш метод мне незнаком.

– Смею вас огорчить майор. До позвоночных имплантов наша наука не дошла. Разработки есть, даже были попытки вживить опытную модель в добровольца. Тело не приняло имплант, увы. Произошло отторжение. Я даю вам двойной шанс, мистер Сиротин.

Линкер выставил передо мной свою правую руку и нарочито медленно загнул один палец:

– Первый: вы пролежите в криокамере хоть сто лет, и как только импланты проявят свою состоятельность – разморозим вас и подготовим к операции. Не я, так мои последователи. Второй, – сгибается еще один палец – состоит в возможности вашей матрицы найти подходящего реципиента и самостоятельно вживиться в нее. Понимаю, термин «вживиться» звучит слишком двояко и нетактично. Но это шанс для вас начать новую жизнь.

– Каким образом? – мне стало смешно.

– Вселенная огромна и бесконечна, – Линкер, кажется, хотел прочитать мне лекцию по космогонике. – У нее есть миры, лежащие в нашей реальности, и существуют такие, о существовании которых мы можем догадываться.

– Параллельные миры? – с иронией спросил я.

– Если угодно, – профессора трудно было сбить с толку. – Смерти нет, майор. Вы ничем не рискуете. Если победит наука – мы вернем вас к жизни. Неудача позволит вашему сознанию активизироваться и вжиться в новое тело. Тело бренно, а дух и сознание слишком сложная структура, чтобы вот так просто сгинуть вместе с физическим носителем.

– То есть вы допускаете мою смерть в момент криосна? – сделал я вывод.

Профессор кивнул, и даже легонько улыбнулся.

– И допускаете возможность моего сознания вселиться в другого человека из иного мира или иной эпохи? – продолжал настаивать я.

– Слышали что-нибудь о реинкарнации?

– Смутно, это для меня что-то из далеких мифов. Я солдат, а не исследователь.

– Но вы все поняли?

– Да уж понятней некуда. Меня замораживают до лучших времен, но согласно вашей теории у моей матрицы может произойти совмещение всех параметров с другим человеком, и тогда я-нынешний тихо умираю, все мои функции отключаются, аппаратура это улавливает и дает сигнал для прекращения жизнедеятельности моей замороженной тушки. Думаю, на это и надеется мистер Кьезо, чтобы освободить ценную аппаратуру для другого пациента. А мое сознание будет блудить в глубинах метавселенной до тех пор, не вселится в подходящего кандидата. Но вы уверены, что в это время произойдет именно такой случай?

Я перевел дух. Мне тяжеловато дался спич.

– Уверен. Вы, кстати, удивительно точно схватили суть моей программы! А наговариваете на себя, что солдафонство влияет на умственные способности!

Линкер даже изобразил аплодисменты.

– Да нет здесь ничего сложного, – я захлопал глазами, – все читали фантастику. Это же чистой воды аватар? Однако же никто в своей жизни не сталкивался с подобным, и я сочту, что вы слегка съехали с катушек… Я не оскорбил вас, профессор?

Линкер весело захохотал и объяснил, что нисколько не обижен моими словами. В его теорию не верит никто, потому что нет доказательств. А какие могут быть доказательства, если все клиенты переместились в другие вселенные и живут там полноценной жизнью? Здесь они были без рук, без ног, больны раком и другими неизлечимыми болезнями, а там обрели новую жизнь.

– Не находите странным, что, создавая такую передовую технологию, человечество до сих пор не создало лекарство от того же рака? – с иронией спросил я. – А знаете, почему? Вы настоящий шарлатан, идущий таким же путем, как и современная фармакопея! Лучше тогда в виртуальную капсулу. Там надежнее…

– Ничего странного! – развел руками Линкер, совершенно не обратив внимания на мой скепсис. – Человеческий организм постоянно эволюционирует, как говорят одни умники, а другие утверждают, что беспрерывная мутация генной цепочки не дает возможности выделить антитела к раковым клеткам. Они подстраиваются под эту мутацию, сохраняя свою жизнеспособность. Но к какому результату однажды приведет эта цепочка изменений – не знает никто. А я даю шанс, выигрыш в лотерею с ценой в жизнь.

– Допустим, я согласился, – сделал я некоторую оговорку, – дал себя убить. Да, да! Не делайте такое лицо! Это настоящая эвтаназия, или я балерина! Дальше что? Вы сами представляете этот процесс? Или все протекает вне вашего внимания и возможностей аппаратуры?

– Отвечу так: сознание функционирует, не дает вам сойти с ума в коконе безвременья до тех пор, пока некий механизм ищет подходящего реципиента. Это может быть что угодно: рождение нового человека, смерть носителя или еще что-то, о чем я, увы, никогда не узнаю. Схема подселения мне тоже неизвестна. Самонаведение, полагаю я, сходные параметры организма, мыслительной базы и психотип, куда же без него!

– Пальцем в небо, – хмыкнул я, все больше и больше разочаровываясь в последнем шансе на полноценную жизнь. – Ладно, допускаю вашу теорию, как пригодную для функционирования и облапошивания простачков, решивших прервать свою жалкую и убогую жизнь, которая ожидает и меня. Но у меня вопрос: каким же образом вы узнаете, что я не остался трупом, а вполне благополучно подселился в тело донора? Ведь, по вашим словам, все пациенты переселяются в другие миры…

– Начинает повышаться мозговая активность, – Линкер мельком взглянул на часы, – и все это отображается на мониторах. Много параметров, даже иногда меня оторопь берет: как это Сэм – это мой помощник – справляется со всем хозяйством! Да, повышение активности… Но до этого никто не имеет право трогать тело. Этот период, который я назвал «капсулированием», может длиться от пары дней до нескольких месяцев, но все, кто уже прошел данную процедуру – в иных мирах, в новых телах.

Как-то двусмысленно прозвучала эта фраза. Даже не по себе стало. Он, что, в самом деле хочет мне доказать о перспективности своей теории? И уже есть счастливчики, живущие в чужих телах?

Я разговариваю с сумасшедшим! Труп и маньяк-профессор! Веселая компания!

– Тогда почему я, будучи в коме, остался при своем теле и разуме? Не сообразуется с вашей теорией.

– Тело активно живет, пусть и парализованное, мозговая активность очень мощная, все нейроны возбуждены, дают сигналы телу, чтобы как-то его заставить двигаться. Мозг жив – и это главная причина того, что вы еще здесь.

– Вы можете сказать, что это за миры? – вот сейчас начнется самое интересное. Какую чушь станет пороть этот крепыш? Вся история, рассказанная Линкером – обычная сказка, призванная снять некие барьеры, чтобы я сам мог подписать себе приговор на усыпление. Вот же твари, как работают! А ведь поверил, на краешке сознания, но поверил! Размягчил душу, подлец!

– Мне не по силам заглянуть за барьер, – вздохнул Линкер. – Параллельные миры многогранны и чудны, но у них один недостаток: оттуда никто не возвращается. Допускаю, что мои пациенты живут даже и не на Земле. Моя теория начинает работать реально, патент не за горами. Поверьте, мистер Сиротин, когда тебе светит только сырая земля на крышке гроба или пластиковый кокон в открытом космосе – поневоле схватишься за соломинку. И мы помогаем людям с выбором. Все хотят вечной жизни! У меня одно объяснение происходящему за гранью… Там, где вы будете ожидать свое второе рождение, есть некие силы, которые помогут адаптироваться в новом теле. Ну, я называю их кураторами. Чего голову ломать над названием, правда? Они перехватывают матрицу в момент смерти и держат ее в функциональной готовности. Вот почему я с такой уверенностью говорю, майор, что смерть не властна над вечностью!

Если бы мой позвоночник не был развален на куски, я мог почувствовать, как ледяное крошево поползло вниз, парализуя последние рабочие клеточки организма. Да он конченый псих! Отрабатывает какой-то медицинский эксперимент. Благо, материала здесь хватает! С Тефии постоянно привозят калеченных, переломанных бойцов, у которых нет шансов выжить. А я, так вообще ценный экспонат.

– Неубедительно, мистер Линкер, – сказал я, кривя губы в улыбке. – Не зачет, увы! Я жить хочу, вы понимаете? Жить! А вы предлагаете сомнительную операцию, в которой мне точно гарантирована смерть без всяких оживлений и аватаров! Криосон не может длиться вечно. Я знаком, пусть и поверхностно, с юридической подоплекой вашего предложения. Пациент имеет право на медицинское обслуживание, на имплантацию органов в течение десяти лет, и размораживается для операции, или усыпляется по письменному разрешению родственников, если надежд никаких не осталось. У меня такой же путь, увы.

– Вы и будете жить! – воскликнул Линкер.

– Как? – засмеялся я горестно, чувствуя, как зажгло глаза. – Нахрен никому не нужен калека, да? Лучше бы вкололи инъекцию, когда я был в коме…

– Послушайте, майор, – профессор аккуратно пододвинул к моей постели стул и наклонился надо мной. – Не смотрите на мое предложение с такой точки зрения. Я реально хочу вам помочь. Безвозмездно. Никто от вас не потребует каких-то посмертных обязательств. Ваши родные получат извещение о том, что майор Сиротин пропал без вести во время боевого задания. Такое на войне бывает… Вы будете жить, с ногами, руками, головой и целым позвоночником. Будете наслаждаться жизнью, драться, любить женщин. Я даже вам завидую по-хорошему! Только в другом месте, куда живущим на этом бренном участке Вселенной хода нет!

– А если я попаду в женское тело, а? – ехидно, как только мог, спросил я. – Как это сообразуется с вашей теорией?

– Лотерея, – пожал плечами Линкер. – Но я теоретически предполагаю, что генетическая память организма вкупе с совпадающими гендерными маркерами не позволит вам, кхм… сменить пол.

– Змей-искуситель! – я проглотил комок. – Что от меня нужно?

– Одна формальность: подпись. Но, – профессор покачал головой, – с вами будет трудно. Поэтому я взял на себя смелость оповестить командование о вашем решении. Скоро здесь будет генерал Козински с парой старших офицеров, чтобы спросить лично вас. Если будет согласие – они сами решат проблему. Мне все равно необходим документ. Бюрократия – бич цивилизации. Майор, если попадете в новый мир, не создавайте этот бездушный механизм на потребу власти!

– Очень смешно, – я сжал губы.

****

Козински с каким-то любопытством обвел взглядом лабораторию – в его взгляде сквозил вопрос типа «что я тут делаю»? – и тяжело ступая по пластиковому полу в своих высоких шнурованных берцах, подошел ко мне. Взяв мою безвольную руку в свою лапищу, спросил без всякого сочувствия:

– Готов встретиться с Богом? – спросил он. – Ничего, здесь это быстро происходит. Хочешь сказать что-нибудь? Наорать на меня, проклясть? Облегчи душу… Зря ты согласился на криосон. Зачем тянуть судьбу за хвост? И больно, и невыгодно. Лучше я дам тебе пистолет с одним патроном…

– Не кажитесь глупее, чем вы есть на самом деле, – я усмехнулся, глядя в волевое морщинистое лицо генерала снизу вверх. Я лежал на каталке, укрытый простыней, и моя обездвиженная тушка надежно скрывалась от пытливого взора Козински. – Вашей вины в произошедшем нет. Это война. Просто я хочу, чтобы вы сняли с меня все обвинения в геноциде поселенцев. А пистолет… Обойдусь как-нибудь без него. Я почему-то поверил Линкеру.

Рядом со мной с отрешенной деловитостью хлопотала девушка с пепельными волосами и грустными глазами. Она готовила коктейль, который должен был поступить по гибкой прозрачной трубке в мое тело от небольшого переносного аппарата с многочисленными кнопками и патрубками, на которые были надеты кончики разноцветных шлангов. Именно он поможет подготовить тело к заморозке. Потом меня поместят в стеклянный ящик и зальют синевато-прозрачным, словно лед, раствором. Готовят как фараона к путешествию в Вечность.

Рядом мигал рядами цифр монитор, возле которого маячила сухощавая фигура помощника профессора – того самого Сэма.

– Мы поймаем этого ублюдка, майор, все равно поймаем, – Козински еще больше сморщился. – Не буду произносить пламенных речей о мщении… И так все ясно. Скажи, сынок, ты в самом деле решился на предложение чокнутого профессора? Ты даже не знаешь о его репутации…

– Репутация здесь не при чем, – зло ухмыльнулся я. – Просто представил, как мои бедные родители будут день и ночь ухаживать за калекой, сливая последние накопления. Мне не помогут, и сами помрут в нищете. А я начну пить, пить много и страшно. Зачем мне все это?

Я помолчал, глядя в склонившуюся надо мной девушку, потом добавил, больше для собственной бравады:

– Не зря же я остался жив после такого ранения. Значит, существует некая программа, по которой каждый должен отработать свою карму. Я не успел. Может, Линкер поможет осуществить ее?

– Обязательно, – без пафоса кивнул профессор, беспокойно меряя шагами помещение лаборатории. – Саманта, у нас все готово? Давайте начинать.

– У тебя есть последнее желание, сынок? – Козински не торопился отходить от каталки, игнорируя метания Линкера.

– Хочу хорошую сигару, – тут же ответил я, – только вашу любимую.

– Кубинская, земная, – у генерала не дрогнул ни один мускул, когда он вытаскивал из кармана плотный цилиндр темно-коричневого цвета. О его пристрастии к «Вуэльто Абахо» знала вся бригада, и я имел законное основание наконец-то раскулачить Козински.

Я зажал в зубах кончик сигары, и сам генерал дал огоньку. И пока я с наслаждением плавал в ароматном дыму, все молчали и терпеливо ждали; даже Линкер не смел возмущаться, что в лаборатории курят.

– Что стало с моими людьми и со свидетельницей? – наконец, решился я на вопрос, потому что боялся услышать страшное.

– Мы успели накрыть негодяев сверху. Наши дроны перепахали место засады десятком ракет. Конечно, часть твоих ребят погибло, но остальных спасли. Девочка тоже не пострадала. Ты прикрыл ее своим телом. Ну, пустяки, касательное ранение в плечо. Но жизни ее ничего не угрожает. Она, кстати, здесь, на орбитале. Только в другом секторе госпиталя. Для выздоравливающих.

Я перевел дыхание и кивнул, словно желая сказать, чтобы у меня забрали сигару.

– Начинайте, – Козински отошел в сторону и махнул рукой профессору, – у меня мало времени для ваших экспериментов, которых я понять не могу до сих пор. Мне достаточно того, что майор Сиротин сам дал согласие на эвтаназию. Я подпишу соответствующие документы только после того, как…

– Саманта, начинайте – засуетился Линкер.

Девушка закивала головой, отчего ее пепельные волосы закачались в такт движениям. Она положила мою безвольную руку поверх простыни и воткнула иглу в вену. Руки Сэма метнулись к тумблерам и кнопкам аппарата, стали быстро щелкать ими, меняя позиции. Я краем глаза увидел, как по одной из прозрачных трубок поползла жидкость. С неумолимой неотвратимостью она плавно поднималась к шприцу. Я знал, что это такое, но мне она представлялась смертельной инъекцией, которая оборвет мою жизнь прямо в кресле. Мне захотелось заорать, задрыгать ногами, пнуть тележку с аппаратурой и вырваться из жестких обручей. Но я не мог пошевелиться. И такое положение было самым страшным, что я испытал в последний миг. Может, когда я усну, в вену вколят яд? Мне захотелось, чтобы слова Линкера не оказались пустой бравадой спятившего от своей значимости ученого.

Я попытался что-то сказать отошедшей на пару шагов от меня девушке, пошутить, ободрить ее, и только разлепил губы, как пришло успокоение от морозного дуновения, сковавшего весь организм. Лед стал заполнять вены и внутренности. Глаза сами собой закрылись, и, честно, мне уже было все равно. Но последние слова Линкера я еще уловил:

– Саманта, помогите нам снять с него одежду! Капсула готова?

– Да, профессор, начальная стадия разгона завершена. Можно загружать.

– Раствор готов, – голос Сэма дрожал и плыл в пустоте. – Открываю клапан заполнения.