Текст книги "Эта покорная тварь – женщина"

Автор книги: Валерий Гитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 43 страниц)

Следующее громкое криминальное дело – и тоже с участием старой девы – произошло в 1892-м году в небольшом городке Фолл-Ривер, штат Массачусетс, США.

Это дело привлекло к себе внимание всей Америки, причем, на долгие годы, о чем свидетельствует целый ряд посвященных ему романов, пьес и кинофильмов.

Это запутанное дело, опирающееся лишь на косвенные улики, на какое-то время разделило общество на противников и сторонников его главной героини – Лиззи Борден.

Одна из оригинальных версий этого, как его называли некоторые обозреватели, «типично девичьего преступления» принадлежит перу известного в свое время американского публициста К. Патрика, одного из сторонников Лиззи.

–

ИЛЛЮСТРАЦИЯ:

«Официальная версия вины Лиззи остается неизменной. Она основана на садистском инстинкте, присутствующем в каждом человеке, инстинкте, который вдруг проснулся в респектабельной и набожной девице из Новой Англии.

Но мне, однако, кажется сильным преувеличением считать Лиззи виновной лишь из-за моды делать злодеек из старых дев. Кроме некоторых противоречий в ее заявлениях и поведении, против нее не фигурировали реальные улики – и обвинение об этом хорошо знало. Все эти годы на нее падало подозрение, потому что больше некого было подозревать...

Я не претендую на всезнание. Я не могу наглядно продемонстрировать тот дух ненависти, который царил в семье Борденов. У моей версии могут быть прорехи, но она, по крайней мере, не противоречит известным фактам и характерам участников этого крайне странного дела...

***

В знойный день 4 августа 1892 года мистер Эндрю Джексон Борден (69 лет) и его вторая жена, миссис Абби л. Дафри Борден (62 года) были найдены мертвыми в своем доме на Сэконд-стрит, 92, Фолл-Ривер, штат Массачусетс. При жизни их недолюбливали, они были непривлекательной парой. После смерти они представляли собой еще более непривлекательное зрелище, поскольку черепа обоих были разрублены «острым режущим предметом, предположительно топором». Вытекло много крови, но раны, хотя и многочисленные, были «по-видимому, нанесены женщиной или относительно слабым мужчиной». Медицинская экспертиза показала, что Абби Борден была убита между 9 и 9.45 утра, пока убирала свободную спальню. Ее муж встретил свою смерть примерно на полтора часа позже, в 11 утра, когда отдыхал в гостиной на диване после утренней прогулки.

Своевременно и по ряду веских причин молодая дочь мистера Бордена, Лиззи, 32-х лет, была арестована по подозрению в предумышленном двойном убийстве и после серии допросов предстала перед судом присяжных. 20-го июня 1893 года она, также по ряду веских причин, была признана виновной в обоих убийствах и отправилась своей дорогой. Но безрадостной. Сравнительно молодая, но богатая, она была вынуждена прогуливаться в одиночестве и бесчестье все 34 года ее оставшейся жизни. Она умерла 1-го июня 1927 года и похоронена в одном фамильном склепе со своими убитыми родителями на кладбище Фолл-Ривер.

Это голые факты. Косвенные детали стали источником вдохновения для множества любителей детективов.

К моменту трагедии владельцем дома был мистер Борден, неприятный человек, чье значительное состояние (нажитое частично бизнесом, а частично – благодаря лепте покойной жены) не принесло ему ни уважения, ни симпатии со стороны соседей. Фотография демонстрирует его грубое лицо с жестокой прямой линией рта и непривлекательными бакенбардами. Он ворчал по поводу чеков на оплату врача своей жены и оставил место в церкви из-за того, что ему повысили налоги. Его единственным положительным качеством я считаю определенную финансовую щепетильность по отношению к дочерям.

О его жене Абби я не могу сказать ничего хорошего. Лиззи точно описывала ее как «подлую старуху». Даже адвокаты на суде не смогли найти доброго слова в ее пользу. Она была чудовищно толстой, весила больше 200 фунтов при росте лишь 5 футов. Внешне неряшливая, она была отвратительной домохозяйкой (свидетели – перегретая баранина и другие гастрономические ужасы, которые она подавала на последний в своей жизни завтрак), ноющей и, вероятно, жадной женщиной. Короче говоря, она заслужила такого мужа и, хотя приличия мешают мне сказать, что она заслужила свой конец, но я всегда удивлялся, что она смогла целых 62 года избегать топора, особенно в подходящие для этого дни!

Далее идет Эмма, старшая дочь, старая дева за сорок лет. Она служила классическим образцом апатии. Лишь изредка она взрывалась неприязнью к мачехе и очень храбро выступала на суде в защиту Лиззи, что, наверное, и перевесило чашу весов в пользу Лиззи.

Работу по дому выполняла девушка-ирландка по имени Бриджит Салливан, но семья называла ее Мэгги, по имени ее предшественницы. Она явно не обладала воображением и причудами ее нации. Она была спокойной и неинтересной девушкой, чьи мечты (если они были) сосредотачивались вокруг своевременно выполненной работы, утреннего «прилечь» и редких вылазок в местный магазин за отрезом на платье. Хотя она и была обязана рубить дрова, но непохоже, что тот спектакль с топором разыграла именно она'.

Козлом отпущения в этом спектакле оказался некий мистер Джон Морс, брат первой миссис Борден (покойной), дядя по материнской линии Эмме и Лиззи. Короткое время он прожил у Борденов и заключил несколько сделок для мужа своей сестры. Его персона представляет определенный интерес как образец несчастливой случайности. Так случилось, что он спал ночь в роковой запасной спальне за день до убийства Абби. Его схватили на следующий день, как преступника, возмущенные жители Фолл-Ривер и едва не убили. Я надеюсь показать, что он не был такой уж случайной личностью. Будучи бизнесменом, он интересовался чужой собственностью, и в особенности – завещаниями. Возможно, он послужил катализатором, искрой, вызвавшей большой пожар...

Последней по счету, но не по значимости, стоит наша героиня Лиззи. Лиззи Эндрю Борден, вызывавшая целомудренный восторг преподобных Джабба и Бака, местных священников. Лиззи, цветок из прекрасного букета. Лиззи, тридцатидвухлетняя дева, о которой никогда не говорили ни одного скандального слова. Хотя вокруг ее имени кружилось множество утонченных небылиц, но в 1892 году не было ни на йоту оснований считать ее жестокой или чересчур страстной женщиной. Беллок Лаунде приписал ей таинственного любовника, с которым она познакомилась во время поездки в Европу. Но доказательств этому нет. Джон Колтон и Карлтон Майлс, авторы «Девятой сосновой улицы», находят ей приятеля по религиозной линии. Но оба священника, ее духовных друга (преп. Джабб и Бак) имели собственных прекрасных жен и любили Лиззи только за ее старательную службу и за последовавшую славу. Психолога наградили ее материнским комплексом, уймой сексуальных извращений и всеми разновидностями фрейдистских фантазий. Но эти обвинения ничем не подтверждены.

Конечно, она была энергична. Почти с мужским умением обращалась она с деньгами. Ее подругами были старшие женщины, а интересами – как у великого множества других женщин – служба в церкви, одежда и кроткие развлечения. По моему твердому убеждению, она была молодой женщиной с ясным, не настроенным на убийство умом, ценившей своих пасторов, доброе имя семьи и хорошее мнение соседей. Такой она жила и такой умерла. Относительно замужества можно сказать, что когда она достигла славы и состояния, она могла получить возможность выбора среди бесчисленного множества мужчин. Но она предпочла остаться девой.

Таковы действующие лица. Теперь о месте действия. Дом номер 92 по Сэконд-стрит был (и есть) довольно уродливым каркасным строением, похожим на тысячи других в Фолл-Ривер и в Новой Англии. Не имеет смысла упоминать банковский баланс его обитателей, Я уже сказал, что это был каркасный дом с относительно тонкими стенами. Это важно с точки зрения акустики. Вспомним, что в тот знойный августовский день были зарублены два человека, один из них был массивной женщиной, чье падение на пол в верхней комнате должно было сотрясти весь дом. Его должны были услышать во всех жилых комнатах.

На протяжении последнего времени в доме царило страшное напряжение. Дочери не любили свою мачеху. Отец делал темные намеки, особенно своей дочери Лиззи, что таинственные враги хотят убить его и Абби. Опасаясь кражи, он настаивал, чтобы все двери в доме, и наружные, и внутренние, запирались на замок, а по возможности – и на два замка.

Была и другая странность... В свете неудобоваримого меню миссис Борден для легкомысленных это может не показаться странным. Но приступ всеобщей тошноты за два дня до убийства выглядит как попытка отравления...

Уже накануне катастрофы Лиззи пожаловалась подруге, что ее дом преследует «рок». Это замечание можно понять. Не так понятно, зачем, по крайней мере, два раза, она заходила в аптеку, где узнавала, нельзя ли ей купить синильную кислоту. Эти визиты хотя и не упоминались на суде, но являются установленными фактами. Для некоторых они говорят о подготовке к убийству...

Незадолго до рокового четвертого августа Эмма Борден вышла из ненавистного дома, чтобы навестить друзей в Феархэвене, в пятнадцати милях езды. Третьего августа на Сэконд-стрит, 92 прибыл дядя – Джон Виннукум Морс...

Теперь сцена для самого таинственного убийства всех времен готова.

В историческое утро 4-го августа Лиззи спустилась вниз примерно в 9 утра и предусмотрительно отказалась от разогретой баранины (или супа из баранины на завтрак, который двумя часами раньше отведали ее родители и дядя). Мистер Морс уже отправился исполнять целую серию поручений, которые затем составили для него пуленепробиваемое алиби. Где-то между 9.15 и 9.30 мистер Борден отправился по каким-то обыденным делам, а Лиззи, которой нездоровилось, спустилась в подвал, где был туалет.

Миссис Борден, дав разные указания служанке по хозяйству, вскарабкалась на второй этаж, чтобы отнести в запасную спальню свежие тапочки. Это было между 9.15 и 9.30. Больше ее не видели в живых. Кто-то или последовал за ней по лестнице, или поджидал ее в пустой комнате. Этот кто-то внезапно напал на нее и ударил несколько раз топором или разделочным ножом, пока ее голова не превратилась в лохмотья.

Служанка Мэгги, которая могла бы услышать звук падающего на пол массивного тела своей хозяйки, в это время мыла окна снаружи дома.

Ни она, ни Лиззи не заметили отсутствия миссис Борден и не заподозрили неладное. Мэгги продолжала мыть окна. Лиззи, по ее словам, вышла из подвала, выгладила в столовой несколько изящных носовых платков, а потом присела на кухне, перелистывая старый номер «Харпере Мэгэзин».

Где-то около 10.45 в дом возвратился мистер Борден. Было замечено, что он не смог отпереть входную дверь (первый раз в своей жизни). Он пошел к черному ходу... Наконец, Мэгги впустила его через главный вход.

Почти сразу после этого Мэгги увидела, что Лиззи стоит наверху лестницы, рядом с запасной комнатой, где уже лежало тело убитой миссис Борден. Тогда же Лиззи издала страшный звук, похожий на смех. Этот звук потом стал знаменит как «смех Лиззи Борден».

Лиззи спустилась вниз по ступенькам. К удивлению Мэгти, она встретила отца словами: «Миссис Борден вышла – она получила записку от какого-то больного». Мистер Борден ничего не ответил, достал с полки ключ от своей круглый год закрытой спальни и поднялся по лестнице. Почти сразу он вернулся в гостиную. Лиззи помогла ему лечь на диван и оставила вздремнуть. С дочерней заботой она даже задернула шторы, чтобы защититься от летней жары...

Потом она пошла к Мэгги на кухню и завела с ней очень любопытный разговор. Она сказала, что в центре города проводится дешевая распродажа одежды, и она могла бы «выскочить» и взглянуть. На Мэгги эта информация не произвела особого впечатления, но незадолго перед одиннадцатью часами и к чьему-то удобству она ушла из кадра и «прилегла» в своей спальне.

Полиция Ролл-Ривер была на ежегодном пикнике, но оставшиеся полицейские были изумлены увиденным.

Лиззи рассказала свою историю с отменной силой духа и почти без скорби. В ее заявлении были противоречия. Но любой хороший полицейский согласится, что когда совершается серьезное преступление, невиновные менее точны в показаниях, чем виновные!

Затем произошло множество событий. За Эммой послали в Фаерхэвен, где она наслаждалась своим абсолютным алиби. На сцене резни, превосходящей греческие трагедия, появился всегда уравновешенный дядя Морс, Лиззи сменила свое синее платье на розовый халат. Заметили, что доктор Боуэн сжег в печи записку, но он объяснил полиции, что там не было ничего существенного. Лиззи позволила исследовать полицейским себя и свои шкафы. При этом она повторяла свой противоречивый рассказ.

Тремя днями позже, 7 августа, Лиззи сожгла в печи свое платье, когда полицейские были в доме. Это подтверждает надежный свидетель и ее подруга, миссис Алиса Расселл. Этот факт хотя и не был вовремя обнаружен, но послужил одной из серьезных улик против Лиззи.

Вспомним, что при каждом убийстве комнаты были превращены в бойню, и кто бы не совершил эти ужасные преступления, его одежда, по крайней мере, снизу, была забрызгана кровью из многочисленных ран. А каждый, кто видел Лиззи в роковые минуты после преступления, был убежден, что на ней и на ее одежде не было следов крови. Это было одним из главных пунктов защиты.

11-го августа 1892 года, после допроса, Лиззи Борден была арестована. С этого времени и до последнего суда над ней в июне 1893 года она была самой знаменитой женщиной Америки.

Ей был вынесен приговор и, как уже отмечалось, она скрылась в тумане.

В 1927 году она умерла».

КСТАТИ:

«В отвлеченной любви к человечеству любишь почти всегда одного себя».

                                                                                ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ

В преступлениях ненависти довольно часто встречается такая их разновидность, как мужеубийство. Если в преступлениях любви побудительным мотивом к мужеубийству служит сексуальная страсть к любовнику, а мужа «убирают» как препятствие, которое он в себе воплощает, то в преступлениях ненависти сама личность мужа является мощным стимулятором насильственных действий по отношению к нему. Обычно в этих случаях женщина долгое время находится в положении терпеливой и безответной рабыни, снося обиды и издевательства, а когда энергия ответной агрессии достигает критической отметки, наступает взрыв.

Есть, конечно, и другие сценарии подобных драм, основанные на сугубо корыстных мотивах. Они отличаются от «восстания рабыни» прежде всего своей холодной и жестокой расчетливостью, дерзостью и цинизмом.

–

ИЛЛЮСТРАЦИЯ:

«Ну, что же, давайте начнем с начала. Перед нами умная и жестокая женщина. Она знает о банкротстве своего мужа. Ей надоел престарелый супруг, за которого она вышла замуж только из-за денег. Она уговаривает его застраховать жизнь на огромную сумму и начинает искать способ осуществить свою цель... Ей на помощь приходит случай – странная история, рассказанная молодым человеком. На следующий день, когда, по ее расчетам, мсье капитан в море, она гуляет с мужем по саду. «Что за странную историю рассказал Блэк прошлой ночью,– замечает она,– Разве может человек застрелиться таким образом? Покажи мне, как это может быть». И бедный глупец показывает ей. Он берет коней ружья в рот. Она наклоняется, кладет палец на курок и смеется. «А теперь, сэр,– дерзко говорит она,– что если я нажму на курок?»... А затем, а затем, Хастингс, она нажимает!»

                                             АГАТА КРИСТИ. Трагедия в усадьбе Мэрсдон

 –

 

 Существует такой жутковатый афоризм: «Если есть брак, значит есть и мотив преступления».

Я не предлагаю вывешивать подобный текст у парадных подъездов Дворцов бракосочетаний, но и напрочь забывать о нем тоже не следует, потому что в брак вступают два совершенно чужих друг другу человека, со своими характерами, наклонностями, шлейфом происхождения, воспитания, а, возможно, и прошлых жизней, кто знает. А любовь, вернее, сексуальная тяга друг к другу вовсе не исключает ситуаций, подобных той, что описана и Агатой Кристи, и многими другими авторами, которых трудно обвинить в женоненавистничестве.

А сколько таких ситуаций происходит в реальной жизни – лучше не подсчитывать, так как это прямой путь к женофобии.

КСТАТИ:

«Если каждому из нас воочию показать те ужасные страдания и муки, которым во всякое время подвержена наша жизнь, то нас объял бы трепет...»

                                                                     АРТУР ШОПЕНГАУЭР

Жизнь очень (если не слишком) часто напоминает яростное сражение, линия фронта которого пролегает подчас через самые, казалось бы, неприспособленные для боевых действий сферы, и семья в этом плане вовсе не является зоной вечного мира.

ФАКТЫ:

«Харьковский Листок» № 1279 12 декабря 1903 года.

ЖЕНЩИНА – УБИЙЦА

Пристав 5-го участка г.Сивилов и надзиратель Вышетравский предъявили торговцам Благовещенского базара окровавленную корзину на предмет указания лица, которое бы покупало у них эту корзину. От торговца Г. Н. Букина, торгующего против Благовещенской церкви, они получили заявление, что корзина эта куплена у него 9 декабря двумя неизвестными женщинами. Одна из них была в шляпе, другая в платке. Разговаривая между собой, младшая называла старшую мамой. Женщина постарше спросила Букина; «Выдержит ли корзина тяжесть трех-четырех пудов?» Тот ответил: «Не только три-четыре пуда, а и вас». Спрашивавшая была очень плотная на вид и высокого роста. Поэтому торговец, улыбаясь, так и возразил ей. Лица обеих женщин он заприметил хорошо.

Между тем стало известно, что харьковский мещанин Андрей Яковлевич Бурыкин, проживавший с сожительницей своей Анной Ивановной Коневцовой по Грековской улице, в доме № 16, не имевший определенных занятий и часто пьянствующий, около двух месяцев тому назад бесследно исчез.

Явилось невольное подозрение, не он ли сделался жертвой этого преступления.

Полицеймейстер г. Бессонов командировал туда, в дом № 16 по Грековской улице, помощника пристава Волкова и околоточного надзирателя Дементьева. Как оказалось, Коневцова перебралась на другую квартиру в д. № 4 по Васильевскому въезду. Дворник старой квартиры немедленно был отправлен в сопровождении надзир. Барановича в трупный покой для опознания, как предполагалось, трупа пропавшего Бурыкина. Дворник не признал в предъявленном трупе Бурыкина. Между тем Волков и Дементьев, пригласив с собой торговца Букина, отправились в д. № 4 по Васильевскому въезду. Там действительно оказались проживающими Анна Коневцова с дочерью Федорой. Последние признаны Букиным за тех именно женщин, которые купили у него 9-го декабря корзину за 1 р. 15 коп. Это обстоятельство послужило поводом к задержанию их. Коневцовы были немедленно препровождены в управление, где допрашивались лично г. полицеймейстером. Старшая, Анна Коневцова, при допросе была очень бледна, заметно волновалась. Дочь ее была в более спокойном состоянии. Анна Коневцова вначале утверждала, что торговец Букин обознался, и корзину покупали не они, но после продолжительных увещаний сознаться, что могло бы послужить смягчающим вину обстоятельством, Анна Коневцова, наконец, чистосердечно созналась г. Бессонову в убийстве своего сожителя Бурыкина.

По ее словам, сошлась она с Бурыкиным лет 7 тому назад. Жили они скверно. Он постоянно пьянствовал, являлся домом в нетрезвом виде, ссорился и дрался с ней часто, но она, будучи довольно здоровой женщиной и при том вспыльчивой, никогда не спускала обид. Бурыкин определенных занятий не имел, занимался будто бы кражами, за что отбывал в тюрьме несколько раз наказание. Месяца два тому назад он пришел к ней на квартиру вечером, был при этом пьян. Она гнала его, говорила, что пьяных терпеть не может, но Бурыкину удалось все же испросить позволения переночевать в ее квартире. Дочери дома не было. Уложились спать они в одной комнате. Лампа была потушена. По прошествии минут 10 она слышит сначала осторожные шаги, а затем звук, обычный при разрезании ножом веревки. Коневцова его окликнула: «Ты чего, пьяница, блукаешь здесь и не даешь мне спать!» Он отвечал: «Пить хочется на похмелье, ищу воды». «Ты хорошо ведь знаешь, где стоит вода,– сказала она,– ступай и напейся!» После этого в комнате наступила тишина... Коневцова, начавшая было дремать, вдруг почувствовала, что рука ее и шея обматываются довольно туго веревкой. Коневцова, обладая физической силой, в один миг освободила себя от петли и поймала в темноте Бурыкина, который собирался ее удушить. Страшная злоба охватила Коневцову, которая на свой счет кормила и одевала его 7 лет. «Это что же, такая благодарность мне за мои к тебе благодеяния?» – закричала она и добавила при этом крепкое словцо по адресу Бурыкина. После непродолжительной в темноте борьбы Коневцовой удалось несколько раз туго обмотать веревкой вокруг шеи Бурыкина, которого она при этом свалила на пол. Тот, падая, случайно наткнулся лицом на какой-то острый предмет, и глаз у него оказался совершенно вышибленным, а переносица разбитой..

Зажегши лампу, Коневцова сначала зачем-то привязала задушенного к ножке кровати. Затем, убедившись, что он мертв, отвязав его, но не освобождая из петли, втащила его в пустой сундук, заперла его на ключ, а сундук поставила под кровать.

Таким образом, труп оставался у нее на квартире по Грековской улице в доме № 16 около месяца. Коневцова долго обдумывала, куда бы его деть, стала выжидать появления снега, чтобы хорошо запрятать труп сожителя, а снега, как назло, все нет и нет. Перебралась Коневцова на другую квартиру по Васильевскому въезду, забрав с собой и сундук с трупом. Она поставила его в сарай и все ждала случая.

Временами она раскаивалась в убийстве сожителя, и она часто по ночам заходила в сарай, садилась на сундук и плакала...

Наконец, 9-го декабря она с дочерью отправилась на Благовещенский базар, где купила у торговца Букина плетеную корзину-коляску. Вечером того же дня уложила труп в мешок, куда положила и приготовленное для погребения платье, а также 10 руб. денег, потащила его в корзине через реку в Гончаровский переулок, где, заметив, что калитка дома № 5 была растворена, бросила мешок с трупом в угол двора, а корзину забросила в соседний двор.

На следующий день она вместе с дочерью и была задержана чинами полиции.

Коневцова положительно утверждает, что дочь ее в задушении Бурыкина вовсе не участвовала, и, будто бы, ничего об этом до сей поры не знала. Насколько справедливо это и все вообще заявленное, выяснится по окончательном расследовании этого далеко не заурядного дела.

Анна и Федора Коневцовы заключены под стражу и переданы в распоряжение судебного следователя 3-го участка гор. Харькова, которым производится по настоящему делу следствие».

***

(Из материалов Московского губернского суда. 1927 г.)

* А., 46 лет, крестьянка.

Обвиняется в подстрекательстве и соучастии в убийстве мужа.

В плане наследственности можно отметить туберкулез по материнской линии и заболевания сердечно-сосудистой системы – по отцовской.

А. была пятым ребенком в семье. Росла веселой, живой, шаловливой.

В девятилетием возрасте она лишилась отца, а еще через два года – матери. По ее словам, кончины родителей не вызвали у нее глубоких душевных переживаний: «Глупа, должно быть, была, даже не плакала».

А. перешла на воспитание к старшему брату, который к тому времени был уже женат.

Девочка была послушной, терпеливой и работящей. В школу ее не отдавали, видимо, предпочитая использовать в качестве даровой домашней работницы.

В 17 лет начались менструации, временами неправильные.

Когда ей исполнилось 20 лет, А. выдали замуж за пожилого крестьянина из соседнего села. Замуж ей идти не хотелось, она долго плакала, но перечить брату и снохе не посмела.

Семейная жизнь сложилась неудачно. Материальный недостаток усугублялся еще и тем, что муж фактически содержал всю свою близкую родню – хронических алкоголиков, которые постоянно придирались к А. по любым поводам.

Муж также сильно пил и забросил хозяйство.

У А. было 11 беременностей. Две из них закончились выкидышами из-за побоев мужа. Дети рождались хилыми и болезненными. Шестеро из них умерли потому, что ей нечем было их кормить: «Попищат, попищат, да и помрут». В живых осталось трое сыновей: старшему (к моменту криминального акта) было 17 лет, второму – 13 и младшему – 11 лет.

А. часто убегала к родным и жаловалась на постылую жизнь. После мобилизации мужа жить стало гораздо легче. А. работала, завела корову, даже посылала мужу регулярные посылки в армию. Возвратившись, муж продал корову и купил лошадь, которая вскоре издохла.

Семья подошла к грани полного обнищания. Возобновились скандалы. Муж пропивал домашние вещи. Кроме того, он проявлял крайнюю сексуальную невоздержанность, требовал половых сношений даже в присутствии детей.

И вот тогда А. приходит в голову мысль об убийстве мужа. Она обсуждает этот вопрос с детьми. Те ее горячо поддерживают: «Без него нам будет хорошо жить, как прежде».

12 февраля 1923 года муж в присутствии детей повалил А. на кровать и грубо овладел ею, после чего начал жестоко избивать. Старший сын схватил топор и ударил отца обухом в висок.

Когда тот упал на пол, он нанес ему еще несколько ударов.

Ночью А. вместе с сыном утопила труп в реке.

Соседям она сказала, что муж уехал в Москву.

При аресте мать и сын сознались в убийстве. А. держится спокойно, даже несколько отрешенно. Психических отклонений не наблюдается.

***

* Е., 45 лет. Из крестьян.

В Москве живет 22-й год, неграмотная. До последнего времени работала уборщицей.

Обвиняется в убийстве мужа Отец – алкоголик, умер в 35 лет. Мать – мягкая, добрая, уравновешенная женщина.

Е. в детстве росла послушной, аккуратной девочкой. Охотно помогала матери по хозяйству.

В 16 лет Е. была насильно выдана за 45-летнего вдовца. Прожила с ним 7 лет, без устали работая и воспитывая его малолетнюю дочь от первой жены. Муж обращался с Е. грубо, часто бил ее, и когда он умер, она вздохнула с облегчением.

Забрав с собой падчерицу, Е. переехала в Москву.

Здесь она вскоре вновь вышла замуж, но брак официально не оформляла.

Была она крайне бережливой, почти скупой. Только один раз позволила себе роскошь пойти в зверинец, да и то потом долго корила себя за расточительность. Очень религиозна.

Мужу не изменяла, была женщиной «уважительного» характера. Чрезвычайно склонна к приобретательству, всячески заботилась о создании домашнего уюта. Вино употребляет с 25 лет, но очень редко, как правило, не более двух раз в месяц, в дни получения зарплаты.

Выглядит значительно старше своих лет, сильно истощена.

В последнее время жила в двух небольших комнатах с мужем и падчерицей.

Муж сильно пил. В пьяном виде бывал агрессивен. Часто пропивал семейные деньги. Е., конечно, страдала из-за этого, но скандалов не устраивала. Эта семья вообще жила довольно замкнуто, по крайней мере, до тех пор, пока до Е. не дошли слухи о том, что ее муж «балуется» с падчерицей. Поначалу она не верила, считая эти слухи беспочвенными, но потом, присмотревшись, убедилась в их справедливости.

И тогда разразился ужасный скандал, который открыл нескончаемый ряд последующих конфликтов.

8 августа 1926 года муж утром ушел на работу (Он служил сторожем на Брянском вокзале).

Е. ввиду того, что было воскресенье, была дома. Она выпила у соседок немного вина, прилегла в своей комнате и уснула.

Пришел пьяный муж, полез рукой под подушку, где Е. прятала деньги, взял восемь рублей и ушел. Через некоторое время он вернулся и попытался положить на место два рубля, которые он не успел пропить.

Е. проснулась, вскочила с постели и начала шарить по карманам мужа в поисках денег, но их там не оказалось, и ее рука наткнулась на складной нож. Она вынула нож из его кармана и спросила: «Меня, что ли, зарезать хочешь?»

Муж резко ответил: «У одного мужа двух жен не бывает, два черта в одном болоте не плещутся!»

Е., обезумев от гнева, открыла нож и всадила его в грудь мужа. Тот стал медленно оседать на пол. Е., вынув клинок из раны, увидела на нем кровь и дико закричала. О том, что именно ощущала в тот момент, помнит плохо. Говорит, что убивать мужа не собиралась. Психически нормальна.»

Ненависть, толкнувшая этих женщин на преступление, может быть расценена как ненависть отчаяния, как в той или иной мере адекватная реакция на угрожающие внешние раздражители.

Но зачастую женская ненависть происходит из такой специфической реакции на отнюдь не угрожающие раздражители: «Ах так?!.. Ну-ну...» И вот это зловещее «ну-ну», порожденное препятствием, вставшим на пути нетерпеливого желания или просто вздорной прихоти, влечет за собой самые тяжкие последствия.

Многим в том или ином контексте известно имя древнегерманской королевы Брунгильды, независимой и гордой богатырши, которая обязательным условием своего замужества поставила то, что претендент на ее руку и сердце должен побороть ее, что было, учитывая ее силу, почти невозможным предприятием.

Но эта деталь образа Брунгильды (столь любимой феминистками) является всего лишь беглым штрихом старинной легенды, где роль Брунгильды гораздо более многопланова и гораздо менее привлекательна...

...Рассказывают, что когда-то, очень давно, на далеком севере жило довольно воинственное племя, вождь которого назывался Нибелунгом, что означает «Сын тумана» или «Сын преисподней». Он владел несметными сокровищами, которые охранялись страшным гномом Альберихом.

Однажды на землях этого племени появился молодой германский рыцарь Зигфрид, который блуждал по свету в поисках подвигов и славы.

Вызвав на честный бой Нибелунга, он победил и его, и помогавшего ему коварного гнома Альбериха, у которого он отнял его шапку-невидимку.

Восхищенные мужеством Зигфрида, нибелунги присягнули на верность ему и с той поры стали верными слугами доблестного воина.

Зигфрид был неуязвим благодаря тому, что однажды, убив дракона, выкупался в его крови, и она покрыла его тело невидимым панцирем, который мог противостоять и мечу, и копью, и стреле.

Однако в то время, когда Зигфрид купался в крови дракона, на него упал липовый листок и прилип к спине между лопатками. Рыцарь не заметил этого или не придал должного значения, но так или иначе этот небольшой участок его тела остался уязвимым, как пята Ахилла.

Наслышавшись о необычайной красоте и добродетели сестры короля Бургундии, Гунтера, наш герой с небольшим отрядом своих воинов отправляется в Бургундию, чтобы просить руки прекрасной Кримгильды.

Рыцарская слава Зигфрида далеко обогнала его, и он был принят при дворе короля Бургундии со всеми подобающими герою почестями. В то время там было много отважных рыцарей, и прежде всего – Гаген из Тронеге, советник короля и его первый министр. Он и предложил устроить турнир, чтобы испытать доблесть Зигфрида. Как принято в любой легенде, Зигфрид с легкостью побеждает всех своих соперников, и зловещего Гагена в том числе.