Текст книги "Эта покорная тварь – женщина"

Автор книги: Валерий Гитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 43 страниц)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЗВЕРИНАЯ ЖЕСТОКОСТЬ

I
ФУРИЯ

«Где нет места для любви или ненависти, там нет и крупной роли для женщины».

                                                            ФРИДРИХ НИЦШЕ

Фурия – имя жестокой богини-мстительницы в древнеримской мифологии.

Это имя стало нарицательным для обозначения представительниц слабого пола, своим характером и поведением вызывающих вполне конкретные ассоциации с мифической богиней зла.

Феноменальную жестокость воплощенных фурий иногда – по аналогии с мужской жестокостью – называют «звериной», хотя данный эпитет в этом варианте своего применения представляется еще менее точным и вообще справедливым.

Если жестокость мужчин во многом носит природный, животный характер, то женская жестокость гораздо более очеловечена и формируется не столько подсознательной сферой «ОНО», сколько разумной сферой человеческого «Я». Это в гораздо меньшей степени спонтанная вспышка слепой, необузданной ярости дикаря, чем осознанный и выпестованный разумом бунт мстительного раба (обстоятельств, традиций, собственной плоти – но все равно раба).

Эта особенность, как отмечает целый ряд исследователей, характерна и для женских особей животного мира.

Герой одного из рассказов Джека Лондона выдвигает любопытную гипотезу относительно того, почему в корриде участвуют именно быки, а не коровы. Дело в том, замечает он, что, бросаясь на красный плащ матадора, быки закрывают глаза, а коровы – нет,что делает их действия гораздо более осознанными и представляющими гораздо большую опасность для матадора.

А если к подобному свойству добавить осознанную жестокость неуравновешенного, капризного и затуманенного бушующей чувственностью характера определенной части женщин?

Они явно помечены каким-то адским перстом.

АРГУМЕНТЫ:

«В восемнадцатом году в Одессе зверствовала «красная» женщина-палач. Вера Гребенюкова («Дора»). С.П.Мельгунов рассказывает: «Она буквально терзала свои жертвы: вырывала волосы, отрубала конечности, отрезала уши, выворачивала скулы... в течение двух с половиной месяцев ее службы в одесской чрезвычайке ею одной было расстреляно 700 с лишним человек, то есть почти треть расстрелянных в ЧК всеми остальными палачами».

Да уж! Если женщина берется за мужское дело, она всем докажет, что может исполнить его лучше мужчины, иначе ее спишут как глупую бабу.С. С. Маслов описывал женщину-палача, которую видел сам: «Она регулярно появлялась в Центральной тюремной больнице в Москве (1919 г.) с папироской в зубах, с хлыстом в руках и револьвером без кобуры за поясом. В палаты, из которых заключенные брались на расстрел, она всегда являлась сама. Когда больные, пораженные ужасом, медленно собирали вещи, прощались с товарищами или принимались плакать каким-то страшным воем, она грубо кричала на них, а иногда, как собак, била хлыстом. Это была молоденькая женщина... лет двадцати-двадцати двух».

А вот сообщения о революционной деятельности Ревекки Пластилиной-Майзель-Кедровой, которая «расстреляла собственноручно 87 офицеров, 33 обывателя, потопила баржу с 500 беженцами и солдатами армии Миллера».

Может быть, это единичные случаи?

Еще одесская героиня пятидесяти двух расстрелов: «Главным палачом была женщина – латышка со звероподобным лицом; заключенные звали ее «мопсом». Носила эта женщина-садистка короткие брюки и за поясом обязательно два нагана...»

«В Рыбинске был свой зверь в облике женщины – некая « Зина». Есть такая в Екатеринославе, Севастополе.

Не многовато ли убитых для единичных случаев?

«В Киеве, в январе 1922 года была арестована следовательница-чекистка, венгерка Ремовер. Она обвинялась в самовольном расстреле 80 арестованных, преимущественно молодых людей. Ремовер была признана душевнобольной на почве половой психопатии. Следствие установило, что Ремовер расстреливала не только подозреваемых, но и свидетелей, вызванных в ЧК и имевших несчастье возбудить се больную чувственность*.

Интересно, много ли таких, как Ремовер, было арестовано?

Чем эти ужасы лучше кошмаров тридцать седьмого?

« Комиссарша Нестеренкозаставляла красноармейцев насиловать в своем присутствии беззащитных женщин, девушек, подчас малолетних...»

                                                          ЛАРИСА ВАСИЛЬЕВА. Кремлевские жены

Известно, что женщины-палачи в гораздо большей степени, чем мужчины, беспощадны и изобретательны в пытках.

КСТАТИ:

«Я вынужден напомнить вам, что вы не знаете Марокко. Должно быть, вы слышали о солдатах, которые для того, чтобы не попасть в плен, пускали себе пулю в лоб, слышали о тех, которые не успевали проделать это и затем подвергались пыткам, о которых даже говорить страшно? Но вам едва ли известен тот факт, что пытают обычно женщины...»

                                                                              ОТУЭЛЛ БИНС. Три точки

В истории Венгрии есть такой печально знаменитый персонаж как принцесса Эльжбет Батори(1560—1614). В числе ее владений был замок в окрестностях Чжета, куда эта дама часто наезжала, чтобы отдохнуть от столичной суеты и развлечься. А развлечения ее состояли в зверских (простите, братья меньшие, но так принято говорить) пытках девушек из ближних деревень, разумеется, с летальным исходом. Таким образом кровожадная принцесса умертвила ни много ни мало – 650 человек!

А такой зловещий персонаж русской истории, как Дарья Салтыкова(1730—1801), по прозвищу «Салтычиха», замучившая в своем подмосковном имении 138 крепостных...

Как выяснилось на следствии, она собственноручно била их кнутом, поленом, скалкой, обваривала кипятком, жгла раскаленными щипцами, выставляла голыми на мороз или сажала в развороченный муравейник.

Потрясенная данными следствия Екатерина II приговорила эту фурию к пожизненному заключению в подземной тюрьме Ивановского монастыря.

А две фурии-террористки последней четверти XIX века, впоследствии вошедшие в историю КПСС как народные героини...

ФАКТЫ:

«24 января 1878 года, в собственном кабинете на Адмиралтейском проспекте Петербурга выстрелом из револьвера в упор был тяжело ранен петербургский градоначальник генерал-адъютант Ф.Ф.Трепов. В него стреляла двадцативосьмилетняя дворянка, учительница, в прошлом политическая ссыльная Вера Засулич.

Ей не было и двадцати лет, когда она вошла в террористическую, заговорщическую группу С. Г. Нечаева – выдающегося честолюбца, интригана и мистификатора, создавшего в 1869 году тайную организацию «Народная расправа». Нечаевцы – главным образом студенты Петровской сельскохозяйственной академии – по его приказу убили своего товарища И. И. Иванова, обвинив его в предательстве, хотя улики против Иванова были совершенно недостаточны. Сделано это было для того, чтобы «сцементировать организацию кровью».

Сам Нечаев проповедовал, что ради совершения революции следует идти на самые крайние меры. А в написанном им программном сочинении «Катехизис революции» он требовал от членов организации подавлять в себе любое из человеческих чувств, мешающее революции. Он требовал порвать с окружающим революционера миром, стать яростным и беспощадным его врагом, порвать с его законами и приличиями, нравственностью и гуманизмом, не останавливаться перед убийствами, шантажом, провокациями, обманом и запугиваниями, беспрекословно выполняя приказы, исходящие из глубоко законспирированного центра. После убийства Иванова Нечаев бежал за границу, но через три года был арестован в Швейцарии и передан России. Его приговорили к 20 годам каторги, и, когда он сидел в Алексеевском равелине Петропавловской крепости, его бывшая единомышленница Засулич совершила покушение на Трепова. На суде она объяснила свой поступок тем, что мстила за заключенного студента-революционера Боголюбова, которого Трепов приказал высечь розгами за нарушение режима».

                               ВОЛЬДЕМАР БАЛЯЗИН. Сокровенные истории дома Романовых

Суд присяжных оправдал террористку, и она отбыла за границу.

Вторую фурию звали Софья Перовская.

Она была организатором и непосредственным участником одного из шести покушений на императора Александра II, а к остальным также имела отношение как член террористической организации «Народная воля».

...19 ноября 1879 года к Москве приближался императорский поезд, включавший в себя два состава. По сведениям народовольцев, в первом составе ехали чины свиты, большая часть конвоя и слуг, во втором – император, его семья и часть придворных. Составы шли с интервалом в полчаса. Террористы решили, пропустив первый, взорвать состав, в котором ехал Александр II.

Так они и сделали. Когда второй состав вошел в зону поражения, нежные пальчики Софьи Перовской провернули ручку магнето, на дальнем конце провода вспыхнула электрическая искра – и огромной мощности мина взорвалась, превратив состав в груду обломков и истерзанных человеческих тел.

По чистой случайности на этом участке пути личный состав императора двигался не вторым, а первым, и поэтому остался невредимым.

За этим последовал еще ряд покушений целеустремленных народовольцев, и в итоге император Александр II пал от их рук.

Эта череда покушений унесла жизни огромного количества людей. Например, в феврале 1880 года во время террористической акции Степана Халтурина в Зимнем дворце погибло 19 и ранено 45 солдат императорской гвардии.

Суд, состоявшийся уже при Александре III, вынес смертный приговор главарям террористов, и 3 апреля 1580 года пятеро из них были повешены, в том числе и Софья Перовская.

А октябрьский переворот 1917 года, который миллионам людей с преступным складом мышления сказал свое «можно», предоставил фуриям самое широкое поле деятельности.

Затем появились «фурии в законе», надевшие мундиры НКВД, затем – их немецкие сестры в мундирах гестапо. А в начале шестидесятых – кубинские фурии, сладострастно пытавшие противников режима Кастро, в конце шестидесятых – хрупкие вьетнамские фурии, вырезавшие внутренности у пленных американцев...

Кто они? Выродки, экзотическое исключение из правил, или наоборот, само правило, а все эти пушкинские, тургеневские, бальзаковские, флоберовские, мопассановские, толстовские – аномалия?

И да, и нет.

Изначально они такие же, как и все остальные, только, скорее всего, проявившиеся в период созревания нарушения половой функции вызвали в них эту страшную мутацию, превращающую подспудные предрасположенности в черты характера.

Ницше отмечал ущербность половой функции у женщин, занимающихся наукой, видимо, имея в виду ее недостаточность. У женщин-фурий, как правило, наблюдается обратное – болезненный переизбыток этой функции, близкий к нимфомании. Примертому – царица Тамара хладнокровно убивавшая не удовлетворивших ее партнеров, или женщины-палачи, о которых упоминает Лариса Васильева, такие как чекистка Ремовер или комиссарша Нестеренко.

Фурия – это, прежде всего, сексуально взбесившийся «синий чулок».

Возьмем хотя бы террористку Веру Засулич, которую Ленин характеризовал как «кристально чистого человека» [11]11
  Воспоминания о В. И. Ленине. В пяти томах. Т. 1, М. 1979, с. 244.


[Закрыть].

АРГУМЕНТЫ:

«Даже хозяйственность Вера Ивановна проявляла, заботливо покупала провизию в те дни, когда была ее очередь варить обед в коммуне (в Лондоне Вера Ивановна, Мартов и Алексеев жили коммуной)– (выделено ред.). Впрочем, мало кто догадывался о семейственных и хозяйственных склонностях Веры Ивановны. Жила она по-нигилистячему: одевалась небрежно, курила без конца, в комнате ее царил невероятный беспорядок, убирать свою комнату она никому не разрешала. Кормилась довольно фантастически. Помню, как она раз жарила себе мясо на керосинке, отстригала от него кусочки ножницами и ела. «Когда я жила в Англии,– рассказывала она,– выдумали меня английские дамы разговорами занимать: «Вы сколько времени мясо жарите?» – «Как придется,– отвечаю,– если есть хочется, минут десять жарю, а не хочется есть – часа три». Ну, они и отстали». Когда Вера Ивановна писала, она запиралась в своей комнате и питалась одним крепким черным кофе».

                                                 НАДЕЖДА КРУПСКАЯ. Воспоминания о Ленине

Вот такие они в быту.

Бушующая в них злоба против всего мира, против всех мужчин и женщин, которые кажутся им вызывающе удовлетворенными и благополучными, выливается в поступки, поражающие подчас своей сугубо женской непоследовательностью, алогичностью и истерией.

Женщины менее чувственны, чем мужчины, в своей установке на агрессию, но в прямых мотивах агрессии и в ее конкретных проявлениях женская чувственность проступает настолько ярко, что подчас заводит в тупик опытных криминалистов.

Это напоминает непредсказуемое поведение женщин-водите– лей, очень часто создающих на дорогах опаснейшие аварийные ситуации.

Поэтому говорят, что мотивы преступлений бывают выраженными, слабо выраженными и... женскими. По крайней мере, с сильным налетом женственности.

АРГУМЕНТЫ:

«Первая группа состоит из трех женщин-убийц.

Две из них – участницы бандитской шайки, в 1926 г. оперировавшей в одной из пригородных дачных местностей Москвы.

Эта шайка сделала своей профессией ограбление, изнасилование и убийство дачников. Наши две участницы являлись женами вожаков этой шайки и «работали» наравне с мужчинами.

Одна из них, хитрая эротичная дебилкаатлетоидного телосложения, страшно ревновала своего мужа к его жертвам, которых он насиловал. Любопытно отметить, что в связи с этой ревностью она обнаружила довольно необычную сексуальную инверсию: жена обычно добивала жертву своего мужа, а затем гвоздем либо выкалывала глаза уже мертвой изнасилованной женщине, либо раздирала ей висок. На почве своей неугасимой ревности эта дебилка и развалила всю бандитскую организацию. Интересно отметить еще, что во время допросов она рассказывала о похождениях шайки так же равнодушно и отрешенно, как о жизни какой-то абстрактной первобытной орды.

У второйучастницы этой же шайки мы можем отметить резко выраженный астенический тип телосложения с некоторыми чертами инфантилизма; с психической стороны – склонность к истерическим реакциям, конфабуляциям (так называемым истерическим выдумкам). Будучи в заключении, эта участница бандитской шайки перенесла приступ депрессивного состояния в связи с тем, что ее сотоварищи обвинили ее в предательстве. В этом приступе депрессии она, будучи беременной, все время говорила, что была изнасилована в МУРе одним из его агентов. Основой ее депрессивного состояния, таким образом, явилась, по ее словам, беременность и обвинение соучастников в предательстве. Приступ депрессии спустя полтора месяца сошел на нет, и судебное дело смогло получить свое завершение.

Наконец, третьяженщина – глава и вдохновительница криминального акта втроем. Происходя из мещанского сословия полугородской местности, проведя всю жизнь в одном из глухих «медвежьих уголков» Пермской губернии, она, уже будучи вдовой, устраивается в качестве сиделки в госпитале в Перми (дело происходило в период 1922—23 гг). По расформировании госпиталя она в городе никакой работы не находит, уезжает в деревню, где и оседает на разоренном войной хозяйстве своего покойного мужа. У нее двое детей, ей 49 лет. Три года назад начался климактерический период.

Это приземистая атлетическая женщина с изрядным запасом так называемой «народной хитрости», себе на уме, с мужским упорством, злопамятная и озлобленная на свою бедность, вдовство, соблазненная городской жизнью со сравнительно легко добываемым там куском хлеба.

А тут рядом с ней живет портниха, обшивающая всю округу, не нуждающаяся, одинокая...

И созревает план ограбления и (в случае необходимости) убийства этой портнихи, являющей собой живой контраст с преступницей. Последняя подбирает себе двух соучастниц, идет к портнихе, набрасывает на нее аркан и душит, пока сообщницы держат жертву за ноги. Любопытно то, что при дележе награбленного ей, в числе прочих вещей, достаются серьги, которые потом не были обнаружены в ходе самого тщательного обыска. Будучи в заключении, она держится заискивающе, несколько прилипчива, медоточива, лицемерна и лжива. Все время упрямо отрицает ту главенствующую роль, какую она играла при ограблении, то и дело осеняя себя крестным знамением».

           В.А.ВНУКОВ. Женшины-убийцы. (Материалы Московского губернского суда. 1927)

Как видим, во всех трех случаях женская чувственность играла немаловажную роль в преступном поведении этих фурий.

Любые, даже самые унифицированные человеческие стремления, преломляясь в сознании женщины, приобретают совершенно специфическую окраску, источником которой прежде всего служит женская чувственность.

Именно гипертрофированная чувственность является родной сестрой жестокости, в особенности если она имеет либо природные аномалии, либо лишена возможности нормального функционирования вследствие тех или иных обстоятельств.

Вот почему жестокость фурий никогда не бывает столь последовательна и продуктивна, как жестокость мужчин.

–

ИЛЛЮСТРАЦИЯ:

«В преступлении есть что-то жестокое, торжественное, похожее на карательную власть, на религиозное чувство, и это, конечно, пугает меня и в то же время внушает мне – не знаю, как бы это выразить,– чувство удивления. Нет, не удивления, потому что удивление это – нравственное чувство, но умственное восхищение, и то, что я чувствую, имеет влияние только на мое тело, которое оно возбуждает... это точно какой-то толчок, ощущаемый во всем моем физическом существе, в одно и то же время болезненный и восхитительный, болезненное изнасилование моего пола, доводящее до обморока... Без сомнения, это странно, это удивительно, это, может быть, ужасно – и я не могу объяснить настоящую причину этих странных и сильных ощущений – но у меня всякое преступление – в особенности убийство – имеет какое-то тайное отношение к любви... Ну, да, прекрасное преступление захватывает меня, как красивый самец...»

                                                           ОКТАВ МИРБО. Дневник горничной

–

Вот в этом чувственном отношении к преступлению и следует искать внутренние пружины женской жестокости.

Отыскивая скрытые пружины тех или иных явлений, французы обычно говорят: «Шерше ля фам» («Ищите женщину»).

Да, именно ее нужно искать как первопричину мужских преступлений, именно ее нужно искать, имея дело с каким-либо загадочным и – на первый взгляд – безмотивным преступлением.

Безмотивных преступлений не бывает, просто далеко не все они вписываются в стандартные мужские понятия зависти, мести или корысти.

Не претендуя на произнесение нового слова в криминологии, я бы отнес мотивы женских преступлений к двум основным группам или категориям, которые мы рассмотрим на конкретных примерах в следующих главах.

II
ПРЕСТУПЛЕНИЯ ЛЮБВИ

 
«Ко мне опять вливается волною
В окно открытое живая кровь...
Вот, вот ровняется с моею головою
И шепчет: я – свобода и любовь!»
 

                                                                    ФРИДРИХ НИЦШЕ

Как прекрасна влюбленная женщина, и как, в то же время, опасна она для тех, кто имел несчастье вольно или невольно стать препятствием на ее пути к своему добровольному рабству!

...Во времена царствования Людовика XIV жила на окраине Парижа ничем с виду не примечательная женщина, известная в своем квартале как повитуха и как специалистка по искусственному и тайному прерыванию нежелательных беременностей. Звали эту женщину мадам де Войсин.

Все знали, что она принимает роды, далеко не все знали, что она тайно принимает нашаливших на стороне и «подзалетевших» замужних дам, и очень ограниченный круг лиц был посвящен в секрет основного занятия мадам де Войсин – она была предсказательницей.

Ее предсказания отличались ошеломляющей точностью, хотя она всегда оговаривала свое смиренное нежелание вмешиваться вдела Всевышнего.

Эти предсказания имели весьма узкую направленность: они касались исключительно мужей клиенток мадам де Войсин, а если точнее – продолжительности их жизней.

Вовсе не нужно было быть Кассандрой, чтобы понять, что привело в домик на окраине роскошно одетую двадцатидвухлетнюю красавицу с чувственным ртом и лукавыми глазами, которая просила предсказательницу ответить на один-единственный вопрос: сколько еще времени намерен топтать эту грешную землю ее шестидесятилетний супруг?

Мадам де Войсин в подобных случаях прищуривала свои глубоко посаженные глазки и отвечала вопросом на вопрос: «А сколько требуется?»

И они договаривались.

Мадам де Войсин, конечно же, рисковала, но суммы, получаемые ею от нетерпеливых молодых жен пожилых вельмож и преуспевающих торговцев, были настолько внушительными, что изгоняли всяческие страхи.

Кроме того, эти молодые дамы становились соучастницами готовящихся преступлений, а следовательно, также были заинтересованы в неразглашении их общих тайн.

Мадам де Войсин в совершенстве знала технологию приготовления различных ядов, и поэтому планируемая смерть человека, страдающего, например, астмой, ни у кого не вызывала сомнений как смерть вследствие астматического приступа. С соответствующими внешними симптомами умирали больные желудком, печенью или сердцем...

Клиентура мадам де Войсин все расширялась и охватывала уже высшие придворные круги. Клиентками отравительницы-прорицательницы была и герцогиня де Буиллон, и мадам де Монтеспан, и графиня де Суассон...

Спрос на «порошок успеха» все возрастал, и мадам де Войсин буквально с ног сбилась в поисках нужного исходного сырья.

А в это время в Париж приезжают два ловких авантюриста– алхимика, итальянец Эксили и немец Глассер. Оставив бесплодные попытки превращения меди в золото, они смекнули, что в столице Франции можно гораздо скорее и вернее разбогатеть, изготавливая яды на заказ, тем более что – выражаясь современным языком – рынок там в ту пору был далеко не насыщен. И вот Эксили, Глассер и мадам де Войсин создают нечто вроде концерна заказной смерти.

Вскоре концерн достиг подлинного процветания, но над ним уже начинают сгущаться тучи. Азартный итальянец Эксили, когда подвернулся подходящий случай, решил заработать один, без участия компаньонов, но попался с поличным и был заключен в Бастилию. А за несколько дней до этого маркиза де Бринвильер, супруга командира одного из полков королевской гвардии, была застигнута вместе с гвардейским капитаном де Сан-Круа в виде и позе, не оставляющими сомнений в нарушении ею супружеского долга. Обманутый муж не нашел ничего лучшего, чем пожаловаться тестю на поведение его дочери. Тесть, граф де’Олро, один из приближенных Людовика XIV, без труда добывает королевский ордер на арест капитана де Сан-Круа, и любовник его дочери оказывается надежно упрятанным за толстыми стенами Бастилии.

Судьбе было угодно распорядиться таким образом, что капитан оказывается в одной камере с отравителем Эксили. Сокамерники, естественно, рассказали друг другу о своих злоключениях.

В это время маркиза де Бринвильер, изнемогавшая от любовного томления и кипевшая жаждой мести, ухитряется передать письмо своему любовнику. Тот в ответном письме указывает адрес мадам де Войсин...

Через некоторое время скоропостижно умирает отец маркизы, граф де Олро, двое его сыновей и младшая дочь. Маркиз де Бринвильер каким-то чудом остается в живых.

Происшедшее никак нельзя было отнести к разряду случайных, и начинается расследование. Мадам де Войсин арестована. Ее допрашивают в страшной Горячей палате, которая славилась способностью развязывать самые упрямые языки. Там мадам де Войсин встречается с маркизой де Бринвильер. Ее дело рассмотрели довольно быстро, и в апреле 1679 года она была сожжена на костре. Правда, в знак уважения к высокому титулу, ей предварительно отрубили голову, а потом уже отправили тело на костер.

А следствие продолжалось. Пришлось давать показания и двум племянницам кардинала Мазарини, и герцогине де Буиллон, и графине де Суассон, и многим другим высокопоставленным и любвеобильным дамам. Круг клиенток мадам де Войсин оказался настолько широк и настолько затрагивал высшие придворные сферы, что Людовик XIV постарался замять этот громкий скандал.

В результате на костер пошли только мадам де Войсин и двое ее слуг (разумеется, без предварительного обезглавливания).

КСТАТИ:

«Любовь! В каких только безумствах не заставляешь ты нас обретать радость».

                                                                                            СТЕНДАЛЬ

Следующая история чисто женского преступления на почве любви произошла в середине XIX века в шотландском городе Глазго.

Тогда, в 1855 году, девятнадцатилетняя дочь местного архитектора, мисс Маделейн Смитбыла своего рода украшением средних слоев городского общества и объектом повышенного внимания потенциальных женихов, которых она не воспринимает всерьез, так как рассчитывает на некоего принца, который воплотит ее честолюбивые мечты.

Но случилось так, что в Глазго приезжает молодой француз Пьер Эмиль Л’Анжелер, его представляют мисс Маделейн, и она безоглядно влюбляется в него, вмиг забыв о своих притязаниях на богатство и славу. В этом плане тут было не на что рассчитывать, потому что Л’Анжелер был беден и жил лишь на мизерное жалованье клерка торгового дома. Но это обстоятельство не помешало Маделейн потерять голову от красавчика-француза.

Вначале их роман носил сугубо эпистолярный характер, но по– своему бурный. Они писали друг другу по нескольку писем вдень, как, впрочем, было принято в ту целомудренно-викторианскую эпоху.

На этой стадии роман держался в секрете, и о нем знали лишь двое посторонних: романтически настроенная старая дева,– знакомая Л’Анжелера,– мисс Перри и одна из служанок Маделейн.

Весной 1856 года эпистолярная стадия естественно переходит в сексуальную, что, однако, не повлияло на интенсивность переписки, которая теперь отражает не только платонические, но и вполне телесные впечатления от общения друг с другом. В письмах они называют себя мужем и женой, что по факту половой близости и по законам Шотландии можно было воспринимать как реальность. Обсуждалась и возможность тайного бегства, но ввиду того, что жалованье «мужа» составляло лишь 10 шиллингов в неделю, а «жена» полностью зависела от родителей, эта возможность едва ли могла быть реализована.

В то время семья Смитов занимала угловой дом на Блитсвудской площади. Окна спальни Маделейн располагались немного ниже уровня тротуара со стороны боковой улицы, и одна из оконных ниш служила любовникам почтовым ящиком в те дни, когда у них не было возможности видеться непосредственно в спальне.

А над квартирой Смитов жил некий преуспевающий торговец, который уже давно оказывал знаки внимания своей очаровательной соседке. Звали этого джентльмена Вильямом Миннохом. Маделейн вначале упорно не замечала его ухаживаний, а потом, спустя некоторое время после начала своей связи с молодым французом, вдруг сменила гнев на милость.

Эта девушка, видимо, обладала достаточно холодным рассудком и не смешивала такие понятия как «цель» и «средство», поэтому сексуальные радости с Л’Анжелером не могли перевесить безрадостной перспективы стать женой мелкого клерка.

И она вместо мелкого клерка выбирает крупного торговца.

28 января 1857 года Маделейн в присутствии своих родителей дает согласие стать супругой мистера Вильяма Минноха.

Вот здесь, по сути, и берет свое начало та часть этой истории, над загадкой которой безуспешно ломали головы психологи и юристы второй половины XIX столетия, истории, сделавшей мисс Маделейн Смит на долгие годы объектом всеобщего внимания, а судебный процесс над ней – особым прецедентом британского судопроизводства.

Начало этой истории кажется нам сейчас, в конце XX века, совершенно банальным, однако тогда, в 1856 году, в викторианской Англии, девушки из благополучных семей не расставались с невинностью до брака, а если это и происходило, то в силу совершенно особых обстоятельств, таких, например, как безумная, испепеляющая любовь.

Но если предположить подобное в варианте мисс Маделейн, тогда для нее не должно было иметь никакого значения такое прозаическое соображение как материальный статус Л’Анжелера. Она ведь с самого начала их знакомства знала, что он беден, что у него нет никаких перспектив поправить свое материальное положение, а следовательно, как девушка прагматичная, она не могла планировать супружескую жизнь с этим человеком.

Тогда что же остается? Нерассуждающая страсть? Но ее поведение говорит об обратном. Просто похоть? Но ее можно было удовлетворить (если уж не было истинной любви к Л’Анжел еру) хотя бы с тем же Вильямом Миннохом, который на правах жениха, наверное, не отказался бы «снять пробу». Здесь, правда, тоже могли возникнуть этические сложности, но все-таки меньшие, чем при неоспоримых доказательствах «порочности» новобрачной.

Но вернемся к этой нашумевшей истории.

Итак, 28 января Маделейн становится официальной невестой мистера Минноха, не поставив об этом в известность своего «мужа». Смутные слухи об ухаживаниях торговца долетали до ушей Л’Анжелера, но он не придавал им особого значения.

Но вот 30 января он получает записку от Маделейн, в которой та просит как можно скорее вернуть все ее письма к нему.

Л’Анжелер сопоставляет эту просьбу со слухами о торговце и приходит к вполне естественному выводу. В ответной записке он обвиняет свою «жену» в вероломстве и заявляет, что если и придется кому-либо отдать ее письма, то только ее отцу.

Представив возможную реакцию своего благонравного отца, Маделейн приходит в ужас. Ее вторая записка уже не содержит в себе никаких требований, а лишь просьбу увидеться для переговоров.

Л’Анжелер отвечает отказом.

Третья записка Маделейн изобилует эпитетами типа: «мерзавец», «негодяй» и «шантажист».

Эти обвинения были совершенно беспочвенны. Как выяснилось в ходе следствия, получив эту записку, Л’Анжелер сказал своему приятелю Т. Кеннеди: «Мне не нужны ни деньги, ни месть. Мне нужна она; и поэтому я никогда не отдам эти письма»,– и добавил, немного помолчав: «Том, она принесет мне смерть!»

Переписка продолжается. В письмах Маделейн Л’Анжелер вновь становится ее «любовью», «ласковым, милым и единственным».

12 февраляЛ’Анжелер сообщает мисс Перри о том, что через неделю, девятнадцатого, у них с Маделейн назначено любовное свидание.

Хроника дальнейших событий развивалась следующим образом:

19 февраля. Вечером Л’Анжелер уходит, взяв с собой ключ и предупредив домовладелицу о том, что вернется очень поздно.

20 февраля. Утром домовладелица обнаруживает своего квартиранта корчившимся на полу от невыносимых болей в желудке.

В своем дневнике, который суд почему-то не счел нужным зачитывать, Л’Анжелер написал: «Четв., 19. Виделся с Мими, но очень недолго – недомогание, сильные боли в желудке».