Текст книги "Подвиг продолжается"

Автор книги: Валериан Скворцов

Соавторы: Виталий Мельников,Николай Лысенко,Владимир Гольдман,М. Кононенко,Василий Гуляев,Ефим Гринин,Анатолий Евтушенко,Василий Юдин,Владимир Кошенков,Вениамин Полубинский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 28 страниц)

Короткие встречи

Остановив попутную машину, Русов направился в поселок Богдановку. Немолодой шофер неторопливо рассказывал ему:

– Тут везде камень добывают. Карьеры. Поселок молодой. Только выстроили его черт те где – на бугре, когда речка рядом. Красоту им, что ли, надо было. Никак не пойму. Будто в старину люди меньше соображали, когда строились около воды.

Поселок не только молодой, но и растущий. Шлакоблочные двухэтажные здания городского типа выглядят великанами среди маленьких домиков, побеленных на украинский манер. Под окнами и вдоль заборов тополя и акации, а во дворах фруктовые деревья. Некоторые хатки буквально тонут в густых зарослях.

Алексей шагает по улице, разыскивает дом, в котором живет Шорц. Но вот беда, на многих домах совсем нет дощечек с номерами, или их не видно за густой зеленью. И как тут почтальон разбирается!

Около магазина на скамейке сидят две пожилые женщины, о чем-то судачат. Алексей здоровается, садится рядом. Начинается разговор о том, о сем, о погоде, о ценах на базаре. Однако собеседницы оказались с другой улицы и не знают, как здесь идут номера домов.

У забора покуривает высокий худощавый парень, прислушивается к разговору. Когда женщины ушли, подсел к Русову.

– А вы, простите, кто будете? – спросил он с добродушным любопытством.

– Я-то? Приезжий.

– Откуда?

– Из Саратова, – не задумываясь, ответил Алексей.

Парень помолчал, подумал и принялся объяснять, как идут номера.

Вот и дом № 22, широкий, приземистый, с тремя окнами на улицу. Ни во дворе, огороженном высоким штакетником, ни в окнах дома Алексей никого не приметил. Прошел мимо. Сразу заходить не решился: предосторожность не помешает.

Выручила девочка лет шести. Она чертила классы на притоптанной земле.

– Тебя как звать, дочка? – спросил Алексей.

Девочка, сидя на корточках, подняла голову, посмотрела с любопытством. Дяденька глядел ласково и машинально рисовал хворостинкой забавные кружки на пыльной стежке. Это внушило доверие, и девочка разговорилась. Зовут ее Лелей, живет она с папой, мамой и дядей Петей. Никакой тети Ани у них нет, и дядя Петя вовсе не женатый. Работает он в карьере и приходит домой в четыре часа.

Необходимость идти в дом сама собой отпала, и Алексей отправился в карьероуправление. Оно размещалось в длинном одноэтажном здании. Русов шел по коридору и читал на дверях кабинетов: «ПТО», «ОТЗ», «Бухгалтерия». А вот и «Отдел кадров».

– Разрешите? – заглянул он в дверь.

– Да, да. Само собой, заходите, – услышал Алексей в ответ и увидел за столом чернявого мужчину лет тридцати пяти, который мельком взглянул на вошедшего и опять уткнулся в бумаги...

Быстро дописав фразу, он поднялся из-за стола, протянул руку:

– Ну, здравствуйте.

Через несколько минут Алексей уже знал, что это начальник отдела кадров. Фамилия его Фролов. Он же – секретарь партийной организации, и к нему ежедневно приходят десятки людей.

Он привык разговаривать со всеми начистоту, простецки и Русова встретил как старого-престарого знакомого. Когда Алексей отрекомендовался, Фролов удивленно посмотрел на него, потом глянул на удостоверение и забеспокоился:

– Случилось что-нибудь?

– У вас работает Шорц Петр Яковлевич. Он меня интересует.

Быстрые карие глаза Фролова остановились в недоумении. Так и казалось, что он сейчас спросит: «А это не ошибка»?

Пришлось успокоить, что Шорц ни в чем не обвиняется, и Русову надо просто побеседовать с ним по одному важному делу.

– Фу ты, напугал, – откровенно признался Фролов и тут же рассказал о причине своего волнения.

Дело в том, что Шорц, поступив на работу, сразу же попал в бригаду коммунистического труда, которая перевыполняет план по всем показателям, держит переходящее Красное знамя и не просто славится, а прямо-таки гремит по карьероуправлению. Народ в бригаде дружный, молодежь в основном, все учатся и в быту ведут себя достойно. Шорц оценил доверие, подтянулся и старается не отстать. Он самый пожилой в бригаде, но держится стойко, поступил учиться на вечерние курсы повышения квалификации. Завком обещал в ближайшее время дать Шорцу квартиру, и в бригаде подшучивают: «Тогда и свадьбу справим!» И эти шутки, очевидно, не без основания.

Чтобы окончательно рассеять сомнения Фролова, Алексей сказал:

– Могу поговорить прямо здесь, в вашем присутствии. Организуйте только, чтобы вызвали его.

Не прошло и получаса, как в кабинет вошел высокий худощавый мужчина в брезентовой спецодежде, поздоровался за руку с Фроловым, а Русову кивнул в знак приветствия. Фролов объяснил Шорцу, что тот понадобился не начальнику отдела кадров и не секретарю парторганизации, а приезжему работнику милиции.

Шорц сразу весь напрягся, посмотрел на Русова из-под нависших бровей, как на врага.

«С чего это он?» – подумал Алексей и начал издалека.

– Вы сами понимаете, Петр Яковлевич, что ваше положение здесь, как члена бригады коммунистического труда, обязывает вас ко многому. Прошу вас быть со мною откровенным.

– Спрашивайте без предисловий, – хрипло вымолвил тот. Алексей заметил, что его руки с узловатыми пальцами нервно вздрагивают.

– Меня интересует, приезжала ли к вам бывшая сожительница Анна Ивановна Лещева.

– Опять эта гадина! – закричал Шорц неистово. – Так и знал, что она! – Он яростно вскочил со стула, заметался по кабинету.

Фролов кинулся его успокаивать.

– Ничего, пройдет, – тихо проговорил Русов.

– Сколько это может тянуться! Чего ей надо, гадюке? – продолжал неистовствовать Шорц. – Надо было раньше задушить ее!

– Петр Яковлевич, имейте в виду, – сказал Алексей твердо, – я вас ни в чем не обвиняю.

– А я и не боюсь ваших обвинений! Я ни в чем не виноват! Я честно живу, пусть люди скажут. А что было... Эх! Но сколько же это может продолжаться! То из Ростовского КГБ приезжали, интересовались, то вы опять. А я хочу жить спокойно, никого не трогать и не перед кем не держать ответа!

Мало-помалу Шорц успокоился и сел на прежнее место.

– А при чем тут КГБ? – спросил Алексей после некоторой паузы.

– Она все, змея подколодная. Наговорила им, что я чуть ли не шпион иностранный... Ух, гадина!

– Когда это было?

– Прошлой осенью. Вскоре после того, как отсюда уехала.

– И долго здесь жила?

– Чего ей тут долго делать? Она же в карьер не пойдет работать, не такого полета. Приезжала ко мне: «Давай сойдемся». Хотела сразу в загс потащить. Но я знаю ее, давно раскусил. Наверное, понадобилось фамилию сменить, а там ищи ветра в поле.

– Вещей никаких не привозила?

– Как не привозила. Были при ней вещи, да разве я смотрел? Помнится даже, она хвалилась, что какую-то простофилю околпачила.

– Никому ничего не продавала?

– Черт ее знает. Мне хотела часы подарить. Да я в шею выгнал ее и часы чуть не швырнул об пол.

– А где эти часы?

– Не знаю. Она забрала.

Сообщение Шорца Алексей выслушал с большим вниманием. Он подробно расспросил Шорца о том, куда Лещева уехала, где жила до войны и после войны, есть ли у нее родственники. Но Петру Яковлевичу известно было немногое. Он ушел, тяжело ступая, будто его придавило какое-то горе.

Алексей коротко рассказал Фролову о бывшей жене Шорца, на всякий случай намекнул, что у нее могли быть чужие вещи и не исключено, что она их продавала в Богдановке.

– Это мы, само собой, проверим, – подхватил Фролов, – я поговорю со своими. У меня их тут половина поселка.

Алексей поблагодарил Фролова и, простившись, направился в гостиницу. Беседа с Шорцем окончательно убедила его в том, что Малинина стала жертвой преступных махинаций Лещевой, и он решил возбудить уголовное дело.

...В маленьком домике, именуемом «гостиницей», три комнаты: две для приезжих, а в одной живет «хозяйка гостиницы», как все называют тут пожилую женщину, которая является и заведующей, и уборщицей, и администратором. Остроносая, с остренькими глазками, она не упустит случая поболтать с приезжими. Как увидела, что Русов уселся на диван, затараторила, будто целый год ни с кем не разговаривала. Да, она помнит, что в прошлом году приезжала высокая черноглазая женщина. Но вот сколько у нее было чемоданов? Один? Два?

Продавала ли Лещева вещи – она не знала, но уверяла, что к высокой женщине заходила молодуха, которую звать Галиной, и они о чем-то шушукались. Живет она на окраине поселка.

Сведения, конечно, не очень достоверные и, может быть, не очень ценные, но все-таки какая-то зацепка есть, и Алексей сразу же ухватился за нее.

Галину он разыскал без особого труда. Та направила Русова к своей подруге Марии, которая, в свою очередь, отослала его к соседке Клавдии. И вот Алексей в тесной хате-мазанке, кое-как заставленной скромной мебелью: две детские кровати допотопного производства, у стены деревянная скамья, небольшой столик и несколько табуреток. Никаких дорогих вещей. Сразу видно: хозяйка одинокая, с детьми, и живет скудно. А вот и она. Худощавая, лет тридцати, с длинными тонкими руками и озабоченным лицом. На вошедшего смотрит недоверчиво.

Алексей знает, что купленные с рук вещи неохотно показывают посторонним – могут оказаться крадеными.

– В прошлом году у приезжей женщины вы купили платье. Покажите его, – говорит Алексей.

Хозяйка смотрит на Русова и часто моргает, словно не понимает, о чем речь. Потом подходит к старенькому сундуку, роется в белье и наконец достает аккуратно сложенное голубое платье. По описи вещей Алексею известно, что у Малининой было такое платье, но это ли?

Русов берет его и начинает рассматривать. Вертит перед глазами и так, и этак, как щепетильная покупательница в магазине «Женская одежда».

– Придется изъять, – говорит он и садится писать протокол.

– Ой, боже мой! – только и может вымолвить хозяйка, всплеснув руками.

Алексей все понимает. Живет женщина без мужа, с детишками, туго ей приходится, кое-как скопила деньжонок и за полцены приобрела обновку. А теперь должна отдать.

Алексей мог бы сказать без всяких сантиментов: «Не покупай краденое», но он этого не говорит. Юридически женщина имеет право предъявить иск к той, которая продала ей краденое, но практически он знает, что хозяйка не получит этих денег. Ей некогда хлопотать, подавать исковое заявление. Да и будет ли еще с кого взыскать?

Как ни жаль эту женщину, а платье пришлось изъять. Тут же Алексей пошел на почту, запаковал его и отправил в Сыртагорск. Пусть предъявят для опознания матери Малининой.

Выйдя на улицу, Алексей увидел Шорца. Высокий, угловатый, он шел от гостиницы через улицу, поднимая сапожищами клубы желтой пыли. Шорц тоже заметил Русова, круто повернулся и стремительно зашагал навстречу.

– А я вас ищу, товарищ начальник. Вчера распсиховался и как дурак лез на стенку, все из памяти вылетело. Ночь не спал и вспомнил. Только никак не могу вспомнить...

Алексей рассмеялся:

– Как это: «вспомнил» и «не могу вспомнить»?

– А вы погодите, не путайте. Я знаю, что говорю. Вспомнил, что до войны Анна жила в каком-то волжском городе, не то в Саратове, не то в Сталинграде, а может, в Куйбышеве. Но запамятовал, в каком из них. А жила, это точно. Сама говорила.

Встреча с Шорцем мало что прибавила к делу, но Алексей с большим удовольствием выслушал его.

Весь следующий день Русов ходил по поселку, расспрашивал, не покупал ли еще кто вещи у Лещевой, но безрезультатно. Найдено всего лишь одно платье. Неужели это все? Не может быть!

А почему не может? Разве не могло платье Малининой случайно оказаться у Лещевой?

Где же Малинина?

Из гостиницы Русов заказал телефонный разговор с Москвой: вдруг Зыков уже выяснил, какая Малинина шестого сентября вылетела в Адлер.

«Хозяйка гостиницы» куда-то ушла, жильцов не прибавилось; в комнатах никого. Алексей, засунув руки в карманы, ходит вразвалку между коек, томится от безделья, ждет. Наконец, звонок. Берет трубку. Слышит спокойный с насмешливой интонацией басок Ивана Гавриловича. Тот нарочно испытывает терпение Алексея, рассказывает о дождливой погоде в Москве, спрашивает, не загорает ли Русов под южным солнцем.

– Нет, не загораю, – говорит в трубку Алексей, – просто горю... Что сообщают из Сочи?

– Пришел ответ самый положительный.

– Какой положительный?

– Нашли Малинину, отдыхала в санатории «Светлана». Коренная москвичка, сорока пяти лет...

– Иди ты к черту!

– Он меня не примет. Я же из МУРа, безгрешный... в общем, искать тебе надо свою барышню. Желаю успеха. Будешь в Москве, забегай.

Погасла еще одна надежда, что Вера Малинина находится где-то в районе сочинских курортов.

Вечером в гостиницу пришел Фролов. Алексей сидел у стола, на котором беспорядочно лежали бумаги, подбирал протоколы один к одному и, морща лоб, старательно подшивал их к делу.

– Дернуло меня взять эту иголку. Не нашлось потолще. Все пальцы исколол, – ругался он, кивком приглашая Фролова присаживаться.

– Секретаршу надо с собой возить, – пошутил Фролов, но тут же сдвинул брови: – Вот, наш рабочий купил, – он положил перед Алексеем часы. – Я показывал Шорцу. Само собой, признал. Эти самые дарила ему бывшая женушка.

Русов повертел в руках часы. Марка та же, которая указана в описи вещей Малининой. Посмотрел на Фролова и укоризненно покачал головой:

– Что же ты, дорогой товарищ, наделал. Надо было изымать по всем правилам науки, а теперь это не будет иметь юридической силы.

Фролов озорно блеснул цыганскими глазами.

– Игнат, иди сюда! – крикнул он.

В комнату вошел высокий парень, смущенно улыбаясь, поздоровался.

– Вот и оформляй по науке. Он купил, – сказал Фролов, довольный, что оказался на высоте в таком важном деле, и сел поодаль в ожидании, пока Русов окончит процедуру изъятия часов.

Когда Алексей кончил писать, за окном было уже совсем темно, а свет лампочки над столом, казалось, разгорелся еще ярче. Игнат попрощался и вышел.

– Я хоть и не встречался с Лещевой, но она, видать, женщина дошлая, – заговорил Алексей, как бы продолжая начатый разговор, и рассказал Фролову о ее прежних похождениях, заключении, колдовских замашках.

– Гуманничаем мы с такими! – горячился Фролов. – Деликатно обходимся.

– Нельзя иначе. Нужны доказательства. Возьми хоть это дело. Вещи-то она здесь продавала. А где их взять?

– Найдем, само собой!

– К сожалению, я не могу задерживаться, – проговорил Алексей.

– Можете на меня положиться. Сделаю все, как надо.

За разговором засиделись допоздна. Алексей вышел на крыльцо проводить Фролова. Над Богдановкой – тихая звездная ночь, только звезды мелкие, не такие яркие, как на родине Алексея.

– Видали, какое изобилие, – сказал Фролов, окидывая взглядом небо, – кажется, куда бы ни полетел космический корабль, само собой, наткнется на звезду.

Потом крепко пожал Алексею руку и ушел в темноту.

До районного центра Русов добрался на шатком скрипучем автобусе. Было около одиннадцати дня, солнце еще не очень пекло, хотелось побродить по улицам, размять затекшие ноги, познакомиться с городком, но Алексей слишком дорожил временем, чтобы транжирить его на прогулки. Войдя в отделение милиции, он прошел мимо дежурной комнаты и в коридоре увидел несколько человек, толпившихся около двери с табличкой: «Начальник РОМ».

– За нами будете, – бросил кто-то. Но Алексей не обратил внимания, открыл дверь и шагнул в кабинет.

– Не видите, что занят? – встретил его хриплый голос.

За столом сидел пожилой тучный майор с несколько обрюзгшим и усталым лицом. Русов подал ему свое служебное удостоверение. Майор мельком взглянул на него.

– Присядьте. Сейчас, приму людей, – и обратился к высокому мужчине, стоявшему около: – Разберемся. А заявление оставьте.

Алексей опустился на стул и, пока майор выслушивал посетителей, давал указания своим сотрудникам, терпеливо ждал, посматривая в окно на залитую солнцем улицу, где одна за другой проходили машины, поднимая клубы серой пыли.

– Кажется, все, – наконец промолвил майор.

Русов рассказал существо дела, которое привело его сюда, подал опись вещей Малининой и попросил принять меры к их розыску. Майор прочитал, подумал и, отодвинув на край стола опись, сказал:

– Вот и хорошо, что сам приехал. Занимайся.

Алексея покоробило.

– Но вы обязаны помогать...

– Гм, обязаны. Знаю. А кому поручу? Один опер в отпуске, другой на учебе, третий кражей занимается. Магазинчик тут у меня ковырнули. Вот и все помощники.

– Это уж ваше дело, кому поручить. А я задерживаться не могу, надо ехать, пока следы теплые. Серьезно прошу, вещи надо разыскать. В Богдановке вам Фролов поможет. Знаете такого?

– Кого я не знаю, только своих дел по горло, а тут еще...

Они помолчали. Русов думал о майоре, который сперва показался толковым человеком, хотя и с несколько грубоватыми манерами, а теперь перед Алексеем сидел упрямый и своенравный начальник, который печется лишь о благополучии своего отделения, а на дела других ему наплевать.

– Я в Ростов еду, – заговорил Алексей сдержанно, – придется доложить начальнику управления. Пусть он разъяснит вам, как надо относиться к требованиям и запросам других органов.

Майор поднял на собеседника глаза – хмурые и немного удивленные.

– Можешь на меня наговорить там, что угодно, – вздохнул он, – только от этого оперативных работников в отделении не прибавится. Поручу участковому, пусть ищет...

И хочется закурить

В кабинете на третьем этаже – строгая деловая тишина. На полу ковровые дорожки, на окнах полуоткрытые портьеры из плотной ткани, за окном квадрат лазурного ростовского неба. К массивному столу, на котором громоздится старинный письменный прибор, приставлены два кожаных кресла. На стене большой портрет Дзержинского, в углу – тяжелый сейф. Алексей утопает в одном из кресел и внимательно слушает.

За столом сидит мужчина с моложавым лицом и тронутыми сединой висками. Он чисто выбрит, тщательно причесан – волосок к волоску. Его костюм из серого габардина старательно отутюжен, голубой галстук завязан маленьким тугим узлом. Сразу видно – аккуратист. На столе нечего лишнего. Справа – какое-то перевернутое дело, слева – журнал «Новое время» на английском языке. В чернильном приборе каждая стоечка, каждая крышечка на месте. Наверное, и в столе у Оленина идеальный порядок: скрепки в коробочке, карандаши лежат стопочкой, заточенные, каждая бумажка в своей папке. «Это не то, что у меня иногда», – думает Алексей.

Оленин говорит вполголоса с характерными жестами и выразительными интонациями.

– Да, да, приводил. Долго я с нею беседовал. Она оказалась не очень эрудированной женщиной, но изворотливая, экспансивная, голыми руками не возьмешь. Впрочем, расскажу все по порядку, для вас это небезынтересно.

И Алексей услышал историю, которая действительно оказалась чрезвычайно важной.

В середине сентября прошлого года в нотариальной конторе Ростова-на-Дону появилась высокая женщина средних лет со скуластым лицом и большими черными глазами. Соломенная шляпка, цветное из легкой ткани платье, изящная сумочка и легкий зонтик – все это придавало ей вид нарядный и в то же время скромный. Она протянула в окошечко документы и почтительно произнесла:

– Заверьте, пожалуйста, копию с моего свидетельства об окончании фельдшерско-акушерской школы.

Нотариус, пожилой человек, посмотрел на копию, потом на свидетельство, протер очки, еще раз посмотрел и буркнул:

– Обождите, гражданка Лещева, – и вышел в соседнюю комнату.

Лещева, обеспокоенная недружелюбным взглядом нотариуса, через секунду-другую ушла бы без документов, но нотариус вернулся и примирительно сказал, не глядя на посетительницу.

– Посидите, сейчас сделаем.

Все же, подозревая неладное, Лещева собралась было уйти, но в нотариальную контору вошел милиционер, взял документы и вежливо пригласил Анну Ивановну в машину.

Дежурный по райотделу милиции старший лейтенант Курновой посмотрел на бумаги, сдвинул фуражку на лоб, криво усмехнулся:

– Придется вас, гражданочка, допросить. Явная подделочка.

А гражданочка вдруг заморгала глазами, сморщилась, всхлипнула, умоляюще взглянула на дежурного, еще раз всхлипнула, повалилась грудью на стол и залилась слезами навзрыд.

Дежурный наряд милиционеров, находившийся здесь же, и старший лейтенант Курновой смотрели на нее и не могли понять причину столь неожиданного нервного приступа.

– Что с вами?

Женщина продолжала рыдать.

– Да скажете вы, наконец, в чем дело? – прикрикнул Курновой.

– Я несчастная, такая несчастная! – сквозь всхлипывания заговорила она. – Только не могу я вам здесь при всех говорить.

Старший лейтенант проводил ее в отдельный кабинет, усадил на стул, подал воды, и она понемногу успокоилась.

– Это не я сделала, не я! Это муж. Он у меня настоящий изверг, издевается надо мною, бьет... И вообще он занимается какими-то подозрительными делами, по ночам слушает заграничное радио, куда-то уезжает тайком, к нему какие-то темные личности приходят, шепчутся. Недавно он взял мое свидетельство и отдал какой-то женщине, а потом вернул через несколько дней с подчистками. Кто-то воспользовался им.

– А кто ваш муж?

– Шорц. Петр Шорц. Он Живет в Богдановке, где карьеры. Знаете, наверное?

Курновому ничего не оставалось делать, как написать подробный рапорт и доложить о случившемся начальнику райотдела. На рапорте дежурного появилась косая резолюция:

«Передать в КГБ».

– Такую же сцену она разыграла и передо мною, – рассказывает Оленин. – Пришлось ее подробно опросить. Задерживать, конечно, я не стал, нет оснований. Но документы на всякий случай положил в сейф.

– А насчет Малининой, – продолжил Оленин, – никакими сведениями мы не располагаем. И Лещева, как помнится, даже не упоминала этой фамилии.

«Очевидно, Малинина и не доехала до Ростова, – с облегчением думает Алексей. – А где она, знает только Лещева».

Он с интересом рассматривает документы. Вот свидетельство об окончании фельдшерско-акушерской школы. Чье оно? Там, где написано: «Лещева Анна Ивановна», заметны следы подчистки или травления. Печать – не полный круг. Чья-то небрежная рука пришлепала ее так, что название города оказалось за кромкой бланка, можно лишь прочитать последние буквы «ская». Вот и гадай: «Московская», «Одесская» или еще какая-нибудь другая школа. Следующий лист копия свидетельства, написанная рукой Лещевой. Дальше – рапорт Курнового с резолюцией начальника.

– Документы можете взять, – говорит Оленин.

В управлении охраны общественного порядка Алексей сразу же направился в оперативно-технический отдел.

В кабинете за столом сидела женщина в кителе с погонами старшего лейтенанта.

– Вы эксперт? Я не ошибаюсь? – с ходу заговорил Алексей. – Извините, не знаю, как вас звать.

– Не важно, – женщина поднялась. – А в чем дело?

– Нужна срочная экспертиза. Понимаете – срочная. Дайте заключение, кому принадлежало это свидетельство.

У женщины худое заострившееся лицо – длинный нос, тонкие губы, пытливые глаза. Она молча берет документ, просматривает его на свет и уходит в лабораторию, накинув на плечи белый халат.

Алексей ждет в кабинете, то и дело посматривая на часы. Проходит двадцать минут, тридцать, час. Алексей начинает нервничать. Еще через полчаса эксперт выходит. По ее скучному лицу Алексей догадывается, каковы результаты экспертизы.

– Сделала все. Прежнюю надпись восстановить невозможно. Сильно вытравлено и снят верхний слой.

В конторе Алексей останавливается у окна. Чтобы не размякнуть, подтрунивает сам над собою:

– Хорошо, хорошо. Это тебе в отместку, чтоб не был слишком самоуверенным.

Он бредет в дежурную часть управления. Еще вчера Алексей послал телеграммы в адресные бюро Волгограда, Саратова и Куйбышева, не проживает ли там Лещева. Не пришел ли ответ?

Русова встречает дежурный инспектор – франтоватый старший лейтенант Дерябин, сияющий, как люстра. Пуговицы на кителе отражают солнечные лучи, падающие из окон, зеркальный блеск сапог, из-под козырька фуражки русый завиток торчит. Алексей познакомился с ним в день приезда.

– Рад видеть, товарищ капитан, – Дерябин пожимает руку.

– Мне телеграммы не было?

– Пока нет...

Настроение у Алексея хуже не придумаешь. До сих пор тянулась ниточка, и он шел, уверенный, что она ведет к Малининой, к Лещевой, а тут вдруг оборвалась. Найдется ли другой конец? Вполне вероятно, что Лещева могла окрутить какого-нибудь простофилю и сменить фамилию. Хорошо, если брак зарегистрировали в Ростове, а то ведь могли в другом городе, в любом райцентре. Попробуй проверь все загсы!

Алексей выписывает адреса районных загсов, обдумывает, с какого конца города удобнее начать поездку, и отправляется в гостиницу.

Потом – светлая комната загса, цветы, дорожки. Алексей сидит у окна и сосредоточенно листает, листает... и ничего не находит. То же самое в другом загсе, в третьем...

Вечером снова в дежурную часть. Есть телеграмма из Саратова:

«Лещева Анна Ивановна прописанной не значится».

Следующие два дня не приносят ничего нового. Из Куйбышева тоже сообщают, что Лещева не значится. Алексей другого и не ждал. Машинально сует телеграмму в карман.

В гостиницу приходит разбитый, будто весь день таскал кирпичи. Сбрасывает ботинки, снимает пиджак и валится на кровать поверх одеяла.

Настроение мрачное. Нельзя же до бесконечности вдохновлять себя одним воображением да собственными каламбурами. Столько пройти, не теряя из виду Лещеву, и вдруг – пустота. Что делать? Возвращаться в Сыртагорск? Сказать начальнику, прокурору, товарищам: «Неспособен. Напрасно понадеялись. Пошлите другого, более находчивого...» Так?

Нет, этого он допустить не может. Ведь отдать другому – значит затянуть розыск. Новому работнику надо знакомиться с делом, изучить обстановку, изучить характеры людей, тратить дни, недели, а разыскиваемые будут отдаляться...

Как скверно все складывается! Удачно начатое дело на грани провала. Нетерпение охватывает его. Перед глазами всплыло озабоченное лицо жены Машеньки и сына Андрюшки. Даже дыхание перехватило! Сейчас бы сорваться с места, стремглав из гостиницы на аэродром и улететь бы на первом же самолете домой! Но Алексей берет себя в руки. «Какой же я оперативный работник: неудача – и уже нервы не выдерживают». Он ходит по комнате, напряженно думает. Эх, сейчас бы закурить! А еще говорят, что стоит не покурить неделю-другую – и охота к куреву пропадет. Ерунда!

А, собственно, чего ему мучиться? В буфете же есть папиросы. Он выбегает из комнаты, спускается на второй этаж, идет по коридору. Мелькает мысль: «А может, не следует? Хоть бы буфет был закрыт».

Но буфет в гостинице оказался открытым.

– Дайте, пожалуйста... – Алексей скользнул взглядом по бутылкам, по пачкам папирос, по коробкам с конфетами и печеньем, – пожалуйста, бутылку «Жигулевского».

То ли от того, что освежился холодным пивом, то ли от сознания маленькой победы над собой мысли заработали яснее, спокойнее и понемногу в голове стал складываться новый план действий, созревало новое решение.

В Ростове делать больше нечего. Все, что можно было проверить, он проверил. Надо возвращаться домой.

Итак, решено! Утром Алексей оставляет в Ростовском уголовном розыске подробное требование о продолжении розыска Лещевой и проданных ею вещей – и прощай город больших неудач.

А утром...

Вы верите в судьбу? Нет? А Алексей Русов, представьте себе, поверил. Да, да, ему сопутствует счастливая звезда, и тому есть веские доказательства.

Когда утром Русов пришел в управление, инспектор-дежурный подал ему телеграмму из Волгограда.

Алексей читает:

«Лещева Анна Ивановна значится прописанной...»

И адрес есть, хорошо.

Как тут не поверить в чудеса!

Это сообщение так ошарашило Алексея, что он не сразу нашел, что сказать. Стоит столбом и глядит на дежурного. И вид у него в этот момент был, наверное, до того презабавный, что Дерябин стал давиться от смеха.

– Хороший ты парень! – наконец с восхищением сказал Алексей, стукнув Дерябина по плечу и, помолчав, добавил: – Но я лучше!

И они оба захохотали так, что помощник по связи испуганно заглянул в дверь.