Текст книги "Подвиг продолжается"
Автор книги: Валериан Скворцов
Соавторы: Виталий Мельников,Николай Лысенко,Владимир Гольдман,М. Кононенко,Василий Гуляев,Ефим Гринин,Анатолий Евтушенко,Василий Юдин,Владимир Кошенков,Вениамин Полубинский
Жанры:
Прочие детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)
Днем лейтенант побывал на втором кирпичном заводе. Он ходил по производственным участкам, беседовал с рабочими, знакомился с папашами тех подростков, которые хулиганят, допоздна шатаются по улицам. А вечером он зашел в общежитие. Была суббота. В коридоре лейтенант столкнулся с двумя пьяными парнями.
– А-а, милиция в гости пожаловала! – развязно проговорил один. – Давненько невидали...
– Воров ищет, – поддакнул второй.
– Вы из какой комнаты? – строго спросил Восканян.
– А не из какой. Тоже в гости набиваемся. Тут девочки – пальчики оближешь.
– Марш отсюда, чтобы и ноги вашей здесь не было! – скомандовал Восканян и спросил у девушки, выглянувшей на шум из двери. – Где комендант?
– Последняя дверь направо, – ответила та и громко засмеялась.
Из комнаты коменданта пахнуло водочным перегаром, застоялым запахом табака, лука. На потертом диване храпел пьяный. Восканян с трудом растолкал его.
– А ну, поднимайтесь!
Мужчина глянул мутными глазами, приподнялся и, увидев милицейскую форму, как-то странно съежился.
– Вы комендант?
– Ну, я... чего надо?
– Живо умойтесь, приведите себя в порядок!
Через два дня на депутатском совете Восканян доложил о порядках в общежитии. Коменданта сняли с работы, двух пьянчужек выселили. Члены депутатского совета согласились с доводами лейтенанта милиции и решили добиваться передачи одной из комнат общежития под штаб дружины.
5Поздно вечером Восканян сидел дома за столом, составлял конспект предстоящей беседы с дружинниками. Неловко повернувшись, уронил со стола перочинный нож.
– Тише, Яша, – шепнула жена, – Розочка только что уснула...
Восканян виновато нагнулся, поднял нож, глянул любовно на жену. Какая все-таки Клава сильная, стойкая, терпеливая! Он был постовым милиционером, когда они поженились. У девчонки – работницы кирпичного завода, как говорится, ни кола, ни двора, да и у него столько же. Однако не горевали. Сняли комнату, стали жить. Собираясь па учебу в Саратов, Восканян, откровенно сказать, побаивался, что жена будет возражать. Но Клава сказала просто:
– Если надо, поезжай.
Она даже умолчала, что у них будет ребенок. Не хотела удерживать мужа от поездки. Написала только тогда, когда Яшу зачислили курсантом:
«Не волнуйся, дорогой, учись. Все будет хорошо»...
Да, не пришлось Восканяну первому принять из рук Клавы маленькую Розочку... А теперь у них есть квартира, растет чудная дочка.
– Можно войти? – услышал Восканян.
– Конечно, конечно. Проходите, – ответила Клава.
Александр Суров запыхался.
– Вы сильно заняты, Яков Саркисович?
– Нет, а что?
– Селихов опять буянит. Пришел с работы пьяный. А у него четверо ребятишек. Мерзнут во дворе. Нам одним неудобно к нему идти. Все же в отцы годится... Ребята на улице ждут.
– Я скоро, Клава, – ласково сказал Восканян.
Но вернулся он в первом часу ночи.
– Придется разговаривать с Селиховым на собрании. Детей ведь куча, жалко...
6Мы идем с Восканяном по людной Морфлотской улице. Плотный, коренастый, он шагает широко, спокойно, по-хозяйски.
– Доброго вам здоровья, – раскланивается пожилой мужчина.
– Здравствуйте, – отвечает Восканян, поднимая руку к фуражке.
– Мое почтение, – певуче приветствует женщина.
Из магазина выбежали две девушки. У одной в руках сверток, у другой через плечо перекинуты ботинки с коньками.
– Здравствуйте, дядя Яша, – дружно крикнули они.
И вновь рука тянется к козырьку.
– Две Людмилы, помните? – улыбается Восканян. – Учатся сейчас прилично, спортом увлеклись. Вот так и работаю уже два года на этом участке. Дар-Гора, Морфлотская, Гурзуфская, Ужгородская... Около пятидесяти улиц и переулков. Одному тут не управиться. Подобрал себе помощников с помощью уличных комитетов, руководителей предприятий... Знаете, как я познакомился с Александром Суровым? Он теперь начальник штаба дружинников. Прессовщик завода имени Петрова, старательный паренек... Иду как-то вечером с совещания в райотделе. Крепко мне досталось. Работаешь, мол, много, но один. Это не дело. И вдруг на Ужгородской улице вижу ребят. Собралось их много, о чем-то разговаривают, смеются. Подошел к ним, поздоровался. И прямо говорю: нужны мне помощники. Разговорились. То да се. В общем, условились, что на следующий день они придут в пятьдесят третью школу в спортивный зал, будем заниматься самбо. Думал, не придут. Нет, пришло двенадцать человек. Василий Великанов, Федор Хамдиев, Виктор Козырев... Все с кирпичного и с завода имени Куйбышева... Хорошие, надежные парни...
– Здравствуйте, товарищ лейтенант, – здоровается высокая смуглая девушка.
– Здравствуй, Зоя. Сегодня приходи на дежурство. По графику твоя девятка патрулирует.
– Приду, обязательно приду.
– Это Зоя Максимова, дружинница из общежития, – поясняет Восканян. – У нас теперь есть комната. В дружину приняли 38 человек. Удостоверения дружинникам вручали торжественно, на депутатском совете. На занятия в спортзал приходят и школьники-подростки. Теперь у директора школы меньше хлопот с ними. На участке стало тише. С дружинниками шутить опасно. Не поздоровится...
* * *
В один из воскресных дней я проходил мимо пятьдесят третьей школы. В спортзале толпились молодые крепкие ребята. А на ковре стоял коренастый, мускулистый Яков Восканян. С зажатым в руке ножом один за другим парни бросались на него и мгновенно оказывались на ковре. Шло очередное занятие дружинников по самбо...
И. РУВИНСКИЙ
РАДИ КРУПИЦЫ ИСТИНЫ
Когда капитан милиции Анатолий Васильевич Волков узнал о цели моего визита, он сказал:
– Ради бога, не изображайте следователя, который видит на три метра сквозь землю и разгадывает детали преступления, как читатель «Огонька» кроссворд. Честное слово, это искаженное представление о нашей работе. И не рассчитывайте на увлекательные погони, на кровавые схватки с приемами самбо и дзюдо, на пистолетные выстрелы. В моей практике эдаких фейерверков не было.
Романтика нашей профессии в другом: в остроте мышления, в умении анализировать. Впрочем, даже слово «романтика» может быть истолковано неверно. Точнее всего сказал Маяковский: «...Изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды». А мы, хотя и не поэты, но и мы перемалываем тысячи тонн черновой, неинтересной, почти механической работы ради крупицы истины.
Только поймите меня правильно. Эту «мудрость» я тоже познал не сразу. В детстве, в юности наглотался детективов, во сне и наяву видел себя проницательным, сведущим, всезнающим. «Записки следователя» Льва Романовича Шейнина были моей любимейшей книгой. И в погоне за своей мечтой поступил в Саратовский юридический. Был следователем, был помощником прокурора Тракторозаводокого района, был оперуполномоченным ОБХСС, потом старшим следователем следственного отдела Управления охраны общественного порядка. И увлекался работой, и пугался. Бывали горькие сомнения, раздумья, иной раз, не буду скрывать, казалось, что зря избрал этот трудный путь. И только с годами пришло подлинное понимание особенностей нашего труда, его важности, его коллективности, своеобразной, если хотите, красоты отлично законченного следственного дела, меры своей ответственности перед людьми вообще и перед каждым человеком, чья судьба оказывалась в моих руках.
Откровенно говоря, я очень счастлив, что не разочаровался в своей профессии. Хотя вполне могло быть иначе. И мне прямо-таки больно становится, когда я вижу, как молодежь пичкают иллюзорными фантастическими образами современных Шерлоков Холмсов...
После этого «напутствия» мы не раз беседовали с Анатолием Васильевичем, и, хотя постепенно я в общем вынужден был согласиться с его оценкой труда следователя, все же есть в этой работе что-то особое, творческое, о, чем стоит просто и без прикрас рассказать.
Почему сорвалось свидание– Сын? У меня сын? Спасибо...
Он бережно, словно живое существо, положил трубку на рычаг. Потом посмотрел на часы: скорее в магазин, выбрать подарок, а затем – в родильный дом. Он добьется, что его пропустят...
Неожиданно в дверь постучали.
– Да, – ответил он, досадуя на задержку.
Вошла женщина. Глаза у нее были заплаканы, голос прерывался.
– Присядьте.
Он немного знал эту женщину: врач, живет в том же районе, в прокуратуру которого он недавно получил назначение.
Он попытался успокоить ее, и тогда женщина заговорила, бессвязно, сбивчиво. Он понял одно: неизвестный совершил гнусное насилие над ее девятилетней дочерью.
«Убить мало», – подумал он. Но тут же одернул себя: «Твое дело найти. Ты хотел стать следователем, ты стал им, теперь докажи, на что способен».
...Уже вызвав по телефону оперативную группу работников милиции, он вспомнил, что так и не сумел ни повидать своего сына, ни поздравить жену... Что ж, такова эта новая служба: никогда нельзя заранее планировать свое время.
Он стал звонить в больницу, где находилась девочка.
– Очень... Очень прошу вас... – повторял он на доводы врача, что девочка еще очень слаба. – Пусть только покажет место! Она не выйдет из машины. Только покажет, и я ее сразу привезу.
...Когда девочку снова увезли в больницу, уже стемнело. Милицейский газик освещал фарами заснеженный овраг. Анатолий внимательно осмотрел каждый кустик, каждый клочок земли. Ничего, за что можно было бы зацепиться.
Волков упрямо сжал зубы: «Не поймаю, брошу эту работу, пойду юрисконсультом...»
– Поехали, ребята!
* * *
– А какие стихи ты знаешь?
– Про дедушку, которого очень любили зайчишки. Он катал их на лодке...
В дверях показался врач. Он знаком показал, что свидание пора кончать...
Волков умел разговаривать с детьми. И сейчас, между прочим, он сумел узнать, что «дяденька», которому девочка вызвалась показать дорогу, был усатым, а на руке у него – татуировка: «кружок, а в нем якорек»... И рассказывал он, что в Саратове у него брат – капитан красивого парохода, на котором он обязательно покатает ее...
...Ей-богу, он никогда не думал, что в районе столько усатых. Оперативная группа доставляла их почти беспрерывно. Усатого водителя грузовика задержал автоинспектор: «Превышение скорости». Другого усача пригласили «на минутку, для опознания». Третьего попросили помочь...
Анатолий беседовал со всеми, стараясь выяснить, кто где был во время преступления, как бы невзначай брал за руку, приподнимал рукав...
Никакого просвета. Проверить всех практически невозможно, слишком много.
– Давай будем каждого показывать девочке для опознания, – предложил товарищ, руководитель опергруппы.
Волков отрицательно покачал головой.
– Почему?
– Во-первых, нельзя травмировать психику ребенка. Во-вторых, представь себе: девочка раз скажет: «Нет», второй раз, потом это ей надоест, тем более, не захочет нас огорчить, и она скажет «да». А где гарантии этого «да»? Нет, я покажу ей только одного, только настоящего преступника.
– Тогда это дело безнадежное. Ты напрасно заставляешь нас делать ненужную работу.
– Знаешь, я работаю недавно, но одно усвоил уже твердо: ничем нельзя пренебрегать.
Руководитель опергруппы только пожал плечами: твое, мол, дело. Противное чувство беспомощности опять охватило Волкова. «Нет, не сумел я стать следователем. Надо уходить». И сам же рассердился на себя: неужели позволить преступнику остаться безнаказанным?
* * *
Встречи с девочкой продолжались. Она уже привыкла к Анатолию, с нетерпением ждала его. И однажды, когда Волкову удалось опять осторожно направить разговор в нужное русло, она вспомнила:
– А когда мы шли с этим дяденькой, какая-то тетенька поздоровалась, а он ответил...
Волков почувствовал себя матросом с корабля Колумба, увидевшим долгожданную полоску земли.
– Какая она? В чем одета? Как выглядит?
Оказалось, что женщина была одета в зимнее пальто довольно редкого для взрослых цвета – красного. Полоска земли явно приближалась.
Волков опять собрал опергруппу. Внимательно оглядел усталых, насупленных людей.
– Опять усатых таскать? – невесело пошутил кто-то из них.
Анатолий не рассердился.
– Нет, теперь мы уже у цели. Нам предстоит...
Это были очень хлопотливые дни. Вместе с работниками оперативной группы Волков обходил дом за домом, улицу за улицей. Нужна была женщина в красном пальто. Нашли нескольких, но ни одна не помнила такой встречи.
И наконец:
– Как же, помню. Знакомый мой, на тракторном работает, Виктор К...
Газик рванулся по шоссе по направлению к заводу. В отделе кадров инспектор огорченно развел руками:
– Позавчера уволился... Не сказал, куда...
Не беда: есть домашний адрес.
Хозяйка дома подтвердила: да, жил здесь. Вчера уехал. Говорил, что в Саратов. А усы-то он сбрил...
Вчера... Черт возьми, всего на один день опоздали. Ну, что ж, Саратов так Саратов. Точно ли у него там брат капитан парохода?
В тот же день Саратовский угрозыск принялся за поиски преступника. Но тот как в воду канул.
«Неужели сорвется дело? – думал Волков. – И этот негодяй уйдет безнаказанным?».
Неожиданно подбодрил руководитель опергруппы, тот самый, что прежде сомневался:
– Не унывать, Анатолий, теперь отыщем: сдается мне, он все-таки в Волгограде...
Волков вновь поехал на завод, выспрашивал у всех хоть чуть-чуть знавших Виктора К. И люди навели на след. Была у негодяя любовница. Раздобыли ее адрес.
...Оперработники вошли в комнату без стука. На кровати, опустив голову, сидел низкорослый человек с редкой рыжеватой щетиной на лице. Женщина испуганными глазами смотрела на вошедших.
Волков шагнул вперед.
– Одевайтесь. Пойдете с нами.
Тот еще ниже опустил голову, глухо сказал:
– Что ж... Надо идти...
Вечером Анатолий попросил своего начальника:
– Николай Петрович! Разрешите хоть сегодня пораньше уйти. Никак подарок жене не соберусь купить! За новорожденного полагается, как по-вашему?
Советоваться всегда надо...Вечером раздался звонок из милиции:
– Убийство, в драке...
– Выезжаю...
Задержанный молодой цыган, избитый, окровавленный, затравленно озирался по сторонам.
– Рассказывай, как было дело...
...Вечер казался прекрасным. И потому, что этот летний день был слишком жарок, а теперь наступила прохлада, и потому, что именно в этот раз Лида согласилась пойти с ним на танцы. Он танцевал легко, едва касаясь каблуками земли: что-что, а пляска у цыгана в крови... Неожиданно почувствовал на плече тяжелую руку.
– Тебе чего здесь нужно, цыган? Пошел домой!
Рывком сбросил с себя чужую руку.
– Уйди!
– Ну, подожди же, – зловеще протянул незнакомый парень, – наплачешься...
У выхода из парка молодого цыгана окружили шестеро подвыпивших парней.
– Ты еще толкаться! В морду захотел!
– Чего смотреть? Бей его!...
Его сбили с ног. С пьяной жестокостью пинали ботинками. И еще больше зверели от вида крови.
Неимоверным усилием воли он приподнялся, выхватил из-за голенища нож и, не глядя, наотмашь ударил назад. Почувствовал, как входит узкое лезвие в чье-то тело...
* * *
Следствие было недолгим. Наконец, Волков вызвал задержанного.
– Садись. Слушай.
Арестованный с трудом понимал мудреные слова протокола. Да и не вдумывался в них. Насторожила лишь последняя фраза:
«...Следствие прекратить, из-под стражи освободить».
Он встрепенулся, но продолжал сидеть.
– Ну, что ж ты... Иди! – неожиданно тепло улыбнулся Анатолий.
– Идти?
Он отрицательно покачал головой.
– Почему? – изумился Анатолий.
– Я знаю, за убийство – расстрел. Стрелять будете...
– Да нет же! Ты же слышал: тебя признали невиновным. Я же читал: «Необходимая оборона». Ты освобожден из-под стражи.
Тот продолжал сомневаться. Тогда Анатолий легонько приподнял его и подвел к двери.
– Иди!
– Ну, спасибо! Ай, спасибо! Век не забуду...
Разволновавшийся парень, поверив, наконец, в свое освобождение, не мог вымолвить ни слова и бегом рванулся из комнаты.
Анатолий улыбнулся ему вслед. Но тут резко зазвонил телефон. Звонили из парткома тракторного завода: рабочие, общественность возмущены, что убийца остался безнаказанным.
Анатолий знал, что есть враги пострашнее убийц, грабителей, воров. Страшнее потому, что бороться с ними гораздо труднее: их действия не являются уголовно наказуемыми. Это люди, распространяющие слухи. Рожденные убогим представлением мещанина, питаемые цепкими и темными предрассудками – слухи обретают силу в «умелых руках»: обрастают правдоподобными деталями, и бороться с ними можно только в открытую.
– Я сам поговорю с рабочими, – сказал в трубку Волков.
* * *
В обеденный перерыв в красном уголке цеха, где работал убитый, собрались рабочие.
– Слово имеет помощник прокурора района Волков, – объявил председатель цехкома.
Анатолий доложил на стол пакет.
– Прежде всего, я хочу показать вам фотографии.
Он вынул снимки и передал желающим. На них был изображен молодой цыган после драки – весь в кровоподтеках, растерзанный, избитый.
– А теперь я хочу спросить вас: за что? За что его били? Откуда эти черносотенные замашки: бей, потому что цыган?
– Ни за что изуродовали парня!
– Ах, бандюги!
– Поделом досталось, – загудели возмущенные голоса.
– Нет, это не рабочие люди были, раз они за нацию преследовали...
– Водки нажрались, вот и захотелось человека изувечить!
Анатолий рассказал, как к нему приходили отец и мать убитого и как даже они признали, что их сын был сам повинен в своей смерти.
В конце беседы поднялся пожилой рабочий.
– А это хорошо, что вы к нам пришли, товарищ следователь, – сказал он. – Советоваться всегда надо. И нам с вами, и вам с нами. Одно дело делаем...
– Ну вот и отлично, – улыбнулся Анатолий. – Прийти я давно уже хотел. Общество «Знание» настаивает. Давайте-ка попутно решим, какую лекцию хотите послушать...
Интуиция не обманулаСлучай был, на первый взгляд, простой и в то же время редкий. Пойманный с поличным, с мешком украденной муки, парень утверждал, что этот злополучный мешок ему дал донести знакомый: дескать, ты сильнее меня, старика, поднеси...
После первого же допроса Анатолий Волков стал в тупик. Казалось бы, все ясно: пойман человек с поличным, пиши обвинительный акт. Но было в задержанном парне что-то подкупающее – какая-то неподдельная искренность в голосе, во взгляде.
Арестованного давно увели, а Анатолий ходил по комнате, курил сигарету за сигаретой. Снова и снова вспоминал подробности задержания.
Дело обстояло так. На станции Тракторная-товарная разгружали вагон с мукой. Случайно экспедитор заметил вдалеке от состава человека, несшего мешок. Экспедитор позвал на помощь людей и бросился наперерез, но тот уже шел вдоль высокой стены и вскоре исчез за нею. Пришлось бежать вокруг, чтобы отрезать похитителю путь к бегству. Словом, когда погоня оказалась за стеной, то увидели парня с мешком муки на плече. Задержанный сказал, что шел с приятелем с работы (оба они строители). Встретили пожилого рабочего с их же строительного участка, несшего злополучный мешок. Он попросил понести муку. Как было не уважить. И вдруг владелец муки и спутник задержанного незаметно исчезли, а вместо них – погоня.
На очной ставке «владелец» муки и спутник заявили, что знать ничего не знают и не ведают. Ошарашенный парень махнул безнадежно рукой, замолчал, замкнулся, перестал отвечать на вопросы.
...Мысли Анатолия прервал телефон.
– Обвинение готово? Не тяни, завтра надо передать в суд.
– Следствие еще не закончено...
– Опять фокусничаешь. Чего там еще неясного? Или прикажешь отложить суд?
– Да, суд придется отложить, – отрезал Анатолий и в сердцах бросил трубку.
«Отложить-то отложить, но до каких пор?» – Волков понимал, что взял на себя слишком много. Это в рассказах для легкого чтения следователь волен в своих действиях. В действительности же дело обстоит не так. У следователя есть начальство, которое оценивает его работу по готовым результатам, а не по благим намерениям. В учреждении, где он служит, есть определенный объем работы, весьма ограниченные силы и установленные законом сроки следствия. Любая задержка, любая недоработка падает тяжким бременем на товарищей. Наконец, следователь так же подвержен сомнениям, чувству неуверенности в себе, как и всякий другой, а может быть, и больше любого другого человека.
Но именно потому, что следователь – такой же человек, как и другие, он не смеет не прислушаться к голосу совести, к голосу долга – ко всему тому, что выше всех других соображений. Анатолий решил не уступать.
* * *
На строительный участок Волков пришел к обеденному перерыву. Пришел побеседовать. Впрочем, когда он читал лекции, то и они выглядели, как беседы.
– Сидите, обедайте, – говорил он рабочему, смущенно укладывающему принесенный из дома обед обратно в кошелку. – Разговор еде не помеха.
Волков говорил о случаях судебных ошибок, о том, как трудно бывает порой следователю увериться в своей правоте, как велика опасность наказать невиновного и упустить преступника. Затем Анатолий поведал грустную историю об их товарище, обвиненном в воровстве муки.
Рассказ произвел впечатление. Парня жалели, утверждали, что бесхитростный он, надежный. Но определенного никто ничего сказать не мог. С тяжелым сердцем уходил Анатолий от строителей. Неужели пойдет паренек под суд?
...Впрочем, когда собирался домой, в дверь постучали. Вошел спутник подозреваемого парня.
– Там, на участке, промолчал... Стыдно было, товарищи не простили бы... А здесь скажу: все было так, как паренек говорит. Я старика пожалел: он мне чуть ноги не целовал. Дескать, молодому ничего не будет, а у меня семья, дети... Нужда толкнула... Век не забуду... Ну, я и... раскис. А сам чувствую, что не могу жить спокойно, если невинного осудят...
Да, интуиция следователя – великое дело, если опирается на доверие к коллективу, к людям.
Кстати сказать, подлинный преступник воровал вовсе не из нужды. В квартире – дорогие вещи. В сарае – краденые строительные материалы. Дом, что называется, полная чаша. Настоящим кулаком и прохвостом оказался этот «отец семейства». Разоблачили и сторожа, стоявшего у вагона: это он способствовал краже муки. Оба преступника понесли заслуженную кару.
