Иосиф Бродский глазами современников (1995-2006)

Текст добавлен: 5 октября 2016, 20:12

Текст книги "Иосиф Бродский глазами современников (1995-2006)"

Автор книги: Валентина Полухина

Жанры:

Биографии и мемуары

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 35 страниц)

Но все это было важно и для английских метафизических поэтов XVII века, и мы могли бы «обвинить» Бродского в переложении их поэтики на русский язык. Помимо Донна, он привнес много из Одена и Фроста в русскую поэзию, их отстраненность и рационализм.

Я этих поэтов знаю только в переводах, поэтому мне трудно вам возразить. Но мне кажется, что Бродский сканировал одно другим: метафизикой – социальные модели, собственными чувствами – мироздание. Да, у Бродского есть английская струя, о которой вы говорите, но это только часть. У него есть вещи, которые он сформулировал, которые оказались и оказываются пророческими.

Например?

Примеров много, но наугад: "Тиран уже не злодей, но посредственность", "Новые времена! Печальные времена! Вещи в витринах, носящие собственные имена" и человечество, переходящее к стадии "неодушевленности холуя и вообще анонимности" ("Fin de siecle"), "…уходящий во тьму мир, где делая зло, мы знали еще, кому". "Пусть торжество икры над рыбой еще не грех, но ангелы – не комары, и их не хватит на всех".

Бродский считал, что Цветаева – самое грандиозное явление, которое знала русская поэзия. Разделяете ли вы столь высокую оценку?

Куда же выше, чем оценка им Ахматовой: "…тебе благодаря обретшей речи дар в глухонемой Вселенной". К себе в стихах Бродский ироничен, небрежен, к поэтам, которые сыграл и какую-то роль в его судьбе – преувеличенно восторжен.

У Цветаевой была огромная сила безумия, безумия изгоя, который так неистово любит мир, что мир в ужасе бежит от такого напора, "выходит за сигаретами и уходит навсегда". Бродский же написал: "Я не люблю людей". Он – противоположность Цветаевой: тоже изгой, тоже отдавший дань все поглощающей страсти, но если Цветаева – стихия, и ее письмо – звуки этой стихии, и потому у нее нет никаких ограничений, то Бродский не распоряжался собой вольно: таблица Менделееву может и присниться, но она не может быть хаосом, ее суть – в обнаружении закономерности. В безумии есть своя прелесть – накал такой, что все плавится, но найти в элементах систему и открыть Америку несравненно интересней.

Вы говорите, нет ограничений. В том числе лингвистических?

Да, в том числе лингвистических. Безумие дает свободу. Может быть, Бродский как-то этой свободе завидовал, но у меня потребности в такой свободе нет, я скорее Бродскому завидую, его неотрывному и жесткому взгляду, такому взгляду снятся формулы. Евангелие написано формулами, причем есть формулы, которые невозможно изменить при переводе на современный русский язык. Ясно, что это Божественное послание. А есть в текстах Нового Завета и то, что приписано людьми из их собственных соображений, из их собственного понимания, и чтоб народу было понятнее. У Бродского (как и у некоторых других поэтов) это хорошо различимо: отсебятина и Часть Речи.

Вы хорошо знаете французский язык и современную французскую поэзию. Вы даже писали стихи на французском. Как звучат стихи Бродского в переводе на французский?

Переводы Вероник Шильц, основные в его книжке, это провал, на мой взгляд, а вот то, что переводил Окутюрье – очень хорошо, адекватно, но он мало переводил Бродского. Вообще Бродский плохо воспринимается во Франции, а я разговаривала с очень разными людьми, в том числе с многими поэтами. Пожимали плечами: "Чего ему дали Нобелевскую премию?" Это связано с тем, как устроено восприятие французское, во-первых, на сегодняшний день рифмованная поэзия вообще не воспринимается, все пишут верлибром, поэты считают, что это единственная возможная форма. Но это не форма, это отказ от каких-либо ограничений. Стихотворение, рассказ, роман, статья – журнальная или даже конституционная – это масса ограничений. И в жизни: человек, себя не структурирующий, не выбирающий, не сфокусированный, не ставящий себе ни планок, ни запретов – существо ничтожное. Может, потому современная французская (и не только) поэзия и потеряла читателя, что заявила о себе как о явлении расслабленном, отказавшемся от усилий.

Иосиф платил им взаимностью, он был франкофоб, не любил ни Францию, ни французскую поэзию.

А я франкофил. Вот какое несовпадение.

Идею о самоценности и саморазвитии языка Бродский высказал еще в 1963 году. И потом повторял чуть ли не в каждом эссе. Почему Бродский поместил язык в самый центр своего мироздания? Потому ли, что не получил филологического образования? Или это свойство любого поэта? Или он буквально верил, что «в начале было Слово»?

В начале было Слово. И потому что у нас нет другого инструмента, чтобы что-то сформулировать, и, конечно, для коммуникации между собой. Мы сначала называем реальность, потом способны вычленить глазом предмет, сначала формулируем идею летать, потом строим самолет.

– Даже когда мы влюбляемся, до тех пор пока мы не признались в этом себе или другому, мы еще можем сомневаться, да?

Да, но и это еще ничего не значит, потому что "я тебя люблю" – это не твои слова, это некое общее место. А вот если ты найдешь свои слова… нахождение собственных слов – это как прожить собственную жизнь. А если пользоваться только клише, это значит не прожить собственную жизнь, а просто влиться в колыхание толпы.

Так все-таки почему Иосиф сделал язык центром своего мироздания?

Потому что это самое главное.

Тогда это должно быть самым главным для любого поэта?

Конечно, для любого поэта, писателя, философа.

Но не у любого поэта мы найдем этот центр.

Правильно, есть поэты, рассказывающие нам о себе языком Пушкина или того же Бродского, они берут язык взаймы, чтоб поделиться чувством. Чувство, как правило – тоже навеянное – романами, фильмами, рассказами знакомых. "Равенство души и дара – вот поэт", – как формулировала Цветаева. Если я правильно ее понимаю: душа должна быть собственная, не накладная. И язык, он же дар. Но дар все же не единовременный подарок (сколько было одаренных юношей и девушек!), он приобретает ценность, лишь когда его приняли. То есть Цветаева выделяла не один центр, а два, равновеликих.

Продолжим цитату: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». И тут мне бы хотелось вернуться к затронутой уже вами теме, христианин ли Бродский. Он сам говорил, что он плохой русский, плохой еврей, плохой американец, плохой христианин, но хороший поэт. Как я понимаю, если бы он не был христианином, он не сказал бы «я плохой христианин». Я же не могу сказать, что я плохая мусульманка, поскольку я вовсе не мусульманка. С другой стороны, практикующие христиане не считают его христианином, а иудеи не считают его иудеем. Сам Иосиф сказал о себе: «Наверное, я христианин, но не в том смысле, что католик или православный. Я христианин, потому что не варвар». Судя по его стихам и эссе, для вас Бродский христианин?

Да. Каждое Рождество он отмечал стихотворением. Помните он сказал в одном интервью: "В конце концов, что есть Рождество? День рождения Богочеловека. И человеку не менее естественно его справлять, чем свой собственный" [131]131
Иосиф Бродский. Большая книга интервью… С. 557.

[Закрыть]. Потому что это и есть основа нашей цивилизации. Я лично не хожу в церковь, не чту апостолов Павла и Петра, не выбираю между церквами. Я это понимаю как человеческую потребность иметь начальника, иметь дом, куда прийти, но суть не в этом.

А вы были крещены?

Да, в раннем детстве, няней моей, конечно против воли родителей. Об этом мне рассказывали, а я сама себя крестила в реки Иордан, там, где крестился Христос, точнее, прошел инициацию. И на Голгофе я освятила крестик. Я хорошо знаю Евангелие, я его даже переписала от руки, когда впервые прочла. Оно живет во мне. Когда мне бывает страшно, одиноко (это одно и то же), я всегда обращаюсь. Сразу становится не одиноко, но это, конечно, аномалии, в нормальном состоянии ты всегда окутан теплом, причастностью, соучастием. Христос помогает, но и ему нужна наша помощь. Так я это чувствую.

То есть, с вашей точки зрения, вы узнаете в стихах, в прозе и в интервью Бродского то, во что и вы верите?

Да, это наша цивилизация. Вся европейская цивилизация основана на том, что принес Христос, и этим она отличается от остального мира. Неважно, верит человек или не верит, он на самом деле все равно христианин. С моей точки зрения, Бродский такой апостол христианства. Был еще один поэт – Фернандо Пессоа, христианский португальский поэт.

Бродский говорил, что он «со своим ощущением божественного ближе к Богу, чем любой ортодокс». Слышали ли вы от его родителей, что когда Мария Моисеевна находилась с сыном в эвакуации в Череповце, женщина, которая за ним присматривала иногда, крестила его без согласия Марии Моисеевны?

Нет.

Мария Моисеевна рассказывала об этом Наталье Грудининой. Я ищу подтверждения этого рассказа у других, но пока не нахожу. Как вы интерпретируете нежелание Бродского возвращаться в Россию или даже посетить родину в конце его жизни?

Нам, живущим в России, казалось тогда, что все изменилось в России; снаружи, Бродскому, могло видеться по– другому. Что бы он делал? Давал советы, как обустроить Россию? Приветствовал бы толпы восторженных почитателей?

Выступал бы в Союзе писателей, в котором никогда не состоял? Наверное, он не мог найти для себя подходящий жанр приезда.

А вспомните, как вернулся в Россию Солженицын: на специально нанятом поезде, в сопровождении операторов Би-Би-Си, которые снимали его каждую встречу с народом от Владивостока до Москвы. «Только солнце и Солженицын приходят в Россию с востока», – саркастически заметил один журналист.

Россия – тема жизни Солженицына, как он мог не вернуться? Россия была лишь одной из тем жизни Бродского.

Кстати, Бродского обвиняют, в том числе и Солженицын, в потери «русскости». Когда я у него спросила в августе 1995 года на пресс-конференции в Хельсинки, потерял ли он свою русскость, он ответил, что грош цена той «русскости», которую можно потерять [132]132
Там же. С. 674.

[Закрыть].

Разве так важен национальный вопрос? Язык национален, конечно, без тяжелых потерь не переведешь. "Русскость" – она все же только русский язык. Еще – особенное отношение к свободе. "Все ж не оставлена свобода, чья дочь – словесность". "Французскость" очень диверсифицирована: в дизайне, ароматах, сырах, винах. "Английскость" тоже. "Русскость" в вещественном мире представлена скупо.

Тот же Солженицын утверждает, что в стихах Бродского «нет боли», нет тепла. Так понимает великий писатель великого поэта.

Ну, во-первых, Солженицын – скорее историк. Еще проповедник, социальный философ. Но его "боль" – это боль любого, кто видит покосившиеся избы, спившуюся "глубинку", власть ради власти, нескончаемый феодализм. Он написал гигантский труд о ГУЛаге, а его мнение о Бродском и о многом другом… ну, мнение.

Как история расценит тот факт, что российское правительство не извинилось перед Бродским за несправедливый суд и ссылку, за все преследования? Горбачев мог бы это сделать, они виделись в Белом доме, когда Бродский был Поэтом-лауреатом Соединенных Штатов.

Я думаю, что для Бродского это не важно было, потому что в его представлении Горбачев, Брежнев, Ельцин, Путин – если б он до него дожил, Андропов были плохо различимы (он заметил только Гавела, поскольку тот – писатель, с ним он мог говорить и ему написал открытое письмо обо всем, что хотел сказать о политике минувшего века). А вот что касается самой России, это другое дело: не то что перед Бродским не извинились, не извинились за физически и нравственно уничтоженный народ, теперь Сталин вовсе стал называться выдающимся правителем, а советский период – закономерным периодом российской истории. Не было Нюрнбергского процесса, увы, и трупик на Красной площади так и лежит. Он был и по-прежнему есть символ России. Если бы очищение произошло, тогда частным случаем было бы извинение перед Бродским. А поскольку этого не произошло, то происходит то, что происходит сегодня.

Сам-то Бродский считал, что его правильно наказали: он не признавал режим и его арестовали, сослали и т. д. Он отказывался считать себя жертвой или святым. Однако именно эти образы навязывают ему критики. В чем тут дело?

Мне лично кажется, что ему очень повезло. Похоже, что Брежнев (или Хрущев?) был добрый человек, ведь мог сгноить в тюрьме, искалечить, а его выпустили живым, мыслящим, здоровым.

Ну здоровым – сильно сказано: у него первый сердечный приступ случился в тюрьме на второй день после ареста 14 февраля 1964 года, а 18 февраля он был направлен в психиатрическую клинику на набережной Пряжки и помещен в буйное отделение, где провел три недели. Там его и кололи, и калечили, но с ума он не сошел, а написал «Горбунова и Горчакова».

Я, скорее, имела в виду моральное здоровье, он продолжал писать и не замечал злодеев, то есть не признал их великими и ужасными, не признал за свое начальство, не умалился. Суд и ссылка над ним привлекли внимание всего Запада, "сделали судьбу нашему рыжему", как сказала Ахматова. Бродский признал лишь одного мучителя – М. Б. и подчинялся своему начальству – Христу.

Это тоже судьба: еврейский мальчик, плохо образованный, ушел из восьмого класса, имел такой дар, такое чувство свободы и обостренное восприятие всего вокруг и выше. Достаточно вспомнить «Большую элегию Джону Донну», где мысль и взгляд движется по кругу, а потом по вертикали: «Ты Бога облетел и вспять помчался». Откуда это устремление к беспредельному у Бродского? Я вижу тут родство с Данте. Помните, вы в свое время подсказали мне интересный подход к теме «Бродский и Данте». Сам Бродский горевал, что он не написал свою «Божественную комедию», а вы сказали, написал, только в форме фресок. Какие из его фресок для вас самые яркие?

Самые яркие – "Письма римскому другу", "Сидя в тени", "Стихи о зимней кампании 1980 года", "Я входил вместо дикого зверя в клетку…". Нет, не получается, я не знаю, где остановиться. Ну а что касается современного Данте, то с временем же произошла метаморфоза. Время, и это научный факт, убыстряется, то, что занимало миллион лет, потом стало занимать десять тысяч лет. До недавнего времени единицей измерения был век, а сейчас каждое десятилетие – это уже другой мир. Кроме того, мироздание воспринималось прежде как история, непрерывный сюжет, имеющий начало и конец. Сегодняшний мир не монолитен ("Войну и мир" или "Сагу о Форсайтах" уже никто не прочтет) – дискретны события, фрагментарно мышление и восприятие, не стоят за каждым движением головы олимпийские боги. То есть боги то стоят, но разные, их не всегда замечают (только Аллах сей час ваяет героический эпос), представления о добре и зле спутались настолько, что единственный сюжет, вызывающий отклик, – Апокалипсис. Можно ли сказать, что Бродский описал мироздание? Да, но как фрески. Для него важно понятие империи как социальной организации; важен проект человечества как такового; будущее: "После нас – не потоп, / где до вольно весла, / но наважденье толп, / множественного числа". В чем был ужас раньше? Пустота, ядерная зима, которая все разрушит. А он все время говорил, что пустота не самое страшное, самое страшное – деградация, которая сегодня реально происходит. А он об этом писал очень давно.

То, что вы обрисовали, можно назвать по-другому – это универсальные темы, о них пишут все большие поэты. Данте их выстроил в какую-то систему, а можно ли найти такую систему у Бродского?

Его система – еще одно обновление Евангелия, добавление к нему современного мира. Вы знаете про Ньютона, например, что он всю жизнь занимался расшифровкой Торы, а физика была для него частным случаем? И сейчас эти его расшифровки опубликованы; согласно Ньютону, в 2020 году наступит конец света. Расшифровка Торы – это была его концепция мироздания. Возвращаясь к Бродскому и Данте, я считаю Бродского посланником Христа. Его стихи и эссе рекомендации сегодня живущему христианину (жителю нашей цивилизации). Этих рекомендаций не хватало, хотя бы в том, как пробиваться к реальности из многослойной лжи, которой покрылось человечество, к ним следовало бы прислушаться. Я все-таки не исследователь, чтобы говорить об этом подробно.

Любопытно, что Бродский сам о себе сказал нечто похожее 23 августа 1995 года в Хельсинки на вечере у Наташи Баш– маковой, куда мы с Витей Кривулиным пригласили Бродского. Обращаясь к русским, он сказал: «Послушайте старого мудрого еврея».

– Мне кажется, что в качестве проповедника он абсолютно непризнан, непонят, невоспринят.

Как вы знаете, Иосиф ставил эстетику выше этики и весьма ценил женскую красоту. Чтобы Иосифу понравиться, следовало быть либо красавицей, либо аристократкой. Признаете ли вы это за его слабость или за его силу?

Про красавиц я ничего не знаю, в стихах это как-то не выражено.

Как не выражено? В эссе о Венеции «Набережная Неисцелимых» есть целые трактаты о красоте: «Этим объясняется тяга глаза к красоте, как и само ее существование. Ибо красота утешает, поскольку она безопасна. Она не грозит убить, не причиняет боли. Статуя Аполлона не кусается, и не укусит пудель Карпаччо. Когда глазу не удается найти красоту (она же утешение), он приказывает телу ее создать…» О красоте и вся последняя главка: «Повторяю: вода равна времени и снабжает красоту ее двойником… Или же она [слеза] есть результат вычитания большего из меньшего: красоты из человека. То же верно и для любви, ибо и любовь больше того, кто любит» [133]133
Иосиф Бродский. Набережная неисцелимых. М.: Слово, 1992.С. 243, 252.

[Закрыть]. Сознайтесь, если бы вы не были так хороши собой, разве бы он взял вас за руку и повел за собой?

Не знаю. А что касается этики и эстетики, то они взаимосвязаны.

Тут я согласна с вами, и если Бродский иногда выделял эстетику, то чтобы заострить наше внимание на важности обеих. Мы как бы должны соответствовать предмету, о котором говорим. Возможно ли этого достичь в случае Бродского? Ведь даже его близкие друзья стали позволять себе уничижительный тон в своих воспоминаниях о Бродском после его смерти.

Про других не скажу; может, они и не хотят соответствовать. Может, для них он – парень из их компании, который вознесся, а они остались. Хотя компания была одна. Меня, к счастью, не отягощают воспоминания, мы не делили пуд соли, потому я бы хотела соответствовать предмету.

Что вы почувствовали, когда услышали о смерти Бродского?

Я услышала об этом в тот же день, от кого, не помню. Для меня это не было неожиданностью. Его последние стихи об этом говорили, они меня очень расстраивали, они мне не нравились. Было ощущение, что жизнь уходит, уходит, уходит… Но когда я вспоминаю рассказ о его смерти, я вспоминаю так, как будто я при этом присутствовала. То есть не словами, как кто-то рассказывал, а картиной, сценой.

Я здесь повторю, как это было на самом деле, а то в России пишут, что он умер во сне. 27 января около полуночи Бродский после ухода гостей поднялся поработать в своем кабинете. Так иногда случалось, что он засыпал в кабинете. Закончив дела, он встал из-за стола, шагнул к двери и потерял сознание. В это время его кот Миссисипи на Мортон-стрит мяукал и метался по квартире. На следующее утро около девяти часов Мария не могла открыть дверь, когда пришла звать его к телефону. Он лежал на полу в очках, улыбаясь. Вы слышали эту версию?

Да.

Вы написали два эссе о нем: одно при жизни – «Бродский. Жидкие кристаллы» (1989), а другое вскоре после его смерти «Ниоткуда с любовью» (май 1996) [134]134
Татьяна Щербина. Лазурная скрижаль…

[Закрыть]. Они были написаны по заказу или от тоски по нем?

Хотелось о нем поговорить, но я вообще больше люблю говорить с бумагой, чем с людьми. А в случае с Бродским – наверное, никто не рассказал мне о нем ничего столь же интересного, как его тексты.

А при каких обстоятельствах вы написали лимерик «Однажды по привычки идиотской / стал сочинять стихи Иосиф Бродский. / И написал опять / ну гениально, блядь, / и так писал всегда Иосиф Бродский»?

Я прочитала английские лимерики в переводе Гриши Кружкова, и на меня это почему-то произвело такое впечатление, что я сразу тоже решила написать лимерики, но только не про географию, а про поэтов: про Пастернака, Ахматову, Мандельштама, Есенина, Сапгира и Бродского. Это было в 1980 году.

Вы позволили себе слово «блядь» потому, что для Бродского такая лексика вполне нормальна?

Она и для меня вполне нормальна.

Сохранилась ли у вас до сих пор внутренняя потребность в чтении стихов Бродского?

Конечно, я читаю его, и многое плавает в памяти. Я могла бы и не встретиться с ним, от этого ничего бы не изменилось.

Какое качество его поэзии вы бы выделили как главное?

Трансфокация. Он видел картину в целом, что для поэта – редкое качество, но видел и каждую деталь, миллион деталей, описывая сложноподчиненный и сложносочиненный мир. Такого количества деталей мир еще не знал. Бродский ощущал любое время как настоящее, и Тиберия, и династию Минь. XXI век казался ему, похоже, отвратительным, он явно не хотел в нем жить. Так и произошло. "Век скоро кончится, но раньше кончусь я".

– Вскоре после встречи с Бродским в Роттердаме вы написали стихотворение, ему посвященное. Я бы хотела завершить им нашу беседу.