Текст книги "Год - тринадцать месяцев"

Автор книги: Вагаршак Мхитарян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

На борту «Справедливости»

Меня вызвали к директору прямо с урока. Присланная за мной Ксения Иларионовна держалась так, словно конвоировала на смертную казнь.

По-моему, у заветной двери она перекрестила меня в спину.

Дора Матвеевна в глубокой сосредоточенности расхаживала по кабинету. Она держала руки за спиной, отчего большая фигура ее непривычно сгорбилась. Какая тяжесть согнула эту властную и всегда подтянутую женщину?

– Что-нибудь случилось, Дора Матвеевна?

– Случилось то, что вы меня в гроб загоните со своим классом! Сначала опозорите на весь город, а потом уж добьете!

Дора Матвеевна прошла за стол и тяжело опустилась в кресло.

– Ваши паршивцы заперлись в классе и никого не пускают. Даже мне не открыли двери! Мне, директору школы! Вы представляете, что это такое? И как это называется?

Тревога, принесенная мною в кабинет, обратилась в тяжелую тоску, которую я почувствовал физически. Меньше всего ожидал я такого удара от моих мальчишек и девчонок, в чей коллективный ум, порядочность и неспособность к предательству я уже верил безгранично. Неужели этому нет конца? Неужели весь год я строил карточный домик на песке?..

– Что же вы уселись? – донесся до меня голос директора. – Идите в класс и немедленно прекратите это хулиганство. Приведите их ко мне.

– Я не знаю, как себя вести с ними, – сказал я, поднимаясь. – Расскажите хоть, в чем дело. Это же не простое баловство.

– Нет, это распущенность! Это выходит наружу ваша «демократия»: что постановили, то и сделали. Вот они и постановили превратить класс в пиратский корабль.

– И девочки в классе?

– Девочек они выгнали. Те вели себя еще хуже всяких пиратов. Видите ли, они тоже не пойдут на урок, потому что прошлый раз Полина Поликарповна дала им двойное задание на пришкольном участке и за это вроде бы обещала освободить от урока.

– Так вроде бы или в самом деле обещала?

– Какое это имеет значение сейчас?

– Принципиальное.

– Не теряйте времени. Потом будем принципиальничать.

Я выскочил из кабинета по-прежнему здоровым и сильным. Теперь мне все было ясно. Полина Поликарповна по своей «угорелой педагогике» обронила обещание и не сдержала его. Это она взбунтовала мой экипаж. И ее следовало бы привлечь к ответственности. Но взрослые являются владыками школьного мира и не подвластны суду подчиненных. Что же остается делать последним, если в опасности сама справедливость?

Я подошел к двери класса. За ней притаилась тишина. Нажал на ручку – дверь не подавалась. Отмычкой тут ничего не сделаешь. Нужен ключ. Знаменитый педагогический ключик, где ты?

Я набрал побольше воздуха в легкие и крикнул:

– Эй, на корабле! Спустить трап для капитана!

Послышались шепот, шаги, голоса:

– Кого побаиваться-то! Спустить трап!

– Есть, сэр!

Затарахтели дружно растаскиваемые парты. Потом все замерло. Дверь открылась сама. Я вступил на мятежную палубу. «Пираты» – взъерошенные волосы, горящие щеки и настороженные глаза – кучковались в отдалении. Во всю доску красовалось выведенное мелом название корабля «Справедливость». Над доской свисала, прикрепленная к указке тряпка. Все было так, как я предполагал. Только в одном я не узнавал своих ребят.

– Позор! – сказал я, срывая тряпку. – Как вы могли поменять красный флаг на этот грязный пиратский лоскут?

Сняв со стоявшего ближе всех ко мне Мити Васнева галстук, я водрузил его на флагштоке.

«Пираты» молчали и не поднимали свои понурые головы.

– Мичман Красюк, построить экипаж! – приказал я и отошел к окну.

«Пираты» осмелели, зашевелились, охотно сбрасывая с плеч гнетущее оцепенение, но строиться не торопились, несмотря на старания Красюка. Послышались негромкие возгласы:

– Не пойдем на участок!

– Нечего было обещать!

– Принципиально!

Все было как на настоящем мятежном корабле.

– Отставить разговоры! – скомандовал я. – За бунт на корабле и неподчинение самому адмиралу по законам, принятым на всем земном шаре, вам грозят не то что земляные, а каторжные работы. Мне приказано привести вас в штаб на суд адмирала. В случае неподчинения будет вызван шефский крейсер и вас отведут под конвоем. Благоразумие и полное признание своей вины – вот это может облегчить вашу участь.

Я полностью выдержал все условия игры. Крыть было нечем. Кобзарь стал правофланговым, рядом пристроился Радченко, потом Сомов и все остальные с Васневым на левом фланге.

– По вашему приказанию экипаж построен! – доложил Красюк.

На решительных лицах членов экипажа я читал отчаянную готовность к любому суду и расправе, лишь бы не идти на пришкольный участок, где Полина Поликарповна проводила незаконный урок с девочками.

Мы пошли в кабинет адмирал-директора строем и сомкнулись в плотную шеренгу перед ее столом. Дора Матвеевна хмуро, но не без любопытства следила за построением и в конце кивнула мне:

– Идите на урок.

Я замялся. Хотелось присутствовать при таком ответственном разговоре. Но, как известно, приказ адмирала капитаны не обсуждают. Я повернулся и вышел.

На другой день я читал на летучке первые страницы из введенного мной «вахтенного журнала» траулера «Справедливость»:

«Школьное море. Порт № 55. Двенадцатый день апреля. Приказ № 1:

Вчера в шесть ноль-ноль состоялся суд над нарушителями порядка на траулере «Справедливость». Председательствовал адмирал-директор. Присутствовали представители штаба флота, свидетели и главы семейств всех членов экипажа. В ходе судебного следствия были обстоятельно проанализированы причины, приведшие к беспорядкам. Суд нашел, что случай с вызовом экипажа на земляные работы вместо обещанного отпуска явился лишь внешним поводом для неповиновения. Истинные причины этого позорного происшествия гораздо глубже. Они объясняются ослаблением воспитательной работы на траулере. Многие члены экипажа неправильно поняли принципы справедливости и демократии, принятые на корабле. Становясь в защиту порядка, они сами готовы кричать, шуметь и устраивать беспорядки. Именно так получилось одиннадцатого апреля. Если бы личный состав проявил выдержку и сознательность, спор был бы решен в духе справедливости и экипаж через своего капитана получил бы обещанный отпуск. Склонность к анархии и беспорядкам следует объяснить еще и тем, что имеющиеся небольшие трудовые успехи кружат многим головы. Замечены признаки зазнайства, «ячества» и особенно «мычества». Об этом убедительно говорил в своем свидетельском показании товарищ Малинин и многие другие.

Суд нашел всех участников беспорядка на корабле виновными и приговорил их к неурочным земляным работам сроком на пять уроков в разное время стоянок траулера. Исполнение приговора возложено на меня лично.

Суд вынес также две условные меры наказания. В случае если экипаж траулера до конца навигации, не изменит коренным образом поведение: 1) ходатайствовать перед штабом флота о лишении премий и наград и 2) запретить запланированный поход в воды Черного моря.

Довожу до личного состава, что за ослабление воспитательной работы на корабле адмирал-директор вынес мне выговор. Начальнику земляных работ за недоразумение с отпуском поставлено на вид.

В частном определении суд совершенно справедливо отметил, что план лова весенней путины находится под угрозой срыва. На сегодняшний день он выполнен всего лишь на 72 процента. Даже такие мастера, как Малинин, Красюк, Радченко, Шушин, которые славились как добытчики высшего класса, ловят вместе с «пескарями» и «ческарей», а иногда и «триска» попадает в их сети. По-прежнему плохо владеют орудиями лова Иванова и особенно Уткина. «Колюшка» – частая гостья в их сетях. В этом квартале неудача преследует и напарников Горохова и Васнева. Заметно снизили темпы работы Кобзарь и Сомов.

В том же определении суд напомнил и о таком позорящем команду факте, как списание с корабля Юрия Вертелы. Не случайно на новом судне он достиг значительных успехов.

На основании вышеизложенного, приказываю: 1. Замполиту Валентине Гойде и мичману Красюку более энергично и по-деловому проводить разъяснительную и политико-массовую работу в экипаже с тем, чтобы достойно встретить праздник 1 Мая.

2. Бригадиру Бабушкиной возобновить «Сигнальный лист», оперативно отражающий ход производственной программы. Принимать быстрые и конкретные меры помощи отстающим в работе.

3. Всему личному составу глубоко обдумать создавшееся положение. Подтянуться и не пищать!

Настоящий приказ довести до сведения экипажа траулера «Справедливость» в двенадцатый день апреля, на большом сборе, после подъема флага.

Капитан Гиг (Григорий Иванович Горский)».

Игра продолжалась. Новый вариант ее был принят со всей серьезностью, на какую только способны подростки.

Я повесил «Вахтенный журнал» в «Уголке школьника». Вести его будут не только дежурные по классу. Любой имеет право записать свои замечания, мысли, предложения – все, что будет способствовать улучшению и обогащению жизни на борту корабля.

Вслед за моей записью страницы журнала запестрели ребячьими почерками.

«Траулер «Справедливость» вышел в море и взял курс на 6-к (шестой класс). Ветер попутный. Настроение у всех хорошее. Никаких ЧП не было.

Вахтенный Радченко».

«Сто раз говорили, чтобы на стоянках все сходили на берег. И все-таки некоторые остаются и устраивают возню, как сегодня. А в результате разбили иллюминатор.

Вахтенный Стрекозова».

«Товарищ судовый врач! Почему задраены все иллюминаторы?

Капитан Гиг».

«Сегодняшняя вахта показала, что команда траулера может работать отлично. Ни одного замечания от командования. Молодцы, ребята! Так держать!

Замполит Валентина Гойда».

«Последнее время замечено мною, что некоторые члены экипажа допускают неряшливость в одежде и прическах. Например, А. Кобзарь так дико оброс, что напоминает дикобраза. Судовому врачу Барабак предлагаю произвести тщательный осмотр всей команды и принять необходимые меры.

Капитан Гиг».

«Д. Васневу перейти в каюту бывшего матроса нашего траулера Ю. Вертелы, потому что сосед Горохов мешает ему хорошо работать.

Бригадир Бабушкина».

«Сегодня ничего особенного не было. После рабочего дня капитан Гиг проводил беседу о том, как нам получше встретить Первое мая.

Вахтенный Шушин».

«Бух-бух-бух! Склянки пробили шесть часов, и на корабле начался большой аврал. Выдраили палубу, вымыли иллюминаторы и каюты. Траулер стал таким чистым и красивым, как будто совсем новый. Капитан Гиг объявил команде благодарность.

Вахтенный Колосов».

«Товарищи матросы, и офицеры!

Поздравляю вас с наступающим праздником Первого мая! Спешу поделиться с вами радостной вестью: экипаж получил приглашение участвовать в параде. Сбор в восемь ноль-ноль. Форма одежды летняя, парадная. Желаю вам хорошего настроения. Да здравствует праздник весны и труда!

Капитан Гиг».

В путь!

Ночь. Обыкновенные люди уже давно спят, а мы лежим на стульях в школьном зале и поем:

 
Я не знаю, где встретиться
Нам придется с тобой.
Глобус крутится, вертится,
Словно шар голубой…
 

С этой ночи мы уже не обыкновенные люди, а туристы. Правда, ряды наши поредели. К походу готовились всем классом, но в решительный момент оказалось, что у одних ребят путевки в лагеря, у других – неотложные поездки, третьих попросту не отпустила из дому. Я никак не влиял на решение родителей. Мне нужны надежные спутники. Ведь это первый поход. Вернемся с победой – тогда разговор другой. Малодушным будет отличный урок. А пока что, признаться, у самого, как задумаюсь, поджилки трясутся – как-то все еще обойдется!

 
И тогда мы скажем прямо, смело:
Каждый брался за большое дело.
И места, в которых мы бывали,
Мы на картах мира отмечали…
 

Наслушавшись от шефов про их былые походы, ребята бредили звериными тропами, ночевками в лесном ненастье, штурмами нехоженых перевалов. Вначале и сам я склонялся к тому, чтобы повторить последний маршрут шефов. Но Виктория Яковлевна отговорила меня: то, что с трудом далось старшеклассникам, было бы не под силу моим ребятам. Она посоветовала доехать на машине до полюбившихся ей мест у черноморского поселка Зетта, разбить лагерь во дворе местной школы и оттуда совершать походы в окрестные горные леса.

С этим планом легко согласились родители. Ребята покривились: детский маршрут! Но я попросил не задирать нос и воздержаться от характеристики маршрута до тех пор, пока мы не окажемся на горных тропах. Там мы посмотрим, кто на что способен. На этом и порешили.

Машина придет очень рано. Чтобы не ломать домашним утро, мы распрощались с ними накануне и собрались в школе. Настроение у всех походное, песенное.

 
Потому что мы народ горячий,
Потому что нам нельзя иначе,
Потому что нам нельзя без песен.
Потому что мир без песен тесен.
 

Ко мне подходит озабоченный Генка Воронов.

– Григорий Иванович, может, мы пойдем? Который час?

Начхоз экспедиции, он неуклонно выполнял свою программу. Решив запастись в дорогу свежим хлебом, Генка боялся пропустить время ночного завоза.

Из дальнего угла послышался вопль Вовки Радченко:

– Ой, убива-а-ют!

Наташка Барабак стучит по тощей Вовкиной спине, как по стене. Вывернувшись, он убегает в мою сторону.

– Видите, Григорий Иванович! Как девчонок, так тронуть нельзя – закон о неприкосновенности! А как они нас лупят! Разве это справедливо?

– Ты чего, Наташа, размахалась? – вступаюсь я за невинную жертву.

– А пусть не лезет, куда не просят! Зачем он вытащил из санитарной сумки одеколон?

– Уж капельку подушиться нельзя, – оправдывается Вовка, поглаживая спину.

– Возьми веревку и душись, – острит Наташка, поправляя растрепавшиеся волосы. – Теперь это не одеколон, а лекарство. Напечешь спину или накусают комары – сам первый прибежишь мазаться.

Свирепая у нас докторша, что и говорить! Я объявляю отбой. Уже в третий раз за этот вечер. Возбужденные непривычной обстановкой, ребята никак не могут успокоиться и уснуть на своих жестких ложах из стульев и рюкзаков в изголовье. На половине девочек затягивают нашу, отрядную:

 
У дороги чибис, у дороги чибис,
Он кричит, волнуется, чудак…
 

Но я перекрываю все голоса:

– Ну-ка, чибисы, кончайте! Всем спать! Придет машина, тогда вас не добудишься.

Чуткая тишина уже готова была навеять сон на буйные головы, как вдруг с шумом распахнулась дверь зала и ввалилась Генкина группа с буханками хлеба на руках.

– Горячий, душистый! Только из печи! Налетай, не зевай! – пел во всю глотку Сашка Кобзарь.

И конечно, налетели. Каждому надо было потрогать и обнюхать буханку, словно первый раз видели это древнейшее из чудес. Кончилось тем, что три булки, несмотря на протесты начхоза, были разделены на всех.

– Попробуйте, Григорий Иванович, аж горячий, – протянул мне ломоть Митя.

– Что!! – заорал я. – Хлеб! Ночью!.. С удовольствием.

Налакомившись, ребята разошлись но местам. На этот раз я серьезно велел всем спать. Погасив последние вспышки говора и смеха, я улегся на расстеленной у двери палатке.

Тишина. Один только Генка неслышно хлопотал в своем складском углу: что-то пересчитывал, перекладывал, упаковывал. У него настолько занятой вид, что не хватает духа сделать ему замечание. Я преклоняюсь перед организаторским гением нашего начхоза. Как-то само собою получилось, что всю материальную сторону подготовки к походу Генка взвалил на свои сутуловатые крепкие плечи. Мы только помогали ему. Случалось, что и мешали. Тогда он терпеливо учил нас жить:

– Зачем нам все консервы в железных банках? Поел и выбросил. А за стеклянные банки у любой хозяйки можно свежих овощей выменять. Понятно? Часть купим в железных – для походов, а часть в стеклянных – для лагеря. Банки – в ящиках, куда хочешь вези, не разобьются.

Говорят, упавшее с дерева яблоко подсказало Ньютону закон всемирного тяготения. Если согласиться, что все мы немножко Ньютоны, то для меня Генка сойдет за яблоко. Именно он помог сделать одно очень важное для меня открытие.

Я всегда думал, что воспитывать ребят следует по своему образу и подобию. Ведь это только окружающие нас люди обладают недостатками, сами-то мы – совершенство. Наверное, так думает каждая голова, пока на нее не свалится яблоко самопознания. И тогда, просветлев, голова начинает сравнивать себя с другими. Свои сравнения я лично начал с Генки. И очень скоро должен был признать, что, будучи вдвое старше, я вчетверо уступаю ему в практицизме, в умении ориентироваться и быстро находить самое выгодное для данной ситуации решение.

Начав с Генки, я стал пристальнее приглядываться и к другим ребятам. Немало удивил меня своей начитанностью и техническим кругозором Валерка Краснюк. Я за всю жизнь не прочел и десятка журналов «Техника – молодежи». А Валерка ни одного номера не пропускал.

Никогда я не увлекался спортом так, как Коля Шушин. Не делал таких фотографий, как Сева Колосов. Не разбирался в медицине, как Наташа Барабак. Не играл на пианино, как Лариса Стрекозова. Не готовил торты, как Зина Седова. Не одевался так, как умеют ребята… Время моего детства было беднее. Без телевизоров и ракет.

Но и душевных богатств моим ребятам не занимать. Олина принципиальность, Сашкина смелость, Вовкина справедливость, Юркина жизнерадостность, Митин лиризм, Борькина настойчивость… Да если все это перемножить – получится два отличных человека: Мальчишка и Девчонка. Тогда как сотвори я ребят по своему образу и подобию – вышли бы из них односторонние люди с малым кругом умений и большим самообладанием, – словом, добропорядочные граждане, которые в этом ярком мире приходят и уходят, как будние дни.

И хорошо, что воспитателю не дана абсолютная сила превращения подопечных в себе подобных. Детская душа не tabula rasa, на которой можно писать воспитательные планы. Но она и не результат раз и навсегда запрограммированной клетки. На нашу долю остается многое. Учитель – это то феноменальное существо, которому природа доверяет вмешиваться в свои дела, чтобы совершенствовать дальше величайшее из ее творений – человека.

Совершенствовать!

Но как? Какую избрать дорогу? В мире есть много дорог, но самая лучшая та, что ведет от сердца к сердцу. Пусть наши сердца станут сообщающимися сосудами; пусть в них переливается и устанавливается все доброе и разумное, что есть у каждого из нас.

И пусть не останется никакой мути на дне.

У нас уже была одна пробная реакция. Накануне Нового года мы провели диспут с девизом «Долой все, что мешает моему товарищу стать еще лучше!». Один за другим вставали ребята и точно называли у себя и у других химические элементы этой мути: лень, безволие, эгоизм, жадность, трусость… Там же, на диспуте, осталось немало пепла от душевного мусора. Озон критики и самокритики – великолепная среда для горения. Мы сделаем эти диспуты традиционными, чтобы знать, насколько нам удастся очиститься перед вступлением в каждый Новый год.

Ребятам всего по двенадцать-тринадцать лет. Впереди еще целая пятилетка. Я не говорю, что к выпуску они станут, не дай бог, стерильными, но чистыми – да! Чистыми и сильными. Смело и разумно идущими на слияние с Идеалом.

Кто сказал, что нет идеального человека? Философ, пославший из глубокой древности свое скептическое «все человеческое мне присуще»? Но разве все, что мне присуще, – человечно? А зверь и раб, затаившиеся во мне до срока? Разве душить в себе зверя и выдавливать каплю за каплей раба – не есть первое дело человека? Тогда что есть воспитание? Неустанное движение к идеальному – вот что!

Чтобы учить, надо учиться. С первого же дня благословенного учительского отпуска я отложил отдых на тринадцатый месяц в году. Засел за составление плана воспитательной работы. Теперь я уже не ломал голову, как прежде, над четвертным планом, уподобляясь архитектору, который вздумал бы спроектировать и начать стройку одного этажа, не имея еще полного представления обо всем здании в целом.

Я взялся спроектировать Личность, тот Идеал, к которому максимально должен приблизиться каждый из выпускников моего класса.

И я давно уже работаю над первым проектом личности. Наметил пути постоянного приобщения ребят к последним достижениям науки и техники и к знаниям, которые недостаточно даются школой в таких областях, как философия, литература, искусство, музыка, медицина. Рассчитал систему овладения трудовыми и спортивными навыками. И особенно тщательно обдумал комплекс возможных отношений внутри коллектива. Всю сумму задуманных дел я разделил по годам и месяцам. Пока что это черновик пятилетки, и я не посвящал в него ребят. Мне предстоит после похода окончательно доработать всю программу, чтобы в сентябре на общем собрании родителей и ребят поставить план на обсуждение. После принятия я напечатаю его и раздам во все семьи.

Для меня и для родителей план станет средством, объединяющим наши общие усилия. Для ребят он будет руководством но самовоспитанию. С годами они войдут во вкус и привыкнут к планомерной работе над собой. Жизнь, конечно, внесет свои коррективы для каждой из тридцати восьми личностей, идущих своими путями на соединение с личностью идеальной.

Спите, ребятки! А я уже вижу вас в этом зале через пять лет, на выпускном вечере! Вы поднимаетесь на сцену легко и с улыбкой. Еще бы! В получаемых аттестатах нет троек. А корки аттестатов распухли от вкладышей. Тут и документы о производственном и спортивном разрядах; и свидетельство об окончании медицинских курсов и курсов стенографии и машинописи; и диплом киномеханика; и право шофера-любителя; и удостоверение нештатного корреспондента молодежной газеты…

Вы многое умеете, знаете, кем быть, а главное – какими быть – быть, а не казаться!

Комсомольцы, коллективисты и общественники, вы больше всего гордитесь тем, что если бы всю историю Земли записать на одной тетрадной странице, то лучшие строки на ней были о Родине.

Вы знаете, что такое жизнь, ибо вы не иждивенцы. За прожитые взаймы детство и юность вы щедро расплатитесь тем, что вырастите еще лучших, чем сами вы, детей.

Вы не раз встречали зарю в трудном походе. Встречались трудности и в быту. Но они не пугали вас. Вы твердо знаете, что трудности преодолевают трудом, а к труду вы всегда готовы.

Вы знаете, что нет такого явления, которое нельзя было бы объяснить законами диалектики. Поэтому так зрелы ваши суждения в политике.

В мире прекрасного вы не случайные гости, а законные наследники всех тех богатств, которые накопило человечество. В литературе – в этой вечной книге жизни – вам особенно дороги страницы, повествующие о верности долгу и любви. В музыке вас вдохновляют мужество и нежность. В искусстве покоряет бескрайняя образность мысли. Прекрасное вызывает душевную отдачу, и вам не чужды сцена, кисть, перо, музыкальные инструменты. Прекрасное прививает шестое чувство – чувство меры. Прекрасное – в ваших открытых лицах, в спортивных фигурах, в постоянной готовности к шутке, к танцу, к песне. Но всего больше вы готовы к боевому призыву «Надо!». Надо так надо – не пищать! У вас твердое «нет» эгоизму и трусости, несправедливости и нечестности, безволию и лени, косности и ретроградству. Ваш девиз: «Один за всех, и все за одного!» И еще: «Человек прежде всего! Человек!»

Мечты, мечты! Жизнь, дай ума и таланта сделать их явью!..

– Машина! Машина! – раздался хриплый голос на дворе.

Я с трудом оторвался от грез и, налетев на кого-то по пути, бросился к двери.

Ребята просыпались, улыбками встречая новое утро, утро неоткрытых новых земель.