Текст книги "Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Стихотворения"

Автор книги: Вадим Шефнер

Выбор ветра

 
Птицам ветер не нужен попутный:
Хоть помочь он старается им,
Но при нем им становится трудно
Управлять опереньем своим.
 
 
Пусть сидит себе век на болоте
Тот, кто ветра попутного ждет.
Ведь свободу и точность в полете
Не попутный, а встречный дает.
 

Личный враг

 
Не наживай дурных приятелей —
Уж лучше заведи врага:
Он постоянней и внимательней,
Его направленность строга.
 
 
Он учит зоркости и ясности —
И вот ты обретаешь дар
В час непредвиденной опасности
Платить ударом за удар.
 
 
Но в мире и такое видано:
Добром становится беда,
Порою к дружбе неожиданно
Приводит честная вражда.
 
 
Не бойся жизни, но внимательно
Свою дорогу огляди.
Не наживай дурных приятелей —
Врага уж лучше заведи.
 

Вечные бури

 
Это северный ветер, ломающий старые вязы,
Как большой вентилятор, гудит за окошком моим,
Через море в тревоге шагает маяк одноглазый,
Чернокрылые тучи, как вороны, вьются над ним.
 
 
Выхожу за порог – и гвоздит меня ливень колючий,
И прозрачная тяжесть срывается на плечи мне, —
Я, сгибаясь, иду, я ночным ураганом навьючен,
Как волшебный мешок, я тащу этот мир на спине.
 
 
В нем трубят корабли, с непогодой вступая в сраженье,
В нем волну отбивают стальные борта лихтеров,
И сквозь рваные тучи луна к нам идет на сниженье,
Будто белый корабль, прилетевший из дальних миров.
 

Будущее кино

 
Смотрите мультфильмы! Там действуют дети и звери,
Там к доброму егерю зяблик в окошко стучится.
Правдивая ложь, где всегда я заранее верю
Во все, что начнется, всему, что сегодня случится.
 
 
Там людям содействуют звезды, там движутся горы,
Там зло наказуется бесповоротно и сразу, —
Не надо часами блуждать там наемным актерам
В не ими придуманных рощах, и вздохах, и фразах.
 
 
Там реки и розы умеют грустить и смеяться,
Там клены и люди, как братья, пускаются в танцы,
Там добрые чувства и мысли впрямую стремятся
От пальцев художника в сердце мое – без инстанций.
 
 
Искусство грядущего, ты, как дитя на рассвете,
Наставника ждешь. И провижу я кинокартины,
Где гений карает пороки и чтит добродетель,
Шекспира с Рембрандтом сливая в себе воедино.
 

Познавание

 
О песчинки познаний, осевшие в памяти нашей,
Вы навек откололись от Вечности – грузной горы!
Нам становится тесно под синей небесною чашей,
Из земной колыбели мы видим иные миры.
 
 
Мы мечтаем о звездах, к просторам и знаниям жадны,
Нас теперь не Дедал – Циолковский ведет в высоту,
И не крылья уже, а ракет раскаленные жабры
Над Землею свистят, вынося на орбиту мечту.
 

Стол находок

 
Много дальних дорог я прошел —
И надежды, и встречи, и лица...
Стол находок, мой письменный стол,
Нелегко за тобою сидится!
 
 
За тобою я в поте лица
Отделяю зерно от половы,
Чтоб весомой строкою свинца
Отлилось в типографии Слово.
 
 
Мне по-новому жизнь предстает
В час работы, под лампой ночною, —
Ты летишь, мой ковер-вертолет,
Над путями, что пройдены мною.
 
 
Вся земля у меня на виду,
Обведенная светом и тенью.
Может, чье-нибудь счастье найду —
И верну его по назначенью.
 

Глоток

 
До обидного жизнь коротка,
Ненадолго венчают на царство, —
От глотка молока до глотка
Подносимого с плачем лекарства.
 
 
Но меж теми глотками – заметь! —
Нам немало на выбор дается:
Можно дома за чаем сидеть,
Можно пить из далеких колодцев.
 
 
Если жизнь не легка, не гладка,
Если в жизни шагаешь далеко,
То не так уж она коротка,
И бранить ее было б жестоко.
 
 
Через горы, чащобы, пески,
Не боясь ни тумана, ни ветра,
Ты пошел от истоков реки —
И до устья дошел незаметно.
 
 
Вот и кончен далекий поход —
Не лекарство ты пьешь из стакана:
Это губы твои обдает
Горьковатая зыбь Океана.
 

Один человек

 
Один человек мною примечен —
В залив выезжает он каждый вечер.
 
 
Он лодку ведет от речного устья,
Он смотрит на воду с тайной грустью.
 
 
И чайка, летящая над камышами,
Что-то кричит, его утешая.
 
 
Он тихо гребет к заливу, к заливу;
Вода расступается молчаливо.
 
 
Ни всплеска весла, ни скрипа уключин,
У лодки ход, как во сне, беззвучен.
 
 
Потом он тихо опустит весла,
Сидит – и вьется дым папиросный.
 
 
Чего он ждет в тишине залива —
Какого чуда, какого дива?
 
 
Зачем не спешит он к устью речному,
К вечернему крову, к тихому дому?
 
 
Неужто ждет он, неужто верит,
Что с кем-то вдвоем вернется на берег?
 
 
Залив расступается шире, шире,
Стоят маяки в бессонном дозоре...
 
 
Кого потерял он в огромном мире?
Кого потерял он в осеннем море?
 

В покое

 
Давно он не был здесь – и снова
Пришел почувствовать простор.
И вот у озера большого
Разводит маленький костер.
 
 
На берегу темно и сыро,
Звезда в воде отражена,
Из вечереющего мира
Струится в сердце тишина.
 
 
...Ведерко с рыбой, запах тины,
Тепло живого огонька,
Кофейный привкус никотина
От старенького мундштука...
 
 
Покинув сыновей и внуков,
Старик пришел сюда опять,
Чтоб перед вечною разлукой
Богатство мира подсчитать.
 

Орфей

 
Глядя в будущий век, так тревожно ты, сердце, не бейся:
Ты умрешь, но любовь на Земле никогда не умрет.
За своей Эвридикой, погибшей в космическом рейсе,
Огнекрылый Орфей отправляется в звездный полет.
 
 
Он в пластмассу одет, он в сверхтвердые сплавы закован,
И на счетных машинах его программирован путь, —
Но любовь есть любовь, и подвластен он древним законам,
И от техники мудрой печаль не легчает ничуть.
 
 
И, сойдя на планете неведомой, страшной и дивной,
Неземным бездорожьем с мечтою земною своей
Он шагает в Аид, передатчик включив портативный,
И зовет Эвридику, и песню слагает о ней.
 
 
Вкруг него подчиненно нездешние звери толпятся,
Трехголовая тварь перепончатым машет крылом,
И со счетчиком Гейгера в ад внеземных радиаций
Сквозь леса из кристаллов он держит свой путь напролом.
 
 
...Два зеленые солнца, пылая, встают на рассвете,
Голубое ущелье безгрешной полно тишиной, —
И в тоске и надежде идет по далекой планете
Песнопевец Орфей, окрыленный любовью земной.
 

Рядом с небом

 
Мы все, как боги, рядом с небом
Живем на лучшей из планет.
Оно дождем кропит и снегом
Порой наш заметает след.
 
 
Но облачное оперенье
Вдруг сбрасывают небеса, —
И сквозь привычные явленья
Проглядывают чудеса.
 
 
...И лунный свет на кровлях зданий,
И в стужу – будто на заказ —
Рулоны северных сияний
Развертываются для нас,
 
 
И памятью об общем чуде
Мерцают звезды в сонной мгле —
Чтобы не забывали люди,
Как жить прекрасно на Земле.
 

«Любовь ведет через пустыни...»

* * *

 
Любовь ведет через пустыни
И через горные хребты,
И на ветру она не стынет,
И не боится высоты.
 
 
Порою с поворота глянет —
И вдаль с улыбкою зовет,
И, обнадеживая, ранит,
И жаловаться не дает.
 
 
Куда б ни ехал, где б ни шел ты,
Всегда с тобой она в пути —
Не та, которую нашел ты,
А та, которой не найти.
 

«Никакою тропой не вернуться к тебе, невидимке...»

* * *

 
Никакою тропой не вернуться к тебе, невидимке,
Но, проглянув сквозь годы тревог и нежданных потерь,
У лесного ручья на случайно удавшемся снимке
Ты стоишь под черемухой в платье, не модном теперь.
 
 
В этот утренний лес не вступили еще лесорубы,
В этом небе еще довоенные спят облака.
Вот сейчас улыбнутся по-детски припухлые губы,
И движением легким прическу поправит рука.
 
 
Может, все-таки можно к тебе на минутку вернуться,
И со снимка сманить, и войти с тобой в нынешний год?
...Платья новые шьются, и новые песни поются,
И на старых тропинках полынь молодая растет.
 

1962

Высокое равенство

 
Зверь, в сущности, доволен малым:
Ему нужны еда и сон.
Вовек не станет он Дедалом,
Но и не сбросит бомбы он.
 
 
Но человечество особый
Собой являет род и вид:
Меж доброй мудростью и злобой
Здесь бездна целая лежит.
 
 
Из одного как будто теста,
Да вот припек у всех иной:
Есть люди – выше Эвереста,
Есть – ниже ямы выгребной.
 
 
Но мы взрывать не будем горы,
Чтоб их с низинами сравнять,
Чтоб стала жизнь равниной голой,
Где тишь болотная да гладь.
 
 
Нет, мы хотим, чтоб на планете
Все были в помыслах чисты,
Чтобы для всех настал на свете
Век мудрости и доброты!
 
 
Чтоб не вершиной одинокой,
Не ямою у входа в храм, —
Чтоб каждый стал горой высокой,
Но дружественной всем горам!
 

«Города – продолженье природы...»

* * *

 
Города – продолженье природы,
Перекрестки таинственных троп.
Под железобетонные своды
Мы пришли из пещер и чащоб.
 
 
И песок стал витриной зеркальной,
И руда стала балкой стальной,
Глина, вставшая вертикально,
Нам предстала кирпичной стеной,
 
 
Но от каменных великолепий,
От чудес, что построили мы,
Манят нас молчаливые степи
И далекие манят холмы, —
 
 
Там, где нет ни стекла, ни металла,
Где природа дика и горда,
Где стеною глина не стала
И рудою осталась руда, —
 
 
Все нас тянет в лесную прохладу,
В неуют, к родниковой воде,
Будто скрягу к отцовскому кладу,
Что зарыт был неведомо где.
 

Невзгоды

 
Бывает – жизнь поранит и обманет,
Но ты преодолей свою печаль.
Пусть светится окно твое в тумане —
Назло судьбе ты свет не выключай.
 
 
Ты верь в свою удачу-недотрогу,
На твой огонь она придет в свой час.
 
 
Чтобы для счастья проторить дорогу,
Порой невзгоды посещают нас.
 

Грешники

 
В грехах мы все – как цветы в росе,
Святых между нами нет.
А если ты свят – ты мне не брат,
Не друг мне и не сосед.
 
 
Я был в беде – как рыба в воде,
Я понял закон простой:
Там грешник приходит на помощь, где
Отвертывается святой.
 

Стихи природы

 
Окрестность думает стихами,
Но мы не разбираем слов.
То нарастает, то стихает
Шальная ритмика ветров.
 
 
Неся дожди на берег дымный,
В раструбы раковин трубя,
Моря себе слагают гимны —
И сами слушают себя.
 
 
И скачут горные потоки
По выступам и валунам,
Твердя прерывистые строки, —
Но только грохот слышен нам.
 
 
Лишь в день прощанья, в час ухода,
В миг расставальной тишины
Не шумы, а стихи природы,
Быть может, каждому слышны.
 
 
В них сплетены и гром, и шорох
В словесную живую нить —
В те строки тайные, которых
Нам негде будет разгласить.
 

Под Лугой

 
Не зная дорог и обочин,
Шагаю в лесной глубине.
Какие просторные ночи
Подарены осенью мне!
 
 
Под этим таинственным кровом
Земля – словно дальняя весть,
Весь мир темнотой зашифрован,
Его невозможно прочесть.
 
 
Он полон надежд и наитий,
В нем нет ни вещей, ни имен,
Он праздничен и первобытен,
Как в детстве приснившийся сон.
 
 
В нем спутала все расстоянья
Ночная нестрашная мгла —
Чтоб тайная радость незнанья,
Как в сказке, к открытьям вела.
 

Движение

 
Как тревожно трубят старики паровозы,
Будто мамонты, чуя свое вымиранье, —
И ложится на шпалы, сгущается в слезы
Их прерывистое паровое дыханье.
 
 
А по насыпи дальней неутомимо,
Будто сами собой, будто с горки незримой,
Так легко электрички проносятся мимо —
Заводные игрушки без пара и дыма:
 
 
И из тучи, над аэродромом нависшей,
Устремляются в ночь стреловидные крылья,
Приближая движенье к поэзии высшей,
Где видна только сила, но скрыты усилья.
 

Острова воспоминаний

 
В бесконечном океане
Пролегает курс прямой.
Острова Воспоминаний
Остаются за кормой.
 
 
Там дворцы и колоннады,
Там в цветы воплощены
Все минувшие услады
И несбывшиеся сны.
 
 
Но, держа свой путь в тумане,
Бурями держа свой путь,
К Островам Воспоминаний
Ты не вздумай повернуть!
 
 
Знай – по мере приближенья
Покосятся купола,
Рухнут стройные строенья —
Те, что память возвела.
 
 
Станет мир немым и пресным,
Луч померкнет на лету,
Девушка с лицом прелестным
Отшатнется в пустоту.
 
 
И, повеяв мертвечиной,
В сером пепле, нищ и наг,
Канет в черную пучину
Сказочный архипелаг.
 
 
Ты восплачешь, удрученный, —
В сердце пусто и темно,
Словно бурей мегатонной
Всё былое сметено...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Знай – в минувшем нет покоя.
Ты средь штормов и тревог
Береги свое былое —
Не ищи к нему дорог.
 
 
Только тот, кто трудный, дальний
Держит путь среди зыбей,
Острова Воспоминаний
Сохранит в душе своей.
 

Перед взлетом

 
В дни, когда мне становится грустно и трудно
И душа упирается в тихий тупик,
Не брожу я по улицам шумным и людным,
Не читаю я душеспасительных книг.
 
 
Я за город шагаю – туда, где упрямо
На откосы карабкаются сорняки.
Там, где кладбища, бойни, где сточные ямы,
Где пакгаузы, свалки и тупики.
 
 
Там, на стыке владений людей и природы,
Сокровенней раздумья, обиды больней,
Но сквозь грусть, как в далекие детские годы,
Что-то мнится душе, что-то видится ей.
 
 
И авральная в ней закипает работа,
И сигнальный вдали загорается свет,
Эта грусть ей нужна, как площадка для взлета,
И не надо сочувствий и добрых примет.
 
 
Вот она уже вровень парит с облаками,
Озирая просторы владений своих...
Пусть дороги оканчиваются тупиками,
Но порою они начинаются с них!
 

Средний возраст

 
А где-то там, куда нам не вернуться, —
В далеком детстве, в юности, вдали, —
По-прежнему ревнуют, и смеются,
И верят, что прибудут корабли.
 
 
У возраста туда не отпроситься, —
А там не смяты травы на лугу,
И Пенелопа в выгоревшем ситце
Все ждет меня на давнем берегу.
 
 
Сидит, руками охватив колено,
Лицом к неугасающей заре,
Нерукотворна, неприкосновенна —
Как мотылек, увязший в янтаре.
 

Дом культуры

 
Вот здесь, в этом Доме культуры,
Был госпиталь в сорок втором.
Мой друг, исхудалый и хмурый,
Лежал в полумраке сыром.
 
 
Коптилочки в зале мигали,
Чадила печурка в углу,
И койки рядами стояли
На этом паркетном полу.
 
 
Я вышел из темного зданья
На снег ленинградской зимы,
Я другу сказал «до свиданья»,
Но знал, что не свидимся мы.
 
 
Я другу сказал «до свиданья»,
И вот через много лет
Вхожу в это самое зданье,
Купив за полтинник билет.
 
 
Снежинки с пальто отряхая,
Вхожу я в зеркальную дверь.
Не едкой карболкой – духами
Здесь празднично пахнет теперь.
 
 
Где койки стояли когда-то,
Где умер безвестный солдат,
По гладким дубовым квадратам
Влюбленные пары скользят.
 
 
Лишь я, ни в кого не влюбленный,
По залу иду стороной,
И тучей железобетонной
Плывет потолок надо мной.
 
 
...С какою внезапною властью
За сердце берет иногда
Чужим подтвержденная счастьем
Давнишняя чья-то беда!
 

1963

Стены дворов

* * *

 
Загляну в знакомый двор,
Как в забытый сон.
Я здесь не был с давних пор,
С молодых времен.
 
 
Над поленницами дров
Вдоль сырой стены
Карты сказочных миров
Запечатлены.
 
 
Эти стены много лет
На себе хранят
То, о чем забыл проспект
И забыл фасад.
 
 
Знаки счастья и беды,
Память давних лет —
Детских мячиков следы
И бомбежки след.
 

* * *

 
Ленинградские дворы,
Сорок первый год,
Холостяцкие пиры,
Скрип ночных ворот.
 
 
Но взывают рупора,
Поезда трубят, —
Не пора ли со двора
В райвоенкомат!
 
 
Что там плачет у ворот
Девушка одна?
«Верь мне, года не пройдет —
Кончится война.
 
 
Как вернусь я через год —
Выглянь из окна.
 
 
Мы с победою придем
В этот старый дом,
Патефоны заведем,
Сходим за вином».
 

* * *

 
Здравствуй, двор, прощай, война...
Сорок пятый год.
Только что же у окна
Девушка не ждет?
 
 
Чья-то комната во мгле,
И закрыта дверь.
 
 
Ты ее на всей земле
Не найдешь теперь.
 
 
Карты сказочных планет
Смотрят со стены,
Но на них – осколков след,
Клинопись войны.
 

* * *

 
Старый двор, забытый сон,
Ласточек полет,
На окне магнитофон
Про любовь поет.
 
 
Над поленницами дров
Бережет стена
Карты призрачных миров,
Ливней письмена.
 
 
И струится в старый двор
Предвечерний свет...
Все – как было с давних пор,
Но кого-то нет.
 
 
Чьих-то легоньких шагов
Затерялся след
У далеких берегов
Сказочных планет.
 
 
Средь неведомых лугов,
В вечной тишине...
 
 
Тени легких облаков
Пляшут на стене.
 

Спросил у памяти

 
Стоит ли былое вспоминать,
Брать его в дорогу, в дальний путь?..
Все равно – упавших не поднять,
Все равно – ушедших не вернуть.
 
 
И сказала память: «Я могу
Все забыть, но нищим станешь ты,
Я твои богатства стерегу,
Я тебя храню от слепоты».
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В трудный час, на перепутьях лет,
На подмогу совести своей
Мы зовем былое на совет,
Мы зовем из прошлого друзей.
 
 
И друзья, чьи отлетели дни,
Слышат зов – и покидают ночь.
Мы им не поможем – но они
К нам приходят, чтобы нам помочь.
 

Именной век

 
В минувшее бросаю взгляд
С вершины, мне дарованной.
Историками все подряд
Века пронумерованы.
 
 
Но нам достался век иной,
И это помнить надобно:
Он не простой, не номерной —
Он именной, он – Атомный.
 
 
Подняв главу до облаков,
Где только птицы реяли,
Он над курганами веков
Встает Казбеком времени.
 
 
Мы отвечаем в этот век
За все века грядущие —
Чтоб мог и дальше Человек
Считать года идущие.
 

«Не пиши о том, что под боком...»

* * *

 
Не пиши о том, что под боком,
Что изведано вполне, —
Ты гони стихи за облаком,
Приучай их к вышине.
 
 
Над горами и над пашнями
Пусть взвиваются они —
Ты стихи не одомашнивай,
На уют их не мани!
 
 
Не давай кормиться около
Мелких радостей и смут —
Пусть взмывают, будто соколы,
В холод, в синий неуют!
 
 
Изнемогши и заиндевев,
С неподкупной вышины
То, что никому не видимо,
Разглядеть они должны!
 

Умей

 
Умей, умей себе приказывать,
Муштруй себя, а не вынянчивай.
Умей, умей себе отказывать
В успехах верных, но обманчивых.
 
 
Умей отказываться начисто,
Не убоясь и одиночества,
От неподсудного ловкачества,
От сахарина легких почестей.
 
 
От ласки, платой озабоченной,
И от любви, достаток любящей,
И от ливреи позолоченной
Отказывайся – даже в рубище.
 
 
От чьей-то равнодушной помощи,
От чьей-то выморочной сущности...
Отказывайся – даже тонущий —
От недруга руки тянущейся!
 

Почта

 
Здесь гасят, гасят марки,
Не зная сожаленья.
Ложится штемпель маркий
На их изображенья.
 
 
Их гасит штемпель строгий,
Зато права дает им
На дальние дороги,
На дальние полеты.
 
 
Ты скажешь, что почтенней
Негашеным и чистым
Улечься на храненье
В альбом филателиста?
 
 
Нет! Лучше уж движенье,
Ведущее к забвенью,
Чем самосбереженье
И тихое нетленье!
 
 
Что с ними будет после —
Никто гадать не может,
А времени компостер
Бессмертия дороже.
 
 
Гаси их, штемпель маркий,
Нарядных и красивых!
Погашенные марки
Ценнее негасимых.
 

Рисовавший на скалах

 
На все земные времена
Им заарканены мгновенья,
И в каждой линии видна
Охотничья повадка гения.
 
 
Олени врезаны в гранит
Штрихами резкими, как молнии,
А жизнь в них бьется и кипит,
Они легки, как сон припомненный.
 
 
Он их ловил и убивал
И не просил у них прощения,
Но жизнь им вечную давал
В обмен за плоть, за насыщение.
 
 
Он действовал наверняка,
Исполнен зоркости и смелости,
И – нам в подарок – сквозь века
Пригнал свою добычу в целости.
 

Скромность

 
Мы взглядом простор окинем,
Взойдя на бархан крутой.
Весною цветет пустыня,
Казавшаяся пустой.
 
 
Растенья-эфемериды
Так рады, выйдя на свет, —
Для грусти и для обиды
Минутки свободной нет.
 
 
Не жить им в разгаре лета,
Никто не обережет, —
Но травы тянутся к свету,
К солнцу, что их сожжет.
 
 
В их жизни, такой недлинной,
Многое им дано, —
Как мед в бутыли старинной,
Время их сгущено.
 
 
И рады они, как дети,
И славят ясные дни,
И пресного долголетья
Не просят себе они.
 

Однажды в тайге

 
На откосе крутого оврага,
Там, где не было встреч и разлук,
Красота, как медовая брага,
Закружила мне голову вдруг.
 
 
Я шагнул по нетоптаной глине,
Я нагнулся – и чистый родник,
Одиноко журчавший доныне,
Благодарно к ладоням приник.
 
 
И в кипенье, в хрустальных изломах,
Отразил он сверкание дня,
И доверчиво ветви черемух
Наклонились, касаясь меня.
 
 
Их цветы засияли, как звезды,
Будто славя рожденье свое, —
Будто я красоту эту создал
Тем, что первым увидел ее...
 

Роща

 
Но где же лес? Куда ни гляну —
Здесь только пни да тишина.
В одну безлесную поляну
Лесная глушь превращена.
 
 
Лишь в роще у глухой дороги
Кладбищенские дерева
Растут, не ведая тревоги:
У них особые права.
 
 
Им весело стоять под ветром,
Их от живых сынов земли
Своим молчаньем безответным
Ушедшие оберегли.
 
 
И под зеленой черепицей
Листвы, шумящей в высоте,
Здесь вольные лесные птицы
Гнездятся в гулкой тесноте.
 
 
Сюда, сюда – в древесный шелест,
На островок последний свой,
Доверчиво они слетелись
Из мира, взятого пилой.
 
 
И дятел с докторским терпеньем
Выстукивает старый крест,
И крепко спят под птичье пенье
Владельцы заповедных мест.
 
 
Спят, пробуждения не зная.
Но в благодарность, как живым,
Кукушка, сирота лесная,
Года отсчитывает им.
 

К обрыву

 
К далеким целям не спеша,
Неторопливо и некруто
Изнашивается душа
От мелких радостей уюта.
 
 
Все в ней стихает: смех и плач,
И помыслы о чем-то главном.
Рессоры маленьких удач
Ее укачивают плавно.
 
 
И, не тревожа бытия,
Так мягко, так неторопливо
Наезженная колея
Приводит к черному обрыву...
 

Встречная

 
Ах, счастье не в благости вовсе,
Не в том, чтоб подметки сберечь.
Ты к трудным дорогам готовься,
Ты жди неожиданных встреч.
 
 
Пойдешь ты за счастьем, не зная,
Далёко ли, близко оно, —
Но есть где-то точка земная,
Где встретиться вам суждено.
 
 
Там где-то тропинкой пологой
Подруга твоя по судьбе
С улыбкой лукавой и строгой
Шагает навстречу тебе.
 
 
О ней не расскажешь словами,
О ней не написано книг,
Но встретишь – и солнце над вами
Свой бег остановит на миг.
 

1964

Берег Леты

 
По склону медлительной Леты
Свершая последний маршрут,
Угасшие авторитеты,
Как черные угли, плывут.
 
 
Забыв о прижизненной славе,
И уксус излив, и елей,
Поэты, как бревна при сплаве,
Плывут косяками по ней.
 
 
Короны плывут, позументы,
Плывут олимпийцев венки,
Низвергнутые монументы,
Плывут, будто пробки, легки.
 
 
Ты скажешь: «Печальны итоги
Земного бытья и житья,
Коль даже недавние боги
Скользят в океан забытья».
 
 
Но я тебе тихо отвечу:
«Пусть боги растают во мгле,
Никто перед Летой не вечен, —
Но Вечное есть на земле.
 
 
Я, смертный, душою спокоен
За свой человеческий род,
Я вижу – за этой рекою
Бессмертия берег встает.
 
 
Там влагообильные тучи
Плывут над просторами нив,
Там трудится пахарь могучий,
Из Леты волов напоив.
 
 
И жница с лицом неусталым
Оттуда глядит на меня,
И молотом бьет по металлу
Кузнец – покровитель огня».