Текст книги "Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Стихотворения"

Автор книги: Вадим Шефнер

 
Накоплен веком горький опыт,
Прямой опасен разговор.
Наоборот прочтите ропот —
И обозначится топор.
 
 
Но, кроме смерти, есть опала,
И от нее не жди добра:
Кого она к рукам прибрала —
Как бы казнен без топора.
 
 
Из мира, где царят и судят,
Она ведет в подвальный мрак,
В мир еле теплящихся судеб,
В мир приживалок и собак.
 
 
Она тебя загонит в угол,
Огонь погасит дотемна,
Она теперь твоя подруга,
Твоя владычица она.
 

 
Ужель на могильное тленье,
На пару аршинов земли
Сменяются все откровенья,
Все версты и штормы Земли?
 
 
Возница торопит лошадок,
Он после им даст отдохнуть;
С Двенадцатой линии краток
К Смоленскому кладбищу путь
 
 
Когда умирают поэты,
Столица не плачет о них,
Но воды таинственной Леты
Свой ход замедляют на миг.
 
 
И как бы незримые тени
На город кладет тишина,
И необратимой потерей
Природы душа смущена.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Возница всё гонит и гонит,
За гроб задевая кнутом, —
Чем нас торопливей хоронят,
Тем дольше их помнят потом.
 

 
На крестах и на плитах иней,
Не прочесть, кто лежит под ними.
Спят отважные, спят неважные,
Вьюга треплет венки бумажные.
 
 
Над холопами, над министрами
Вьется вьюга белыми искрами.
Под землей, снежком запорошенной,
Спят плохие и спят хорошие.
 
 
Спят до старости жизнь любившие,
Спят и сами себя убившие,
Спят последний армяк пропившие,
Спят хоромы себе нажившие,
Спят на баржи дрова грузившие,
Спят стихи о себе сложившие.
 
 
Замогильная, заоградная
Уравниловка беспощадная.
 

 
Меж настоящим и грядущим
Природа стену возвела.
Никто за стену не допущен —
Хвала напрасна и хула.
 
 
Нам кажется она прозрачной:
Там, за хрустальною корой,
Мир, то сияющий, то мрачный,
Приоткрывается порой.
 
 
А ежели она зеркальна?
Я вглядываюсь – в ней до дна,
Как новоявленная тайна,
Былая жизнь отражена.
 
 
И, словно будущим рожденный,
Из прошлого – навстречу мне —
Гонец шагает, отраженный
В зеркально-зыбкой глубине.
 
 
Он из былого, из былого
Спешит, бесхитростный связной,
Неся неведомое слово,
Еще не сказанное мной.
 

1958–1966

Забывание

 
Если помнить все на свете,
Ставить все в вину судьбе, —
Мы бы, как в потемках дети,
Заблудились бы в себе.
 
 
Утонув в обидах мелких,
Позабыв дороги все,
Мы кружились бы, как белки
В безысходном колесе.
 
 
Памяти союзник строгий —
Забывание, – оно
За нее всегда в тревоге,
Вечно вдаль устремлено.
 
 
Глядя в облачные дали,
Слыша дальние грома,
Зерна счастья и печали
Честно сыпьте в закрома, —
 
 
Отметая от былого
За незримую черту
Цепкой зависти полову,
Мелких распрей суету.
 
 
Очищайте забываньем
Закрома души своей —
Чтобы хлеб воспоминаний
Не горчил на склоне дней.
 

Подражание классикам

 
О неуче рассказ хотел я написать,
Хотел изобразить ученика-тупицу.
Уверенно раскрыл я чистую тетрадь
И начал заполнять страницу.
 
 
Я имя дал ему, я внешность описал,
Я стал бранить его, утратив чувство меры...
Потом задумался: чего же он не знал?
Какие привести подробности, примеры?
 
 
И я решил: чтоб был изображен
Правдивей и верней тот негодяй-мальчишка, —
Пусть все, что знаю я, того не знает он.
 
 
И вдруг нежданной мыслью был сражен:
А что же знаю я? Да ничего почти что.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Пылится на столе раскрытая тетрадь,
Как молчаливое напоминанье
О том, что самому премного надо знать,
Чтоб чье-то описать незнанье.
 

Виадук

 
Стою на крутом виадуке,
Как будто подброшенный ввысь.
Внизу там – речные излуки,
Там рельсы, как струи, слились.
 
 
Там горбится снег подзаборный
И плачет, ручьи распустив;
Там плавает лебедем черным
Маневровый локомотив.
 
 
Пакгаузы, мир привокзалья,
Цистерны – как поплавки.
С какой деловитой печалью
Звучат из тумана гудки!
 
 
И мне так просторно и грустно,
Как будто во сне я стою
Среди ледоходного хруста,
У счастья на самом краю.
 
 
И тянет с туманных перронов
Весенней прохладой речной,
И мокрые спины вагонов,
Качаясь, плывут подо мной.
 

Ответ

 
Я не в обиде. Мне отрадно
Идти с мечтой наедине
По теневой, по непарадной,
По ненаградной стороне.
 
 
От мира глаз не отрывая,
Всю жизнь шагаю я по ней.
Друг, с теневой и теневая,
И солнечная мне видней.
 

Ястреб

 
Природа все учла и взвесила,
Вы, легкодумные стрелки,
Не нарушайте равновесия
И зря не жмите на курки.
 
 
Вот кружит ястреб. Вредный вроде бы,
Но пусть летает невредим:
Кому-то вреден, а природе он
Полезен и необходим.
 
 
Ты рай себе уютный выстроил,
Но без тревог не проживешь.
Убьешь печаль – но тем же выстрелом
И радость, может быть, убьешь.
 

Льдина

 
Льдина – хрупкая старуха —
Будет морю отдана.
Под ее зеркальным брюхом
Ходит гулкая волна.
 
 
Все худеет, все худеет,
Стала скучной и больной.
А умрет – помолодеет,
Станет морем и волной.
 
 
Улыбнется из колодца —
Мол, живется ничего.
Так бессмертие дается
Всем, не ищущим его.
 
 
...Глянет радугой прекрасной
В окна комнаты моей:
«Ты жалел меня напрасно,
Самого себя жалей».
 

Ступени

 
Завидовал кто-то птицам,
Но был не из рода Дедалов, —
Чтоб медленно ввысь возноситься,
Он лестницу вырубил в скалах.
 
 
Другому в долину спуститься
Хотелось, чтоб жить там получше, —
Спуститься чтоб и не разбиться,
Он лестницу выдолбил в круче.
 
 
Ступени – замена полета,
Ступени – замена паденья,
Ступени – работа, работа,
Терпенье, терпенье, терпенье.
 
 
Я к небу медленно лезу,
Ступени ввысь прорубаю,
Я гору железом, железом
Долбаю, долбаю, долбаю.
 
 
Пусть ангелы в горнем полете
Смеются над неокрыленным, —
Не Богу – работе, работе
С киркой отбиваю поклоны,
 
 
Усилья, усилья, усилья,
Спина будто натертая солью,
 
 
А вдруг это крылья, крылья
Проклевываются с болью?
 

1967

«Отлетим на года, на века...»

Екатерине Григорьевой

* * *

 
Отлетим на года, на века —
Может быть, вот сейчас, вот сейчас
Дымно-огненные облака
Проплывут под ногами у нас.
 
 
И вернемся, вернемся опять
Хоть на час, хоть на десять минут.
Ничего на Земле не узнать,
В нашем доме другие живут.
 
 
В мире нашем другие живут,
В море нашем – не те корабли.
Нас не видят, и не узнают,
И не помнят, где нас погребли.
 
 
Не встречают нас в прежнем жилье
Ни цветами, ни градом камней, —
И не знает никто на Земле,
Что мы счастливы были на ней.
 

«Ты, детство, – золотое дно...»

* * *

 
Ты, детство, – золотое дно,
Тебе моя хвала.
Ты – как витражное окно
Из яркого стекла.
 
 
Пусть твой рисунок угловат,
Но разве дело в нем?
Забытый разноцветный сад
Почиет за окном.
 
 
Там, непонятна и светла,
Подруга детских дней,
Почти такая, как была, —
Но крылья есть у ней.
 
 
У ней варенье на щеке
И ситцевый наряд, —
Но лилии в ее руке
Мерцают и горят.
 
 
Стоит она, не зная зла,
С меня не сводит глаз, —
И только радуга стекла
Разъединяет нас.
 

Дворец

 
Довольно тревог и терзаний —
Былого уютный дворец
Из тысячи воспоминаний
Построен тобой наконец.
 
 
Внутри он и светлый, и теплый,
Не прячется мгла по углам,
И начисто вымыты стекла,
И убран строительный хлам.
 
 
Но если в него ты поверил —
Скорей из него уходи,
Круши его, взламывай двери,
Взрывчатку под стены клади!
 
 
И осенью грустной и чистой,
Под ветром надежд и скорбей,
Ты бедную хижину выстрой
На щебне гордыни своей.
 

«Не по-умному умнеем...»

* * *

 
Не по-умному умнеем,
Человечества сыны.
Слишком многое имеем
Для ведения войны.
 
 
Наши знания без меры
Возрастают каждый час.
Подстрекатели с Венеры,
Может, шляются средь нас.
 
 
Шепчут на ухо ученым
Злые формулы чудес,
Сыплют атомом толченым,
Чтобы род людской исчез,
 
 
Чтоб, живое сжив со света
И смешав его с золой,
Высадиться на планету —
Ту, что звали мы Землей.
 

«Как в поезде, живешь ты в доме...»

* * *

 
Как в поезде, живешь ты в доме —
Средь набегающих огней
В окне, в таинственном проеме,
Мелькают полустанки дней.
 
 
В забвенье, в дымные провалы,
В неразбериху и хаос
Мгновенья жизни, будто шпалы,
Уносятся из-под колес.
 
 
Уснуть бы – да тебе не спится
В твоем кочующем жилье.
И где-то встречный поезд мчится
По однопутной колее.
 

1968

«Невидимое мы узрели...»

* * *

 
Невидимое мы узрели
И неделимое разъяли,
Но так же дождь стучит в апреле,
Как при Софокле и Дедале.
 
 
И тот же зной томит в июле,
И нереиды пляшут в море,
И ходят звезды в карауле,
Как при Навуходоносоре.
 
 
Земля еще не стала раем,
Где каждый атом на учете,
И мы во сне над ней летаем
В неуправляемом полете.
 
 
Еще мы смертны, слава богу,
Еще смеемся мы и плачем,
И то, что кажется итогом, —
Всего лишь правила задачи.
 

Смех на развалинах

 
День прозрачно-беспечален,
Далеко до темноты.
Две подруги меж развалин
Рвут весенние цветы.
 
 
Что им прошлое величье,
Череда ушедших дней, —
Смех разносится девичий
Среди сумрачных камней.
 
 
Кто здесь строил, кто здесь рушил,
Кровь лилась или вино,
Что здесь делал век минувший, —
Молодости все равно.
 
 
Все равно, какой Аттила
Здесь размахивал мечом,
Временем или тротилом
Камень с камнем разлучен.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
...Деформируются своды
И гранитные столбы,
Гибнет гвардия природы —
Долговечные дубы.
 
 
За свершеньем – разрушенье,
Выпаденье из игры.
В черный вакуум забвенья
Погружаются миры.
 
 
Но вдали – весенним кличем,
Обещанием даров —
Раздается смех девичий
На развалинах миров.
 

Спор

* * *

 
Над морем прозрачный покой,
Такого еще не бывало.
Подать не рукой, так строкой
До Марса, до звездочки алой.
 
 
Она – словно тайная весть,
Она обещает и манит.
А вдруг они все-таки есть,
А вдруг прилетят марсиане?
 
 
Меж нами ни стекол, ни штор,
Ни поводов для поединка —
Один только чистый простор,
Пространства прозрачная льдинка.
 

* * *

 
Мы одни во Вселенной, быть может,
До сих пор нам никто не помог.
Из космической литерной ложи
Бородатый не щурится бог.
 
 
И на сцене зеленого рая,
Средь бесчувственных солнц и планет,
Мы в нелегком спектакле играем,
У которого зрителей нет.
 
 
Мы бесчисленны и одиноки,
А вкруг нас – только холод и снег,
И с галерки галактик далеких
Нас никто не окликнет вовек.
 
 
Мы одни во Вселенной, быть может,
И собратьев по разуму нет,
И на все, что томит и тревожит,
У себя лишь найдем мы ответ.
 

«Война не нужна, но возможна...»

* * *

 
Война не нужна, но возможна.
Вдали – сквозь бензиновый чад,
Сквозь ритмику джазов – тревожно
Военные трубы звучат.
 
 
Средь лета с гнездовий обжитых,
Рыдая, летят журавли,
И строгие тени убитых
С оружьем проходят вдали.
 

На пенсии

 
Парикмахер пехотный
Пристрастился к вину.
Он не очень охотно
Вспоминает войну.
 
 
А гордиться он вправе,
И заслужен покой, —
Только боже избави
От работы такой.
 
 
Ах, острижено сколько!
Стриг он как заводной,
Не под бокс, не под польку, —
Все под ноль да под ноль.
 
 
Он работал отлично,
Понимал что к чему —
Но не каждый вторично
Мог явиться к нему.
 
 
Ах, пехота, пехота —
Строевой матерьял!..
На холмах, на болотах
Он клиентов терял.
 
 
Видно, полька-канадка
Не для этих ребят —
Под землей в плащ-палатках
Двадцать лет они спят.
 
 
...Нынче грустно мне что-то,
Ты налей мне, налей!..
Ах, пехота, пехота,
Царица полей!
 

«Душа – общежитье надежд и печалей...»

* * *

 
Душа – общежитье надежд и печалей.
Когда твое тело в ночи отдыхает,
О детстве, о сказочно-давнем начале,
Во сне потаенная память вздыхает.
 
 
И снятся мечте неземные открытья,
И лень, чуть стемнеет, все лампочки гасит,
И совесть – ночной комендант общежитья —
Ворочается на железном матрасе.
 
 
И дремлет беспечность, и стонет тревога —
Ей снятся поля, окропленные кровью,
И доблесть легла отдохнуть у порога,
Гранату себе положив к изголовью.
 
 
А там, у окна, под звездою вечерней,
Прощальным лучом освещенная скудно,
На праздничном ложе из лилий и терний
Любовь твоя первая спит непробудно.
 

«Над собой умей смеяться...»

* * *

 
Над собой умей смеяться
В грохоте и в тишине,
Без друзей и декораций,
Сам с собой наедине.
 
 
Не над кем-то, не над чем-то,
Не над чьей-нибудь судьбой,
Не над глупой кинолентой —
Смейся над самим собой.
 
 
Среди сутолоки модной
И в походе боевом,
На корме идущей кó дну
Шлюпки в море штормовом —
 
 
Смейся, презирая беды, —
То ли будет впереди!
Не царя – шута в себе ты
Над собою учреди.
 
 
И в одном лишь будь уверен:
Ты ничуть не хуже всех.
Если сам собой осмеян,
То ничей не страшен смех.
 

«Налегай на весло, неудачник!..»

* * *

 
Налегай на весло, неудачник!
Мы с тобою давно решены, —
Жизнь похожа на школьный задачник,
Где в конце все ответы даны.
 
 
Но еще до последней страницы
Не дошли мы, не скрылись во мгле,
И поют нам весенние птицы
Точно так же, как всем на земле.
 
 
И пока нас последним отливом
Не утянет на темное дно,
Нам не меньше, чем самым счастливым,
От земли и от неба дано.
 

Анкета

 
Детство как прошло твое?
С кем тебе дружилось?
«Ангельё и чертовьё
Надо мной кружилось.
 
 
Слушал каждый их совет,
Да не всё я понял —
И провел я пару лет
В дефективном доме».
 
 
Юность как прошла твоя?
«Стоило влюбиться,
Ангелья и чертовья —
Прямо не пробиться.
 
 
Ангелы зовут к добру,
Черти к злу толкают,
Не всегда и разберу,
На что намекают...
 
 
Только в новое жилье
Въехал я с женою —
Чертовьё и ангельё
Въехало со мною».
 
 
...А теперь, на склоне лет,
Как тебе живется?
«Чертовьё на склоне лет
Надо мною вьется».
 

«Осенний закат отражается в глади озерной...»

* * *

 
Осенний закат отражается в глади озерной,
И весь этот берег сегодня нам дан на двоих.
По небу разбросаны звезд сиротливые зерна,
Но стебли лучей прорасти не успели из них.
 
 
Я вижу тебя, освещенную светом последним,
И тень твоя легкая тянется к дальним холмам.
Побродим, походим, помедлим, помедлим, помедлим,
Нам рано еще расходиться по темным домам.
 
 
Еще мы не все о себе рассказали друг другу,
Еще мы не знаем, кто наши друзья и враги, —
А ночь приближается к озеру, к берегу, к лугу,
Как черная птица, смыкая над нами круги.
 

Переулок памяти

 
Есть в городе памяти много домов,
Широкие улицы тянутся вдаль,
Высокие статуи на площадях
Стоят – и сквозь сон улыбаются мне.
 
 
Есть в городе памяти много мостов,
В нем сорок вокзалов и семь пристаней,
Но кладбищ в нем нет, крематориев нет —
Никто в нем не умер, пока я живу.
 
 
Есть в городе памяти маленький дом
В глухом переулке, поросшем травой;
Забито окно, заколочена дверь,
Перила крыльца оплетает вьюнок.
 
 
...Когда это дело случится со мной, —
С проспектов стремительно схлынет толпа,
И, за руки взявшись, друзья и враги
Из города памяти молча уйдут.
 
 
И сразу же трещины избороздят
Асфальт и высокие стены домов,
Витрины растают, как льдинки весной,
И башни, как свечи, начнут оплывать.
 
 
Осядут, в реке растворятся мосты,
Расплавятся статуи на площадях.
С вокзалов уйдут без меня поезда,
От пирсов уйдут без меня корабли.
 
 
Я буду шагать сквозь дома и дворцы,
На берег другой перейду без моста
Над стрежнем, над омутом, над быстриной —
Такое уж чудо случилось со мной.
 
 
Я в тот переулок забытый вбегу,
У старого дома замедлю шаги —
И девушка в платье весеннем сойдет
С улыбкой ко мне по ступенькам крыльца.
 
 
Не надо ни поезда, ни корабля —
Мы выйдем в неведомые поля,
Оглянемся – города нет за спиной.
 
 
Когда-нибудь это случится со мной.
 

1969

Документальное кино

 
А здесь не тянут канитель,
Здесь не лирические сценки,
И пуле, поразившей цель,
В эпохах нет переоценки.
 
 
Идет игра без дураков,
Войдешь – и сразу под бомбежку.
Здесь «юнкерсы» из облаков
Пикируют не понарошку.
 
 
Пехота движется в пыли,
Идут десантники на гибель,
Кругов спасательных нули
Покачиваются на зыби.
 
 
Выходишь ты на белый свет,
Навстречу мирному порядку,
Но пуль трассирующих след
Впечатался в твою сетчатку.
 
 
Еще не кончилась война,
Ты на забвенье не надейся, —
И улица накренена,
Как торпедированный крейсер.
 

Весть

 
Когда мне приходится туго —
Читаю в ночной тишине
Письмо незабытого друга,
Который убит на войне.
 
 
Читаю сухие, как порох,
Обыденные слова,
Неровные строки, в которых
Доныне надежда жива.
 
 
И все торопливое, злое
Смолкает, стихает во мне.
К душе подступает былое,
Как в грустном возвышенном сне.
 
 
Весь мир этот, вечный и новый,
Я вижу – как будто с горы, —
И вновь треугольник почтовый
В шкатулку кладу до поры.
 

Пластинка

 
Вспомни эту вечеринку,
Рядом стопочки составь,
Довоенную пластинку
На проигрыватель ставь.
 
 
Холостяцкое раздолье
Возникает изо мглы,
Воскресая с тихой болью
Под уколами иглы.
 
 
И, летя от света в темень,
У бессмертья взаперти,
На стене танцуют тени —
На паркет им не сойти.
 
 
В ритмах румбы беззаботной
Ты вдруг ритмы узнаешь
Очереди пулеметной,
Хлебной очереди дрожь.
 
 
И со свитком всадник скачет,
Вея хлоркой и золой,
И пластинка хрипло плачет
Под безжалостной иглой.
 

На пополнение

 
Мерещатся во мраке,
Встают из дальней мглы
Военные бараки,
Холодные полы.
 
 
Военные бараки,
Дощатые столы,
Учебные атаки,
Вино из-под полы.
 
 
Но отперты ворота,
И ветер по лицу,
И маршевая рота
Застыла на плацу.
 
 
Вся выкладка в порядке —
Винтовки и штыки,
Саперные лопатки,
Заплечные мешки.
 
 
Шагай в шинели новой,
Гляди в глаза беде
(А в сумочке холщовой —
Гранаты РГД).
 
 
...Товарные вагоны
И рельсов синева,
В саду пристанционном
Прощальные слова.
 
 
Подруга в блузке тесной
И с челочкой на лбу
Уходит в неизвестность,
В неясную судьбу.
 
 
И выбывшим на смену
Мы едем в ночь, куда
Война, как гвозди в стену,
Вбивает поезда.
 

«Отступление от Вуотты...»

* * *

 
Отступление от Вуотты,
Полыхающие дома...
У реки сидел без заботы
Человек, сошедший с ума.
 
 
Мир не стоил его вниманья,
И навеки отхлынул страх,
И улыбка всепониманья
На его блуждала устах.
 
 
Он молчал, как бессмертный Будда,
Все сомненья швырнув на дно, —
Это нам было очень худо,
А ему уже – все равно.
 
 
Было жаль того человека,
В ночь ушедшего дотемна, —
Не мертвец был и не калека,
Только душу взяла война.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Не от горя, не от оружья,
Не от ноши не по плечу —
От безумного равнодушья
Я себя уберечь хочу.
 
 
В мире радостей и страданья,
В мире поисков без конца
Я улыбку всепониманья
Терпеливо гоню с лица.
 

Лилия

 
Водяная лилия цветет
На краю озерного протока.
Ничего не помнит и не ждет,
Счастлива она и одинока.
 
 
Не задень веслом ее, не тронь,
Не тянись к ней жадными руками, —
Может, завтра полыхнет огонь
Над ее живыми лепестками.
 
 
Связанный с ней тайною судьбой,
В трудные и горькие мгновенья
Все цветы, что сорваны тобой,
Позабудешь ты без сожаленья.
 
 
В миг, когда смертельна тишина,
В миг, когда кончаются патроны,
Вспомнится тебе она одна —
Лилия, которой ты не тронул.
 

Ворота в пустыне

 
Синеют древние письмена
На изразцах колонн.
«Ворота счастья» – надпись дана
На арке с двух сторон.
 
 
По эту сторону и по ту —
Горькие солонцы,
По эту сторону и по ту
Строит мираж дворцы.
 
 
Путник, дойдя до этих ворот,
Надеждой давней томим,
Войдет в них, выйдет, мир обойдет —
И снова вернется к ним.
 
 
Он станет в их тень, в прохладную тьму,
Взгрустнет о пути своем:
«Где мое счастье, я не пойму:
В грядущем или в былом?»
 
 
И снова он по кругу пойдет,
Подавив усталости стон.
А счастье – только в тени ворот,
Но об этом не знает он.
 

Фантастика

 
Как здесь холодно вечером, в этом безлюдном саду,
У квадратных сугробов так холодно здесь и бездомно.
В дом, которого нет, по ступеням прозрачным взойду
И в незримую дверь постучусь осторожно и скромно.
 
 
На пиру невидимок стеклянно звучат голоса,
И ночной разговор убедительно ясен и грустен:
«Я на миг, я на миг, я погреться на четверть часа».
«Ты навек, ты навек, мы тебя никуда не отпустим.
 
 
Ты все снился себе, а теперь ты к нам заживо взят.
Ты навеки проснулся за прочной стеною забвенья.
Ты уже на снежинки, на дымные кольца разъят,
Ты в земных зеркалах не найдешь своего отраженья».
 

«Стремясь в несбыточные дали...»

* * *

 
Стремясь в несбыточные дали,
Весь мир вобрать в себя спеша,
По кругу, а не но спирали
Растет и движется душа.
 
 
Путь бытия она проходит,
В себе замкнув весь белый свет,
И вновь к самой себе приходит —
Не на поклон, а на совет.
 

Последняя радуга

 
Над зарослями краснотала,
Над речкой, на самом виду
Осенняя радуга встала,
Последняя в этом году.
 
 
Она небесам подчинила
И дальний погост, и село,
Дороги, дома и могилы
Взяла под цветное крыло.
 
 
Обид и невзгод отрицанье,
Жар-птица сентябрьского дня,
В прозрачную глубь созерцанья
Она погрузила меня.
 
 
Гляжу, как из дальнего детства,
Забыв про бытье и житье, —
Спешу на нее наглядеться
За всех, кто не видит ее.
 

На палубе

 
До порта прибытья еще нам с неделю идти,
И порт отправленья далек, как забытая песня.
Сейчас середина, сейчас сердцевина пути,
Конца и начала торжественное равновесье.
 
 
За черной кормою встает океанский рассвет,
И тянет от зыби сырою травою овражной,
И солнечный луч, сквозь лиловую тучу продет,
Скользит осторожно вдоль палубы чистой и влажной.
 
 
Как дышится юно на острове этом стальном,
И молодо солнце, и вечен простор поднебесья!..
Забудь в океане, что в долгом походе земном
Давно и навек ты ушел за черту равновесья.
 

Утешительный марш

 
Я отведу твою беду —
На этот марш надейся.
Его сквозь зубы на ходу
Тверди по ходу действий.
 
 
Пусть чем-то ты не награжден,
Обижен и обужен, —
Ты мог быть вовсе не рожден,
И это было б хуже.
 
 
Судьбу напрасно не ругай
И под незримым флагом
Шагай, шагай, шагай, шагай
Вперед – пехотным шагом.
 
 
Иди, иди, иди, иди,
Не мучайся обидой,
Ты на счастливцев не гляди,
Ты сам себе завидуй.
 
 
Не клянчи счастья, не шакаль,
Найди его, добейся,
По рытвинам судьбы шагай —
Как паровоз по рельсам!
 
 
Иди при свете и во мгле,
Сквозь молнии и тучи!
Тебе родиться на Земле
Счастливый выпал случай.
 

«У ангела ангина...»

* * *

 
У ангела ангина,
Он, не жалея сил,
Берёг чьего-то сына,
Инфекцию схватил.
 
 
В морозном оформленье
За домом тополя,
В неясном направленье
Вращается Земля.
 
 
До рая не добраться
С попутным ветерком,
И негде отлежаться —
Летай под потолком.
 
 
Земная медицина
Для ангела темна.
Ангина ты, ангина,
Чужая сторона!