Текст книги "Роковые таблички (СИ)"

Автор книги: Вадим Ечеистов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

Максим так увлёкся сладостными мечтами, что, разведя руки, стал целиться из невидимого гранатомёта в головную бронемашину. Он плавно нажал спуск, и, вдруг…ба-а-бах – бронетранспортёр с грохотом взорвался. Колонна встала.

Максим тут же отбросил воображаемое оружие и изумлённо помотал головой, решив, что заснул у дороги, и видит яркий, правдоподобный сон. Но видение не исчезло, лишь действующих лиц прибавилось – из искусно сделанных в земле укрытий, стали выскакивать вооружённые люди, которые тут же начинали стрелять очередями по военным.

Из-под тентов военных грузовиков горохом посыпались солдаты, стиснутые бронежилетами, и увенчанные матовыми полусферами касок. Их автоматы тут же принимались грозить и плеваться короткими жалами огня. Из пылающего бронетранспортёра, заглушая хлопки выстрелов, раздались душераздирающие вопли – похоже, что от взрыва ракеты заклинило выходные люки.

Второй броневик, замыкающий колонну, поливал обочину раскалённым свинцовым ливнем из штатного пулемёта, провожающего каждую пулю коротким прощальным кивком ствола. Ряды нападавших стали сокращаться на глазах. Их живые тела отвечали фонтанчиками крови и корчами боли на каждое попадание стремительного куска свинца.

Под прикрытием пулемёта солдаты стали теснить агрессоров, как вдруг, из-за поворота на огромной скорости вылетела старенькая легковушка. Она мчалась прямиком на броневик с несмолкающим пулемётом. За три десятка метров перед целью из водительской двери легковушки выскочил человек. Прокатившись по асфальту несколько метров, он так и остался лежать в стремительно разбухавшей лужице крови – ясно, что спасительный прыжок не удался.

Зато цель столь рискованного поступка была успешно достигнута – автомобиль въехал под броневик с оглушительным лязгом. Спустя секунды прогремел взрыв, волны которого достигли даже вершины откоса, где залёг Максим, пребольно тряхнув его о землю.

«Да уж, эти ребята неплохо подготовились. Наверняка, где-нибудь склад армейский с оружием распотрошили», ― с завистью смотрел на решительных стрелков Макс. Он и сам не прочь был бы проверить, что там, в фургонах этих охраняемых грузовиков. А то от того худосочного зайца не осталось ни одной самой завалящей калории в организме, даже в качестве образца или воспоминания.

А те, кто напал на автоколонну, испытывали, по всей видимости, куда более жестокий голод, так как не собирались отступать, невзирая на превосходство охраны. Солдаты успели организоваться после нервной сумятицы первых минут боя, и теперь, разделив нападавших кинжальным огнём на малочисленные кучки, планомерно отстреливали их, как жестяные мишени в тире.

Хлопки выстрелов, грохот гранатных разрывов, куски плоти и фонтаны крови – Максим впервые был свидетелем такой ожесточённой батальной сцены. Для человека сугубо гражданского зрелище было, конечно, во многом шокирующее, но любопытство и голод накрепко прижали его к земле, заставляя наблюдать картины боли и смерти, и вдыхать едкую смесь из ароматов крови и порохового дыма.

Довольно скоро все смельчаки из устроивших засаду лежали вдоль обочины. Одни недвижно распластались среди глянцевой мозаики собственных внутренностей, иные же слабо подёргивали конечностями в предсмертной агонии.

Оборонявшиеся ещё какое-то время изредка постреливали из укрытий, но поняв, что стрелять в ответ уже некому, стали по одному и группами выходить к обочине. Первым делом солдаты стали обходить поверженных бандитов и азартно добивать раненных, стреляя в голову или перепиливая ножом глотку. Видимо, эта процедура у них была уже доведена до автоматизма. Оно и понятно – не каждый согласится безропотно смотреть на голодный желудок, как под охраной кому-то везут горы еды. Оттого, должно быть, подобные нападения на грузовые автоколонны теперь не были чем-то из ряда вон выходящим. Есть где солдатам из сопровождения опыта и злобы набраться.

Максим с интересом наблюдал, как тяжёлый военный тягач расчищал путь уцелевшей технике, стягивая с дороги обугленный бронетранспортёр. Макс заметил, что тягач одной из фур, полностью выведен из строя. Он скрестил пальцы в надежде, что не желая рисковать ради одного грузовика всей колонной, охрана бросит его на дороге. Вот тогда Максим, наверняка найдёт для себя много интересного в брезентовом нутре тяжёлого автоприцепа. Он нетерпеливо сглотнул, и стал ещё внимательней следить за суетой на дороге.

Солдаты погрузили своих раненных и убитых, потом построились у головной машины, и двое офицеров по очереди стали что-то объяснять подчинённым, широко вышагивая вдоль строя. Их поочерёдное выступление длилось минут десять, и завершилось вызовом из строя четырёх человек. Вызванные понуро, в затылок друг другу, пошагали к повреждённому грузовику. Остальные разбежались по уцелевшим машинам и бронетранспортам.

«Дьявол! Они всё-таки решили оставить караул», ― вне себя от злости и разочарования Максим шарахнул кулаком оземь, едва не ободрав кожу на костяшках пальцев. Живот сводило судорогой от голодной пустоты, которая урчала в унисон с моторами тяжёлой техники скрывающейся за поворотом автоколонны.

Четверо автоматчиков, оставленных охранять прицеп повреждённого грузовика, вальяжно прохаживались туда и обратно вдоль его бортов. Максим с ненавистью взирал на эту преграду, вставшую между ним и бесконечно манящим содержимым прицепа. И вдруг его светлой молнией поразила замечательная идея: « Водка! Идиот, у тебя же водка есть. Пора поторговаться».

Четверо молодых парней, вдали от начальства, вряд ли откажутся обменять что-либо им не принадлежащее на возможность добавить в серую обыденность службы, ярких красок лихой радости с ароматом жгучего спирта. Риск, конечно, имеется, но для Максима он ничтожен, в сравнении с выгрызающим его изнутри голодом.

Он сложил в неглубокую ямку, присыпав сухими ветками три бутылки прозрачной жидкости, и, схватив начатую ёмкость за горло, встал и решительными скачками стал спускаться с откоса к дороге. Вытянув руки над головой, он закричал изо всех сил:

– Э-эй, мужики, не стреляйте. Я без оружия.

Парни у грузовика вскинули автоматы, и один из них, тот, что пошире в плечах, угрожающе рявкнул:

– Эй ты, а ну стоять. Ещё шаг, и мы из тебя сито сделаем.

Максим остановился, придав лицу наименее, по его мнению, подозрительное выражение лица. Вид вышел немного дурашливым, но Макс растянул улыбку ещё шире, и вновь обратился к автоматчикам:

– Ребята, да я мирный человек – говорю же, что нет у меня оружия. Зато есть кое-что для вас.

– Стой где стоишь, придурок. Что это у тебя в руке?

Максим под строгим присмотром чёрных зрачков автоматных дул, скрепя сердце проглотил «придурка», и совсем уж по-халдейски помахал бутылкой:

– Водка это, мужики. Водочка, водяра. Четверо мужиков – скучновато, наверное, постоянно насухую служить. Вот, решил вам подарок сделать.

На лицах солдат явно читалась заинтересованность, но они продолжали посматривать на старшего. Тот, секунду подумав, заорал:

– Подарок? Ну, ка-анечно. Дед Мороз, блин, выискался. Знаем мы такие подарки. Ну-ка, сам глотни хорошенько.

Максим понял, о чём подумал солдат, и, желая развеять его сомнения, стал скручивать винтовую пробку с бутылки. Демонстративно взболтав жидкость, он, стараясь не дышать носом, сделал щедрый глоток из горлышка. Потом, сморщившись, отдышался и просипел:

– Ох, и крепкая. Ух, а сейчас тепло внутрь так и потекло. Хорошо! Решайтесь, мужики, а то сейчас один всё выпью.

Солдаты, посмеиваясь и соревнуясь в колкостях по поводу водки а также последствий её употребления, выжали несколько минут. Потом, заметив, что хуже Максиму не становится, скорее наоборот – мужчина немного повеселел, вновь уставились на главного. Тот, выдержал недолгую паузу, и опустил оружие:

– Ладно, шагай сюда. Только медленно, и руки держи на виду.

Парни пустили бутылку по кругу, и вскоре пустая посудина была с радостным гиканьем разбита об асфальт. Они принялись с благодарностью хлопать Макса по плечам:

– Слушай, а ты, похоже, честный человек. Взял, да угостил ребят, а то все, понимаешь, пристрелить норовят, ― солдат кивнул в сторону одного из трупов.

– Да, о чём вы говорите, мужики? Я же сразу сказал – я мирный человек. Кстати, я мог бы вам ещё «горючего» достать.

– Так, давай, а то зубы помочили, теперь бы ещё и душу сполоснуть. Догнаться точно необходимо.

– Ребята, так вы и меня поймите: три дня ничего не жрал. Я ведь водку то надеялся на еду поменять. Вот если бы… ― Максим красноречиво кивнул в сторону фуры.

– Кстати, а что там у вас?

Солдаты обменялись взглядами, и дружно расхохотались, без злости, а так, от приподнятого алкоголем настроения.

– А ты, змей, мужик – издалека зашёл. А, кстати, там крупа в мешках да тушёнка в жестянках. А сколько бы ты в обмен на водку взять хотел?

– Семь, нет, десять банок тушёнки.

Тот солдат, что говорил больше остальных, обратился к своим:

– А что, может и правда, уважим человека? Я думаю, пропажу пары упаковок не сразу заметят?

Парни согласно закивали в предвкушении пирушки. Старший положил руку на плечо Максиму:

– Давай, неси водку, а мы пока вытащим для тебя тушёнку. Там в каждой коробке по двадцать жестянок. Ты парень хороший – двух коробок тебе надолго хватит.

Максим задрожал от радости и удивления, но, стараясь не испытывать неожиданную щедрость солдат на долговечность, тут же бросился наверх за оставленными бутылками.

Превозмогая одышку он очень скоро стоял перед фурой, сжимая в руках стеклотару с горячительным. Две картонных коробки уже стояли на асфальте. Максим сунул бутылки солдатам, а сам кинулся к картонным ящикам. Попытка поднять сразу обе коробки успехом не увенчалась – уж очень тяжёлыми они показались, измученному голодом и долгой дорогой, человеку. Максим минуту плясал вокруг картонной колонны, пытаясь ухватиться и так, и этак, но, в итоге, решил перенести ящики по одному.

Поднимаясь по склону, он убедился в верности этого решения – подъём с грузом был настолько труден, что если бы ему на коробку положили, ну, хотя бы ещё одну банку тушёнки, он точно кубарем скатился бы на дорогу. Максим, добравшись с передышками до верхнего края насыпи, с облегчением опустил коробку, будто набравшую лишний десяток килограмм за время подъёма, на землю.

Немного передохнув, недоверчиво оглядываясь на пирующих охранников, Максим подобрал массивную сухую палку, и принялся углублять ямку, в которую до того прятал водку. Грунт, на счастье Макса, был достаточно податливый, но к тому времени, как яма приобрела нужные габариты, пот, тем не менее, крупными градинами выступил на лице и пребольно разъедал глаза.

Утерев лицо, мужчина опустил коробку с консервами в тайник, завалил землёй, и присыпал сверху ветками. Собрав поблизости булыжники, что покрупней, он выложил рядом небольшую пирамидку, чтобы самому можно было потом обнаружить собственный схрон. Содержимое второй коробки Максим решил рассовать по карманам, и загрузить в мешок, который сделает из своей куртки. Этого ему надолго хватит. Надолго – это до того времени, как он отыщет свою любимую.

«Надо, кстати, спросить – не известно ли им чего о том, куда уходили люди с электричек», ― подумал Максим, спускаясь к дороге. Вслух он, однако, крикнул, обращаясь к солдату, прильнувшему к горлышку переданной ему по кругу бутылки:

– Смотри, не лопни, кутила!

Но тот, будто назло его шутливому предостережению, взял, и…в ту же секунду лопнул. Да, именно так – его лицо, вместе с бутылкой, лопнуло с громким чавкающим звуком, раскрывшись, наподобие кошмарной розы с белыми вкраплениями костных осколков. Зрелище было настолько фантастическим и необъяснимым, что все застыли в полнейшем изумлении. Но когда у второго охранника в груди появилась окровавленная воронка, Максим плашмя бросился на землю. «Снайпер», ― тревожным красным светом промелькнуло в голове.

Максим никогда не видел вживую результатов работы снайпера, но смотрел телевизор, читал газеты, а потому не сомневался в том, что именно меткие выстрелы стали причиной фатальных изменений в облике охранников. Максим плотнее вжался в землю, понимая, что может стать следующей мишенью для невидимого стрелка – тот вряд ли догадается, что он не имеет к солдатам и грузу никакого отношения.

Максим уловил встревоженным ухом ещё несколько отдалённых хлопков. Ещё были слышны звуки падающих тел, потом осторожные шаги. Максим лежал не шевелясь, наивно полагая и надеясь, что на него не обратят внимания. Но круглый кусок горячего металла, с силой вдавленный ему в затылок, заставил распрощаться с этими надеждами.

От горячего ствола, жгущего кожу головы, шёл плотными волнами запах пороха с небольшой примесью палёных волос. Дуло ещё сильней упёрлось в затылок, когда раздался скрипучий голос:

– Попробуешь встать, я тебе башку прострелю, и мозги будешь свои из земли выкапывать. Так, кто ты такой?

Глава 6 Секта. След теряется

― Максим... П-полыхаев, ― не очень членораздельно назвался, лежащий лицом в землю человек.

Тот, кто прижимал к его затылку дуло винтовки, ярился всё больше:

– Да, плевал я на то, как тебя зовут. Ты кто такой, говорю? Из охраны? А форму, постирал что-ли?

– Из какой охраны? Я хотел еду у солдат выменять – иду издалека, и уже не жрал два дня. Слушай, да убери ты ствол, дыру в затылке просверлишь, ― Максим попытался повернуть голову, но нажим на затылок усилился.

– Не дёргайся, сказал! Успел ты на землю прыгнуть, а то бы я тебя вместе с солдатнёй на пулю насадил. Ну, ничего, я это сейчас сделаю. Лучше поздно, как говорится…

Внезапно истеричные словоизлияния стрелка были прерваны низким голосом с отчётливыми властными нотками:

– Ладно, Топор, ты его сверху не убил, и здесь уже минуты три болтаешь, а он до сих пор жив. Так может и не стоит в него стрелять? Ну-ка, отпусти его.

Нажим на голову ослаб, и Максим повернувшись, сел, желая сначала осмотреться. Тот, что поближе стоял, с винтовкой казался слишком худым при его-то высоком росте. Ещё он был обладателем очень примечательной детали – его нос был просто огромен. Начинаясь прямо от нижней границы невысокого лба, он рос почти горизонтально, после чего резко обрывался книзу. Всем видом этот уникальный нос напоминал не то акулий плавник, не то… ну, точно – топор. Так вот откуда его прозвище. Максим с огромным усилием подавил смех, не желая раздражать нервного снайпера.

Второй человек был не так высок, да и не очень тонок – скорее, плотно сбит, как боксёр на пенсии. Мужчина лет сорока пяти с широким, украшенным залысинами, лбом на породистом лице. Его правильные черты не позволяли говорить ни о красоте, ни о безобразности. Единственное, что выделяло его среди остальных, стоявших рядом и поодаль, так это выражение бесконечной уверенности в правильности всего, что он делает и говорит.

«Топор» сделал шаг в его сторону, ещё больше ссутулившись, будто желая быть вровень с самоуверенным крепышом.

– Ведущий, а ты зачем спустился? Вдруг здесь ещё кто живой остался.

Тот, кого назвали «Ведущим», похлопал обеспокоенного снайпера по плечу:

– Это вряд ли. А если даже кто и выйдет с оружием – ты же рядом. А я в тебе уверен, Топор.

Снайпер на этих словах расплылся в счастливой улыбке, довольный, как пёс, которого хозяин потрепал за ухом. Максим сразу понял, кто здесь всё решает, и обратился к этому человеку в выпачканном длинном плаще:

– Послушайте, как вас, э-э… Ведущий. Я, в самом деле, шёл мимо, и решил выменять немного еды у охранников, вот у этих, с дырами в голове.

– Я тебе верю, как там тебя… Максим. Только теперь это наш грузовик, вместе со всем содержимым. А нас много, и поэтому делиться с посторонними я не намерен. С другой стороны, крепкий мужик нашему лагерю не помешает. Ты можешь пойти с нами, тогда получишь свою пайку, ― сгрудившиеся вокруг главаря люди принялись дружно кивать, соглашаясь с каждым его словом. Максим встал, отряхнулся и, вспомнив о тайнике с тушёнкой, будто нехотя, помотал головой.

– Нет, я не могу с вами. У меня времени нет. Я лучше пойду, хорошо?

«Ведущий» нахмурился:

– Хорошо, пойдёшь, но только куда я скажу. Топор!

Дуло резво вскинутой винтовки остановилось аккурат напротив Максимовой переносицы. Тот, закусив губу, кивнул:

– Всё! С вами, значит, с вами. Пойду.

– Ну, вот и славно. А теперь принимайся вместе с остальными выгружать содержимое фуры. Надо поторопиться, пока за ней вояки не вернулись.

Несколько человек ловко, по-паучьи, забрались под тент. Остальные выстроились у заднего борта прицепа и стали принимать мешки и коробки, тут же рассовывая их по огромным заплечным мешкам из яркой ткани. Самые тяжёлые мешки привязывали к складным медицинским носилкам. «Навьюченные» люди тут же принимались карабкаться на откос.

Максиму, за неимением лишнего рюкзака, взвалили на плечи тяжеленный мешок с сахаром. За спиной заскрипел несмазанной калиткой голос Топора:

– Вперёд, умник, я за тобой пойду, так что не балуй.

Потом он, видимо, решил обратиться к своему предводителю:

– Ведущий, этот последний. Что смогли – погрузили. Надо уходить, пока за грузом хозяева не вернулись.

– Прекрасно – управились за пятнадцать минут. Всё, уходим, ― Ведущий быстро, но без суеты, взобрался по склону. Ожидавшие наверху мужчины, подняли тюки и носилки с грузом, и, тяжело переставляя ноги, двинулись вслед за ним. Топор и ещё трое мужчин с ружьями замыкали колонну, шурша ботинками за спиной Макса.

Шли довольно долго, около двух часов, не раз останавливаясь для недолгого отдыха. И вот показались рыжие колонны соснового бора. Ветви сосен, как и всех деревьев на планете, пугали своей мёртвой чернотой. Они, как корявые пальцы чёрных мумий, царапали свинцовое осеннее небо.

Протоптанная тропка, петляя между мощных стволов, упиралась в металлические ворота. Высокие створки были украшены фигурками, которые, по замыслу неведомого художника-любителя, должны были напоминать известных мультяшных героев. «Когда-то здесь, наверное, детский лагерь отдыха размещался», ― без труда сообразил Максим.

Ворота распахнулись с пугающим лязгом и громыханием, и поглотили вереницу согнувшихся под тяжкой ношей людей. За бетонным забором тут же раздался восторженный клич множества голосов. Оказавшись внутри, за воротами, Максим увидел множество женщин и детей, восторженно вопящих при виде богатой добычи. От забора также доносились приветственные крики – их испускали вооружённые мужчины. Они сидели на расставленных вдоль бетонной ограды конструкциях, грубо сколоченных из досок наподобие строительных козел.

Максим с огромным облегчением сбросил под навес мешок, и, потирая взмокшую и онемевшую спину, ещё раз внимательно осмотрелся. Ну так и есть – бывший пионерлагерь: одноэтажные жилые корпуса, столовая, площадь со шпилем флагштока. Часовые вдоль забора стояли через каждые десять метров. Вооружение их поражало своим разнообразием: охотничьи ружья и карабины, автоматы армейские и короткоствольные милицейские. Один мужик деловито крутил на пальце допотопный наган, какие носили раньше сторожа-вахтёры на заводах и фабриках.

Максим улыбнулся, про себя подумав: «Они бы ещё с рогаткой часового поставили. А, похоже, не очень спокойно им тут живётся, раз забор столько народа охраняет».

Его мысли были прерваны зычным гласом Ведущего. Именно гласом, не голосом – настолько мощно звучал он над головами собравшихся, заглушая их разноголосое бормотание.

– Братья и сёстры! Все, кроме часовых, собирайтесь в храме. У меня есть несколько важных сообщений.

Народ потянулся к зелёному дощатому павильону. Максим по виду здания сообразил, что до объявления его храмом оно успешно служило актовым залом или клубом. Внезапно, Максима грубо пихнули в спину.

– А тебе что, особенное приглашение требуется?

Максим обернулся и совершенно не удивился, увидев ухмыляющегося Топора.

– Слушай, Топор, ты чего, думаешь, что сможешь меня всё время пинать? Ведущий же велел меня в живых оставить. Значит, убить меня ты не сможешь – хозяина своего побоишься. А раз так, в следующий раз я твой огромный клюв набок сверну, если ещё до меня дотронешься. Так что, впредь повежливей будь, ― сказав это, Максим пошёл догонять остальных, оставив трясущегося от бешенства Топора переваривать сказанное.

Люди плотно набились в сумрачное помещение, у одной из стен которого была устроена невысокая сцена. Задняя стенка сцены была внатяг обита белой тканью, которая прежде, по всей видимости, использовалась в качестве киноэкрана. Теперь же на её фоне раскорячилось огромное ветвистое дерево, необычной формы ствол которого, при наличии воображения, можно было сравнить очертаниями с фигурой человека. На стволе дерева умелой рукой были искусно вырезаны суровые глаза и разинутая пасть с огромными зубами. Ветви были украшены разноцветными лентами и искусственными цветами.

На сцене появился Ведущий. На этот раз он облачился в чёрный балахон до самого пола, похожий на судейскую мантию. Встав на краю сцены, он простёр руки в сторону зала, и заполнил его своим мощным, раскатистым голосом.

– Братья и сёстры! Сегодня мы вернулись со знатной добычей. Теперь у нас ещё больше еды, и предстоящей зимой нам не грозит голодная смерть. А всё почему? Не потому ли, что мы уважительно относимся к лесам, и почитаем их божественных защитников – Леших. Они устали терпеть, как неразумные люди истребляли леса, и пришли показать свою силу.

Многие думали, что они пришли, чтобы уничтожить род людской. Но я, получивший от Леших тайное знание, говорю вам – они пришли очистить его. Отныне мир будет иным, и я приведу вас на новую землю, как слуг леса и хозяев над неразумными людьми, ― на этих словах Ведущий плавно, по-дирижёрски, взмахнул руками, и по залу пронёсся восторженный хор:

– Слава Лешим, да будет Новый мир!

Ведущий ещё раз махнул руками, будто поставив знак восклицания в конце хоровой речёвки, и продолжил:

– Но не только едой благословило нас сегодня моё предвидение. С нами пришёл человек. Его имя – Максим, и отныне он становится нашим братом.

Максим поймал на себе множество взглядов и подумал: «Ну вот, попал в секту. А я, вообще-то, никакого желания становится ещё одним «братом»-идолопоклонником не изъявлял. Ну и придурки». Последняя мысль была вызвана одинаково благостным, и каким-то дурашливым, выражением лиц собравшихся. Ведущий же продолжал вещать:

– Все мы знаем, что стать одним из нас достоин лишь тот, на ком есть «печать Лешего». И сейчас Максим испытает счастье священного касания.

Максим заметил, как ближайшие к нему люди слегка попятились от него. «Ох, не нравится мне это», ― успел подумать он, когда его грубо схватили за руки, и навзничь бросили на пол. Лишив возможности пошевелиться, ему расстегнули на груди куртку, оттянули свитер и футболку. Максим почуствовал кожей груди нестерпимый жар, и ощутил запах дыма. Тут же, нестерпимая боль заставила его вопить и извиваться по полу – к его груди прижали тлеющий сучок с множеством веточек, прижав его дополнительно кирпичом. Ноздри наполнил дразнящий аромат горелой плоти.

Максим едва не лишился сознания от боли, но его посадили и влили в рот стакан обжигающего и отвратительно вонючего пойла. Тем же самогоном плеснули на свежий ожог, заставив Максима ещё раз скорчиться от ощущения, что на его оголённые нервы вылили кислоту. Его освободили, и он тут же вскочил на ноги. Первый, кого увидел Максим, был Топор с дымящимся сучком в руках и ехидной улыбочкой на лице.

Макс резко, на выдохе, саданул мерзавцу снизу по носу. Топор, завопив, обхватил лицо ладонями. Максим удовлетворённо заметил, как сквозь пальцы врага, ручейками потекла кровь. Но тут сказались недоедание и усталость последних дней, а может, самогон успел всосаться в кровь, но Максим без сил осел на пол и провалился в тёмное забытьё.

Проснулся он в тёмной комнате с большим окном. Максим не сразу понял, где находится, и что заставило его, более суток не спавшего, подскочить на жёсткой койке. Но скоро всё стало предельно ясно – снаружи доносились частые выстрелы. За потрескавшимся стеклом метались огненные снопы факелов. Что могло среди ночи так всполошить лагерь «лесопоклонников»? Ответ прозвучал в комнате тревожным шёпотом:

– Опять людоеды!

Максим вздрогнул. Стало немного жутко, и неясно отчего – не то от самой фразы, не то, от голоса, неожиданно прозвучавшего в темноте.

– Ой, вы не спите! Я просто услышала выстрелы, и зашла посмотреть, что там происходит, ― на фоне окна шевельнулся массивный силуэт.

– Вы кто?

– Да я здесь при лечебнице состою, смотрю за больными, убираю. До пенсии в районной больнице работала, вот и здесь пригодилась. Люди то болеть не перестали. Зовут меня Анастасия Егоровна.

Максим понял, что за потоком ненужной информации, щедро источаемой словоохотливой дамой, он рискует не узнать главного, и поэтому задал интересующий вопрос:

– А что вы там про каких-то людоедов говорили?

Силуэт издал тяжкий вздох прежде, чем ответить:

– Не какие-то, а самые настоящие. В деревнях окрестных люди припасы уж давно подъели. Охотиться тоже почти не на кого – зверьё или съедено, или кочует в поисках мха и остатков травы. Вот некоторые так изголодались, что людей кушать стали. Частенько по ночам подкрадываются. Хорошо, что стреляют они плохо, да и оружия у них не густо. Колонны с продуктами грабить боятся, а людей беспризорно много по дорогам мотается – на них и охотятся. Особенно на тех, что послабже. А чего к нам лезут – в толк не возьму. Уж и стреляют по ним, стреляют, а они всё норовят в лагерь пролезть. Жуть!

– Это точно, ― согласился Максим. Шум снаружи внезапно стих. Женщина помолчала минуту, потом произнесла уже от дверей:

– Ушли, слава Лешим. Ну, вы спите, вам сил надо набираться, ― дверь тихо, без скрипа, закрылась. Максим, невзирая на случившийся переполох, довольно быстро уснул.

Проснувшись, он обнаружил на тумбочке глубокую миску с кашей. За три минуты выскоблив всё до последней крупинки, насытившийся Максим снова откинулся на подушку. Место вчерашнего ожога было залеплено марлевой салфеткой. И при любой попытке пошевелиться марля, как крупный наждак скребла болячку.

Максим старался лежать спокойно, пересчитывая разнокалиберные щели в дощатом потолке. Скука становилась мучительной. Мужчина уже решил было выйти из лазарета, невзирая на боль под повязкой, когда услышал за дверью приближающиеся шаги.

Для Максима полной неожиданностью явилось появление на пороге самого Ведущего – думал, что пришлёт кого-нибудь. Властитель лагеря присел на край койки.

– Ну, здравствуй, Максим. Как себя чувствуешь?

Макс решил, что он над ним издевается, и попытался встать, чтобы объяснить всё здоровяку Ведущему, как мужчина мужчине, раз уж им посчастливилось остаться наедине. Но тот, будто прочитав недобрые намерения собеседника, надавил, вроде как случайно, ладонью на обожжённое место.

– Нет-нет, не вставай Максим. Тебе надо сил набираться, отдыхать. Пока я не скажу.

Максим стиснул зубы от боли, и вновь откинулся на спину. Он сам с трудом узнал свой голос, когда сквозь сжатые зубы выдавил:

– Отпусти, я идти должен. Дела у меня.

Ведущий, секунду помешкав, убрал ладонь с повязки. Изобразив деланное раскаяние, он сказал:

– Ой, прости, забыл, что у тебя здесь рана. Дело теперь у всех одно – выжить. И я в этом могу быть полезен. Куда ты всё идти порываешься? Расскажи, может, и тебе помогу. Давай, не тушуйся, рассказывай.

Максим немного помолчал. А что, в самом-то деле – чего таиться? Он же любимую свою ищет, а не могилу Чингисхана. Может, этот напыщенный вождь что-нибудь слышал, ведь железная дорога не так уж далеко от лагеря. И Максим рассказал Ведущему о своей беде. Поведал всё в подробностях до того момента, как Топор ткнул ему винтовочным дулом в затылок. Не упомянул только об убитом пьянчуге и тайнике с тушёнкой, здраво рассудив, что эти сведения в поиске следов Ольги пользы не принесут.

Ведущий слушал внимательно и с интересом. Когда Максим замолчал, он похлопал его по колену с выражением полнейшего сопереживания на интилигентном лице.

– Прекрасно понимаю тебя Максим. Любовь – самое главное в нашей жизни. Ради неё одной всё движется и дышит на земле. А железная дорога, по которой твоя Ольга в Москву должна была приехать, это не та, что в нескольких километрах за трассой?

– Ну, да – я туда и направлялся, когда автоколонну вдруг громить начали.

– Это я уже понял. Я не понял, чего ты там увидеть хотел. После введения в столице чрезвычайного положения электрички следовали до станции, что в десяти верстах к северу отсюда. Там кто-то выходил, кто-то на той же электричке возвращался обратно. Отчаянные оптимисты, надеявшиеся пробраться в Москву, разбили у платформы временный лагерь. С каждым вновь прибывшим поездом лагерь разрастался. Но не продержался и недели – еда кончилась, воды не хватало. Самооборону организовать не смогли, вот и терзали их разные бандитские команды.

В итоге, от этого временного поселения сейчас ничего не осталось, кроме рваного тряпья и груды мусора. Но у меня здесь есть несколько человек, которые ранее жили в этом «таборе». Я кого-нибудь из них приглашу сюда. Порасспрашиваешь – может и узнаешь что о своей невесте. А потом я вернусь, и мы наш разговор продолжим. Предложение у меня к тебе будет, ― Ведущий встал, и указав пальцем на марлевую повязку, добавил:

– А насчёт этого ожога ты не сердись – обязательный ритуал. Без него тебя все считали бы чужаком, а любой чужак сейчас – на девяносто процентов уже враг. А у меня на твой счёт есть кое-какие планы. Но об этом позже, ― мужчина закрыл за собой дверь.

Максим неожиданно для себя отметил, что Ведущий этот умеет находить к людям подход. И неплохой мужик, вроде. Не зря он тут над всеми главный – кажется, будто он так и родился Ведущим.

В одиночестве Максим скучал недолго – в дверь негромко постучали. Потом ещё раз. Максим крикнул:

– Уже можно заходить.

Вошедший оказался мужчиной лет сорока пяти в вязаном колпаке, и с тонким, интилигентным лицом.

– Максим? Меня Ведущий просил сюда зайти. Говорит, какие-то вопросы есть.

Максим сразу понял, зачем этот человек сюда вошёл.

– Точно, есть вопросы. Ведущий сказал, что здесь некоторые раньше у железной дороги в лагере жили, ― Максим на секунду замолчал, решая, как лучше обратиться к этому человеку – на «ты» или на «вы». Тот, будто разгадав причину замешательства, сам взял слово:

– У нас здесь, в общине, все братья и сёстры, так что не обижайся, но я перейду на «ты». Меня, кстати, Николаем зовут. Так вот, не знаю о каких «некоторых» сказал тебе наш вождь, но, насколько мне известно, в том лагере кроме меня и моей жены никого не было. Да и то, мы там оказались за три дня до того, как с ним было покончено. Было это дней десять назад.