Текст книги "Роковые таблички (СИ)"

Автор книги: Вадим Ечеистов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Максим не рискнул выйти в ночь без оружия, но понимал, что выстрелом он обнаружит себя. Уж тогда ему не избежать кровавого шоу худосочного палача садиста. Максим уже не знал, чего ему стоит опасаться больше – засад людоедов, или расправы мстительного Топора. Решил, что лучшими союзниками в его ночном рейде будут тишина и осторожность. К счастью, ещё один союзник не заставил себя ждать – полная луна, выйдя из-за туч, щедро освещала улицы городка.

Макс, как уличный кот, без малейшего звука крался по теневой стороне улицы. Ему повезло, и на всём пути до площади, даже сонная ворона не каркнула. Добравшись до ящика, он сунул руку под крышку, схватил несколько твёрдых пластин, спрятал их за пазуху, и пошёл обратно. Дорога к базовой квартире также не была омрачена каким-либо намёком на опасность.

Успешно пробравшись в здание, и без скрипа закрыв за собой дверь комнаты, Максим медленно, но с чувством, выдохнул. Только теперь он до конца осознал, какой угрозе подверглась только что его жизнь. Успокаивая взволнованный пульс глубоким дыханием, Максим протянул руку к своему спальнику. Но, стоило ему коснуться грубой ткани, спальник сам распахнулся, и из его утробы, как в кошмарном сне, выпрыгнуло дуло дробовика, и уткнулось Максу в подбородок.

Вслед за ружьём показалась ехидная рожа Топора, сморщенная в зловещую и невероятно довольную ухмылку.

– Сю-юрприз! ― прошипел он, потом гаркнул во всё горло:

– Па-адъём! Все просыпайтесь. Сейчас будем судить предателя. Встаём, я сказал!

Соседние спальники нехотя заёрзали, выталкивая наружу, как мотыльков из коконов, заспанных мужиков. И вот, эти «мотыльки», протирая глаза, стали сбиваться в кучу, подёргивая плечами в подстывшем помещении бывшего учебного класса.

Топор велел привести всех, кроме караульных. И, когда класс забился зевающими общинниками до предела, он, продолжая удерживать пальцем спусковой крючок дробовика, другую руку запустил под куртку Максима. Торжествуя, он вскинул над головой грубые дощечки с клеймом серпа, молота и ножа.

– Все видели! Вот куда наш Максимка лыжи навострил – в новую комуну, так называемую. Он, наверное, забыл, что по-настоящему правильный новый порядок завещан нам Лешими через мудрость Ведущего. Он забыл? Нет, просто ищет где бы лучше устроиться, и ради этого решил предать Леших, Ведущего, вас всех. А я ведь предупреждал, что будет с тем, у кого найдутся вот эти знаки, ― палач снова тряхнул высоко задранной к потолку рукой. Дощечки сухо брякнули, будто подтверждая его слова.

– Смерть! Казнь без суда и болтовни. Я в этой экспедиции представляю волю Ведущего, и говорю, что казнь случится здесь и сейчас.

Дуло ружья дрожало на горле Максима, подтверждая небывалое возбуждение палача. Как же – он наконец-то сможет отомстить своему недругу. За издёвки, за тот удар по носу, но более всего просто по причине какой-то иррациональной неприязни, возникшей у него сразу, как только он встретил Максима. Подобную неприязнь он испытывал ко многим общинникам. Никто не знал почему. Разумеется, друзей среди лесопоклонников Топор не имел, и общался, в основном, только с Ведущим.

Поэтому Максим не очень удивился, когда на призыв стать помощником палача, мужики принялись, переминаясь, почёсывать затылки, но вызваться никто не спешил. Максим уже сглотнул горькую слюну, понимая, что смерть будет быстрой – от заряда картечи в голову. Умирать жутко не хотелось, но мучиться под ножом Топора желание было ещё меньше.

А без помощника утолить свою страсть к мучениям Топор не сможет – он тоже не дурак, и понимает, что, стоит убрать ружьё, как Макс бросится на него в тот же миг. И тогда исход схватки будет зависеть лишь от того, насколько быстро общинники сообразят оттащить Максима.

Топор обвёл взбешённым взглядом общинников.

– Я сказал – мне нужен помощник, кто-то не расслышал? ― ни звука в ответ, если не считать покашливания в углу. Палач решил зайти с другой стороны:

– Я понимаю – дело непривычное. Но тот, кто поможет мне расправиться с предателем, не пожалеет о своём решении. Я доложу о нём Ведущему, и можно считать, что он уже допущен им в круг самых доверенных лиц. Я предлагаю вам стать избранным среди избранных. Надо просто помочь мне раздавить этого червя.

Минуту стояла тишина, но потом раздался голос, который заставил Максима вздрогнуть.

– Интересное предложение. А я, пожалуй, соглашусь, ― голос, донёсшийся от дверей класса, был хорошо знаком Максу. «Антоныч! Вот гад – решил из моей смерти уродливый балаган состряпать на пару с носатым», ― сердце Максима забилось в сумасшедшем, рваном ритме, как старый цыганский бубен. Он мог ожидать подобного шага от кого угодно, но только не от Антоныча. А тот, тем временем, протолкался сквозь ряды общинников, и встал возле Топора.

– Ну, что делать надо?

– Молодец, орёл! Держи ему руки крепче, а я пока инструмент подготовлю.

– Легко! ― Антоныч повернулся к Максиму, и противно хрустнул костяшками пальцев. На секунду Максиму показалось, что тот, кого он считал приятелем, издевательски подмигнул ему.

– Давай, гнида, я тебя в аду встречу с цветами. Очень скоро! ― прохрипел Максим. Топор ткнул ему дулом ружья в кадык, заставив захлебнуться в жгучем кашле. Антоныч быстро завёл руки Максима за спину. Заломал их так, что Макс скорчился от боли и прошипел сквозь зубы:

– Полегче, гнида!

Максим был в бешенстве смешанном с отчаянием. Бесило его осознание, что человек, наиболее близкий по духу из всех лесопоклонников, будет удерживать ему руки, пока жестокий палач станет понемногу лишать его жизни. В отчаяние его ввергало предчуствие скорой, мучительной и, похоже, неотвратимой гибели.

Максим смотрел, как Топор отложил дробовик, расчехлил свой рюкзак, и принялся перебирать его внутренности в поисках жертвенного ножа. Мужчина смотрел на хмурые лица общинников, искажённые трепещущими отсветами от фонариков. На мгновение ему почудилось, что он спит и видит нелепый сон. Он дёрнулся, и стиснул зубы от боли в суставах вывернутых рук. Нет, не сон!

Максим перед смертью хотел морально пригвоздить мерзавца Антоныча, используя самые жёсткие оскорбления, которые слышал в своей жизни. Он остро желал, чтобы потом предатель еженощно просыпался в холодном поту, услышав во сне эти слова. Максим натужно подбирал оскорбительные фразы, но мозг не поспевал за его злобой, и вслух было едва слышно произнесено:

– Не ожидал от тебя такого, Антоныч!

– И правильно делал, что не ожидал, ― прошепал в затылок Максу новоявленный подручный Топора. Максим почувствовал, как ослабла хватка, давая больше свободы его рукам. Он решил поначалу, что руки онемели настолько, что перестали чувствовать боль, но тут рука Антоныча разжала его пальцы, и ладони коснулось что-то гладкое и твёрдое. Что-то похожее на… рукоять ножа. Видимо, Максим выразительно дёрнулся, поняв, что у него появился шанс, потому что вновь послышался шёпот:

– Тс-с-с! Для всех ты всё ещё в отчаянии, а я крепко держу твои руки. Топор – опасный тип, и его надо застать врасплох. Выбери нужный момент и бей. Вспори ему горло или проткни солнечное сплетение. Ошеломи его. Всё, уже идёт, ― Антоныч отпустил руки Максима, но тот продолжал держать их за спиной, крепко сжав нож.

Топор приближался неспеша, и, как-то даже торжественно – похоже, убийство для него это и вправду стало привычным ритуалом. Максим ждал, когда противник приблизится на расстояние уверенного удара. Сейчас он волновался даже больше, чем несколько секунд назад. Ведь, ему ещё не приходилось вот так, хладнокровно лишать жизни человека.

Того бродягу на остановке он убил в приступе гнева, не отдавая отчёт в своих действиях. Здесь же требовались выдержка и расчёт, а ни тем, ни другим в этот момент Максим не обладал в нужной мере. На стороне палача были уверенность, недюжинный опыт и патологическая жестокость. На стороне Максима было превосходство в силе и фактор внезапности, но он понимал, что его единственная его надежда – это точный и сильный первый удар. Стоит ему промахнуться, и он лишится своих преимуществ.

Ещё шаг. Осталось немного, чуть-чуть ближе. Ну, давай, не тяни, позёр. Снова шаг. Всё – палач в зоне удара. Топор, что-то исступленно нашёптывая, отвёл руку с ножом для замаха. Всё, пора! Максим с воплем вонзил нож прямо в артерию на тощей шее Топора. Выдернул, и ткнул снова. Кровь брызнула тугим фонтаном, липкой росой оседая на лице и волосах Максима.

Палач был ошарашен болью и внезапностью нападения. Он обеими руками попытался зажать рану. При этом он забыл про тесак, зажатый в одной руке, и его лезвие срезало кусок его щеки, как шкурку томата. Топор отбросил нож, сдавив ладонями вспоротую артерию, но кровавые струйки лишь разделились на несколько фонтанчиков, но совсем не утихли.

Он, прожигая лицо Максима взглядом исполненным кипящей ненависти, шагнул к нему, но ноги будто подломились под весом тела. Топор рухнул на колени, а потом, когда ненависть в его глазах сменилась пустотой, с грохотом ткнулся носом в пол возле ног Максима.

Максим смотрел за стремительной агонией Топора, будто в кошмарном сне. С одной стороны, ничьей смерти он не желал так горячо, с другой – сознание, что это чёрное дело сотворили его руки, леденило его изнутри, как случайно проглоченный кубик льда из коктейля. Но шок от собственной решимости и жестокости быстро прошёл. Одна мысль заставила Максима собраться и сжать покрепче рукоять ножа – ведь он до сих пор находился в комнате полной лесопоклонников. Они в любую секунду могут броситься на того, кто убил одного из их вожаков.

Максим, вытянув руку с клинком перед собой, смотрел на общинников. Пока никто из них не показывал готовности вступить с ним в схватку. Не было заметно и желания навалиться скопом на парня с ножиком, и обездвижить его в один момент. Похоже, все ещё пребывали в некотором ступоре после случившегося на их глазах.

Максим водил ножом из стороны в сторону, давая понять, что готов дорого отдать свою жизнь. Как кот, загнанный в угол, превращается в тигра, так и мирного нрава человек, прижатый к стене плотным полукольцом противников, готов был жалить клинком, попробовавшим уже крови, любого, кто рискнёт приблизиться.

– Если кто попытается напасть – порежу на клочья, ― задыхаясь от волнения, прокричал Максим.

– А с чего бы кому-то на тебя бросаться? Этот урод уже всех в общине достал. С катушек съехал окончательно. Туда ему и дорога, правильно, мужики? ― Максим услышал из-за спины голос Антоныча. Мужики согласно загудели в ответ, подтверждая свою ненависть к Топору. Только сейчас Макс вспомнил о своём спасителе. Он обернулся и открыл уже рот, чтобы отблагодарить приятеля, но тот опередил его:

– Ты защищался, никто тебя за это не может судить. И даже я тебя удержать не смог. До сих пор не понимаю, как ты вырвался. Ну, что ни происходит – всё по воле Леших. Значит, такова их воля сегодня.

Максим не сразу, но догадался, что Антоныч не желает, чтобы общинники узнали, какова была его настоящая роль в смерти палача. Максим не стал размышлять, зачем Антонычу нужна эта таинственность, но прошептал одними губами, чтобы никто за спиной не мог услышать ни звука:

– Спасибо, братан!

Антоныч едва заметно кивнул в ответ, и тоже прошептал:

– Ножик себе оставь. Дарю.

Максим догадался, что Антоныч хотел бы скрыть от общинников свою роль в убийстве Топора. Раз так, то Максим ни словом не обмолвится о его неоценимой, в деле спасения его жизни, помощи.

Из толпы вышел Ярослав. Осмотрев труп, распластавшийся в луже натёкшей крови, он сказал:

– Ну, что ж – собаке, собачья смерть. Рано или поздно, этот гадёныш до всех, на кого зуб имел, добрался бы. А таких немало, потому что характер у покойничка был премерзкий. Пока в лагере, задницу лишний раз почесать боишься – вдруг не так поймут, и к Топору на экзекуцию запишут. Однако, Ведущий его очень ценил, и теперь будет в ярости.

Максим и сам прекрасно понимал это.

– Ты прав, бригадир. Только я не собираюсь обратно в лагерь – я вот куда пойду, ― Максим вытянул из-за пазухи ещё одну табличку, из тех, что взял на площади. Он протяну её Ярославу.

– У меня есть предчувствие, что там находится человек, который очень мне дорог. Дороже всех в этом мире.

Бригадир повертел в руках исчерченный маркером кусок фанерки, и покачал головой:

– Если верить карте, то идти туда довольно далеко – пешим ходом неделю, не меньше. А сейчас, по снегу и короткому свету, и того больше. Да и не забудь – кругом рыщут голодные людоеды. Одичавшие псы, опять же, не откажутся от человечинки. Сейчас одному путешествовать очень опасно.

Ярослав протянул табличку обратно Максиму, тот принял её и вновь заговорил:

– А почему одному? Мужики, пошли все вместе. Может, там, действительно лучше. Может, и в самом деле – Новый Мир. Вам не надоело на этих собраниях дрыгаться и исполнять любую волю Ведущего?

Общинники в ответ реагировали довольно вяло, но достаточно явно показывали, что их и так всё устраивает. Ярослав поддержал общее настроение:

– Ведущий – мужик с головой. Потому община с голоду не пухнет. А сейчас, когда ты занозу вырезал, чего не жить? А тебе скажу – не верь всему, что написано. В жизни всё, обычно, иначе выглядит. Ты, конечно, иди, раз такое дело, но мы вернёмся в лагерь.

Максим повернулся к человеку, сыгравшему только что роль его ангела-хранителя.

– Антоныч, ну а ты как, пойдёшь? Тебе то чего опять в общину возвращаться?

Антоныч искренне расхохотался в ответ.

– Как это чего? Во-первых, я тут присмотрел себе красотку одну из вновь прибывших. Попрошу Ведущего нас соединить – думаю, не откажет. А во-вторых, ― и Антоныч пнул бездыханное костлявое тело:

– Во-вторых, открылась вакансия ближайшего советника и охранника Ведущего. Наверняка тому теперь потребуется хороший стрелок. А лучше меня в общине никто не стреляет. Так что, думаю, всё получится. А если получится, то я не стану, как Топор за забором отсиживаться и резать своих же, чтоб еды хватило. Начну новые лагеря основывать в окрестностях. Люди то идут, а мы их – в жертву приносим из-за всякой ерунды. Расширяться надо, как вот эти, ― и Антоныч кивнул на табличку с серпом, молотом и ножом.

По одобрительным возгласам, Максим догадался, что общинники охотно поддержат Антоныча в этих начинаниях. Ясно, значит, придётся расстаться с мужиками сегодня, и продолжить свой путь в одиночестве.

Спать уже решили не ложиться, ведь за окнами вот-вот должен был забрезжить тусклый рассвет. Все стали собираться. Каждый поделился с Максимом частью продуктов. Оставили ему и патронов с запасом, спичек, тёплых вещей и батареек для фонаря. Максим поблагодарил каждого, и тепло распрощавшись со всеми, остался в пустом классе.

Он смотрел в окно, наблюдая за исчезающими среди пустых домов людьми. Вид нагруженных тяжеленными рюкзаками спин стал последним звеном, связующим его с общиной лесопоклонников. Но вскоре и они растворились в предрассветной мгле.

Глава 9 Зимовье. Один в мёртвом городе

Максим остался один в пустом городе. Ну, не совсем один, конечно – на холодных улицах изредка зарождалось движение, растворявшееся в брошенных зданиях. Но то была жизнь враждебная, несущая опасность и тревогу. Стаи одичавших псов дрались с бандами безумных двуногих бродяг за мороженное мясо висельников. Достать их мёртвые тела было нелегко, но иногда они падали, как перезрелые яблоки, и тогда остекленевшая плоть становилась причиной кровавых склок.

Места этих схваток Максим легко угадывал по душераздирающим воплям. Охота на мёртвое мясо заметно оживилась, стоило большой группе вооружённых людей покинуть город. Максим после ухода поисковой бригады, сразу же поволок труп Топора из здания бывшей школы. Он решил, что будет спокойней, если запах падали не сможет привлечь сюда толпу плотоядных тварей.

Он оттащил мертвеца за два квартала, и оставил посреди улицы. Пусть потешат свои утробы, или псы, или люди или птицы. Максим вспомнил, что где-то читал о традиционном похоронном обряде монголов. Вроде, они так же оставляли покойника в степи, на съедение птицам и зверью. Всё правильно – звери, птицы и растения кормили тебя своей плотью, так накорми и ты их после смерти. Зачем тебе гниющая плоть, когда твоя душа скользнула за черту небытия.

Бросив тело недруга, Максим бросился к своему убежищу. Требовалось обдумать свои дальнейшие действия. И до темноты нужно было успеть укрепить одну из комнат. Ведь, он не мог всю ночь стоять в карауле – без сна недолго лишиться и сил, и разума. Но ещё больше Максим не желал быть схваченным во сне.

Закрыв изнутри двери на засов, он бросился в подвал, где не так давно видел железную бочку. Из неё он намеревался соорудить подобие печи. Ведь, спальные мешки в небольшом классе спасали от холода, когда много людей лежат на полу рядом. Хватало тепла нескольких масляных фитилей, коптящих в жестяных банках. На одного человека этого не хватит.

Максим вспотел, пока докатил тяжёлую бочку на второй этаж, где он присмотрел небольшую комнату с целыми стёклами в окнах. Возможно, в прежние времена, здесь располагался кабинет директора. Максим вкатил бочку в угол, и вернулся в подвал за ломом.

Максим имел опыт жизни в домах с печным отоплением. И, как натура любознательная, имел некоторое представление о принципе работы печи. Когда он вспомнил о хламе, виденном в подвале, у него довольно быстро появилась идея по устройству отопления.

Притащив в кабинет последнюю деталь – ржавый кусок железного листа, Максим схватил поудобней лом, и подступил к бочке. Поначалу заострённый железный прут отскакивал от округлых боков ёмкости, как от огромного баскетбольного мяча. Каждый удар болезненно отзывался в мёрзнущих ладонях. Бочка, как живая, подпрыгивала на полу, но выскочить из угла не могла.

Наконец, упорство сделало своё дело, и лом стал пробивать металл насквозь. Так, настойчиво вгоняя тяжёлую железяку в упругий бок бочки, и морщась каждый раз от оглушительного грохота и тяжёлой отдачи, Максим смог сделать несколько отверстий. Взмок, как в парной, но сделал. Бочка сильно помялась, да и отверстия оказались неровными, даже корявыми, но для задуманного этого будет достаточно.

Рядом с окном Максим бросил на пол лист железа, на который поставил вверх дном бочку. Сверху, у самого днища, оказалась дырка размером в два мужских кулака. Посерёдке, в центре глубокой вмятины, ощерясь внутрь острыми зазубринами, зияла дыра вдвое больших размеров. И у самого пола, был ряд мелких отверстий, которые должны были обеспечить доступ воздуха для горения.

Отдохнув с полчасика, Максим взял лом и вышел в коридор, где стал крошить кирпичи из перегородок. Угловатые обломки он относил в кабинет, и бросал в жерло будущей печи. Это, чтобы сберечь пол от излишнего жара, и чтобы этот самый жар дольше держался в комнате. Натаскав обломков на треть бочки, Максим спустился к выходу.

Он вспомнил, что здание снаружи увешано старомодными водосточными трубами, порядком поржавевшими. Одну из них Максим решил использовать в качестве дымовой трубы. Он выглянул в зарешёченное окно первого этажа – до того, как начнёт темнеть, у него есть около получаса. Надо успеть. Максим отодвинул засов, и, оглядываясь по сторонам, пошёл вдоль стены.

Добравшись до водостока, он сломал ломом крепления, до которых смог дотянуться. Потом, ухватившись за нижний конец трубы, и раскачивая из стороны в сторону, он, спустя минут десять, сумел-таки отломить порядочный кусок. Ухватившись за полую железку, мужчина потащил её в сторону распахнутой двери. Но там его уже ждали – напротив входа стоял истощённый оборванец с топором в руках. Он смотрел то на открытую дверь, то на Максима.

Макс выругался про себя: как же – вышел на улицу, и без оружия, идиот. Немного поодаль слышались голоса. «Ясно, сейчас дружки этого доходяги нарисуются. А я тут без ружья, без ножа. Лопух!» ― думал Макс, не спуская глаз с непрошенного визитёра. Тот, в свою очередь, ухватил обеими руками топорище, показывая, что готов пустить оружие в ход.

Для Максима ситуация сложилась почти безвыходная. Неважно, кто это – людоеды или простые мародёры. Даже если его не убьют, а просто оставят снаружи без оружия, спичек и провизии, долго он не продержится. Ведь, именно поэтому, он не отправился тотчас же к лагерю «Нового мира» на поиски Ольги. Даже хорошо снаряжённым, преодолеть такой путь в одиночку ему казалось делом почти безнадёжным. Вот он и решил обустроиться здесь, и дождаться, когда ослабнут холода и начнёт таять снег.

Похоже, этот, с топором тоже понял, что за распахнутой дверью у этого мужика с трубой что-то припрятано. И ещё, заметив, что оппонент покрепче телом, чем он сам, наверняка догадался, что одному с ним не справиться. Откуда-то раздались голоса:

– Лысый, ты куда провалился. Уже темнеет, беги сюда.

Тот, кому был адресован этот призыв, обернулся на крик и распахнул желтозубую пасть.

– Эй, мужики, здесь…

Что «здесь» мужики уже не услышат, потому что Максим сообразил в доли секунды, как спасти своё положение. Только незваный гость отвернулся, Максим тут же бросил трубу, сжал лом обеими руками и бросился на врага. Тот слишком поздно услышал быстрые шаги за спиной. Когда он обернулся к Максиму, острый конец лома с хрустом воткнулся ему в переносицу. Кожа и черепная кость на уровне лба раскрылись как ухмыляющийся рот, и кровь укрыла грязное лицо багровой вуалью.

Мужик со стонущим звуком осел в снег. Макс вернулся за трубой, и быстро вбежал в помещение. Задвинул засов, и сразу же бросился за оружием. Часа два он терпеливо дежурил у двери. Слышал какое-то время голоса, зовущие «Лысого», но довольно скоро они стихли. Похоже, знакомые мужика с расколотой головой не смогли в темноте отыскать следов своего приятеля. Перед тем, как подняться наверх, Максим осторожно вышел наружу, оттащил мертвеца на противоположную сторону улицы, и спихнул в открытый подвал. На обратном пути он прихватил топор покойного.

Закрывая за собой дверь, он с облегчением заметил, что начал сыпать густой снег. Завтра все следы будут укрыты ровным белым слоем. Максим на радостях вознёс хвалу Лешим, хоть всегда внутренне посмеивался над этой смешной привычкой лесопоклоннников.

Он отволок трубу в кабинет, и при свете масляной коптилки, закончил сооружение печи. Один конец трубы он, примяв ломом, запихнул в верхнее отверстие бочки. Другой раструб вытянул в форточку, выбив кусок стекла. Прорехи заткнул тряпьём. Печь готова!

И всё же, спешить с растопкой Максим не стал. Сначала решил побеспокоиться о безопасности. Ведь, если такие компании гуляют туда-сюда по улицам, не хотелось бы, чтобы они видели отсветы печного пламени в окно. Ночью в мёртвом городе его окошко будет сиять подобно маяку, будто призывая всякое опасное отребье: «Заходите к нам на огонёк».

Ещё засветло Максим видел на стенах кабинета тонкие фанерные щиты, с наклеенными листами текста, диаграммами и плакатами назидательного содержания. Это, как раз то, что нужно! Максим сумел отодрать щиты вместе с маленькими гвоздями, на которых те висели. Потом, с помощью тех же гвоздиков, приколотил фанеру к оконным рамам. Остались небольшие прямоугольные прорехи, поэтому Максиму пришлось поискать похожие информационные щиты в соседних кабинетах. Наконец, с устройством светомаскировки было успешно покончено, и Максим слегка немеющими от холода руками, приступил к розжигу своей «чудо-печи».

В большую дыру Максим напихал дров, растопки и разжёг огонь. Сначала печь жутко дымила, так, что Максим едва не задохнулся в тесном кабинете. Но, когда железные бока бочки и битый кирпич прогрелись, гарь перестала наполнять комнату. Постепенно рядом с печью стало гораздо теплее, и Максим перестал дрожать. Он открыл банку консервов, поставил их на днище бочки разогреть, и задумался о сегодняшнем происшествии.

Прокручивая в памяти сцены этого вечера, он изумился, как легко разделался с сегодняшним пришельцем. Не раздумывая, он использовал удачный момент, и прибил незнакомца, как надоедливую муху. Максим невольно сравнивал свои теперешние ощущения с теми, что терзали его душу после убийства бродяги на остановке. А ведь, тогда это был приступ гнева, в отличие от сегодняшнего желания устранить угрозу своей безопасности.

Даже чтобы воткнуть нож в Топора, Максиму потребовалось заставить себя, перебороть своё отвращение к убийству. А ведь, Топора он искренне ненавидел, и тот грозил ему смертью. Похоже, каждое последующее убийство требует всё меньше раздумий. Но и само состояние окружающего мира не способствует долгим размышлениям. «Кто долго думает – мало живёт», ― горько усмехнувшись, сделал вывод Максим.

Подкрепившись, и убедившись в прочности засовов и подпорок, Максим разложил спальный мешок недалеко от печи. Какое-то время он прислушивался, не доносятся ли с улицы какие-нибудь подозрительные звуки, но потом уснул. Спал Максим долго и без сновидений. А разбужен был невероятным шумом, доносившимся от двери.

Максим попытался резко вскочить, но пребольно ударился, запутавшись в спальнике. Высвободившись, Максим схватил дробовик и осмотрелся – в комнате никого не было. Сквозь щели между листами фанеры, которые закрывали окна, лился тусклый утренний свет. Однако шорох не стихал – кто-то настойчиво копошился с обратной стороны двери. Максим встал, и направил ствол в сторону шума.

– Валите отсюда, или я начну стрелять.

На пару секунд шуршание прекратилось, но потом появилось вновь.

– Вы чего, уроды, бессмертные? ― Максим шарахнул пучком картечи в центр двери, выломав приличную дыру с рваными краями. Сквозь клубы пахучего сизого дыма было видно, что за дверью – никого. Зато снизу слышался топот мелких, когтистых лапок, и визг, будто скребущий гвоздём по черепной кости.

Максим поёжился. Крысы! Он аккуратно выглянул в простреленную дырку, и заметил около двух десятков шершавых хвостов, растущих из здоровенных серых задниц, откормленных на мороженых трупах. А, впрочем, только ли на трупах? Такая толпа пасюков могла, при желании, и какого-нибудь уснувшего доходягу загрызть.

Максим просунул ствол в дырку, и, приняв толчок отдачи в плечо, пустил вслед длиннохвостым ещё пачку свинцовых шариков. Три крысы закувыркались по полу, вереща и дёргаясь всем телом. Остальные с визгом прибавили ходу, и скрылись из коридора.

Вот твари! Почувствовали тепло и запах еды – теперь будут грызть двери и стены, чтобы добраться до цели. Чёрта с два их напугаешь – обязательно вернутся. Максим осмотрел дверь, и оценил заметные повреждения от крысиных зубов. Потом размозжил прикладом головы пытавшимся уползти раненным крысам.

Взяв за хвосты, он отнёс их в кабинет, и швырнул в жерло печи – стоит спалить эту заразу, чтобы не нюхать потом трупный смрад из коридора. Максим уже успел узнать, как может испортить жизнь гниющая тушка крысы, когда одна сдохла в подъезде его дома. Так что, пока пусть поваляются на вчерашней золе в ожидании вечерней растопки.

Максим испытывал острейшее отвращение к этим суетливым зверькам. А когда их столько, да ещё такие крупные. Бр-р-р! Максим поёжился, отгоняя мысли о мерзких грызунах. Однако, дрожь не прошла окончательно. Максим решил разогреть себя работой – требовалось заготовить дров, а для этого надо пособирать остатки мебели в соседних кабинетах.

В смежном классе, куда в первую очередь проник Максим, окна никто не заколачивал, и свет щедро проникал в помещение. Судя по его ослепительной яркости и густо-аквамариновым участкам неба в проёмах оконных рам, ночной снегопад уступил место солнечной и морозной погоде. Об этом можно было судить и по сочащемуся в щели холоду.

Прежде чем заняться шумной заготовкой топлива, Максим решил осмотреть улицу. На полусогнутых ногах, он подкрался к окну, и осторожно выглянул наружу. Прекрасно! За ночь роскошные сугробы укрыли вчерашние следы, и теперь миллионами ослепительных искр отражали холодное зимнее солнце.

Максим с облегчением выдохнул облачко мутного белого пара, тут же осевшего на стекле морозным узором. Отлично, теперь на какое-то время он располагает контрольно-следовой полосой. Даже не обременяя себя постоянным наблюдением за улицей, он сможет распознать по следам обо всех передвижениях рядом с его убежищем.

Успокоенный, Максим принялся старательно выламывать ножки стульев, и крушить рамки от портретов писателей. Всё, что могло гореть в печи, он ломал и относил в своё зимовье. Вытащив из соседнего кабинета всё, что способно гореть, Максим спустился, чтобы проверить засовы на дверях и решётки на окнах. Всё ещё истекающий жарким потом после заготовки дров, он вернулся в своё логово, уже успевшее выстудиться.

Мороз за стенами крепчал, и Максим стынущими пальцами принялся растапливать печь. Довольно скоро от железных стенок потянуло теплом, а из нутра печи донёсся дразнящий аромат печёного мяса. Правда, аромат этот был подпорчен вонью от палёной шерсти, но он натолкнул Максима на мысль, что, когда запас продуктов иссякнет, он сможет поддержать свои силы, прибегнув к крысиной диете.

Так потянулись довольно однообразные дни и ночи. Минуты и часы ожидания тепла, когда он сможет, наконец, отправиться вслед за своей любимой. По ночам Максим спал возле тёплой печки, изредка просыпаясь от оглушительного крысиного шебуршанья за стенами. Порой доносились устрашающие вопли и с улицы. Максим понимал, что в этот момент оборвалась ещё чья-то жизнь. Сложно было на слух определить, близко или далеко разыгрывается трагедия. Лишь утром Максим мог по следам на снегу, или их отсутствию понять, где ходили чужие.

Дни он занимал тем, что бродил по этажам старой школы, собирал всё, что можно бросить в печь. Проверял замки и засовы. Укреплял рамы и решётки на первом этаже. Делал он это с помощью гвоздей и битого бутылочного стекла, щедро утыкая ими оконные проёмы и подоконники.

Из старых чугунных секций от радиаторов и кирпичей Максим изловчился строить западни на крыс. Он просто устанавливал кирпич или тяжёлую железку на штырёк с привязанной приманкой. Услышав грохот в коридоре, он выходил и собирал расплющенные тушки. Проще, конечно, было бы, как в первый раз, жахнуть по стайке голохвостых картечью, но Максим не хотел, чтобы выстрел привлёк ненужное внимание.

Часть крысиного мяса он готовил в пищу, а часть использовал как приманку для ворон, которых ловил верёвочными петлями. А так как и те, и другие твари водились в городке в изобилии, недостатка в еде у Максима не было.

В чём он действительно стал испытывать острую нехватку, так это в обычном человеческом общении. Спустя неделю после ухода общинников, он уже начал вслух разговаривать сам с собой. Прогуливаясь по коридорам и этажам, он распевал песни, слышанные когда-то по радио и с дорожек компакт-дисков. Он пел на разные голоса, слушая эхо, скачущее среди пустых стен. Иногда, рассказывал анекдоты, и сам нарочито громко хохотал над ними.