Текст книги "Роковые таблички (СИ)"

Автор книги: Вадим Ечеистов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 22 страниц)

Люди, ехавшие за ними на четырёх, как сейчас смог рассмотреть Максим, машинах, похоже разгадали его манёвр. Сейчас они двигались на предельно малой скорости, высматривая место, где внедорожник Верховного председателя покинул асфальт. Поняв, что времени совсем нет, Максим вернулся к машине. Оля ждала его, сидя на краю рва и придерживая распухшую руку возле груди. Заметив страдальческое выражение на лице возлюбленной, Максим понял, что каждое лишнее движение поврежденной рукой становится причиной приступа боли.

Он спрыгнул в яму, распахнул дверцу машины, и воспользовался ножом, подаренным Ярославом, чтобы отрезать кусок ремня безопасности. Вскарабкавшись обратно к невесте, он приладил эту полоску прочной материи на манер поддержки для больной руки, перекинув её через шею девушки, и положив в петлю тонкое предплечье.

–Ну что, так лучше?

Девушка неуверенно кивнула. Максим указал на кусты, из которых он наблюдал за дорогой.

– Слушай, любимая, я полезу посмотрю, как вытащить нашего заложника. А ты смотри за теми, что за нами гонятся. Если что, предупреди меня сразу, ― Оля, выдавив на прекрасное личико вымученную улыбку, кивнула, и пошла к кустам. Проводив её взглядом, исполненным нежности и сочувствия, Максим прыгнул в яму, и, как податливую створку мёртвой раковины, раскрыл дверцу машины.

Председатель пребывал в той же позе, что и несколько минут назад – уткнувшись лбом в окровавленный пучок трещин на стекле. С невольным трепетом Максим нащупал артерию на шее пожилого мужчины. Выдох облегчения был не самой ожидаемой реакцией на пульс, толкнувший огрубевшие подушечки его пальцев. Пульс был слабый, но уверенный и ровный. Отлично, значит заложник по прежнему служит им надёжной гарантией жизни. Осталось вытащить его из салона, и привести в чувство.

Максим, как можно аккуратней, чтобы ненароком не свернуть шейные позвонки застывшему в, не самой естественной, позе человеку, попытался вытянуть его наружу. Однако это оказалось не так просто. Не удалась и вторая попытка освобождения председателя из салона машины. Наконец, Максим понял, в чём причина его неудач – ремень, которым были связаны руки Антона Игоревича, неведомым образом зацепился за рычаг ручного тормоза. Максим снова достал нож, чтобы устранить помеху, но тут раздался крик Ольги:

– Ма-акс! Макси-имка-а, они идут прямо сюда.

Мужчина тут же прекратил заниматься распутыванием рук заложника, и, выбравшись из канавы, поймал бегущую на него девушку. Он приложил указательный палец к её дрожащим губам.

– Тс-с-с, не кричи, любимая, сейчас посмотрим, куда они там идут.

– Да, сюда идут, прямо на нас, ― сдавленно прошептала Оля. Максим жестом приказал ей замолчать, но, даже не дойдя до своего наблюдательного поста под кустом, понял, что девушка не ошиблась. В фиолетовом сумраке стремительно вступавшей в свои права ночи по полю рыскали лучи электрических фонариков. Максим с ходу насчитал двенадцать человек, пересекавших придорожный пустырь точно по следам покрышек от машины Верховного председателя. Ещё полминуты, и они будут здесь.

Максим бросился обратно к Ольге. Схватив девушку за здоровую руку, он успел лишь крикнуть:

– Бежим! Быстро!

Оля побежала, влекомая своим мужчиной, ловко уворачиваясь в почти кромешной тьме от хлёстких веток и острых сучков.

– Макс, а как же этот старикан? Сдох?

– Нет, дышит. Застрял в салоне. Это и хорошо – пока они с ним возиться будут, мы, может, до московской трассы добежим. А там посмотрим, как следы запутать.

Бег по запутанным лесным тропкам, вернее не тропкам, а промежуткам пустой земли между древесных стволов, быстро выматывал, лишая сил. Оля начинала дышать тяжело, с всхлипами, и тогда Максим переходил на шаг. Он и сам чувствовал в эти мгновения, как недостаёт ему воздуха для дыхания и сил для бега.

В один из таких переходов с бега на пеший ход, Максим едва не расхохотался, поняв, что, помимо усталости чувствует сильнейший голод. Поев последний раз утром, весь день он как-то не испытывал явной потребности в пище – уж слишком много событий пришлось на его долю в один день. А теперь его неотступно клевала мысль, что не стоило оставлять в машине тот пакет с едой, предусмотрительно захваченный Олей в штабе.

Как часто бывает в лесу, представление о расстоянии, которое надо преодолеть, сильно не совпадают с реальностью. Максим считал, что до шоссе напрямик – рукой подать, но они двигались, переходя с бега на шаг, уже минут сорок, и ничего. Всё те же деревья, кусты, и корни, как живые, хватавшие беглецов за усталые ноги. Это было похоже на кошмарный сон, где, стараясь вырваться из какого-то ужасного, тёмного места к свету, начинаешь просто бессмысленно топтать вязкий сумрак, ни на миллиметр не продвигаясь к спасению. И, будто желая довершить сходство с кошмаром, вдали хищно засверкали суетливые и призрачные щупальца фонарных лучей.

Максим вновь ускорил шаг, потянув за собой едва не падавшую от усталости Олю. Дыхания хватило всего на пять минут, и мужчина вынужден был снова остановиться, удерживая девушку от падения на землю. Чтобы не тратить впустую минуты передышки, Максим стал пристально следить за фонариками, чтобы выяснить, сколько их, и с какой скоростью движутся.

Он насчитал восемь светящихся пятен, которые двигались уверенно, но достаточно медленно. Видимо, преследователи не слышали на таком расстоянии звука шагов мужчины и девушки, но в свете электрических лучей умело находили их следы. Это замедляло охотников, и давало возможность перевести дыхание их жертвам. И ещё кое-что рассмотрел Максим – один из лучей несколько раз взрезал толщу леса вправо от основной массы рыщущих пучков света, и явно прорвался сквозь колонны древесных стволов на открытое пространство. Луч света оглаживал белёсой кистью тот край леса не единожды, что позволило Максиму сделать однозначный вывод – лесная чаща в той стороне резко обрывалась, уступая место протяжённому открытому участку.

Неужели трасса? Тогда получается, что он всё это время бежал параллельно большой дороге, выбиваясь из сил и волоча за собой измученную болью и усталостью Ольгу. Вот так поворот! Максим встал, и поднял на ноги Олю. Однако, стоило сделать лишь несколько шагов, как они едва не потеряли друг друга, запутавшись в плотном сплетении ветвей колючего кустарника. Бросаясь из стороны в сторону, Максим продолжал натыкаться на непроходимую стену из перевитых вместе веток многолетних зарослей. Наконец, изрядно помучившись, и помучив свою девушку, Максим смог протиснуться меж крепких стволов двух старых деревьев.

Шёпотом выругавшись, Максим споткнулся о торчащий из земли корень, но смог удержаться на ногах. В последний миг перед едва не случившимся падением, мужчина с холодной дрожью в груди, заметил, что почти напоролся на толстый сук, торчащий откуда-то сбоку. Однако, Максим прервал поток ругательств, когда понял, что нашёл способ устроить идеальную ловушку для своих недругов с фонариками.

Посадив Олю у корней старого дерева, он вытащил нож, и принялся срезать у самого основания молодое деревце. Орудуя ножом, Максим не переставал следить за медленным, но неотвратимым приближением фонариков. Наконец, он срезал етку, заточил один её конец, и получившуюся заострённую палку воткнул в землю так, чтобы остриё встречало желающих протиснуться меж двух стволов, как ранее это сделали Максим с Олей.

Другого пути у преследователей не было, принимая во внимание плотную стену из, переплетенных ветвями, кустов. Однако, Максим решил ускорить приближение недругов, и указать им «верное» направление. Он вытащил пистолет, и, уняв дрожь в усталых руках, как следует прицелился, и принялся стрелять, целя в источники яркого света. Лучи заметались потом погасли один за другим. Всё это сопровождалось грохотом выстрелов, вспышками пламени и руганью ошарашенных гвардейцев.

Когда попытка выстрелить стала заканчиваться лишь сухими щелчками, Максим отбросил бесполезную теперь железяку, и дотронулся до Олиного плеча.

– Родная, дай мне свой пистолет.

Девушка без возражений отдала оружие. Максим дождался, когда после выкриков угроз и ликования по поводу закончившихся патронов, вновь зажгутся фонарики. Но, стоило только лампочкам вспыхнуть, он тут же открыл плотный огонь по врагам. После первого же выстрела, лампочки сразу же погасли, и Максим стрелял больше по памяти, не сильно надеясь на точность попаданий. Когда закончились заряды и в этом пистолете, он швырнул его в ту сторону, где залегли недруги.

Пороховой дым щекотал ноздри, а в ушах продолжало звенеть эхо последнего выстрела. Мужчина помог девушке встать, и они пошли в ту сторону, где, как теперь стало известно Максиму, на самом деле проходила трасса на Москву. Напоследок он успел бросить взгляд на вспыхнувшие фонарики, и не досчитался двух огней. Макс ликовал – два выстрела достигли цели, оставалось надеяться, что кто-то третий встретит своим брюхом приготовленную им острую палку.

Мужчина бежал, девушка старалась не отставать от него, как вдруг, за спиной у них зазвучали выстрелы. Свиста пуль не было слышно, из чего Максим сделал вывод, что стреляют враги наугад в том направлении, куда они бежали всё время до того. Похоже, преследователям пока невдомёк, что беглецы резко поменяли направление. Но после встречи с острой палкой, у гвардейцев Верховного председателя вновь появится шанс по следам определить верное направление бегства, и тогда пули будут пролетать значительно ближе.

Максим спешил, и то ли от усталости, а, может, от частой стрельбы, в ушах его звучал назойливый гул. Максим помотал головой, сделал несколько глубоких вдохов, стараясь избавиться от наваждения, но звук не пропадал. Мало того ― гул становился всё громче и отчётливей. Наконец, Максим вспомнил, что напоминал этот звук – это был приближающийся рёв моторов и грохот тяжёлой техники. В теперешние времена это могло означать лишь одно – по трассе движется колонна грузовиков в сопровождении военных.

Максим понял, что у них с Олей появился, пусть небольшой, но шанс попасть в Москву, чтобы сообщить новости, способные вернуть мир к прежнему порядку и избавить его от тотального торжества голода, насилия, страха и ненависти. Максим уже видел мощный луч прожектора, который ощупывал дорогу перед автоколонной. Он сильнее сжал ладонь выбивающейся из сил девушки, и потянул её за собой, желая как можно скорее оказаться в потоке света, излучаемого головной машиной охранения автокаравана.

Но, внезапно, они оказались пойманными в пучках света, выпущенных ручными фонариками – гончие псы Нового мира всё-таки обнаружили их в густой тьме ночного леса. Слева от лица Максима, вырванный из мрака ярким пятном ствол дерева лопнул, как старый нарыв, плюясь щепками и кусками коры. Одновременно за спиной пастушьим кнутом щёлкнул выстрел. Тут же последовали частые хлопки пороховых газов, выталкивающих из коротких стволов резвые пули, которые принялись со свистом вспарывать тьму рядом с беглецами.

Максим бросился в сторону, стараясь вырваться из пятна света. И ему почти удалось это, как вдруг Оля тихо всхлипнула:

– Ой! ― и обвисла на руке своего мужчины. Максим склонился над притихшей девушкой. Обхватив ладонями её нежное личико, он принялся шептать над ней, как магический заговор:

– Оля, Оленька, что с тобой? Не молчи, родная, скажи что-нибудь. Потерпи, сейчас будет помощь, сейчас, ― Максим склонился к губам любимой, пытаясь уловить её ускользающее дыхание. Он не чувствовал, как его лицо царапают до крови щепки, сколотые пулями с ближайшего дерева, не ощущал и боли в измотанных долгим бегом мышцах. Единственное, что он сейчас чувствовал – это тяжёлый ком, подступивший к горлу, который не позволял нормально дышать, и грозил вырваться наружу жгучим потоком слёз.

Максим уже не помнил, когда последний раз на его глазах появлялись слёзы. В жизни случалось немало горестных моментов, подчас было очень сложно сохранить равновесие, но глаза всегда оставались сухими. Даже утраты и испытания последних месяцев не смогли выдавить из него ни слезинки. Но сейчас, когда любовь всей его жизни, его Ольга, лежала перед ним, смертельно раненная, и жизнь по капле уходила из её хрупкого тела, сдерживаться было невыразимо сложно. Давно забытые, а может, и вовсе, ни разу не изведанные ощущения одолевали мужчину – будто острый крюк вонзили в самое сердце, и медленно тянули его наружу.

Максим, из последних сил сопротивляясь натиску эмоций, способных скинуть его в пропасть смертельной апатии, прикусил до крови губу. Когда боль немного очистила его разум, он аккуратно подхватил девушку на руки, и бросился на дорогу. Всего двадцать шагов, и его усталые ноги ощутили твердь асфальтового покрытия. Максим выскочил на самую ось трассы, в сноп яркого света, испускаемый грохочущей массой металла на огромных колёсах. Впрочем, Максим видел лишь слепящий свет фар, и слышал оглушительный гудок сигнала. Гудок не прекращался, он становился лишь громче и ближе – значит, его заметили, и это хорошо. Желая показать, что он не уступит требованиям сигнала, и не покинет асфальт, Максим, продолжая прижимать к груди тело своей девушки, опустился на колени.

Сдерживаемые титаническим усилием воли слёзы, предательски заполнили глаза, исказив окружающее пространство, и без того сумбурно исчерченное белыми полосами лучей и черными пятнами тьмы. Наконец, слух Максима уловил долгожданный скрежет тормозов. Сквозь пелену слёз, казалось, что огромный слепящий круг фары, вот-вот поглотит голову человека, как мифический огненный змей. Когда движение прекратилось, до стекла прожектора было не более метра.

Сквозь шум моторов невозможно было что-либо услышать, а сквозь завесу слёз – что-то разглядеть. Максим почувствовал на шее холодное касание металла. Размер пятна холода намекал на ствол оружия. Он заговорил первым:

– У меня нет оружия. Позови командира – я должен сообщить что-то очень важное, ― Максим не успел договорить, так как в метре от него, высекая искры, по асфальту чиркнули три пули. Солдат, взявший на прицел Максима, крикнул в сторону колонны:

– Из леса стреляют. Пощекочите мерзавцев огнём.

В ответ коротко застрочили автоматные очереди. Рядом прозвучал ещё один голос, более низкий и грубый:

– Капитана позови. И медик пусть подойдёт.

Спустя минуту кто-то принялся разжимать онемевшие пальцы Максима. Олю вырвали из его рук, и уложили на асфальт. Незнакомец в форме склонился над ней, прикладывая пальцы к шее, к запястьям. Максим, затаив дыхание, ждал его решения, но тот проводил все свои манипуляции, не проронив ни звука. Потом, порывшись в большой брезентовой сумке, поколдовал со склянками и шприцом, и сделал девушке укол.

– Пульс есть, кровопотеря небольшая, но в больницу везти надо.

На Максима эти слова произвели такой же эффект, какой исходит от благодатного ливня, упавшего на иссушенную землю. Он обдумывал, впитывал эти слова, потом, поняв, что у Ольги, а значит и у него, появилась надежда, воспрял духом. Он, как молитву стал повторять эти слова:

– В больницу, надо в больницу…

– Эй, блаженный, ты хотел со старшим переговорить? ― Перед Максимом появился силуэт высокого мужчины, и только сейчас Максим вспомнил, зачем они с Олей бежали наперерез вооружённому конвою.

– Да, это я. Мне надо поговорить с вашим командиром.

Силуэт раздражённо высказался:

– Ну, так это я и есть – капитан Нестеров. Ты в курсе, что мы могли по тебе проехать всеми колёсами, и нам бы за это благодарность объявили? Тебе повезло – водила девчонку пожалел твою, решил остановиться. А эти, в лесу, с пушками, за вами, что-ли, гнались?

– За нами.

– А чего так?

– Очень не хотели, чтобы их тайна стала известна другим.

– И что за тайна такая?

Максим постарался придать лицу выражение, призванное подчеркнуть важность момента, и вполголоса сказал:

– Именно об этом я и хотел с вами поговорить. У меня есть крайне важная информация, но сообщить её я могу только чрезвычайной комиссии правительства. Доставьте меня в Москву, пожалуйста, и доложите о моей миссии.

Капитан на мгновение опешил от подобной наглости. Максим даже в темноте смог увидеть выражение изумлённого раздражения на лице офицера. Капитан замахал руками.

– Не-ет, нет, ты чего, мужик, обалдел?

Максим поспешил прервать начавшуюся нотацию о закрытых границах города, о нехватке ресурсов и прочих вещах, о которых не желал знать.

– Я всё понимаю, но информация настолько мощная, что способна изменить коренным образом сложившееся положение. Но распорядиться ей надо умело, поэтому до поры я никому не могу её раскрыть. Можете меня привезти, поставить перед комиссией, и так же вывезти обратно. Слова не скажу, только Ольгу мою в больницу на лечение определите.

– Да ты думай, что говоришь – с меня ведь шапку снимут вместе с головой, ― капитан выразительно похлопал себя по фуражке, потом спокойно добавил:

– Ну, девушку попытаемся в госпиталь определить – придумаем что-нибудь, но в остальном…

Максим снова прервал речь капитана, решив взять того напуском:

– Шапку могут снять, а могут и не снять. То, что я им собираюсь сообщить, настолько серьёзно, что вас всех, наверняка, наградят, как героев. С другой стороны, если мне поможет добраться до правительства другой офицер – все награды достанутся ему. И я не стану молчать о тех, кто отказался доставить вестника в столицу. Вот, тогда точно голову снимут, не сомневайся.

Капитан Нестеров минуту топтался на месте, как цирковой медведь, потом махнул рукой, и задорно провозгласил:

– А-а, чёрт с тобой! Если что, и, правда, выкинем за МКАД, и забудем. Ладно, повезли твою великую тайну в столицу. Не отставай, ― капитан развернулся на каблуках, и быстро зашагал вдоль колонны автомобилей и броневиков, на ходу отдавая распоряжения. Максим бросился вслед за ним, выкрикивая в спину ещё одну свою просьбу:

– Капитан, Нестеров, а можно мне…

– Сопровождать раненную? Можно. Твоя ненаглядная вон в той машине. Запрыгивай, сейчас отправляемся.

Максим успел разместиться в маленьком фургоне передвижной санчасти, возле закреплённых носилок. Взревели моторы, и мужчина укрыл своей ладонью тонкие пальцы девушки. Очередная колонна грузовиков под охраной военных отправилась в Москву.

Эпилог

Максим Полыхаев стоя на балконе любовался всполохами заката. Воздух Москвы был непривычно чист и прозрачен – оно и понятно, ведь каждый грамм бензина на строгом счету. Со своего места он мог наблюдать за немноголюдными улицами, за пустынной набережной и плоскими крышами, выкрашенными яркими красками закатных отблесков. Только что отгремела первая в этом году гроза. Воздух пах свежестью, влагой и электричеством. Воздух был пропитан ожиданием перемен.

Максим уже больше недели находился в Москве. Целых три дня ушло только на то, чтобы предстать «пред светлые очи» чрезвычайной комиссии. Капитан Нестеров поведал о миссии Максима своему руководству, те своему, и так далее, пока, наконец, из чистого любопытства один из членов правительства не пожелал выслушать пришельца из «дикого» Подмосковья. Все три дня Максим вынужден был томиться в маленькой комнатке с жёстким топчаном и одетыми в шершавую цементную шубу стенами. Видимо, помещение было предназначено для воспитания недисциплинированных солдат. Для Максима же, после скитаний по опасным дорогам вне большого города, эта камера была, как президентский люкс в дорогом отеле.

Выступив пред комиссией, Максим долго не мог понять – поверили ему или нет. Но, когда ему разрешили остаться в городе, и даже выделили личную охрану, он понял, что к его словам отнеслись очень серьёзно. Как он узнал позже, до правительства доходили слухи о Новом мире, и о бурной экспансии отделений этой неожиданно мощной организации на территории почти всех государств. Но никто и предположить не мог, что нашествие инопланетной нечисти, названной Лешими – не более, чем гениальная мистификация главарей Нового мира.

Теперь идут «обсуждения проблемы, с целью отыскания путей её эффективного решения». Обсуждения идут, разумеется, в закрытом режиме. А чтобы никто, кроме руководства страны, не узнал об истинной природе свирепых пришельцев, Максима тоже закрыли. Возможно, опасались, что все поймут, насколько некомпетентны оказались спецслужбы всего мира, раз группа фанатиков обвела их вокруг пальца. Его поселили в просторном и богато убранном номере гостиницы в центре города. Клетка была золотая, но это всё равно была клетка, потому что, сменявшие друг друга охранники, ни на секунду не обделяли его своим вниманием.

Максим готов был терпеть такое «заключение», но настоял на посещении родителей и возможности ежедневно навещать Ольгу в больничной палате. Ему разрешили, но только в сопровождении усиленных групп сотрудников охраны в «гражданской» одежде. Все разговоры Максиму приходилось вести также в их присутствии. Поначалу его это раздражало, но потом он просто перестал обращать внимание на ненавязчивое присутствие крепких ребят. Так жители больших городов привыкают, и перестают обращать внимание на шум моторов и вой сирен под окнами.

Родители жили там же, где он с ними расстался – в его квартире. Мать долго не могла унять слёзы радости и облегчения, когда на пороге появился сын, от которого почти год не было никаких вестей. Отец реагировал более сдержанно, но радовался ничуть не меньше супруги. По просьбе отца Максим рассказал о своих скитаниях, разумеется, опустив некоторые неприятные факты. Не стал он говорить и об истинной природе Леших – по лицам своих спутников он видел, что те не постесняются грубо прервать его рассказ, если понадобится.

Высказав одобрение действиям сына в сложных условиях, родители стали, перебивая друг друга, рассказывать о своём житье в столице. Когда закончились продуктовые карточки, оставленные Максимом, отец сумел найти работу. Трудился исключительно за продукты, часть из которых обменивал на всякие, необходимые в хозяйстве, мелочи. Мать за небольшую плату взялась помогать соседям по дому. так и держались, пока отец не устроился кладовщиком на склад продовольствия. Это была государственная служба, где он смог получать продуктовые карточки.

В общем, мать с отцом не пропали в сложных условиях, потому что не привыкли унывать, и не гнушались самой тяжёлой работы. Максим просидел с отцом и матерью очень долго, и сразу от них отправился в больницу. Оля оправлялась после операции. По счастью, пуля не задела жизненно важных органов. Но врачи сказали, что девушке придётся у них задержаться – уж слишком она была истощена и вымотана и физически и морально.

Доктора решили, что ей просто необходимо восстановиться под присмотром специалистов. Максим поблагодарил медиков за спасение его невесты, но самой Ольге не смог сказать всего, что переполняло его душу, потому что охрана отказывалась оставить его наедине с любимой даже на несколько секунд. А в присутствии этих угрюмых мужиков, Максим не мог заставить себя вести беседы о светлом чувстве любви и нежности к раненной девушке. Ему достаточно было видеть её глаза, чувствовать живое тепло кожи её рук, чтобы ощущать себя счастливым. А все слова он скажет потом, когда они смогут остаться вдвоём, забыв на время о большом мире, полном боли, потерь и тяжёлых испытаний.

Ольгу Максим навещал ежедневно. Врачи разрешали видеться с ней не более получаса. Всё остальное время Максим ждал решения правительственной комиссии. Как ему пояснил один из её членов, им требовалось выработать единую стратегию, разведать обстановку, составить план действий. Требовалось обобщить данные разведки, касающиеся Нового мира. Ещё требовала проверки информация, полученная от Максима, о том, что многие воинские части перешли, или готовы перейти на сторону Верховного председателя.

Все воинские подразделения ожидала особая ревизия, с целью выяснить настроения личного состава, и понять, на чьей они стороне – по-прежнему защищают интересы государства, или уже готовы проливать кровь за идеалы Нового мира. Требовалось выявить также всех агитаторов Верховного председателя в войсках. Все эти меры были необходимы, чтобы знать, какими силами располагает правительство, и с кем придётся сражаться. Ведь, очевидно, что наипервейшая мера на пути к выздоровлению человечества от утопической чумы Нового мира – это уничтожение его цитадели в посёлке Утренний. И знать, какие силы придут на выручку председателю, было очень важно.

А потом, когда раковая опухоль будет вырезана, можно браться и за восстановление хозяйства. Люди начнут заново, по крупицам возрождать посевные, налаживать животноводство. Большинству придётся по новой учиться нормально общаться с другими, не опасаясь удара дубиной по голове, или яда, насыпанного в угощение. Но это будет потом.

Максим больше всего боялся, что, в лучших чиновничьих традициях, решение проблемы «заболтают», утопят в бесконечных обсуждениях и согласованиях. А времени, между тем, практически не было. Если в ближайшее дни не начать сев основных культур, то и в этом году люди останутся без малейшей надежды на урожай. А это значит, что возрождение снова откладывается.

Это означает новый виток голода, болезней, каннибализма, насилия и страха. Ещё тысячи человек не смогут пережить зиму. И тогда, наверняка, появится новый «пророк», готовый увлечь за собой несчастных людей, дать им надежду. И, кто знает, может, этот новый «мессия» приготовит для человечества будущее, куда более кошмарное, нежели рабская утопия Нового мира.

Всё это беспокоило Максима, но не в его силах было поторопить чиновников и военных. После выступления перед комиссией ему удавалось переговорить только с некоторыми сотрудниками аппарата. Каждый из них был настроен решительно, но, если Максим спрашивал, когда начнутся реальные действия, все потерянно разводили руками, как бы говоря: «если бы всё зависело только от нас…».

Смутная тревога терзала душу Максима с каждым днём всё сильней. Этой ночью он, вообще, плохо спал. Стоило закрыть глаза, как являлись образы встреченных за время скитаний людей. Одних он был рад видеть, других ненавидел сильнее, чем раньше. Одни были уже мертвы, другие продолжали жить, судьба третьих покрыта мраком неизвестности. Убитый бродяга, Антоныч, Топор, Григорий, Михаил из Дмитрова, старики-людоеды, мародёры из города висельников, Ярослав – они являлись перед ним поодиночке и группами. Шевелили губами, желая что-то сказать, но раздавался звук, похожий на шорох радиопомех или на скрежет патефонной иглы по старой грампластинке.

И всюду, на стенах, под ногами, на потолке, висели таблички разных размеров, но с одной-единственной надписью: «ВНИМАНИЕ! В СЛУЧАЕ ОБСТРЕЛА ИЗ КОСМОСА, ЭТА СТОРОНА УЛИЦЫ НАИБОЛЕЕ ОПАСНА». Эти зловещие предостережения моргали жёлтым и красным, лезли в глаза, сочились кровью. Потом плотным строем наступали Лешие, в виде обугленных коряг, увешанных кусками мяса, перьями и стеклянными бусами. По сморщенной, чёрной коре пауками ползали символы Нового мира – скрещённые серп, молот и нож. И вся эта кошмарная мешанина волной накатывала на спящего, пытаясь раздавить, уничтожить его.

Максим не единожды за ночь просыпался весь липкий от пота, и, перевернув подушку, снова погружался в сон, насыщенный тяжёлыми видениями. Утро также не принесло облегчения сердцу и ясности уму, и Максим слонялся из угла в угол, глотая воздух густой и липкий, как старый обойный клейстер. Мысли в голове слипались как конфеты под жарким солнцем, все, кроме одной. Эта идея газовой горелкой жгла изнутри, заставляя Максима нашёптывать себе под нос иссохшими губами: «Всё напрасно, впустую – Новый мир наступает, а эти… неизвестно чем занимаются».

К обеду духота стала совершенно невыносимой. Максим хотел уговорить охрану вывезти его к реке, но передумал, и просто распластался на полу своего номера, сжав голову, будто выдавливая тяжёлые мысли из-под черепной кости. Так он и лежал, без движения, словно древний лишайник на сыром камне, пока окно не распахнуло мощным порывом ветра. На крыльях этого вихря в комнату ворвался оглушительный рокот грома. Первая гроза!

Фиолетовые тучи с рваными, в лохмотья, краями, ослепительные ветви молний, шумные потоки небесных вод – всё это заставило Максима выползти из липкой апатии. Он вышел на балкон, под струи ливня, раскаты грома и вспышки небесного электричества. Сама природа насыщала его энергией через буйство стихий. Мокрый, но счастливый и успокоенный стоял Максим и наблюдал за пляской грозных туч. Наши далёкие предки верили, что бог-громовержец стрелами молний поражает нечистую силу. И, похоже, тёмных сил после грозы, и в самом деле, стало значительно меньше – Максим был почти уверен в этом.

Ветер вскоре разогнал тучи, открыв взору чистые краски заката. Мужчина переоделся в сухое и, стоя на балконе, упоённо вдыхал свежий, напитанный чистой энергией неба, воздух. Он стоял и ждал – теперь он был уверен, что всё будет хорошо. Он знал, что люди справятся с любой бедой – ведь они тоже часть природы, которая способна возрождаться после, казалось бы, полного истребления.

За спиной Максим услышал сухое шипенье. Он обернулся, и увидел одного из своих охранников с чёрной коробочкой рации в руке. Тот отпустил кнопку, прервав шорох эфира, и, напустив на себя небывало значительный вид, сообщил:

– Гражданин Полыхаев, всё готово для совместной телеконференции с главами других государств. Президент и премьер-министр уже прибыли. Ждут вас. Машина у подъезда.

Максим не смог удержать счастливую улыбку. Международная телеконференция – всё правильно, действовать надо всем вместе и сразу. Бить по всем направлениям. Наконец-то, наверху решили переходить к решительным действиям. Значит, человечество скоро отряхнётся от короткого кошмара, навязанного международной кликой маньяков. Жизнь и свобода вновь будут править миром.

Максим уже знал, что скажет правителям государств Земли. Он верил, что будущее будет прекрасно – осталось сделать так, чтобы поверили остальные.