Текст книги "Проклятое искусство"

Автор книги: Вадим Козин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

По городу расклеены афиши, извещающие, что в к/т «Салават» состоятся выступления Петра Алейникова^[50] и каких-то Елены Межерауп, Астрова, Бугрова, Ласточкиной и других. Мармонтов рассказывает, что Челябинская филармония Алейникова не приняла, отказалась от гастролей пьяных кинозвезд. Оказывается, Крючков тоже что-то натворил, и вот, памятуя это, директор филармонии Королев счел благоразумным не допускать подобных концертов.

В этом городе есть действующая церковь, которая в шестом часу утра и вечера трезвонит в свой колокол, призывая всех верующих к заутрене и вечерне. Как-то я сегодня спою?

23.21. Я был очень тронут, когда одна девушка преподнесла мне небольшой букет белых астр и робко попросила исполнить песню «Журавли». Публика принимала тепло, но я пел все-таки плохо. Сипел, хрипел, но допел.

15.10.55. 8.22

Вчера «скрепя душу» зашел к Пименовым, пригласившим меня на его день рождения (32). Подарка ему я не собирался делать и решил подписать книгу Ф. Купера «Зверобой» – «чем бы говно не тешилось, лишь бы не воняло».

Перед утром видел сон. Будто бы я вхожу в автобус, который набит девочками-близнецами – детьми одной матери – маленькие башкирки с черненькими головками и глазками. Они уложены и лежат по всему автобусу вперемежку с куклами. Должно быть, для меня какое-то «диво», как говаривала наша старая нянька. Дивом можно будет считать, если я получу неожиданно звание, все остальное будет неудивительно. А самым лучшим дивом было бы для меня как можно скорее возвратиться в Магадан, чтобы отвязаться от этой компании, зловонной и тошнотворной в своей отсталости и ремесленничестве. Сегодня не слышал церковного звона, очевидно, крепко спал. Спать было несколько холодновато, потому что не топили печку. Расколотил нечаянно купленный термос. Мармонтов обещал отдать свой. Здесь, в Уфе, я пока термосов не замечал.

15.15. Ишимбай.

Гост. треста «Ишимбай-нефть», комн.№1

Приехали в город башкирской нефти («второе Баку»). По дороге я впервые видел полосы лесонасаждений, которые тянутся километрами, но шириной они не очень велики. Ишимбай – небольшой, но сумбурный городок. Непродуманная распланировка. Много асфальтированных улиц. Клуб им. Кирова, в котором будем работать, содержится в крайне неряшливом состоянии. Сцена страшно мелкая, освещение приличное. Чудесный рояль «Бехштейн» последних номеров (99 тысяч).

Газетные сообщения меня не только не удовлетворяют, но просто пугают. Очень серьезная передовая «Правды» от 13 окт. 1955 г. под заголовком «Куда идет Иран?». Иранское правительство приняло решение примкнуть к англо-турецко-иракско-пакистанскому военному союзу (Багдадский пакт). Американские и английские газеты приветствуют присоединение Ирана к этому пакту. Тот факт, что Иран вовлекается в военный блок, еще раз показывает всю фальшь в поведении некоторых держав, которые на словах выступают за сохранение «духа Женевы», а на деле сколачивают агрессивные военные блоки, втягивая в них другие страны. Действия этих держав означают, что они продолжают свою политику «холодной войны», направленную не на ослабление, а на усиление международной напряженности.

Ворошилов приглашает шахскую чету посетить Советский Союз. Шах принимает это приглашение, и в то же время его правительство решает присоединиться к Багдадскому пакту.

Тактичность в дипломатии – понятие относительное, и «Правда» не преминула напомнить, что бывший премьер-министр Англии У. Черчилль отмечает в своих мемуарах о Второй мировой войне, что «наша победа сохранила независимость Персии». Иначе говоря, если бы Иран вступил в войну на стороне Германии, Персия была бы советской! Но каждая страна и ее правительство несут ответственность, и, по-моему, никого не должно касаться, что делает Персия. Область невмешательства в чужие дела должна быть неприкосновенна. Пусть Иран катится по наклонной плоскости, это его дело. Если СССР не примирится с таким положением вещей, это также его личное дело.

17.10.55. 8.00

Приехали из Салавата в пятом часу утра. Всю ночь ехали. На наше счастье, мост через р. Белую не был разведен, иначе пришлось бы сидеть на берегу до 7 ч. утра. Рядом с наплавным мостом строится постоянный – на цементных быках, который соединит Уфу автомобильным и гужевым транспортом с городами Стерлитамаком, Ишимбаем и Салаватом, а также с колхозами области, поля которых тянутся на необозримые глазом пространства. Сколько здесь должно рождаться хлеба! Жаль, что шоссе не содержится в исправном состоянии. Я никак не могу понять, почему организации, которым поручено следить за состоянием дорог, не содержат их в надлежащем порядке? Ведь негодная дорога удлиняет прогоны машин и портит их. Что же дороже и нужнее – быстрое передвижение исправных машин или плохая дорога и часто ремонтируемые автомобили? Где логика происходящего? И так всюду, где бы я ни был и где бы ни проезжал. Это не может быть политикой правительства! Это нерадивость и бесхозяйственность местных властей, наплевательское отношение организаций, ведающих ремонтом и улучшением автодорог.

18.10.55. 11.30

Вчера просидел совершенно напрасно в ресторане, когда необходимо было по-настоящему отдыхать.

Как сегодня спою, не ведаю, кашель невероятный. Очевидно, простудился в Ишимбае, где в самой гостинице не было физической уборной.

Мармонтов сообщил, что пришла телеграмма с приветствием театра коллективу. Я дал понять Мармонтову, что руководство театра поступило несколько нетактично, к чему разводить дипломатию, при чем тут «коллектив»? Лично я бесконечно ездить не могу, «коллектив», которому присылается приветствие, может продолжать поездку и без меня. Раз все дело заключается в «коллективе», а не в одном человеке, тогда какое значение имеет Козин? Когда наконец прекратится это лицемерие и ханжество?

Еще раздосадовало меня сразу же изменившееся обслуживание в гостинице после окончания всех этих совещаний и конференций, проходивших с участием московского руководства. Сразу же стала портиться кубовая (помещение, где находится кипятильник, горячая вода. – Б.С.), буфет на третьем этаже перестал регулярно работать. В киоске «Союзпечати» пропали свежие газеты и журналы. Когда же в конце концов исчезнут черты ложного и фальшивого показа мнимого благополучия?

Это я говорю о гостинице, а вот в газете «Сов. Башкирия» 18 окт. 1955 года в разделе «Из редакционной почты» меня поразила заметка М. Зарипа, в которой говорится, что в г. Бирске электростанция работает с большими перебоями. В Башкирии неисчислимые запасы нефти, а в Бирске люди сидят без света и керосина. Автор заметки боязливо жалуется, что ученики не могут приготовить школьных уроков.

19.10. Во второй половине дня меня перевели в другой номер – № 11, «люкс», страшно неуютный, непродуманно меблированный. Ванна, уборная. Горячую воду надобно заказывать.

Получил письмо от Незнамова. Оказывается, жив курилка, не умер. Разъезжает от Ульяновской филармонии. Письмо им послано из Чкалова. Может быть, его увидим в Куйбышеве. Значит, пока не пьет.

19.10.55. 9.30

По непонятной причине заболела на лысине кожа, ощущение ожога, а в горле, очевидно, нарыв, потому что больно глотать.

На концерте (№106) Пименовой опять крикнули: «Довольно!». Просто не знаю, что делать с ними. Пименову также крикнули: «Старо!», а в их дурацких башках забито гордое сознание, что они принадлежат к артистам большого класса. Мне очень понравилось ее вынужденное признание собственного ничтожества: «Я не понимаю, почему мне кричат «довольно»? Неужели я так плохо пою?»

22.10.55. 19.04

Разыгрался инцидент вокруг моей болезни. Я получил бюллетень по 24 окт. включительно и ни на йоту от него не отойду. Хватит рвать глотку.

Сейчас прочел с огромным удовольствием чудесную книжку Н. Стоцкого «Повесть о Петре Телушкине» Архангельского издательства. Книга повествует о русском кровельщике – крестьянине из Тавреньгской волости Архангельской губернии, который починил крыло ангела на шпиле Петропавловской крепости в Петербурге при императоре Николае I, и о его трагической судьбе, одной из тех многочисленных судеб, выпавших на долю народных талантов, гениальных самородков русской нации. Повесть драматична своим концом, который еще ярче подчеркивает весь произвол царского самодержавия, его полнейшее безразличие к гениальности русского народа.

Сегодня приехал из Октябрьского администратор Пуземский якобы по поручению какого-то важного лица, которое будто бы заявило следующее

: «Если он (т.е. я, Козин) советский артист, то приедет и споет, плохо или хорошо – не важно. Здесь находится английская делегация, и она может подумать, что ей специально не дают послушать этого артиста. Советское правительство это оценит». На что я ответил Пуземскому: «Как только врач снимет меня с бюллетеня, я приеду и отпою концерт. Так и передайте вашему важному лицу. Я сожалею, что принужден отказать, но я не могу петь». На удочку меня не удалось поддеть! Если было так важно мое присутствие, нужно было перенести Черниковск (имеется в виду выездной концерт в этом городе 20 октября. – Б.С.).

24.10.55. 9.17

Видел во сне, что я освободился и мне дают местожительство в... Энгельсе! Деньги на дорогу мне выдает одна из заключенных женмаглага (магаданского женского лагеря. – Б.С.). говорю, что из Магадана уезжать не собираюсь: «Я боюсь, что будет война, и тогда придется уехать все равно». Этот сон я видел в продолжение целой ночи. Остался неприятный осадок

Удивительно стойкие платаны. Все деревья давно сбросили свою листву, а они еще зеленые, лишь наполовину пожелтели. Чем это объяснить? Сейчас пойду в поликлинику. Надобно показаться врачу, чтобы она сняла меня с больничного.

26.10.55. 9.52

Чувствую себя усталым. Месяца два бы помолчать и перестать видеть эти ничтожные лица Пименовых и Деревягиных. Как мне не хочется работать с ними! Отчего? Оттого, что всем своим существом я чувствую фальшь их отношений ко мне, их душит бессильная злоба на наше неравенство, в особенности она бесит, как метко выразился директор кемеровской филармонии, недоношенного и преждевременно родившегося глиста – Пименова.

27.10.55. 8.03

Вчера просидел в ресторане до двух час. Наблюдал такую картину. Ресторан первого класса битком набит народом, и тут же, рядом с эстрадой, где играет оркестр, на двух сдвинутых столах официантки гладили занавески. Это у меня в голове никак не укладывается!

28.10.55.20.00. Октябрьский.

Гост. «Девон», комн.№11

Выехали из Уфы поездом (мягкий вагон) ровно в час дня и прибыли около 5.30. Со мной в купе находились какие-то старые «грымзы» (сварливые женщины. – Б.С.). Тернер ехал со своей «биксой». Удивляюсь его беспринципности и своего рода бесстыдности и нечистоплотности. В Челябинске утром проводил жену в Москву, а вечером мы уже несколько минут ждали его у машины, потому что он задержался у себя в номере с какой-то местной проституткой, т.е., прошу извинения, пианисткой. В Уфе он спутался с «одной» из филармонии и даже потащил ее с собой в Октябрьский под видом того, что она хочет договариваться здесь насчет работы. И такой, с моей точки зрения, пошляк при удобном случае упоминает обо мне как о морально разложившемся. Когда прекратится это лицемерное ханжество, добавляю, массовое ханжество, массовый разврат, прикрываемый громкими фразами о морали, скромности, бытовой чистоплотности, святости брака и семьи. Все это ложь, я чище, искреннее всех этих мерзавцев.

29.10.55. 5.45

Проснулся от виденного сна. Опять воспоминания молодости. Наша семья после смерти отца (в 1923 году. – Б.С.) – период самый страшный, самый горестный в моей юности, период неприкрытой нищеты. Мне не хватает супа, или вернее, если я его съем, то будет голодной сестра Надя. Я обижен, хочу уйти от семьи, от матери и сестер, но куда уйти, думаю я во сне, паспорт у меня утерян, что я буду без него делать? Выглядываю из окна своей комнаты, на Кронверкском пр. (пр. Горького), и вижу Андрюшу из Магадана, который идет с какими-то свертками, и среди них держит две пластинки – долгоиграющие. Затем мы – он, я и мама – неожиданно оказываемся на Михайловской площади, со стороны «Гран-паласа», и я вижу, как на фоне Европейской гостиницы и Михайловского садика Антонина Васильевна Нежданова идет, вернее, гуляет, почему-то с теленком или жеребенком. Но до ее появления я слышу голос Андрея, который меня спрашивает про название романса, исполнявшегося в свое время Собиновым, – «Как сладко с тобою мне быть». Я ему разъясняю, и вот уже после этого возникает в сновидении Нежданова. Андрей спрашивает, сколько ей может быть лет? Я отвечаю, что около 80, и у меня начинают непроизвольно литься слезы от огромного уважения к ней. Мать находится вблизи меня, на Михайловской площади (пл. Лассаля), большое людское оживление, мне почему-то запомнилась прическа Неждановой, ее окрашенные в медный цвет волосы.

Почему у меня так ярко и ощутимо возник Ленинград, я объясняю следующим обстоятельством. Перед сном я дочитал книгу, начатую в вагоне, лесковскую «Воительницу» – чудеснейшую вещь из жизни Петербурга, с ее изумительным концом, таким жизненным и верно подмеченным.

А сейчас буду досыпать, может быть, вроде лесковской воительницы, увижу во сне чего-нибудь, вроде Рэда... но, к великому сожалению, этого не случилось.

Во сне видел нечто похожее на Сочи – море, скалы, гранитные ступени, были тут Мармонтов и Тернер.

У меня окончательно теряется какое-то внимание к Тернеру. И пианист он дубоватый, и человек нечистоплотный. Как иногда обманчив бывает человек. Эта поездка его с блядью меня просто возмутила, а самое главное, вчера вечером приходит Мармонтов в номер к Деревягиным, он, очевидно, меня искал, просить, чтобы я пустил к себе в номер Фролова, а Галя будет у Вали... Это значит, я должен поступиться своим спокойствием из-за тернеровской бляди!!! Разве это не возмутительно!!

Прошелся по городку. Ночью он выглядит более внушительным, чем днем. Из-за вязкой почвы грязь и слякоть отвратительная. Чувствуется пафос стройки, но отстроенные дома выглядят неряшливо. Со стен многих зданий отвалилась штукатурка. Из-за усталости мне не хотелось смотреть центр города, может, там поприличнее и показистее. Рынок колхозный грязен и беден: дрянные яблоки, откуда-то появившиеся гранаты, косы из лука, мешки с подсолнухами, мясо. Картофеля и других овощей нет. Через какой-то тучевой просвет неожиданно выглянуло солнышко, и стало как будто бы чуть веселее. А на сердце так тяжело и холодно. Какие надежды на будущее? Никаких! Противно и страшно. Надвигающимся призраком вырастает старость и недалекая смерть.

Разбудил меня чей-то противный мужской голос, возмущавшийся какими-то гостиничными порядками. В результате обслуживающий персонал во главе с директрисой так обоюдно переругивался с клиентом, что я больше не мог заснуть. Не дай бог все время быть командировочным, ездить и ночевать в гостиницах.

Мечтаю научиться снимать фотоаппаратом, чтобы в следующей поездке, если она состоится, запечатлевать все городские достопримечательности, красивые места из вагона поезда. Хорошо бы снимать и на цветную пленку. Этого дурень-глист Пименов не делал, и очень жаль. Столько было по пути новых, чудесных советских городов и зданий, в особенности театральных, различной архитектурной фантазии. Он снимал лишь дурацкие моменты, бил на остроумие и все время запечатлевал свою супругу.

Уже пора приготовляться к концерту. А мне так не хочется петь. Опять выжимать из себя то, чего давно уже нет. Когда прекратится эта пытка? Сегодня 112-й концерт. Завтра – 113-й. Итак, за пять месяцев 113 концертов.

1.11.55. 9.12. Куйбышев.

Гост. «Центральная», комн.209

Приехали поездом «Уфа—Куйбышев» в 6 ч. утра. В вагоне было хорошо, даже жарко. Сон видел очень странный – эротический.

21.00. Завтра едем в Жигулевск. Дорога должна проходить через леса, вдоль Самарской луки. На пути шесть поселков (Рождествено, Новинка, Шелехметь, Аскулы, Сосновый Солонец, Александровка) и переезд через Волгу.

Днем приходил Володя Незнамов, похудел, осунулся, полысел, но, как он сознался мне, изменить себя он не в силах, я верю ему и соболезную^[51].

Около восьми вечера он позвонил мне снова и обещал зайти с каким-то знакомым. Прошел час, я решил спуститься в ресторан и чуть не налетел на них обоих, вдребезги пьяных, сидевших у самого входа в ресторан. Официантка уговаривала их сидеть за столом, как следует, а не лежать на нем. Я сразу же попросил дежурную моего этажа, чтобы она после 12 часов ко мне абсолютно никого не пускала.

Очень волнуюсь, хватит ли у меня сил в Жигулевске спеть за 3 дня 5 концертов.

2.11.55. Жигулевск.

Гост. «Нефтяник», комн.№9

Приехали около 7 часов, слишком долго ждали парома, который должен перевезти на другой берег, где расположен сам город и идет стройка электростанции. Проезжали по дну будущего моря. Здесь осталось несколько жилых каменных домов от старинного приволжского города Ставрополя, сейчас он почти весь переведен на новое место. У меня какая-то жалость к Волге. Она будто растерянная, уже потеряла голову, в какую, в конце концов, сторону ей течь? В месте переправы она была как-то особенно жалка и как-то плоска. Если бы не гаркнул, мы бы со своими машинами («ЗИМом» и «Победой») не попали бы на паром. Остановились в какой-то хибарке, носящей название гостиницы. Небольшая комнатушка с чистой постелью и ярко горящей, в 300 ватт, электролампой.

Дом культуры такой же архитектуры, как в Черемхово, по тому же проекту.

3.11.55. 11.17

Холодно. Вот-вот выпадет снег, что я буду делать без пальто? Невольно можно простудиться. Вчера меня укачало в машине, на концерте (№114) я на голос поднажал, да и публичка попалась кремневая. В общем, я пел отвратительно и хорошей отдачи не имел права требовать. Я с ужасом думаю, как я спою 7-го и 8-го в Куйбышеве, после этого Жигулевска, который меня, чувствую, «подкузьмит». Две встречи меня буквально взбудоражили, вспомнилось все старое. Прошлое. Нет, мне надобно уезжать в Магадан, и чем скорее, тем лучше.

Был Мармонтов, с которым произошла небольшая перепалка. Дал ему понять, что пора прекращать поездку, потому что я очень устал и еле-еле пою, да еще вдобавок стали попадаться места, где мне приходится, из-за желудка, буквально голодать. Да, как ни старайся, все равно благодарности не ожидай никакой. Ну, ладно, только бы добраться до Магадана.

Надобно собираться на концерт, в лагерь, к заключенным, строящим эту величайшую гидростанцию.

5.11.55. Куйбышев.

Обратно вернулись, пересекли Самарскую луку. При самом отъезде из Жигулевска шизофреник Фролов поругался с Мармонтовым из-за места в машине. Фролову показалось, что у него болит спина, ему захотелось сесть рядом с шофером, а Мармонтов неважно себя чувствует. Я сказал, что он сядет на переднее сиденье. В результате этой перепалки Фролов назвал администратора говнюком, не желающим работать, и т.д. Вообще, как держат себя эти «артисты» – просто непостижимо. Какое счастье, что остается очень немного времени моего пребывания с ними.

Первым пунктом после Жигулевска была Александровка – это село, как и вся Самарская лука, принадлежало князю Меншикову. Около села имеется поляна, на которой, по преданию, был стан Степана Разина. Местный колхоз носит его имя. Наш автомобиль мчится по дороге, петляющей по оврагам. По обеим сторонам деревья, уже сбросившие листву, которая покрыла землю, словно теплым одеялом. Все приуготовилось и ожидает наступления зимы, а она, как будто нарочно, зная, что ее время подоспело, чванливо не показывается. В этих живописных оврагах расположился райцентр – село Сосновый Солонец – имеющий Дом культуры, больницу, среднюю школу, колхоз им. Маленкова. Отъехав от райцентра, мы попали в так называемый Аскультский овраг, где находится село Аскулы, основанное в 1660-е годы, здесь было древнее чувашское городище Асла-хула, что означает «большой город». Это был центр старообрядцев. Преследуемые попами Нового Завета, некоторые из жителей уходили в жигулевские леса и жили в пещерах.

Получил поздравительную телеграмму от Щегловых, потянуло в Магадан. Сразу сходил на почтамт и послал им ответную телеграмму.

Принял ванну и сейчас, кажется, лягу в постель, буду мечтать о своей прошедшей жизни.

Оказывается, Семен Львович Яхнис^[52] жив и здравствует, работает директором Новгородской филармонии. Это мне сообщил один из молодых артистов Ленгосэстрады.

6.11.55. 9.00

В букинисгическом магазине заведующая просила меня зайти к 2 ч. посмотреть новые поступления книг.

Вчера принял хвойную ванну, за голос очень боюсь, он в полном беспорядке. Проще говоря, голоса у меня уже нет. Кто-то около 12 ч. ночи звонил очень настойчиво по телефону, но я не подошел. Это, наверное, артисты из Ленинграда, а может быть, и Незнамов. А его мне и видеть не хочется. Отвратительная, липкая, хитрая и на удивление неискренняя личность.

Слушал праздничный московский радиоконцерт, в котором «вытрющивался» этот «народный» жополиз Козловский. Он пел «Гйтару» Блантера на слова Павла Германа, берется, вроде Обуховой, за все. Думает, вероятно, за что бы он ни брался, все будет гениально. Но для того, чтобы петь эстрадную песню, мало быть вокалистом, надобно быть еще исполнителем и художником, обладать тактом и чутьем эстрады. К величайшему сожалению, всего этого у него и не хватает.

Заходил к ленинградским артистам. Конферансье мне что-то не понравился в одном отношении. Ужасные гостиницы в Куйбышеве – без водопровода, без санитарных узлов.

Пришла какая-то дубина, отрекомендовалась Самохваловым, работающим в гражданской авиации. Сказал, что во времена никишовщины (генерал И.Ф. Никишов возглавлял «Дальстрой» в 1939—1948 годах. – Б.С.) трудился в Магадане. Выяснилось, что жена послала его достать билеты на 7-е или 8-е. Я ответил, что могу обещать на 8-е, и то нужно заранее до меня дозвониться. С этим он ушел, я, несмотря на охватившее меня бешенство, все-таки сумел заснуть.

7.11.55. 9.00

Как буду вечером петь – не ведаю. С голосом плохо. Сейчас передают доклад Кагановича на торжественном заседании в Большом театре. Доклад идет к концу. Он несколько длинноват и ничего нового не говорит. Запомнил одно: наше правительство ни на йоту не уступит в своей позиции по германскому вопросу.

Какая огромная разница между вчерашней и сегодняшней погодами. Вчера, особенно вечером, хлестал холодный, с ветром, дождь. Слякоть была невероятная. А сегодня чистое, солнечное небо. Подморозило, стало сухо. Погода решила благоприятно отнестись к октябрьским праздникам, а еще более пожалеть советских граждан, которые должны были бы шлепать по грязи.

8.11.55. 9.15

Ровно 13 лет назад я пел в этом зале Куйбышевской филармонии. Зал отремонтирован, тепло. На вчера и, кажется, на сегодня все билеты проданы. Я ожидал, что будет пьяная публика, но мои опасения оказались напрасными. Люди, несмотря на то, что их утомило первое отделение, слушали очень внимательно. Пел я не блестяще. Пора, пора уходить на покой.

Вчера был один намек, буду ждать последующих перипетий.

10.11.55. 8.37

Вчера заходил полковник Остапович – один из руководителей магаданской офицерской школы. Много интересовался всеми изменениями. Хрущевский удар по архитекторам^[53] явился, так сказать, отрезвляющим средством после праздничного веселья. Конечно, не очень приятно некоторым маститым архитекторам после застольных тостов в октябрьские праздники неожиданно оказаться без почетного звания Сталинского лауреата и еще хуже – оказаться снятым с работы постановлением Совета Министров и ЦК КПСС. Это подобно разрыву атомной бомбы. «Нокаут» 4 ноября, очевидно, запомнится надолго и накрепко. Но мне лично кажется, что на внешнем облике будущих зданий это отразится не очень благоприятно, потому что у нас, в России, принято следовать старой русской пословице: «Заставь дурака Богу молиться, он лоб расшибет». Не получились бы в результате здания тюремного пошиба, без всяких украшений, коробки с оконными и дверными отверстиями. Но в принципе это постановление правильное. Мне пришлось быть в городе Ангарске. Впечатление осталось такое, что это не русский город, а какой-то не то римский, не то греческий акрополь.

Настроение отвратное. Вчера позвонил администратор здешней филармонии Вайсберг, он оказался братом Лени Вайсберга (Лени «хлородонта»), говорил с ним по телефону, и тот, узнав, что я нахожусь здесь, в Куйбышеве, был страшно удивлен и обрадован. У авторов проекта гостиницы «Ленинградская» отобрали Сталинские премии по архитектуре. Это постановление положило начало эпохе безликого «стандартного» строительства, серыми плодами которого мы «любуемся» до сих пор.

11.11.55. 9.20

Раздумье. Необходимо выслать Алле Николаевне Щиповой не менее тысячи рублей, чтобы оплатить квартплату и книги, на которые она тратит, очевидно, свои деньги. И тут необходимо купить пальто, иначе я без него пропаду и простужусь.

Осенняя погода, идет мелкий снег. У мясной лавки все время очередь домохозяек. Обошел магазины, демисезонных пальто вовсе нет. Были в милиции. Вопрос с пропиской в гостинице сразу же уладили. Завтра по телефону передадут, как поступить по поводу утери моего паспорта.

Несмотря на слякоть, побывал во многих магазинах. Купил китайскую подкладочную материю темно-фиолетового цвета, из которой я сделаю очень хорошую рубашку для серого костюма.

Я приобрел роман «Три мушкетера». У меня еще в Магадане зародилось желание сделать для радио литературную композицию по этому произведению. Публика всех возрастов любит этот роман, а фильм сделал его еще более популярным. Работа предстоит очень большая. Надобно сократить его и превратить в пьесу. Попытаюсь сделать. Мне кажется, такую композицию будут слушать с большим интересом.

21.00. Как это ни страшно, но сегодня, 11 ноября 1955 года, жизнь моя переломилась ко второй половине... к концу. Всеми способами и средствами я самолично ускорю этот конец. Я никому не нужен, и мне никто не нужен. Я очень сожалею, что сделал огромнейшую глупость, согласившись на гастроли, вызвав тем самым у одних сожаление, а у других – злорадство и искреннее чувство удовлетворения от моей теперешней ничтожности и ненужности. Что специально так задумано, я начинаю постепенно в этом убеждаться. А раз так... к чертовой бабушке все эти гастроли, которые морально меня унижают и уничтожают. Если я их продолжаю, то ради театра, но совершенно разорваться для театра я не могу. Сегодня Мармонтов прочитал телеграмму от Горшечникова, в которой, между прочим, говорится и в форме совета предлагается петь в больших городах по два концерта в день. Что это? Недомыслие или желание выколотить из меня все, что можно, пока я делаю сборы? Нет, этого не выйдет! Я не собираюсь ради театра терять жалкие, последние остатки голоса и уйти в «никуда», забытым, разочаровавшимся во мне народом. Пусть лучше будут вспоминать, что был хороший певец, чем «Эх, раньше он пел, а сейчас будем ему аплодировать ради вежливости и жалости». А я как раз не хочу жалости, черт возьми! А меня к этому определенно ведут, чтобы окончательно развеять ореол любви и симпатии народа. Цель мне ясна. Поэтому надобно всеми силами стараться уйти со сцены.

После знаменитого предпраздничного хрущевского «нокаута» началось всесоюзное покаяние архитекторов, с кулачным битьем себя в грудь, с сокрушенными признаниями, что только теперь они поняли всю никчемность дорогостоящих колонн, балконов, пилястров и других архитектурных излишеств. Теперь всем стало вдруг ясно, что окно останется окном, даже если вокруг него не будет затейливых завитушек, и двери должны быть благородны и строги в своих простых линиях. Сразу у всех развязались языки: это во всем виноваты душкины и Поляковы^[54]! Вот теперь мы вам покажем, благо есть указание и распоряжение. Теперь давайте крыть кто во что горазд. Ленинградскому метро определенно не повезло, оно слишком поздно родилось.

12.11.55. 9.40

Я был поражен, как этот артист похож на него. Мне сперва показалось, что он просто переоделся, неужели и внутренне он такой же, как тот Юрий. Неужели? Было бы чудесно.

13.11.55. Воскресенье. 10.00

В комиссионном магазине вчера купил серое демисезонное пальто и большой дорожный чемодан (230 руб., с чехлом). Вечером после концерта сидели в ресторане. И.Ф.(Фролов), Каличенок и еще артист Куйбышевского оперного театра. Каличенок рассказал, что мне пришла якобы полная реабилитация, и, по его мнению, театр ради своей выгоды скрывает это, полагая, что я, узнав о реабилитации, брошу поездку, что театру пока невыгодно. Я этому, конечно, не верю. Радио и пластинки пока молчат, а раз так, значит, не все еще в порядке. Будем ждать и постепенно приближаться к Магадану.

Читаю дневник Блока, он очень интересен, но написан в какой-то судорожной манере, нервно, местами шизофренично. Но очень много любопытного из него можно почерпнуть для моих будущих «Двуногих волков»^[55]. Атмосфера части дома двуногих волков будет пропитана Блока и Мережковского настроениями. Часть молодых «волков» пойдет даже дальше. И.Северянин, футуристы, но не будет Маяковского, мою антипатию к нему проведу, где только будет возможно. «Ключи счастья» А.Вербицкой, оккультные романы Крыжановской-Рочестер; волки-дети: книги «золотой библиотеки» Вольфа, его журнал «Задушевное слово» для детей мл., ср. и ст. возрастов, Чарская с ее повестями, Эмилио Сальгари, Луи Жаколио, Луи Буссенар, Арсен Люпен, Поль д’Ивуа, Райдер Хаггард, Стивенсон, Жюль Верн, Фредерик Марриет, Майн Рид, Ф. Купер. И рядом другой мир, освещенный алым светом больших рубиновых лампад в серебряных подставках перед старинными киотами, искрящимися от икон в золоте и драгоценных камнях. Мир, в комнатах которого на этажерках стояли также книги: Лесков, Мельников-Печерский, Библия, «Жизнь Иисуса Христа» Ренана, Четьи-минеи, журналы «Русский паломник», романы из серии «Интимная жизнь монархов», «Парижские тайны» Э. Сю, Антонио Порро, «Ганс Найденов – атаман Красная Сатана», «Приключения Гарибальди». Все последние книги перетаскиваются из комнат гимназического поколения «волков».

А Ю. не выходит у меня из головы, обещал прийти после «Князя Игоря», сообразит ли он, что Каличенок здесь никому не нужен. Мне хочется, чтобы Ю. рассказал мне о Ленинграде 50-х годов. Мне необходимо ему денежно помочь. Как мне было иногда туговато в дни моей молодости, как мне хотелось посидеть в ресторане, приодеться. У него для его лет слишком мальчишеское лицо, мне оно почему-то нравится. И как отвратительны были лица остальных двух, от которых веяло полным отсутствием культуры, такта и всего того, что так разнит мастера-художника от ремесленника.