Текст книги "Проклятое искусство"
Автор книги: Вадим Козин
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
Вчера почти весь день моросил мелкий теплый дождь. Неприятно сыро. Отдал фотографу ДОСА отпечатать с владивостокского негатива 40 карточек с моим факсимиле. В типографии отпечатали 500 экз. моих афиш. В магазине купил: Эльза Триоле «Рассказы» и «Чехов о литературе». Марки стран демократии куплю сегодня.
22.07.56. 8.03
Сырая погода меня словно подкашивает. С голосом очень плохо. Ветрова очень слаба как аккомпаниатор, ничего не может играть самостоятельно, вне нот. Сколько она портит нервов, один бог знает. В когизе марок почти нет. Очень обидно. Я так на это рассчитывал.
Вчера перед началом спектакля Шайкин, решив разыграть из себя режиссера, начал делать указания по поводу предстоящего спектакля так называемой, как он выразился, массе, состоящей из 4 человек. В числе этой «массы» оказался Акчебаш (артист хора, окончил, между прочим, Кишиневскую консерваторию, пел в Румынии, потом отбывал срок на Колыме. – Б.С.) – с болезненным самолюбием человек. Он не стал слушать «руководящих наставлений» Шайкина, тот вышел из себя, как-то его обозвал. Акчебаш не остался в долгу и предложил ему прежде всего вылечить свой голос от хрипоты, имеющей свое происхождение вовсе не от простуды. Пьянки Шайкина никогда не создадут ему авторитета. Акчебаш же считает себя обиженным и, может быть, вполне справедливо считает себя также не хуже Приходько.
Шульгин ведет неблагопристойную игру против Ломова (артист балета. – Б.С.), она началась еще с Магадана. Вместо того чтобы тщательнее работать и совершенствовать парня, он хочет его уволить всеми правдами и неправдами, совершенно не беспокоясь, что будет представлять из себя и без того жалкий балет. Фролов и Деревягина погоды не делают и не сделают. А мужчину-танцора в Магадане очень трудно найти. Шульгин же в пылу ненависти и злобы об этом забывает.
Июль. Полдень (воспоминания. —Б.С.).
На небе ни облачка. Высоко в небе сверкает солнце. Кажется, что все живое вымерло, даже птицы перестали щебетать. Золоченый крест ям-тесовской церкви Спаса Преображения ослепительно блестит, словно соревнуясь с лучами солнца. В деревне все так же тихо. Все на поле. Извилистая Оредеж, изнемогая от жары, петляя и прячась под высоким берегом из окаменевшего красного песка, около села впадает в небольшое озеро, которое заполняет широкую долину.
Деревенские детишки полощутся в озере и на мелких местах реки. Пастух привел коровье стадо к озеру, и коровы с наслаждением стоят в воде, лениво пережевывая свою жвачку, и медленно обмахивают себя хвостами. Куры спрятались где-то под кустами, а более шустрые принимают солнечные ванны, купаясь в песке, поднимая столбы пыли. Петухи не горланят. А солнце немилосердно палит.
Сейчас хорошо лишь в лесу, в особенности в сосновом. Солнечное тепло растопило смолу, и сосны издают изумительный аромат. Издалека чувствуется запах гари, очевидно, где-то далеко горит лес. Малина и черная смородина, наливаясь соками, зреют. Неутомимые пчелы, мелодично гудя, перелетают с цветка на цветок.
На сельском кладбище также носятся ребятишки. Одно – старое – кладбище расположено вокруг церкви и со временем очутилось в центре села, другое – новое – примостилось с одного края села, рядом с оврагом, по дну которого течет ручей, именуемый Ламанческим ключом. На кладбище еще немало старых деревьев, но оно, со всеми многочисленными холмиками, утопает в сочной траве, среди которой рдеет крупная земляника, которая и привлекает ребятишек.
По оврагу змеится тропинка, скрытая густым кустарником и деревьями, на склонах оврага. Справа, на более высоком берегу оврага и ручья, расположилось небольшое имение, носящее название «Ламанческий ручей». Там, где ручей впадает в реку Оредеж, стоит пристань «Село Ям-Тесово» – здесь конечная пристань, дальше Оредеж становится несудоходной. На пристани, обыкновенном наплавном плоту с перилами и двумя скамьями, стоят два-три удильщика и ловят окуней и уклеек. Солидная рыба не проживает в мелководной Оредеже.
Так было, по крайней мере, в 1912—1913 годах, теперь я не знаю. Судя по газетам, в каком-то месте на Оредеже построена гидроэлектростанция. Ах! Изумительная пора детства, золотого, безоблачного детства, когда и в голову не приходило, что через пять, десять лет для тебя наступят годы лишений и горя.
23.07.56. 8.00
Отвратительная погода. По коридору топают спортсмены, которые вчера выступали на соревнованиях. Захламили всю гостиницу. Но трое из них заслуживают внимания Кабалова. Вчера концерт был на аэродроме, в т.н. Клубе офицера – сарае, выстроенном еще японцами. Мне странно, что прошло уже столько времени, но до сей поры всюду пользуются японскими обносками и развалинами. Пора бы по-хозяйски устроиться навечно.
Не знаю, правда ли, но в группе московских артистов, приехавших с Геленой Великановой[79], произошла в автобусе драка. Это позорно!
Свое выступление транслировать не разрешил. Незачем и ни к чему. До бешенства меня доводит музыкальное сопровождение. Вот поистине убожество и ограниченность.
24.07.56. 6.50. Гастелло
Приехали ранним утром. Прежде всего поражает всюду проникающая сырость. Она страшно гибельна для голосовых связок. Гастелло – небольшая ж/с в 344 км от Корсакова. Ехали в японском мягком вагоне с нелепыми низкими сиденьями и не менее нелепыми занавесками. Доехали без всяких инцидентов. В сарае, именуемом гостиницей, нас еле разместили. Сейчас лежу в постели, отвратительной своей сыростью.
25.07.56. 7.00
Сырая отвратительная погода сводит с ума. По путеводителю совершенно не упоминается Леонидово и вскользь – Гастелло. Необходимо достать карту Сахалинской области, но ее я, очевидно, достану лишь в Южно-Сахалинске. Уже остается 6 дней до конца июля и до конца года остается уже 5 месяцев. Странно, как быстро летит время. Пора, пора умирать! Умереть, ни с чем не примирившись. Очевидно, это так и будет. Никто и ничто не пошло мне навстречу, хотя я лично сделал очень много в этом направлении. Ну, и черт с ними! Я умру честным и, самое главное, могу спокойно глядеть всем в глаза.
«Зачем пиходишь ты, когда не надо пиходить!» Эту фразу я говорил в самом раннем детстве тем людям, которые почему-то внушали мне какую-то антипатию. Фраза была подобрана дипломатично и вежливо.
Этот период детства связан с проживанием семьи на М. Посадской ул. в большом каменном доме, и сейчас еще сохранившемся, в первом этаже. Квартира не отличалась обилием дневного света. В моем детском воображении она была мрачной, полутемной. Пугал длинный темный коридор и в особенности ванная комната с огромной ванной и уборной. Отрывочные эпизоды из этого периода по мере вспоминавшегося я буду сразу записывать.
Вспоминаю наш столик, специально детский, летний, из плетеных и гнутых прутьев, и креслица из того же материала. Эта детская мебель еще долгое время служила в другой квартире, по Б. Посадской, 28, в деревянном флигеле. Помню, как я ел свою котлетку за этим столиком.
Ярким штрихом того времени запомнился следующий эпизод. Муж одной из сестер отца, Константин Сергеевич Бахвалов, по рассказам матери, очень меня любил и всегда что-нибудь придумывал для меня. В те времена были в большом распространении дешевые игрушки из бумаги и картона, ярко раскрашенные конки (вагоны на конной тяге). Конки были разных фасонов, одноярусные и двухъярусные с сиденьями на крыше вагона, наверх с коночной площадки вела винтовая лесенка. Наверху ездил бедный люд, не имеющий лишней копейки. Так вот точная модель такой конки со снаряженной парой лошадей пленяла тысячи мальчишеских душ, в том числе и меня.
Вспоминаю, как однажды это было. Очевидно, в воскресенье и зимой у окна в две рамы, замазанного по-зимнему по моде того времени, засыпанного между рамами опилками высотой до 5—6 см и поверх застланного белоснежною ватой, на поверхности которой лежали бумажные цветы с обязательными двумя стаканчиками, наполненными кислотой, долженствующей вбирать в себя всю влагу. И вот, сидя у окна, я заметил, что по карнизу со стороны улицы бежит конка, которую мне так страстно хотелось иметь. Пробежав вдоль окна, она исчезла и снова появилась, двигаясь уже в обратную сторону. Я начал отчаянно кричать, требуя, чтобы меня немедленно одевали и вывели на улицу, чтобы взять в руки эту конку. Крик и слезы продолжались до тех пор, пока дяде Косте не надоело бегать под окном с этой конкой. Но что было дальше, я не помню.
В этот период у нас работала в кухарках некая тетя Саша. Я очень любил с ней пить на кухне кофе, но нас разделял коридор, которого я страшно боялся. В коридоре стоял шкаф, впоследствии стоявший у бабушки, вернее, она временно отдала его нам, а когда отпала надобность в нем, его вернули обратно на М. Посадскую, 20. Это был старый большой посудный шкаф, служивший верой и правдой двум поколениям. В нем находилась огромная старинная кофейная мельница. Кофе пился по утрам всей семьей. Без кофе не мыслилось утра. Утренний кофе собирал всю семью за огромным столом в столовой.
Где была моя и моей сестренки комната, в те времена именуемая «детской», в этой квартире, я не помню. Не помню также как родительской спальни, так и гостиной. Ведь это было в 1909—1910 годах, почти полвека тому назад. Полвека тому назад.
Я уже старик. Моих родителей давно уже нет в живых. Замучила их проклятая эпоха. За что? За их беспрерывный труд. За то, что они, как и миллионы простых людей, образовывали семейные ячейки, плодили детей, растили человеческое поколение, ни во что не вмешивались, ничего не нарушали, жили по тогдашним законам и мечтали или пытались создать лучшее будущее своему потомству. Вихрь революций разнес в пух и в прах их убогие мечты и желания. Желания наивные, безобидные. Они хотели, чтобы их дети не стали бы ворами, убийцами. Сыновья бы получили образование, а дочери выходили бы замуж, и они могли бы играть и нянчиться с внуками. Все это у них отняли, считая все это «мещанством», по образному горьковскому выражению. Принесло ли это пользу России? По моему личному мнению, нет! Физическое уничтожение целого поколения людей ничего не дало, лишь породило новое поколение детей, мстящих за своих отцов. Породило такую эпоху, которую будущие историки назовут самой страшной изо всей русской истории. Эпоху Сталина и Берии.
15-00. Приехали в ЛЕОНИДОВО, сошли на ст. Олень-Сахалинский. Гостиницы в поселке нет, есть только «дом для приезжих генералов». У нас, очевидно, столько расплодилось генералов, что для них в дрянном поселке строят или отводят специальное помещение. Для нас в этом доме мест не оказалось, все занято съехавшимися генералами. Умора да и только.
Сейчас я уже улегся в постель гостиницы при аэродроме. Всюду невообразимо сыро, но ничего не поделаешь, такова моя теперешняя участь. Скрашивает жизнь лишь лицезрение молодости. О марках тут и думать нечего.
26.07.56. 7.45. Леонидово
Пел вчера я, конечно, отвратительно, 50 процентов из-за моих недостатков и 50 – из-за ученического аккомпанемента. Я все напортил себе в этой поездке, дав согласие поехать с Ветровой. Она, конечно же, не аккомпаниатор-художник и им никогда не будет.
Клуб офицеров – небольшой, на 250 мест всего, но чистенький и находится в хорошем, незапущенном состоянии. Боюсь, что аншлага сегодня не будет из-за меня, я сейчас не певец, а недоразумение, с моими остатками голоса мне необходим первоклассный аккомпаниатор, который бы смягчал и скрашивал мои недостатки, иначе мне надобно прекращать свою концертную деятельность.
16.20. Погода по-прежнему удручает и действует на нервы своей пасмурностью и холодом. В голове тревожные мысли о нерадостном будущем и страшной старости. Для чего я живу и кому нужно то, что я сейчас делаю? Мне самому это не приносит удовлетворения. От сознания своей никчемности мне становится настолько отвратно, что я боюсь, как бы не попасть в психиатричку. Все люди к чему-то стремятся, чего-то стараются добиться, а я что? Один переживаю муку предсмертной артистической агонии.
Все, что было хорошего и подлинно талантливого, задушила, затоптала эпоха Сталина. Всем своим нутром я чувствовал, что происходит что-то не то, что должно быть все как-то иначе. Подчас я высказывал в узком кругу окружающих меня людей недовольство творящимся. Я жил как честный советский человек, как существо, которому природа дала возможность мыслить и анализировать все окружающее. А в это время одна треть земного шара обязана была принимать уже готовые для всех стандартные пилюли вместо мыслей. Отказ от принятия этих пилюль грозил смертью, и миллионы шли на эту смерть. Одни благородно погибли, а другие, вроде меня, остались полуживыми и сейчас агонизируют, будучи не в силах оправиться и набраться свежих сил, отлично зная, что смерть все равно для них придет, что она неминуема. Как странно писать эти строки, зная неотвратимость грядущего. Иногда хочется верить в какое-то чудо. Думать, что все это только сон, что старости нет, что по-прежнему молод.
Ах, эти проклятые «ножницы» между моим понятием о собственном творчестве, творчестве по своему желанию, а не по регламенту, и понятием общепринятом, которое считает творчество художника ремеслом, профессией, трудом. Артист, актер, писатель, музыкант, художник – это одержимые, полусумасшедшие люди. В искусстве, по моему личному мнению, не может быть места холодному рационализму. Места заранее подготовленному рецепту. Нельзя заранее все предугадать и, как в математике, вывести формулу вдохновения и творчества. Лишь взлет несколько больной фантазии, лишь менее нормальный мозг способен создать произведение искусства, которым будут восхищаться нормальные люди, которые независимо от себя будут сознавать, что они не способны на создание произведения искусства, ибо они всего-навсего нормальные люди. Все большие и настоящие художники слова, музыки, пения, живописи были полусумасшедшие и психически больные люди. Они никогда не были служащими. Они всегда находились в оппозиции к обществу, ибо они были одержимыми...
Уже подходят часы моего концерта, вернее, ежедневной публичной казни, публичного показа за деньги своего позора, своей ничтожности и беспомощности. Я уверен, что народа сегодня не будет. Никому не придет в голову слушать певца «на протезах». Как больно и тяжко самому сознавать это.
27.07.56. 13.30
Приехали на станцию СМИРНЫХ около 10 с минутами утра. Погода по-прежнему пасмурная. Вагон был полон ребятишек, возвращающихся из пионерского лагеря. По обеим сторонам железной дороги виднелись на протяжении десятков километров черные пни сгоревшего леса. На горизонте справа полыхали огни пожарища. Особых мер, кроме предупредительных плакатов, вроде: «Берегите лес – это наше богатство», по тушению пожаров не принимается. Кругом самолеты нарушают спокойствие своим ревом, а когда полыхает пожар, для самолетов нет горючего для оказания помощи в тушении.
Ребятишки рассказывали, что там, где они отдыхали (в Аниве), из-за лесного пожара погибло около 60 жилых построек, а мер по тушению не предпринималось. Разве это не вредительство! В Леонидово, по рассказу шофера, дорога при японцах была асфальтированная, при русских она не ремонтировалась и потому покрылась выбоинами. Наши умные руководители ничего не могли лучше придумать... как содрать с дороги весь асфальтированный настил. Как это можно классифицировать? Неимением ремонтных материалов? Но ведь японцы ремонтировали. Одним только вредительством, бесхозяйственностью это назвать нельзя! Если бы это было в моей власти, я бы взял этакого толстопузого руководителя коммуниста, который забыл, что таскает в своем кармане партбилет, вывел бы его перед народом на площадь. Перечислил бы вслух, что он должен был выполнить и почему он не выполнил, и тут же, на глазах, расстрелял. Я уверен, что многие бы сразу отказались от руководящих работ, а которые согласились – работали бы как проклятые. Такова русская натура. Она боится только плетки или пули.
Остановились в специально отведенном для нас трехкомнатном домике, но, очевидно, полном клопов. Это обстоятельство выяснится сегодня ночью. Напротив, через дорогу – столовая с модным «самообслуживанием».
Кругом кудахчут куры, изредка звонко заливается собачонка, когда кто-то заходит в квартиру за стеной. Мальчишка из соседнего дома рассказал, якобы в книжном магазине продаются марки для коллекции. Завтра туда либо съезжу, либо схожу.
В столовой взял свежую уху и порцию курицы, желудок пока не болит, очевидно, комбижира в этой столовке в пищу не употребляют. Но курица консервированная. Очень много китайских консервов: ананасы, свиная тушенка, курица, рыба, яблоки и пр.
28.07.56. 10.00
Вернулись со вчерашнего концерта в пятом часу утра, а выехали в 12 ч. ночи. Всему причиной дорога. Отвратительная, вся в ямах и выбоинах. Мне страшно неудобно за Анатолия, владельца «ЗИМа», он любезно согласился отвезти меня на концерт и привезти обратно. Концерт был в поселке Оноре, расположенном в 53 км от Смирных. Если бы я заранее знал, в каком состоянии содержится дорога, я бы наотрез отказался от поездки и тем более от концерта, где нас приняли по-хамски. Комнату для женщин протопили, а для мужчин – нет. Я отказался отдыхать в этой комнате, ибо белье в кровати было совершенно мокрое от сырости. От качки и бензина меня вырвало, разболелись почки.
Сейчас я раздумываю, петь сегодня или нет. Я заметил, что все концерты и все дела, устраиваемые Гаскиным, построены на каком-то жульничестве и обмане. Нет веры в правоту того, что он делает. Это очень неприятно и чревато последствиями для театра. Сейчас, если я буду выступать в Смирных, мне очень хочется проехаться в песенке по этим мерзавцам.
Я приехал к вам из Магадана,
Все дороги, ямы миновал.
Но такие ямы, я скажу вам прямо,
Как у вас, нигде я не встречал.
За такие пути-дорожки
Кой-кому надо всыпать немножко. И сказать, что еще рановато
Быть (или: слыть) начальством в дорожных делах!
29.07.56. 7.50
Дождь шел ровно сутки. Я с середины концерта захрипел, голос потерял металл и засипел. Нос заложен и, очевидно, в правом глазу назревает ячмень, потому что я вновь здорово простудился. Эта поездка с театром не принесла мне ничего, кроме унижения и физических страданий. В Магадане я стесняться не буду с этой шоблой. В этом поселке нет ни радио, ни газет. После Южно-Сахалинска я уже не знаю, что делается на свете.
Месяц тому назад в Петропавловске стояла такая же погода, как на этом задрипанном острове, который я называю «земля Ссаникова».
Звонил из Южно-Сахалинска Гаскин, но я твердо решил, еще выезжая в эту поездку, что петь там не буду. Все коллективы приезжали с приличным музыкальным сопровождением, лишь я покажусь с таким убожеством, к чему мне это лишнее унижение.
Не знаю, чем кончилась вчерашняя посиделка. Любович, очевидно, имеет какие-то виды на девушку Анатолия, а эта блядь не прочь изменить своему парню, которому она под видом шутки заявила, что она знакома с ним лишь потому, что имеет возможность ездить как бы в собственном «ЗИМе». Ей кажется, что это поднимает ее в глазах смирнихинского общества. А как парень он ей не нужен. Анатолий хочет переехать в Магадан. Я лично за это, ибо у меня будет под рукой радист. Но это дело будущего, сейчас надобно обработать его в отношении приемника – «телефункена».
Вчера за столом между Анатолием и его Милочкой произошла небольшая размолвка. В этом повинен Любович, а Кабалов стал подыгрывать ему, имея, видимо, какие-то виды на Анатолия, который, очевидно, ночевал в машине, а она – на кровати в комнате Любовича и Кабалова. Парень был раздосадован завязавшимся флиртом между его пассией и Любовичем. Я не захотел быть свидетелем дальнейшего, да оно меня и не очень интересовало. Я только удивляюсь смрадности душонок Кабалова и Любовича. Как все это мерзко и противно. Итак, завтра едем в Поронайск. Неужели там я не найду никаких марок...
Анатолий подает ей из автомобиля сигналы, а она не обращает на них никакого внимания. Сейчас мне ясна картина происходившего после моего ухода. Кабалов как будто из дружеских чувств, желая помочь проискам Любовича в отношении этой бляди, сперва сделал вид, что хочет уложить пьяного Анатолия в машину, а затем перенес туда закуску и сделал с ним все, что ему хотелось. Любович же сотворил то же самое с Милочкой. Как все это пакостно. Честное слово, при всех моих недостатках, я чище и целомудреннее их всех на сто голов. А эти сволочи имеют жен и партбилеты.
Сейчас Анатолий полудремлет в своей машине, а эта проститутка спит как ни в чем не бывало на постели в мужской комнате. Мне жалко Анатолия и в то же время досадно, что он раб своего полового чувства. А эта сучка, отлично все понимая, пользуется и вертит им, как тряпкой. Все эти гадости описывали Бальзак, Золя, Мопассан и Мирбо. Мы считали, что все это могло происходить лишь во Франции, лишь в раззолоченных дворцах, среди ничего не делающих и не работающих бездельниц и дармоедов. Но оказывается, аналогичная жизнь, игра половых страстей происходит всюду ежечасно и ежеминутно. Стоит только лишь внимательно приглядеться. Вчерашней ночью машина была превращена в миниатюрный бардачок, специально устроенный для удовлетворения кабаловских страстей. Если это описать в мопассановском духе, то никто не поверит, скажут, что это клевета на советскую действительность и наших людей. Не могут фигурировать в подобной новелле человек с партбилетом, награжденный орденом звезды, у которого жена пользуется каким-то авторитетом в Магадане и сама носит партбилет; бывший участник Отечественной войны, специалист по связи, имеющий собственную машину и семью: трех детей и жену; актер театра, женатый, и молодая особа – советская девушка, не приходящая иногда ночевать домой. Скажут: это пасквиль, написанный пером врага или недруга Советского Союза. Внешне все как будто в ажуре. Что такого? Решили после концерта посидеть, немного выпить, закусить, поболтать, а ввиду того, что нельзя вести машину нетрезвому человеку, то почему не заночевать в ней, девушка может переночевать в мужской комнате, двое же на нее не набросятся. Девушка ничего не имела с женатым собственником автомобиля. А партиец-актер не обладает противоестественными наклонностями. Все целомудренно и прилично, и позор и стыд тому, кто возводит такую клевету на советское общество.
20.25. День прошел без всяких эксцессов. Невыразимо болит голова, несмотря на какие-то облатки Кабалова. Анатолий говорит, что у него растянулась подвеска у правого переднего колеса машины. Сейчас он спит, а его блядь, очевидно, пошла в ДОСА (Дом офицеров советской армии. – Б.С.). Наши артисты ушли уже на концерт. Любович принес газеты: две – сахалинские, от 27 и 28 июля, две – военные и один номер «Советской России». Особо выделяется «хорохоренье» египетского Насера, раздосадованного отказом США дать денег на постройку плотины. Мне несколько непонятна американская политика в этом вопросе – она расширяет экспансию демократии в глубь африканского материка...
30.07.56. 16.15
Анатолий так и не приехал. Клавдии Дмитриевне (Федоровой. – Б.С.) показалось, что он очень похож на Жерара Филиппа – на эту французскую киномандавошку. Сходство какое-то есть. Кстати, Кабалов рассказал, что ему из Москвы одна хорошая знакомая написала, что она добилась свиданья с Филиппом. Он оказался очень слабым мужчиной. Как низко пали наши женщины, решившие пойти на совокупление с этой французской дрянью.
23.55. Поронайск.
Гостиница бумфабрики
В последних известиях передали, что Насер рискнул пойти на национализацию Суэцкого канала. По-моему, такую дерзость и наглость пропустить безнаказанно нельзя. Я бы на месте Англии просто применил бы военную силу.
Концерт пел паршиво. Полностью билеты проданы не были. Как-то будет завтра? Кабалов рассказывал, что группу киноактеров, приехавших в Москву во главе с Ж.Филиппом, сперва разместили в новой «Ленинградской» – высотной гостинице. Однако ввиду творящегося по вечерам блядства вокруг нее, которое, видимо, пришлось по вкусу мужчинам-французам, гостей перевели в реставрированную «Новомосковскую», чем они были страшно огорчены. Оказалось, что Жерар Филипп ночевал с «проституткой специально для иностранцев». И теперь вся Москва знает, что как самец он очень слаб. Я думаю, что не очень будет приятно для его самолюбия узнать, как оценили его мужские достоинства русские проститутки. Что-то уже два раза возвращаюсь к этому мышиному французскому жеребчику. Право, он не стоит такого интереса и внимания. Но все-таки удивительно быстро разносятся по Союзу эти гадости.
31.07.56. 7.40
В номере сыро, холодно, неприятно. Фактически в этом году лета я не видел. Этот проклятый дождь преследует нас повсюду. Аничка-кассирша рассказывает, что в поронайских продмагах нет даже селедки. Почему такое неравномерное снабжение продуктами? Что, здесь живут люди другой породы и кушать они должны меньше? Или не хватает продуктов на всю Россию полностью? Что-то творится, очень незаметное для непосвященного глаза. Экономика зиждется на мировых законах, а местное планирование иногда не приводит к положительным результатам. Проезжая по Сахалину, я убедился в этом собственными глазами. Особенно это видно по состоянию дорог...
Будучи в Леонидове и прослушивая концерт Окуневской[80], я с удивлением констатировал, что в репертуаре певца Аполлона Парадиева фигурирует моя песня «Вот ведь вы какая», а автором музыки называется Б. Энтин. По приезде в Южно-Сахалинск я пошлю телеграмму в Управление авторских прав и восстановлю истину.
15.50. Проехался на машине по городу. Боже, какая же в Поронайске грязь, когда идет дождь. Эта т.н. гомерическая грязь. Книжный магазин, на мое еврейское счастье, был закрыт на переучет.
1.08.56. Макаров
Под проливным дождем подкатили к вокзалу и промокшие, злые и усталые ввалились в вагон, полный народа и дыма. В Макарове купил костюм, который надобно несколько переделать. Итак, у меня три костюма коричневого оттенка, теперь примусь за синие и серые тона. К старости следует заготовить побольше костюмов, белья, обуви, чтобы, перейдя на пенсию, можно было как можно реже приобретать крупные вещи.
В книжном магазине купил три тома «Дневников» А.В.Никитенко, «Исландские сани», «Персидские письма» Монтескье и некоторое количество марок, но самое главное – блок ко дню рождения И.В.Сталина, сейчас это будет филателистической редкостью. Город Макаров компенсировал все неудачи по филателии в других пунктах. Кабалову дал 150 рублей, Федоровой – 50, Гаскин должен 300 рублей, Голубев – 2100. Итого в долгах – 2600 руб. В Южно-Сахалинске нужно будет заказать лакированную обувь коричневую и черную, выдровый воротник, микрофон и приемник. На это пойдет 1400+1800+2000=6000 рублей. А сейчас полчаса почитаю «Дневник» Никитенко, в котором очень много интересного, касающегося николаевской эпохи. Никитенко был цензором всех наших великих русских писателей, и его дневник должен быть увлекательно интересным. Я приветствую начинание в издании мемуаров. Итак, мой дневник, спокойной ночи.
3.08.56. 7.05. – Южно-Сахалинск
В этой проклятой Владимировке, именуемой ныне Южно-Сахалинском, лупит дождь. Он истрепал мне все нервы. И долго не давали заснуть пришедшие с танцев молодые спортсмены, щеголявшие по коридору в одних трусах и делавшие гимнастические упражнения, вроде хождения на руках, с задиранием ног. В вестибюле сидела небольшая группа девушек-спортсменок, и на одну из них с невероятным вожделением глядел кривоногий парнишка небольшого роста, с красивым лицом. Его взгляд гипнотизировал ее – он неслышно приказывал выйти ей на улицу. Парень сгорал от возбуждения, ему было уже совершенно безразлично, что завтра его ожидают спортивные состязания, для которых он, собственно говоря, и приехал.
Чтение «Дневника» Никитенко увлекло меня, и я перестал слышать шум. Описывая свою молодость, автор, разумеется, упоминает Пушкина.
«Он проигрался в карты. Говорят, что он в течение двух месяцев ухлопал 17 000 рублей. Поведение его не соответствует человеку, говорящему языком богов...
Прискорбно такое нравственное противоречие в соединении с высоким даром, полученным от природы. Ничьи стихи не услаждают так души пленительной гармонией. И рядом с этим, говорят, он плохой сын, сомнительный друг. Не верится! Во всяком случае, в толках о нем много преувеличений, как всегда случается с людьми, которые, выдвигаясь из толпы и приковывая к себе всеобщее внимание, в одних возбуждают удивление, в других – зависть» (стр. 58).
Это очень правильно подметил 24-летний юноша Никитенко в своем дневнике. Как это ни странно, а такое почти противоестественное сочетание гениальности с многочисленными пороками и недостатками, нарушающими придуманные самими же людьми нормы морали и поведения, существовало, существует и будет существовать во все времена. Такова человеческая природа. Уклонение от нормы – удел гениальных людей. Гениальность всегда ходит бок о бок с ненормальностью. Во всяком талантливом и одаренном человеке ненормальность выражается очень многогранно. Фанатизм – это тоже своего рода ненормальность. Толстой, гениальность которого трудно отрицать, был в то же время и ненормальным, психически больным человеком. Я имею в виду его религиозные искания и стремление стать пророком-проповедником учения, придуманного им самим. Мешало ли или мешает это развитию человечества – это дело другого рода. Но Чайковскому его извращенность, преследуемая законом, не помешала создавать гениальные музыкальные произведения, насыщенные такими эмоциями, которые были не под силу Римскому-Корсакову, ибо он был менее ненормальный. А Гоголь? А Леонардо да Винчи? А Шопен? Да что тут говорить. Другое дело, когда просто ненормальность и порочность существуют в человеке самостоятельно. Тогда этот человек либо преступник, либо обыкновенный нормальный человек, один из тех, которые и составляют все человечество...
Помылся в сахалинской бане, она находится недалеко от базара. Замечательная парная и вообще все было замечательно. Познакомился в парковой столовой с молодым юношей Евгением Якуниным и его товарищем Борисом Ракитиным – моряком торгового флота. Меня поразила трагическая судьба этого Якунина и еще более его страшное будущее, если болезнь его ноги и руки будет прогрессировать и если ему не будет оказана медицинская помощь. А здесь ему ничем не помогают в отношении лечения. Я посоветовал написать подробное письмо на имя Хрущева. Неужели 23-летний парень должен превратиться в калеку? Мне до слез его жалко. Мне кажется, что его ждет участь Островского. Парень очень развитой, пишет стихи и, по-моему, работает в газете. Какая в мире еще царит жестокость и безразличие к страданиям человека – молодого существа. Мне делается не по себе, меня охватывает озноб.








